Обрывки. Заключительный

Иди, иди, я не привык жалеть безвольных, прокажённых.
Оставь смятенье на диване, и в дорогу.
Забудь издёвки будней нервных, напряжённых,
Учись излечивать прорехи понемногу.

Я вовсе не привык платить за то, чего не купишь,
Но прикупил себе бы парочку извилин.
Ну вот чего ты снова брови хмуро супишь,
Как будто здесь уже не я – премудрый филин…

XIII. TRINADСATOE.СОВИНОЕ.

Ей хотелось бы как можно меньше знать о болезнях. Просто жить, не будучи осведомлённой о том, что лёгочными проблемами маются те, кто страшится жить полной жизнью, а мигрень нападает на тщетно желающих стать совершенными дураков. Но зачем-то несёт это бесполезное знание, тащит на плечах мешок ненужных фактов и теорий, сыплются они из незамеченной ею дыры прямо на пыльную дорогу, обозначая её, до какой-то поры неприметный, путь, выдавая его новым страхам и хворям. Те и рады ухватиться, благо добыча-то – легче не придумаешь. А уж ухватятся, тогда расскажут ей, кто ещё бежит по пятам, кого надо бояться, забросят горсти семян новых страхов-сорняков в благодатную почву закомплексованного сознания и удалятся наблюдать да злорадствовать. Она, как обычно, будет идти дальше, не замечая предательской прорехи, мысля лишь одно – дойти любой ценой. Куда направляет она свои помыслы и ноги, что рассчитывает встретить в конце пути, знают только совы в её голове да прошлогодняя сгнившая листва. А ты иди, подружка, иди. Ходьба, говорят, полезна для здоровья. Оставь его себе хоть немного на всякий случай.

И опять третий час ночи, кажется отчего-то, что всё возвращается на круги своя. Претендующие на шизофрению внутренние диалоги, душераздирающая музыка, нехватка, нехватка, нехватка… Где продаётся близость душ, куда податься за тёплым, как топлёное молоко, покоем? Она наконец поняла, мир – гигантский универсальный магазин. Продавцов, само собой, на порядок меньше, чем покупателей, и вознаграждение за свой труд они получают мизерное. Вот и приходится им в знак моральной компенсации продавать не только хорошие товары, но и не нашедшие спроса чувства, залежавшиеся на складах, запылившиеся эмоции, и откровенно некачественные истории. Покупатели, как им и положено, убеждены, что уж им-то точно обязаны продать всё самое лучшее по самой низкой цене, и, как им и положено, нередко оказываются в дураках. Особенно те, которые даже в конце своей нелепой жизни отказываются заплатить адекватную цену за самое необходимое: веру, надежду и любовь. Она поняла, тот, кто сказал, что эти вещи не продаются, заблуждался. Он не учёл, что платить можно не только деньгами.

Бывают люди, могучие, как горы, встречаются и размером с перуанскую карликовую сову. И тех и других возили когда-то гордоносые мамаши в разноцветных колясочках по улицам, исподтишка сравнивая с чужими колясочными обитателями. Каждый из них непременно вызывал во взрослых сородичах волны нежности, или, на худой конец, порывы умиления. А теперь одни могучи, как горы, другие отвратительно карликовы душой, а третьи настолько трусливы, что вообще боятся этой самой душой обладать и зарывают её как можно глубже в сырую землю неверных иллюзий. Такие были всегда. Недаром когда-то появились и раскапыватели душ, коих привыкли мы называть психотерапевтами, что берут на себя труд вручную, без грубой лопаты, горстями, сантиметр за сантиметром приближаться к тому, что многие из нас когда-то знали, но предпочли забыть. К чему это всё… Ах да, надумаешь и ты где-то закопать свою правду, запомни то место, можешь даже пометить на карте. Когда-нибудь ты к нему обязательно вернёшься.

Сегодня ровно четыре месяца с того дня, как она приехала в город, которому решила принадлежать. Ровно четыре месяца с того дня, что истрепал её, как играючи треплет пёс приглянувшуюся ему тряпку. Сколько раз путала она сон с явью, не в силах определить, где заканчивается бред уставшего сознания и начинается такая непривычная реальность. Никогда ещё не случалось с ней такого количества сеансов самокопания за один присест, как в эти нервные месяцы. Иногда казалось, что мир будто идёт навстречу и протягивает пачки лотерейных билетов, нужно только протянуть руку и не ошибиться. Тогда полёт её становился по-совиному бесшумен и мягок, а образ – светел и рыж. Но она, как истинная латентная пессимистка, вдруг вспоминала, что удача – особа крайне непостоянная и на одном месте задерживаться не любит. Так и выходило. Возможно так вышло и на этот раз, но не дан ей феноменальный слух мудрейших ночных птиц, а со зрением всё и того хуже. Пожалуй, то и к лучшему. Не слыша звука шагов удаляющейся фортуны, не видя тающего в предрассветном тумане силуэта, проще думать, что она ещё здесь, и всё обязательно сложится как нужно. Главное не выронить из заплечного мешка теорий одну идею: ночь особенно темна перед самым рассветом. Как хорошо, что солнце уже выползает полизать улицы. Ей ведь не показалось?