Месть

Месть



– Видите ли… я должен сознаться – мной
  сейчас движет только злоба и мстительность…
                Мстительность – грех, но я готов выпить свою
                чашу до дна…
Рекс Стаут «Последнее средство».




ПРОЛОГ

…Я остановился и огляделся по сторонам.

– Есть кто-нибудь?

– Брось винтовку! – вдруг послышалось за спиной. И щелкнул затвор.

– Какую? – Я хотел обернуться.

– Не поворачиваться! – приказали мне.

Я замер.

Голос повторил:

– Брось винтовку!

– Какую винтовку? – опешил я.

– Которую держишь, - ответил голос.

Я опустил взгляд на свои руки, и сердце мое похолодело.

– Ты бросишь винтовку или нет? Учти, я буду стрелять!

Я узнал голос старшего лейтенанта Субботина и усмехнулся.

– Товарищ старший лейтенант, - начал я, оборачиваясь, - не думай, что ты можешь меня запу…

Он выстрелил. Затем еще раз. И еще.

Он выпустил в меня всю обойму…




Часть  первая

Охота  на  «львов»

ГЛАВА  1

УМЕРЕТЬ  ЗА  ДВЕСТИ  ЕВРО

Я ждал уже больше часа. Обиднее всего было то, что депутат Нефедов сам назначил встречу. Вдобавок к этому, убедительно просил не опаздывать. Он, видите ли, занятой человек. А я? Так, погулять вышел?

Заранее отпросившись у шефа, я оказался возле загородного дома господина Нефедова за десять минут до назначенного времени. Но раз уж меня просили прийти в три, ни раньше, ни позже, - объявлять о своем прибытии не стал. «Пунктуальность – хорошая черта, - подумал я. – Позвоню без двух минут три». И принялся шататься из стороны в сторону возле ворот. Больше мне занять себя было нечем – уже месяц, как я бросил курить.

Погода стояла замечательная. Первые июльские деньки удались на славу: жаркие в меру, солнечные, с легкими дуновениями ветерка. А на природе гулять – одно удовольствие.
Однако особенно разгуляться мне не дали. Уже через четыре минуты я почувствовал, что за мной наблюдают.

– Кто вы? – послышалось из-за забора.

– Уваров. Дмитрий Николаевич Уваров. Господин Нефедов назначил мне встречу на три часа. – Я встал напротив ворот, в которых имелось нечто напоминающее глазок, и показал удостоверение. – Корреспондент криминальной хроники еженедельника «Пригород».

– Минуточку.

Заставлять людей ждать, по-видимому, было в этом доме в порядке вещей. «Минуточка» растянулась минут на двадцать, в течение которых я продолжал терпеливо топтаться на месте.

Если бы я приехал на машине, я хотя бы послушал музыку, однако в городе были такие страшные пробки, что я решил поехать на электричке. Вообще у меня в последнее время складывалось впечатление, что я живу не в провинциальной Туле, а в самой первопрестольной. Я стал все реже и реже заходить на стоянку, предпочитая ходьбу и общественный транспорт, который, к слову сказать, ненавижу всей душой.

– Проходите, - послышался, наконец, все тот же голос из-за забора.

Сбоку от ворот открылась небольшая дверца. Я воспользовался ею и оказался на гравиевой дорожке, ведущей к дому. Здесь меня встретили двое мужчин лет сорока. Оба были атлетического телосложения, и у обоих на поясах болталась кобура. Один к тому же держал на поводке собаку приличных размеров. Я плохо разбираюсь в породах, поэтому про себя окрестил ее «порвет-и-имени-не-спросит».

Тот, что был без собаки, закрыл за мной дверцу. Потом, вскинув подбородок, дал понять, что необходимо поднять руки.

Ну, что же – я повиновался.

«Попал в гости, - посетовал я про себя. – Интересно, выйти отсюда так же сложно, как и войти?»

Меня обыскали, но ни оружия, ни наркотиков, ни тротиловой шашки не нашли. Я хотел сострить, что оставил все перечисленное на работе, но промолчал: такие ребята шуток не понимают. 

– Идите за мной, - пробасил охранник с собакой и направился к дому.

Я послушно последовал за ним. Тот, что обыскивал меня, остался у ворот.

У роскошных резных дверей дома нас встретил чересчур строгий для своих лет молодой человек в дорогом костюме.

– Здравствуйте, Дмитрий Николаевич, - сдержанно поприветствовал он меня. – Извините за неприятные процедуры, но мы обязаны соблюдать меры безопасности. Господин Нефедов, как вам известно, - непримиримый борец с коррупцией и криминалом. – Сказано было совершенно серьезно. Без тени улыбки. – У него очень много недругов. Приходится быть осторожными. – Он отошел в сторону, пропуская меня в дом. – Прошу вас.

Я чувствовал себя не в своей тарелке. Все, что сейчас окружало меня, сама эта атмосфера невольно погружали в какой-то транс.

– Проходите, прошу, - повторил молодой человек.

Я покорно прошествовал в… прихожую, что ли? По всем правилам, это должна была быть именно она. Однако та огромная комната, в которой я оказался, больше походила на дворцовый зал, изысканно уставленный роскошной мебелью. На стенах висели картины, на полу лежали ковры.

Ошеломленный увиденным, я был близок к тому, чтобы разуться.

– Проходите, проходите, - с некоторой надменностью подгоняли меня.

«Ну, если вы настаиваете!» – Я сделал два шага и снова остановился.

Молодой человек закрыл дверь и, обогнав меня, повернулся ко мне лицом:

– Разрешите представиться: Витушкин Алексей Алексеевич. Секретарь господина Нефедова. Как он сам любит меня называть – его «правая рука».


Он протянул свою правую руку, и я, находясь все в том же трансе, пожал ее.

– Присядьте в любое из кресел – они все удобные. Как только Владимир Иванович освободится, я тут же вас позову. Хорошо? – И не дожидаясь ответа, он направился к винтовой лестнице, ведущей на второй этаж.

Оставшись один, я осторожно прошел по ковру к ближайшему креслу, сначала присел на краешек, но потом, осмелев, немного приподнялся и плюхнулся в него всей своей девяностокилограммовой тушей.

Витушкин не соврал: сидеть действительно было удобно. И спинка, и сидение – все было сделано с учетом требуемого комфорта. Может быть, даже на заказ. Мебель, с которой мне обычно приходится иметь дело (и на работе, и дома), не шла ни в какое сравнение с этой.
Позади раздалось ненавязчивое покашливание. Я изловчился и выглянул из-за высокой спинки.

– Не хотите ли что-нибудь выпить? – спросила девушка в чепчике и белом переднике. – Кофе? Чай? Натуральный сок?

Она говорила, не поднимая от пола глаз, старательно, с серьезным выражением лица, поджав пухлые губки.

Мне стало весело. Я мгновенно вышел из ступора, в котором находился последние несколько минут.

– Всего понемножку, - ответил я, подмигнув. – И, чтобы не утруждать вас мытьем посуды, налейте все в один граненый стакан. Ведь у вас есть граненый стакан? Кстати, сахар, мед и мякоть класть не обязательно.

– Как? – не поняла девушка и посмотрела на меня своими голубыми бездонными глазами.
Я поднялся с кресла.

– Взболтать, но не смешивать.

Мы некоторое время смотрели друг на друга, а потом одновременно оба расплылись в улыбке.
– Мне нельзя смеяться, - почти сразу же пролепетала девушка.

Она направилась к потайной двери в углу.

– Стакан яблочного сока, - сказал я ей вдогонку. – Натурального.

Она прыснула от смеха и ускорила шаг.

«Симпатичная хохотушка, - подумал я. – Совсем не подходит для этого показного величия. Когда принесет сок, надо будет снова рассмешить ее. Миг радости в этом царстве уныния не помешает».

Но меня ждало разочарование. Даже два. Во-первых, яблочный сок принесла какая-то мрачноватого вида женщина; а, во-вторых, «правая рука» Нефедова – Витушкин – не стремился спускаться за мной.


Итак, я ждал уже больше часа. Сок был давно выпит, а зал досконально изучен. Я уже без всякого смущения и даже с вызовом расхаживал по коврам. За это время Витушкин спускался лишь один раз, да и то за тем, чтобы сдержанно извиниться и попросить меня еще немного набраться терпения. Я, горько вздохнув, пообещал постараться, и он снова поднялся наверх.

«Чем же депутат так занят? – думал я. – Наверное, сегодня взятки раздают. Может, и мне чего-нибудь обломится. Давно пора сменить свою «приору» на что-нибудь подостойнее».

Наконец, двадцать минут пятого было доложено, что меня ждут.

«Ждут! – возмутился я про себя. – Как бы не заждались?!»

– Поднимайтесь на второй этаж, - инструктировал Витушкин, - вторая дверь слева – кабинет Владимира Ивановича. Заходите смело. Он вас ждет.

«Вот опять: ждет!»

Я не спеша поднялся на второй этаж и, повернув налево, подошел ко второй двери. Потом постучал и, не дожидаясь приглашения, вошел. Если со мной не церемонились, почему я по отношению к ним должен вести себя иначе? Только лишь потому, что господин Нефедов депутат? Нет уж!

«Непримиримый борец с преступностью» сидел за массивным антикварным столом, думаю, работы девятнадцатого века, и разговаривал по сотовому телефону. В целом кабинет «слуги народа» представлял собой эпохальный сумбур. Антикварный стол и сотовый телефон, канделябры и компьютер с принтером, книжный шкаф и полки с дисками, камин и пластиковые окна. Для полноты картины не хватало только шкуры мамонта и пары мушкетов на стене.

– Вижу, Дмитрий Николаевич, вас заинтересовал мой кабинет? – Нефедов закончил разговор по телефону и теперь не без гордости смотрел на меня. – Все, кто попадают сюда в первый раз, ведут себя так же, как и вы.

Я поинтересовался из чистого любопытства:

– Неужели камин уживается с техникой и пластиковыми окнами?

– Нет, конечно, - ответил «слуга народа». – Камин не настоящий. Имитация. Так, для красоты.

– Ясно. – Я по-прежнему стоял перед депутатом, но не от чрезмерного уважения к нему, а потому, что никто не предлагал мне присесть. А в кабинете, между прочим, имелись два кресла, и оба пустовали.

– Садитесь, пожалуйста, - угадал мои мысли Нефедов. – Извините, что заставил вас ждать. Куда деваться от государственных дел?! – Он побарабанил по столу. – Хотите что-нибудь выпить?

– Нет, спасибо, - отказался я. – Я уже попил сока. – И зачем-то уточнил: – Стакан. – Про себя же подумал: «Хотя за то время, что ждал встречи с тобой, мог выпить литров пять!»

– Вас уже угостили? Прекрасно. – Депутат встал из-за стола и подошел к полке, висящей над камином. Достал оттуда два файла и вернулся с ними в свое кресло. – Перейдем сразу к делу? Не возражаете, Дмитрий Николаевич?

Я не возражал:

– Конечно. Так будет лучше всего.

До сегодняшнего дня я видел Нефедова только в телевизионных программах и на страницах периодических изданий, в том числе и нашего еженедельника. Он всегда казался чересчур полным, но сейчас выглядел просто жирным. Лицо лоснилось, тело, не облаченное в костюм, под обычной футболкой колыхалось и состояло из одних лишь жировых складок. Я радовался, что он не протянул мне свою мясистую, наверняка, потную ладонь для рукопожатия.
 
– У меня есть к вам одна маленькая просьба. – Депутат поерзал в кресле. – Поэтому я и попросил вас приехать.

Мои глаза округлились. Интересно знать, чем я, простой корреспондент, могу помочь депутату областной Думы. Ничем серьезным я в последнее время не занимался и ни под кого не копал.

– Это не связано ни с вашей работой, ни с моей, - успокоил Нефедов. – Точнее: связано, но только касательно. Это просьба личного характера. Вы понимаете?

Кивнув, я заверил:

– Я весь внимание, Владимир Иванович.

– Это хорошо. – Пропагандист здорового образа жизни – депутат Нефедов – достал сигарету и закурил. Затем пододвинул пачку мне. – Угощайтесь, Дмитрий Николаевич? Настоящие.

Мне стоило некоторых усилий, чтобы ответить:

– Я бросил. 

Депутат затянулся и выпустил дым через ноздри.

– Итак, - он перебросил через стол один из файлов, - это фотография, сделанная шестнадцать лет назад. На ней ученики первой разрешенной школы карате в нашем городе. Крайний слева – Сережа Нефедов, мой сын. Остальные – его бывшие друзья: Миша Дорохов, Саша Володин, Костя Ткаченко и Игорь Егоров. Посередине фотографии – тренер, Лавров Евгений Валерьевич. Если сложить первые буквы его фамилии, имени и отчества, получится слово «лев». Ребята, его ученики, себя «львами» и называли. – Он перебросил второй файл. – А это, как вы сразу догадаетесь, страница из последнего номера «Пригорода». Узнали?
 
У депутата началась одышка, и он прервал речь.

Опьяненный ароматом «настоящих» сигарет, я взглянул на то, что находилось во втором файле. Да, это действительно была страница из последнего номера нашего еженедельника – страница, на которой помещались частные объявления. В самом ее центре была напечатана фотография, идентичная той, что лежала в первом файле. Те же «львы» со своим вожаком.
Под фотографией имелось небольшое послание: «Львы», откликнетесь. Хотелось бы встретиться. Миша Дорохов». Дальше указывалось место предположительной встречи, дата и время.

Я положил второй файл на стол рядом с первым.

– Прочли послание? – спросил Нефедов, отдышавшись.

– Да. Похоже, Дорохов соскучился по старым друзьям.

– Похоже. Однако есть одно «но». – Депутат наклонился вперед, приблизившись ко мне. – Дорохов умер год назад.

Мои брови взлетели:

– Вы уверены?

– Разумеется. – Нефедов раскрыл ежедневник, взглянул в него и тут же снова закрыл. – Как я уже говорил, фотография сделана шестнадцать лет назад. В настоящее время в живых остались только мой Сережа и Костя Ткаченко.

Меня поразил этот факт:

– Но на снимке им лет по пятнадцать-шестнадцать. Значит, сейчас было бы чуть за тридцать. Их тут пять человек, без тренера. Что с ними произошло?

Нефедов нахмурился:

– Умерли… Нет, не спрашивайте как! Я не знаю. Это меня мало интересует.

Он врал. Я это чувствовал. Наверное, вранье у политиков в крови.

Я спросил:

– А тренер жив? На фотографии ему лет тридцать пять, значит, сейчас перевалило за пятьдесят.

– Перевалило бы, - поправил депутат.

– Значит, тоже умер?

– Да.

У меня не было слов. Только мысли. И первая из них: «Вот и занимайся после этого спортом».

– Владимир Иванович, а от чего умер тренер, вам тоже неизвестно?

Нефедов сощурился, словно у него заболела голова. Потом потушил сигарету и несколько секунд массировал указательными пальцами виски.

– Неизвестно.

– Грустно. – Я в который раз взглянул на фотографию. – Ваш сын в курсе?   

– Нет, он за границей. Третий год живет в Канаде.

– И вы ему не сообщили?

– А зачем?

Я пожал плечами. Затем поднял снимок так, чтобы он был виден депутату, и попросил:

– Кто здесь кто? С Лавровым понятно, а остальные?

Нефедов перечислил слева направо. И сказал:

– Возьмите фотографию себе. Она может вам пригодиться.

– Да? Хорошо.

Я убрал снимок в карман и спросил:

– Вы сообщили сыну об объявлении? О предполагаемом сборе оставшихся «львов»?

– Нет. – Нефедов пальцем указал на статью. – О чем сообщать? О том, что его бывший дружок, покойный, хочет с ним повидаться? Думаете, это хорошая идея?

Я подумал и посоветовал:

– Вам бы надо поговорить с тем, кто еще жив.

– С Костей Ткаченко?

– Да, с ним.

– Бесполезно. Он пропал. Я уже задействовал нужных людей… Правда, пока все напрасно. Его мать говорит, что он живет с какой-то женщиной и редко заходит домой. Имя этой женщины и ее адрес не известны. Но рано или поздно я узнаю. Желательно, разумеется, до восьмого июля.

Восьмое июля – это была дата встречи, указанная в объявлении.

– А чтобы вам просто не подождать этого числа? – Я сгримасничал. – Кто придет, тот и подавал объявление.

Депутат приподнял подбородок:

– Я привык все знать заранее…

Его перебил один из телефонов на столе. Нефедов посмотрел на определитель и отвечать не стал.

– Политика схожа с работой в тылу врага, - выдал он. – Я, как Штирлиц, окружен противниками. И еще завистниками. Отовсюду ожидаю нападения. Поэтому постоянно начеку, готовый отразить удар. Мои враги используют любую возможность, чтобы уничтожить меня. А как отец я наиболее уязвим. 

– Ваш сын за границей, Владимир Иванович, что вы волнуетесь? Какое вам дело до объявлений? Ну, подписано именем умершего. Да у нас люди пачками мрут. Вы как депутат должны знать. Что вам-то за дело? Я не понимаю.

– Я тоже не понимаю, зачем кому-то надо было давать это объявление? – подчеркнуто резко проговорил Нефедов, не уловив моей иронии. – Зачем подписываться именем умершего человека? Я не понимаю! А я не люблю, когда я чего-то не понимаю. – Он поднял правую руку, словно находился на трибуне. – Это в какой-то степени касается моего сына, поэтому я должен разобраться, что к чему. Просто обязан. – И опустил руку так, будто собирался прихлопнуть комара.

– Владимир Иванович, а я здесь при чем? Я нахожусь у вас уже два часа, и до сих пор не понял, для чего вы меня пригласили.

Казалось, депутат был удивлен моему вопросу:

– Но объявление дано через вашу газету?!

Пришлось возразить:

– Во-первых, «Пригород» не моя газета. У нас большой коллектив. Я в нем, конечно, не последний человек, но и не первый. Во-вторых, я не занимаюсь частными объявлениями. На это есть Оксана Викторовна. Если хотите, я вас познакомлю.

– У большинства читателей «Пригород» ассоциируется с вами, - без всякой лести сказал Нефедов. – Многим известно, что вы тесно сотрудничаете с милицией и зачастую помогаете им. А иногда выполняете за них работу.

Я откашлялся:

– Спасибо, конечно. Однако это уже явное преувеличение. Интересно, откуда такие сведения?

Депутат ответил уклончиво:

– Есть источники.

– Гм, так в чем состоит просьба?

«Слуга народа» хлопнул в ладоши:

– Все предельно просто: я дам вам двести евро, если вы назовете мне имя подавшего объявление. Тогда я встречусь с ним восьмого июля и узнаю, что ему нужно от моего сына.

– А может, это Ткаченко подал объявление?

– Может. – Нефедов кивнул. – Вот я и хочу, чтобы вы узнали точно.

С такими партнерами лучше играть в открытую:

– Владимир Иванович, я узнаю это за несколько минут. Такая услуга не стоит восьми тысяч рублей. В принципе, достаточно будет и устной благодарности. Если только вы меня не обманываете. Извините, но такое предположение напрашивается само собой. – Я потер переносицу. – Или, может быть, вы чего-то не договариваете.

Брови Нефедова сомкнулись.

– С чего вы взяли? – строго спросил он.

– Вы сами утверждали, что я человек не глупый. Тут без ложной скромности могу сказать, что полностью с вами согласен. И мне почему-то кажется, что восемь тысяч – слишком большая сумма для такого простого поручения. В связи с этим возникают два возможных варианта развития событий: либо меня втянут в какую-то скверную историю, либо потребуют взамен что-то еще… потом.

– Такого не случится.

– Первого или второго? 

Он ответил вопросом на вопрос:

– Что скверного может с вами произойти? Вы должны просто узнать фамилию того, кто подал объявление.

– И что с ним будет потом? После того, как вы встретитесь? Мне бы не хотелось, чтобы… – Я замолчал, понимая, что начал говорить лишнее.

Нефедов помрачнел:

– Вы за кого меня принимаете, Дмитрий Николаевич? За дешевого бандита? Крестного отца мафии?

– Что вы! – поспешил оправдаться я. – Это было сказано гипотетически.

– Я же скажу прямо: ничего ни с кем не случится! – Он сделал три глубоких вдоха и выдоха. – Я вам обещаю.

«Надо постараться сделать так, чтобы депутат не затаил на меня обиду, - пронеслось в голове. – С такими людьми дружить не обязательно, но ссориться однозначно нельзя».

– Владимир Иванович?

– Да?

– Очень жаль, что я нечаянно, сам того не желая, оскорбил вас. Просто предложенная оплата показалась мне несоизмеримо высокой. Это разбудило мою подозрительность, тут уж ничего не попишешь. Надеюсь, вы не станете держать на меня зла. Искренне надеюсь.

Депутат выслушал объяснение, тяжело дыша. Потом примирительно сказал:

– Я не злопамятен. И позвольте уточнить: восемь тысяч – это не столько плата за информацию, сколько за молчание. Я человек публичный, к тому же государственный деятель, мне не нужен сомнительный пиар.

Я, конечно, не был государственным деятелем, но назвать себя публичным человеком мог вполне.  У меня была хорошая репутация, устойчивый моральный кодекс и все такое прочее. А тут предлагали играть в темную.

Уточнение Нефедова меня не устроило, однако больше я спорить не стал. «Сделаю, как он просит, - решил я. – И поскорее».

– Надеюсь, Дмитрий Николаевич, вы удовлетворены? – спросил депутат. – Вам все понятно?

– Да. – Я встал с кресла. – Оксана Викторовна работает до шести. Если поторопиться, я успею переговорить с ней сегодня же.

Нефедов тоже поднялся на ноги.

– Как вы добрались? На машине?

Я покачал головой:

– На электричке. И пешком.

– Тем лучше. – Депутат погладил свой лоснящийся подбородок. – Не возражаете, если Алексей… Алексей Алексеевич съездит с вами? На машине будет быстрее и комфортнее, да и отпадет необходимость звонить.

Он нажал какую-то кнопку. Потом подошел к сейфу и, набрав кодовые цифры, открыл его. Мое присутствие депутата не смущало. 

– Возьмите деньги. – Нефедов протянул мне две купюры по сто евро каждая.

Я запротестовал:

– Мне еще ничего не удалось узнать.

Нефедов положил деньги на стол и запер сейф.

– Они ваши вне зависимости от результата.

Я помялся немного, но купюры взял. В этот момент в дверь постучали.

– Войдите, - приказал депутат.

В кабинет вошел Витушкин. Он, как и прежде, был строг и сосредоточен. Услужливость так и сквозила из всех его пор.

– Вызывали, Владимир Иванович? 

– Да, - кивнул Нефедов. – Все готово?

– Машина у гаража, - ответил Витушкин. – Я сам поведу.

– Отлично. – Нефедов подошел ко мне и на прощание протянул руку. – До свиданья, Дмитрий Николаевич! И всего наилучшего!

– И вам! – поддакнул я и пожал его руку.

Ладонь у депутата оказалась на удивление сухой.

Мы с секретарем вместе покинули кабинет, спустились по винтовой лестнице и, пройдя комнату с коврами, вышли во двор на гравиевую дорожку. Атлетические охранники мельком взглянули на нас и тут же отвернулись. Рядом с ними у ворот стоял новенький форд-мондео серебристого цвета. Окна машины были затемнены.

Витушкин сел на место водителя. Я – рядом.

Ворота раскрылись, и машина покатила в сторону города.


Мой молчаливый водитель рулил довольно сносно. Мы, ловко лавируя на поворотах, вскоре покинули коттеджный поселок и выехали на трассу.

– Такими темпами окажемся в редакции минут через двадцать, - сказал я.

Витушкин моргнул, тем самым, должно быть, соглашаясь со мной.

– Главное, чтобы в городе пробок не было.

Он снова моргнул.

Я сделал последнюю попытку завести разговор:
 
– Если застрянем где-нибудь, я позвоню на работу и попрошу Оксану Викторовну немного задержаться.

– Хорошо, - ответил молодой человек.

Беседа не состоялась. Я откинулся на спинку сидения и стал наблюдать за пролетающим пейзажем – полями и рощами. Иногда попадались дачные поселки и деревеньки. Домики в них по большей части были ветхими, одноэтажными. Большинство изгородей покосилось.

По краю дороги были выставлены банки и ведра с овощами и ягодами, выращенными местными жителями. Это был их небольшой приработок. Часы согбенной работы ради весьма скромных денег, полученных от проезжающих мимо горожан.

Я покосился на «правую руку» Нефедова. Секретарь, теперь не моргая, равнодушно глядел на дорогу. Его лицо за годы работы в помощниках депутата превратилось в непроницаемую маску. А сейчас и вовсе ничего не выражало. Оно отдыхало. Витушкин просто вел автомобиль. 

Мы почти въехали в город, когда на лобовом стекле напротив меня появилась точка с трещинками в разные стороны. Потом вторая и третья. Витушкин побледнел и прибавил газу.
 
– Что это? – в ужасе спросил я. – Выстрелы?

– Да, - процедил сквозь зубы молодой человек.

Я заерзал на сидении, а потом и вовсе сполз, насколько позволяло мне пространство и моя комплекция:

– Мне вообще-то не улыбается умереть за двести евро, - заметил я. – За все сокровища мира не улыбается!

– Стекла пуленепробиваемые, - успокоил секретарь.

Я, оставшись практически на полу, ответил:

– Это утешает.

Форд влетел в город и затерялся среди других машин.

– Мне нужно срочно позвонить, - сказал Витушкин, припарковавшись. – Подождите здесь.

Он взял мобильник и вышел из машины.

«Вот так влип! – думал я, наблюдая за секретарем. – «Подальше от царей – голова целей!» Вернуть что ли этому Алексею деньги да рвануть домой! Не хватало еще влезть в политические разборки. Затопчут и не заметят».

Витушкин по всей видимости звонил Нефедову. Сначала говорил сам – докладывал, потом слушал указания депутата. Разговор длился недолго, минуты три.

– Вам придется отправиться в редакцию одному, - заявил секретарь, вернувшись в машину. – Узнайте, кто подал объявление, и позвоните по этому номеру. – Он протянул визитку. – После того, как  назовете имя, можете быть совершенно свободны. Наверное, не стоит говорить вам о том, что все сегодняшние события должны остаться в тайне. Владимир Иванович не любит болтливых людей.

– А как же выстрелы?! В меня же стреляли?

Витушкин возразил:

– Стреляли не в вас, а в господина Нефедова. Он всегда ездит на переднем сидении рядом с водителем. Стекла затемнены, и вас приняли за него.
 
«Да уж, мы так похожи!»

– В общем, Дмитрий Николаевич, отправляйтесь на работу и выясните то, о чем вас попросил Владимир Иванович. – Витушкин протянул руку. – Всего хорошего!

– Но возможно мне придется давать показания… – начал было я, пожимая ему руку. – В милиции захотят…

– Вряд ли, - перебил секретарь. – Мы сами разберемся, что к чему. Без милиции. До свиданья!

Я вылез из машины, захлопнул дверцу и побрел к ближайшей остановке. Затем, обернувшись, увидел, как форд пересек сплошную черту и умчался в обратном направлении.

«А что, если сменить профессию, - мелькнула у меня мысль. – Или затеряться на каком-нибудь необитаемом острове!»


ГЛАВА  2

Я  ОТРАБАТЫВАЮ  ДЕНЬГИ

В редакцию, по понятным причинам, я вошел в возбужденном состоянии и, не дожидаясь лифта, сразу направился к лестнице.

– Дим! – окликнули меня.

Я обернулся.

– Ты к шефу? – Из лифта вышел мой коллега Олег Липатов, тоже корреспондент криминальной хроники еженедельника «Пригород». – Сергей Борисович дважды спрашивал тебя.

– Просил зайти?

– Нет. Просто интересовался. – Олег заметил мое состояние. – А чего ты такой встрепанный? Случилось что?

Я пожал плечами:

– Ничего особенного. Это мое обычное состояние на работе.

– Неужели?! А где ты был?

– Во дворце, - таинственно произнес я. – Пока, Олег.

Он хотел еще что-то спросить, но вместо вопроса пожелал:

– Счастливо.

Раньше комната для подачи частных объявлений находилась на первом этаже. Это устраивало и посетителей, и нас, сотрудников: посторонние люди не слонялись по коридорам, отвлекая от работы. Однако в связи с ремонтом первого этажа прием частных объявлений перенесли на третий.

Туда я и направился.

Мне повезло: Тимошина Оксана Викторовна была еще в редакции. Она как раз выходила из своей комнаты.

«Успел!»

– Надеюсь, Димочка, вы не ко мне? – Женщина так и замерла с ключом в руке. – Я уже собиралась идти домой.

– Очень жаль разрушать ваши надежды, Оксана Викторовна, но я именно к вам. И это срочно. И важно.

Тимошина обреченно вздохнула:

– Проходите.

Оксана Викторовна была женщиной в годах и ко всем без исключения обращалась на вы. Уменьшительно-ласкательные имена при общении с молодыми коллегами – единственное, что она могла себе позволить. 

– Димочка, чем я могу вам помочь? 

Как только мы вошли в комнату, я сразу приступил к делу:

– Оксана Викторовна, у меня к вам небольшая просьба. Мне нужно узнать имя человека, который недавно подал у нас объявление. Оно вышло в последнем номере. – Я посмотрел на ее стол. – У вас здесь нет экземпляра?

Женщина заговорщицки улыбнулась и сказала:

– Честно говоря, Дима, я нашу газету… еженедельник не читаю. Не люблю. Секс, насилие и сплетни. С каждым номером все больше и больше походит на желтую газетенку.

В глубине души я был патриотом:

– Вы несправедливы. Полезная информация тоже встречается.

– Ах, да – якобы полная телевизионная программа. – Тимошина недоверчиво посмотрела на меня. – Надеюсь, моя антипатия останется сугубо между нами?

Я ее успокоил:

– Вот эту вашу надежду я не разрушу. Клянусь. – И торжественно поднял правую ладонь.

Тимошина улыбнулась:

– Так чем могу быть полезна?

– Дело в том, Оксана Викторовна, что мне необходимо знать имя человека, подавшего следующее объявление: «Львы», откликнетесь. Хотелось бы встретиться. Миша Дорохов». И в приложение была дана фотография – пять парней в спортивной форме и их тренер посередине.
 
Я залез в карман, достал фотографию и показал ее Тимошиной.

– Как же, помню, - закивала она. – Я еще удивилась: в объявлении одна фамилия, а у человека, подававшего его, - другая. Я поинтересовалась: почему?

– И что он ответил?

– Сказал, что его друг попросил дать объявление. Сам, мол, в отъезде.

– Вы, конечно же, внесли его данные в компьютер?

– Обижаете, Димочка, разумеется, внесла.

– Давайте посмотрим, - предложил я. – Очень надо, Оксана Викторовна. Вы же меня знаете, я пустяками не занимаюсь.

Тимошина, включая компьютер, спросила:

– Очередная криминальная история?

Я помнил о просьбе депутата сохранить наш разговор в тайне, поэтому с безукоризненно честным выражением лица соврал:

– Нет. Просто мне кажется, что я знал одного из этих парней. Когда-то мы дружили.

Тимошина перевела взгляд с монитора на меня:

– И это важное дело?

Я развел руками:

– А как же?! Мне не удается сконцентрироваться на работе. Я все думаю: он это или не он. Эти мысли отвлекают меня.

Складно врать умеют не только политики.

– Сейчас все выясним, - сказала женщина, без суеты, методично нажимая на клавиши. – Вот: Мальцев Александр Васильевич. 1975 года рождения. Прописан в Туле. Адрес, телефон, паспортные данные – все как полагается.

– Распечатайте, пожалуйста.

– Минуточку.

Тимошина также без спешки выполнила мою просьбу.

– Спасибо, Оксана Викторовна, - поблагодарил я, забирая копию. – Кстати, у меня тоже есть надежда.

– Какая?

– Хотелось бы, чтобы все, что здесь сейчас произошло, осталось между нами.

Женщина кивнула:

– Димочка, вы ко мне не заходили, я вас сегодня не видела.

– А так еще лучше! До свидания!


На лестничной площадке я достал визитную карточку, которую дал мне секретарь Нефедова. Контактный телефонный номер был простой, как у таксопарковых служб.

– Алексей Алексеевич? Это Уваров. Я все узнал. Приготовьте, пожалуйста, листок и ручку – я продиктую.

Витушкин отрезал:

– Нет.

Я не понял:

– То есть?

«Правой руке» Нефедова пришлось объясниться:

– Я через полчаса буду в Туле. Передадите мне все лично.

«У политиканов семь пятниц на неделе», - подумал я. И спросил:

– Подождать вас в редакции?

– Нет. Лучше на нейтральной территории. У вас есть поблизости какое-нибудь укромное кафе?

– Да. «Уют». Это на пересечении проспекта Ленина и…

– А, я вспомнил, знаю, - перебил Витушкин. – Буду там через полчаса… Минут через сорок.

Связь оборвалась.

«Какой общительный молодой человек! – подумал я. – С избирателями он, наверное, более разговорчив».

Мне не терпелось покончить со всей этой историей. Точнее, сыграть в ней свою маленькую вынужденную роль и, не выходя на поклон, удалиться. Все, что было связано с политикой, претило мне. Я изначально не хотел ехать к Нефедову – как чувствовал неприятности. Но отказать такому человеку не просто. Потом, черт возьми, профессиональное любопытство…
– Уваров, это ты? – послышалось с четвертого этажа.

Спрятаться в редакции от посторонних глаз так же невозможно, как в чистом поле. Честное слово!

– Добрый вечер, Сергей Борисович! – задрав голову, поздоровался я с шефом. – Вы меня спрашивали?

– Да. Зайди ко мне.

– Прямо сейчас?

Он только фыркнул в ответ.

Отсюда до кафе пешком было не больше пяти минут, следовательно в запасе у меня было достаточно времени.

– Иду, Сергей Борисович! – сказал я и направился в кабинет главного редактора.

Шеф подождал, пока я закрою за собой дверь, и уже тогда задал волновавший его вопрос:

– Ну, Дима, что он хотел?

– Кто?

– Тот неизвестный мне влиятельный человек?

У Сергея Борисовича был новый парик, и я, как и днем, невольно уставился на него.
 
– Что ты молчишь?

Этот парик, между прочим, был гораздо лучше предыдущего. Волосы смотрелись естественней, да и прическа выглядела солиднее, без дурацкой моложавой челки.

– К кому ты ездил? – Шеф начинал сердиться. И даже принялся без всякой надобности переставлять все на своем столе. – К кому?

– А? – переспросил я.

– Б! – ответил он. – Может, расскажешь, кто тот таинственный политик, назначивший тебе аудиенцию?

– Пустяки, Сергей Борисович. Не о чем говорить. Ложный вызов. Просто кто-то глупо пошутил.

Шеф насупился:

– И чтобы это понять, тебе понадобилось почти четыре часа?

Народная мудрость гласит: от любви до ненависти один шаг. Пора прекращать злоупотреблять доверием шефа. Так можно из любимчика переквалифицироваться в аутсайдеры.

– Извините, Сергей Борисович! – виновато произнес я. – Этого больше не повторится. Дело в том, что у меня уже который день покалывает в боку. Наш терапевт принимал сегодня во вторую смену.

– То есть ты ходил к терапевту?

– Да. – И при этом у меня были самые правдивые глаза на свете. – Там оказалась такая очередь. И сплошь дедушки и бабушки. Я, как культурный человек, был вынужден их всех пропустить вперед.

Иногда шеф любил покровительственно поучать других. Так случилось и на этот раз.

– Ты же знаешь, Дима, что они ходят туда не лечиться, а общаться! – Поучения означали, что я прощен. – Нужно, не обращая на них внимания, проходить без очереди. Они повозмущаются, повозмущаются – и замолчат. И, кстати, у них будет лишний повод поворчать, а это своего рода терапия. – Он откинулся на спинку стула, расстегнул пиджак и сложил руки на животе. – Вот позавчера жена отправилась на прием к хирургу. Поскользнулась на лестнице…

Дальше я слушать не стал. Мой мозг за годы работы в редакции научился разделять то, что ему стоит впитывать, а что нет. Я кивал головой, взгляд был полон интереса, но мысли занимала отнюдь не жена шефа с ее проблемами, и уж тем более не хирург. Я до сих пор был поглощен проблемой господина Нефедова.

– … а в регистратуре все искали карточку, - продолжал свой рассказ шеф.

«Минут через тридцать – сорок «слуга народа» и его команда от меня отстанут, - думал между тем я, все также кивая головой. – Эти двести евро, что просто жгут мне карман, потрачу сегодня же. Сходим с Аней в ресторан. Пошикуем…»

– …оказывается, закончились бинты, - продолжал шеф.

«Или купим ей что-нибудь. Она вечно жалуется, что ей нечего надеть».

– …нет бинтов! – заладил шеф.

«Например, купим ей бинты. Бинты?»

– Да, бинты! – Шеф прервал свою историю. Или закончил ее. По крайней мере, замолчал.
 
– Да-а-а! – протянул я. – Вот такая у нас медицина.

Сергей Борисович кивнул в знак согласия. И сказал:

– Иди, Дима, отдыхай. Но завтра чтобы как штык! Жду тебя в девять ноль-ноль. Ровно. У меня есть для тебя одно поручение.

– Приду без пяти девять. До свиданья!

– До завтра!

Уже в дверях он окликнул меня:

– Так что сказал врач?

– Какой врач? – не понял я.

– Фу ты! К которому ты ходил. Терапевт. – Шеф глядел недоуменно. – Что он тебе сказал?

– По поводу покалывания в боку?

– Да.

Я скорчил гримасу:

– Нервное. Надо меньше волноваться.

А про себя подумал: «Совсем заврался. Ох, уж эти мне депутаты: с кем поведешься, от того и наберешься!»


Меня трудно назвать завсегдатаем кафе «Уют», хотя время от времени я захожу туда и знаю всех официанток по именам, а с Иваном, барменом, мы в приятельских отношениях. Как-то, находясь в дурном настроении, я провел у его стойки часов пять, изливая душу. Он же исполнял роль священника. Когда я, наконец, нетвердой походкой направился домой, нам обоим стало легче. Я выговорился, а он избавился от моего нытья.
 
– Ваня, привет! – поздоровался я, войдя в кафе.

Он приветливо кивнул мне и спросил:

– Как дела?

– Нормально. Сегодня обойдемся без исповедей.

– Что-нибудь выпьешь?

Я отказался.

Мой любимый столик у окна обслуживала темноволосая Ниночка. Она всегда была неразговорчивой, однако дело свое знала.

– Привет, Нина!

– Привет!

Она достала из передника блокнот и приготовилась записывать.

– Пару бутербродов с сырокопченой колбасой и кофе, - попросил я.

– Молока добавить?

– Да. Чуть-чуть.

– А сахара?

– Нет.

– Все?

– Угу. Берегу аппетит на вечер.

Нина убрала блокнот и пошла отдавать заказ.

Я посмотрел на часы. Витушкин должен был появиться с минуты на минуту. Но не факт, что так оно и будет. И он, и его босс умели заставлять людей ждать.

На этот раз произошло почти чудо: он опоздал всего на восемь минут. Я к тому времени успел управиться с бутербродами и не спеша, мелкими глоточками приканчивал кофе. Адрес Александра Васильевича Мальцева я тоже успел переписать в свой блокнот. Так, на всякий случай.

– Еще раз здравствуйте, Дмитрий Николаевич, - бросил он мне, плюхаясь на соседний стул.
 
– Здравствуйте.

Подошла Нина.

– Вам что-нибудь принести? – поинтересовалась она у Витушкина.

– Стакан сока. Любого.

У секретаря господина Нефедова был несколько потрепанный вид. Тот же дорогой костюм, но слегка помятый; те же прилизанные волосы, но немного взлохмаченные, то же серьезное лицо, однако в глазах волнение, тревога и усталость.

– Принесли?

Я достал ксерокопию и отдал ему.

– Мальцев Александр Васильевич. – Лишь пробежав глазами, Витушкин сложил бумагу пополам и убрал в барсетку.

Нина поставила перед ним стакан апельсинового сока. Секретарь залпом выпил его.

– Устал сегодня, - сказал он тоном человека, ищущего сочувствия.

– Тяжелый денек, - согласился я. – Как господин Нефедов?

Витушкин сделал глубокий вдох и не менее глубокий выдох, чем напомнил мне своего босса. Тот тоже периодически так дышал.

– Все хорошо. Насколько это возможно. – Секретарь провел ладонью по волосам. – У меня к вам есть несколько вопросов. Точнее, они есть у Владимира Ивановича. Но задам их я. И ответы передам. Выступлю вроде передатчика.

Я почувствовал некоторое беспокойство. «Какого дьявола ему еще надо? Я выполнил просьбу, так почему же от меня никак не отстанут! Сбываются нехорошие предчувствия».

– Во-первых, можем ли мы доверять честному слову журналиста? – спросил Витушкин, перейдя на полушепот.

– Нет, не можете. – Мой голос остался прежним. – Но я – корреспондент, и мое слово верное.

Секретарь устремил на меня свои недоверчивые глазки. Я мужественно выдержал его взгляд.

– Хорошо, - сказал он. – Вы обещаете не распространяться о том, что сегодня произошло?

– Вы про объявление говорите или про покушение? 

– И про то и про другое.

Я скривил губы:

– Обещаю, если дело не дойдет до суда.

– А без «если»?

Мне надоело врать. На сегодня я с этим завязал:

– Без «если» ничего обещать не могу. – И достав двести евро, положил купюры на стол. – Вот ваши деньги. Сами поймите, может произойти все, что угодно. Например, кто-то мог видеть меня возле дома господина Нефедова. Если с вашим боссом что-нибудь произойдет, меня могут даже арестовать. А уж если будет суд и меня вынудят давать показания…

– Вы пессимист?

– Скорее реалист. – Я вытер губы салфеткой. – По долгу службы мне не раз приходилось иметь дело с правоохранительными органами. Я прекрасно знаю, как они не любят, когда от них что-нибудь скрывают. Или, того хуже, - врут. Без условий здесь никак не обойтись.

Витушкин на минуту задумался, а потом сказал:

– По крайней мере, честно.

Я молча ожидал приговора.

– Оставьте деньги, - разродился секретарь. И легким щелчком подвинул их в мою сторону. – Я уверен, никакого суда не будет. Вам не придется скрывать от правоохранительных органов факты, и уж тем более врать им. – Он в который раз провел ладонью по волосам. – А ваша… Оксана Викторовна не из болтливых?

– Нет, ручаюсь за нее, как за себя. – Как выяснится позднее, я зря разбрасывался такими высокопарными фразами.

– Отлично! – Витушкин вдруг вскочил со стула. – Тогда прощайте!

Он протянул мне руку, и я пожал ее. Через секунду его и след простыл.

Подошла Нина.

– За сок тоже заплатишь?

«Вот ловкач! – подумал я, глядя на пустой стакан секретаря. – Сок выдул, а мне плати!»

Однако на столе лежали две купюры по сто евро каждая от господина Нефедова. Стоимость сока они покрывали с лихвой.

Нина заметила купюры и сказала:

– Ты же знаешь, мы не берем валютой.

Я достал кошелек.

– Сколько я должен? В рублях?

Она ответила.

Я расплатился, забрал евро и встал из-за стола.

– Спасибо, Нина, - поблагодарил я девушку, помахал на прощание Ване и вышел на улицу.

«Если на этом все закончится, - думал я по дороге домой, - то я счастливо отделался. Восемь тысяч рублей в валюте на дороге не валяются. Можно даже убедить себя, что честно их заработал».

А, собственно, так оно и было.


ГЛАВА  3

О  ЗАБЫВЧИВОСТИ  И  НЕВНИМАТЕЛЬНОСТИ

Я сдержал слово: на следующее утро в девять часов уже был на работе – в кабинете шефа. Как писал Григорий Горин: «Не скажу, что это подвиг, но вообще что-то героическое в этом есть…» И это, действительно, соответствовало истине.

Дело в том, что я проспал всего пять с половиной часов. Это, по крайней мере, на два с половиной часа меньше моей нормы. Причиной недосыпания являлись те самые двести евро. Точнее то, на что я их потратил.

Накануне возвращаясь домой, я зашел в банк и обменял валюту на рубли. Курс был не очень выгодным, однако я не мелочился. Затем в цветочном магазине купил пять шикарных роз, какие-то белые цветки для украшения и заказал самую дорогую упаковку. То есть тоже не экономил.

– У меня для тебя сюрприз, - с порога обрадовала Аня. Моя очаровательная учительница младших классов и по совместительству моя будущая жена. Мы бы уже праздновали наш медовый месяц, если бы два месяца назад не умер ее дедушка. Пришлось отложить бракосочетание на полгода. Некоторые отдельные личности нас не поняли, да и черт с ними. Я считаю, что порядочные люди (даже суперсовременные) должны придерживаться  человеческих традиций. Аня была со мной согласна. Мы продолжали жить в гражданском браке в моей однокомнатной квартире на окраине Тулы.

Итак, Аня при моем появлении прощебетала:

– У меня для тебя сюрприз.

Я не растерялся и, пряча за спиной букет, ответил:

– И у меня для тебя тоже.

– Ты первый.

– Ну уж нет. Я – джентльмен. Дамы вперед.

Аня достала из кармана халатика коробочку, перевязанную лентой.

– Это тебе, - сказала она. – Открывай же!

Мои руки были заняты букетом. Пришлось тут же обнародовать и свой подарок.

– Ты не забыл! – Аня кинулась мне на шею вместе с коробочкой и букетом. – Не забыл!

«Не забыл о чем? – лихорадочно соображал я. – День рождения у нее уже был. Может, день ангела? Если так, зачем тогда подарок мне?»

– Конечно, не забыл, - между тем, вырвалось у меня. – Разве я мог забыть!

– Удивительно! – говорила Аня, по-прежнему болтаясь у меня на шее. – Еще два года назад мы даже не были с тобой знакомы!

Я кивнул:

– Да, удивительно. – А про себя подумал: «Это я удачно зашел… с букетом!»

И в самом деле – ровно два года назад счастливый случай занес меня в «Спортбар». На небольшой, но уютной танцплощадке я и увидел Аню в окружении подруг. Она выделялась среди них своей грацией и сексуальностью, не переходящей в пошлость.

Надо сказать, что я и сам умел неплохо двигаться под музыку: еще в детстве выступал в составе школьного коллектива под названием то ли «Солнышко», то ли «Лучик». И в некоторых номерах солировал. Но потом, в подростковом возрасте, увлекся тяжелой атлетикой, и танцы были заброшены. Однако, когда выпадала такая возможность, мог танцевать часами и с превеликим удовольствием.

И вот  мы с Аней впервые встретились на танцплощадке. Она положила руки мне на плечи, я обнял ее за талию, и мы стали плавно двигаться в ритм мелодии. Анины волосы щекотали мое лицо, но это не раздражало. Наоборот, девушка притягивала меня все больше и больше. Восхитительный аромат лаванды, исходящий от ее волос, пьянил меня…

Казалось, этот наш дебютный танец был не далее как вчера, настолько свежи были воспоминания, а на самом деле прошло уже… два года!
 
– Два года – это довольно значительный отрезок времени, - произнес я почти торжественно. – Предлагаю отметить его…

– В «Спортбаре», - предложила Аня.

– Гениально! – согласился я. – Там, где мы и познакомились.

Она освободила мою шею, и мы поцеловались.

– Поставлю цветы в вазу и сразу одеваться. Увидишь, я соберусь сегодня так быстро, как это делают в армии по тревоге.

– Не торопись. – Я развязал ленту и, развернув упаковку, заглянул в коробочку. В ней находился новенький телефон «Нокиа».

Из зала показалось улыбающееся личико Ани:

– Угодила?

– Класс! – воскликнул я. – Мой нынешний аппарат давно пора использовать для колки орехов.

– Теперь ты идешь в ногу со временем.
 
– Точно. И этот вечер я посвящаю тебе. Будем кушать дорогие блюда и пить лучшие вина.

Аня снова выглянула:

– Ты разбогател?

– Умер калифорнийский дядя-миллионер.

– И много денег тебе оставил?

Я ответил с гордостью:

– Двести евро.

– Не густо, - послышалось из зала.

– Ничего, на поход в «Спортбар» хватит. С дегустацией всех деликатесов.
 
Через полчаса Аня собралась, и мы отправились весело спускать нефедовские деньги.
Следует отметить, что с поставленной задачей нам удалось справиться на «отлично». В половине второго ночи, когда «Спортбар» закрывался, от почти восьми тысяч рублей у меня оставалось не больше двух. Гульнули так гульнули!

Погода стояла превосходная. Легкий прохладный ветерок приятно освежал. Нам хотелось пройти до дома пешком, однако сил уже не было. Еще полторы сотни осели в кармане таксиста.

– Знаешь, о чем я подумал? – спросил я у Ани, когда мы уже были в квартире.

– О чем?

– Быстро тратить большие деньги умеют не только женщины.

Аня, поглаживая нашего кота Арчи, усмехнулась:

– А ты этого не знал? Спускать денежки на ветер лучше умеете как раз вы – мужчины!
 
Я поднял Аню на руки и поцеловал:

– Не буду спорить. Не хочу. Мы оба молодцы! Если бы у нас был миллион, мы бы растратили его за один день. Согласна?

– Вдвоем-то? Легко.

Тут меня немного качнуло в сторону, и мы оба рухнули на диван. Арчи отскочил за кресло и возмущенно мяукнул.


– У тебя красные глаза. – Шеф вглядывался в мое лицо. – Не выспался?

– Немного, Сергей Борисович. Хотя чувствую себя нормально.

И, действительно, не ощущал усталости.

– Вы что-то хотели мне поручить? – напомнил я.

Шеф кивнул:

– Это связано с прошлогодними подшивками в архиве.

– А что с ними?

– Понимаешь, Дим, сейчас все компьютеризировано, все через интернет… Двадцать первый век как-никак!

– Да. И что?

Произошла метаморфоза: шеф как-то сразу разгорячился:

– А то, что все эти нововведения – барахло! Пустышка! – Он возбужденно замахал руками. – Хочешь что-нибудь найти, делаешь запрос, и тебе выдается такая куча ненужной информации, что необходимое в ней просто не найти. А ведь каждая секунда возни в интернете влетает в копеечку.

– Нужно конкретизировать по максимуму, - посоветовал я.

– Тогда на мониторе появится надпись, что требуемое не обнаружено. Бардак!

Честно признаться, я сам не любил интернет и весь бум, что был с ним связан. Но согласиться с тем, что это «пустышка» или «барахло» не мог. Уверен, шеф тоже так не считал, просто он был чем-то раздражен.

– Что вы хотели найти, Сергей Борисович?

Он начал ответ издалека. Не мудрено, что ему так трудно что-либо отыскать «в сети».

– Ты, разумеется, знаешь, что мы внесли все прошлогодние подшивки в компьютер, - начал шеф. – Это удобно: не занимает много места и можно не бояться порчи старых номеров.

– Да, я знаю об этом.

– Так вот: через полтора месяца кончится лето и начнется осень…

«Это все знают».

– В связи с этим, я подумал о том, что произойдет в сентябре. – Шеф сделал паузу, чтобы проверить мою память и сообразительность. – Странно, что до сих пор никто не заикнулся о предстоящем.

– В сентябре? – Я почесал затылок.

Шеф наверняка имел в виду что-то экстраординарное. Вряд ли он говорил про первое сентября или про какой-нибудь день письменности в Уганде. Хотя последнее было бы как раз экстравагантно. Даже чересчур экстравагантно.
 
– Хочешь подсказку? – милостиво поинтересовался Сергей Борисович.

– Не откажусь.

– Сколько ты уже у нас работаешь?

– Три года, - ответил я тоном человека, у которого спросили: сколько будет дважды два.

Шеф покачал головой:

– Ты пришел, когда я еще был заместителем главного редактора.

– Да, Сергей Борисович, я помню.

– И тогда в сентябре мы отмечали…

«Да чего мы только ни отмечали!» - чуть не вырвалось у меня. Мы и правда тогда жили одной общей семьей. Классные были времена!

Шеф продолжал говорить загадками:

– В связи с тем, что тогда произошло, мы выпустили юбилейный, трехсотый, цветной номер.
 
И тут я все понял:

– Так значит, у «Пригорода» намечается годовщина?!

– Конечно! – прокричал шеф.

– Сплошь одни праздники! – посетовал я. – Как бы не спиться!

– А какие еще, кроме юбилея еженедельника?

– У нас с Аней два года знакомства.

– Уже отметили?

– Да, - ответил я на выдохе.

– Надеюсь, не Аня тебе напомнила? – Шеф протирал очки, а сам лукаво смотрел на меня. – Ты забыл и про эту годовщину?

Я пожал плечами:

– Видимо, у меня амнезия после ранения. Помните, дело Артаева?

– Перестань, тебя ранили не в голову. И раньше ты на память не жаловался. – Он нацепил очки на нос. – У меня такое впечатление, будто у всей редакции поголовный склероз!

– Неужели никто не вспомнил про юбилей? Кроме вас, разумеется?

Сергей Борисович театрально вздохнул:

– Вот так мы любим свою работу!

– Нет, ну вы ошибаетесь, - вступился я за «нас», включая и себя самого. – Просто все заработались. Подустали. К тому же…

– Достаточно. Я никого не упрекаю. А вызвал тебя затем, чтобы поручить одно задание.
 
– Связанное с архивами?

– Да. Я хочу, чтобы каждый раздел, каждая рубрика в юбилейном номере представили собственный десятилетний дайджест. Генеральному моя идея понравилась. Его заму – тоже. – Сергей Борисович понимающе закивал головой. – Ясно, что тебе, как корреспонденту криминальной хроники, труднее всего. Номер должен быть праздничным, а твою рубрику веселой не назовешь.

– Да уж!

– Так вот, Дим: покопайся в архивах, найди какие-нибудь курьезные случаи, связанные с преступниками и милиционерами. Прояви фантазию, как ты это умеешь. А все текущие дела передай пока Липатову. Хорошо?

Я уточнил:

– Понемногу набрать из каждого года? В пределах обычных рамок?

– Да. За неделю успеешь?

– Постараюсь.

В дверь постучали. К шефу сразу же вернулась его раздражительность.
 
– Войдите, - почему-то гаркнул он.

В кабинет ворвался Олег Липатов.

– Легок на помине, - пробурчал шеф.

Мой коллега был взъерошен, лоб покрыт испариной, а в глазах читались обида и возмущение. Он походил на молодого студента-революционера времен начала прошлого века.
 
– «Газета не резиновая!» - выпалил Олег, явно кого-то цитируя. – Как про соски и оргазмы, так мы полос не жалеем, а про подростковую преступность достаточно пары строк! Сергей Борисович, ваша зам опять искастрировала меня до невозможности. Да еще ей и моя «шапка» не нравится! Она меня совсем затретировала. Сколько можно? Мое терпение имеет свои границы!

Мы с шефом пересеклись взглядами, и я кивнул ему в сторону двери.

– Иди, - разрешил он.

Причитания Липатова слышались даже на лестнице.


Поручение Сергея Борисовича было не из легких: перелопатить более пятисот номеров нашего еженедельника, включая первые, черно-белые,  и «нарыть» что-то понастоящему курьезное, забавное там, где этого в принципе быть не могло! Такое могло содержаться только в липатовских статьях. Именно Олег писал о разных пустяках, которые и криминалом–то назывались с большой натяжкой. А кровь, ужасы и всяческий беспредел всегда являлись моей прерогативой.

Однако я работал довольно быстро, и дайджест по первым пяти годам к концу рабочего дня был готов. В него вошли десять историй: по две на каждый год. Была здесь заметка и об угнанной у сотрудников ГИБДД патрульной машине, и заметка о взорвавшемся самогонном аппарате, и на все сто правдивая история о грабителе-меломане. Он, забравшись в чужую квартиру, не удержался перед искушением послушать какую-то пластинку, схожую с той, что имелась у него в детстве. Раритетное звучание проигрывателя настолько заворожило преступника, что он не услышал приезда милиции, вызванной соседями.

Все остальные материалы пятилетки были в том же духе.

– Дим! Чем ты все-таки занимаешься весь день? – в который раз поинтересовался уже практически успокоившийся Липатов. – От компьютера не отходишь. – Он чуть подался вперед. – Шеф приказал не отвлекать тебя. Прямо тайна какая-то! За семью печатями!

Я потянулся, зевнул и только после этого сказал:

– Олег, я дам тебе подсказку: этот материал я готовлю к первому сентябрьскому номеру.

– Про школу что-то? Там криминала сейчас будь здоров!

– Нет, Олег. – Я потер покрасневшие глаза. – Школа не при чем.  Думай. Завтра жду ответ.

Выключив компьютер, я встал из-за стола. Однако тут Олег меня удивил.

– По-моему, в этом году десять лет нашему еженедельнику, - задумчиво произнес он. – И, кажется, как раз в сентябре.

Я зааплодировал ему:

– Браво! Лучше поздно, чем никогда! – Затем пристыдил, что будет ему только на пользу. – Как можно забывать про такие знаменательные даты?! Почему шеф должен помнить? Генеральный должен помнить? Я, наконец, должен помнить? А остальным сотрудникам, включая тебя, все до лампочки?

– Мне не до лампочки, - робко возразил Олег. – Заработался просто. Забыл. Дела, заботы – голова кругом!

– У всех голова кругом! Однако мы с Сергеем Борисовичем думаем, как сделать этот праздничный номер поинтереснее.

– Над этим ты весь день и работал?

– Да, над этим.

– Я могу чем-нибудь помочь?

– Уже помогаешь.

– Как это?

Я рассказал ему о задании, которое дал мне шеф, и объяснил, что больше всего для праздничного номера подходят именно его, Липатова, статьи.
 
– К тому же, - добавил я, подойдя к нему, - ты сейчас работаешь за нас двоих над всем новым материалом.

Я, сам того не желая, наступил на больную мозоль.

– Да этого нового материала кот наплакал! – воинственно начал Олег. – Есть один интересный случай: подростки, накурившись чего-то, вскрыли пивную палатку. Так вот мне даже полосу для этого не дают. «Черкнешь пару строк»! – вот что мне сказали на это. И название не понравилось: «Пиво после кайфа»! Вот увидишь, Дим, скоро нашу рубрику сократят до одной страницы. Необходимо либо громкое преступление, желательно убийство, либо… не знаю что!

– Первое обещать не могу, - сказал я, - а вот оттяпать у нас страницу не дам. Клянусь. Материала на две всегда найдется. Криминал, к сожалению, вещь вечная. – Я задумался. – Для нас, впрочем, не к сожалению.

– Да, - согласился Липатов.
Эффектно щелкнув пальцами, я подвел итог:
– Когда будет готов дайджест, серьезно поговорю с шефом.
Олег мечтательно заметил:
– Хорошо бы.
На том мы и порешили.

Сегодня я был за рулем. Необходимо было отвезти воду матери и отчиму. Пустые пятилитровые бутылки с утра лежали в багажнике.

Отчим, дядя Толя не был инвалидом, однако доставка воды как-то негласно закрепилась за мной. У меня же был автомобиль.

Я не возражал. Для меня эта… миссия была выполнима, не обременительна и даже приятна. Воду я возил не только отчиму, но и матери.

«Приора» завелась с ходу, я включил магнитолу и выехал с парковки. Киоски с водой с некоторых пор находились на каждом углу, однако я предпочитал определенную, неподалеку от моего места жительства, на окраине. Там никогда не было очереди, обе женщины-работницы были услужливы, вежливы и улыбчивы, а также… Впрочем, что еще надо!

Набрав воды и матери и себе, я, прежде чем развозить пятилитровки,  немного поболтал с тетей Верой, работницей. Темы у нас всегда были одни и те же: погода, здоровье, подорожание и разгул преступности. Кроме последнего, остальное меня мало волновало, но я всегда поддерживал беседу. По крайней мере, минут на пять.


За ужином Аня сказала:

– Нас пригласили на день рождения.

– «Нас»? Кто?

– Света. Моя подруга.

Пришлось напрячься, чтобы вспомнить, о ком шла речь. Аня не раз упрекала меня в том, что я не запоминаю имен ее подруг.

– Такая светленькая с чересчур курносым носом?

– Это Катя. И нос у нее нормальный.

– Нормальный! Ты же сразу поняла, о ком я говорю.

– Перестань.

Я забросил в рот последнюю пельмешку и, прожевав ее, сказал:

– Извини. Я не прав. Наверное, тогда было плохое освещение. В том клубе, к тому же, слишком много зеркал. А они все увеличивают.

Аня сердито смотрела на меня:

– В каком клубе?

Я смутился:

– В котором мы были с ней в позапрошлые выходные.

– Мы ходили туда с Лизой! Моей бывшей одноклассницей. А с Катей и ее мужем мы ездили на шашлыки.

– Черт! – невольно выругался я. – У тебя столько подруг… А у меня столько работы… В сентябре десять лет «Пригороду»! Голова кругом! Полный завал! Шеф подкинул работенку…

Теперь у Ани был укоризненный взгляд.

– Молчал бы! Я работаю в школе. Твой завал в сравнении с моим – пустячок. – Она провела ладонью по своим роскошным вьющимся волосам. – И все-таки я ничего не забываю!

– И я… я… Я же не забыл про наш юбилей, - нашелся я. – Ты мне дорога, и я не забыл…

Аня начала оттаивать.

– Как новый телефон? – спросила она.

Я был несказанно рад смене темы:

– Замечательно. Столько функций. Даже диктофон есть. Я просто в восторге. Спасибо, Анют.

Она окончательно оттаяла:

– Хорошо, что тебе нравится. Так мы идем к Свете?

– С удовольствием схожу с тобой на день рождения твоей подруги. Купим ей что-нибудь хорошее. Необходимое. Не просто так, лишь бы как бы…

– Света мечтает о новой сумочке.

– Нет вопросов: купим сумочку.

– Но надо, чтобы она подходила. Понимаешь, тут важно, какие туфли…

Обычно в такие минуты мой слух отключался, не вникая в женские рассуждения, однако сегодня я попытался сделать над собой усилие. И лишь когда это не сработало, поступил по-другому. Я задал вопрос:

– Когда идем?

– Завтра вечером. Надеюсь, у тебя никаких планов?

Я закачал головой:

– Свободен, как ветер. Ань, когда же мы успеем купить сумочку? Я работаю, ты – тоже.

Меня эта проблема не волновала, но Ани мои переживания были приятны.

– Я сама завтра днем, когда освобожусь, пробегусь по магазинам, - сказала она. - Сама куплю подарок. Может, и не сумочку, а что-нибудь поинтереснее.

Как камень с души упал. Ненавижу ходить по магазинам.

– Вот и отличненько! – Я потянулся к чашке с чаем.

«Чуть было не поссорились накануне ночи из-за какого-то дурацкого имени какой-то там подруги, - с ужасом подумал я. – С ума сойти! Женская месть в таком случае общеизвестна. Усталость и головная боль. Нет, я настроен сегодня немножко похулиганить. А, может, и не немножко!»

Допив чай, я поставил кружку в раковину. В предвкушении ночи любви молнией сгонял в ванную и почистил зубы.

Несмотря на то, что мы с Аней жили вместе уже полгода, нам было не скучно вдвоем и по-прежнему тянуло друг к другу.

– Вот и я!

В одних трусах с изображением амурчиков и с горящими глазами я предстал перед диваном.
 
– Или все-таки сумочку? - спросила вдруг Аня.

– Завтра! Об этом подумаем завтра! – в нетерпении пробормотал я. – И о сумочке, и о цветах, и об открытке…

– Только без указания лет!

Я сгримасничал:

– Естественно. Просто: «Дорогой Лизе! И т. д.»

– Лизе? – Аня вспыхнула. – Ты опять? Ты это нарочно?

И она отвернулась от меня лицом к стене.

– А-а-а… Свете! – поспешил я исправить ошибку. – Свете! Свете?


ГЛАВА  4

О  ПОЛЬЗЕ  АРХИВОВ  И  СЛУЧАЙНЫХ  ЗНАКОМСТВ

Наутро, едва приехав в редакцию, я вернулся к составлению дайджеста.

Вдохновленный вчерашними темпами, я к обеду проработал шестой, седьмой и восьмой годы существования «Пригорода». 

– Неделя! – воскликнул я. – Шеф дал мне неделю, а я управлюсь дня за четыре! Это, Олег, называется профессионализмом.

– Угу. – Липатов по-прежнему корпел над материалом про подростков–наркоманов.
 
– Обедать пойдешь?

– Не хочется, - угрюмо ответил он. – Иди один.

– Как знаешь.

Я спустился в столовую и с большим удовольствием проглотил тарелку борща, пюре с котлетами и два стакана компота. За соседним столиком сидела Тимошина, и она изредка заговорщицки улыбалась мне. Это было вполне объяснимо: она хранила мою маленькую тайну, а я – ее. Смех, да и только!

Уже на выходе из столовой, в дверях, я столкнулся с шефом.

Он спросил:

– Как продвигается дайджест? – И загородил весь проход своим величественным телом.
 
– Думаю, в срок управлюсь, - заверил я.

– Постарайся.

Зачем баловать шефа, показывая ему, что ты работаешь не хорошо, а отлично?! Управившись за три–четыре дня, я выкрою себе парочку выходных. А если отчитаюсь раньше, он тут же найдет мне новое задание.

– Оперативность нам сейчас будет только на пользу, - сказал шеф. – Насобирай материал, обрисуй его посимпатичней, дофантазируй, где можно, убери, что не нужно… Не мне тебя учить.

– Сделаю, Сергей Борисович.

В животе у него заурчало. Он похлопал меня по плечу и направился к любимому столику в углу.

– Приятного аппетита, - пожелал я вслед.


Вернувшись на рабочее место, я потянулся и с новыми силами перешел к происшествиям, которые освещались в нашем еженедельнике уже в прошлом году.

– Приступим! – бодро провозгласил я, потирая ладони.

Липатов даже не взглянул на меня. Он был не в духе.

– Олег, ты бы сходил перекусить, - посоветовал я. – Война войной, а обед по расписанию. Сегодня борщ и пюре с котлетами.

– Пюре с котлетами? – Он отодвинул клавиатуру и почесал за ухом. – А компот вкусный?

– Обалденный. Рекомендую. Я два стакана выдул.

Липатов слегка стукнул кулаком по столу:

– Уговорил, иду. Мне нужно отвлечься. Пишу уже черт знает что. Страшно перечитывать.

– Тогда, тем более, сходи поешь. Развеешься.

Липатов так и поступил.


Первые три месяца прошлого года я проработал все теми же ударными темпами. Последняя мартовская история, на которой я остановился, была о том, как ограбили ночной магазин на улице Болдина. Курьез состоял в том, что украдены были всего пятьсот восемьдесят рублей, а в качестве оружия устрашения грабитель использовал свеклу, выдавая ее за гранату.
Случай был потрясающий. Грабитель, находясь под градусом, держал персонал магазина в заложниках часа три. Все это время он «догонялся» самым дорогим коньяком, что был в продаже. Когда же наконец удалось сообщить наряду и тот приехал, забирать уже было некого. Только уносить. Грабитель преспокойно уснул прямо на кассе, где и распивал коньяк.

Нельзя было не улыбнуться, вспоминая тот случай. Он, безусловно, станет одним из самых заметных в моем дайджесте.

Поставив точку в обзоре того случая, я заложил руки за голову, откинулся на спинку стула и сказал:

– Как по маслу!

Работа действительно шла легко и плодотворно.

А вот на первом апрельском номере я забуксовал: попалась статья, посвященная произошедшим в конце марта ДТП. Одно из них напомнило мне о позавчерашнем визите к депутату Нефедову. «Страшная авария у поселка Первомайский» - гласило название статьи. Ее автором был я сам.

Мне тут же вспомнились все обстоятельства того несчастного случая. Однако я все равно внимательно перечитал статью. «Четыре человека разбились на «десятке» возле поселка Первомайский. Трое тридцатилетних молодых людей и один мужчина пятидесяти одного года погибли в результате ДТП. Их автомобиль столкнулся с КАМАЗом. Сотрудники ГИБДД установили, что у «десятки» была неисправна тормозная система».

Несмотря на то, что фамилии в статье, как обычно, были изменены, я сразу вспомнил, что у двоих из погибших настоящими были фамилии Володин и Егоров. А как выяснилось позднее, пятидесятиоднолетний мужчина в прошлом работал тренером по карате. Он – сильный, здоровый мужчина – умер не сразу, а пролежал еще несколько дней в реанимации. Без сомнения этим человеком являлся Лавров Евгений Валерьевич – «ЛЕВ».

Среди погибших, скорее всего, был и Михаил Дорохов, чье имя поместили под объявлением, так заинтересовавшим Нефедова. Депутат, я уверен, знал о ДТП, но почему-то ничего об этом не сказал. «Что-то здесь не чисто!» - подумал я.

Апрельская статья вывела меня из равновесия. Я больше не мог сосредоточиться на дайджесте. Мои мысли витали где-то далеко, там, где пересекалось несколько событий: трагедия на дороге, визит к Нефедову, трещины на лобовом стекле форда, странное объявление.

– Сытый желудок поднимает настроение! – заявил вернувшийся Липатов. – Уверен, все самоубийцы и параноики – скелетообразные дистрофики.

Я молча кивнул.

Липатов заметил мое состояние:

– Дим, очередной случай для дайджеста поставил тебя в тупик?

– Типа того, - ответил я. Затем встряхнул головой: – Компот понравился?

– Да. – Олег облизал губы. – Но я бы еще кофейку попил. Ты как?

Я был за и даже вызвался его приготовить.

– Валяй, - одобрил Липатов и вновь застучал по клавишам клавиатуры.

Кофе и вафли немного взбодрили меня и прогнали размышления о проблемах депутата Нефедова. В конце концов, лезть в чужие дела некрасиво. А если учесть трещины на лобовом стекле, то и опасно.

Убеждая себя в этом, я продолжал заниматься дайджестом. Однако то и дело ловил себя на мысли, что нахожусь будто в полусне. Треклятый депутат и «львы» не давали мне сосредоточиться.

Проанализировав в таком состоянии апрель, май и июнь, я решил, что на сегодня сделано достаточно.

– Есть польза от архивов? – спросил Липатов, когда мы в конце рабочего дня спускались на улицу.

– Есть. – Этим бы и ограничиться, и все же как-то само собой вырвалось: – Хотя иногда ее хочется заключить в кавычки.

– Почему?

– Прошлое иногда лучше не ворошить.

Мне захотелось покурить. Так, как давно не хотелось. Нестерпимо. Словно бы от этого зависела вся моя дальнейшая жизнь.

Но я сдержался.


Окончательно моя задумчивость развеялась только поздним вечером, благодаря винно-табачным парам, перемешанным с запахами духов и одеколонов. Эта разгрузка мозгов произошла на дне рождения, куда мы, как и планировалось, отправились с Аней. Она все-таки купила своей подруге сумочку – наш общий подарок от всей души. В придачу я еще преподнес Свете (запомнил все-таки!) букет роз.

В начале вечера наши с Аней отношения оставались слегка натянутыми. Не трудно догадаться, что утром и днем дело обстояло ничуть не лучше. За завтраком мы не обмолвились ни словечком, а в течение дня просто не виделись и не созванивались. И все из-за ее внезапной капризной обидчивости. «Ты не запоминаешь имен моих подруг», - сказала она накануне вечером. И, конечно, была права: я не утруждал свой мозг такими пустячками и, само собой разумеется, не считал себя виноватым. Я даже забыл и подумать об этом, работая над дайджестом.

Нет, ни я, ни Аня (сто процентов) не считали эту размолвку ссорой. Просто иногда в отношениях требуется какое-нибудь разнообразие. Даже негативное. Оно необходимо было в том числе и для нашей почти идеальной пары.

Как правило, обиды быстро забывались. Так произошло и на этот раз. К середине вечера мы вновь стали прежними влюбленными: обнимались, целовались и танцевали как ни в чем не бывало.


Празднование длилось больше двух часов, когда я, будучи уже достаточно навеселе, спустился на улицу подышать свежим воздухом. За мной увязался мой новый знакомый с бульдожьим лицом. Он преподавал историю в колледже и страстно увлекался рыбалкой. (Я не запомнил ни название колледжа, ни те места, где он любил рыбачить.) И вот этот историк-рыбак принялся доставать меня рассказами об опричниках и эсерах, перемешивающимися с опарышами и мотылями. Суть его «доклада» я и не старался уловить: давнее прошлое и сегодняшняя рыбалка меня одинаково мало интересовали.

– Мы, потомки, просто обязаны знать свою историю, - воодушевленно вещал он заплетающимся языком. – Все в истории повторяется, все имеет свои корни. Понимаете, все! Если мы поймем первопричину, мы сможем…

В последнее время я привык выслушивать разные бредни, не вникая в их суть, поэтому спокойно смотрел, как колышутся листики на березе под легким дуновением ветерка.
 
– Или, к примеру, обратимся к экологии, - продолжал он, то ли поймав мой взгляд, то ли следуя своей, только ему понятной логике. – Еще несколько лет назад наши водоемы…

Я посмотрел на небо и глубоко вздохнул. Медленно плывущие облака завораживали и будили фантазию.

– …А караси были такими, что…

«Вот это облако похоже на огромного медведя, - думал я. – А это…»

– …Я даже помню, что на Воронке еще лет восемь назад…

«…это похоже на воздушный замок».

Так продолжалось минут десять, пока произнесенная им фамилия не заставила мой слуховой аппарат заработать в полную силу.

– …И вот мы с Сашей Мальцевым, отправились туда порыбачить…

– С Сашей Мальцевым? – Я вернулся на грешную землю. – Семьдесят пятого года рождения? Проживающего на Сойфера?

– Что?

Взгляд у историка стал серьезным. Я бы даже сказал, что мой новый знакомый почти протрезвел.

– Вы назвали имя, - медленно произнес я. – Александр Мальцев.

– Я? – Он опешил. – Вы знакомы?

Я ответил вопросом на вопрос:

– Сколько ему лет? Тридцать четыре-тридцать пять?

– Да, - удивился мой собеседник. – Вы знакомы?

– Слышал о нем. – Я присел на лавочку у подъезда и подумал: «Неужели это тот самый парень, что подал объявление?»

– Где вы слышали о Мальцеве? От кого? Когда? – Историк присел рядом. – Что вы о нем знаете?

Я пожал плечами:

– В общем-то мало чего. Ах, да, живет на Сойфера.

– Здесь неподалеку, - кивнул мой новый знакомый, - через дом, но он, к сожалению, уже несколько дней отсутствует. Пропал просто. Поэтому приходится рыбачить одному. Конечно, в компании…

– Покажите, где он живет, - попросил я болтуна.

– Здесь рядом.

– Я понял. Покажите, где.

Историк  нехотя поднялся и поплелся между домами, указывая дорогу. Я, глядя под ноги, осторожно последовал за ним.

– Напрямую через детскую площадку быстрее, - сообщил проводник, обернувшись. – Но там темно. Опасно. Лучше обойти.

– Хорошо, - согласился я. 

Мы обошли детскую площадку и вышли к дворику, обильно засаженному кустарниками. За ним, по всей видимости, и находился дом, где проживал Мальцев.

– Вон его два окна, - показал историк. – Второй этаж. Синий балкон.

– Света нет, - констатировал я.

– Значит, пока не вернулся. 

– И давно ваш друг отсутствует?

Мой спутник задумался:

– Уже неделю, наверное. Или около того.

– И вы не знаете, куда он подевался?

– Нет. – Историк повернулся ко мне и спросил: – А почему Мальцев вас так заинтересовал?

Я сгримасничал:

– Да так.

– Кто вы по профессии? Мне кажется, я вас уже где-то видел.

В другой раз слова историка, возможно, оскорбили бы меня (не вспомнить корреспондента самого популярного в Туле еженедельника!), однако сейчас мне было не до обид.
 
– Я работаю в «Пригороде».

– Еженедельнике?

– Да.

– Вы журналист?

– Корреспондент.

Он сглотнул и пожаловался:

– Ой, пересохло в горле. Не умел пить и, видимо, никогда не научусь.

Я не выразил сочувствия.

Тогда он снова стал доматываться:

– Откуда вы знаете Мальцева?

– У нас есть общие знакомые, - соврал я.

– Кто? Может быть, я их тоже знаю.

Историк начал раздражать меня. Я ответил сухо:

– Вряд ли. Они из другого города.

Он настаивал на том, чтобы я назвал фамилии, но так их и не услышал.

Тогда историк потер ладонью лоб и спросил:

– Может быть, вернемся? – И икнув: – Неудобно: вдруг нас ждут.

– Идите. – Я махнул рукой. – Мне надо еще побыть на свежем воздухе. Я тоже не мастак пить.

Он немного потоптался на месте, а потом побрел назад. Я проводил его взглядом и облегченно вздохнул. Никто не любит зануд.

«А что если позвонить этому Александру Мальцеву в дверь? – подумалось мне. – Вдруг он дома. Сидит в темноте и, например, смотрит телевизор. В любом случае, попытка не пытка!»
 
Я одобрил эту свою мысль и потопал в обход дома.

На лавочке возле подъезда сидели две старушки. Перед ними стоял крупный, непропорционально сложенный мужчина. Он о чем-то их расспрашивал. Я почти сразу узнал его, но спрятаться не успел.

Старший лейтенант милиции Субботин из уголовного розыска обернулся и, оскалившись, спросил:

– Журналист, а ты что здесь делаешь?

Я глубоко вздохнул:

– Сколько раз тебе повторять: я – корреспондент.

– Мне по фигу. – Он сплюнул, что было неприлично, в первую очередь, по отношению к старушкам. – Как ты здесь оказался?

– Случайно. – Лаконичность – моя излюбленная тактика в общении со старшим лейтенантом.

Субботин сузил глаза:

– Как… ты… здесь… оказался?

– Случайно, - процедил я сквозь зубы. – На дне рождения гуляю. У подруги моей подруги день рождения.

– На улице?

– Вышел подышать. А в чем дело? Запрещено? Комендантский час?

Он проигнорировал мои вопросы:

– Попробуй хоть раз сказать правду. Как ты здесь оказался?

Я настаивал:

– Случайно.

– Ты, б… , всегда случайно, - буркнул он и, задев меня плечом (неужели, нарочно?), зашагал восвояси.

Я поглядел на подъезд, на старушек и отправился обратно в винно-табачные пары, салатно-селедочный рай, где ждала Аня и, не дай Бог, мой новый знакомый – занудный историк с опричниками и опарышами.


ГЛАВА  5

ОФИЦИАЛЬНАЯ  ВСТРЕЧА

Эпизод с Субботиным, разумеется, не прошел для меня бесследно. На следующий же день позвонил капитан милиции Губанов и попросил немедленно к нему приехать. Причем, просьба прозвучала так, что не откликнуться на нее было нельзя. Я пообещал навестить его, однако отсрочил визит на послеобеденное время. В этом я был непреклонен, и Губанову пришлось уступить.

– Но попробуй только не прийти! – напоследок заявил он.

– Очень страшно! – ответил я и повесил трубку. – Напугал ежа голым задом.

Работая корреспондентом, приходится довольно часто выслушивать угрозы то от тех, то от этих. Запугать меня не раз пытались и сотрудники правоохранительных органов, и бандиты. К тому же, иногда приходилось слышать такое, что у чувствительных особ волосы бы встали дыбом.

А я ничего. По счастью, мало впечатлительный. Я давно уяснил: опасность исходит не от тех, кто кричит и бранится, а наоборот – от тех, кто молчит. Они непредсказуемы, могут в одночасье кинуться с кулаками, или того хуже – с ножом. К сожалению, я знаю, что говорю: с такими «товарищами» мне тоже доводилось встречаться. Как никак я корреспондент криминальной хроники.


– Кто звонил? – спросил у меня вечно любопытствующий Липатов.

– Ошиблись номером.

– И ты пять минут разговаривал с незнакомцем?

Я подмигнул:

– Может, это была незнакомка с эротичным голосом.

– Которая тебя «напугал»?

– Ага. – Я демонстративно вперился в монитор.

– Дим, так ты не скажешь, кто звонил?

Я, не глядя на него, отмахнулся:

– Отстань. Мне нужно закончить работу.

Липатов что-то пробурчал в ответ, однако больше вопросами не отвлекал. Мне это и требовалось. Я хотел закончить с дайджестом до половины первого, чтобы поймать шефа, который к этому времени должен был вернуться в редакцию. (Его вызвал к себе на ковер, не поверите, сам губернатор!) Мне необходимо было отпроситься у Сергея Борисовича, чтобы отправиться в отделение милиции.


С черновым вариантом дайджеста я управился к часу дня (потребовалось немного больше времени, чем я рассчитывал), но к шефу его с собой не захватил. Звонок капитана Губанова был важнее всяких там дайджестов.

– Сергей Борисович, - с порога обратился я к шефу, - мне нужно уйти. Насколько – не знаю.

– Что еще случилось? – Шеф слегка наклонил голову и взглянул на меня поверх очков. – Политик какой вызывает или снова приспичило к терапевту?

Я улыбнулся:

– Хуже. Почти к хирургу. Будут мне, видимо, лоботомию делать. Причем без наркоза.
Шеф снял очки и отложил в сторону листы, которые просматривал перед моим приходом.

– Что произошло?

– Меня желает видеть его сиятельство капитан Губанов, - ответил я. – Собственной персоной.

– Зачем?

– Он не сказал. Вы же его знаете, ему бы в партизаны пойти. Может быть, хочет повесить на меня всех своих «глухарей», а может вернуть триста рублей, что как-то занимал.
 
Сергей Борисович аккуратно провел ладонью по волосам своего парика. После этого сказал:

– Тогда пусть также не забудет отдать зонт, который взял у меня на прошлой неделе. В ливень.

Я пообещал напомнить.

– Так вы меня отпускаете?

– Само собой. – Шеф снова надел очки. – Как дайджест? Продвигается?

– Пару дней – и все будет готово, Сергей Борисович, - кивнул я. – Если, конечно, меня не посадят.

Шеф опять снял очки:

– Сплюнь!

– Только не в кабинете главного редактора.

Он погрозил пальцем.

– Как вернешься… – И не стал заканчивать свою традиционную фразу. За него это сделал я:

– …сразу к вам.

– Иди.

И я пошел. Прямиком на остановку. Забирать «приору» с парковки не хотелось. Как я уже отмечал, на своих двоих передвигаться по городу стало проще и быстрее.

Народу на остановке было немного. В это время суток  лайны следовали один за другим. Я практически сразу же остановил нужный.


Серое четырехэтажное здание – место работы капитана Губанова – вызывало у жителей и гостей города противоречивые чувства. Кто-то обходил его стороной, кто-то не обращал на него никакого внимания, кто-то опасался, кто-то проклинал… Я же бывал там частым посетителем, поэтому все вышеназванные чувства ко мне не относились. Бояться и проклинать это учреждение мне было не за что, а не обращать на него внимания я не мог, поскольку очень часто сотрудничал с его обитателями.

Меня в этом пристанище правосудия знала практически каждая соба… Я хотел сказать, что пусть даже шапочно, но я был знаком почти с каждым коллегой капитана Губанова.

Иногда я умудрялся проникать в это здание по собственной инициативе, демонстрируя блестящую сообразительность. А порой она же требовалась для того, чтобы в спешном порядке покинуть это заведение.

Однако сейчас все было иначе, и напрягаться не стоило: я был приглашен, мне назначили аудиенцию, что тоже время от времени случалось.

В первые минуты Губанов был сама любезность:

– Здорово, Дим! – Он крепко пожал мне руку. – Присаживайся. Кури. – И щелчком пододвинул сигареты. Пачку «Мальборо».

Я удивился: капитан всегда курил только одну марку – крепкий «Альянс», стоивший по крайней мере раза в три дешевле «Мальборо».

– Во-первых, я бросил, - пришлось напомнить ему, – а, во-вторых, куда девался твой «Альянс»? Неужели в жизни не осталось ничего постоянного? Или тебе повысили зарплату? – Я понизил голос. – А может, ты начал брать взятки? Колись, я никому не скажу. За небольшую долю пирога.

Губанов оставался невозмутим. Наверное, за годы общения со мной у него выработался иммунитет к моим шуточкам.

Он совершенно спокойно сказал:

– Мой «Альянс» при мне. А «Мальборо» клиент один забыл.

– Что ж ты чужое разбазариваешь? Нехорошо. Жень. Вдруг он вернется?

Капитан сгримасничал:

– Не вернется. Лет пять как минимум. Ему нужно отвыкать от хорошего.

Секунд тридцать мы смотрели друг на друга, не проронив ни звука. Это было нашим любимым развлечением. Потом я расплылся в широкой улыбке.

– Жень, если хочешь, чтобы я «дозрел», задай хоть какой-нибудь вопрос. Озадачь меня.

Капитан ограничился одним словом:

– Мальцев.

– Пальцев, - тут же нашелся и срифмовал я. – Это что – игра в слова?

– Откуда его знаешь?

Вопрос был задан сдержанно. Иммунитет на мои шутки иссякал.

– Мальцева или Пальцева? – уточнил я. Но, взглянув на изменившегося в лице Губанова, добавил: – Я его не знаю. Даже ни разу не видел.

– Что же ты делал вчера у его дома? У самого подъезда?

– Я все объяснил Субботину.

– Теперь объясни мне. Только выдумай версию поправдоподобней. – Он сложил руки на груди. – Или уже придумал? По пути сюда.

Я покачал головой:

– Зачем мне врать? Ради чего?

Капитан молчал.

– Хорошо. – Я сказал ему то же самое, что сообщил старшему лейтенанту. – Мы с Аней вчера вечером были на дне рождения у ее подруги по имени Света. Запомни: Света! Если надумаешь допросить Аню, эта памятка пригодится. – Я почесал затылок. – На чем я остановился? Ах, да. Мы выпивали, танцевали. Обычное дело. Когда же я понял, что мне необходимо подышать свежим воздухом, я отправился на улицу. Тогда-то за мной и увязался преподаватель истории из какого-то колледжа. Знакомый Светы. – Я указал Губанову на блокнот. – Ты запиши, чтоб мне не повторяться.

Он проворчал:

– Запомню.

– Как знаешь. – И я продолжил: – На улице мы с ним разговорились, и он сказал, между прочим, что здесь неподалеку живет его приятель-рыболов. Мне хотелось прогуляться, и я предложил дойти до дома этого приятеля. Историк согласился.

– Как зовут историка?

– Я не помню.

– Ха!

– Серьезно. Нас, конечно, представляли друг другу, но в последнее время моя память стала капризной и избирательной. Ничего не могу с ней поделать!

Губанов, не смеясь, пошутил:

– Что-то Субботин не видел с тобой рядом никакого историка? Даже математика не видел. Ты был один.

– Совершенно один, - не спорил я. – Историк к этому моменту вернулся назад на вечеринку.
 
– А ты остался?

– А я остался.

– Почему?

– Захотелось.

– Чего захотелось?

– Остаться.

– Зачем?

– Чтобы еще немного погулять.

– И гулять ты стал именно возле дома Мальцева?! – подытожил Губанов. – Чудеса, да и только.

Я признался:

– Мне все равно было, где гулять. Тот дом ничем не отличался от остальных. Был ничем их не хуже. Я не выбирал, где дышать свежим воздухом.

Капитан поднял глаза к потолку:

– То есть Мальцева ты не знаешь?

– Никогда не видел, - ответил я. И это было чистейшей правдой.

Однако Губанов смотрел на меня с недоверием:

– Ой, Дима, что-то я тебе не верю.

– Наверное, в силу привычки. Между прочим, плохой привычки.

Капитан откинулся на спинку кресла и зажмурился:

– Что-нибудь еще добавишь?

Я задумался:

– Вроде бы нет.

– Точно?

– Абсолютно.

– Имя историка?

Как тут не усмехнуться: Губанов пытался застать меня врасплох. Меня!

Преисполненный достоинства, я не спеша, с чувством, с толком, с расстановкой произнес:

– Мне не известны ни его фамилия, ни его имя.

– Как же вы друг к другу обращались?

– На «вы». – Я выпрямил спину, словно был не Дмитрием Уваровым, а Дмитрием Романовым. – Мы люди культурные.

Губанов взял ручку и приготовился писать.

– Адрес Светы, где вы пьянствовали, - попросил он.
 
– Отдыхали, - поправил я и назвал адрес.

Капитан, записав, отложил ручку.

– Хорошо. Проверим. И со Светой поговорим, и с историком, и со всеми другими гостями.

«Черт! – выругался я про себя. – Придется кое-что добавить, чтобы потом не было инцидентов».

– Жень, историк может сказать, будто бы я слышал о Мальцеве и до того разговора. Сразу хочу оговориться – это неправда.

Губанов подался вперед:

– Не понял. Повтори.

Я откашлялся:

– Я брякнул ему, что у меня есть общие с Мальцевым знакомые. Назвал наугад год рождения Мальцева и название улицы, на которой он проживает.
 
– Наугад?

– Да.

– И что – угадал?

– Да.

– Все?

– Да.

– Прямо-таки взял и угадал? – ухмыльнулся Губанов.

– Да. Случайно.

– А зачем тебе это было нужно?

– Что?

– Сочинять про общих знакомых.

Я наморщил лоб:

– Пьян был. Не соображал, что плел.

Капитан заерзал в кресле:

– Брехня!

– Нет, не брехня, - твердо возразил я. – И потом, это послужило поводом для прогулки.

Губанов достал сигарету (крепкий «Альянс»!) и закурил. Затем, выпуская дым, спросил:

– А может, они правда есть?

– Кто? – Я сдвинул брови.

– Общие знакомые. У тебя и Мальцева?

– А-а-а… – Когда надо, я соображал сходу! – Может, и есть. Правда, кто именно – мне не известно… Жень, не смотри на меня, как на врага народа. Слышал теорию о том, что всех людей на земле отделяют друг от друга только шесть рукопожатий? Я в это верю. Есть люди, которые хорошо знают меня, но знают и кого-то еще – тех, кто знает… Ну, короче, по цепочке, звено за звеном – так и получается, что я вполне могу знать людей, которые вполне могут знать Мальцева. Все в этом мире взаимосвязано. Шесть рукопожатий – это максимум, предел, понимаешь? А между мной и Мальцевым, возможно, всего-то два рукопожатия. Или вообще одно. – Я развел руками. – Поэтому, не боясь прослыть вруном, могу с уверенностью сказать, что у меня есть общие с Мальцевым знакомые. – Я специально говорил долго, используя длинные предложения – хотел уморить капитана. – Повторюсь: кто из моих друзей и близких с ним знаком – я не знаю. И прошу не приставать к ним с расспросами об этом. Впустую потратишь время и силы.   

Губанов внимательно выслушал меня. И заговорил лишь после того, как я замолчал.
 
– Значит, Мальцев рыбачил вместе с… Напомни, как зовут твоего приятеля-историка.

Я в который раз уточнил, что не называл его, так как сам не помню имени. Скорее, я мог бы вспомнить, как звали опричников, которых тот упоминал в нашем разговоре.

– Ладно. – Губанов выпустил два колечка подряд. – Об историках и опричниках в другой раз. Потом как-нибудь.

– Да. Давай о современниках. – Я взял инициативу беседы на себя. – Почему вы заинтересовались Мальцевым? Только не говори, что он убит. Прошу.

Губанов красноречиво молчал.

– Когда?

Губанов красноречиво молчал.

– Как?

То же самое.

– Женя, ты меня, собственно, зачем к себе пригласил? Спросить: знал ли я Мальцева? Я тебе ответил: не знал. Это можно было бы выяснить и по телефону. – Я поднялся. – Если вопросов больше нет, я погнал. Работы непочатый край. У нас, между прочим, юбилей намечается. Ты, наверное, и не помнишь?

Он чуть не подавился своим едким дымом:

– Ага, других дел у меня нет.

Я повернулся к двери.

– Ладно. Тогда я удаляюсь. Всего хорошего!

Капитан не задерживал меня.

Но я не ушел. Круто развернувшись на полпути, я вернулся назад и сел на прежнее место. Мой финт не сработал. 

Губанов ухмыльнулся.

– Жень, Женечка, - ласково начал я, - ну, поговори со мной.

Капитан потушил сигарету и спросил:

– Ты, действительно, его не знаешь?

– Клянусь. – Я поднял правую руку на манер пионера. – Даже не видел ни разу. А почему «не знаешь»? Он все-таки жив?

Губанов вздохнул:

– Какой мне смысл делиться с тобой информацией? Комбинация: ты – мне, я – тебе – не получится. Одно дело, когда у тебя есть туз в рукаве. А так? Не вижу смысла.

Туз в рукаве был, и очень весомый – депутат Нефедов. Однако с таким «подарком» судьбы следует обращаться осторожно. При его обнародовании не известно еще, кому станет хорошо, а кому не очень.

– Какой смысл? – повторился капитан. – Чего ради мне что-то рассказывать?

– Из дружеского расположения.

Губанов хмыкнул.

– Потом никто еще не отменял рубрику «Следователь просит помочь», - прибавил я. – Не хочешь воспользоваться?

– Посиди здесь, - сказал вдруг капитан и встал из-за стола. – Подумай о своем поведении.

Я насторожился:

– Ты куда?

– Скоро буду, - пообещал Губанов. – Ничего не трогай.

И, погрозив кулаком, вышел из кабинета.

Глупо полагать, что я так и поступил. Но, увы, трогать было нечего. Все ящики стола и сейф оказались заперты. Так что, когда Губанов вернулся, я сидел на прежнем месте и невинно поглядывал на городские пейзажи за окном.
 
Капитан встал передо мной, прислонившись к подоконнику:

– Мне не нравится одна тенденция.

Я вскинул брови:

– Ого! 

– Что?

– Не ожидал, что тебе знакомо это слово.

Он не обиделся, но сказал:

– Ты путаешь меня с Субботиным.

– Значит по вечерам общаешься со словарем?

Губанов нахмурился, достал сигарету и, закурив, проворчал:

– Больше не с кем.

Иногда мне казалось, что Женя родился с сигаретой во рту. Таких, как он, ни одно предупреждение Минздрава не остановит. Удивительный факт: несмотря на эту пагубную привычку, он являлся кандидатом в мастера спорта по боксу. (Правда, титул этот он получил еще в далекой молодости.)

– Я уже не в первый раз вынужден идти у тебя на поводу, - сказал Губанов, сделав внушительную затяжку. – Но, как правило, это себя оправдывает.

Я чувствовал, что дальше по сценарию последует монолог капитана, и не собирался этому противиться. Мне нужно было просто внимательно слушать, чтобы ничего не упустить.

– Объявление будет следующим, - сосредоточенно вещал Губанов, - «Всем, кто знает о местонахождении Мальцева Александра Васильевича, 1975 года рождения, просьба позвонить по телефону…» Дальше мой рабочий телефон. «…или по номеру «02». – Он прикусил губу. – Приметы я сообщу тебе потом.

Я не собирался перебивать капитана, записывая в блокнот текст объявления, однако это случилось непроизвольно:

– В морге не искали?

– Нет. – И тут же: – По крайней мере, у меня такой информации нет.

– Ты же сам сказал…

– Что? – раздраженно спросил капитан. – Что я сам? Это ты предположил, что он убит. Я же на это промолчал. Не так ли?

– Тогда… Жень, с каких пор ты занимаешься поиском пропавших? – Я потянулся к пачке «Мальборо», но вовремя одумался. – Или он убил кого-то?

Губанов подошел к столу и затушил сигарету, докуренную практически до фильтра.

– Возможно. Известно одно: Мальцев к этому готовился.

Я превратился в слух.

И вдруг:

– Ты любишь кино? – бессвязно поинтересовался капитан.

– Кино? – переспросил я. – Люблю. А при чем здесь кино?

– Фильм «Ворошиловский стрелок» смотрел?

– Разумеется.

– Тогда вот тебе небольшая история. – Губанов плюхнулся в кресло. – Недавно мои коллеги из смежного управления накрыли одну лавочку, где торговали оружием. Тамошние, с позволения сказать, продавцы раскололись и назвали нескольких своих клиентов – покупателей. Некоторых – постоянных – по именам, остальных просто описали.  Среди последних был Александр Мальцев. Конечно, имя и фамилия выяснились позднее. Он купил неделю назад снайперскую винтовку и патроны к ней. Подполковник Роднин велел мне разузнать все об этом Мальцеве. И я раскопал кое-что интересное: Мальцев продал всю мебель и все вещи из своей квартиры и пять дней назад бесследно исчез. И никто не знает, куда он подевался. А, между прочим, служил Мальцев в Чечне. Догадайся, кем он там был… Ага, снайпером. Вопрос: зачем этому в прошлом стрелку снайперская винтовка? Уж точно не по голубям палить.

«Скорее по «львам», - подумалось мне.

– Мы установили за его квартирой наблюдение, - продолжал Губанов, - и вчера у нас был неплохой улов. Во-первых, это ты, дышавший свежим воздухом, а, во-вторых, солидные молодые люди, интересовавшиеся Мальцевым. Мы выяснили, что они находятся в подчинении у одного весьма влиятельного в наших краях политика.

«Нефедова», - догадался я.

– Его имя я тебе не назову, - с вызовом сказал капитан. – И не проси. Это лишнее. Скажу одно, с такими людьми лучше не связываться. Тебе во всяком случае.
 
– А тебе? – Я был оскорблен.

– У меня работа такая. Приходится иметь дело и с бомжами, и с губернаторами.

В кабинете воцарилось молчание.

– Поместишь объявление?

Я кивнул:

– Да. Думаю, шеф не откажет.

– Хорошо. – Губанов провел ладонью по своему щетинистому лицу. – Естественно, писать о снайпере, что разгуливает по городу, не надо.

– Естественно, - согласился я. – А фотографию Мальцева предоставишь?
 
– Получишь часика через два. – Капитан бросил взгляд на часы. – Тебе привезут.
Необходимые данные и приметы тоже.

Убрав блокнот, я подумал, что разговор исчерпан, но внезапно у меня возник один вопрос. Нет, даже два.

– Жень, у меня к тебе есть вопросы.

– Задавай. Правда, не жди, что отвечу.

Я покачал головой:

– В них нет ничего особенного. Первый: разбирается ли Мальцев в автомобилях? И второй: занимался ли он когда-нибудь карате?

Губанов весь напрягся:

– Почему тебя это заинтересовало?

– Просто пришло в голову, - соврал я.

– А почему не о радиомеханике и бальных танцах?

– Жень, ответь на вопросы.

Он ответил, и я понял, что влип в историю.

Мне не впервой приходилось по воле судьбы оказываться между двух огней, однако такое положение всегда было неприятно. И привыкнуть к нему невозможно. Смириться – тоже.
 
– Теперь ты мне объяснишь, что значили твои вопросы? – Губанов в нетерпении постукивал костяшками пальцев по столу.

– В другой раз, Жень.

– Когда?

Ответ мне самому был не известен:

– Может, завтра, а может, никогда.

На прощание я заверил недовольного Губанова, что объявление выйдет в следующем номере. Напомнил об обещанной фотографии Мальцева и ушел, забыв даже сострить что-нибудь. Мне было не до этого.

Уже на улице, отыскав визитку Витушкина – «правой руки» депутата Нефедова, я не без волнения набрал нужный номер.

– Алексей Алексеевич, - поздоровался я. – Это… да, Уваров. Мне необходимо встретиться с Владимиром Ивановичем.

– Он очень занят, - послышалось в трубке.

– Это касается его сына.

Через несколько секунд я услышал:

– Где вы? За вами заедут.



ГЛАВА  6

КОЕ–ЧТО  ПРОЯСНЯЕТСЯ

На этот раз меня не заставили ждать. Я буквально успел отойти от учреждения, где работал Губанов, как рядом со мной притормозил темно-вишневый красавец марки «вольво».

– Садитесь назад, - предложили из полуопущенного стекла.

Повиновавшись, я оказался нос к носу с самим депутатом Нефедовым. Он протянул мне руку. Ладонь была влажной.

– Здравствуйте, Дмитрий Николаевич, - поздоровался Нефедов.

– Здравствуйте, Владимир Иванович! – Я незаметно вытер ладонь о чехол сидения. – Мне необходимо с вами поговорить.

– О моем сыне?

– Не о нем конкретно…

Депутат жестом потребовал тишины. Затем обратился к водителю:

– Степа, погуляй.

Тот, покосившись на меня, послушно вылез из машины.

– Итак? Что у вас? – Нефедов расстегнул пиджак, вывалив на обозрение свое необъятное пузо.

Я собрался с мыслями.

– Владимир Иванович, я должен вернуть вам ваши двести евро, потому что не могу скрывать от милиции то, о чем мы говорили в прошлую нашу встречу. И мою поездку в редакцию я тоже вынужден обнародовать. Вместе с тем, что узнал.

– Почему?

– Все стало слишком серьезно.

– Что?

– Не только вы разыскиваете Мальцева, но и милиция. Он, предположительно, убийца. Возможный убийца. Скрывать информацию о нем опасно, это грозит нехорошими последствиями. Меня только что вызывали в отделение и допрашивали.
 
Лицо Нефедова помрачнело:

– Вы бредете? Как они могли вас… В связи с чем они вас вызывали?

– Один из оперов видел меня возле дома Мальцева. Вот они и заинтересовались мною.
 
– А какого черта вы там делали?

Тут ложь про простую прогулку не прокатила бы.

– Хотел выяснить побольше про этого Мальцева. Для вас, Владимир Иванович.
 
– А я просил вас об этом? – Его двухэтажный подбородок затрясся. – Надеюсь, пока вы обо мне не говорили?

Я покачал головой:

– Нет. Но в милиции известно, что вы заинтересовались Мальцевым.
 
Депутат потерял дар речи.

Я поспешил оправдаться:

– Они узнали это не от меня. Просто ваши люди засветились. Там же, где и я. Вот так-то!
 
Нефедов сглотнул:

– А зачем ментам вообще этот Мальцев понадобился? Что он натворил?

– Купил оружие. Снайперское.

Депутат взялся за сердце, а я подумал, что раз уж решился на откровенный разговор – надо идти до конца.

– Мальцев – автомеханик и снайпер, - сказал я. – Друзья вашего сына, как вам известно, разбились год назад на машине из-за неисправных тормозов. Вряд ли такая неполадка случилась вдруг, сама собой. А трещинки на лобовом стекле вашего форда? Точно на уровне лица и груди. Это разве не работа снайпера? Профессионала?

У Нефедова началась одышка. Он жадно глотал ртом воздух, ослабив узел галстука и расстегнув верхнюю пуговицу рубашки.

– Дайте мне минуту подумать, - сказал он. Это была не просьба. Такой человек, как Нефедов, не привык что-либо просить.

Когда подошла к концу третья минута размышлений, отсчитанная мной про себя, Нефедов сузил глазки и спросил:

– Кто ведет расследование?

– Капитан Губанов.

Депутат кивнул:

– Я слышал о нем. Он, по-моему, не занимается поисками людей?

Пришлось напомнить:

– Я вам говорю: Мальцев – предположительный убийца.

Нефедов распахнул дверь автомобиля.

– Мне нужно поговорить с ним. И вы пойдете со мной.

Я согласился:

– Хорошо. – И добавил: – Лучше бы эти несколько метров проехать в машине. Так безопасней.

– Степан, - позвал Нефедов. – Поехали.


Губанова трудно ошарашить. Слегка удивить – можно, я сам делал это не раз, но чтобы ошарашить – нет!

Однако сейчас он был ошарашен. Капитан неподвижно стоял у своего стола, словно монумент, и, не моргая, смотрел  на нас.

– Либо ты чертовски умен, либо снова водил меня за нос, - сказал он, обращаясь ко мне.

– Может, это везение? – отозвался я. – Хотя, конечно, за «чертовски умен» благодарю.

Нефедов, оттеснив меня, вышел вперед:

– Знаете, кто я такой?

Губанов знал.

– Разрешите нам присесть и занять немного вашего времени, - произнес депутат без вопросительной интонации.

Губанов молча указал на стулья.

Я уступил депутату место, ближайшее к капитану, усевшись немного позади. В мои планы не входило солировать на этом «концерте».

– Ох! – Нефедов с трудом утрамбовался на непривычно неудобном и узком для него сидении, которое жалобно поскрипывало при каждом движении тучного тела «слуги народа».
 
Что-то назревало. И, как выяснится впоследствии, Губанов был сегодня не последним в этом кабинете, кто оказался ошарашенным и походил на монумент.

Депутат, закончив ерзанье, несколько раз глубоко вздохнул, а потом требовательно спросил у капитана:

– Как вас зовут?

Губанов, уже успевший прийти в себя, сел в кресло и ответил:

– Евгений Андреевич.

– Итак, Евгений Андреевич, вы разыскиваете Мальцева, - начал Нефедов, - меня тоже интересует его местонахождение.

– Кто вам ска… – Губанов зло посмотрел в мою сторону. Только присутствие депутата сдерживало капитана от того, чтобы наброситься на меня.

– Не сердитесь на Дмитрия Николаевича, - вступился за меня «слуга народа». – Он дал слово, что не расскажет никому об услуге, которую мне оказал.

Губанов до конца не решил, как вести себя в присутствии такой авторитетной особы, как Нефедов.

– Что за услуга? – Капитан произносил слова осторожно и лаконично.

Депутат, скорее всего, еще по пути сюда решил обо всем рассказать Губанову. По крайней мере, он без пауз и наводящих вопросов поведал капитану о нашей с ним беседе в его загородном доме, об объявлении в «Пригороде», касающемся «львов», и даже о трещинах на лобовом стекле форда.

– О последнем вам лучше расспросить Дмитрия Николаевича. Он был в машине, а я – нет.

Губанов перевел взгляд на меня.

– Все так и было, - подтвердил я. – Теперь ты понимаешь, почему я спрашивал, не занимается ли Мальцев карате? Мне кажется, что он открыл сезон охоты на «львов». Покупка оружия это подтверждает.

Я замолчал, но капитан сказал:

– Продолжай.

Я продолжил:

– Год назад разбились трое друзей сына господина Нефедова. Я уверен, что все они были на той фотографии. Вместе с ними разбился и их тренер – Лавров Евгений Валерьевич.
 
Губанов заерзал в кресле.

– Что еще за история?

– ДТП возле поселка Первомайский, - ответил я. – В конце марта прошлого года. У «десятки» отказали тормоза. Я писал об этом.

Капитан пристально смотрел на меня, прямо в глаза. Его дыхание было глубоким. Чтобы не вспылить, он, видимо, внутренне успокаивал себя.

– Тогда погибли четыре человека с фотографии, - между тем продолжал я. – Сейчас в живых остались двое: Константин Ткаченко и Сергей Нефедов.

– И ты молчал об этом? – проскрежетал Губанов. – В Туле завелся маньяк, а ты словно воды в рот набрал! Тайны у тебя!

Я вытянул руки ладонями вверх:

– Часом раньше, часом позже, но я же все рассказал.

– И соврал, что даже не слыхал о Мальцеве!

– Нет, я сказал не так. «Я его не знаю», - вот мои слова. Естественно, я о нем слышал от историка, но никогда не видел.

Капитан по-прежнему смотрел на меня. Не моргая. Если бы не присутствие Нефедова, я сказал бы ему, что так издеваться над своими глазами нельзя. В свое время один знакомый окулист рассказывал мне о целебной пользе моргания.

– Мне бы следовало тебя задержать и допросить так, чтобы… – начал было Губанов, однако его прервали.

– Евгений Андреевич, - вмешался депутат, - давайте не будем обмениваться пустыми угрозами. У нас должна быть… есть одна общая цель: остановить преступника. Выяснить, что к чему.

Губанов на мгновение перевел взгляд на Нефедова и буркнул в ответ:

– Я этим и занимаюсь. – И тут же вернулся ко мне. – Ты уверен, что разбившиеся в «десятке» те самые «львы»?

Ответив утвердительно, я добавил:

– Настоящие фамилии двух погибших я даже вспомнил: Егоров и Володин.

– Почему они тебе запомнились?

Я выпятил нижнюю губу:

– Интересные фамилии: Егоров – Егор, Володин – Володя… Черт! Запомнились – и все! Уверен, и Дорохов был среди них.

– Это легко выяснить. – Губанов потянулся к пачке сигарет, однако потом передумал курить. – Из-за этого самого ДТП ты и спрашивал, разбирался ли Мальцев в автомобилях?
 
– Да. Он мог испортить тормоза. Он же, по твоим словам, работал в автосервисе.
 
– Работал. Но зачем ему это? Зачем ему было стрелять… пытаться убить Владимира Ивановича? – Губанов посмотрел на депутата. Тот пожал плечами. – Зачем было давать объявление и подписываться именем умершего?

Я развел руками:

– Предположение есть. Правда, только предположение.
 
– Выкладывай.

– Допустим, Мальцев хочет убить и… как его… Ткаченко, но найти не может. Тогда он дает объявление в «Пригород», надеясь, что тот придет на встречу, и там его можно будет застрелить. Что же касается покушения на Владимира Ивановича… Я думаю, не в силах добраться до сына, он решил отыграться на отце. Не поедет же Мальцев с винтовкой в Канаду.

– Да-а-а, - протянул Губанов, - дела! – Все мускулы на его лице задвигались. – Но Ткаченко должен знать, что Дорохов мертв! Зачем ему приходить?

– Ради любопытства.

Капитан нахмурился:

– А чем Мальцеву насолили эти «львы»? Из-за чего он на них так обозлился?

Я сказал, что не знаю. Нефедов – тоже.

– Причина должна быть, - насел на него Губанов. – Психов у нас, понятное дело, хватает. Сами знаете. Но чувствую, здесь что-то другое. Что? Подумайте, все-таки один изо «львов» ваш сын!

«Слуга народа» задумался:

– Не представляю даже, что бы это могло быть.

– Ваш сын много дрался в детстве? Раз уж он был каратист. Что он вообще за человек? Вспыльчивый? Конфликтный?

– Нормальный, - ответил Нефедов. – Мне кажется, Евгений Андреевич, что вы копаете не в том направлении.

– Я, пока не выйду на след, копаю во всех направлениях сразу, - объяснил ему капитан. Хотя, думаю, напрягаться по этому делу мне не придется.

Глаза Нефедова округлились:

– То есть?

Губанов побарабанил костяшками пальцев по столу.
 
– Покушение на депутата! Боюсь, что расследование такого преступления – это уже не по моей части.

Нефедов отмахнулся:

– По вашей. Афишировать покушение на меня не стоит.

– Это рано или поздно всплывет, - возразил капитан. В его голосе отчетливо слышались нотки досады. – Или вдруг Мальцев снова попытается…

Депутат, не дослушав, сказал как отрезал:

– Это моя забота.

– Мне кажется, не только ваша. Покушение на депутата! Я не могу скрывать такой факт.

Нефедов скомандовал:

– Можете! И скроете!

Я посмотрел на Губанова. Он был… нет, не растерян, и все же очень близок к этому состоянию.

– Понимаете, Владимир Иванович, одна из моих задач – обо всем докладывать начальству. Я муниципальный служащий.

Лицо депутата напряглось. На лбу выступили капельки пота. Вытирая их носовым платком, Нефедов приказным тоном обратился к капитану:
 
– Ваша первостепенная задача: остановить этого психа. Поймите, я не за себя волнуюсь. И не за сына. Он, слава Богу, далеко и более–менее защищен. Просто этот Мальцев… этот маньяк может наделать много бед. Вдруг он заберется на крышу какой-нибудь многоэтажки и начнет оттуда палить по мирным гражданам. А ваше начальство после узнает, что вы были в курсе, какой опасный человек разгуливает на свободе! Как вы думаете, что вам тогда грозит? Поверьте, не повышение по службе.

– Речь сейчас не об этом, - поник капитан.

– О чем же?

Губанов ответил не сразу:

– Хотелось бы понять, почему он это делает. – Его взгляд был обращен на меня. – Мы, разумеется, уже копаемся в прошлом Мальцева. И если твое предположение верно…– Капитан повернулся к депутату. – А ваши люди что-нибудь выяснили? Ведь это они расспрашивали соседей Мальцева?

Тот не отрицал:

– Да, это были мои люди. Они пока ничего не добились.

Нефедов положил обе ладони на стол и подался вперед. Теперь его мясистое лицо находилось прямо перед лицом Губанова.
 
– Послушайте, - произнес он сурово. – Очень важно, чтобы эта история не повлияла на мою работу и на мою репутацию. Необходимо сделать все возможное, чтобы наши с сыном имена не фигурировали в вашем расследовании. Ясно?

– Это будет сложно осуществить, - признался капитан.

– Кто у вас начальник? Я могу его увидеть?

Губанов покачал головой:

– Подполковник Роднин в отъезде. Майор Буличев тоже.

Нефедов отпрянул назад:

– Черт знает что!

– Мы постараемся как можно реже беспокоить вас, - пообещал капитан. – Максимально редко. – Он покосился в мою сторону. – Мне нужно видеть объявление. И статью о ДТП тоже.

– В чем же дело? Пришли кого-нибудь в редакцию, - сказал я. – Только, прошу, не Субботина.

– Обязательно пришлю. – Губанов сощурился: – Откуда у Мальцева взялась та фотография «львов»?

Я вскинул брови:

– Ты у меня спрашиваешь? Я не в курсе.

Капитан взглядом задал тот же вопрос депутату и получил похожий ответ.

В дверь постучали.

– Да, - крикнул Губанов.

В кабинет заглянуло рябое лицо со смешной небритостью над верхней губой. Принадлежало оно одному из подчиненных Губанова – младшему лейтенанту Груздьеву. Парню не семи пядей во лбу, но старательному и честному.

– Евгений Андреевич, - обратилось лицо к капитану, - можно вас на минутку?

– Извините. – Губанов встал и вышел.

Нефедов посмотрел на часы.

– Пожалуй, мы все обсудили, - заявил он. – Вы должны быть спокойны, Дмитрий Николаевич. Теперь вы уже ничего от милиции не скрываете.

Депутат с кряхтением поднялся и все его жировые складки всколыхнулись.
 
– Мне необходимо вернуть вам двести евро, - сказал я, тоже вставая. – Тайна не сохранена. – Я похлопал по карманам. – Сейчас у меня, к сожалению, с собой такой суммы нет…

– Нет и не надо. – Нефедов широко, по-барски махнул рукой. – Я сам раскрыл тайну. Вы должны были назвать фамилию того, кто подал объявление. Вы это сделали, так что деньги ваши.

В кабинет вернулся Губанов. Теперь он выглядел иначе – решительным и целеустремленным.

– Мне пора идти, - сказал ему «слуга народа». – Я надеюсь, вы взяли мои слова на вооружение.

Губанов жестом остановил его:

– Владимир Иванович, я бы попросил вас задержаться. Ненадолго.

– Для чего?

– Ну, во-первых, я должен организовать вашу защиту…

– Это лишнее, у меня достаточно своей охраны.

Губанов не настаивал, а закончил:

– …И, во-вторых, мне хотелось бы задать вам несколько вопросов. В связи с только что полученной информацией. 

Нефедов в который раз вынул из кармана носовой платок и вытер капельки пота на лбу.
– Что за вопросы?

– Сядьте, пожалуйста. – Губанов предложил вежливо, но твердо.

Тот нехотя вновь опустился на стул. Тот, не рассчитанный на такую тушу, снова жалобно заскрипел.

Мне присесть никто не предложил, поэтому я сел без приглашения.

– Что вам, Владимир Иванович, известно об Игоре Мальцеве, старшем брате Александра Мальцева? – спокойно поинтересовался капитан.

– Ничего, - слишком быстро ответил Нефедов. Верный признак вранья.

Губанов по-прежнему был вежлив, и все также тверд и настойчив:

– То есть вы никогда не слышали этого имени?

– Никогда.

– Может, вы забыли?

– Нет… Может…

Еще одна ложь. Причем неумелая. И это с его-то политическим стажем и опытом. Стыдно должно быть!

Губанов тоже догадался о вранье, и я знал, что он теперь уже не отстанет от депутата, пока не выяснит все до конца. Или пока ему не прищемят хвост. Что в случае с Нефедовым вполне могло произойти.

Капитан настаивал на ответе:

– Нет или может?

Депутат молчал.

Я чувствовал, что назревает что-то интересное, даже захватывающее, и опасался только одного: как бы меня не выставили отсюда вон.

Однако этого не произошло – никто не предложил избавиться от корреспондента. Видимо, я был нужен обоим. Только в каком качестве? Какая роль мне отводилась? Свидетеля или своеобразной силы поддержки?

«Время покажет!» - решил я и весь превратился в слух.

Между тем Губанов продолжал наступление:

– Вы, Владимир Иванович, наверное, забыли. Дело-то давнее. Пятнадцать лет, как никак, прошло. Почти шестнадцать.

Нефедов возмутился:

– Если хотите мне что-то сказать, Евгений Андреевич, говорите. К чему все эти вопросы?
 
Капитан не торопился выкладывать все карты на стол. Не спеша достал сигарету, закурил. И уже после этого сказал:

– Покойный Игорь Мальцев был одним из «львов». Заметьте, Владимир Иванович, «покойный»!

– И что? – Депутат заерзал. Стул заскрипел. – Мальцев и брата убил? Вы обязаны остановить этого негодяя!

– Можно сказать, что Игоря Мальцева убили, - кивнул капитан. – Но это сделал не брат!

– Черт возьми! – взорвался  Нефедов. Его жирная депутатская туша довольно резво поднялась на ноги. – Вы понимаете, с кем разговариваете?

Губанов был невозмутим:

– Понимаю. – И, сделав внушительную затяжку, добавил: – А что оскорбительного в моих словах?

Нефедов быстро направился к двери.

– Ведь это ваш сын убил его, - бросил вдогонку Губанов.

Депутат встал как вкопанный. Его дыхание стало тяжелым. Гораздо тяжелее, чем оно у него было обычно.

«Монумент №2, - подумал я. – Как бы очередь не дошла до меня».

Немая сцена продлилась не меньше минуты. Скорее, больше. Потом «монумент» пробормотал:

– Вы забываетесь! Мы здесь не одни. Я вас привлеку… – И вдруг, сам себе противореча, выпалил: – Пусть он выйдет.

«Вот и про меня вспомнили!»

Я не хотел выходить, поэтому умоляюще посмотрел на капитана. Я готов был простить ему и долг в триста рублей, и даже зонтик шефа.

Губанов подумал и сказал:

– Мне кажется, Владимир Иванович, Уварову лучше остаться. Он итак достаточно много слышал и знает.

«Фу! Женя, ты молодец!» - пронеслось у меня в голове.

Если бы мы находились на Диком Западе, Нефедов, наверняка, предложил бы меня пристрелить. Или сделал бы это сам. А так ему не оставалось ничего другого, как вернуться на свое место и сесть.

– Я расскажу вам одну историю, - обратился к нему капитан. За сегодняшний день это была уже вторая история, которую он рассказывал при мне. – Произошла она в начале девяностых и вполне объясняет и ДТП у Первомайского, и все, что происходит сейчас.

Нефедов покорно молчал.

– Итак, жил-был мальчик, - приступил Губанов, вминая окурок в пепельницу, - и звали его Игорь Мальцев. Как почти все подростки того времени, он увлекся карате. Помните: видеосалоны с фильмами Брюса Ли, Чака Норриса и Жана-Клода Ван Дамма? Вот под их впечатлением и отправился Игорь в ближайшую секцию, которой руководил некто Лавров Евгений…

– Валерьевич, - подсказал я.

– Точно. По прозвищу «ЛЕВ». И все бы хорошо, но что-то не заладились взаимоотношения Игоря с другими ребятами, которые занимались в секции. Особенно, с Сережей Нефедовым, сыном крупного тульского предпринимателя…

Если бы мы были на Диком Западе, Нефедов пристрелил бы и Губанова тоже. Во всяком случае, такое у него было выражение лица.

– И однажды они подрались, - продолжал капитан. – Игорь Мальцев, новичок, и Сережа Нефедов, обладатель к тому времени чуть ли не синего пояса. Мне не известно, кто был зачинщиком и из-за чего произошла драка. Я знаю одно: более сильный боец – Нефедов – нанес Мальцеву удар, от которого тот потерял сознание. Позже выяснилось, что у Игоря образовалась гематома чего-то там… короче, он фактически стал инвалидом.Присутствовавшие при драке Дорохов, Ткаченко и другие ребята, - показали при выяснении обстоятельств происшествия, что Мальцев сам ударился о батарею, когда падал. И утверждали, что именно он затеял драку. – Капитан сделал небольшую паузу. – Интересно, что было дальше?

«Еще бы!» - подумал я.

Не дожидаясь ответа, Губанов продолжил:

– Историю замяли. Бизнесмен Нефедов оплатил операцию Игорю Мальцеву. Может быть, еще что-то оплатил…

– Прекратите! – вспылил депутат. – Все так и было: Мальцев затеял драку, за что и поплатился.

– Но вас ведь там не было.

– Я верю своему сыну.

– Так вы все вспомнили?

Нефедов проигнорировал вопрос Губанова:

– Я не понимаю, к чему вы клоните. Это дело прошлое. Произошедшее с Игорем Мальцевым было несчастным случаем.

Губанов пожал плечами:

– Возможно. Однако я не закончил.

Нефедов хотел что-то сказать, но передумал.

– Игорь Мальцев умер, - между тем продолжил Губанов. – Родители не рассказали младшему сыну Александру о причине смерти Игоря. Но он узнал. Позднее. Когда уже отслужил в армии, прошел Чечню. – Губанов повернулся ко мне. – Его мать вела дневник. Субботин выяснил это. Видимо, Александр прочел записи.

Депутат резко поднялся. Вообще, сегодня он был очень подвижен. Что ему, кстати, только на пользу.

– Довольно, - процедил он. – Вы итак отняли у меня уйму времени. Прошлое – это прошлое. А в настоящем ваша задача, капитан, обезопасить общество от этого маньяка с ружьем. И вы его поймаете. И помните, я не позволю беспокоить моего сына. Он не приедет сюда. Ясно? Ловите преступника. – Он сжал кулаки. – А если все пойдет не так… Вы знаете, кто перед вами стоит.

Закончив угрозой, депутат, не попрощавшись, направился к двери. Губанов и не думал его останавливать. Он молча взглядом проводил народного избранника.
 
– Уф! – выдохнул я, когда Нефедов ушел. – Ну и тип. Да?

– Твой приятель, - хмуро ответил капитан. – Тебе видней.

– Почему это он – мой приятель?

– Ты же его привел. Секретничал с ним несколько дней. Врал мне, чтобы ему услужить.
 
Я оскорбился:

– Перестань, Жень, ты же понимаешь, что я не мог тебе ничего рассказать!

Капитан отмахнулся:

– У меня нет сил на тебя сердиться. – Он достал сигарету и закурил. – Мне, действительно, необходимо поскорее поймать Мальцева. Этот депутат при желании сможет поломать мне всю жизнь.

– Поймать Мальцева? Чего же проще?

– Ты имеешь в виду встречу восьмого июля?

– Конечно. – Я поглядел на календарь на стене. – Сегодня шестое. Послезавтра он будет в твоих руках.

– Будет ли?

– Куда он денется? Может, и Ткаченко попадется. Тебе не плохо было бы его порасспросить.

Сделав две затяжки подряд, Губанов задал глупый вопрос:

– Ты, конечно, понимаешь, что все, услышанное тобой здесь сегодня, не предназначено для печати?

Я кивнул:

– Разумеется. Суицидом и разжижением мозгов не страдаю. Слушай, а почему ты не выставил меня за дверь?

– Не знаю, - буркнул капитан.

– Может, из-за моего природного обаяния?

Губанов невольно усмехнулся:

– Обаяние мужчин на меня не действует. – И затушил сигарету. – Да, объявление о розыске давать не надо. Спугнем. После восьмого будет видно.

Я и сам так считал, хотя картина возможного будущего представлялась мне весьма смутно.
 
– Значит, послезавтра!? – задумчиво произнес капитан.

Несмотря на то, что он не обращался ко мне, я ответил:

– Да. Послезавтра.

Губанов выразительно посмотрел на меня. С удивлением. Так, словно совсем забыл, что я нахожусь у него в кабинете. А может, и вообще о моем существовании.

– Всего доброго! – безапелляционно заявил капитан и отвернулся к окну.

И я ушел, не напомнив ему ни о долге, ни о зонтике. Наверное, забывчивость – болезнь заразительная.


ГЛАВА  7

НАБЛЮДЕНИЕ.  НАЧАЛО

Последующие полутора суток были для меня сплошным ожиданием. Мое состояние заметили все: и шеф, и Липатов и, конечно же, Аня. «Что происходит?» «Что случилось?»  «Ты не заболел?» «Тебе необходимо отдохнуть». Последнее, кстати, меня вполне устраивало. На остальное же я либо отмалчивался, либо качал головой. Объяснить причину моей задумчивости, в придачу к рассеянности, я не мог. По большому счету, я не мог объяснить это даже самому себе.

Казалось бы, и депутат и милиция отстали от меня. Все официальные, полуофициальные и совсем неофициальные встречи закончились. По крайней мере, связанные с политикой. Я мог расслабиться, устроить себе пару выходных, как и планировал, съездить с Аней на природу (в Бунырево, например), поесть шашлыков, искупаться, позагорать. Или просто погулять по Центральному парку.

Нет! Дело Мальцева не давало мне покоя. И тогда я решил, что и вправду заболел, превратившись в трудоголика, в чересчур любопытного корреспондента. А любопытство, как известно, сгубило кошку. Народная мудрость.


Вручив довольному шефу дайджест раньше срока, я все-таки настоял на выходном. День, конечно, выбрал конкретный – восьмое июля. Что тут скажешь: я просто ничего не мог с собой поделать. Мне необходимо было присутствовать на назначенной Мальцевым встрече.
Губанов в такой услуге мне отказал. И это после того, как я свел его с Аниной подругой… Светой и тем самым вывел на историка, приятеля Мальцева. А потом еще передал Груздьеву информацию о прошлогоднем ДТП и экземпляр «Пригорода» с объявлением Мальцева.

– Так ты разрешишь мне понаблюдать? – спросил я у него. – Мешаться под ногами не буду!

– Забудь об этом, - сердито пробурчал капитан по телефону. – Площадь будет незаметно оцеплена. Чем меньше будет штатских, тем лучше.

– Однако уверен, что люди Нефедова под эту категорию не подходят, - едко заметил я. – Или как? Я не прав?

– Разговор окончен. – По голосу Губанова чувствовалось, что переубедить его ничто не сможет.

Тогда я с вызовом произнес:

– Я, понятное дело, не депутат, и, упаси Боже, не угрожаю человеку при исполнении, но учти… я злопамятен и мстителен.

В трубке послышалось нехарактерное для капитана Губанова хихиканье, а потом  гудки.
Однако я должен был присутствовать при развязке! Почему? Самым здравомыслящим ответом было: «По кочану!» Просто должен – и все! Даже рискуя прослыть после этого «вездесущим свой нос журналюгой». Когда случается ломка, ради ее прекращения идешь на все.

Естественно, Нефедову я звонить не стал. Единственное, в чем он с радостью мне помог бы, - оттолкнул бы табуретку, надумай я повеситься.

Итак, действовать следовало самому и действовать немедленно.

Считается, что в экстремальных условиях мозг работает быстрее и продуктивнее. Не знаю, как у других, а у меня уж точно так оно и есть. Отпросившись с работы пораньше, я еще вечером шестого июля, пока милиция не перекрыла весь кислород, снял однокомнатную квартиру на последнем этаже пятиэтажки, стоящей возле нужной площади. «Вот это везение, - помнится, подумал я, глядя на площадь из окна. – Кто-то наверху явно на моей стороне».
Я снял квартиру на три дня: с вечера шестого по вечер девятого включительно. Так сказать, подстраховался. Снял у женщины, которую про себя окрестил термоядерной. Дело в том, что от нее невыносимо разило потом вперемежку с дешевой косметикой.

– Я покажу, как работает плита и колонка, - предложила она.

Я, сдерживая дыхание, хотел отказаться, сказать, что не собираюсь мыться в эти три дня. И все-таки, чтобы не вызвать подозрений, кивнул:

– Покажите.

Она показала. Дважды. Видимо, мои выпученные от недостатка кислорода глаза не внушали ей доверия.

– Кажется, все, - сказала она напоследок и наконец-то свалила.

– Кажется, все! – согласился я. И, подбежав к раскрытому окну, стал жадно глотать ртом воздух. Потом, спустя минуту, облокотился о подоконник и добавил: – Я был на волосок от удушающей смерти.


Я выпросил у одного приятеля армейский бинокль, приволок две пятилитровки воды, хлеб и колбасу, намереваясь как можно реже отходить от окна.

Висевшие в зале шторы вполне подходили для моей затеи, так как были полупрозрачными. С улицы человек, стоящий за ними, был малозаметен, тогда как сам все прекрасно видел. Такой эффект напоминал тонировку стекол в машине.

Вся подготовка к слежке заняла у меня чуть больше четырех часов и около двух тысяч рублей. Однако потраченные деньги и время здесь не имели значения, ведь неудовлетворенное любопытство стоило бы мне куда дороже. Уж я-то знал себя, как облупленного.

Чтобы развеяться, я часов в десять вечера созвонился с моим знакомым, Серегиным Сергеем Сергеевичем, и предложил ему поиграть на бильярде. Он без всяких проволочек сразу же согласился.

Серегин был личностью, уникальной не только поразительным сочетанием фамилии, имени и отчества. В недалеком прошлом он по праву считался лучшим специалистом в области судмедэкспертизы. К нему не единожды обращались за консультацией даже из Москвы.
А теперь это был лучший тульский бильярдист из тех, которых я знал. А знал я многих, и со многими доводилось играть.

Время от времени мы встречались с Серегиным и «катали шары». Игра на бильярде и успокаивала нервы, и доставляла несказанное удовольствие. Сейчас мне было необходимо и то, и другое.

И я получил все сполна, несмотря на то, что продул восемь партий из десяти. Обычно я проигрывал не больше шести.


Когда я прибыл домой, Аня уже дремала на диване.

– У тебя усталый вид, - сочувственно пробормотала она. – Задержался на работе?

– Нет. – Я нагнулся и поцеловал ее. – Играл в бильярд.

– С Сергеем Сергеевичем?

– Ага.

Аня потянулась и сказала:

– Но вид все равно уставший.

Я ничего не ответил, а просто нагнулся и еще раз поцеловал ее в щеку.

– Еда на плите, - промурлыкала она и повернулась на другой бок. – Не забудь подогреть!

Действительно, на кухне меня ждал уже подстывший картофельный суп и гречка с котлетами. Я разогрел еду и с наслаждением оголодавшего жителя осадного города проглотил ее.


Наступило утро седьмого июля. Это было началом тягостных ожиданий и продолжением моих необдуманных поступков.

– Я пропаду на пару дней, - объявил я Ане за завтраком. – Всего на пару дней. Не больше.
 
– Куда это? – Ее брови подскочили. – Ты ничего не говорил.

Мне пришлось разыграть искреннее удивление:

– Разве? Забегался. Заработался.

Аня отложила бутерброд:

– И где ты будешь пропадать? А главное: с кем?

Я признался:

– Буду безвылазно сидеть в наблюдательном пункте. Вести слежку. Один одинешенек.
 
– Давай сидеть вместе, - весело предложила Аня. – Я до субботы совершенно свободна.

– К сожалению, не получится. Мне необходимо быть внимательным. Смотреть по сторонам в оба глаза.

– И что?

– А то, что с тобой я буду смотреть только на тебя.

– Подхалим. – Аня прикусила губу.

Я пожал плечами:

– Какой есть.

– На ужин хотя бы придешь?

Мой ответ сопровождался горьким вздохом:

– Нет. После работы сразу на спецзадание. Но позвоню обязательно.

– Во сколько?

Я придал лицу выражение, как полагал, типичное для чересчур подозрительного ревнивца:
– Боишься, что трубку поднимет любовник?

– Дурак, - наигранно возмутилась Аня и слегка пнула меня ногой под столом. – Дурачок!

«И правда дурак! – подумал я. – Влезаю в историю, исход которой трудно предугадать. Верно, натура у меня такая. Еще в детстве мама часто говорила, что я люблю создавать себе трудности, чтобы потом их мужественно преодолевать».

Наверное, так оно и есть.


Как долго тянулся жаркий душный день седьмого июля. Казалось, ему не будет конца. Я слонялся по комнате, как тигр по клетке, то и дело поглядывая на часы. Однако от моего постоянного внимания стрелки на циферблате быстрее не шли.

Липатов выглядел озадаченно:

– Дим, что с тобой происходит? Ты словно не в своей тарелке. Мечешься по комнате туда – сюда. 

– Не сидится, - буркнул я.

– Здорово! Тебе не сидится, а у меня скоро голова закружится от твоего постоянного мелькания.

Моя непоседливость трансформировалась в раздражительность:

– А ты больше на меня смотри! Что, работы мало?

Олег смутился:

– Тихо-тихо. Только не кусайся.

Я зарычал и вышел из комнаты.

Полчаса я шатался по коридорам редакции, надоедая то одним, то другим. Пока не попался на глаза шефу.

– Что с тобой? – спросил он.

Уж он-то мог задать вопрос пооригинальнее. Но пусть будет так. Я тоже не стал напрягать мозги:

– Устал.

– Завтра отдохнешь. Ты же на восьмое отпросился?

– Да, Сергей Борисович, мне это необходимо.
 
Шеф поманил пальцем в свой кабинет.

– Колись, - предложил он, когда я закрыл дверь изнутри.

– В чем?

– Ты выпалил вчера какую-то абракадабру о визите к Губанову, однако толком так ничего и не сказал. Теперь я жду объяснений.

Мои мозги напряглись сами собой:

– Пустяки, Сергей Борисович. Ничего стоящего. То в молчанку играли, то еще черт знает во что. Вы же знаете капитана. Я так и не понял, для чего он меня вызывал. Ах, да, предлагал покурить. Я отказался. Бросил ведь. 

Шеф смотрел недоверчиво:

– Дим, что-то темнишь?

– Немного, - сознался я. –  Не во вред работе. Честно.

– А где зонтик?

– До сих пор у капитана. – Я почесал затылок. – Как и мои триста рублей. Каюсь, совсем про них забыл.

– Ох, Дима-Дима! – Шеф покачал головой. – Тебе действительно необходимо отдохнуть.

Я не стал спорить:

– Мне тоже так кажется.

– Не больше одного дня, - строго добавил шеф. – Много работы.

– Ее всегда много, - философски заметил я.

Шеф отпарировал:

– Но без нее жизнь скучна!

В нашем словесном поединке победила дружба.

– Отдохни денек, отдохни, - он похлопал меня по плечу, - твой дайджест хорош! Остальным тоже понравился. Молодец!

Я поблагодарил его за лестный отзыв и отправился донимать Липатова своим хождением. За этим занятием и скоротал последние часы работы.


Свинтив пораньше, я незамедлительно отправился на съемную квартиру. До завтрашнего полудня ничего произойти не могло, и все же мне не хотелось светиться в ближайшие восемнадцать часов рядом с площадью. Люди Губанова наверняка с утра пораньше займут свои позиции.

Еще по пути на квартиру я заскочил в пиццерию и прикупил две целиковых фирменных пиццы. Колбаса и хлеб, припасенные заранее, тоже, конечно, еда, однако появилось желание слегка себя побаловать. Поначалу я думал взять что-нибудь оригинальное, типа «Морского ассорти», но потом решил, что экспериментировать с желудком не стоит. Ведь я намеревался неотложно находиться у окна, а не в другом месте. Поэтому, когда Настя, работница пиццерии, спросила, чего я желаю, мне оставалось только ответить: «Две фирменных. С собой».

– Придется немного подождать, - ласково предупредила Настя. – Присядьте пока за столик.

Я последовал ее предложению. Еще каких-нибудь пять недель назад я бы пошел на улицу покурить. Теперь же все было по-другому: вместо сигарет музыка, звучавшая в пиццерии, и утешительные мысли о крепнущем здоровье.

Ради разнообразия, спустя минут десять, я принялся изучать посетителей – а публика здесь всегда интересная, разношерстная. Потом, расплатившись, поблагодарил Настю и побрел на съемную квартиру. Две фирменных горячих пиццы, лежавшие в специальных квадратных коробках, согревали руки и источали едва уловимый приятный аромат.

Торчать у окна всю ночь нужды не было, поэтому я преспокойно плюхнулся в видавшее виды кресло и принялся за первую пиццу. Ветчина, сервелат, шампиньоны и помидоры – моя любимая начинка, скрасившая одиночество перед телевизором. Правда этот технический «мамонт» показывал только первый канал, канал «Россия» и «НТВ». Кабельного не было, и у меня сложилось впечатление, что я вернулся в прошлый век. Причем даже не в последнее его десятилетие.

Так, например, было в Крюковке, деревне, где я провел свое детство. Прослонявшись полдня в лесу или на речке, я залетал в покосившийся домик, чтобы по городской привычке потрапезничать перед телевизором. Но, увы, если в Туле наш черно-белый «Рекорд» умудрялся ловить пять каналов, то здесь, в деревне, их было полтора. То есть первый кое-как показывал со звуком, а на втором звук напрочь отсутствовал. Для городского мальчишки такие чудеса техники были непостижимы. Оставалось только махнуть на «ящик» рукой и снова отправляться на речку. Сейчас при схожей ситуации был минус, который в городе никак не преодолеть: отсутствовали чистые водоемы. Да и выходить из квартиры для меня было опасно.


К вечеру духота спала. Я выключил телевизор, пододвинул кресло к открытому окну и, попивая холодный зеленый чай, стал любоваться огнями площади. Затем позвонил Ане, чтобы, так сказать, отметиться.

Она сообщила мне, что я опоздал, и любовник уже ушел. Я ответил, что очень этим огорчен, так как хотел бы с ним познакомиться; пообещал Ане завтра к вечеру вернуться и заочно поцеловал ее. Она сказала, что будет меня ждать и к моему приходу приготовит вкусный ужин.
Закончив разговор, я потянулся было к пульту телевизора, но, передумав, снова сел у окна: вдыхать вечерний воздух и любоваться игрой огней.

Несмотря на поздний час, народу на площади было много. В основном, конечно, молодежь. Парочки на лавочках, бомжи возле урн, иномарки и такси у ресторана, одинокие силуэты, поджидающие своих половинок – все это было вечерней жизнью города, не менее интересной, чем дневная. А может, и интереснее.

Вскоре этот «сериал» меня утомил, и я задремал. Не скажу, заснул – заснуть в таком кресле было бы затруднительно. А выспаться просто невозможно. И все-таки я не решился перебраться на диван, еще более древний и неудобный.

Итак, я задремал и в состоянии, промежуточном между бодрствованием и сном, провел всю ночь.


Мне чудились «львы», разбивающие кирпичи и доски. Тренер что-то выкрикивал им на японском языке. Этим тренером почему-то был депутат Нефедов. Он походил на борца сумо, зачем-то напялившего кимоно. И эта груда сала была обвязана черным поясом.

Вдруг кимоно Нефедова окрасилось в ужасающе красный цвет. На белой хлопковой ткани просто образовалось несколько маленьких отверстий, которые начали кровоточить. Через мгновение это стало происходить и с «львятами». Они падали (каждый в свою лужу крови) один за другим.

Когда с каратистами было покончено, где-то вдали показалась мужская фигура в камуфляже. В руке незнакомец держал винтовку с прицелом.

– Мальцев! – окликнул я его.

Он повернулся спиной и пошел прочь от меня.

– Мальцев, подожди!

Не понятно зачем, я погнался за снайпером, однако тот уже исчез. Я вновь окликнул его – никто не отозвался.

Я остановился и огляделся по сторонам.

– Есть кто-нибудь?

– Брось винтовку! – вдруг послышалось за спиной. И щелкнул затвор.

– Какую? – Я хотел обернуться.

– Не поворачиваться! – приказали мне.

Я замер.

Голос повторил:

– Брось винтовку!

– Какую винтовку? – опешил я.

– Которую держишь, - ответил голос.

Я опустил взгляд на свои руки, и сердце мое похолодело.

– Ты бросишь винтовку или нет? Учти, я буду стрелять!

Я узнал голос старшего лейтенанта Субботина и усмехнулся.
 
– Товарищ старший лейтенант, - начал я, оборачиваясь, - не думай, что ты можешь меня запу…

Он выстрелил. Затем еще раз. И еще.

Он выпустил в меня всю обойму…


ГЛАВА  8

НАБЛЮДЕНИЕ.  КОНЕЦ

Помятый, в дурном настроении из-за некомфортного «ложа» и странных видений, я поднялся с кресла в половине девятого. Уже вовсю светило солнце.

Пришлось признаться самому себе, что я не все предусмотрел, готовясь накануне к наблюдению: утром, как каждому нормальному человеку, чтобы взбодриться, мне требовалось что-нибудь горячее за завтраком. В основном чай, но можно и кофе. А я не захватил с собой ни того, ни другого.

Пицца остыла, и я кое-как подогрел ее на заляпанной плите. Запивать же пришлось холодным зеленым чаем из пластиковой бутылки. Только умывшись ледяной водой из-под крана, я почувствовал, что окончательно пришел в себя.

Встреча в объявлении, данном Мальцевым, была назначена на полдень. Взглянув на табло мобильника, я увидел, что ждать оставалось чуть больше двух с половиной часов.

Я понятия не имел, как сейчас, спустя пятнадцать лет, выглядит Ткаченко, а Александра Мальцева вообще не видел никогда. Его фотографию я так и не получил. И все–таки мне почему-то казалось, что я без труда узнаю их обоих. Хотя, вероятнее всего, на встречу придет только Ткаченко, а «снайпер» Мальцев притаится где-нибудь на крыше с винтовкой. Может быть, даже над моей головой.

Сейчас, располагая временем, я мог проверить свою наблюдательность, стараясь вычислить среди прохожих и праздно слоняющихся людей коллег Губанова. Но то ли они стали более опытными в маскировке, то ли их просто… Нет, они должны были быть здесь. Однако, где они тогда?

Армейский бинокль приятеля задачу не облегчал. После часа бесплодных усилий обнаружить засаду я сдался и дал глазам отдохнуть. Даже закрыл их.

«Продолжим». – В половине двенадцатого я снова взялся за бинокль. Но смотреть в него мне посчастливилось всего четыре минуты. То есть до того момента, как раздался пронзительный дверной звонок.

Я затаился. Термоядерную хозяйку квартиры я убедительно просил не беспокоить меня восьмого июля. Если все-таки это была она – у нее имелся ключ. Открывать дверь самому не было никакой необходимости. Когда же она войдет, я упрекну ее и постараюсь как можно быстрее выставить вон. Если же названивал кто-то посторонний, то шел бы он куда подальше!
Итак, я затаился и ждал, когда ужасный звонок наконец-то замолчит. Что вскоре и произошло.

– Ух! – облегченно выдохнул я.

Однако, спустя мгновение, раздался треск дверной коробки, шум, гам, и в зал ворвалась орава омоновцев с автоматами.

Первое, что приходит на ум при виде этих экипированных неандертальцев, - самое верное. Я отбросил в сторону бинокль, плюхнулся на пол и закрыл руками голову. Эти прямые потомки человекообразных  всегда сначала бьют, а потом уже разбираются, что к чему.

Мне и раньше приходилось сталкиваться с ними, наблюдать их методы работы, поэтому я знал: чтобы они не приказали, надо немедленно это исполнить. Даже прыжок из окна. Не прыгнешь сам – помогут. Правда все будет грубее и драматичнее.

Единственным членораздельным и приличным словом, произнесенным одним из омоновцев, было слово «лежать». Он, наверное, был родом из Эстонии (слегка притормаживал!), я и так уже находился на полу.

Все-таки мне врезали пару раз по ребрам и заковали в наручники, когда послышался знакомый голос.

– Достаточно, - пробасил он. – Или как, журналист? Достаточно?

Я приподнял голову, хотя мог этого и не делать, и, совершенно не удивившись, увидел ухмыляющуюся рожу старшего лейтенанта Субботина.

– Добрый день, - вежливо поздоровался я. – И как это объяснить?
 
– Объясняться будешь ты, - ответил Субботин. И обратился к неандертальцам. – Поднимайте его, ребята, и в машину.

Последнее, что я услышал, когда меня волокли к двери, было:
 
– Винтовки нигде нет. Только бинокль.


Выстрел раздался, когда меня загружали в машину. Он эхом облетел всю площадь. Затем послышался истошный женский крик:

– Убили! Убили!

Субботин вытаращил глаза и спросил:

– Кто стрелял?

Никто не знал. Ни товарищи в форме, ни товарищи в штатском.

Тогда старший лейтенант задал другой вопрос:

– Стреляли на площади?

Несколько омоновцев кивнули.

Субботин схватился за рацию:

– Кто из наших остался на площади?

Один из омоновцев пожал мощными плечами:

– Никого. Все рванули сюда. По приказу.

Омоновец не успел договорить, как Субботин помчался к площади. Практически вся эта маленькая армия последовала за «военачальником». Три человека, оставшихся со мной, тоже в нетерпении цокали каблуками, готовые в любую секунду сорваться с места на помощь коллегам.

Я выбрал самого, на мой взгляд, добродушного из них и заговорил с ним:

– Друг, а капитан Губанов здесь? Ты бы связался с ним. Он мой приятель. Скажет, что я не причем.

Тот довольно грубо попросил меня заткнуться, что подтверждало народную мудрость: «Внешность обманчива!»

– Ладно, друг, больше слова тебе не скажу, - с обидой сказал я. – Даже если будешь просить меня на коленях, я…

– Заткнись!

Я заткнулся.

Выстрелов и криков больше не было слышно. Однако, как известно, и тишина сама по себе вещь коварная. Кто точно скажет, что может таиться за ней?



Часть  вторая

Месть – штука  заразная!

ГЛАВА  9

НЕ  ВИНОВАТЫЙ  Я!

Губанов выглядел мрачнее тучи. И голос звучал сердито:

– Что же ты там делал?

– Ничего особенного. – Я сидел в его кабинете, потирая запястья. Уже полчаса, как с меня сняли проклятые наручники, но красные следы от браслетов до сих пор не проходили.

– Ничего особенного? А именно?

Я не видел причины отрицать очевидное:

– Сидел у окна и смотрел в бинокль.

– Зачем?

– Товарищ капитан, - с негодованием начал я, - мне бы хотелось подать жалобу на ваших сотрудников, в частности, на старшего лейтенанта Субботина и на чересчур рьяных омоновцев. Я честный гражданин Российской Федерации. Законопослушный. Имеющий права. Право голоса, свободы, вероисповедания. К тому же ни в одной цивилизованной стране, в том числе и в нашей, конституцией не запрещается снимать квартиру и смотреть из ее окна в бинокль.

Губанов хмуро выслушал меня и сказал:

– Это как посмотреть. И на что смотреть.

– Неужели со вчерашнего дня принята новая конституция? – удивился я. – Извини, не знал. Понятно, что незнание закона не освобождает от…

Капитан рявкнул:

– Заткнись!

– Слушаюсь, товарищ капитан. – Я потер кончик носа. И подумал: «Что это в последнее время мне все рот затыкают! Нехорошее веяние!»

– Мне сейчас не до твоего трепа! – холодно заметил Губанов. – Мы оба знаем, что ты там делал и зачем снял именно ту квартиру и именно в том доме.

Я молчал.

– А о чрезмерности работы Субботина и омоновцев можешь даже не заикаться – сам виноват.

– Я?

– Ну не я же!

– А кто будет ставить новую дверь? Неужели мне придется?

– Нет. Пусть сама хозяйка и ставит. Кстати, ею сейчас налоговая занимается. Сдача квартиры без уплаты налогов.

На это мне нечего было сказать. Но по поводу другого кое-что имелось.

– Итак, вместо того, чтобы ловить преступника, вы поймали меня, - съязвил я. – Или вы так вламывались во все близлежайшие дома и квартиры? Пока Мальцев убивал Ткаченко.
 
Губанов оскалился:

– Все сказал?

– Нет. – Я подвинулся вместе со стулом поближе к капитану. – Жень, по секрету – как вы меня вычислили?

Он ответил в агрессивном тоне:

– Тебя выдал твой чертов бинокль! Наши люди заметили блеск в окне и решили, что это прицел от винтовки.

– Обманулись. – Я сочувственно кивнул. – Тоже оптика, но не та.

– Да если бы не ты… – Губанов вскочил из-за стола и сжал кулаки. Однако через мгновение опустился на место. – Если бы не ты со своим любопытством…

Он замолчал. Я же невозмутимо поинтересовался:

– А как насчет Мальцева? Вы его задержали? Или только…

Капитан грубо прервал меня:

– Тебе надо сейчас о себе думать.

Я согласился:

– Я этим и занимаюсь – думаю о самом близком мне человеке.

– Вот и помоги ему – «самому близкому тебе человеку», - предложил Губанов. – Он ходит по лезвию… Тьфу! Ты ходишь по лезвию. Можешь сильно пострадать. Оч-ч-чень сильно!

– Угрожаешь? – Я широко улыбнулся.

– Стараюсь помочь. – Губанов нахмурился еще больше. – Твой поступок вполне подпадает сразу под несколько статей.

– Например?

Капитан сухо перечислил:

– Сокрытие улик, подстрекательство, помеха правосудию…

– Стоп! Стоп! Стоп! – запротестовал я. – Ты мне еще расстрел царской семьи инкриминируй. Сокрытие улик – ложь, однако еще куда ни шло. А что это за «подстрекательство» такое? И «помеха правосудию»?

– Не догадываешься?

– Нет.

– Не ты ли проник в квартиру в том доме, чтобы…

– Чтобы что? – перебил я. – И не проник, а снял.

– А Тимошину кто подстрекал к молчанию?

Я откинулся на спинку стула и сложил руки на груди:

– Вам бы надо подучить русский язык, товарищ капитан. «Подстрекать к молчанию» - это не грамотно. Правильней было бы сказать…

– Это правда или нет? – Губанов сегодня, как никогда, был резок. – Учти, Оксана Викторовна все рассказала.

– Все?

– Да.

Я возразил:

– Всего никто не может знать.

Капитан подался вперед:

– Не придирайся к словам. Ты понял, что я имел в виду.

– Не понял. – Я покачал головой.

– Объявление дал Мальцев, подписавшись именем Дорохова.

– То же мне новость! – воскликнул я. – Это уже всем известно. Тимошиной не удалось открыть Америку. Увы!

– Я еще не закончил. – Губанов распалился не на шутку. – Ты приходил к ней по заданию Нефедова. А когда узнал нужное, попросил ее никому не говорить о своем визите. Так?

– Так. Не вижу криминала.

– Я вижу.

«Спасибо, Оксана Викторовна, - подумал я. – Секреты хранить не умеем».

– А про ДТП, если бы не Нефедов, ты бы мне вообще не рассказал! – возмущался капитан. – Хотя погибшими, действительно, оказались Лавров с учениками. – Он взял со стола список имен и зачитал его. – Егоров Игорь, Володин Александр и Дорохов Михаил. – Он отложил список. – И такую информацию ты собирался скрыть?!

Пришлось поправить:

– Не скрыть, а на время умолчать.

– Умный?

– Не дурак. – И я был искренен.

Губанов сжал кулаки:

– А «десятка» была только что из ремонта. Угадай, кто над ней потрудился?

Я не стал произносить очевидный ответ.

– Мальцев, конечно, - ответил сам Губанов. – И, кстати, спер из бардачка фотографию. Ту самую: «львята» со своим «львом».

– Значит, я помог следствию?

У капитана от негодования перехватило дыхание:

– Чем? Благодаря тебе Мальцев прикончил еще одного «львенка» - Ткаченко. Пока все охотились за тобой и твоим биноклем…

Я подытожил:

– Короче, во всем виноват я!

– Да, ты.   

В дверь постучали.  Но приглашения войти ждать не стали.
 
– Все сошлось, - пробасил Субботин, войдя в кабинет.

Губанов спросил у него:

– Уже готово? 

– Угу. 

– Те самые?

То же утвердительное мычание.

Я, как иностранец, не понимающий языка, переводил взгляд с одного опера на другого, стараясь по мимике понять, о чем шла речь.

– Закономерно, но скверно, - удрученно произнес Губанов.

– А может, и нет, - отозвался Субботин.

– Действительно, может все к лучшему, - вмешался я.

Они посмотрели на меня так, словно я был соседом сверху, затопившим их свежеотремонтированную квартиру.

Субботин кивнул в мою сторону:

– Сознался? 

Губанов отмахнулся:

– В чем?

– А он в курсе?

Я не был в курсе, хотя очень хотелось бы.

– Отчасти, - ответил между тем капитан.

Мои губы пересохли, и я попросил стакан воды.

– Пей, - великодушно разрешил Губанов после небольшой паузы.

Дотянувшись до графина, я наполнил стакан. Потом залпом осушил его и прокомментировал:

– Как в сухую землю.

Милиционеры ничего на это не сказали. Я глубоко вздохнул и отвернулся к окну.

– Пиши, - обратился ко мне капитан, протягивая лист бумаги и ручку.

Я повернулся:

– Что именно? Мемуары? Рановато будет.

Губанов сглотнул. 

– Объяснение, что ты делал на той квартире, - проговорил он почти с невозмутимой интонацией. –  Когда снял ее, насколько, за сколько. Все подробно.

– С числом и подписью?

– Не придуривайся, - прокаркал за капитана Субботин.

Я взял ручку и выполнил просьбу. Это заняло у меня не больше восьми минут. Потом листок вернулся к Губанову.

– Значит, вот оно что, - пробубнил тот, прочитав написанное. И протянул листок Субботину.

– Все как на духу, - заверил я.

– Поругался со своей подругой? – Губанов произносил каждое слово так, словно оно давалось ему с болью. – И ушел из дома?

– Именно, - ответил я.

– Из-за чего поругался?

– Из-за пустяков. – Вдаваться в подробности не стоило. Сначала их надо было придумать.

– И снял квартиру как раз возле площади, где должна была состояться встреча «львов»?

– Совпадение.

– И бинокль зачем-то захватил? Случайно? Только не говори мне, что он уже там был.

– Нет. Бинокль находился при мне, когда я туда пришел. Я одолжил его у приятеля, хотел с Аней полюбоваться звездами. Но потом поругался с ней и ушел из дома. А бинокль остался лежать в сумке. – Я щелкнул пальцами. – Да, я хотел бы удостовериться, что из нее ничего не пропало. Мало ли: носовой платок с вышитыми инициалами, например. Также в холодильнике припрятано пятьсот граммов докторской колбасы за двести пятьдесят шесть рублей килограмм.

Губанов, не обращая внимания на мои последние слова, сказал:

– Несостыковочка. Когда ты, как пишешь, поругался с подругой, квартира была уже снята.

– Все верно, - даже не моргнув, согласился я. – Просто мы с Аней дважды поругались. Первый раз я ушел и снял квартиру, но потом вернулся. А во второй раз остался ночевать в съемной квартире.

– И попросил у шефа выходной на восьмое?
 
– Да. Устал. Необходимо было отдохнуть. Вы что, Сергея Борисовича допрашивали?
 
– Почему снял квартиру на три дня? – встрял Субботин. Мои вопросы, как обычно, игнорировались.

– А мы с Аней отходчивые люди. Больше трех дней никогда друг на друга не дуемся. Проверено!

Этот нелепый допрос мог растянуться на долгие часы, однако нас прервали, что было мне только на руку.


ГЛАВА  10

СМЕРТЬ  ЗА  СМЕРТЬЮ

Дверь внезапно распахнулась, и в кабинет ворвался депутат Нефедов. Он был самим воплощением ярости, взмокшее красное лицо тряслось. Особенно двойной подбородок.

– Безобразие! – прокричал он.

– Что именно? – Губанов приподнялся, словно приготавливаясь к стычке. – Владимир Иванович, прежде чем куда-либо заходить, надо стучаться. Вы не у себя в кабинете. У меня допрос.

– Допрос? – депутат презрительно посмотрел… даже не на меня, а просто в мою сторону. – Вы здесь ерундой занимаетесь, в то время как убийца продолжает терроризировать город.

Я насторожился. Это он о Ткаченко, или снова покушались на него самого.

Капитан озвучил мои мысли:

– На вас снова покушались?

– А вы этого ждете? – Нефедов брызгал слюной. – Может, вы используете меня как приманку. Я человек видный во всех отношениях. И мишень что надо. Стреляй – не хочу. Промахнуться трудно. – Он все расходился и расходился. – Меня подстрелят, а вы арестуете этого негодяя? Так? Или даже и тогда не пошевелитесь? Отвечайте, когда вас спрашивают. – Но он сам не давал вставить и слово. – Безобразие! Бардак! Я прослежу, чтобы вас всех разогнали к чертовой матери!

Губанов пытался остановить этот словесный поток, однако все было напрасно. Субботин же ничего и не пытался сделать, он просто отошел к стене и наблюдал за происходящим оттуда. 

– Вы понимаете, что в живых остался только мой сын? – орал Нефедов. – А если этот псих задумает добраться и до него? Что тогда? Сереже и на родине нельзя будет показаться? В родном городе? Ему так и жить дальше оглядываясь и дрожа? Или мне самому ловить убийцу?
 
– Владимир Иванович, - не оставлял попытки Губанов, - замолчите, пожалуйста. Мы делаем все возможное…

– Ни черта вы не делаете! – Теперь все жирное тело Нефедова колыхалось. – Бандит с ружьем ходит по городу, а вы все журналиста допрашиваете. У вас что – заторможенность?

«Ладно, называй «журналистом», только не замолкай», - мысленно попросил я депутата.

Губанов теперь полностью поднялся из-за стола:

– Не учите меня работать! – возмущенно крикнул он. – Я, между прочим, не удовольствия ради беседую с журналистом.

А вот от Жени я этого не ожидал! Обидно! Уж он-то прекрасно знает, что я – корреспондент. 

– Матери Ткаченко скажите, как вы работаете! – продолжал гнуть свою линию Нефедов. – Да и Косте самому тоже! Ноги моего сына не будет в России. Вы, видите ли, работаете, а в результате вашей работы люди оказываются в морге.

– Замолчите! – гаркнул Губанов. Потом повернулся ко мне. – Живо убирайся отсюда!

Я хотел сказать, что никуда не спешу, однако решил, что и так достаточно услышал, и ретировался. Когда вокруг бушуют гром и молнии, лучше находиться в другом месте, подальше.

В дверях Губанов окликнул меня:

– Объявление о Мальцеве нужно напечатать. То, что я диктовал. И чем скорее, тем лучше. Фотографию получишь.

Я обернулся, на гусарский манер щелкнул каблуками и вышел.

Но на этом злополучные события восьмого июля не закончились. Все худшее было оставлено на десерт.

Едва я оказался на улице, как передо мной возник Витушкин – «правая рука» Нефедова собственной персоной. Мы поздоровались.

– Ну и дела, - сказал я.

– Да уж, - согласился помощник депутата. – Вы встретились с Владимиром Ивановичем?

Я кивнул:

– Можно и так сказать. Хотя с ним сейчас лучше не встречаться. Это не человек – торнадо!

Витушкин откашлялся:

– Владимира Ивановича можно понять.

– Да, - осторожно начал я, - у его сына стало еще на одного друга детства меньше. Сначала ДТП, потом покушение, теперь убийство. А преступник все на свободе. Когда все это кончится?!

Витушкин не поддержал разговор. Ни словом, ни мимикой, ни жестом. Может быть, он не человек, а робот?

Ничего не добившись, я пожелал ему всего наилучшего и направился в сторону троллейбусной остановки. Однако дойти до нее не успел. Меня нагнал уже знакомый темно-вишневый автомобиль марки «вольво» и преградил дорогу. Дверца распахнулась, и из нее выкарабкался все еще не остывший после разговора с Губановым депутат.
 
– Что за объявление? – пустился Нефедов с места в карьер. – Я должен знать его дословно!

Я будто бы не понял:

– О чем вы, Владимир Иванович? – Мне почему-то очень хотелось позлить его. – Какое объявление?

Тот сузил свои и без того заплывшие глазки и объяснил:

– Которое дал вам капитанишка.

– Ах, это!

Скрывать содержание объявления не было смысла. На днях с ним сможет ознакомиться любой, кто выписывает или покупает «Пригород».

– Капитанишка попросил меня… – начал я, но осекся. Увиденное шокировало меня.

Голова депутата внезапно опрокинулась назад, тело дернулось, а потом все то, что физически представлял из себя Нефедов, рухнуло на асфальт.

– Черт! – Я невольно пригнулся, не отводя взгляда от лица депутата. Точнее от его лба, на котором красовалось алое пятнышко.

В следующее мгновение я понял, что нахожусь на линии огня, и тут же укрылся за машиной. Из нее выскочили трое: Витушкин, водитель Степан, а также здоровяк с серьезным выражением лица. Последний хотел наброситься на меня, но секретарь, снова спрятавшийся в машине, рукой остановил его.

Степан принялся хлопотать возле депутата. Еще бы – потерять такую прибыльную работенку. Водитель чуть ли не делал Нефедову искусственное дыхание рот в рот. Однако все было напрасно.

Из машины слышался дрожащий, срывающийся голос Витушкина, вызывающего скорую:

– Немедленно… немедленно приезжайте на улицу…

Тем временем телохранитель Нефедова – здоровяк – пристально вглядывался вдаль, пытаясь вычислить местонахождение снайпера. Он вынул из кобуры пистолет – должно быть, готовился отстреливаться.

Однако вступать в перестрелку было не с кем. Новых выстрелов не последовало. Да больше и не нужно было. В нашем городе стало на одного депутата меньше. Его тело лежало на асфальте, по-прежнему потное и вонючее, но уже бездыханное. В связи с этим утверждать, что в городе воздух стал чище, я бы не стал.


ГЛАВА  11

ПОСЛЕДСТВИЯ

Если для Нефедова земная суета с хлопотами и заботами была уже позади, то для всех остальных участников событий она превратилась в сущий ад. Не только для меня, простого смертного, но и для Губанова с Субботиным, и Витушкина с компанией. К примеру, только чудом Губанов не вылетел с работы. Только чудом. А чудом звались подполковник Роднин, похлопотавший за капитана, и еще один генерал, которому Губанов когда-то оказал услугу.
Я же был настолько утомлен в последующие дни, что даже спустя годы, вспоминая те события, ощущаю усталость. Допросы казались бесконечными, изматывающими и духовно, и физически. Поэтому описывать тот кошмар хочется… буду тезисно: шумиха, прокуратура, бессонница, неразбериха и все в том же духе. Короче, меня трепали, как Тузик грелку.


Домой я попал только в четыре часа дня девятого июля. После убийства Нефедова я практически сутки кочевал по правоохранительным учреждениям, а в них – по разным кабинетам. Отвечал на вопросы, давал показания, потом снова отвечал на вопросы… И так по кругу, который, как известно, не имеет конца. Со мной успели «поработать» шесть человек из двух ведомств: от младшего лейтенанта Груздьева из уголовного розыска до майора Жарова из прокуратуры. После беседы с последним у меня сложилось впечатление, что я для них являюсь чуть ли не главным подозреваемым. По крайней мере, после Александра Мальцева я был первым кандидатом на это вакантное место. А так как снайпер по-прежнему благополучно скрывался, я мог начинать сушить сухари.

Кстати, о еде. В течение этих суток у меня во рту не было и маковой росинки. Я не раз заикался о том, что неплохо было бы перекусить, но мои собеседники либо сразу куда-то уходили, либо погружались в себя и теряли слух. В эти минуты я с горечью вспоминал о роскошном ужине, обещанном мне Аней.

Кстати, об Ане. В своей беспомощности следователи дошли даже до того, что устроили мне с ней очную ставку. Выяснив, что я ни разу не уходил из дома, они злорадствовали, как могли. Субботин даже грозился привлечь меня к суду за заведомо ложные показания. Слава Богу, что здравомыслящий Губанов не допустил такого беспредела. Несмотря на то, что тоже злился на меня.

Из задаваемых вопросов я понял, что экс-«лев» – Костя Ткаченко – был убит таким же точно выстрелом в голову, что и «слуга народа». К огромному огорчению Жарова, на  время убийства у меня было железное, неоспоримое алиби. Хоть я и находился недалеко от места преступления, у меня было достаточно (даже с избытком!) свидетелей моей невиновности. Свидетелей и в форме, и в штатском. Во главе со старшим лейтенантом Субботиным.

Мне удалось также выяснить, что пули, убившие Ткаченко и Нефедова, были выпущены из одной и той же винтовки. Мало того, именно эту модель оружия и купил в свое время Мальцев. Получалось, что, сами не желая того, милиционеры своими вопросами очень меня просветили. Отдельное спасибо за это хотелось бы сказать Субботину.

Когда меня в очередной раз привели к нему на допрос, я сходу выпалил:

– Признаюсь, я не знал, что и Ткаченко и Нефедова убили из одной винтовки. И что пули совпали, я тоже не…

Субботин вскочил, как ошпаренный, и заорал, не дослушав меня:

– Кто сказал? Кто тебе сказал? Это не для штатских и журналюг! Кто проболтался? Кто этот гад?

Я великодушно ответил, что далеко ходить не надо и предложил ему посмотреться в зеркало.
 
– У меня была догадка, - добавил я, - а теперь я знаю точно.

Субботин со всей силы стукнул кулаком по столу.

– Если ты… – зарычал он, однако тем и ограничился. А потом совершенно непредусмотрительно покинул комнату.

Улучив момент, я позвонил Липатову и быстренько сообщил ему факт идентичности пуль. Я знал, на что шел, но уж очень был уязвлен и обижен милицейским «гостеприимством».

Итак, благодаря мне, общественность узнала про пули, а я потешил свою мстительность. Правда, чуть не схлопотал от Губанова. В этот момент в кабинете присутствовали Субботин и Груздьев. В глазах у первого читалось: «Я буду участвовать», а у второго – растерянность и тревога. Последнее, видимо, и остановило Губанова.

Об убийствах Нефедова и Ткаченко, как мне стало известно позднее, написали все тульские газеты, но только «Пригород» обладал наиболее полными и достоверными фактами. Именно наш еженедельник связал эти два убийства.

Разумеется, я не пошел так далеко, чтобы назвать Липатову фамилию Мальцева. О том, что он непосредственно связан с преступлениями, знал только один работник СМИ – я.
Объявление же о его розыске так и не вышло, потому что восьмого июля я не добрался до редакции. А главное, на следующий же день Губанов дал задний ход.

– В прокуратуре не хотят, чтобы объявление выходило, - сухо объяснил он.

«И пусть, - решил я. – Голова и без него идет кругом!»


Девятого июля в семь минут второго я наконец-то был отпущен. Первым желанием было отправиться домой, принять душ, поесть и завалиться спать. Но так как редакция была по дороге, я сначала заскочил туда.

– Я вот не пойму: ты сам ищешь неприятности на свою пятую точку или они к тебе липнут? – Шеф не был раздражен. Наоборот, он произнес это даже с некоторой гордостью за меня. Еще бы, «Пригород» снова оказался в фаворитах: информация о пулях стоила многого.

– Когда как. – Я потер красные глаза.

– А в этот раз?

Я сказал то, что за последние сутки мне самому говорили все, кому не лень:

– Сам напросился.

Шеф сложил руки на животе:

– Мне звонил Губанов. Он считает так же. Он, кстати, интересовался твоим выходным. Почему восьмого, и тому подобное.

– И что вы ему ответили?

– А что я мог ему ответить? – Шеф развел руки. – Я сам ничего не знаю. Не расскажешь, в чем дело?

– Не сегодня, Сергей Борисович. – Я умоляюще покачал головой. – Мне бы отдохнуть, выспаться. Посмотрите, на кого я похож.

– То есть еще один выходной? – Шеф достал из шкафчика пакет сока и протянул мне. – А кто вчера отдыхал? И сегодня полдня отсутствовал? Может быть, я?

Виновато вздохнув, я поблагодарил его за сок, воткнул в пакетик трубочку и с наслаждением сделал несколько глотков.

– Вы же знаете, Сергей Борисович, чем закончился мой вчерашний отдых!
 
– Знаю. Потому боюсь, что после второго выходного я тебя вообще больше не увижу. Никогда.

– Нет, что вы. – Я без разрешения сел. – Я буду осторожен.
 
– Ты? Осторожен?

– Да. Отпускаете?

– Выходит, ты заехал за разрешением?

Я пожал плечами:

– Разумеется. Я очень ответственный. Вам это известно. Потом редакция была по дороге. А я ведь здесь работаю.

– Да что ты! – усмехнулся шеф. – Пока ты только отдыхаешь.

Сергей Борисович засмеялся, отчего все его тело завибрировало, и парик немного сполз на бок. Шеф почувствовал некоторый дискомфорт на голове и в долю секунды все исправил.

– Я отпущу тебя при одном условии, - сказал он, перестав смеяться.

– При каком?

– Ты действительно будешь отдыхать. Есть, спать, набираться сил.
 
– Обещаю!

– И ни шагу из дома!

Я поклялся:

– Ни шагу, ни полшага. – И, допив сок, еще раз поблагодарил шефа.

– Хорошо. – Сергей Борисович посмотрел на часы. – Сегодня можешь идти. Все равно от тебя такого толку мало.

– Совсем никакого, - уточнил я, поднимаясь.



Липатов встретил меня довольно прохладно. И это после того, как я подкинул ему бесценную информацию. Я, конечно, не ожидал фанфар и воздушных шариков, и все же хотя бы улыбку он мог нацепить на свою шершавую физиономию.

– Как дела, Олег? Бремя славы давит?

– Нет, твой приятель – капитан Губанов. – Липатов поморщился. – Он звонил пару часов назад. Сказал, что когда настанет подходящий момент, оторвет башку не только тебе, но и мне.

– А Сергею Борисовичу? – спросил я, присев за свой стол.

– Нет, лишь тебе и мне.

– Радуйся, Олег: мы – избранные!

Липатов сделал шаг вперед:

– Дим, ты не сказал по телефону, что информация о пулях секретная. Ты подставил меня. Теперь большинство ментов и работников прокуратуры считают меня своим злейшим врагом. Ведь под статьей стоит мое имя, а не твое.

Я отмахнулся от Олега:

– Ты, как всегда, все утрируешь. Шеф, например, просто счастлив. А ты, между прочим, на него работаешь. Тебе не печалиться надо, а ламбаду танцевать. Я бы на твоем месте считал это карьерным ростом.

Однако Липатов всем своим видом показывал, что так не считает.

– Ладно, Олег, - я встал из-за стола, - потопаю я домой, отдыхать. Меня там Аня ждет. Надо наслаждаться жизнью, пока не оторвали башку.


Аня сидела напротив и смотрела на меня.

– Дим, ты по-прежнему считаешь Губанова другом? Наверное, уже не считаешь, – заметила она, в то время как я жадно уминал жареную куриную грудку. Роскошным этот ужин, конечно, не назовешь, но в данной ситуации, после суточной голодовки, он являлся для меня таковым.

Я проглотил очередной кусок и только тогда ответил:

– Ты права: не считаю. И никогда не считал.

– Помнится, ты говорил, что он хороший опер. Называл его по имени.

– Я и сейчас утверждаю, что он хороший опер. И при встрече назову по имени. – Я отхлебнул крепкого цейлонского чая. – Но друзьями мы никогда не были. В лучшем случае, приятелями.

Аня взялась руками за голову и начала причитать:

– Боже! Они меня вчера чуть не доконали своими вопросами. И твой Губанов, и другие. Я думала, конца и края этому не будет. – Потом участливо посмотрела на меня. – Представляю, как досталось тебе. Кстати, Дим, что это за истории с нашими ссорами? Твоим уходом? Разве мы ссорились? Причем дважды? И почему у меня спрашивали: люблю ли я смотреть на звезды в бинокль?

Мне не хотелось напоминать ей о недавней нашей размолвке. Тем более, что она не имела отношения к расследованию.

– Анют, когда операм не за что зацепиться, они становятся дотошными до отупения. И задают бессмысленные вопросы. Например, что вы больше любите в качестве гарнира: макароны или картофельное пюре.

Анино лицо вытянулось:

– Они могут такое спросить? Бред какой!

Я кивнул:

– У них мозг устроен по-другому. Шиворот-навыворот.

– А может у них вообще нет мозгов?

– У некоторых нет. – Я поднялся из-за стола. – Все, спасибо. Пойду спать, пока не рухнул прямо здесь.

Аня тоже встала.

– Я отключу телефон и закрою шторы.

– Хорошо. Спасибо.

Я поцеловал ее и отправился прямиком к дивану. Как выяснилось утром, я шел устанавливать личный рекорд – одиннадцать часов сна.


ГЛАВА  12

ТЯЖЕЛЫЙ  ПУТЬ  К  ДОГАДКЕ

На следующий день в семь часов утра я проснулся бодрым и полным сил. Осторожно встав с дивана, чтобы не разбудить Аню, я принялся за ежеутренний моцион: покормил Арчи, умылся, побрился и позавтракал яичницей с сосисками.

В девять моя «приора» уже стояла на парковке возле редакции, а я был в своей рабочей комнате. А уже через пять минут позвонили из прокуратуры, чтобы уточнить некоторые факты из моих показаний. Это было натуральным пустословием, однако заняло почти двадцать минут. Когда на том конце повесили трубку, я, прежде чем сделать тоже самое, выругался.
 
– Губанов? – полюбопытствовал Липатов. Он пришел как раз к середине моего разговора.
 
– Хуже, - ответил я. – Из прокуратуры. 

– Убийцу поймали?

Я покачал головой:

– Нет. Большинство из них считает, что убийца я.

Липатов кивнул:

– Почетно! 

– С удовольствием уступил бы кому-нибудь другому такой почет. – Я протянул к нему руку ладонью вверх. – Хочешь тебе?

– Нет уж! – отмахнулся он. – Чур меня!

– Не хочешь славы?

– Такой – нет.

– И правильно, –  одобрил я и потянулся. – Я смотрю, Олег, твоя вчерашняя хандра прошла. Или как?

Он посмотрел на меня исподлобья:

– Типа того.

– Перестал бояться, что оторвут башку?
 
– Не перестал. Просто теперь боюсь меньше.

– Приобрел запасную?

Уголки его губ задергались:

– Моя башка в единственном экземпляре. Такие сейчас уже не производят. – И он расплылся в улыбке. – Раритет!

– В чем же дело? – заинтересовался я. – С чего такая перемена?

Липатов помялся, как красна девица, и сказал:

– Шеф похвалил меня вчера. Мы вечером столкнулись на парковке. И тебя похвалил. Обещал обоим премии.

– А я что тебе говорил! Губанов с компанией побесятся и перестанут. Шеф же нескоро забудет нашу сенсацию!

– Надеюсь.


В конце рабочего дня я ошарашил Олега вопросом:

– Ты любишь своего отца?

Липатов выпучил глаза и положил на место диски, которые разбирал минуту назад:

– Конечно. К чему ты это спросил?

Мой ответ был уклончив:

– Да так. Есть мыслишки.

– Про моего отца?

– Нет, про отцов вообще.

– И про моего?

– Про всех. Про твоего, моего, Сергея Нефедова…

Липатов подошел ко мне:

– Нефедова? Депутата? Ты снова о нем.

Я подмигнул:

– Об нем! И об евонном сыне.

У меня действительно весь день в голове вертелись кое-какие любопытные мыслишки. И связаны они были с проблемой отцов и детей. Однако интересовала меня эта проблема не с точки зрения взаимоотношения поколений и непонимания друг друга, а с иной точки зрения. Правда пока окончательно не созревшей, эфемерной.

В конце концов ее формирование и дозревание произошли, но только к вечеру, и этому способствовало несколько событий. Первым можно считать разговор с шефом, точнее, то, что Сергей Борисович мне сообщил. Вторым – встреча с моим недавним знакомым – историком–рыбаком. А третьим – интересная сценка в столовой.

Теперь обо всем по порядку.

Утром, как и обещал накануне, я зашел к шефу. Сергей Борисович был достаточно весел и говорлив. И это несмотря на то, что на улице снова стояла невыносимая июльская жара.

Шеф не любил жару. Она обычно доставляла ему массу хлопот. Вот и сейчас ему приходилось то и дело вытирать платком вспотевший лоб. При этом он каждый раз сдвигал свою искусственную растительность на голове. А потом ее поправлял, не всегда удачно.

И все-таки настроение у него было почти превосходное.

– Отдохнул? – спросил он, когда я, постучавшись, вошел к нему в кабинет.
 
– Да, Сергей Борисович. Проспал одиннадцать часов. Сейчас полон сил и энергии. Прямо хоть отбавляй.

– Это хорошо. – Он указал на стул. – Садись.

Я сел. Шеф продолжил:

– Тогда мне хотелось бы знать ответ на один непростой вопрос. По поводу восьмого июля.

– Задавайте.

Он, облокотившись на стол, подался чуть вперед:

– Дим, как ты дошел до жизни такой? Каким образом?

Я улыбнулся:

– Потихонечку, помаленечку, Сергей Борисович. Шаг за шагом. Ведь – «тише едешь – дальше будешь»!

Шеф согласился и прибавил:

– Интересно было бы послушать. Узнать про каждый шажок.

– Чего проще, - сказал я и, не откладывая на потом, приступил к рассказу.

Он вышел лаконичным. Нарочно. В меру правдивым, в меру лживым. В частности, про «львов» и про Мальцева я даже не упоминал.

– Так что ты делал в той квартире? – спросил шеф, когда я замолчал.

Ответ, продуманный заранее, был дан сходу:

– Прослышал про то, что опера будут проводить на площади секретную операцию. Вот и решил понаблюдать.

– Самодеятельностью решил заняться.

– Это у меня в крови.

– Замечательная черта. – Шеф снова вытер лоб. Затем поправил парик. – Опасная, но нужная. В нашей профессии. Если уж выбрал путь в жизни… – Он закончил довольно забавной гримасой.

Я же пропел:

– «Мы выбираем, нас выбирают…»

Шеф подпевать не стал. Хотя, судя по корпоративам, любил это дело.

– У меня для тебя есть задание, - сказал он.

Я придал лицу выражение повышенной внимательности и готовности на выполнение любого поручения.

– Завтра похороны Нефедова, - начал шеф. – Я хочу, чтобы и ты был на них среди телевизионщиков и других корреспондентов. Возьми с собой Сашу, фотографа… Пусть поснимает: гроб с телом, родных, провожающих, сочувствующих… Ну, ты понял, я думаю.

– Конечно, Сергей Борисович.

– Ах, да! Сына его обязательно сфотографируй, - вспомнил шеф. – Если получится, возьми у него интервью.

Фанфары! Первое событие произошло: из Канады прибыл сын Нефедова – Сергей. Последний из «львов» с фотографии. «Интересно, - подумал я, - а знает ли об этом Мальцев?! Если да, то хорошего не жди».

Шеф насторожился:

– Так, так, так! Я хорошо знаю это выражение лица: ты что-то задумал?

Я покачал головой:

– Нет, Сергей Борисович. Иногда я не контролирую свое лицо, и оно вытворяет, что хочет.

Шеф снова проделал манипуляцию с париком и проворчал, но как-то по-доброму:

– Чертова жарища! Ладно, иди работай.

Он надел очки, собираясь что-то читать.

– А во сколько похороны? – спросил я.

– В десять. – Шеф махнул рукой. – Иди.

Я не уходил, а топтался на месте.

– Ты что-то хотел? – Сергей Борисович приспустил очки на кончик носа. – Надеюсь, не еще один выходной?

– Нет-нет. Наотдыхался.

– Тогда что?

– Разрешите Липатову пойти со мной, - попросил я. – Как фотографу. Он же им и начинал.
 
– А Саша чем тебе не угодил? Он ведь профессиональный фотограф.

Я никогда ни на кого не жаловался. И сейчас не собирался. Просто захотелось дать подзаработать Липатову. К тому же, Саша носил фамилию Тимошин. И был сыном Оксаны Викторовны.

– Саша непредсказуем, - сказал я. – В последний раз чего отчебучил! Вам говорили? Певец еще приезжал… этот… Витя Император!

Шеф напрягся:

– Виктор Цезарев, кажется?

– Да, - подтвердил я. – Так вот, когда певун-шансонье нам позировал, Саша крикнул ему: «Не моргай, Юлий Гай!» Тот обиделся и ушел.

– «Не моргай, Юлий Гай!», - захохотал Сергей Борисович. – Насмешил.

Я, вскинув брови, терпеливо ждал вердикта.

– Бери Липатова, - наконец, распорядился шеф.

«Ес!» – возрадовался я про себя.


Вернувшись в нашу с Олегом комнату, я посвятил коллегу в суть предстоящего поручения. Он сразу заявил:

– Начать утро с похорон – плохая примета!

– Не каркай! – бросил я ему. – Суеверия – пережиток темного прошлого. Если в них еще где-нибудь верят, то только в дремучих деревнях на окраине цивилизации. Мы же с тобой горожане. Под Москвой живем. – Я хлопнул его по плечу. – Не дрейфь и равняйся на меня.
 
– Ишь ты, смельчак какой!

Я выпятил грудь:

– Меня может напугать только старая черная кошка с коромыслом и пустыми ведрами в пятницу тринадцатого на узкой тропинке, ведущей к кладбищу…

Липатов только хмыкнул на это.

Тем временем формировавшаяся во мне догадка становилась все отчетливее. Нефедов–младший находился в опасности, это было ясно. Однако насколько опасность близка, я не знал.

Без особого желания и, даже можно сказать, пересилив себя, я как человек порядочный все-таки позвонил Губанову. Олега в этот момент в комнате не было. Он куда-то вышел.

Капитан долго не отвечал, а потом неожиданно рявкнул в трубку:

– Что тебе?

Я как ни в чем не бывало сказал:

– Привет, Жень! Правда, что Сергей Нефедов приезжает…

Губанов отключил телефон.

Я позвонил снова и упрямо прождал двадцать гудков. Капитан упрямо не отзывался.

– Пойдем другим путем, - сказал я вслух и принялся строчить ему сообщение. Текст был следующим: «Сергей Нефедов – последний из «львов». Его необходимо охранять».

Отправив предостережение, я облегченно вздохнул: долг честного гражданина был выполнен. Ответа я не ждал, поэтому не расстроился, не получив его. И лишь воспользовавшись необходимой функцией телефона, выяснил, что сообщение было благополучно передано.

– И то хорошо, - задумчиво произнес я, потирая ладони.

– Ты о чем? – спросил Липатов. Он только что вошел в комнату, но мою фразу услышать успел.

– Хорошо все-таки, что капитан Губанов умеет читать. Пусть даже по слогам.

Олег посмотрел на меня с недоумением и больше вопросов не задавал.


Вторым событием на пути к догадке была встреча с историком–рыбаком. А произошла она по причине того, что у нас закончилась бумага для принтера. Конечно, за ней можно было послать Липатова, однако мне очень хотелось выйти из душной комнаты на свежий воздух.
Итак, покинув редакцию, я не торопясь дошел до канцтоварного магазина, купил бумагу и все в том же темпе отправился назад.

– Здравствуйте!

Прямо передо мной возникло улыбающееся бульдожье лицо. Все остальные части тела историка-рыболова тоже были здесь.

Мы пожали руки и обменялись банальными фразами о делах и о здоровье.

После этого преподаватель колледжа открыл для меня страшную тайну:

– Представляете, Мальцева разыскивает милиция. Не как пропавшего человека, нет - он перешел на шепот, - а как чуть ли не преступника. Вы только никому об этом не говорите.

Я пообещал.

– Ко мне приходил какой-то… Губошлепов что ли, - продолжал мой собеседник. – Расспрашивал о Мальцеве, еще о ком-то… Да! Он же вас упоминал. Причем раза три. С чего бы это?

– Понятия не имею.

– А с ним приходил еще один – Субботин, - взахлеб рассказывал историк, забыв о шепоте. – Вы представляете: Губошлепов и Субботин. Их что в милиции специально подбирают с такими смешными фамилиями?

Я ответил, что никогда этим вопросом не интересовался. А позже, вечером, выяснил у Светы, Аниной подружки,  фамилию моего нового знакомого. «Шипучка», - сказала она.
Как говорится: «Без комментариев».

Историк, посмеявшись над операми, снова заговорил шепотом:

– Они спрашивали про вас: давно ли мы знакомы, знали ли вы Александра Мальцева. Где мы с ним обычно любим рыбачить, ходите ли вы с нами, когда были в последний раз…

– И когда я ходил… рыбачил в последний раз? С вами?

Он наморщил лоб:

– Я не помню. В смысле не знаю. Мы же никогда вместе не рыбачили!

– Надеюсь, товарищам из милиции вы то же самое сказали?

– Конечно!

Я одобрительно кивнул:

– Это правильно.

Мой новый знакомый, должно быть, окрыленный одобрением, униматься не собирался:

– Еще Губошлепов спрашивал о прошлом Мальцева. Знал ли я, что он снайпер и… – Он сделал паузу. – Наверное, я не должен вам все это рассказывать?!

– Наверное, - усмехнулся я, - однако успокойтесь и не переживайте. Во-первых, я не болтун, а, во-вторых, я с этими – Губошлеповым и Субботиным – уже и сам общался. И не один раз при том.

– Да? – воскликнул историк.

– Да. Ко мне они тоже приходили. И я их навещал.

Мой собеседник вдруг вспомнил про конспирацию, поэтому поинтересовался почти еле слышно:

– Про меня спрашивали? 

– Да, - прошептал я в ответ.

– И что?

– Я сказал им чистую правду: вы добропорядочный человек и истинный патриот. Страна…тсс!.. – я приложил палец к губам, – … вами… тсс!.. гордится!

Он пристально воззрился на меня, но потом, поверив в искренность моих слов, переменился на глазах. Его плечи распрямились, а грудь стала колесом.

– Я тоже самое сказал про вас, - явно соврал он.

На этой патетической ноте и закончить бы разговор, как вдруг историк ни с того, ни с сего решил поделиться со мной впечатлениями о своей недавней рыбалке. Только природная вежливость не позволила мне прервать его или дать ему в глаз.

– …Так что наживка – великая вещь, - говорил рыбак–любитель. – Знаете, главное понять, чем лучше приманивать. Нужно подготовить все так, чтобы оставалось лишь ждать, когда рыба сама приплывет к вам.

– Приманка для жертвы, - пробормотал я.

– «Жертвы»? – удивился он. – Я бы не стал так называть рыбу.

– «Рыбу»? – удивился я. – Причем здесь рыба?

Мой непоследовательный собеседник совсем растерялся. Я тут же воспользовался этим, быстро попрощался и направился в редакцию. Но одно из слов, произнесенных в разговоре, продолжало беспокоить меня. Уже войдя в помещение, я понял, что это слово – «наживка».

– Что так долго ходил? – спросил Липатов, забирая упаковку листов. – Ты что срубил дерево и сам изготовил бумагу?

– Собственноручно, - сознался я. – А вообще по такой жаре не набегаешься.

– Я предлагал сам сходить.

Я плюхнулся за свой стол:

– Ничего страшного не произошло. Наоборот, мне посчастливилось узнать настоящую фамилию Губанова.

– И?

– Губошлепов.

– Это смешно?

Я покачал головой:

– По-моему, нет.

– По-моему, тоже, - согласился Липатов.

У меня в животе не по-детски забурлило, и я, вспомнив, что с утра ничего не ел, предложил:

– Олег, пойдем пообедаем.

Липатова не пришлось долго уговаривать:

– Пойдем.

Мы закрыли комнату и направились в столовую, расположенную на первом этаже редакции. В том крыле, где не было ремонта.

Именно там – в столовой – и произошло третье событие, открывшее мне глаза. Случилось оно уже после того, как мы с Олегом похлебали легкий куриный супчик и съели по порции пюре с тефтелями; случилось в тот момент, когда мы, заканчивая обед, не спеша допивали компот. Звалось это третье событие семейной ссорой. Главные действующие лица: Кольцов из отдела рекламы и его жена Вера, ответственная за рубрику «Мода».

– В каком кино ты был? – Распалившаяся Вера, сама того не замечая, перешла на крик. Чем и привлекла всеобщее внимание. – В каком? Что ты смотрел?

Кольцов ответил логично:

– Кино.

– Какое? – не унималась жена.

– Вера, не кричи! – попросил он. – Нас все слышат.

Она смутилась, понизила голос, но не отступила:

– Какое кино? Как называется?

– А-а-а… – вспоминал Кольцов, - кажется, «Западня»… Нет, «Наживка». Точно, «Наживка».

Я, уже собравшийся уходить, задержался. Липатов, глядя на меня, тоже.

«Снова наживка, - думал я. – О чем может быть это кино? Я хотел бы его посмотреть».
 
– О чем оно? – вдруг спросила Вера. – Перескажи сюжет.

Липатов состроил мину и пробормотал:

– Я бы ее послал. Что еще за допрос? Кто муж, а кто…

Чтобы он замолчал, пришлось на него цыкнуть.

Вера между тем засыпала мужа вопросами, не давая ему ответить ни на один из них. Она успокоилась, лишь спросив напоследок:

– Кто там хотя бы играет?

Кольцов часто заморгал:

– Ни одного известного актера.

– И ни одной известной актрисы?

– Ни одной.

Вера стукнула кулаком по столу:

– Живо пересказывай сюжет!

– Весь? – вздохнул Кольцов.

– Поминутно!

Судя по бесталанному и блеклому пересказу Кольцова, фильм был второразрядным и скучным. Однако меня интересовали не зрелищность и качество фильма, а его сюжетная линия. Вкратце она была таковой: преступник пытается убить свидетеля, видевшего его лицо, но никак не может до него добраться. Чтобы заставить того покинуть надежное убежище, преступник убивает одного за другим родных и близких свидетелю людей.

Тут-то моя догадка и стала уверенностью: Нефедов–старший, ныне покойный депутат, являлся наживкой. Мальцев застрелил его для того, чтобы Сергей приехал в Россию на похороны отца.
Сергей Нефедов, безусловно, был последней и, вероятно, главной целью Александра Мальцева.


ГЛАВА  13

В  ПОИСКАХ  ФОТОГРАФИИ

Разгадав план стрелка-мстителя, я снова попытался связаться с Губановым, однако он по-прежнему не отвечал на мои звонки. Тогда я отправил ему новое сообщение: «Депутат был наживкой. Сын приехал из Канады на похороны. Мальцев постарается убить Сергея. Скорее всего, завтра на кладбище». Ответное сообщение я не получил. Мое же было передано. Это главное.

Я очень жалел, что не имел представления о том, как выглядит Александр Мальцев. Завтра во время похорон Нефедова–старшего он сможет пройти мимо меня, а я и не узнаю, что рядом прошел убийца. Конечно, если при нем не окажется винтовки. Но ведь Мальцев осторожный, закаленный человек, и с выдержкой у него все в порядке. Наверняка он придумает что-нибудь экстраординарное для последней охоты. Например, подойдет к Сергею и просто пырнет его ножом. Как бы возьмет свой заключительный аккорд.

Убийца, скорее всего, понимает, что ему не уйти от правосудия, а потому вполне способен пойти на последний отчаянный шаг. Его вряд ли пугает смерть. Я думаю, что Мальцев больше боится того, что ему не удастся завершить начатое.

Разумеется, убить Сергея Нефедова завтра прилюдно на кладбище будет сложно. Губанов, хоть и не отозвался на мои сообщения, меры безопасности все равно примет. К Нефедову–младшему будет не подступиться. Что, кстати, усложнит и нашу работу: вряд ли удастся взять у Сергея интервью, даже если он согласится его дать. Хотя, конечно, я попытаюсь в любом случае.

Я, продолжая мыслительные рассуждения, приготовил себе кофе:

«А физиономию Мальцева все-таки не помешало бы увидеть. Правда, как это сделать? Где раздобыть фотографию? Попробовать достать через Груздьева? Нет, младший лейтенант не пойдет на это, предварительно не посоветовавшись с Губановым. А тот, смертельно обиженный на меня, не то что фотографию Мальцева, использованную туалетную бумагу не даст. К кому же мне тогда обратиться? Вот вопрос, так вопрос! – Я положил в кофе сахар и прикинул. – Похороны завтра в десять утра, сейчас без семи пять, значит у меня семнадцать часов на то, чтобы раздобыть фотографию. Или просто узнать, как Мальцев выглядит».

Один вариант напрашивался сам собой: встретиться с родственниками Мальцева, уж у них-то обязательно есть снимки Александра. Однако тут возникали три существенных минуса: во-первых, мне не было известно, имеются ли  на данный момент у Мальцева родственники; во-вторых, если имеются, то я не знал, где они проживают; а, в-третьих, за их квартирами, несомненно, ведется постоянное круглосуточное наблюдение. Сунься туда – и сразу же окажешься в кабинете Губанова. А мне бы не хотелось провести еще одни сутки в правоохранительном учреждении без еды и сна. Завтра утром я как никогда должен быть бодрым и ясномыслящим.

– Представляешь, у шефа тоже кончилась бумага, - весело сказал Липатов, войдя в комнату. Ему сегодня не сиделось на месте. То и дело куда-то уходил. – Пришлось смотаться в магазин. – Он хитро улыбнулся. – Я засек время. Туда и обратно – десять минут. Плюс минут пять на очередь и светофоры. Ты же ходил полчаса! – Он поднял указательный палец. – Полчаса! Дим, я тебя ни в чем не обвиняю, но…

– Зануда! Олег, ты – зануда! – И тут меня, как  молнией ударило. – А я – осел! Какой же я осел!

Липатов поправил:

– Скорее, черепаха.

– Нет! Осел! – И я для пущей убедительности постучал кулаком себе по макушке. – Вот что, Олег, завтра в восемь утра встречаемся возле редакции. А сейчас мне нужно бежать, есть одно дельце. Если шеф спросит, где я, скажи: ушел – по работе. Кстати, так оно и есть!

Липатов непонимающе затряс головой:

– Чего-чего?

– Завтра в восемь возле редакции, - бросил я и рванул к двери.

Если бы не Олег, я, возможно, так и оставался бы ослом. Он напомнил мне об утреннем походе в магазин, а, следовательно, и о встрече с преподавателем колледжа. «Конечно, есть один человек, - думал я, - у которого можно без проблем достать фотографию Александра Мальцева. Они же приятели и наверняка не раз фотографировались вместе. К примеру, где-нибудь на берегу Упы. Мне нужно встретиться с историком-рыбаком!»

Уверовав в свою правоту, я сделал два телефонных звонка: один Ане, другой Свете. От первой узнал номер телефона второй, а уж от Светы – фамилию, домашний номер и адрес преподавателя колледжа.

«Шипучка! – усмехнулся я про себя. – Роман Евгеньевич Шипучка! И после собственной такой фамилии «Субботин» и «Губанов» кажутся ему смешными?! Хотя «Губошлепов» еще куда ни шло».

Для начала я решил позвонить… Шипучке.

– Алло? – послышался на том конце женский голос.

– А-а-а… – Честно говоря, я не ожидал, что мне ответит женщина. Шипучка не походил на женатого мужчину. – Добрый вечер!

– Добрый вечер! – отозвались мне.

– Можно ли услышать Романа Евгеньевича?

– А кто его спрашивает?

«Может, мать?»

– Это его знакомый говорит – Дмитрий Николаевич Уваров, - представился я. – Корреспондент еженедельника «Пригород».

Голос твердо заявил:

– Никогда о вас не слышала.

Это немного огорчило меня. «Обо мне не слышали! Странная женщина! Странная! Ни разу, что ли, не читала наш еженедельник? Или, когда читала, игнорировала криминальную рубрику?»

– Мы познакомились с Романом на дне рождения у Светланы, - объяснил я, нарочно назвав Шипучку запросто по имени. Пусть женщина подумает, что мы с ним хорошие приятели.
 
– У Светланы?

– Да, у Светланы. Светы. Мы тогда долго разговаривали с Романом о рыбалке и опричниках. Я обожаю историю, а рыбалку считаю главным увлечением жизни. Мы болтали с ним без умолку часа три.

– Болтали с ним три часа?

Со временем я, конечно, переборщил:

– Может, чуть меньше.

В трубке воцарилась тишина.

Я досчитал про себя до десяти и напомнил о себе:

– Алло!

– Да? – ответил женский голос.

– Так вы позовете Романа к телефону? Я очень спешу!

И тут она выдала:

– Его нет дома.

«Так что ж ты мне тогда допрос учиняешь, тянешь время! Кикимора!» - возмутился я. И спросил:

– А когда он вернется?

– Завтра. Роман на рыбалке.

Это удивило меня.

– Я видел его сегодня утром. Он мне не говорил, что собирается рыбачить.
 
– Что знаю, то говорю, - раздраженно ответила женщина.

Мне пришлось зайти с другой стороны:

– Как вас зовут?

– Зачем вам?

Хорошо, что ее не было поблизости, иначе я бы за себя не поручился. Придушить такую бабу – сделать миру одолжение.

– Дело в том, что мне нужно взглянуть на фотографии Романа, - сказал я, сдерживая гнев, - на его альбомы.

– Зачем?

– Я с удовольствием скажу вам, но не по телефону. Минут через пятнадцать я к вам зайду. Никуда не уходите. Слышите? Я скоро приеду.

– Зачем?

– Я вам все расскажу. Не бойтесь. Я не бандит и не грабитель. На мне светло-серая рубашка с коротким рукавом и льняные брюки. Посмотрите в глазок и впустите. На всякий случай напоминаю: моя фамилия Уваров. Попросите показать удостоверение – я его тут же покажу. И все: можете смело меня впускать.

– Зачем?

«Смени пластинку, дура!»

– Я все объясню. Если хотите удостовериться, что я знаком с Романом, позвоните ему на сотовый. У меня, к сожалению, только домашний. Или дайте мне его номер мобильного, я сам позвоню. Только не спрашивайте зачем!

– Зачем?

Я терял терпение:

– Ждите – еду. – И выключил телефон.


Через четырнадцать минут я уже стоял напротив квартиры Шипучки и бесцеремонно давил на кнопку звонка. Мне не открывали, хотя за дверью слышалось какое-то не то поскрипывание, не то посапывание.

– Кто там? – наконец спросил тот же женский голос, который я слышал по телефону.

Я отпустил кнопку и сказал:

– Это я вам звонил. Моя фамилия Уваров. – И отступил назад. – Видите, на мне светло-серая рубашка и льняные брюки.

Дверь приоткрылась ровно на длину вытянутой цепочки. Из квартиры на меня пристально смотрело неухоженное женское лицо.

– Здравствуйте! – Я добродушно улыбнулся.

– Здравствуйте!

– Вы звонили Роману? Спрашивали обо мне?

– Нет.

Я уточнил:

– «Нет» на оба вопроса?

Она задумалась. Видимо, вспоминала их. Еще бы – столько времени прошло с тех пор, как я их задал.

– Да, - ответила она. И добавила: – Предъявите документы.

– А вы подозрительны. – Я запустил руку в карман. – Однако предосторожность в наше время прежде всего. Не так ли?

Женщина, видимо, не могла одновременно и разговаривать со мной, и изучать мое удостоверение. А сейчас она сосредоточилась на последнем занятии.

– Вы не разговорчивы, - не выдержал я.

Она нахмурилась:

– Чего вы хотите?

– Я уже говорил по телефону: взглянуть на фотографии Романа. Особенно, сделанные на рыбалке. Если не хотите открывать дверь, я дам вам тысячу рублей, а вы просунете мне альбомы. Я их просмотрю и тут же верну назад. А вы мне отдадите деньги. Договорились?

– Нет.

– Две тысячи рублей.

– Нет, - ответила она скорее по инерции, чем обдуманно.

– Сто рублей из них оставите себе. Насовсем. За беспокойство.

– Нет.

– Двести.

Пауза. И все же:

– Нет.

У меня опустились руки, и я не знал, что еще сказать.

– Здесь нет альбомов и фотографий, - вдруг проворчала она. – Даже книг нет.

Мои глаза округлились:

– Как так? У всех есть альбомы. И книги. – «Кроме, пожалуй, старшего лейтенанта Субботина!»

Женщина проворчала еще что-то, а потом четко сказала:

– У нас сейчас идет ремонт. Все свои альбомы мы отвезли на дачу. Вместе с книгами.

– Правда? Как жаль! А где у вас дача? Предвосхищая ваш вопрос, отвечу: мне необходимо повидаться с Романом и просмотреть альбомы. Срочно. Это вопрос жизни и смерти.

– Чьей?

Она меня достала, и я решил пойти на хитрость. Пришлось использовать старый, как мир, но до сих пор безотказный трюк.
 
– Послушайте, мне, ко всему прочему, необходимо вернуть Роману долг. Я завтра уезжаю, поэтому хотел отдать деньги сегодня. Не люблю, когда кому-нибудь должен. Это меня гнетет. К тому же пропадает и сон и аппетит.

– Вы что – не туляк?

– Туляк. – Я не понял, к чему был задан этот вопрос. – А что?

– И работаете в «Пригороде»?

– Да.

– И живете в Туле?

Честно говоря, под ее подозрительным взглядом, я засомневался в правоте своих слов, но все-таки ответил:

– Да. Живу здесь.

Женщина ухмыльнулась, словно подловила меня на лжи:

– Куда же вы завтра уезжаете?

Я вздохнул (не смог сдержаться):

– В командировку. На неделю. Может, больше. И хотел бы вернуть Роману деньги до отъезда.
 
Она предложила:

– Отдайте мне. Я передам.

Я покачал головой:

– Не могу. Сами посудите: мне не известно, какие у вас и у вашего… сына отношения.

– Брата. – Ее лицо стало еще более серым.

«Черт! Эта женщина меня так довела, что я и не догадался сделать примитивный комплимент: например, назвав ее младшей сестрой Шипучки. Даже самые страшненькие представительницы прекрасного пола падки на лесть. Теперь же я для нее враг. На всю оставшуюся жизнь».

– Извините, - сказал я.

В разговоре возникла неловкая пауза. Сестренка историка сама нарушила ее, строго спросив:

– Сколько же вы ему должны? 

Памятуя, что Шипучка – преподаватель, а не, скажем, предприниматель, я не стал называть мифическую сумму:

– Пятьсот рублей.

И что вы думаете: она практически сразу мне все рассказала. Назвала адрес дачи в Мясново, призналась, что Роман не на рыбалке, а как раз там. Правда, вот номер его мобильника не назвала. Шипучка недавно потерял телефон, а новый еще не приобрел. Финансовые затруднения.

Я поблагодарил ее, назвал «милой собеседницей», вышел из подъезда и, не теряя ни минуты, отправился в Мясново.


ГЛАВА  14

А  ВОТ  И  МАЛЬЦЕВ!

Да, я нарушил закон. Но на это были весомые причины, смягчающие мою вину: я старался ради спасения жизни Сергея Нефедова. Пусть он и не достоин был этого. Отнюдь не любопытство побуждало меня к стремлению завладеть фотографией Александра Мальцева.
Добравшись до Мяснова, я, к своему огорчению, обнаружил, что на даче Шипучки никого нет. Сам хозяин, видимо, куда-то ушел и записки не оставил, не ожидая в этот вечер гостей. А может быть, его здесь сегодня и не было. Он мог обмануть сестренку, за что я его совершенно не упрекаю.

Однако я решил во что бы то ни стало раздобыть то, за чем приехал. Но тупо сидеть в машине у ворот и ждать возвращения Шипучки я не мог и не хотел. Во-первых, неизвестно было, когда он появится, а во-вторых, не было уверенности, что он вообще появится. Поэтому я, припрятав «приору» неподалеку,  осмелился проникнуть на дачу при помощи перочинного ножа.

Прежде чем отодвинуть оконную задвижку, я покосился на соседнюю дачу. Ни света, ни движения, ни звука – там тоже не было ни души.
 
Словами не передать, сколько я натерпелся, пока не нашел то, что искал. Мне пришлось двигаться на ощупь – включать свет было опасно. Немудрено, что я то и дело задевал косяки дверей, шкафы и еще какие-то предметы. И только попавшийся спичечный коробок помог мне наконец-то обнаружить среди бесчисленного количества книг несколько альбомов.
Обжигая пальцы быстро гаснущими спичками, я принялся перелистывать одну страницу за другой. Я просматривал все альбомы, начиная с детских и школьных. Необходимая фотография могла случайно затеряться и среди них.

Из первого же альбома я узнал много интересного об историке–болтуне: например, когда-то Шипучка был женат. Но потом брак, видимо,  распался. По крайней мере, с определенного момента фотографии жены исчезли. Чего нельзя было, к сожалению, сказать о сестренке. Ее фотографии никуда не делись. Эта Шипучка с неприятной периодичностью попадалась мне на глаза.

Следующий альбом был целиком посвящен преподавательской деятельности историка. В нем находились снимки коллег и учеников Романа Евгеньевича.

Возможно, мои поиски скорее увенчались бы успехом, если бы не постоянная необходимость чиркать спичками. Я почти израсходовал весь коробок, когда догадался использовать в качестве фонарика телефон, подаренный Аней.

И, наконец, интересующие меня фотографии были найдены. Они находились в альбоме, посвященном хобби историка – рыбалке. Уже на второй странице я обнаружил снимок, на котором Шипучка с удочкой в руках стоял рядом с коренастым светловолосым парнем. На обратной стороне было указано, когда и где была сделана фотография. И еще добавлено: «Я и А.М.». Расшифровка инициалов отсутствовала. Но на другом снимке я снова увидел этого коренастого парня, и там уже черным по белому было написано: «Я и Александр Мальцев».

– Есть! – вырвалось у меня.

Я извлек фотографию из альбома и убрал ее в карман. Потом, насколько это было возможно, разложил все по местам и осторожно направился к окну, через которое проник на дачу. Однако беззвучно добраться до него у меня не получилось: споткнувшись обо что-то, я чуть не растянулся во весь рост посередине комнаты.

– Черт!

Я осветил пол и обнаружил, что зацепился за половицу. Она задралась, а под ней оказалась небольшая дверца, ведущая в погреб. Я уже нагнулся, чтобы все поправить, как на улице послышались уверенные шаги, приближающиеся к даче. «Шипучка», - пронеслось у меня в голове.

Приподняв дверцу в полу, я осторожно спустился в холодный погреб. Задержавшись на третьей ступеньке, прихватил рукой половицу и слегка дернул ее на себя, закрывая дверцу. Снаружи, как мне казалось, все должно было выглядеть так, словно никто ничего не трогал.
И вот уже в погребе я поинтересовался сам у себя:

«А почему я спрятался? Если это Шипучка, не лучше ли просто во всем ему признаться? Я видел лицо Мальцева и теперь мог вернуть фотографию. Вряд ли он начнет бушевать и кинется на меня с кулаками. Не такой он человек».

Шаги, между тем, отчетливо слышались уже прямо над головой. Шипучка, если это был он, расхаживал по комнате. Его тень временами загораживала полоски света, что просачивались в погреб.

«Подожду минут десять, - решил я. – А потом, если он не уйдет, обнаружу себя. Лучше подвергнуться его занудству, чем околеть в этом карцере».

Усевшись на бортик закрома, полного картошки, я бегло оглядел свой временный приют. Банки с засолками, доски, старые обои, хозяйственный инвентарь – все как и полагается.
После  жаркого июльского дня и теплого вечера, оказавшись в холодном погребе, я, что называется, на собственной шкуре ощутил температурный контраст.

«Десять минут! Не больше!» - пообещал я себе.


Когда они истекли, эти десять минут, я уже чувствовал, что замерзаю не на шутку. У меня даже начали стучать зубы. Ждать дальше не было ни смысла, ни желания: наверху, в комнате, кто-то все также продолжал расхаживать взад – вперед.
 
Поднявшись с закрома, я подошел к лестнице. Внутренне я давал себе нужную установку:

«Окликну его, негромко, чтобы у него инфаркт не случился, извинюсь за вторжение и… и свалю отсюда, чем быстрее, тем лучше!»

Я уже поставил было одну ногу на ступеньку, как что-то заставило меня обернуться…
Я увидел нечто такое, что ввело меня в ступор. Мои глаза, уже привыкшие к темноте, вырвали из полутьмы погреба что-то светлое, торчащее из закрома. Вернувшись к нему, я к своему ужасу обнаружил, что это блестел браслет наручных часов. Наручных часов, надетых на человеческую кисть. Человеческую кисть, торчащую из заваленного картошкой закрома.
Не знаю, сколько я простоял, глядя на браслет, но, наверное, не меньше минуты. Потом дрожащими руками я начал разгребать картошку в том месте, где, по моим предположениям, должна была находиться голова. И угадал: сначала появился чумазый нос и часть левой щеки, потом закрытые глаза и правая щека… Я остановился – мне нужно было отдышаться. Еще не видя волос покойника, я уже догадался, кто находится передо мной. Когда же они показались: светлые, короткостриженные, - догадка превратилась в уверенность. На даче Шипучки в погребе в закроме лежал Александр Мальцев, засыпанный картошкой. Вернее, лежал его труп, так как Мальцев был мертв, и, по всей видимости, уже несколько часов.
У меня закружилась голова. Не от вида покойника, а от бессмысленности, как выяснилось, моих гениальных предположений и от нереальности происходящего. Мальцев, снайпер и убийца, Мальцев, которого безуспешно разыскивала милиция, валялся здесь, бездыханный, как огородное пугало, и никому уже ничем не мог угрожать. По крайней мере, не в этой жизни.

– Я вижу, вы все-таки нашли его, - послышалось позади, - моего приятеля и рыболовного компаньона. Как же вам это удалось?

Находясь в трансе от увиденного, я не услышал, как поднялась дверца в полу, и не заметил, как в погреб заглянуло бульдожье лицо.

– Поднимайтесь сюда, Дмитрий Николаевич, - предложил Шипучка. – Вам, наверное, холодно. В погребе температура такая же, как в склепе.
 
Словно под гипнозом, я отошел от закрома и стал медленно и покорно подниматься наверх.


ГЛАВА  15

ИСПОВЕДЬ

В комнате горел свет, шторы на окнах были тщательно задернуты. Ни один человек, находящийся на улице, не мог бы увидеть нашу мизансцену: меня, бледного и ошарашенного, и Шипучку с винтовкой в руках, стоящего напротив. Ствол оружия был направлен прямо мне в грудь.

В первые несколько мгновений мне казалось, что я вижу сон. Причем не кошмарный, а фарсовый. Винтовка и болтун–недотепа, по фамилии Шипучка, никак не ассоциировались в моем сознании друг с другом. Я скорее мог бы представить старшего лейтенанта Субботина, участвующим в конкурсе «Алло! Мы ищем таланты!» Его неуклюжий гопак или в прямом смысле слова сногсшибательный канкан поразили бы меня гораздо меньше, чем занудный преподаватель истории с оружием в руках.

– Как вы узнали? – нарушил продолжительную молчаливую паузу Шипучка.

Я сглотнул, потом покашлял и, наконец, выдавил из себя:

– Что именно?

Лицо преподавателя истории было не типично хмурым:

– Я, конечно, не снайпер, каким был Мальцев, но с такого расстояния попадет любой. Даже слепец.

– Проверять не будем, - пробормотал я.

– Вам хочется жить?

– А вам нет?

Шипучка зажмурил сначала один глаз, затем другой:

– Речь сейчас не обо мне, а о вас.

Я почесал свою легкую небритость на подбородке:

– Обожаю говорить о себе любимом. Могу делать это часами. – Еще в детстве я заметил за собой поразительное свойство: когда мне было страшно, я начинал острить и нести всякую ахинею. – Я думаю, лет тридцать у нас в запасе еще есть. Хотите начать с моего рождения или сразу перейдем к детскому саду?

– Вам смешно? Шутите?

– Я шучу, а значит – я живу.

– Увы! Вам недолго осталось… жить. Этим вечером вы умрете. Другого выхода нет. И это не доставит мне удовольствия. – Шипучка дважды вздохнул. – Вы должны понять: во всем виноваты вы сами. К чему такое рвение? Вы же не милиционер. Зачем искать разгадку того, что вас не касается? Сколько раз такие люди, как вы, дорого платили за свое безрассудство. История знает тысячи схожих примеров, начиная от Киевской Руси и заканчивая современной политической ситуацией в России. Да и за рубежом дела обстояли не иначе…

Я взмолился:

– Можно без лекции! Лучше сразу пристрелите! Ваш псевдоинтеллигентный и псевдокультурный треп – та еще пытка!

Он оскалился:

– И пристрелил бы! Раз – и готово!

– Так в чем же дело?

– Сначала мне нужно выяснить, каким образом вы меня разоблачили. – Шипучка сдвинул брови. Однако эффект устрашения не сработал. Если бы не винтовка, я бы расхохотался. – Кто навел вас на дачу? Или что?

– Честно? – спросил я.

– Хотелось бы.

– Никто и ничто. Я вас, собственно, и не разоблачал.

Историк угрожающе приподнял винтовку:

– Я вооружен! Не злите меня!

– И в мыслях не было, – признался я. – Кстати, вы не боитесь, что выстрел кто-нибудь услышит? Соседи по даче? Случайные прохожие?

– Не боюсь. – Шипучка с опаской покосился на окно. – Винтовка с глушителем. Практически беззвучная.

– Это радует, - заметил я с облегчением.

– Так как вы меня вычислили?

Я не успел ответить – у меня зазвонил мобильник. Его внезапное пиликанье заставило обоих нас вздрогнуть. Слава Богу, что Шипучка при этом ненароком не нажал на курок.

– Кто это? – спросил он, винтовкой указав на телефон.

Посмотрев на дисплей, я ответил, что это моя девушка. Что было абсолютной правдой: звонила Аня.

– Отключитесь! – приказал Шипучка.

Я скривил губы:

– Не могу. Она забеспокоится. 

– Тогда напишите сообщение, что заняты и не можете сейчас разговаривать. Только покороче.

– Пожалуйста. – Я так и сделал. Это заняло у меня меньше минуты.

– Покажите!

Я протянул ему телефон дисплеем вперед. Историк кивнул:

– Хорошо. Теперь отключитесь.

Направленное на тебя дуло винтовки не располагает к дискуссии, поэтому оставалось лишь повиноваться. Я нажал две-три кнопки и положил телефон на стол, стоявший между нами.
 
– Правильно поступаете, - одобрил Шипучка. – В вашем нынешнем положении спорить совершенно бессмысленно.

– Не уверен. Вы ведь все равно меня убьете.

– Придется. Но я могу убить вас одним выстрелом, или сначала прострелить коленную чашечку на правой ноге, потом на левой…

Я усмехнулся:

– Вы, Роман Евгеньевич, гангстерских фильмов насмотрелись. – Растущий во мне страх просто провоцировал меня на неуместные шутки. – А в тазик с цементом вы не хотите меня поставить? И куда-нибудь в водоем столкнуть? В Воронку, например? Или в прудик какой-нибудь?

Он выстрелил. Пуля пролетела в миллиметре от моего лица. Я почувствовал холодок у щеки и невольно отшатнулся.

– Я не промахнулся, - прокомментировал Шипучка свой выстрел. – Это урок. – Он передернул затвор. – Итак, как вы меня вычислили?

Я обреченно покачал головой:

– Я вас не вычислял. Я пришел сюда из-за Мальцева. Ради его фотографии. Мне нужно было знать, как он выглядит.

– Зачем?

«Вот опять «зачем»! – подумал я. – У них с сестрой это слово является словом–паразитом». Вслух же сказал:

– Я думал, что Мальцев попытается убить Нефедова-младшего завтра на похоронах.
 
– Не попытается. – Дуло винтовки снова опустилось на уровень груди.

– Да, - согласился я. – Теперь мне это известно.

Шипучку осенило:

– Вы рылись в моих альбомах?

– Да.

– И нашли фотографии Мальцева?

– Да.

– Забрали?

– Только одну.

– Верните, - потребовал он.

Я медленно вынул снимок. 

– Положите на стол.

Я повиновался.

Шипучка резко схватил фотографию и, мельком взглянув на нее, тут же сунул в карман.

– Хорошо тогда отдохнули? – поинтересовался я.

Он ответил с кислой миной:

– Нет. Совсем клева не было.

– Что же вы такие довольные?

– Выпили.

– Понятное дело.

– Что вам понятно?! – ни с того, ни с сего огрызнулся рыболов–любитель. – Зачем вы полезли в погреб? Рассказывайте!

– Услышал шаги и запаниковал. Решил спрятаться. – Я чихнул, но пожелание здоровья не услышал. – Роман Евгеньевич, а вы не боитесь держать покойника в таком доступном месте? Туда может залезть кто угодно.

Шипучка снова повторил трюк с поочередным зажмуриванием глаз.

– Это вынужденный риск. Сегодня ночью Мальцева там уже не будет.
 
– Опасаюсь спросить… – Я чуть было снова не чихнул. – И все-таки: где же он окажется?

– Там же, где и вы.

– Это где?

Ответ прозвучал жутко лаконичным. Нет, лаконичным до жути. Короче, он прозвучал и лаконично, и жутко:

– В могиле.

Что на это можно сказать? Лично я продолжал задавать вопросы:

– А сколько Мальцев пролежал в закроме? Когда вы его убили?

Шипучка недоверчиво уставился на меня:

– Зачем вам это знать? Вы умрете раньше, чем расскажите кому-нибудь об этом. – Он снова вскинул винтовку.

– Потому и спрашиваю, что скоро умру. Хотелось бы знать напоследок – что к чему. Не откажите в последнем желании приговоренного. Даже преступникам в этом грех отказывать. А я честный человек. Вспомните, в так любимой вами истории никому не отказывали в последней просьбе. Поэтому прошу, исповедайтесь.

Шипучка задумался. Скорее всего, искал подходящий повод для отказа. Однако безуспешно.
– Хорошо, - уверенно сказал он. – Что вы хотите знать?

– За что вы их всех убили: Мальцева, Нефедова, «львов»? Как устроили, что подозрение пало на Мальцева? И собираетесь ли убить Сергея Нефедова?

Он, не отводя от меня винтовки, сделал шаг в сторону стола и присел на его край. «Лучшего места для исповеди трудно и представить», - подумалось мне.

– Я расскажу, - ответил он. – Мне самому необходимо выговориться. Я не могу больше держать это в себе. Правда, мой рассказ займет некоторое время. Но я надеюсь, что нам никто не помешает. А я постараюсь не отвлекаться на мелочи и говорить только по существу.

«Нет уж, будь таким же занудой, как всегда. Торопиться не надо. Чем дольше ты будешь говорить, тем дольше я проживу».

– Итак, - начал он, - три года назад у меня была жена… Я ее очень любил… Еще со школы… Она была первой и последней женщиной в моей жизни… – Он глубоко вздохнул. – Мы замечательно жили… Я и не предполагал, что однажды все мое счастье закончится… оборвется… Я не мог и подумать, что мне придется носить маску нормального человека в то время, когда душа моя будет гореть огнем, а жажда мщения станет единственной моей страстью. Что эта жажда в своем стремлении осуществиться превратит меня не только в мстителя, но и в убийцу. Правда, пока на моих руках только кровь Мальцева – человека, который сам был убийцей. Он тоже жаждал мести, но считал себя обреченным человеком. Я же хочу жить и не собираюсь расплачиваться за то, что делаю… – Он поперхнулся и закашлялся. – А Мальцев был не таким, не таким... Я об этом еще скажу. Позже. Может быть.

– Моя жена погибла, - продолжал он. – Ее сбила машина. Водитель был пьян. И что вы думаете произошло потом? Ничего. Этого ублюдка даже не оштрафовали. А знаете почему? Потому что наш закон не объективен! Одному дают пожизненное за какую-нибудь пустячную халатность, а другому… – Его голос дрогнул. – Этим пьяным водителем был депутат Нефедов. Три года назад он отнял у меня жену. Напившись, отпустил водителя и решил погонять по городу. Представляете?

Уже тогда у меня закралась мысль о мщении. Я долго вынашивал ее. Я собирался уничтожить его… его одного. И только! И вот семь месяцев назад судьба свела меня с Мальцевым. Однажды на рыбалке мы очень крепко выпили, и наш разговор коснулся темы возмездия. Тема оказалась актуальной для нас обоих. Мало того, выяснилось, что объектами нашей мести являлись отец и сын Нефедовы.

Лет пятнадцать назад Сергей Нефедов избил брата Мальцева – Игоря. И тот сначала стал инвалидом, а потом умер. Уже тогда будущий депутат Нефедов умел откупаться от правосудия. И неважно, кого он отмазывал в очередной раз – себя или сына, или еще кого-нибудь – у него всегда прекрасно получалось избегать наказания. – Шипучка так сжал винтовку, что она, бедная, затрещала. – Я в свое время побывал во многих кабинетах и разговаривал с такими людьми… Но депутат Нефедов был абсолютно неприкосновенной личностью. Мне, в отличие от семьи Игоря Мальцева, он даже не предлагал никакой денежной компенсации. Хотя, разумеется, я бы ничего от него не принял. – Историк-мститель запрокинул голову и с вызовом посмотрел мне прямо в глаза. – Я даже приходил в ваш «Пригород». Однако и этот мой шаг был напрасной тратой времени. Мне отказали в статье о «подвигах» Нефедова.

Я усомнился в его словах:

– Не помню этого. Вы говорите три года назад? – Я напряг память. – Недавно мне пришлось просматривать все громкие преступления за последние десять лет. О пьяном Нефедове, действительно, не было ни строчки. И все же до меня такая информация должна была дойти. С кем вы говорили в редакции? С Олегом Липатовым?

– Нет, с Сергеем Борисовичем. Главным редактором.

– Да, это мой шеф, - подтвердил я. – И что он вам сказал?

– Он извинился (я вам искренне, сочувствую!), но сказал, что не может написать о пьяном наезде Нефедова, так как его убедительно просили этого не делать.

– Сергей Борисович вам отказал?

– Да, - кивнул Шипучка. – Хотя очень долго передо мной извинялся и соболезновал моему горю.

Он замолчал. Я же спросил:

– А дети у вас были?

Бульдожье лицо перекосилось:

– Нет, Лиза не могла иметь детей.

– Сочувствую.

– Не стоит. На чем я остановился?

Я напомнил:

– Вы как-то выпили с Мальцевым, разговорились и выяснили, что тема возмездия актуальна для вас обоих. И что у вас практически один и тот же враг – Нефедовы.
 
– Да. Так вот: в сильнейшем подпитии Мальцев признался, что поставил себе целью истребить всех, кто повинен в смерти брата. Он даже сказал, что четверых уже уничтожил. В его «черном» списке оставались двое: Константин Ткаченко и Сергей Нефедов. Правда он не решил еще, как с ними расправиться. – Шипучка облизал губы. – На следующий день мы не возвращались к тому разговору, и вплоть до прошлой недели вели себя так, словно его вообще не было. Я не знаю, почему Мальцев ждал столько времени, прежде чем купил винтовку и вернулся к мысли о мести.
 
– А вы чего ждали? Почему в течение трех лет так и не попытались отомстить Нефедову–старшему?

Историк на секунду отвел взгляд:

– Сначала я боялся, что меня тут же вычислят. Ведь свежи еще были мои справедливые нападки на него. – Он сглотнул. – Потом опасался, что у меня ничего не получится… Да и способ мести никак не мог выбрать. Ни бойцом, ни стрелком я никогда не был. К тому же… мне было страшно.

– Неужели вас так сильно беспокоило ваше будущее? И это после того, как вы все потеряли. Жену. Счастье.

– Представьте себе: да! – агрессивно воскликнул Шипучка. – Меня и сейчас волнует мое будущее. Уверен, оно не будет радужным, и все-таки я хочу сам решать, как распорядиться своей жизнью. Если после смерти Нефедова я надумал бы покончить с собой, я бы так и сделал. Однако, как видите, я жив. И хочу жить. Пусть время не излечивает, но немного притупляет боль.

– Вы сами себе противоречите.

– Нет. – Он поднялся на ноги. – Моя исповедь окончена. Я устал. А силы мне понадобятся. Позднее. Вам же пора умереть.
 
– Подождите минутку, - запротестовал я. – Кто стрелял в лобовое стекло форда? Кто застрелил Ткаченко и Нефедова? Мальцев?

Он молчал.

– И за что вы убили его?

– Вам должно быть все равно. – Он вскинул винтовку.

– Это не так! – закричал я. – Если вы сейчас застрелите меня, не рассказав все до конца, я этого не переживу. Прошу: ответьте на мои вопросы. Пожалуйста!

Шипучка после долгих раздумий опустил оружие и сказал:

– Вкратце. Я напросился к Мальцеву в помощники. Убедил его, что необходимо застрелить депутата, чтобы из Канады прилетел Сергей Нефедов. И дать объявление – тоже была моя идея. – В голосе чувствовалась гордость. – Мальцев послушал меня. Так что и Ткаченко, и Нефедова-старшего, как вы его называете, убил он.

Я был поражен:

– В один день? В разных концах города?

Шипучка ответил уже без всякой гордости:

– Мальцев застрелил Ткаченко на площади, как и планировал. У меня же была назначена встреча с этим… Субботиным. Но он был занят, и со мной разговаривал некто Груздьев. Из окна кабинета, в котором проходила наша беседа, я увидел подъехавший затонированный автомобиль. Из него вышел Нефедов. Он решительно направился в отделение. Я испугался, что мерзавец приехал просить помощи, защиты, поэтому сразу же, как только освободился, позвонил Мальцеву. Я сказал ему, что необходимо немедленно действовать. Если не убить Нефедова сегодня, завтра к нему уже не удастся подступиться. А следовательно, и к его сыну тоже. Мальцев согласился со мной. Так что я наводил, а ему оставалось лишь нажимать на курок.

Я отмахнулся:

– Бред! Он же был снайпером. Он знал, что необходимо выбрать удобную позицию, убедиться, что нет свидетелей и мало ли что еще…

– В тот день он действовал спонтанно. Он жил у меня здесь. Мы часто разговаривали. Он признавался мне, что поимка не страшит его. Более того, он собирался сам сдаться после убийства Сергея Нефедова. Сам пойти в милицию.

– А как же винтовка? Он же не мог прогуливаться с ней по городу? Пусть она и небольшая.
 
– Винтовка вполне помещалась в спортивную сумку. На подготовку к стрельбе у него уходили секунды.

– Все равно не представляю, как он мог рассчитывать лишь на везение. Ведь какая-нибудь роковая случайность могла помешать ему. Не понимаю.

– Ничем не могу помочь. – Шипучка заерзал на месте. – Вы скоро увидитесь с Мальцевым, тогда и спросите у него самого.

Я огрызнулся:

– У вас, Роман Евгеньевич, своеобразное чувство юмора. Не смешное.

– А я и не шутил, - несколько обиженно отозвался он. – Больше ничего не хотите знать? Вопросы закончились?

– Осталась парочка. Например, что с вашим мобильником? Потеряли?

– Сестра сказала?

– Да.

– Дура! Ничего я не терял.

– Вы потеряете все, когда вас поймают, - совершенно серьезно сказал я. – Подумайте об этом!

Он подумал и снова вскинул винтовку:

– Передайте привет Мальцеву.

Чтобы Шипучка вдруг не пошутил, не шутя, например, выстрелив в меня, я поспешно задал новый вопрос:

– А почему вы убили его?

– Мальцева? – уточнил историк, словно список его жертв состоял не из одной фамилии.


– Да. Почему вы убили Мальцева?
Ему было неприятно вспоминать об этом, но он сделал над собой усилие. И, что меня особенно порадовало, вновь немного опустил оружие.

Итак, историк ответил:

– Вчера вечером Мальцев сказал, что после убийства Сергея Нефедова сдастся милиции. Я пытался его переубедить, однако ничего не получалось. Мы поругались. Он замахнулся на меня, обозвав трусливым… Не хочу даже произносить то, что он сказал… Я, правда, тоже в долгу не остался. Винтовка лежала на столе между нами. Мы оба бросились к ней. Я схватил ее первым и просто нажал на курок.

– Да уж «просто»! – вырвалось у меня.

Шипучка замолчал, о чем–то задумавшись. Я же, по понятным причинам, не прерывал этого молчания.

Наше затишье перед бурей продлилось пару минут.

– Я не хочу вас убивать, - вдруг сказал он.

Мой ответ был очевидным! Я посоветовал:

– Не противьтесь этому желанию. Вы на правильном пути.

Историк горько посмотрел на меня и в который раз (тысячный, наверное!) вскинул винтовку.
 
– Придется. Вы сами влезли во все это. Если бы не ваше появление, милиция до отупения искала бы Мальцева. Потом, не найдя, угомонилась бы. А они бы его ни за что не нашли. Ни за что! И никогда!

– Откуда такая уверенность?

– У меня был план, - признался Шипучка. – Он и сейчас сработает. Но теперь будут разыскивать не только Мальцева…

– Кого же еще?

– Вас, разумеется.

Я закашлялся:

– И тоже не найдут?

Он утвердительно кивнул.

– Убийство депутата областной Думы забудут не скоро, - предупредил я. – Здесь на срок давности не рассчитывайте.

– Ничего. Поживем – увидим, - фаталистически заметил Шипучка. – Что-нибудь хотите сказать напоследок? Последнее слово лучшего тульского журналиста? Я говорю так без всякой лести. Искренне. Вы – лучший тульский журналист!

– Корреспондент, - с презрением в голосе поправил я и всем видом показал, что разговаривать нам больше не о чем.


ГЛАВА  16

МЕСТЬ  ПОРОЖДАЕТ  МЕСТЬ

Я отрешенно смотрел на направленное на меня оружие. А оно, слегка подергиваясь, меняло направление, угрожая залепить пулю или в лоб, или в грудь. Мне по этому поводу переживать не стоило: если мой труп все равно не найдут, какая разница, куда он выстрелит?! Лишь бы только без мучений – сразу наповал.

– Не тяни, садюга! – пробормотал я.

Он в ответ пробубнил:

– Как скажешь!

И вдруг шторы ярко осветились. Настолько ярко, что свет буквально пронизал их плотную ткань. Шипучка задергался, бросая взгляд то на меня, то на окна. На его лице читался ужас.

– Посмотрите, кто там, - приказал он дрожащим голосом.

Я не двинулся с места. Просто попал в психологический ступор.

– Посмотрите! – повторил Шипучка. – Кто там?

На этот раз мои механизмы, отвечающие за передвижение тела, сработали безотказно. Я подкрался к ближайшему окну и слегка отодвинул штору.

– Ну? Милиция? – в нетерпении вопрошал напуганный историк-мститель.

Я надеялся, что это были они, но ошибся.

– Кто же там? Кто?

– На милицию не похоже, - пробормотал я. – Машины огромные. Кажется, джипы. И их там штуки три, не меньше.

– Джипы?

– Да. – Я вглядывался в темноту, царившую за ослепляющим ярким светом. – Нет, не три, а четыре! Четыре джипа! А сколько народу! С оружием!
 
– Что? – Шипучка сам подбежал к окну. – Черт возьми, все верно – целая армия! – Теперь он весь задрожал. Не только голос. – Трое идут сюда.

Действительно, из яркой световой пелены к даче направлялись трое мужчин. Мы видели лишь их силуэты, однако автоматы в руках идущих по краям, угадывались отчетливо. Тот же, что был посередине, хотя и безоружный, шел увереннее остальных, бесстрашней, по-хозяйски.

– Эй, в доме! – крикнул он. – Если будете стрелять, вам конец. Нас шестнадцать человек, и все мы вооружены. Так что даже не рыпайтесь.

Мы с Шипучкой переглянулись.

– Это по вашу душу? – спросил я шепотом.

– Не знаю. Может, по вашу? – И тоже тихо–тихо.
 
Я покачал головой:

– Вряд ли.

Подойдя ближе, троица остановилась. Теперь мы могли, пусть и не совсем отчетливо, но рассмотреть их лица. Лично я вглядывался только в того, кто стоял посередине. Думаю, Шипучка тоже, потому что нас обоих осенила одна и та же мысль.

– Сергей Нефедов, - произнесли мы одновременно.

Без сомнений, это был сын почившего депутата. Повзрослевший, возмужавший. Я представил себе лицо, которое впервые увидел на фотографии шестнадцатилетней давности в кабинете Нефедова, и готов был поклясться, что не ошибаюсь. Перед дачей стоял самый кровожадный из «львов». Хищник, вышедший на тропу войны. Месть Шипучки и Мальцева породила еще одну месть. И будет ли она последней – не известно. Оскорбленные чувства нанизывались друг на друга, образуя цепочку. И если никто не прервет ее, она может тянуться до бесконечности. Сын депутата явно не собирался этого делать. Иначе не был бы здесь.

В отличие от отца, Сергей Нефедов не обладал внушительными габаритами, хотя и худеньким его нельзя было назвать. Скорее, ему бы подошло следующее описание: крепкий, атлетически сложенный молодой мужчина.

Его голос был голосом самоуверенного, самодостаточного типа, не знающего или не принимающего отказов. Вот в этом он походил на отца. Правда, в речи ощущался легкий иностранный акцент – следствие проведенных в Канаде трех лет. В данной ситуации этот акцент придавал его голосу, и так не доброжелательному, устрашающее звучание. У меня мурашки пробежали по спине.

А Шипучка был просто раздавлен. На преподавателя истории (думаю, уже бывшего) было жалко смотреть. Себя я, конечно, видеть не мог, но смею надеяться, что выглядел гораздо мужественнее.   

– Мы сейчас войдем в дом, - предупредил Нефедов. – Всякое неповиновение будет караться. Так что без глупостей. Дом окружен моими людьми.

– Откуда у него люди? – искренне удивился я. – Он же жил в Канаде. А замашки, как у местного авторитета.

Шипучка, не прекращая дрожать, предположил:

– Это, наверняка, люди его отца. 

– Его отца?! Согласен, депутат Нефедов был далеко не приятным человеком. Но о его связи с криминалом я никогда не слышал. Даже не догадывался. Хотя, факт известный, где политика –  там деньги, а где деньги – там криминал.

– Именно.

Троица подошла к порогу.

– Что делать? – Шипучка окончательно опустил винтовку. Его уже трясло так, что мне казалось: он скоро развалится на составные части.

– Прятаться бесполезно – найдут, - рассудил я. – А сопротивляться бессмысленно – их больше. Остается одно: послушать, что Нефедов скажет. Есть один шанс из тысячи, что нас не убьют.

– Всего один?

– Не больше. У него застрелили отца, представляете, как он себя чувствует. Вы разбудили зверя. Хорошего не ждите.

В дверь постучали.

– Может, показать ему труп Мальцева? – предложил Шипучка. – Сказать, что его отец уже отомщен. Как вы считаете?

– Сначала нужно выслушать его. Не надо торопиться сдавать козырей.
 
– Открывайте! – послышался требовательный голос Нефедова–младшего. – Я нашел этот адрес в записной книжке отца. Адрес был подчеркнут. Я не уеду, пока не узнаю, почему отец занес его туда и подчеркнул. Так что открывайте!

Я посмотрел на историка-мстителя:

– Зачем депутат занес адрес вашей дачи в свою записную книжку?

Тот растерянно приподнял плечи:

– Не знаю.

– Может, догадывался, что вы причастны к покушению на него?
 
– Мо… Я не знаю.

– Открывайте! – надрывался, между тем, Сергей Нефедов.

Я пнул хозяина дачи в бок:

– Чего вы ждете? Легкий инфаркт случился? Открывайте.

Он побелел:

– Почему я?

– Во-первых, это ваша дача. А во-вторых, у вас винтовка.

Шипучка быстро откинул половицу, распахнул дверцу и швырнул оружие в погреб. Я же, не мешкая, схватил свой телефон.

– Надо позвонить Губанову, - прошептал я. – Если нас убьют, пусть он знает, кто это сделал.

– Губанову?

– Да. Капитану Губанову. Если хотите называть его «Губошлеповым», ваше право. Сейчас нет времени на споры.

– Вы хотите позвонить капитану милиции?

– Хочу.

В дверь уже не стучались, а просто ломились.

– Меня же посадят?! – Глаза Шипучки безостановочно моргали.
 
– А вы предпочитаете умереть? – Я едва не дал ему в лоб. – Что-то новенькое, Роман Евгеньевич! Но вы не огорчайтесь: милиционеры так оперативны, что как раз успеют к нашим похоронам.

– Зачем же звонить?

Не люблю повторяться, однако все-таки процедил:

– Уже говорил: чтобы Губанов узнал, кто нас с вами порешил. – И, повернувшись к Шипучке спиной, полез в погреб.

– Вы куда? – чуть ли не завопил он.

Я ничего не ответил и даже не обернулся.

Входная дверь треснула, и стало понятно, что через секунду незваные гости будут в комнате.

– Накройте половицу, - приказал я и закрыл за собой дверцу.

Если вы подумаете, что я испугался, вы будете совершенно правы – я был напуган; но если решите, что струсил – придется вам возразить. Дело обстояло иначе: мне необходимо было спрятать свой мобильник, ведь дозвониться куда-либо из погреба – совершенно напрасное занятие. Связь если бы и была, то, без сомнений, очень отвратительная. К тому же меня могли услышать наверху.

Зачем же тогда я собирался спрятать телефон? Боялся расстаться с Аниным подарком? Пожалел ее деньги? Нет, мною двигали иные причины. Но позвольте пока повременить с их оглашением.

Итак, спрятав телефон, я укрылся в самом темном углу погреба. Мне оставалось либо безропотно ждать своей участи, либо придумать что-то. Я вспомнил о трупе, лежащем в закроме, и в голове у меня возник план – план моего возможного спасения. Однако для его осуществления необходимо было действовать. Как можно быстрее и как можно тише.

Прислушиваясь к голосам наверху, я принялся выкапывать из закрома тело Мальцева. Это было не просто: картошка перекатывалась, рассыпалась, и каждый на самом деле еле слышный стук картофелины о дощатый пол отзывался в ушах колокольным звоном. Моя нервная система походила на натянутую струну. Если бы на следующее утро я оказался совсем седым, как философ Хома Брут, я бы не удивился. После такого напряжения подобные метаморфозы чудом не являются.

Наконец, тело было извлечено. Я поднял с пола винтовку, вернулся к закрому и, прислонив покойника к подпорке, сам спрятался за нее. Одной рукой я придерживал довольно тяжелый труп, другой держал винтовку. Ее дуло я облокотил на край закрома, направив в сторону лестницы.

Мне оставалось только гадать – расколется Шипучка или нет. Если да, то о чьем пребывании в погребе расскажет: об остывшем Мальцеве, подмерзающем корреспонденте или о нас обоих.
Голоса сверху были слышны, но не всегда разборчиво. Я пытался понять, о чем там шла речь, однако у меня ничего не получалось. Хорошо улавливались лишь интонации говоривших: уверенная и настойчивая – у Нефедова и дрожащая, переходящая на визг – у Шипучки. Видимо, его обрабатывали по всем правилам.

Я слышал от Серегина, что покойники значительно теряют в весе. Мое практическое занятие говорило об обратном. Труп Мальцева был очень тяжелым. Если вес действительно уменьшился, то при жизни Мальцев весил не меньше восьмидесяти килограммов. Однако отпустить его, чтобы передохнуть, я не рискнул. В любой момент ко мне могли спуститься «гости» Шипучки, обрабатывающие хозяина наверху.

И вот дверца пола открылась.

– Эй, журналист, вылезай, - попросили меня требовательным тоном. – И побыстрее!

Я не отзывался.

– Не бойся! Не обидим!

Я выжидал.

– За тобой спуститься?

– Не надо, - произнес я одними губами.

– А может нет никакого журналиста? – послышался голос Нефедова–младшего. – И ты нам все наврал?

– Есть! Есть! Он там, - пищал Шипучка. – Честное слово.

Я напрягся. Все-таки мой план мне пригодится.

На верхнюю ступеньку опустилась лакированная туфля. Я выстрелил намеренно чуть левее, и туфля моментально исчезла.

– Ты что, гад! Что делаешь?! – закричали мне. – Сволочь!

– У нас есть гранаты? – Голос Нефедова был громогласен.

– Нет. – Другой голос. С хрипотцой. – Да и нельзя тут. Все погибнем. Я его и так достану.

Сверху показалось дуло автомата, и тут же раздались выстрелы. Я моментально спрятался за подпорку, весь сжался и закрыл глаза. Вокруг что-то лопалось, трещало, раскалывалось, звенело. Мне чудилось, что я сквозь веки вижу вспышки выстрелов. Бесконечные вспышки. И еще мне казалось, что я оглох, а шум и треск происходят в моей голове.

Сколько длилось это безобразие – не знаю. Когда я все-таки открыл глаза, выяснилось, что банок с засолками было побито немало. Один осколок оцарапал мне кисть руки, которой я держал Мальцева. Пальцы разжались сами собой, и труп тут же распластался на полу.

– Посмотри, что там, - приказал Нефедов кому-то. И тот начал медленно спускаться в погреб.

Я, затаив дыхание, буквально сросся с подпоркой и лишь по характерным звукам понял, что спустившийся подошел и перевернул тело Мальцева.

– Готов, - крикнул он. Это был голос с хрипотцой.

– А второй труп есть? – спросил сверху депутатский отпрыск.

Хрипатый начал шарить в закроме, перекладывая картошку.

– А глубоко закопан? – прокричал он.

– Я не помню, - жалобно пропищал Шипучка. – Кажется, нет.

«Картофельных дел мастер» выругался и продолжил свое занятие, горстями высыпая содержимое закрома на пол. Ворча и матерясь, он работал тем не менее ловко и быстро. Еще с десяток горстей, и он бы добрался до дна. Но закончить ему не дали.

– Поднимайся! Скорее! – приказал Сергей Нефедов.

Хрипатый бросил копаться в картошке и поспешил к лестнице. Через мгновение дверца захлопнулась. Наверху стало шумно.

«Что за паника?» - думал я, обвязывая платком кровоточащую кисть и жадно глотая пропитанный порохом воздух. С моим стажем курильщика, пусть и бывшего, так долго задерживать дыхание совсем не просто.


Прежде чем дверца снова поднялась, прошло приблизительно пятнадцать минут. Странно – мне не было холодно все это время. Зубы стучали, однако на лбу выступила испарина, да и рубашка прилипла к спине.

В погреб спустились двое. Они разговаривали.

– Что ни говори, а мне его жаль, - послышался знакомый голос. – Эх, Дима-Дима! Несмотря ни на что, он был хорошим парнем.

Это был Губанов. Я выглянул из-за подпорки. За капитаном следовал Субботин. С опущенной головой.

– Честно сказать, мне он тоже нравился, - хмуро пробасил старший лейтенант. – Мы часто цапались… постоянно цапались, и все-таки… мне тоже его жаль. Такого корреспондента поискать…

Они подошли к телу Мальцева и склонились над ним. Хотелось бы сказать, что всплакнули, но этого не было. Правда, обе физиономии выглядели расстроенными. И, похоже, искренне.

– Это не Уваров! – вдруг прокричал Субботин.

– Это Мальцев! – Губанов чиркнул зажигалкой. – Черт! Вот где он!

– А где же…?

Я, уже оправившийся от волнения и страха, весело вынырнул из своего темного укрытия.

– Привет, ребята!

Губанов отпрянул, схватившись за кобуру, а Субботин со всего размаху дал мне в глаз.


ЭПИЛОГ

На этом в данной истории, мстительной и кровавой, можно поставить жирную точку. Несмотря на то, что она еще ни один месяц не давала мне покоя. И дело здесь было не в долго заживавшим фонаре, что поставил мне Субботин. И даже не в том, что еще несколько недель после описанных событий вся Тула обсуждала и смаковала подробности этой истории. И суд над Шипучкой не особенно будоражил мой покой. Я перепоручил его освещение Липатову, самоустранившись. Что же тревожило меня?..

Я чувствовал полное опустошение в душе. Мне было плохо где-то внутри, и эти страдания оказались гораздо мучительнее физической боли. Я ни с кем не хотел обсуждать события, свидетелем и участником которых являлся. Даже с Аней. А если при мне об этом заходила речь, не поддерживал беседу.

К сожалению, совсем устраниться не получилось. Раз пять-шесть мне пришлось пообщаться с представителями правоохранительных органов: Губановым, Жаровым и другими. Только старший лейтенант Субботин избегал со мною встреч. Однако это меня нисколько не огорчало.


Появление милиции на даче Шипучки объяснилось просто: они следили за Сергеем Нефедовым. Охраняли его. Хотя правильней было бы оберегать других людей от него самого. Особенно, когда он начал разъезжать по городу в компании вооруженных отморозков.

– Мы это и сделали, - оправдывался Губанов, когда я поделился с ним своими мыслями.

Больше всего в ходе следствия пригодился мой телефон. Теперь я могу поведать, почему так стремился спрятать его на даче Шипучки перед приходом сына депутата. Вся исповедь экс-историка была записана на диктофон, встроенный в сотовый. Понимая, что гибель близка, я пошел на хитрость и включил его. Ничего не подозревающий историк-мститель рассказал свою печальную историю буквально в микрофон.

Кстати, убийца Александра Мальцева оказался единственным, кто попал на скамью подсудимых. Нефедов–младший вернулся в Канаду, где, наверное, счастливо поживает до сих пор.

Почему его не судили? Как он избежал наказания? На эти вопросы я не в силах ответить, а кому их переадресовать – не знаю.

Могу искренне признаться в том, что обнародовал запись на телефоне только для того, чтобы о ней узнал именно Сергей Нефедов. Благодаря ей, сын депутата узнал, что его отца убил Мальцев. Следовательно, особенных претензий к Шипучке у него не могло быть. И заточку бывший преподаватель истории на зоне не получит. По крайней мере, не с Нефедовской подачи.


Один мой «хороший» знакомый спросил у меня однажды, не обжигают ли мне карман те двести евро, что я получил от депутата. Я ничего тогда ему не ответил. Но мог бы.

– Во-первых, этих денег у меня давно уже нет, - ответил бы я знакомому. – А, во-вторых…
На третьем кладбище есть две ухоженные могилы братьев Мальцевых. Недавно там установили прочную, хорошую ограду. На это ушло чуть больше восьми тысяч рублей. Братья вряд ли бы обрадовались деньгам Нефедова, однако стоимость ограды и ее установка были оплачены не ими.

Если какие-то несостыковки в моральном плане и имелись, пусть они останутся целиком на моей совести.



И еще: наша криминальная рубрика в «Пригороде» по-прежнему занимает две страницы. Опасения Липатова оказались напрасными. А Губанов до сих пор не вернул мне триста рублей. Про зонтик шефа я вообще молчу.