Кармен из Лиепаи

Нинка

Отец Нинки, бывший унтер-офицер третьего Курземского батальона Латышской стрелковой дивизии, волной Гражданской войны был заброшен в Ярославль, где много лет проработал на советской работе.  Обратная волна в 1940 году вынесла его  на довольно высокий  пост в Лиепаю. Прибыл на родину он не один, а с молодой женой Лелей, на третьем месяце беременности.    Но, не долго длилось их семейное счастье. Через год после назначения он скоропостижно умер, оставив 19 летнюю жену и годовалую дочь Ниночку в двухкомнатной квартире,  трехэтажного дома, где до революции жили офицеры Военного порта.
Не задолго до войны их квартиру уплотнили, подселив еще одну семью. За годы прошедшие с этого первого подселения, хозяева  отобранной комнаты менялись не один раз. Наконец,  в 1957 году в комнату  вселилась, репрессированная перед войной, медицинская сестра, Фаина Исааковна Кац. Она отбывала свой срок в Казахстане, но ничего, кроме этого факта, Нинка про нее не знала. Фаина была пятью годами младше  Лели, но  Нинка называла ее по имени.
Оккупацию и первые послевоенные годы прожили Леля с Нинкой в крайней нужде. Работала она парикмахером, но денег не хватало, постоянно приходилось подрабатывать. В начале пятидесятых годов, когда Леля окончила курсы профессионального мастерства,  стали появляться постоянные клиенты, и  жизнь немного улучшилась. Сжатая в лихолетье, как пружина, думающая только, о том,  как выжить, Леля ослабила напряжение, стала иногда  отвечать на постоянные предложения клиентов пойти в кино или  на танцплощадку.
Было ей чуть больше тридцати и, иногда, она задумывалась, а почему бы не связать свою жизнь с хорошим человеком, если такой найдется. Несмотря на нелегкую жизнь, Леля была все еще хороша собой, и когда они с Нинкой шли вдвоем, многие принимали стройных,  голубоглазых блондинок за сестер.
Хотя за платяным шкафом стояло кресло-кровать, до четырнадцати лет Нинка спала вместе с матерью в одной постели, не думая о том, что может быть как-то иначе. Реализуя новые мысли, Леля переселила Нинку на диван, за шкаф, а летом 1957 года у них в доме стал появляться Ян. Он уже с год был Лелиным клиентом, но встречаться они стали  полгода назад, когда его сейнер стал в Тосмаре на средний  ремонт. Леля старалась, чтобы ее избранник, который был младше ее на три года, подружился с   дочерью, и с тех пор, как он у них стал оставаться ночевать, в кино, и даже в ресторан на Новый год, они ходили втроем. Ян Нинке понравился. И внешним видом, он всегда был щеголеват и подтянут, и тем, что обращался с ней уважительно, не подчеркивая, ее юный возраст.  Ян приходил не часто, только когда сейнер, где он служил механиком, возвращался  в Лиепаю. В августе 1959 года, когда Ян был в море, Леля сказала дочке, что они, видимо, с Яном вскоре поженятся.  Но, похоже, избранник не разделял намерений Лели. Потому что на второй день после его возвращения из рейса, он ночевать не остался, а мать  объявила Нинке, что на этой неделе хочет лечь на обследование по женской части. 
В восемнадцать лет Нинка не была настолько наивной, чтобы не понимать, зачем мать идет в больницу. Но  ни какие предчувствия ее не мучили. В этом возрасте всегда надеются на лучшее. Поэтому когда Фаина сообщила ей, что дела совсем плохи, Нинка не сразу сообразила. Какие дела? Почему плохи? Когда же поняла, что мать умерла, горю ее не было границ. От мысли, что она осталась одна, совсем одна,  ей хотелось умереть. Нинка заперлась в комнате, упала на кровать, на которой почти всю ее жизнь спала вместе с мамой,  и, убитая горем, молча глотала слезы. О том, что нужно будет организовать похороны, ей даже,  не пришло в голову.
Хорошо, что помогла Фаина. Она сбегала в порт, нашла сейнер Яна и все ему рассказала. Механик повел себя в этой ситуации вполне благородно. Он не только дал денег на похороны, а сам лично пошел выбирать гроб и делать всю ту нелегкую работу, которая сопровождает человеческую смерть. Сбегала Фаина и в   парикмахерскую, где работала Леля, договориться о помощи .  Директор обещал устроить Нинку учеником парикмахера, а профорг заверил, что коллектив поможет с похоронами.
На похоронах народу было не много: Лелины товарки по парикмахерской, Фаина с двоюродной сестрой Розой, которая когда то работала с Лелей, и Ян с Нинкой. Поминки устроили в Нинкиной комнате. Нинка сварила поминальный кисель и кутью с черносливом, Ян принес четыре бутылки водки «Кристалл» колбасу, помидоры, шпроты. Фаина сделала фаршированную рыбу и помогла с посудой. После возвращения с  кладбища Фаина не разрешили Нинке участвовать в приготовлении, попросив только занавесить зеркало, и подобрать фотографию покойной, чтобы поставить на видное место. Пока Нинка возилась со старинным семейным  фотоальбомом, с бронзовыми застежками, Фаина с Розой накрыли поминальный стол и принесли из своей комнаты недостающие стулья.
Фаине эти сутки должна была работать в ночь, поэтому она почти не пила и первой вышла из-за стола. Нинка выпила несколько рюмок  «Кристалла» и, с непривычки,  опьянела. Она сидела, вжавшись в кресло, маленькая и несчастная.
В одиннадцать ушли парикмахерши, а через пятнадцать минут ушел и Ян с Розой.
Нинка осталась совсем одна в пустой, осиротевшей, квартире. Хотя кружилась голова, она, почти машинально, убрала остатки еды в «холодильник» под подоконником, вымыла посуду и присела на стул, возле кухонного стола. Тоска была такая, что когда она услышала скрип ключа  квартирной двери, она обрадовалась, даже не вдумываясь, кто бы это мог быть.
Но тут же радость сменилась жгучим испугом. Когда же, вместо предполагаемого злодея, она увидела смущенного Яна, испуг прошел.
Он, как бы извиняясь, сказал: « Я не подумал сразу, на что  ты будешь жить, пока не получишь первую получку? Вот возьми немного, что у меня осталось, на пару месяцев должно хватить!» - с этими словами он протянул Нинке, завернутые в газету деньги. « Спасибо»,- сказала Нинка растроганно, и слезы опять побежали по ее щекам. Он ласково обнял ее и нежно поцеловал в заплаканное лицо.  Нинка, в эйфории от выпитого, доверчиво прижалось к пропахшему табаком кителю. Не хотелось ни о чем думать,  поскорее бы забыться, уйти от страшной правды. Ян легко поднял ее на руки и понес в комнату. Посадив ее на край кровати,  он расстегнул четыре маленькие  пуговицы. Нинка подняла руки, пока он через голову снимал с нее платье. Бюстгальтера  под платьем не было и светлые груди, показались ему слишком большими для ее юного возраста. Она не сопротивлялась, и, закрыв глаза, позволяла ему раздевать ее. Нинке казалось, что это мама раздевает ее, как бывало в детстве, когда она засыпал одетой на диване. Ян вполне понимал, что поступает дурно, но остановиться уже не мог и продолжал раздевать ее,  все более возбуждаясь. Подсунув пальцы под резинку тонких трусиков на бедрах девушки, он несильно потянул. Нинка слегка приподняла ягодицы,  и  трусики легко соскочили с ее бедер. Он засунул трусики под подушку и в волнении уложил девушку на край кровати. Считая ее податливость высказанным  признаком желания близости, он быстро разделся и, опираясь на локти и колени навис над  девичьим телом.   Но Нинка не разделяла его эмоций. От всего пережитого за эти дни она как бы отключилась от действительности.
Вдруг сильная боль пронизала ее. Такая резкая, что она закричала и  изо всех сил толкнула его в грудь. От неожиданности, он не смог удержаться  и сполз на пол, стаскивая девушку за собой.
Нинка вскочила и, плача, села на край кровати. Ян присел рядом и обнял ее за плечи правой рукой. Она не отстранялась, но плакала все безутешнее. «Зачем? Зачем? Зачем?»- повторяла она сквозь слезы.
Он начал просить прощения, говорить какие-то, не доходящие до ее сознания слова, и снова целовать ее заплаканное лицо. Несмотря на то, что причиненная им  судорожная боль прошла не совсем, его поцелуи были ей скорее приятны. Особенно, когда ее закрытые, заплаканные глаза ощущали его горячие губы. Он почувствовал это и стал целовать ее в глаза, раздвигая языком ресницы. Одновременно он левой рукой коснулся ее упругой груди  и   несильно нажал.  Она, без сопротивлений легла спиной на кровать, так что только ноги свешивались до пола. Голова у Нинки кружилась.
Он ласковым движением подсунул широкую ладонь под ее бедра и осторожно положил ее вдоль кровати. Сам же, стоя на коленях начал целовать ее шею, плечи, постепенно спускаясь вниз. Она продолжала тихонько плакать, но ему показалось, что его ласки ей приятны. Когда же его губы добрались до, вдруг отвердевших, маленьких сосков, то она положила свои руки ему на плечи, как бы подтверждая его предположение.  Ян лег рядом, рассчитывая  повторить попытку близости, но она почувствовала его намерение,  непроизвольно сжалась и жалобно попросила: «Не надо, мне больно!»  У него было достаточно жизненного опыта, чтобы не настаивать, и он  продолжил то, что, как ему казалось, девушке нравится. В процессе двухчасовых попыток понять, степень допустимого со своей новой партнершей, он, наконец, довел себя до желанного экстаза и через  пару минут заснул на правом боку, дыша ей в затылок и чувствуя восхитительный аромат ее разгоряченного молодого тела. Нинка же, за эти часы бесконечной возни окончательно протрезвела, и, остывая от непривычного наваждения, с ясностью понимала, что ничего хорошего от связи с мужчиной, который еще недавно мог стать ее отчимом, быть не может. Выскользнув из объятий Яна, она пошла в ванную, смыть с себя липкую влагу с бедер и ягодиц. Судорожная боль, так ее испугавшая, совсем прошла, да и ожидаемой крови не было. «Что же, еще легко отделалась»,- думала Нинка, пытаясь отогнать  от себя стыдные воспоминания. Тщательно вымывшись под горячим душем, она одела новые трусики и  бюстгальтер, натянула синий, застиранный спортивный костюм. Не раскладывая диван, легла, не раздеваясь,  на свое место  за шкафом, укрывшись пледом и подложив под голову плюшевого мишку. Засыпая, она вспомнила, как  бывало, среди ночи она слышала возню и жаркий шепот Яна, который тогда, почему-то, ее волновал. Жалея себя, Нинка опять тихонько заплакала, но вскоре уснула и спала без сновидений.

Нежеланная связь


Проснулась она, когда вернулась с ночной смены соседка. Яна не было. На столе лежала записка «Прости, если можешь». Нинка скомкала записку в кулак и вышла на кухню. На кухне Фаина внимательно посмотрела на нее и спросила: «Что это ты в лыжном костюме! От отчима оборонялась?»
«Хоть он мне не отчим, а денег дал, и ушел вместе с Розой»- ответила Нинка, как бы защищая Яна.
«Это я ее попросила его увести» - сказала Фаина, «Видела , как он на тебя пялился за столом. Будь с ним  осторожнее, не наделай глупостей».
Нинка пожала плечами и, выбросив смятую бумажку в мусорное ведро, пошла к себе.  Фаина, повинуясь интуиции, вытащила записку и, краснея от смущения, развернула ее. Через секунду бумажный комок полетел в ведро, а Фаина, нахмурившись и качая головой, пошла ставить чайник.
В середине следующего дня, когда Фаина была на работе, пришел Ян.  Когда на звук открываемой двери Нинка вышла в коридор, он вешал связку ключей на крючок  вешалки рядом с Нинкиным пестрым зонтом.
«Я принес ключи» - смущаясь, сказал он. И помолчав, добавил: «Мне надо с тобой поговорить».
«Ну что ж, проходи, раз надо» - ответила Нинка и, пугаясь собственной храбрости, пошла в комнату.  Они сели за стол друг напротив друга и несколько секунд молчали.
«Ну и о чем ты хотел со мной поговорить?» - первой спросила Нинка. 
Ян посмотрел на нее пристально и начал путано извиняться.
Нинка перебила его на полуслове: «Хорошо, проехали! Но, учти, больше ничего  не будет! Я так решила! Забудем, как будто этого и не было». На последних словах голос девушки задрожал, и она тихонько заплакала, по детски хлюпая носом.
« И не подходи ко мне»- жалобно сказала она, увидев его попытки встать.
«Ниночка, послушай меня, я не хочу ничего такого, ни делай из меня злодея»-  тихо сказал он.  Помолчав несколько долгих секунд, Ян продолжил, стараясь быть убедительным: «Ты мне очень, очень нравишься. Выходи за меня замуж. Я, конечно, старше тебя, но только сейчас,  когда тебе восемнадцать, это – большая разница!  Я уверен, что смогу тебя сделать счастливой и все у нас будет хорошо. Не отвечай пока на мое предложение, подумай. Я ухожу на два месяца в море. После этого и дашь мне ответ!»
Она, взглянула на него, заплаканными глазами: «С каких пор я тебе, вдруг, стала нравиться, ты же спал  с моей мамой и уже собирался жениться на ней».
«Ребенок ты еще, хотя  внешне и не скажешь» - ответил он серьезно. «А жениться я до сегодняшнего дня ни на ком не собирался. Хотя твоя мама была, несомненно, хорошим человеком, обаятельной женщиной и  достойной лучшей доли».
Ян заглянул девушке в глаза и продолжил с легкой улыбкой: «Понравилась же ты мне сразу, как я тебя увидел.  Хотя в той ситуации я даже себе не мог в этом признаться». С этими словами он встал из-за стола и, поклонившись, направился к выходу. Нинка, как лунатик, пошла за ним. Открыв крюк входной двери, он вдруг резко повернулся к девушке. Она стояла, безвольно опустив кисти, и с недоумением вглядывалась в его лицо. Ян обнял ее поверх рук, не давая ей возможности сопротивляться, и поцеловал девушку в губы. Через несколько  секунды он, уже прикрыв дверь в квартиру, бежал по лестнице вниз. Нинка накинула дверной крючок и, опустив голову, пошла в комнату. Свернувшись калачиком на диване,  она закрыла глаза и, даже не пытаясь обдумать складывающуюся ситуацию, тут же заснула. Разбудил ее возвращение с работы соседки. Нинке не хотелось ни кого видеть и ни с кем разговаривать. Поэтому, когда Фаина, постучав в дверь, позвала ее, она не откликнулась.
Но спать не хотелось, и Нинка стала обдумывать происшедшее за последние дни. Еще неделю назад она думала, что жизнь у  них постепенно налаживается, она поступила в техникум, мама собирается замуж за хорошего человека, они, наконец, купили свой первый телевизор  . Теперь же, когда мамы нет, она должна забрать документы и пойти учиться на парикмахера. А главное, не успев похоронить мать, она оказалась в постели со своим потенциальным отчимом.  Вспоминая ту ночь, Нинка ни как не могла понять, как все это стало возможным.
Она не шлюха, да и Ян, судя по всему, не злодей.
«Сучка не захочет – кабель не вскочит»- прошептала девушка, противореча собственным мыслям.
«Ладно, что ни делается – все к лучшему!» - повторила она любимую присказку  матери и пошла на кухню. Фаина сидела за кухонным столом и пила кофе. Аромат напитка напомнил Нинке, что она не завтракала, и когда Фаина предложила ей присоединиться к ней, она охотно подсела к кухонному столику  и взяла   галету, намазанную сливовым джемом.
  « Ян зовет меня замуж!»- вдруг сказала Нинка неожиданно для себя.
Фаина, казалось, не удивилась и сказала злым голосом: « Испортил, паразит, девчонку, а теперь хочет стыд покрыть!»
«Ну, зачем ты так! Никто меня не портил!»- неуверенно ответила Нинка.
Фаина только махнула рукой: «Полно врать то, прочитала я записку, что ты в кухонное ведро выбросила!»
«Ты, что, не знаешь, что шпионить не красиво? И ни чего ты не поняла!»- возмущенно закричала Нинка.
«Не красиво»- согласилась Фаина «но, может хоть, так тебя от глупости предостерегу. А если извиняется, еще не значит - чувствует вину. Может быть, расчитывает на бесплатную клубничку!»
Соседка, в сердцах, вскочила, смачно плюнула в раковину и сказала, как будто копируя обольстителя: «А ты, дурочка, боялась, даже платьице и не смялось!»
Нинка сидела за столом с галетой в руке, но ей было не до еды.
Фаина снова села рядом и спросила, без всякого любопытства: «Как же он тебя уговорил?»
И Нинка рассказала соседке, все, что она помнила из той злосчастной ночи. Внимательно выслушав рассказ девушки, Фаина минуту молчала, а потом спросила: « Ты когда последний раз была у гинеколога?»
« В июне, когда собирала справки для поступления в техникум.  Врач написал, что  я  здорова» - с готовностью ответила Нинка, не дожидаясь следующего вопроса Фаины.
Соседка с жалостью посмотрела на девушку и сказала: «Слушай, дочка, похоже, этот фрукт, своей торопливостью, тебя наградил вагинизмом! Приходи в субботу в поликлинику ко мне, я  покажу тебя специалисту, тогда и будет ясно». 
«Это венерическая болезнь?»- робко спросила Нинка, холодея от страха. «Нет!»- коротко ответила Фаина и пошла к себе в комнату. Через минуту она вышла,  неся толстую книгу. «Посмотри то место, где лежит закладка!» сказала она спокойным голосом. «Не психуй,  и читай внимательно. При этой болезни, как говорится в одной книге, спасение утопающих – дело рук самих утопающих»- добавила соседка и ушла  к себе.
Огорошенная непонятной новостью, Нинка юркнула  в свою комнату, села за стол и дрожащими руками открыла заложенное место. «Вагинизм это бесконтрольное, судорожное сокращение круговой мышцы …»- начала читать Нинка, плохо понимая написанное. «… в тяжелых случаях …  при мысли о… непроизвольный спазм распространяется по внутренней стороне бедра и сопровождается судорогами, болью»- прыгала через строчку девушка, пытаясь ухватить главное.
Прочитав фрагмента до конца, и уловив, что  смерти от этой напасти не бывает, она вернулась к первой фразе, и начала вдумчиво читать абзац за абзацем, как будто готовясь к экзамену.
Субботнее посещения гинеколога уверенно подтвердило, первоначальное предположение Фаины. Но еще до вердикта врача, сразу после самостоятельного изучения теории, она  себе поставила  диагноз и определила причину случившегося.
Прошел месяц. Нинка забрала документы из техникума и устроилась в парикмахерскую, где  работала ее мать. Злость на Яна, захлестнувшая ее в первый день после  консультации, постепенно прошла, сменившись надеждой, что после его возвращения они смогут вместе решить  проблему. Успокаивало ее  то, что ни каких непроизвольных спазм от воспоминаний о той ночи, у нее не возникало.  Хотя  романтического чувства к человеку, позвавшему ее замуж, она не испытывала, однако вполне допускала, что может ответить согласием на его предложение. Слишком тяжела и одинока была ее жизнь после смерти мамы.
Конечно, она не сидела целыми вечерами одна. Два раза была с Фаиной в кино. По субботам ходила с Веркой, такой же ученицей, как и она, только из дамского зала, в  матросский клуб, который был рядом с домом. Недостатка в желающих танцевать с ней или проводить ее после вечера никогда не было. В первое посещение, не успела она войти в зал осмотреться, как к ней подскочил  стройный чернявый матрос с голубыми глазами, опушенными черными ресницами. Он представился Иваном Донским, смотрел на нее влюбленными глазами, танцевал только с ней и весь вечер от нее не отходил.  Но за пол часа до окончания вечера к ним подошел дежурный по залу и сказал Ивану, что его срочно требует дежурный по экипажу. Иван извинился, что не может ее проводить, и попросил прийти на следующий танцевальный вечер. Но больше она его, почему-то, не видела, хотя всякий раз внимательно вглядывалась в лица посетителей. Последние два посещения клуба, больше всех она танцевала с высоким, черноглазым главным старшиной Аликом.
Он был родом из Еревана, и до призыва на службу успел окончить электротехнический техникум, значок которого всегда красовался на его безупречно выглаженной форменке, рядом со значками «Специалист 1 класса» и «За дальний поход».  В последнюю субботу октября, за неделю до возвращения Яна, он пошел провожать ее до дому. Они шли, по аллеи бульвара, взявшись за руки, вдыхая осенний воздух, насыщенный запахом опавших листьев. У подъезда ее дома Нинка остановилась и внимательно посмотрела в глаза своего кавалера: «Спасибо, Алик, мне было хорошо с тобой, но дальше меня не провожай. Не люблю расставаний в подъезде!» Алик пытался поцеловать ее в губы, но она увернулась, и поцелуй пришелся ей в висок. «Не все сразу!»-  обещающе пропела Нинка, выскользнула из незавершенных объятий и, прощально махнув рукой, скрылась за дверью.
Алик ей понравился  еще с первого раза. И сейчас она бы не оставила его без награды поцелуем за чудесный вечер. Но надо было разобраться в своих отношениях с Яном, и поэтому она не решалась завязывать еще один узел.
Ян пришел в пятницу, когда Нинка обсуждала с соседкой предстоящие хозяйственные дела. Из ЖЭКа обещали выделить мастеров для косметического ремонта кухни, о чем они подали заявку, когда еще была жива мама. Нинка, стоя на стремянке, снимала занавеску с окна и на звонок вышла открывать квартирную дверь Фаина. Нинка услышала, как Фаина кого-то отчитывает в полголоса, и через минуту показалось раскрасневшееся лицо соседки: «Нина, к тебе пришел твой бывший отчим», и тут же скрылась  в своей комнате.
Нинка вышла из кухни в коридор и увидела, переминающегося с ноги на ногу, Яна.  «Ну и язва, твоя соседка!»- сказал он, как будто они только что расстались. «Проходи»- сказала Ника просто, и, пропуская гостя в комнату, закрыла за собой дверь. «Садись на диван» - продолжила Нинка, стараясь выглядеть равнодушной.  «Что она тебе говорила с такой горячностью?»
Ян махнул рукой в сторону двери и выговорил: «Ругала за тебя. А я оправдывался, сказал, что хочу на тебе жениться!»
Нинка села за стол, с противоположной стороны дивана и молча стала смотреть ему в глаза, подбирая слова для начала разговора: «Ян, у меня большие проблемы после той злосчастной ночи»  Собравшись с духом, Нинка открыла в нужном месте, книгу, и сказав заранее приготовленную фразу: «Прочитай о моих неприятностях, пока я помою посуду», вышла на кухню, чтобы не расплакаться перед ним.
Когда она вернулась, Ян уже закончил чтение. Книга, немым укором, лежала закрытой посредине стола. Нинка села на прежнее место и не, глядя на гостя, жалобно спросила: «Что мне делать? Мне стыдно идти лечиться, да и где найти такого специалиста»?  Ян встал с дивана, обошел стол и начал уговаривать девушку, положив руки ей на плечи: « Не переживай, все будет хорошо, ты же читала, что все это вполне излечимо. Мы поженимся, и будем делать все, как рекомендуется. Я обещаю, что всегда буду нежным с тобой, поверь мне!» С этими словами, он коснулся ладонями ее горящих щек и ласково поцеловал в затылок. Нинка молчала, не решаясь возражать, а он продолжал, стараясь быть как можно более убедительным: «Завтра же пойдем подавать заявление в ЗАГС, а в январе, когда я вернусь из рейса, мы поженимся!»
Хлопнула входная дверь, это Фаина ушла на дежурство. Нинка сжалась, предчувствуя повторение пройденного, и заплакала. Ян понял, что лучше не форсировать события и дать ей успокоиться. Он ласково погладил Нинку по пушистым волосам, слегка вьющимся на концах, осторожно пропустил светлые пряди между ладонями рук и отошел от нее, сев на диван. По-детски всхлипывая, Нинка подняла голову и внимательно посмотрела на гостя. «Может быть, он и прав» -думала девушка, «выйду за него замуж, рожу ребенка. Там же написано, что это возможно. А после родов болезнь всегда проходит. Он же мне нравился раньше, да и сейчас, после всего случившегося…».
Она, долгих два месяца, думала над его предложением, скорее отвергая, чем соглашаясь.  Но сейчас, неожиданно для себя решила: « Ну что ж, давай попробуем, если  не боишься разделить со мной мои проблемы». Вслух же, тихо сказала, с  жалобной улыбкой: «Хорошо, Ян, я согласна».
Ян встал с дивана, церемонно поклонился, и сказал улыбаясь: « Я бесконечно рад, и нам непременно надо отметить этот счастливый день. Приглашаю тебя в ресторан. Это будет наша помолвка».  Нинка вышла из-за стола, привычным движением хозяйки одернула скатерть, повернулась лицом к гостю и неуверенно произнесла: «Тогда я должна привести себя в порядок, выйди на кухню, пока я переоденусь!»  Ян безропотно вышел из комнаты, прихватив с собой лежащую на столе книгу. Нинка юркнула за ним. «Сиди и читай, для семейной жизни полезно!» - сказала она уже веселым голосом и закрылась в ванной. Тщательный макияж и переодевание заняли не менее часа, но Ян не торопил ее, и Нинке это понравилось. Ян, в своей морской форме, безукоризненно выбритый и причесанный, должен был иметь соответствующую спутницу. И Нинка расстаралась. Пепельные волосы, уложенные в прическу «Баббета» гармонировали с бархатной кожей высокой шеи. Длинные черные ресницы и слегка покрашенные веки  оттеняли синеву ее выразительных глаз. Хотя ее свежая кожа не нуждалась в косметике, чтобы выглядеть старше, она навела легкие тени и яркой помадой накрасила губы. Черная юбка джерси, длиной до середины колена, соблазнительно обтягивала ее девичьи бедра, казавшиеся больше из-за широкого, лакированного ремня, плотно охватывающего тонкую талию. Красная шелковая кофта, с расширяющимися к кистям рукавами, плотно облегала ее тугие груди, верхнюю часть округлостей которых, беззастенчиво,  открывал широкий вырез.  Длинные ноги в прозрачных чулках, задний шов которых, подчеркивал их девичью стройность, казались еще длиннее в туфлях на высоких шпильках. Когда Ян увидел всю эту красоту, он только воскликнул: «Ниночка, ты самая красивая девушка Лиепаи!»  «Ни сколько не сомневаюсь!»- ответила красавица, картинно поворачиваясь перед Яном. И тут же, противореча собственным словам, спросила : «Я правда тебе нравлюсь?» «Очень!» - ответил Ян, как можно серьезнее.
Ужин в ресторане, который  Ян назвал помолвкой, прошел безукоризненно. Ян щедро заказывал лучшие блюда и напитки, непринужденно шутил и галантно приглашал спутницу танцевать. В настенное зеркало девушка видела себя и своего спутника и вполне согласилась со словами Яна, что они здесь самая красивая пара. Про себя Нинка подумала, что с Аликом она бы выглядела не хуже, и ей стало немножко грустно.
Возвращались домой они на такси. Когда они подъехали к бульвару, ведущему к ее дому, Нинка попросила: «Давай прогуляемся, у меня немного кружится голова!» Они, молча, пошли, по ковру из опавших листьев и Нинка опять, с грустью, вспомнила Алика. «Сказать Яну, чтобы он шел к себе на корабль, раз они еще пока еще только помолвлены, или он сам скажет?»- решала Нинка, продолжая думать про Алика.  «Ладно, будь что будет, если скажет, то завтра пойдем с ним в ЗАГС, а если не скажет, то буду еще решать»- загадала для себя девушка.  Когда они дошли до дома, Ян остановился и сказал нарочито равнодушным голосом: «Ниночка, я могу пойти на корабль, если ты скажешь, но мне очень бы не хотелось этого». Нинка не была готова к такому повороту дела и неожиданно для себя ответила маминой пословицей: «Снявши голову, по волосам не плачут», и доверчиво взяв его за руку, добавила «Что уж там, пойдем!»
Войдя в квартиру, Нинка сказала: «Не оставляй верхней одежды, разденься в комнате.  Фаина явится утром, я бы не хотела, чтобы она тебя пока видела».
«А ей то, какое дело!?»- ответил Ян, но послушно пошел к Нинкиной комнате.
Нинка открыла дверь, и сказала, пропуская гостя: «Входи». Щелкнув выключателем, девушка открыла платяной шкаф, достала два банных полотенце и протянув одно Яну: «Это тебе, а твои тапки под шкафом». Ян положил полотенце на стол и сел на диван. «Иди ты первый, я пока переоденусь» - распорядилась хозяйка. Гость молча переобулся, повесил тужурку на спинку стула и вышел.
Нинка сняла одежду и аккуратно повесила в шкаф на плечики. Не снимая белья, одела махровый халат, оставшийся от матери и, раскрыв диван, вытащила подушку и одеяло. Быстро застелив постель, вышла на кухню, захватив полотенце и чулки. Ян, видимо окончил мыться, потому, что шума душа не было слышно. Через минуту дверь ванной открылась, и он вышел, продолжая вытирать мокрую голову.  «Иди, я тебе постелила на диване» - сказала девушка и, не дожидаясь ответа, зашла в ванную, закрыв запор. Гость усмехнулся, и молча прошел в комнату.
Когда Нинка вернулась в комнату, Ян лежал на диване, положив руки по верх одеяла. Глаза его были закрыты. Брюки он аккуратно сложил на стул, где весела его тужурка. Девушка погасила свет и прошла к кровати. Откинув одеяло, сняла халат и, расстегнув тесный бюстгальтер, осталась в одних трусиках. Поглядывая в сторону шкафа, за которым лежал гость, Нинка проворно одела приготовленную ночную рубашки и нырнула под одеяло. «Если Ян заговорит» - загадала Нинка, то я не разрешу ему подходить ко мне. Но Ян молчал и Нинка, постепенно успокаиваясь, заснула. Проснулась она, когда Ян, стоя на коленях перед кроватью наклонился над ее  лицом. Дальше было почти все, как и в первый раз. Ласки и поцелуи, которые были ей скорее приятны, сменялись безуспешными попытками Яна получить то, что она ему не могла дать из-за своей болезни. Эти «качели» продолжались до тех пор, пока он, как и в прошлый раз, заснул, оставив девушке неприятное ощущение, что ее использовали, как вещь. Внутреннее напряжение вызывало чувство злости и обиды, заставившее ее встать и пойти в ванную. Смыв с ягодиц горячей водой  липкие следы его «любви», девушка стояла под упругой струей, чувствуя, как медленно проходят ощущения, мешающее ей заснуть. Сменив белье, и плотно закутавшись в махровый халат, Нинка вернулась в комнату и легла на диван за шкаф. Ян тихонько похрапывал на кровати, и под эти звуки Нинка заснула с твердым намерением порвать со своим ухажером.
Проснулась она, когда услышала, что Ян одевается. До прихода Фаины оставалась часа два и Нинка порадовалась, что он уйдет раньше.
Девушка сбросила ноги с дивана и села, плотно запахнув халат. Ян выглядел виноватым, но пытался бодриться : «Ниночка, зайчик, вот видишь, уже тебе было не так больно, ведь верно? А следующий раз мы попробуем те рекомендации, что приводит книга. Все будет хорошо, поверь мне. Я сбегаю к себе на СРТ, а в обед мы пойдем в ЗАГС». «Ни куда мы не пойдем»- равнодушно сказала Нинка, «и не только потому, что сегодня воскресение и учреждения не работают, а потому что не нравится мне такая любовь».  «Ну ни сегодня, так когда приду из рейса в январе» - продолжал Ян, не обращая внимание на вторую часть Нинкиной фразы.
Нинке не хотелось с ним препираться до самого прихода Фаины, поэтому молчала, дожидаясь, когда он оденется и уйдет. Одевшись, он поправил форменную фуражку и сказал: «Давай не будем ссориться, я считаю тебя своей невестой, поэтому возвратимся к этому разговору в январе, До свидания, дорогая, я тебя очень люблю». Он подошел к сидящей девушки и поцеловал ее в щеку. Нинка встала, чтобы закрыть за ним дверь. На выходе из квартиры он снова попытался ее поцеловать, но девушка прошептала: «Не надо, Ян. Удачи тебе».
«До свидания, любимая. Я верю, что у нас все будет хорошо» сказал Ян, выходя на лестничную клетку. Девушка закрыла запор и медленно пошла в свою комнату.
Хотелось лечь и, отвернувшись к стене, жалеть себя, но она застелила кровать, убрала постельное белье в диван и села за стол, равнодушно глядя в окно, где осенний ветер сбивал остатки листьев с черных ветвей деревьев. Вид за окном соответствовал ее настроению, и она вспомнила Вознесенского:
Леса уже сбросили кроны
Пусты они и грустны,
Как ящик аккордеона,
А музыку унесли…
Хлопнула входная дверь, это с дежурства вернулась Фаина. Девушка стала прислушиваться, когда она переоденется и выйдет готовить завтрак.
«Привет» - сказала Нинка, входя на кухню.
Фаина, как будто ее ждала, и, не отвечая на приветствие, спросила: «Ну и до чего договорились? Ушел?»
Нинке не хотелось сознаваться, что Ян опять ночевал у нее, но желание поделиться с близким человеком, знавшим про нее почти все, пересилило. Горестно махнув рукой, она начала рассказывать о подробностях визита. Фаина внимательно слушала, изредка комментируя рассказ девушки.
«Не верю я, что он от тебя так просто отстанет! Будет приходить раз в два месяца, и «размагничиваться»  бесплатно. То, что он с тобой получает, его, похоже, вполне устраивает. А твои проблемы ему только  горячат ночные фантазии, пока он в море»- сделала жесткий вывод Фаина. И добавила: «Ниночка, найдешь ты  еще себе хорошего, понимающего человека, полюбишь, и все твои симптомы пройдут!»
«Да где же найти и хорошего и понимающего и любимого?» - тихо промолвила девушка.
«Конечно, найдешь, ты такая красивая, такая свежая! Да и времени для поисков у тебя достаточно. Только будь разборчивой и  не надевай на себя хомут преждевременно!» - подытожила разговор Фаина. И поставив точку,  добавила в сердцах: «А этого козла забудь».

А может это любовь?

В душе Ника была согласна со словами Фаины и немного успокоилась.
«Сегодня вечером пойду на танцы в матросский клуб» - про себя решила девушка, вспомнив, как вчера она возвращалась с Яном, а думала про Алика. С этим мыслями Нинка вернулась в свою комнату и легла на диван, укрывшись пледом. Думать про Алика было приятно, и под тиканье будильника, девушка заснула.
Танцу в воскресение начинались в 19 часов и завершались в 23, за час до окончания увольнения. Нинка это знала и через час после начала вошла  в фойе клуба. У раздевалки народу было немного, в зале играл оркестр, и большинство гостей уже танцевало. Нинкин приход не остался незамеченным, и пока она снимала пальто, открывая вчерашний эффектный наряд, кто-то из друзей Алика успел сказать, что она пришла. Нинке было приятно, что он встретил ее еще в фойе, и она справедливо решила, что он ждал ее прихода. Целый вечер она танцевала только с ним, а когда объявляли белый танец, - выбирала его. Алик был галантен, не отходил от нее ни на шаг. Даже когда она сказала, что ей надо поправить прическу, он проводил ее до фойе. Вечер танцев приближался к  концу и они решили не возвращаться в зал, а пойти пешком к ее дому. В окне Фаины и на кухне свет не горел. Не было еще и одиннадцати вечера, на улице было довольно свежо, и она сказала, смущаясь: « Можно подняться ко мне, если ты обещаешь не делать глупостей». Он клятвенно обещал, и через пару минут она, стараясь не шуметь, открыла дверь квартиры и на цыпочках ввела гостя к себе в комнату. «Если хочешь, я могу сделать кофе или чай»- сказала Нинка неуверенно, поворачиваясь лицом к гостю. Тот он не отвечая, обнял девушку и попытался поцеловать ее в губы. «Не надо сейчас» -  сказала Нинка,  чувствуя твердое прикосновение через сукно брюк и  пугаясь, что он так быстро возбудился.
«Успокойся, ты же мне обещал!» « Обещал и не сделаю ни чего против твоего желания»- сказал Алик. «Вот и хорошо, давай сядем на диван и успокоимся» - прошептала девушка.
Нинка села на диван, плечом касаясь шкафа, и усадила Алика рядом. Алик обнял ее и, повернувшись к девушке, поцеловал ее в губы.  «Запачкаешься, смеяться будут» - с улыбкой сказала девушка, отстраняясь. «Подожди, я сотру помаду». Девушка встала, подошла к зеркалу, и салфеткой протерла губы. «Тебе так лучше»- сказал заинтересованно Алик.
«Спасибо!» - ответила Нинка и села на прежнее место. Алик опять обнял ее и долгим поцелуем, поцеловал в губы. Нинка отвечала на его поцелуи, но малейшие поползновения к большему, решительно пресекала. Они целовались до тех пор, пока она почувствовала, что пора остывать, иначе будет  поздно. Она вывернулась из его объятий и встала, начав решительно:
«Извини, Алик, но тебе пора, не хочу, чтобы у нас из-за нескольких поцелуев были проблемы с возможностью  встречаться.
Алик послушно встал и начал одевать бушлат: «Ниночка, девочка моя, я с первой встречи полюбил тебя, и все время о тебе думаю». «Ты мне тоже нравишься, но я хочу серьезных отношений. А сейчас уходи» - ответила Нинка и, стараясь не шуметь, выпроводила гостя.
Подготовившись ко сну, девушка юркнула под одеяло, еще хранившее запах вчерашней ночи, и подумала тревожно: « Неужели и с Аликом, поцелуи которого ее так волновали, она не сможет»?  Но, отгоняя от себя неприятные мысли и вспоминая его горячие, сухие губы она заснула. Снилось ей, что она здесь, на кровати лежит с Аликом, а он целует ее разгоряченное тело.
Следующий раз они смогли встретиться только перед самым Новым Годом. Подводная лодка Алика неожиданно ушла в море, и он не смог даже оповестить Нинку, что намеченное свидание срывается и  его долго не будет. Девушка не пропускала ни одного танцевального вечера, надеясь встретить Алика, но когда убеждалась, что его в зале нет, уходила домой одна. Нинка сильно переживала, что Алик  пропал пока Фаинка, которой она рассказала о своем чувстве, не сделала разумное предположение о неожиданном выходе в море. Перед Новым годом Алик явился в парикмахерскую с целым пакетом маленьких шоколадок, которые он копил в походе для Нинки. Нинка обрадовалось, что любимый нашелся, и объявила, что будет его ждать у себя в очередное увольнение. Алик сказал, что он увольняется сегодня вечером и в семь часов будет у нее. Нинка рассчитывала, что они пойдут на Новогодний вечер в матросский клуб, но все получилось иначе.
Фаина в 18 часов  ушла встречать Новый Год к сестре Розе. А Нинка начала готовиться к новогоднему вечеру, чтобы с прибытием Алика быть готовой и затмить его блеском своего обаяния.  Когда Нинка наводила последние штрихи на свою красоту, раздался долгожданный звонок. Нинка радостно  бросилась открывать дверь, но к ее ужасу в дверях стоял Ян. Нике хватило сообразительности улыбнуться, чтобы он не понял ее намерений и резко захлопнуть дверь. «Уходи, я же сказала, что больше не хочу тебя видеть!» - прокричала Ника ему через дверь. Ян начал уговаривать девушку открыть дверь, говорить, что любит ее но Нинка не отвечала, со страхом думая, что с минуту на минуту должен прийти Алик. И действительно она услышала голос Алика и поняла, что за дверью начинается ссора. Нинка выскочила на площадку и закричала Алику: «Прогони этого типа, я не хочу его видеть!» Алик был на пол головы выше Яна и был явно сильнее. Но Ян не собирался отступать. Со словами: «Она моя невеста» он резко ударил Алика в лицо. Алик покачнулся, но устоял, и резко схватив Яна за руку, вывернул ее за спину и со словами: «Иди, остынь, несильно толкнул коленом в зад. Соперник кубарем покатился с лестницы и пару секунд лежал без движения на заплеванной площадке. Не успели они испугаться, как Ян, покачиваясь, встал, поднял фуражку, и, потирая ушибленное колено, пошел вниз приговаривая: « Я тебе еще устрою веселую жизнь!»
Нинка благодарно взглянула на Алика и испугалась. На левой щеке, почти под глазом алел кровоподтек, обещающий стать здоровенным «фингалом». Через минуту, уже в ванной, сняв с Алика форменку и тельняшку, Нинка перекисью водорода смазывала ссадину и холодным компрессом пыталась уменьшить растекающийся под глазом синяк. Когда первая помощь была оказана, стало ясно что на Новогодний вечер им не попасть. В таком виде Алик мог дойти только до ближайшего патруля. «Кто он тебе?», спросил Алик Нинку? «Я его знаю. Он механик с СРТ. В прошлом году наша лодка стояли рядом с их траулером на заводе в Тосмаре». Нинка, с перепугу, сказала правду, что он не раз был здесь, так как встречался с ее матерью. «А почему он сказал, что ты его невеста?» - продолжал расспрашивать Алик. Нинка горько заплакала, размазывая тушь  с ресниц, и не замечая этого. Алик начал ее успокаивать, нежно целуя в заплаканное лицо. Средство помогло. Она немного успокоилась и заверила, что расскажет ему всю правду, после того, как умоется. Вернулась она без макияжа, но, как показалось Алику, еще более красивая и желанная. Подойдя к Алику, она прильнула к нему всем телом,  обхватила его шею руками и, поднявшись на цыпочки, поднесла свои губы  к его губам. Алик с наслаждением впился горячими губами в ее полуоткрытый рот, и Нинка отчетливо почувствовала, как он возбужден.  С сожалением, оторвавшись от его жадного рта, она потянула его на диван и сказала: «Подожди, Алик, я тебе должна про него  все объяснить!»  Он послушно сел рядом, и Нинка откровенно рассказала, откуда она знает Яна и почти откровенно, как он  безуспешно пытался овладеть ее в первую злосчастную ночь. Алик сочувственно слушал грустное повествование девушки, бережно обняв ее за плечи и чувствуя, как дрожит ее девичье тело.
«Он ушел, оставив записку, что хочет на мне жениться, но я не хочу этого и боюсь его» - завершила Нинка свой рассказ.  «Не бойся, я не дам тебя в обиду!» сказал Алик и долгим поцелуем, как бы  поставил точку в ее горестях.
«Раз мы не можем пойти сегодня на Новогодний вечер в клуб, давай устроим праздник здесь!»- сказала девушка, вставая с дивана. «Но придется немного повозиться, приготовить праздничный  ужин. Для этого я переоденусь! Сиди пока здесь!»
Нинка вышла в ванную, захватив с собой синий пакет. Сняв с себя праздничный наряд, она развернула пакет, и через минуту, предстала перед гостем в ситцевом платье, с широкой юбкой и высоким лифом. «Красивой девушке все идет!» - отметил появление хозяйки Алик. Пошли на кухню, только сними свою форменку с воротником, будем жарить мясо, нехорошо, если забрызгаешь жиром!» - велела девушка. В тельняшке, обтягивающей мощный торс, Алик выглядел отлично.
Они весело возились на кухне, организуя первый в своей жизни собственный праздник и перемешивая кулинарные приготовления с поцелуями и объятиями.
За три часа до полуночи все было готово. И тут Алик вспомнил поверье, что Новый год надлежит встречать чисто вымытым, « Я тоже слышала, что надо вымыться за час до нового года, оставив грязь и грехи в старом году»-подтвердила Нинка. «Иди первым, чистое полотенце я тебе принесу » - добавила Нинка улыбаясь. Через полминуты она передала через приоткрытую дверь полотенце, успев заметить его мускулистые бедра, обтянутые трикотажными плавками, выразительные бицепсы и крутые плечи. «Не могла прийти чуть попозже»- пошутил Алик, поймав заинтересованный взгляд Нинки. Через несколько минут Алик вышел из ванной в брюках, но без тельняшки. Поигрывая мышцами, он посторонился, пропуская в ванную Нинку. Нинка быстро вымылась и накинув халат вошла в комнату, рассчитывая одеть на ужин праздничный наряд. Но расчеты ее не оправдались. Как только она вошла в комнату, какой-то вихрь закрутил ее, и она не успела опомниться, как оказалась в одних трусика лежащей в постели рядом с мускулистым красавцем, осыпающим ее поцелуями. Алик был специалист в этом деле и то, что он делал с ней, было так приятно и неожиданно, что она совсем забыла о своей главной проблеме. Но проблема не забыла Нинку и когда оказалось, что несмотря на весь свой опыт, и у Алика не получается преодолеть рефлекторный спазм она застонала: «Не надо, Алик, очень больно!»
Алик на удивление легко послушался, легко перевернул девушку на живот и  стал целовать ее спину, опускаясь все ниже. Одновременно он гладил ее упругие ягодицы, периодически массируя разделительную линию большими пальцами горячих рук. Эти движения ее возбуждали. Но она понимала его желание и оно ее пугало.  Не без труда вывернувшись из-под мускулистого тела, она села на край кровати и сказала: «Прошу тебя, любимый, не надо сейчас, я боюсь!» «Не бойся, я сделаю как надо», сказал Алик,   не пытаясь настаивать. Он встал с кровати, так чтобы она не видела его спереди , и спросил спокойным голосом: «Где у тебя вазелин?» «Кажется на полке перед зеркалом»-сказала Нинка дрожащим голосом. Ей очень хотелось сделать приятное любимому, но было страшно перед тем, что всегда считала недопустимым.
Алик вернулся и она, расслабившись, позволила ему, то что ему хотелось. Больно ей не было, Алик знал свое дело, но  и удовольствие такая игра ей не доставила. Алик же, благодарно обнял ее и тесно прижался, нашептывая слова любви.
Они еще раз, уже вместе,  пошли в душ, и Алик ласково обмыл девушку, осыпая поцелуями ее тело. Когда они пришли в комнату, было пятнадцать минут первого. « Ты когда должен вернуться в часть?» - спросила Нинка. «Увольнительная у меня до часу, но если ты скажешь, я останусь» -  сказал Алик, «Нет уж, я не хочу, чтобы у тебя были неприятности»- ответила девушка
Через двадцать минут Алик был в части, где его уже дожидался дежурный офицер, к  которому Ян, обратился с жалобой, указав адрес имя той, у которой скрывается избивший его матрос. Более того, по указанному адресу был послан мичман Красиков, его непосредственный начальник, с требованием доставить Алика в часть. Красиков был вызван прямо от праздничного стола и подходил  к дому Нинки, когда Алик уже миновал КПП. Когда Красиков позвонил, Нинка, которая убирала нетронутую пищу со стола, решила, что вернулся Алик. Она открыла дверь и увидела мичмана, который, назвав ее по имени, попросил позвать  Арутюняна. Нинка не знала, что фамилия Алика - Аратюнян, но догадалась, что его ищут из-за драки с Яном. «Он уже ушел»- сказала девушка, « но в драке он не виноват, тот первый начал!» «Извините за беспокойство!» - ответил Красиков и, приложив руку к козырьку фуражки, отправился в часть. «Красивая девочка»- думал Красиков по пути  в казарму, «из-за нее можно и голову потерять, а не только подраться».
Так как история с дракой вышла за пределы части, командир ПЛ объявил для БЧ-5 организационный период, а непосредственному начальнику виновника, мичману Красиковы выговор, приказав переселиться в казарму и заняться расследованием инцидента. Красиков взял объяснительную записку Арутюняна, съездил к Яну, с которым был шапочно знаком и доложил результат расследования по команде, высказав мнение, что Алик практически не виновен.
Замполит настаивал на разжаловании и снятии классности, но командир БЧ-5 не соглашался. В конце концов, Алику объявили строгий выговор. Рассматривали Алика и на комсомольском собрании. Алик оправдывался, говорил, что защищал девушку от  пристававшего к ней дальнего родственника, комсомольцы его активно защищали, но замполит  все же настоял о снятии его с должности секретаря комсомольской организации. Комсомольский руль передали в руки его заместителя Пилипенко. Александр Пилипенко был ближайший друг Ивана Донцова. Они в один день были назначенные в экипаж С-116 и с тех пор были неразлучны, называя друг друга Ваха и Саха.
Наказания вынесенные Алику, казались явно формальными  и его больше тревожила абсолютная невозможность увидеть Нинку. Увольнений быть не могло из-за объявленного организационного периода, а самоволка крайне затруднялась бдительностью Красикова, который ночевал в казарме. Так как организационный период распространялся только на БЧ-5, то Алик попросил Ивана Донского, зная, что он знаком с девушкой, найти  ее на воскресных танцах,  и предупредить, что он  недельный выход в море прикомандирован  на другую лодку. Ивану  не очень хотелось быть  его доверенным лицом, к девушке, которая ему самому нравилась. Тем более, он подозревал, что в тот вечер, когда он познакомился с Ниной, вызвали его на службу не случайно. И он был не далек от истины. Однако он согласился, желая поговорить с девушкой, и смутно надеясь, что еще не все потеряно. На следующем  танцевальном вечере Иван встретил  в клубе  Нинку. Он увидел ее, когда она шла по лестнице, направляясь из гардероба в танцевальный  зал. С распущенными по плечам волосами, в красном, обтягивающем ее точеную фигуру платье, она выглядела так эффектно, что у него защемило сердце. Стараясь унять волнение,  он пошел ей навстречу.  Она заметила его и с улыбкой  остановилась. «Вот так встреча! А я решила, что тебя больше не увижу!»- сказала она ласковым голосом.  «Здравствуй Ниночка! Как я рад тебя видеть!» - ответил он в сильном волнении и продолжил, заранее заготовленной фразой: «Мне очень жаль, что тогда я был вынужден неожиданно уйти, а , снова встретив тебя,  назначать свидание для другого». И Иван добросовестно пересказал все, что велел передать  ему Алик. Может быть,  Ивану почудилось, или, в самом деле, голос девушки дрожал, когда она, подняв на него ласковые глаза, сказала: «Мне тоже жаль. Я тогда очень хотела  увидеть тебя, но сейчас, будет не честно, если я останусь здесь! И чтобы не подавать лишних надежд продолжила, вполне спокойным голосом: «Сегодня я пришла, чтобы узнать, куда Алик пропал. Ну а раз узнала – можно и уходить. Передай ему, что я буду ждать его».
Иван довел ее до гардероба, помог надеть пальто, и  нерешительно предложил  проводить до дома.  Но девушка твердо отказалась, протянув узкую кисть на прощанье: « Не надо, мне недалеко, и сейчас не поздно». Иван осторожно взял ее руку и тихо сказал: «Если я смогу тебе быть полезен, я буду рад». «Спасибо!»- кивнула ему девушка, и Иван подумал: «Поезд ушел!» 
Все эти дни, когда Алик снова неожиданно исчез Нинка не находила себе места, перебирая варианты один хуже другого. Больше всего она боялась, что ее кавалер, получив от нее все, что хотел, решил, что она распутная женщина.  А ее, якобы, болезнь -  выдуманный повод для предложения другого способа удовлетворения извращенных желаний. И он решил, что от нее надо держаться подальше. Ночами она горько плакала в подушку, обвиняя себя за  ласки, которые казались ей еще совсем недавно, совершенно невозможными, но которые она с радостью позволяла Алику. Корила себя за то, что не только  позволяла, но и сама с готовностью целовала и ласкала его так, о чем сейчас со стыдом вспоминала.  Но как только, устав от слез, Нинка засыпала, она, уже без всякого стыда, с истомой прижималась спиной  к его, покрытой черными, жесткими  волосами, мускулистой спине или целовала его горячую, пульсирующую твердь, в то время, как его  ненасытный язык пытался проникнуть во все еще сжатое спазмой, но уже влажное место. Просыпаясь от ночного оргазма, она мучалась угрызениями совести и  долго не могла заснуть  Сейчас же, когда она  узнала причину его отсутствия, она, уже без всяких моральных переживаний, с легкой душей перебирала радостные воспоминания, ожидая скорой  встречи с любимым.
Чтобы иметь возможность ходить к Нинке, Алику  пришлось пойти на хитрость. Он уговорил Саху, попросить у начальства разрешить сдачу допуска  на должности командира группы электриков. Эту должность занимал Красиков, а полгода назад такой допуск получил Алик. Весной Алик заканчивал срочную службу, и всем было выгодно, чтобы к этому времени такой же допуск получил Пилипенко.
Алик же обещал Красикову помочь подчиненному в подготовке к сдачи экзаменов и дал согласие, в течении месяца, нести нижнюю вахту за Ваху. Точнее, предполагалось, что всякий раз они будут ходить на вахту вместе, чтобы Пилипенко смог отработать все необходимые вопросы. Правда, заступать на службу им придется в два раза чаще. Командир Б4-5 считал, что Алик хочет заслужить прощение, проявляя такое рвение, а Алик рассчитывал, что сможет в часы, когда экипажа на  подводной лодке нет, ходить в самоволку к Нинке.
Главную опасность разоблачения представляло случайное столкновение с патрулем за пределами части, которые обязательно остановят человека в матросской форме. Но у друзей с зарядовой станции Алик раздобыл шведскую штормовку с капюшоном. Проблема же, как выйти за пределы части, минуя КПП, является проблемой только для первого года службы, да  и то не всегда.
Задуманная хитрость удалась, и за неделю до конца «организационного периода» у Алика с Нинкой начался «медовый месяц».
Как заведенный, Алик к 21 часу приходил к Нинке, а к семи часам утра же был на корабле. Утаить от Фаины такие посещения было невозможно, и Нинка решила, что пусть знает.  Фаина относилась к их встречах с пониманием и только раз, а это было в середине февраля, не деликатно поинтересовалась, помог ли  ей этот армянин избавиться  от ее проблемы. Нинка немного обиделась на акцентирование национальности и сказала неопределенно: «Что еврей, что армянин, какая разница?»   «Ну, ни скажи!»- усмехнулась Фаина, и больше они ее ухажеров не обсуждали.
На самом деле, только недавно, когда Нинка окончательно перестала стесняться Алика, с удовольствием ходила перед ним обнаженной, гордо демонстрируя свои прелести и без смущения разглядывая его достоинства, она уговорила его  провести все манипуляции, рекомендуемые книгой Фаины.
Когда  после, его очередного визита, рано утром закрывала за Аликом дверь она, смущаясь, шепнула на ухо: « Следующий раз командовать буду я». Он, казалось,  все понял и с готовностью согласился. Нинка хорошо подготовилась к предстоящему действу.  Возвращаясь вечером с работы, и  озираясь по сторонам, зашла в аптеку, где долго разглядывала витрину, набираясь смелости.  Выбрав окошко, за которым стояла продавщица ее лет, и, дождавшись, когда покупателей не будет, спросила лубрикант с анестетиком. Девушка равнодушно подошла к стеклянному шкафу  взяла небольшой тюбик и выбила чек. Нинка, слегка покраснев, сунула покупку в сумочку и быстро вышла. Дома внимательно изучила инструкцию по применению, еще раз  прочитала главу книги, где обстоятельно рассказывалась последовательность действий партнеров, ведущих к заветной цели.  Когда позвонил Алик, Нинка успокаивала себя,  мысленно представляла позицию, в которой она будет контролировать ситуацию, и последовательность своих действий. Хорошо, что Фаина ушла на смену, и Алик  мог без смущений воспользоваться ванной. Отправив его в ванную первым, она, двигаясь, как лунатик, приготовила кровать, сменив зачем-то вполне чистое белье. Из ванной  вернулся Алик. Она уложила его в кровать, еще раз напомнив, что по возвращении распоряжаться действиями будет она. Алик, казалось,  был предельно серьезен, но засмеялся, когда она, уходя в ванную, сунула ему книгу, заложенную в нужном месте инструкцией от лубриканта.
Когда Нинка вернулась в комнату, в халате, наброшенном на голое тело, и порозовевшим от волнения лицом, Алик лежал на спине, откинув одеяло. Мгновенно отметив его могучий торс, покрытый до мускулистого  живота курчавыми черными волосами,  и его вздыбившееся достоинство, Нинка, легким движением скинула халатик  и, распустив по спине пушистые волосы, грациозно повернулась перед партнером. Высокая грудь, тонкая талия, плоский девичий живот, нежная округлость ягодиц, до которых  доставали концы ее светлых волос, так возбудили Алика, что он вскочил с постели и жадно обнял гибкое тело девушки.
Нинка на секунду прильнула к его телу но, чувствуя прохладным животом горячую твердость, попыталась отстраниться, уперев ладони в волосатую грудь: «Подожди, Алик, ты же обещал! Сегодня распоряжаюсь я. Ложись и будь умницей».  Кавалер нехотя послушался. Зная из теории, что прелюдия обязательна, она юркнула в постель рядом с любимым и нежно прижалась развитой  грудью к его боку и груди, возбуждая у себя,  так необходимое для успешности их намерений, желание. Алик слегка повернулся к ней, позволив девушку внутренней поверхностью бедер почувствовать силу его желания, и крепко поцеловал ее в полураскрытые губы. Не единожды, во время их любовных игр Алик пытался проявлять свою мужскую инициативу, но Нинка бдительно прерывала его намерения, всякий раз взывая  к его совести. Наконец, когда девушка почувствовала, что дальнейшие игры вот-вот кончаться как обычно, она спрыгнула с постели, взяла с тумбочки приготовленный тюбик  и, выдавив немного светлой влаги  на блестящую полусферу его, напряженного от неудовлетворенного желания,  достоинства, осторожно и ласково распределила  влагу по всей длине. Встав на постель, спиной к любимому, и грациозно преступив через его бедра левой ногой, стала медленно опускаться над его выступающей бардово-фиолетовой полусферой. Алик обхватил ее ягодицы, готовясь направить в нужное место. «Не надо, я сама»- сказала девушка, изменившимся голосом. И бережно, обхватив правой кистью его достоинство,  начала,   осторожно раздвигать его  гладкой выпуклостью свои розовые створки, одновременно слегка покачивая бедрами.
Или проблема была не слишком запущена, или выбранное лечение соответствовало потребности, но тугое скольжение, контролируемое Нинкой, происходило, почти безболезненно, пока напряженная полусфера не уперлась в некое препятствие. Девушка, опасаясь боли и очередного спазма, замерла в этом положении. Но тут не выдержал Алик. Вид ее девичьих прелестей, сопровождаемый ощущением  тесных возбуждающих движений, был так эротичен, что он, почти инстинктивно, выгнулся навстречу, изливая горячий поток в желанное место и, с острым  наслаждением, преодолевая препятствие. Девушка не успела отследить за перемещением, и, не осознавая краткую боль, тут же, вслед за ним, улетела в дивное ощущение, ранее неведомой глубины и силы.
Цель была достигнута, чему Нинка была рада гораздо больше Алика, которого вполне устраивали и другие  варианты любви.
Нинка же не разделяла его предпочтений и только в последние две недели их медового месяца почувствовала настоящие, ни с чем не сравнимые эмоции от любви мужчины. Теперь каждый визит любимого она ждала с надеждой и радостью.
Юное существо ее окончательно раскрылось навстречу новому для нее чувству, и только вечный страх незамужней женщины «залететь» несколько омрачал радость ночных встреч. Молодому организму ее стало мало тех визитов через день, которые такими хитростями добивался Алик. Да и партнер, когда ночевал не у нее, места себе не находил.
«Медовый месяц» у них кончился неожиданно. Алик 23 февраля ушел в самоволку, хотя должен был спать в казарме.  А в 10 часов утра был назначен выход в море на сдачу первой задачи. Мичманы и часть офицеров остались ночевать в части. Дежурный, обнаружив отсутствие Алика при проверке по койкам, доложил старпому. Тот возмутился и потребовал, чтобы Арутюняна немедленно нашли.  Направили за ним опять Красикова, как его непосредственного начальника. К двум часам утра он  доставил Алика в часть. Разбирательство отложили до возвращения с моря. Сразу после  прихода в базу Алику  объявили 10 суток ареста, и первого марта посадили на гауптвахту. А командир корабля, после беседы с Красиковым, пошел в отдел кадров с просьбой перевести Арутюняна на другую лодку, которая через пол месяца должна была уходить на постоянное базирование в Ригу. Когда Алик вернулся с гауптвахты, осунувшийся и похудевший, Красиков объявил, ему о предстоящем переводе и объяснил, что с большим трудом отговорил командование от передачи дела его в суд, с последующим направлением в дисциплинарный батальон.  В процессе проводимого расследования выяснилось, что в самоволке он был много раз, так что дисциплинарный батальон стал грозной реальностью. Убывая на другой корабль, и не имея возможности сообщить Нинке о его проблемах, Алик упросил Красикова сходить к Нинке и передать от него записку.

Как забыть любовь.

Нинка же эти три недели после нового исчезновения Алика, была сама не своя. И когда, выйдя на звонок, увидела мичмана, который дважды приходил за Аликом, поняла, что сейчас неизвестность разрешится. Фаина вышла из кухни и увидев в двери незнакомого военного подошла, выжидательно глядя на него.
«Мичман Красиков Александр Иванович!» - представился военный. « Фаина Исааковна!- в тон ему ответила женщина «Что вам угодно?»  «Мне надо поговорить с Вашей соседкой, вы согласны?» - с максимальной вежливостью ответил мичман.
«Если она согласна, то ради Бога!- сказала соседка, определив, что девушка его не боится.   Нинка предложила Красикову снять шинель и пройти в комнату. Ей не хотелось, чтобы их разговор слышала Фаина.
Предложив гостю сесть, Нинка села  за стол напротив него и тревожно спросила:
«Вы опять ищите Алика?»
«Нет»- сказал Красиков у меня от него к Вам записка. С этими словами он  открыл маленький чемоданчик, с которым ходил на службу и достал канцелярскую папку. Письмо у Красикова лежало во внутреннем кармане, но девушка была так хороша собой, что него появилось сильное желание еще раз встретиться с ней, тем более,  что его жена сегодня уехала в Ленинград и должна была вернуться только к Майским праздникам
Открыл папку, в которой было всего несколько листов, он начал их  недоуменно рассматривать. «Извините меня»- сказал он, « я взял не ту папку. Так что с письмом вам придется подождать до завтра». «Расскажите, что за письмо, почему он сам не может прийти?» - перебила его извинения девушка.
Красиков с максимальными подробностями описал службу Алика за последний месяц, особенно напирая, что из-за самовольных отлучек, к которым она, некоторым образом причастна, он не только наказан, но и отослан служить в другой гарнизон.   Альтернативой был только дисциплинарный батальон, от которого ему, с великим трудом, удалось отговорить командование.
Услышав про дисциплинарный батальон и почувствовав, что случившееся значительно серьезнее ее предположений, девушка зарыдала. Ей было жалко Алика, жалко себя, жалко уходящей любви. Красиков встал, подошел к девушке и положил руки на ее вздрагивающие плечи. От его прикосновения девушка напряглась, и умный Красиков почувствовал, что ему лучше отложить наведение контактов на завтра. Он снял руки с ее плеч, ласково погладил по светлым волосам, которые оказались более жесткие, чем виделось, и сказал негромко:  «Успокойся, пожалуйста, все не так трагично. Ему осталось служить всего три месяца. Демобилизуется и приедет к тебе. Завтра после службы я занесу тебе его письмо, и ты все узнаешь». Нинка  постепенно успокаивалась, жалобные рыдания переходили в тихие всхлипывания. Наконец она встала из-за стола, и серьезно посмотрела в лицо гостя: «Извините за мои эмоции, Александр Иванович. Если Вам не трудно, занесите мне  письмо завтра. Я буду с работы после восемнадцати». «До чего хороша, девчонка!» - думал мичман, глядя в ее аквамариновые глаза. А вслух сказал: « Ниночка, давайте не так официально, называйте меня Александр. А письмо я Вам    завтра доставлю. До свидания!».
«Как бы найти к ней подход к этой сексапильной блондинке, в самой прекрасной девичьей поре?» думал мичман по пути домой. Он знал, что Алик в Лиепаю не вернется, и искренне считал, что вполне сможет утешить девочку,  на ближайших два месяца. Моральных препятствий для себя он не видел. С одной стороны, он был уверен, что Алик у Нинки был далеко не первый, а с другой – давно не считал  изменой свои  случайные связи.
На следующий день вечером он пришел к Нинке с письмом от Алика. Фаины дома не было, что Красикова сразу обрадовало.  Он демонстративно тщательно вытер ноги о входной коврик, ожидая, что ему предложат домашнюю обувь. Но девушка сказала: «Проходите смело, Александр, я собираюсь сегодня делать уборку, а шинель можете повесить на вешалку!»  В светлом приталенном  платье в крупный горошек, с широкой юбкой  до середины икры, с распущенными волосами, схваченными на затылке пестрым резиновым жгутиком, она выглядела как артистка из «Карнавальной ночи».
Хозяйка усадила гостя у стола и встала  рядом, рассчитывая, что он сейчас откроет свой «дипломат» и достанет письмо.
Но мичман открыл чемоданчик и выложил на стол большую коробку шоколадных конфет, и бутылку ликера Бенедиктин. «Если письмо тебя порадует, тогда  считай, что это от него подарок»- сказал Красиков, кивнув на стол.  И достав из кармана кителя запечатанный конверт, протянул его девушке.
Не обращая внимание на загадочное «если», Нинка быстро вскрыла конверт и обнаружила там только короткую записку:  «Здравствуй, любимая! Обстоятельства сложились так, что мы вынуждены с  расстаться. С горечью, думаю об этом, и всегда буду светло вспоминать нашу любовь. Алик Арутюнян».
С сухими глазами девушка пробежала краткий текст, повернула листок, и не обнаружив ни чего с обратной стороны, еще раз внимательно прочитала записку.
Машинальным движением, аккуратно вложила записку в конверт и положила его на стол. И только тут до нее окончательно дошел смысл записки. Больше он никогда его не увидит. Он уехал навсегда, и ждать его возвращения после демобилизации бесполезно. Девушка, не обращая внимания на присутствие гостя, опустилась на стул и тихо заплакала. Она закрыла лицо ладонями и облокотилась на стол. Ей было обидно и горько, что он не  собирается возвращаться к ней, и даже не попытался обосновать неизбежность разрыва. Обидно и  жалко,  что радость жизни, которую только совсем недавно она смогла  почувствовать, теперь, и, может быть навсегда, закончилась.  Красиков сидел рядом, не успокаивая ее, и давая возможность выплакаться. Наконец, прекратив всхлипывать, она подняла заплаканное лицо и спросила: «Вы знали, что он не вернется?» Красиков секунду подумал и тихо ответил: «Не знал точно, но предполагал». Красиков встал, показывая, что он собирается уходить. Девушка кивнула на стол и сказала, догадываясь: «Это не от него!»  «Какая разница!»- ответил Красиков «Это для тебя! Немного ликера тебе сейчас не помешает, выпей рюмку и ложись спать»- посоветовал он всем видам давая понять , что он собрался уходить, однако уверенный, что она его остановит.  «Да, Саша,»- сказала она, «выпить мне действительно хочется. Если ты не торопишься, выпейте со мной, я сварю кофе». «Охотно» - ответил Красиков и добавил с улыбкой,  «да тебе еще и не по возрасту пить в одиночку!» Девушка вышла на кухню готовить кофе. Красиков привычным движением откупорил бутылку, вскрыл коробку конфет и с удовлетворением отметил про себя, что она приняла его «ты» и все идет по его сценарию. Через пару минут вернулась хозяйка и взглянув на стол, сказала: «Нет уж, пировать, так пировать! Подержи бутылку и конфеты, я сменю скатерть». Через минуту на столе вместо плюшевой накидки, лежала полотняная накрахмаленная скатерть, на которой расположились фарфоровые чашки с блюдцами одинакового рисунка, две вазы чешского стекла, одна с сухим печеньем Мария, а другая с конфетами. В центре стола возвышался хрустальный графинчик с зеленым Бенедиктином, и стояли  две ликерные рюмки. Усадив гостя за стол, хозяйка пошла на кухню и вернулась с небольшим подносом, на котором стоял блестящий кофейник с гейзером, источающий аромат свежего кофе. Поставила поднос на край стола , налила пахучий напиток гостю и себе, села рядом. Красиков встал из-за стола, уверенным движением  наполнил рюмки и предложил: «Давай, девочка, выпьем за тебя, за твое счастье, которое непременно придет. И чтобы  душевные терзания, без которых жизни не бывает, были не слишком тяжелы и только закаляли твою способность любить». Девушка не очень вслушивалась  в его витиеватую речь, но с удовольствием выпила рюмку до конца, надеясь легким опьянением заглушить тяжесть сердца. Крепкий, горячий кофе, после очень сладкого ликера, отдающего хвоей, показался ей удивительно вкусным. Сделав несколько глотков, она подвинула к Красикову пустую рюмку, и он, без промедления ее наполнил. После второй рюмки тяжесть от сердца стала отходить, и ей захотелось рассказывать  гостю, что она собирается  поступить в будущем году в техникум или даже, может быть, вечерний институт,  и что в парикмахерской она уже все освоила, и скоро ее поставят на модельные прически. В комнате было довольно жарко, и Нинка расстегнула пуговички невысокого ворот платья, предложила Красикову снять шерстяной китель. Он, согласился и  повесил китель на спинку стула,  оставшись в тельняшке.
Гость заинтересованно слушал оживленный щебет девушки, бросая жадные взгляды на распахнутый ворот, открывший  соблазнительную ложбинку, и  периодически наполняя опустевшую рюмку. Сам он почти не пил, тем более, что после первой  рюмки они про тосты забыли, а пили кофе, подслащивая каждый глоток горького, ароматного напитка глотком сладкого, тягучего ликера. Красиков сладкое не  любил, а Нинке очень понравилось,  экзотическое чередование приторности душистого Бенедиктина и горечи ароматного кофе. От непринужденной болтовни и, казавшимся легким, опьянения.  Нинке стало весело и захотелось танцевать. Она попросила Красикова включить проигрыватель, стоящий на полке телевизионной тумбы и поставить любимую Нинкину Рио-Риту. Он с готовностью исполнил желание хозяйки, и зажигательная мелодия заполнила комнату.  Нинка встала, и начала импровизировать в такт музыке. Танцевать она умела и любила. Но если бы она просто стояла, покачивая бедрами в ритм мелодии, то и тогда ее сексапильная фигура, с узкой талией и высокой грудью производила  бы впечатление профессиональной танцовщицы. Ее  порозовевшее от возбуждения лицо, обрамленное светлыми локонами, блестящие, с  фиалкового цвета глаза буквально заворожили Красикова. И девушка, чувствуя, что нравится гостю, сама начала зажигаться  знакомым желанием.  Она была уже довольно сильно пьяна, ее движение уже не всегда попадали в ритм музыки, но это Красикова еще более заводило. Она сделала рукой приглашающее танцевать  движение и Красиков, как завороженный, пошел к ней. Нинка отчетливо замечала такую знакомую ей полосатую тельняшку, но лицо походящего к ней человека двоилось и виделось не четко. Она твердо знала, что это Красиков, но порой ей казалось, что Алик,  и она радостно протянула к нему руки. Он обнял девушку, готовясь танцевать, но музыка закончилась, и они остались стоять в обнимку посреди комнаты. Первым пришел в себя Красиков. Он ласково положил руки на щеки девушки и слегка наклонив ее впился поцелуем в полуоткрытые, пухлые губы Нинки. Она же, охваченная жгучим желанием, усиленным многонедельным воздержанием, жадно ответила на его поцелуй, не очень понимая, с кем она и где.
Красиков был крайне возбужден, но совершенно трезв и понимал, что единственный способ не упустить сегодня свой шанс, это не дать девушке выйти из ее сладкого ступора. Он мягким, кошачьим движением запустил обе руки в  расстегнутый ворот ее платья, и радостно чувствуя, что она без бюстгальтера, осторожно выпустил на волю ее упругие груди с уже отвердевшими сосками. Чуть отступив, и  наклонившись вперед, он по очереди стал  жадно целовать эти яркие плотные шарики, орудуя языком и слегка прихватывая зубами. Левой рукой он подставлял поцелуям груди, в то время как правая скользнула вниз, по животу и, приподняв подол, оказалось в назначенном месте, скользнув по шелковой поверхности тонких трусиков между девичьих ног. Явное на ощупь увлажнение ткани показывало, что он на верном пути. Девушка стояла, безвольно опустив руки, вполне отдавшись его умелому напору. Одним движением он оказался у нее за спиной, крепко обнял, обхватив ладонями груди и  нежно сжимая  отвердевшие соски. Откинув подбородком  хвост ее пушистых волос, он начал целовать гладкую кожу шею девушки иногда чуть прихватывая зубами розовую мочку уха. Коленями он чувствовал легкую дрожь стройных ног девушки а бедрами - легкие движения ягодиц, ясно ощутивших восставшую твердость.
Усиленное умелыми ласками желание заставило, одурманенную алкоголем девушку, слегка наклониться, и ритмично задвигать бедрами, чтобы ярче почувствовать напор, бессильный пробить ткань. Выпустив груди девушки, мужчина в три движения  выпустил свою выпирающую твердость на волю. Не останавливаясь ни на секунду он  подняв широкий подол  и потянул вниз шелковые трусики, почти без трения спустив их к ступням. Соглашаясь с его натиском, девушка одной ногой освободилась от прохладного шелка, подальше переступив одной ногой, а руками уперлась в стол. Длительное воздержание молодого организма, неожиданное опьянение и умелая настойчивость опытного  мужчины сделали свое дело.
Когда первая острота желания была снята, они не без смущения отошли от случайного места любви, легкой иронией над собой, пытаясь погасить неловкость. Через пол часа они, приняв душ и  перенеся шинель Красикова в комнату, чистые и довольные, что нашли друг друга, лежали в кровати, в предчувствии прекрасной ночи.
С этого дня и до майских праздников, за исключением не частых выходов в море, Красиков ночевал у Нинки. И охотно делился с 19 летней девчонкой опытом тридцатилетнего мужчины. О том, что он женат, он сказал Нинке на следующую неделю после их первой ночи. Нельзя сказать, что Нинка очень сильно переживала по этому поводу. Единственно, что  связывала Нинку с новым ухажером - восхитительные ощущения взрослой женщины, с таким трудом открывшиеся ей, но без которых жизнь теперь казалась совсем пресной.
После майских праздников, когда к Красикову приехала жена, он решил реформировать связь с Нинкой. Реформирование вышло некрасивым, В сердцах, она его даже слегка поцарапала, и возврат к прежним отношениям стал невозможен.

Кармен из Лиепаи


                Пытаясь заполнить пустоту, Нинка снова стала встречаться с Яном, СРТ которого, в июле стал  в док. Скучная связь с ним тянулась до осени. Пока он снова не ушел в море. Его любовь  совсем не устраивала девушку, и когда он исчез с глаз, она все чаще стала вспоминать Ивана Донского, всю его ладную фигуру и то какими жадными глазами он всегда смотрел на нее. Она снова стала ходить с подругой в матросский клуб, надеясь встретить Ивана. Но С-116 была в автономном походе и прибыла в Лиепаю только в ноябре.
О том, что Арутюнян ходил к Нинке, Вахе рассказал под большим секретом Саха, который прикрывал самоволки Алика. После того, как Арутюняна перевели на другой корабль, а Саха, допущенный к материалам расследования, сказал, что Алик за Нинкой не вернется, Ивану захотелось ее найти. Но ни в матросском клубе, ни на танцплощадке в парке Райниса, который почему-то чаще назывался Козьим парком, ни весной, ни летом встретить ее не удавалось.  Он  знал, что она работает в парикмахерской, на той стороне бухты, рядом с  судоремонтным заводом, но смог туда попасть только в ноябре, когда, после возвращения из «автономки» его послали на «Тосмаре» в местную командировку. К этому времени был он уже не молодой матрос, а «годок», старшина команды по должности, главный старшина по званию, украшенный всеми возможными значками «воинской доблести», не меньше, чем, в свое время, его более удачливый соперник. Зашел он в парикмахерскую, как бы по необходимости. Очередь была небольшая и он, дожидаясь, когда освободится место, обслуживаемое Нинкой, из небольшой прихожей скрытно наблюдал за ловкими движениями девушки. Она стояла к нему боком, иногда, в процессе работы, поворачиваясь спиной. В белом халатике, не закрывающем соблазнительные коленки, с высокой прической, подчеркивающей ее грациозную стать, она казалась ему ангельским созданием. Когда, оглядывая сделанное, она отступала на пол шага, в зеркале он видел ее лицо, и тогда сердце его сжималось от любви к ней  и жалости, что все произошло не так, как ему бы хотелось.
Она закончила работу. Клиент встал, и тут девушка  в зеркале увидела Ивана, поймав его заинтересованный взгляд.  От неожиданности встретить здесь его, которого она давно искала, бледное лицо девушки порозовело, а глаза не могли скрыть радости. Все ее чувства отразились на ее светлом личике так ясно, что Иван понял: она рада этой встрече. « Я искал тебя всю весну и все лето и нашел осенью!» - очень тихо сказал он вместо приветствия, садясь в кресло.
« А я второй месяц ищу тебя!» - шепнула девушка, и,  положив руки ему на плечи, слегка погладила их. Главное было сказано, остальное дополнили взгляды и прикосновения.  Те несколько минут, что он провел в кресле, пока ее легкие руки, как ему казалось, с особой нежностью касаются его головы, поднимая волосы для обработки инструментом, или стряхивая обрезанные пряди, казались ему удивительно прекрасными. Говорили они немного, но и тому и другому стало ясно, что они, наконец, будут вместе. «Я буду в клубе в это воскресение, а если ты не сможешь, я уйду!» - сказала девушка. Иван благодарно посмотрел на нее и сказал: « Я всегда хотел, чтобы ты мне так говорила».
«Теперь обещаю!»- серьезно ответила Нинка.
По графику Иван в ближайшее воскресение не должен был увольняться, но уговорил своего непосредственного начальника организовать замену, сославшись на личные обстоятельства. Начальник не стал вдаваться в подробности и уважил просьбу. К началу вечера Ваха был в клубе и, выбрав удобное место в фойе, наблюдал за всеми входящими посетителями, боясь пропустить приход Нинки
Хотя по ее первоначальным планам, она собиралась прийти к середине вечера, но мысль, что сегодня она встретится с Иваном, так волновала ее, что она сама  не заметила, что собралась раньше предполагаемого. И, наконец, бросив последний раз взгляд в зеркало, и убедившись, что выглядит так, как ей и хотелось она решила не мучить ни себя, ни кавалера и вышла из дома раньше намеченного. От ее дома до клуба было недалеко. Стоял безветренный, сухой день поздней осени, и она пошла по аллее, по которой год назад в первый раз провожал ее домой Алик. Запах опавшей листвы пробудил в ее памяти все обстоятельства того вечера, и она подумала, что как было бы хорошо, если бы  тогда их встреча на этом и закончилась, и сейчас бы она шла на свидания к Ивану без отягощающих ее душу воспоминаний о разбитой любви, о нелепых встречах с Красиковым…
После неожиданного появления Ивана, девушка ни раз задавала себе вопрос: «Что он знает про неё? Раз Алик посылал к ней Ивана, значит они, как минимум, были приятели. Насколько доверительны были их разговоры?» « Судя по тому, с какой любовью Иван на нее смотрел в последнюю встречу, он вряд ли знает все подробности» - решила она, внутренне готовясь создавать «легенду» исходя из выявленных обстоятельств. С этими мыслями она открыла двери клуба и тут же увидела Алика, тревожно-ожидающие глаза которого сразу сказали ей все.
Окрыленная ощущением, что она хороша собой, молода и  желанна, девушка пошла ему на встречу с обаятельной и обещающей улыбкой, делающей еще миловидней ее свежее, симпатичное личико. Он ей помог снять плащ и переодеть туфли и они, держась за руки, пошли в танцевальный зал. Они весь вечер танцевали вместе и болтали о разных милых пустяках, не затрагивая темы, о которой каждый из них думал. За полтора часа до окончания танцев она вдруг спросила: « Ванечка! А тебя не вызовут, как тот раз? Мне бы очень не хотелось опять тебя надолго потерять!»  Иван понял вопрос, как предложение уйти от посторонних взглядов, которых действительно было в избытке. Яркая девушка, которая за последний  месяц не пропускала вечеров, пытаясь найти Ивана, многим приглянулась.
«Скорей всего нет, но мало ли что бывает! Давай уйдем, да погуляем, погода хорошая!» - ответил с готовностью Ваха.
Они, оделись, вышли на бульвар, и пошли к Нинкиному дому по песчаной дорожке, усыпанной каштановыми листьями.  В это время  на бульваре уже совсем темно, редкие фонари освещают только малое пространство вокруг себя, еще сильнее подчеркивая черноту  кустов, растущих на газонах. Было новолуние и на  звезды на небе горели особенно ярко. «Давай посидим, мне еще не хочется домой!» - сказала Нинка проходя мимо садовой скамейки, стоящей рядом с  потухшим фонарем. Они сели рядом, Иван обнял девушку, и она доверчиво прильнула к его плечу в чёрном бушлате. Ему хотелось ее поцеловать и он, смущаясь, сказал дрогнувшим голосом: «Посмотри, Ниночка, это Канопус – звезда мореплавателей!» Девушка повернулась к нему, следя за ее рукой, а он быстро и коротко поцеловал ее в оказавшуюся совсем близко теплую щеку. «Да он, похоже, совсем неопытный!» - подумала Нинка и, не отстраняясь от его смущенного лица, потянулась к нему, подставляя губы.  Они довольно долго и с удовольствием целовались, пока в свете соседнего фонаря не показался патруль, два матроса и мичман. «Пойдем, от греха подальше», - сказала  Нинка. Они встали и, не торопясь, пошли дальше. Хотя патруль не пытался их догнать, подойдя к дому, Нинка, смущенно выговорила: «Давай зайдем ко мне, мало ли что им придет в голову!»  Иван, не задавая вопросов, согласился, и Нинка поняла, что он знает, что она живет без родителей, а, значит, догадывается, что в самоволки Алик ходил именно к ней.
Еще они не вошли в квартиру, а Нинка уже решила, что будет импровизировать, создавая «легенду» их отношений с Аликом. Судя по тому, что свет у Фаины не горел, она, видимо, спала. Хотя последние месяцы Нинка от Фаины не таилась, но на этот раз она попросила Ивана быть потише, и снять бушлат у нее в комнате.
Иван при этом подумал: « Если она смущается соседки, приглашая к себе вечернего гостя, то может быть она не такая, как о ней говорили, когда на собрании осуждали Алика?» Первое зерно сомнения в правдивость россказней о Нинке, в которые так не хотел верить Ваха, было брошено.
Они, не включая света, сели на диван и продолжили приятное занятие, прерванное появлением патруля. Хотя поцелуи Ивана стали не на шутку заводить Нинку, девушка, обнаружив, что он сразу прекращает робкие попытки перейти к большему, вдруг решилась. После очередной несмелой экскурсии Ивановой руки под Нинкину юбку, она тихонько заплакала и сказала: «Ванечка! Ты мне очень нравишься! Но у меня есть проблема, из-за которой ты наверняка не захочешь со мной остаться!» Она плакала вполне искренне, вновь и вновь переживая неприятности последнего года. Ваха, думая, что она намекает на  потерянную невинность, начал ее успокаивать, целуя в заплаканные глаза и уверяя, что он любит ее такой, какая она есть. Но девушка мягко освободилась из его объятий и держа его крепко за руку начала рассказывать события, совершившиеся после смерти матери, закончив их на том, что Ян предлагает ей выйти за него, а она этого не хочет. Иван знал историю с дракой Алика и Яна, которого Алик назвал при расследовании дальним родственником, пристающим к девушки. С этой историей грустное повествование девушки не расходилось. Это было второе зерно сомнения в справедливость плохих мнений о девушке.
Ивану стало бесконечно жаль Нинку и он с новой силой стал ее утешать.
И в этот момент девушка поняла, что можно отрицать интимную связь с Аликом, ссылаясь на проблему, приобретенную в злосчастную ночь. Как она будет выкручиваться от возможных неприятных вопросов, зачем к ней ходил Алик, она пока не знала, но интуитивно решила, что  Ивану сегодня оставаться у нее нельзя.
Жалея девушку, и негодуя на подлые действия Яна, Ваха решился,  наконец, задать девушке последний, тревожащий его вопрос: « Ниночка, как ты считаешь, почему Арутюнян не оставил тебя, когда узнал о проблеме, исключающей связь?»
И тут Нинку осенило, и она ответила вопросом на вопрос: « А ты бы бросил меня?».  Иван снова начал жарко целовать девушку, уверяя, что он ее любит и никогда не оставит. Нинка с готовностью отвечала, пока  не почувствовала, что сама заводится и вся ее «легенда», которая так удачно была воспринята, может рассыпаться в дребезги в течении нескольких минут. Она выскользнула из объятий Ивана и сказала, что не хотела бы, что бы еще трепали ее имя, если он попадется, как в свое время Алик. «Ведь увольнительная записка у  тебя до 24, осталось пол часа, как раз, чтобы добраться вовремя. Я хочу видеть тебя в следующее увольнение, а ни через месяц, после очередной гауптвахты!»- сказала девушка ласково и разумно. «У меня увольнение в следующую субботу!» - ответил Иван. «Ну и приходи ко мне, как освободишься, я буду ждать!»-ласково проворковала ему на ухо девушка.
Проводив Ивана, девушка села на диван и чувствуя напор неудовлетворенного желания начала думать, как бы скорее заполучить этого парня, который так ее волновал, не нарушив, так хорошо выполненную «легенду». В красках представив, как они решали проблему  с Аликом, девушка побежала в душ, на ходу принимая окончательное решение.
К ее счастью, на следующую субботу приходилось завершение её трехдневных регулярных недомоганий, и она решила повторить в этот день, то, что в свое время проделала она с участием Алика. Судя по поведению Ивана, он не был очень опытен в этих делах, что сулило полный успех задуманного.
Так и получилось. Измазанная кровью простыня послужило для него бесспорным доказательством его первенства, а жаркие благодарности девушки, уверяющей, что только с ним она бы смогла преодолеть приобретенный недуг, окончательно уверили его в правдивости всего, что говорила ему Нинка.
И с этого момента его жизнь переменилась. Каждый час, каждую минуту он думал о ней. Представлял, как она смотрит на него своими  фиалковыми глазами, от взгляда которых ему становилось и  радостно и печально, как он гладит ее роскошные светлые волосы, как целует ненасытные губы. Саха, его ближайший друг, пытался прекратить это безумие, отговаривая от особо опасных самоволок. Но ни какие разговоры, ни какие ссылки на материалы административного расследования по последнему делу Арутюняна, которого чуть не отправили в дисциплинарный батальон в похожей ситуации, не действовали. Но влюбленным везет, и до нового 1961 года Вахе удавалось избегать разоблачения в регулярных самовольных отлучках.
31 декабря он должен был в части, что не исключало возможности сходить в Клуб на встречу Нового Года. А первого января, с утра, он мог уйти в законное увольнение до 24 часов. Нинка пришла на вечер к 21 часу, не забыв захватить с собой маленькую фляжку коньяка, которую они сумели распить под бой курантов, перелив содержимое в стаканы с лимонадом. К часу ночи он должен был быть в казарме, но Нинка сказала, что видела 30 числа у завода Яна и она боится, что он может к ней явиться в Новогоднюю Ночь. Опасения девушки и легкое опьянение сделали свое дело: Ваха решился уйти с ней. Он попросил одного из приятелей разобрать его постель, имитировать, что он где-то в казарме, а боцмана уговорил взять его увольнительную на утреннем построении на увольнение. Таким образом, он рассчитывал, что сможет быть у Нинки весь праздник. Но, как оказалось, это были наивные предположения.
Первого января 1961 года в 9.45  утра из коридора донесся истошный крик дневального: «Экипаж, Смирно! Дежурный, на выход! »
Старший помощник командира  резким поворотом головы поприветствовал вытянувшегося в струнку дневального и направился к своей каюте.  Из «ленинской комнаты» резво  выскочил  одетый в шинель мичман и поправляя одной рукой кожаную форменную шапку, а другой снаряжение скороговоркой доложил : «Товарищ капитан-лейтенант, за время моего дежурства происшествий не случилось. Лиц незаконно отсутствующих нет, за исключением главного старшины Донского.  Дежурный по казарме мичман Красиков» Старпом приложил руку к козырьку щегольской фуражки и скомандовал «Вольно!» Дневальный громко репетовал. Капитан-лейтенант слегка поморщился  и  сквозь зубы бросил дежурному: « С книгой увольняемых - ко мне!» «Есть !» -ответил мичман, и , по-уставному повернувшись, быстрым шагом пошел к «ленинской комнате».
Главный старшина Донской среди уволенных 31декабря не значился, так как не попал в состав тех 30 процентов, которые одновременно могли быть уволенными.  Его увольнительная записка, датированная первым января, лежала в общей стопке увольняемых в 10 часов утра. Все они, кроме Донского, в кубрике, наводили последний лоск перед построением  на увольнение.
В два часа ночи, проверяя наличие матросов и старшин по койкам, Красиков заметил, что постель на койке Донских разобрана, но его в кубрике нет. Не было и его формы, которая должна была лежать на тумбочке, сложенная аккуратной стопкой, синим воротником вверх.  Лежащий на соседней койке главный старшина Пилипенко, который увольнялся до часу ночи, уже спал, слегка похрапывая во сне. Красиков бесцеремонно начал трясти его: «Просыпайся, Саха, где твой кореш !» Пилипенко приподнялся на локтях, открыл глаза  и  мутным взглядом  уставился на Красикова. «Где Ваха?»-спросил Красиков, убедившись, что Саха проснулся.
« Не знаю. Я увольнялся в город, а он пошел в клуб! Вчера говорил, что с утра пойдет к Нинке »- начал припоминать Пилипенко.
« А кто из «годков» собирался  в клуб? С кем он там был?»-  моментально начал дознание Красиков.
«Боцман не увольнялся, значит, наверняка был там. А вы лучше «молодого» спросите, ему после камбузного наряда, деваться было некуда, только в клуб!- ответил Пилипенко. Повернувшись к подушке, он сунул руку между прутьев спинки койки соседнего ряда, и  стал трясти спящего человека. «Молодой» - стажер из училища Дзержинского, приписанный в отделение Пилипенко, вскочил и в темноте, нарушаемой синей лапой ночного освещения, разглядел начальников. Не давая ему опомниться, Красиков стал спрашивать: « Ты видел в клубе главного старшину Донского? С кем он там был?» «Молодой» стал описывать, запомнившуюся ему девушку в красном платье. «Нинка, точно она!»- пробормотал в сердцах Красиков. «Да, похоже, Нинка-парикмахерша»- подтвердил Пилипенко. И с улыбкой продолжил: «Не переживайте, Александр Иванович, к семи утра Ваха будет, как штык, вы ж помните, по времени возвращениям от нее Аратюняна часы можно было проверять!»
«Да уж, попортил он мне нервы за свой последний месяц, хотя действительно, из самоволки  приходил вовремя!»
«А кто  постель Вахи  разобрал?»- подозрительно спросил Красиков. 
«Попросил кого-нибудь из РТС, чтоб вас не волновать!»- подхалимским голосом сказал Саха. « Вы уж, пожалуйста, не докладывайте пока об отсутствии, придет еще до подъема, она же здесь недалеко живет».
«Да уж знаю, ходил к ней, доставать Арутюняна, когда он чуть не сорвал выход в море! И еще выговор за него схлопотал!»- с досадой вспомнил мичман.
«Он бы и сам пришел! Знал, что выход был назначен в 10 часов»- пробормотал Саха. Но Красиков его уже не слышал. Он шагал между рядов коек, проверяя присутствующих. Кроме Вахи все были на месте, и мичман решил, что пока не стоит поднимать шум. «Годки» - народ серьезный, и если Пилипенко уверяет, что Донских вернется в срок, то так и будет. Тем более, что Ваха официально не увольнялся, значит можно дать «наверх» доклад, что все уволенные прибыли в часть без замечаний.
Сейчас же все складывалось совсем плохо. Старпом  неожиданно прибыл проверять организацию праздничного увольнения. Значит потребует увольнительные записки, тут и выяснится, что главный старшина Донской незаконно отсутствует. Можно было продолжать покрывать нарушителя, забрать его увольнительную из общей стопки и отметив увольнение в журнале. Но это было бы уже явным перебором. Подделывать документы и ради чего! Все это пронеслось в мозгу Красикова в один миг, когда он услышал истошный крик дневального «Смирно!»
Быстро соображая, Красиков решил «сдать» Ваху, тем более, что уверения Сахи об  утреннем возвращении не подтвердились. Видимо Ваха решил, что «кореша» его прикроют, и его ночная самоволка плавно перетечет в утреннее увольнение.
Теперь надо было выкручиваться с минимальными потерями для себя лично
Через минуту он стоял в каюте старпома и лихорадочно соображал, как ему лучше всего отвечать на неизбежные вопросы об незаконно отсутствующем старшине.
«Когда Вы обнаружили отсутствие Донской?» - спросил старпом, просматривая записи в книге увольняемых. Увольнительную записку Донского, выписанную до 24 часов 1 января, он вытащил из общей пачки и сунул в верхний карман кителя.
Мичман Красиков был человек умный и помнящий указание Петра Первого: «Подчиненный перед лицом начальствующего должен иметь вид лихой и придурковатый, чтобы разумением своим не смущать начальствующего»
Он вытянулся по стойке смирно, приложил руку к головному убору и сказал: « Так точно! Обнаружил отсутствие, о чем Вам и доложил!»
Старпом понимающе улыбнулся: «Красиков, не строй Ваньку, я спрашиваю когда, значит, докладывай с точностью до минуты!»
«Я прибыл на подъем, который сегодня был в восемь часов, и обнаружил, что Донских в кубрике отсутствует. Но его постель была разобрана. Я подумал, что он встал  несколько  раньше. Предположил, что он объелся на праздник и сидит на толчке!»- продолжал Красиков, следуя монаршим рекомендациям.
«Ну и как твои предположения?» - сказал старпом голосом, не предвещающим ни чего хорошего.
«Пора раскрывать карты! По проверку по койкам не спросил!» - мелькнуло в голове мичмана, и он продолжил уже обычным тоном: «Я тут опросил тех, кто его видел, и уверен, что он у Нинки-парикмахерши с Тосмаре»
« А вот с этого места подробнее! Это та самая, что чуть не довела до дисциплинарного батальона твоего подчиненного пол года назад?» - оживился старпом.
«Да, она»- подтвердил Красиков, и продолжил: «Его видели с Нинкой на Новогоднем вечере в клубе, а своему ближайшему другу Пилипенко, он говорил, что собирается быть утром у нее».
«Камен из Тосмаре, прямо как у Мариме!»- старпом вздохнул и приказал: «Снимай повязку, снаряжение, сдавай мне пистолет и ступай за Донским, пока вся эта история не обросла подробностями, из-за которых всем нам долго икать придется! Ты же, насколько я помню, уже бывал у нее по такому же случаю! »
Красиков не стал рассказывать о других, более приятных случаях, достал пистолет, и вытащив обойму, споро разрядил его. Старпом открыл сейф и сунул туда оружие, мельком взглянув на патроны в обойме.
«Разрешите идти!»- снова перешел Красиков на официальный тон.
«Ступай, и возьми его увольнительную, чтобы не было проблем при проходе через КПП» - ответил старпом усталым голосом.  С этими словами он достал записку  и протянул  ее Красикову, добавив: «И пришлите боцмана ко мне!»
«Есть!» - ответил мичман, и, четко повернувшись через левое плечо, вышел.
«Стоит ли докладывать Шведову? Или дождаться возвращения Красикова?»-думал старпом                увольнительные записки .
Через минуту в дверь постучали. «Разрешите войти»- сказал боцман, невысокий, но широкоплечий мичман срочной службы,  приоткрывая дверь. «Войдите!» - кивнул офицер. « Товарищ капитан-лейтенант мичман Андреев по вашему приказанию прибыл!»- на едином дыхании доложил боцман
«Ты был на Новогоднем вечере в клубе?» - спросил старпом, проверяя сведения Красикова.
«Так точно! До  самого окончания»- четко ответил мичман.
« С кем ушел из клуба Донской?» - задал новый вопрос старпом.
«С кем ушел он я не обратил внимания» - начал юлить боцман, по возможности, выгораживая   сослуживца,  «но весь вечер он танцевал с парикмахершей из Тосмаре, к которой в прошлом году бегал наш электрик  Арутюнян».

«Ладно, все сходится» -подумал старший помощник, а вслух произнес: «Постройте увольняемых в коридоре, проверьте внешний вид и раздайте увольнительные записки. По готовности доложите!»
В 10 часов старпом обошел строй увольняемых, сказал положенные по этому случаю наставления и возвратился к себе в каюту, дожидаясь возвращения Красикова.
А Красиков, тем временем, уже стоял у знакомой двери на площадке третьего этажа. В подъезде было довольно чисто, но, также как и прежде, стоял неистребимый кошачий смрад. Красиков знал, что Нинкин звонок нижний, и позвонил известным  способом: два длинных, три коротких. Но время идет, а коды меняются. К двери ни кто не подошел.  Верхняя кнопка звонка принадлежала Нинкиной соседке, одинокой еврейке, непонятного возраста и профессии, но  относящейся  к Нинкиным ухажерам с безобидной иронией. Красиков нажал верхнюю кнопку один раз.
Фаина, видимо узнала его через дверной глазок и дверь открыла, не задавая вопросов. «Здравствуйте Фаина Исааковна!»- пытаясь придать голосу как можно больше сердечности, поздоровался Красиков.
Фаина саркастически улыбнулась и ответила стихами: «Принес бобер лисе ликер, а там сидит другой бобер»
«Нет, Фаина Исааковна, я не ликер Лисе принес, а Бобра от нее забрать» - шуткой на шутку ответил Красиков.
«Покорно извиняюсь, я забыла, что вы  сюда ходите в другом статусе!» и  пошла к двери Нинкиной комнаты.
« Ниночка! Золотце! За твоим ухажером  патруль прибыл. Откроешь дверь или пусть ломают?»
«Ну и язва ты, Файка!» - раздался из-за двери знакомый Нинкин голос: «Зачем мне лишние проблемы,  сейчас открою! Дайте только одеться!»
Через минуту дверь открылась, и из нее понуро  вышел Донской уже в шинели и шапке. За ним выскользнула Нинка, в розовом халатике, как всегда эффектная и соблазнительная. «Ванечка!» - заворковала она: « Нас обманули, это не патруль, это мичман Красиков, я его знаю, но с ним больше не дружу. Почему? Пусть он тебе сам объяснит, если захочет. Но я думаю, что не захочет!»
Нинка высокомерно посмотрела на Красикова, как будто знала, какой то компромат на него и ласково промолвила обращаясь к  Донскому : « Ванечка, я тебя очень люблю, и  буду ждать». С этими словами она прижалась всем телом к его жесткой шинели, обхватила руками за шею, и ласково поцеловав в щеку, что-то шепнула на ухо. Еще миг и она скрылась за дверью своей комнаты. Красиков посмотрел на Донского. Тот явно был не пьян, но как будто немного не в себе. Было видно, что он не столько переживает, что попался, сколько сожалеет, что приходится уходить от Нинки.
Красикова он как будто не замечал, не желая ни оправдываться, ни расспрашивать, как его нашли. «Ладно,  на выход с вещами»- попытался шутить мичман, но и ему, вдруг, стало грустно. Иван  Донской, не оборачиваясь, пошел за Красиковым к выходу. Фаина молча закрыла за ними дверь.
Перед выходом из подъезда Красиков протянул Вахе увольнительную записку:
« Положи в документы, на КПП  могут быть представители Комендатуры». 
« Про самовольную отлучку дежурному по соединению не доложили, будут разбираться в пределах экипажа» - равнодушно подумал Донской, все мысли которого были у Нинки. Шли молча, а на КПП, видя, что главный старшина возвращается в часть с мичманом, увольнительную записку проверять не стали.
В казарме, Красиков  приказал Вахе  написать  подробную объяснительную записку о самовольной отлучке, а сам направился к каюте старшего помощника.
«Разрешите войти!» - спросил мичман, слегка приоткрывая дверь.
« Войдите! А где Донской?» - строгим голосом обратился к нему хозяин каюты.
«Привел.  Сейчас в «ленинской комнате» пишет объяснительную записку на мое имя. Завтра с утра доложу все обстоятельства» - ответил Красиков.
  « Хорошо. Ты правильно понимаешь. Не царское это дело предварительное расследование  вести. Напиши еще свою объяснительную и завтра с утра все по этому делу передашь замполиту. А уж он пусть докладывает, что сочтет нужным, Шведову!»- сказал старпом, доставая из сейфа пистолет Красикова.
«При смене дежурства доложишь новому дежурному о происшествии, но особо не болтайте, мы и так  в политотделе на заметке»-  добавил капитан –лейтенант, одевая шинель.
Старпом, довольный, что удалось локализовать нарушение, отправился домой, а Красиков, застегнув снаряжение и одев РЦИ, пошел в «ленинскую комнату», забрать объяснительную записку у Донского.
Перед столом, накрытым красной тканью, сидел Ваха. Перед ним, на картонном переплете подшивки Красной Звезды, лежал клетчатый листок из почтового набора, который он старался превратить в документ, под названием Объяснительная записка. За соседним столом, с независимым видом, сидел его закадычный друг Саха. «Как только закончишь, принеси показать свое творение  мне, я буду у себя в каюте» - приказал Красиков нарушителю спокойствия и  вышел, дав возможность друзьям обсудить тонкости составляемого документа.
Но друзья обсуждали  не хитросплетение объяснительной записки.
«Саха, ты же мне лучший кореш! Помоги отвалить! Предстоит серьезная разборка с одним механиком с СРП, который ее достает. В  18 час я должен быть у нее!» - тихо, чтобы не услышал подсменный дневальный, дремлющий за соседним столом, шептал Донской. «Всего то и  надо, заморочить голову Красикову.» - продолжал он «А когда он сменится, так и делать ни чего не надо, у меня законная увольнительная на руках». «Что ты предлагаешь?» – спросил Пилипенко  «Я все продумал»- с напором шептал Ваха «попроси вахтенного электрика в 17 часов позвонить Красикову и сказать, что какие то «непонятки» с АБ. Он, наверняка, клюнет и побежит туда, а все бумаги по дежурству оставит тебе, своему заместителю. Там окажется все нормально, конечно он возвращаться в казарму не будет, и оттуда пойдет домой. А ты  мою объяснительную передашь дежурному, когда я уже вернусь. Ни кто и не узнает, что я сходил в город!»
«А с чего ты решил, что он сам побежит, он и меня послать может разбираться?!»- резонно возразил Саха. «Может и так, но что мы теряем попробовать!» - напирал на друга Донской. И тот сдался.
Через несколько минут Пилипенко вышел из казармы и направился к пирсу, где была пришвартована С-116. Через час он уже сидел в ленинской комнате рядом с другом
За пять минут до развода, когда заступающий дежурный с новой сменой уже убыл к месту развода, на тумбочке дневального зазвонил телефон. Дневальный снял трубку и представившись, услышал взволнованный голос вахтенного электрика Ивана Стогова, требующего срочно пригласить к телефону дежурного по команде мичмана Красикова.
Красиков подошел к телефону и услышал неприятное известие. В аккумуляторной яме носовой группы аккумуляторной батареи через пятнадцать минут после включения вентилирования содержание водорода 2 процента. Красиков приказал не прекращать вентилирование, и дожидаться его прибытия, а пока  еще раз проверить правильность включения системы вентиляции. Первая мысль его была послать разбираться главного старшину Пилепенко. Но, подумав,  решил, что будет лучше все проверить самому, а Пилипенко передать все дела по дежурству, тем более, что через пол часа должен с развода прибыть сменяющий его мичман Иванов, который наверняка не будет возражать на такое вынужденное отступление от правил. Через минуту после ухода Красикова на корабль, покинул казарму и главный старшина Донской, ликуя в душе, что хитрость удалась.
Но радовался он напрасно. Красиков отчитал Стогова за то, что тот использовал неисправный газоанализатор, но в душе решил, что сам виноват. Надо было его спрятать под замок.  Довольный, что проблема решена, позвонил в казарму и предупредил нового дежурного, что Донской не увольняется, и что объяснительные записки, которые он передал Пилипенко, надо  с утра отдать замполиту. Дежурный вызвал Пилипенко, забрал у него документы и приказал дневальным найти Донского. Пилипенко сказал, что Донской собирался после ужина пойти в клуб где, для не ушедших в увольнение должны были показывать кино Последний дюйм. Но когда Донской не прибыл и на вечернюю поверку, стало ясно, что он в «самоволке».
С 23 часов Саха ожидал  невезучего друга у КПП, чтобы тот успел придумать какую-нибудь легенду. Тот прибыл без четверти  до окончания увольнения, и решил сказать дежурному, что заснул в  бельевой баталерке, и проспал поверку. Версия была шита «белыми нитками». Вахе пришлось написать еще одну объяснительную, которую Иванов приложил к делу.
С утра заместитель командира ПЛ по политической части начал процесс дознания. До этих событий Иван Донцов был  на хорошем счету и поэтому сумел отделаться только строгими выговорами по строевой и по комсомольской линиям.
Но даже теперь, когда, он попался, и за ним установили тотальный контроль, Ваха не прекратил  попыток уйти к Нинке
Отсидев на гауптвахте за самоволку, тут же ушел снова. Разжаловали до матроса, исключили из комсомола и начали готовить документы в суд.
.  В ходе разбирательства, к Нинке послали  секретаря партийной организации корабля, мичмана Красикова, но вышел один конфуз. Наконец, к Нинке поехал на переговоры сам командир капитан 3ранга Шведов. После разговора с роковой красавицей, он вызвал к себе Красикова и долго с ним беседовал. О чем у них был разговор, ни кто на экипаже не узнал, однако   документы в суд командир забрал, а  Ваху списали на берег, в учебный кабинет РТС. Шведов поговорил с начальником кабинета и отдал ему подготовленные документы. Тот оказался человеком разумным и стал Ваху увольнять на ночь к «гражданской жене», требуя  от него только поддержания идеального порядка в кабинете.
Ваху это вполне устраивало. Он благополучно дослужил до конца срока, и вскоре после демобилизации расписался с Нинкой и  окончательно к ней переселился.
Лиепая – городок не большой и время от времени Нинке приходилось обслуживать в своей парикмахерской то Красикова, то Яна.  На заигрывания и намеки не реагировала, но всякий раз настроение у нее портилось. Через пол года после свадьбы она уговорила мужа обменять комнату, и они уехали с Вахой в Ростов.


Рецензии
Написано интересно, со знанием дела.

Александр Нотик   05.04.2012 21:11     Заявить о нарушении
Здоровски написано, спасибо.

Сергей Скворечик   06.04.2012 17:56   Заявить о нарушении