I. Дневник солдата

" 11 января.
Почему-то сегодня проснулся рано - одно слово - зима. Холодно и опять идёт снег и никуда от этого не деться. Вчера встретил одну девушку, да так был ею увлечён, что забыл отметить этот день в своём дневнике. Она показалась мне довольно симпатичной, если не сказать большего ... Но пока не скажу. Сегодня у нас свидание.

12 января.
Наизамечательнейшая девушка. Её зовут Анна. Похоже я влюбился, со мной такого ещё никогда не было - сердце вроде бьётся, а вроде и не бьётся - как-то стучит-стучит, а потом вдруг замирает. Грудь словно сужается, ноги подкашиваются, словно ватные. А главное, наверное, что я такой болтун, а сказать ничего не могу - вроде и сознание моё соображает, а вот начинаю что-нибудь ей говорить и всё, язык вяжет, рот персыхает, о сердце вообще не пишу, мозги сразу, как в тумане, словно ударяет по ним что-то с каждым моим словом. А когда она улыбается - о боже ! - я готов часы, часы на пролёт смотреть на её улыбку - это что-то невообразимое.

13 января.
Сегодня признался ей в любви. Она, конечно, удивилась, но ответила взаимностью. Она сказала, что с первого взгляда, как только меня встретила, то сразу влюбилась. Я готов был прыгать вес вечер до потолка, если бы не одно печальное известие - повестка в военкомат. Я сразу позвонил Анне. Она расстроилась, конечно, но вроде всё поняла. Интересно, что она обо мне подумала ? Обещала ждать. Надеюсь, что два года пролетят незаметно.

15 января.
Теперь я в керзачах отбиваю чечётку. Вроде всё нормально, пока никакой дедовщины не заметно, как в общем-то и дедов. Сказали, что они все уехали буквально за пару дней до нас, новобранцев. Говорят их перераспределили в Чечню. Ходят слухи, что нас тоже хотят туда отправить в качестве пополнения. Об Анне не забываю, как и она обо мне. Написал ей уже письмо. Со дня на день жду ответ. А пока здесь стрельбы, бег, всякие уборки и физические упражнения.

17 января.
Пришёл приказ. Нас теперь перераспределяют на Кавказ. Сказать честно - немного страшно, но и одновременно интересно. Получил письмо от Анны. Прочёл четыре раза. Письмо от матери прочёл один раз, но внимательно, хоть она в нём по большей части и плачется.

18 января.
Тук-тук тук-тук, тук-тук тук-тук ... Мы поездом направляемся в расположение нашей базы Чечне. Довелось услышать, что это будет не там, где очень горячо, но всё-таки припекает. Играем с ребятами на гитаре, поём песни - вобщем, пока весело проводим время. Ещё по разу прочёл письма от матери и от Анны. Стало ужасно без них скучно. Но однако не страшно.

20 января.
Мы прибыли на базу. Вот мы и на земле Чеченской, а вроде и не так уж страшно, как говорят. Здесь пара наших дедов. Хотели тут они устроить дедовщину, но многи из нас дали отпор. Были несколько замухрыжек - вот они тепрь и стирают дедам портянки. А так, в принципе, как и дома, только разве живём мы в палатках. Но, как говорится : " война, она и в Африке война".

23 января.
Была первая атака боевиков. Вот тут было пострашнее. Наши деды показали себя во всей красе - палили направо и налево - вот это пыл ! Мы тоже заразились от них. И начали палить без разбора. Всё бы может прошло и неплохо, если бы у меня перед самым носом не выскочил один чех. Сердце моё подпрыгнуло аж до мозга и я всадил в него шесть пуль, не меньше. Его тело упало рядом со мной. Я посмотрел в его лицо, - правило номер один : никогда не смотри в лицо убитого врага. Его глаза были устремлены мимо меня, в небо, они были недвижны и оттого казались пустыми и какими-то страшными-нестрашными, какими-то непонятными. На его лице отпечатались страшные муки, какие он пережил. И я вдруг подумал : " А ведь на его месте мог быть и я ! " И мне вдруг стало страшно. Я оцепенел и так и стоял под перекрёстным огнём. Пока наконец кто-то из старших не подбежал, не схватил меня за шиворот и не оттащил в сторону. И тогда он, похлопав мне по щекам, чтобы я пришёл в чувство, сказал мне одну правильную вещь : " Санёк, послушай меня, Санёк, они, эти мрази, убивают наших почём зря, режут им головы, убивают они нас пачками. А ты прибил всего одного ! Их надо бить почём зря ! "

30 января.
Затишье. Почему-то он более пугает, чем сами вылазки боевиков. Наши деды говорят, что это всегда так, как " затишье перед бурей ". Командование не разрешает нам делать вылазки, говорят, что им лучше знать. Стало скушно. Я перечитал письма и написал Анне :
 " Здравствуй, Анна.
 Как ты там поживаешь ? Меня ещё не забыла ? У нас тут будние солдатские дни. Да тянутся они, словно резиновые. Ужасно, ужасно без тебя скучаю. Мы здесь уже были атакованы отрядом боевиков. Но даже они не смогли оторвать меня от мыслей о тебе. Мы здесь ещё совсем не долго, но я уже считаю дни, - без тебя они длятся как годы. Мне вдруг захотелось тебе ещё раз напомнить, что я люблю тебя. И врядли смогу когда-нибудь тебя разлюбить, да и не хочу. Я люблю тебя !!! Целую !!! Пиши !
Твой всегда любящий тебя Шурик. "

1 февраля.
Опять чехи. Сколько их было - просто жуть ! Но показали им, каков русский солдат в пылу. Вновь пришёл приказ, - нам было вновь отказано в нападении. Остатки боевиков скрылись в лесах. Здесь вообще природа, просто блеск ! Ничто так не скрашивает этих мест, как природа. Сейчас вечер, я только что вернулся с поста - меня сменили. Когда не слышно стрельбы и приказов, здесь просто рай. Лес, такой густой, зелёный, от самого лёгонького дуновения ветерка гудит и возмущается, что его потревожили. Песни птиц, всяких разных ласкают здесь мой слух. Определённо - это было бы самое замечательнейшее место, где я был, если бы не было этих боевиков.

4 февраля.
Пришла почта. Я получил письмо от Анны. Оно пахло её духами. Когда я вскрувал конверт, то вновь переживал любовь. Здесь, под пулями, - это вообще нечто ! Как я её люблю. Читал о её учёбе, о её мыслях - понял, что ужасно соскучился. Написал письмо матери. Когда писал его, понял, что и по ней я тоже соскучился.

5 февраля.
Был вечер. Мы отправились с Дроном и Антоном в местный аул - закупить кое-чего к наступающему празднику - день рождение у нашего командира. Уже за поворотом должен был быть магазин, как вдруг Антона припёрло сходить в туалет " по маленькому ". Так как нельзя здесь было оставаться даже на секунды по-одиночке, то мы с Дроном просто отвернулись и стали ждать, когда Антон закончит. Но почему-то вместо этого мы дождались только ударов сзади. Мне кто-то сильно ударил по голове и, падая, я заметил, что Дрон тоже повторяет мои движения.

Февраль.
Это я предположил, что февраль, потому что было холодно. Когда я очнулся, то увидел возле себя только Дрона. На мой вопрос : где Антон ? - Дрон молча опустил голову и отвёл взгляд в сторону от меня. Это позже я узнал, что пролежал без сознания около 3-4 дней. Антон постоянно гавкал на боевиков и вот в один из " прекрасных " дней, что я был " в отключке ", зашёл очередной " охраник " и без всяких разборов выстрелил в него. Он хотел расправиться и со мной и с Дроном, но тут зашёл второй и остановил его.

Февраль.
Мы тут уже несколько дней. Это какая-то яма, наспех вырытая, холодная, сырая. Меня всё больше и больше пробирает ненавистью к боевикам. Их бороды, их всё презирающий взгляд, меня всё больше и больше выводят из себя. Мы пытались бежать, когда нам принесли еду. Повалив охраников, мы спешно направились к выходу, но наш пыл уняло колличество вахабитов - их было около ста, не меньше. Они вооружены до зубов ! Даже не у всех наших есть столько оружия ! Я заметил две винтовки М-16, они валялись в стороне, около костра. По-видимому, стрелять из них никто не собирался. Но сам факт, что они здесь присутствовали наводил на размышление. Почему же идёт эта война, самая настоящая война ? Кому это выгодно ? Далее я почувствовал знаконый вкус приклада нашего " Калаша " на зубах и вырубился.

Февраль.
Ещё прошла как минимум неделя. Сколько же можно ? Что им нужно ? Нам до сих пор ничего не сказали. Зачем же нас приволокли сюда ? Эта " еда ", которой они кормят нас, уже не лезет никуда. Горло не хочет её глотать, а желудок - воспринимать ! Сами же они, твари, обжераются мясом, вином ( хоть и очень редко ), - а ещё мусульмане. Я так больше не могу !!!

Март.
Всё начило таять - видно наконец наступила весна. Так долгожданная, но теперь, казалось, ненавистная, - всё таит, это раз, а во-вторых - всё, что растаяло течёт ко мне. Дрона вывели куда-то. Слышен был шум, гам - возможно его там били, а потом ... выстрел, очередь из автомата. Я один ... Мне стало как-то не по себе, более того, мне стало страшно. Когда я услышал выстрелы, то решил сразу же, что вот-вот настанет и моя очередь. При каждом шаге, скрипе или разговоре за дверью, я вздрагивал. От мысли о смерти меня отвлекали лишь мечты об Анне. Я уже так явно мог себе её представить, что бывало подавался вперёд, чтобы ответить на её поцелуи. Но губы мои ловили лишь воздух. Как это странно и страшно !

Март.
Почему никто ничего не предпринимает ? Я услышал разговор двух охраников через дверь, это привлекло моё внимание, во-первых, потому что они говорили по-русски. А во-вторых, потому что они говорили обо мне. Они постоянно называли меня " этот русский " или просто " русский ". Из их беседы я узнал, что правительство ничего не делает, чтобы вытащить меня только потому, что эти твари не выдвигали никаких требований. Прямо сейчас бы я их всех поубивал ! Всех, всех !!!

Март.
Я каюсь, каюсь впервые в жизни, но по праву. Меня сегодня вывели на воздух. Их много собралось, этих вахабитов. Дуло автомата заставило меня поверить в реальность происходящего. Меня поставила на колени. Под страхом смерти я сделал то, что никогда, ни в какие времена не поощрялось, более того - вызывало жгучую неприязнь к таким, как я. Но я не мог отказаться. О боже, прости меня ! Мне пришлось ...  меня заставили ... не по моей воле я принял чужую веру. Простите меня !!! Возможно ... хотя нет, наверняка, все скажут, что я трус, - и это будет верно ! Как я теперь буду смотреть в глаза людям. Уже везде, по всей Чечне, наверное, известно о моём поступке, совершённом под дулом автомата. Я трус, трус, трус !!!

Май.
Я дома. С Анной мы расстались, ведь я трус. Любой прохожий тычет в меня пальцем и говорит своему собеседнику : " Смотри, это та сволочь, что предала Родину, что поменяла веру, одну из самых главных ценностей в жизни, на жизнь, такую мелкую, недостойную даже смерти ! " Я так не могу. Я уже два дня сижу дома сиднем, боясь показаться на глаза людям, презирающим меня. Я был недавно в церкви, но священник прогнал меня. И, наверное, он правильно сделал. Жизнь моя не стоит и ломаного гроша. Я уже давно припас этот крайний случай - пистолет и полный магазин свинца. Хотя мне хватит и девяти грам. Я не могу так больше жить, потому что это не жизнь ! Это скитания по кругам ада ! Это даже хуже, чем ад, куда мне прямая дорога. Я всё равно не верил в бога, ни в того, ни какого-либо другого, но это придательство и я - предаталь !!! Даже если люди простят меня, что маловероятно, я всё равно буду знать что я - предатель, и не смогу я так жить. Простите меня ! Прости Россия !!! "


Александра нашли в кресле в его комнате за письменным столом. Глаза его были закрыты, а голова слегка повернута в левую сторону. На правом виске у него была рана от пули, из которой уже не текла кровь, она застыла на его холодном лице, словно вода, пролитая на покрытое льдом озеро. Руки его свисали, и под правой рукой его валялся пистолет. А на столе лежал дневник Александра, законченный словом " Россия " и тремя восклицательными знаками. Батюшка согласился отпевать его и отпустил его грехи.