Знаешь, я ненавижу понедельники. Глава первая

Знаешь, я ненавижу понедельники.
Потому что мне приходится рано вставать, а ты встаешь еще раньше. Так бесцеремонно сухо уходишь, не разбудив, не издав ни звука. Я просыпаюсь одна в холодной постели, как в открытой могиле, значительно позже, чем в последний раз провернется ключ в замочной скважине, растворяя тебя в озябшем сумраке октябрьского утра… И словно не было ничего. Словно никогда и не играли моим сердцем мягкие лапки полосатого котенка – нежности. Словно не пел тихо твой хриплый от так тобою любимого молчания голос мне вчера колыбельную. Словно не лучились ровным светом твои серые глаза, успокаивая мою больную мечущуюся душу…
Беззвучно, бесшумно, будто тебе все равно, что мне холодно, зябко, невыносимо больно. Оставил, не сказав ни слова, смотреть, открыв глаза, на подернутое продрогшей сыростью грязно-ватное небо цвета мокрой штукатурки в по-больничному белом прямоугольнике окна. Бросил содрогаться в неловких нелогичных рыданиях, сминая негнущимися пальцами, вдруг ставшие такими чужими, простыни. Хладнокровно толкнул в пропасть и ушел, безразлично приминая кожаными туфлями стылую, покрывшуюся за ночь инеем, давно опавшую листву. Пропал, оставив меня судорожно натягивать на коленки твою старую растянутую футболку, в которой уснула, в тщетной попытке согреться.
И даже обжигающая руки чашка с дымящимся кофе – это ничтожно мало для хотя бы частичного восстановления еще вчерашнего моего спокойствия и цельности душевного состояния. Терпкий запах и горьковатый вкус, конечно, унимают дрожь в конечностях, но ненадолго. Только ласкающее тепло уверенных сильных рук способно вернуть меня из вязкого сигаретного дыма, клубящегося витиеватыми кольцами под потолком кухни. Только насмешливая полуулыбка, которой ты отвечаешь на очередную мою нелепицу. Улыбка, которой ты встречаешь меня, когда я прихожу с повинной после глупой ссоры, та, от которой я прячусь у тебя же на груди.
Снисходительная, полухолодная, обвинительно – прощающая…
Садист…
Словно тебе нравится видеть мое смятение, мое замешательство, когда именно с этой ухмылкой ты, лежа в холодной веранде, приглашающим жестом поднимаешь край единственного и уже тобою занятого пледа. Знаешь, в  ту секунду я всегда даю себе клятвенный зарок завтра же купить еще одно одеяло, но уже после странной, эйфорично-теплой ночи с тобой это желание растворяется в небытии.
 Губы, горячие, настойчивые, требовательные, будто я тебе что-то должна, сначала до безумия меня возмущают. Затем бесят до кондиции скорого ядерного взрыва. А потом вдруг пропадают. Ты отворачиваешься лениво и полусонно, словно не домогался меня пару секунд назад. Ты даже умудряешься придать своему обычно безразличному лицу невероятно милое выражение сладко посапывающего во сне младенца. И, как всегда, поведясь на такую простую, не отягощенную особым умом провокацию, я осторожно пытаюсь рассмотреть, действительно ли ты так внезапно уснул. В те моменты даже сама себе я напоминаю любопытную мартышку. Аккуратно касаясь твоего предплечья, находясь у тебя за спиной, я выглядываю из-за твоего же плеча. Тихо, тихо, очень тихо. Даже дыхания не слышно. Безмятежные черты лица, слишком длинные и пушистые для парня ресницы, тонкие, резко очерченные губы, небольшая ссадина на правой скуле… Я увлекаюсь, я разглядываю тебя во все глаза, ведь это единственное время, когда я могу смотреть на тебя и не бояться той самой насмешливой ухмылки. Какой же ты красивый… Я смелею: рука, чуть дрогнув, едва ощутимо обводит пальцами изломленные дуги бровей, гладит небрежно разметавшиеся по подушке, порядком отросшие с прошлой стрижки светлые волосы, касается нижней чуть припухшей губы… И вдруг, в ту же секунду я понимаю, что твои ладони крепко прижимают мои коленки к постели по обеим сторонам от тебя, а серые со стальным проблеском глаза нагловато смотрят прямо на мою грудь, которая от холода… или не от холода…
Я понимаю, что мышеловка захлопнулась. Нервно сглатывая, я чувствую дразнящие поглаживания твоих властных рук на своих бедрах…
А еще через час ты, будто намеренно стараясь меня не касаться, закидываешь руки за голову и безразлично глядишь на звездное небо в окне. А я… Мне остается только неловко съежиться на краешке постели и, глотая подступающие к горлу слезы, понимая, что, даже не смотря на недавнюю сладость, мною лишь пользуются. Без эмоций, практически бездумно, без особой приязни. Вот тогда мне начинает казаться, что даже свою зубную щетку ты любишь больше, чем меня… Скорее всего, так и есть. Да, да, это действительно так, но… Зачем-то же я тебе нужна, если ты терпишь мое так порой тебя раздражающее присутствие. Так зачем? Чтобы кто-то варил тебе кофе по утрам и убирал квартиру? Нет: ты вполне в состоянии нанять для подобных услуг домработницу. Для еженощных сексуальных упражнений, после которых от нашей близости не остается даже сигаретного дыма? Для этих целей ты мог бы выбрать девушку более тебе подходящую, более утонченную и элегантную, более искусную и искушенную, благо, они на тебя охапками вешаются. Может, ты нашел во мне родственную душу? Но что-то не похоже, чтобы ты со мной часто разговаривал. Я временами вообще забываю, как звучит твой голос…
Голос… Мягкий, сильный, чуть хрипловатый от долгого молчания. Твой голос. Тянет песню. Колыбельную. Для меня. Ну, или хочется думать, что для меня. Находясь на грани сна и яви, когда уже слишком мучительно открывать глаза, чтобы рассмотреть выражение твоего лица, я продолжаю слышать перегруженный смыслом текст и не понимаю ни капли. Потому что не хочу. Мне достаточно просто звука твоего столь редкослышимого голоса. Так тепло, так радостно, так светло и вольно становится душе, я забываю даже понять, что ты специально выбрал именно это мгновение, чтобы петь мне, потому, что завтра ты вполне справедливо сможешь списать все на мой сон. Целый миг я представляю твое слегка удивленное, чуть раздраженное лицо с приподнятой бровью, прежде чем окончательно провалиться в сладкое дремотное беспамятство.
А утро… Утро – это мой маленький ежедневный персональный ад. Каждое утро я успеваю извести себя, выжечь дотла, искалечить себе же душу и предпринять твердое решение самоубиться. Все как всегда. Как сейчас. А утро понедельника я ненавижу вдвойне. Ведь я не успеваю бросить на тебя, безразличного и ни разу не обернувшегося, даже растерянного, полного бесплодной надежды взгляда. Ты уходишь куда раньше, чем я проснусь. Я не знаю, насколько рано. Однажды я встала в четыре, а тебя уже не было…
Я всегда долго плачу по утрам, выплескивая всю злость и обиду. Бедная, бедная моя подушка. Она получает все те пощечины и крики, которые предназначались  тебе. Почему она? Потому что с тобой я проделать то же самое не смею после одного пренеприятнейшего инцидента…