Прогулка

1. Электронный градусник показывал - "минус два", часы пробили двадцать три ровно, я стоял закутанный в теплое зимнее пальто по фасону схожее с солдатской шинелью, шея была плотно замотана черным шарфом, волосы развевал холодный ветер. К перрону один за другим  подходили пригородные электропоезда, следующие в сторону столицы, от фонарей падал жирный рыжевато-желтый свет, деревья стояли голые, подъезжающий состав поднимал облако пара, в котором свет растворялся, будто в молоке. Создавалась мистическая картина, от которой было невозможно оторвать глаз. Все напоминало какой-то романтический эпизод: ранняя зима, мигающие вдалеке огоньки окон и фонарных столбов, вокзал, присыпанные снегом рельсы, замерзающая в ледяных порывах роза, одинокий черный силуэт на платформе.
  Я ждал. Секунды тянулись за мной длинной тенью стелющейся по узорчатому полу.  Подхватываемые порывами ветра снежинки окутывали все воздушное пространство, залепляли окна вокзала, где-то вдалеке слышался звук заводящегося мотора, по радио объявили о прибытии очередного поезда до Москвы. "Это последний" - подумал я и подкурил сигарету. Сизые клубы дыма вырвались изо рта и тоненькой струйкой потянулись вверх от рыженького уголька.
  Я услышал мягкие коротенькие шажки за спиной, но оборачиваться не стал. Я знал, кто идет. Маленькие ладошки в бархатных перчатках легли мне на глаза, чувствовалось, что она тянется, что не достает до моего лица, что стоит на носочках. Я улыбнулся, бросил сигарету, положил свою ладонь на ее и опустив развернулся. Она стояла словно снегурочка, присыпанная снегом на волосах и меху воротника. Она смотрела на меня большими и чистыми глазами, улыбалась одними губами, в тот момент мне показалось, что я никогда не смогу оторвать от нее свой взгляд.
  За спиной послышался шум приближающегося поезда, мы все также смотрели друг на друга, а потом нас окутало облаком пара, в котором, словно в дымке, мы спрятались от всего мира, остались наедине в этом молочном облаке. Она что-то прошептала, но среди шума я не мог разобрать что. Двери раскрылись, мы вошли в вагон, поезд тронулся, она крепко поцеловала меня в губы.
2. Столичный вокзал был пуст, только у поездов дальнего следования толпились люди с сумками и мешками, да по привокзальному рынку из стороны в сторону метались задержавшиеся на работе лавочники и торговцы. Мы крепко держались за руки, шли по длинному перрону, оставляя свои следы на первом снеге. Спустились в подземку, я перепрыгнул через турникет, подхватил ее за талию и опустив на землю легко поцеловал.
  Снова вагоны. Полупустая ночная московская подземка. Я держал ее за обе руки, упершись спиной в правые двери вагона. На ее ладонях уже не было перчаток, лицо от резкой смены температуры налилось приятным румянцем на щеках. Мы все также молчали, она улыбалась и стеснительно опускала глаза, будто извиняясь за тот поцелуй, я все также не мог оторвать взгляда, она казалась сейчас неземной красоты. На волосах вместо снежинок поблескивали капельки воды, казалось, будто они искрятся, переливаются мириадами цветов. Поезд качался из стороны в сторону, убаюкивая нас, я старался притянуть ее к себе, но она кокетливо сопротивлялась и уходила в сторону. Те люди, что были вместе с нами в вагоне безразлично уперлись в проносящиеся за окном серые стены и провода, лишь маленькая девочка в желтенькой курточке, до сих пор дремавшая на коленях матери, открыла свои глазки и глядя на нас невинно улыбнулась. "Наша" - пронеслось в голове, и я вышел из вагона, не отпуская ее руки.
3. Манежная площадь. Зима. Мы стояли, казалось, одни в самом центре Москвы. Ветер обходил нас стороной, снег медленно парил где-то высоко в небе, она куталась в свое пальто и придерживала воротник, чтобы ветер не задувал в шею. Я перемотал шарф. Мы шли, куда - не знали сами. Просто шли. Мы надеялись успеть к тому времени, как куранты пробьют полночь, но стрелки предательски показывали три минуты первого.
  За спиной остались Красная площадь и Китай-город, Кремль и Манеж, за спиной остались следы, теряющиеся в сотнях прочих следов, канущие в небытие мгновенья счастья, наслажденья тишиной.Я глубоко дышал, втягивал запах зимы, столичной суетной зимы, смешанный с ароматом ее парфюма и тоненькими акцентами московского безразличия и высокомерия. Но мы любили этот город, как и любили друг друга.
  Она смахивал с ресниц заблудившиеся снежинки, будто сгоняя сон, поднимала глаза к небу и пропадала на мгновенье в бездонной пропасти звездного свода. А потом спускалась на землю, в мои объятия. Мы шли по набережной Москвы реки, останавливались, когда она что-то замечала на противоположной стороне. В этот момент я закуривал сигарету, и смотрел на нее. Она вся вытягивалась, даже привставала на носочках, держась за ограждение, казалось, что от ее любопытного взгляда не ускользнет ничто. Она была, как ребенок поглощена своим любопытством, тонула в собственных догадках или умилении. А я все также стоял, оперевшись
спиной на кованый барьер, с повернутой головой, и пускал дым, мгновенно растворяющийся в холодном воздухе, а после выбрасывал крохотный огонек в воду, кажущуюся маслянисто-черной, в которой тот пропадал, издавая еле слышное шипение. Мы продолжали путь. Казалось, что прошли уже десятки мостов, сотни улиц, тысячи дворов и миллионы окон, которые остались где-то позади, в прошлом, но я постоянно приходил к мысли - "здесь мы уже были". Не желая мириться с таким хождением по кругу, я крепко сжал ее руку и пошел в обратном направлении, лавируя по центральным улицам Москвы, проскочив куда-то через дворы мимо Третьяковской галереи.
4. Ветер развевал сотни разноцветных ленточек повязанных вокруг веток, раскачивал висящие на них замки с именами влюбленных, оставивших их здесь. Я снял с ее руки тоненькую полоску красного шелка, на которой золотистыми нитями были вышиты ее инициалы и точно такую же со своей, только черно-серебристую, связал их вместе и повесил на одну из веток
дерева влюбленных. Ветер сразу перехватил ее у меня. Мы прижались друг к другу, она прижалась ухом к моей груди, стараясь услышать стук сердца. Сняв бархатную перчатку, она расстегнула пуговицу моего пальто и приложила руку, стараясь почувствовать пульсацию, равномерные, спокойные удары. Я обнял ее крепче, она подняла свои глаза, от холода ее щеки и носик покраснели, глаза начали слезиться, но она улыбалась, ее грело то тепло, что окутывало только нас двоих. Я обернулся, и увидел наше отражение в воде. Горбатый мост с чугунным кованым ограждением, на изгибе его дуги невысокое дерево, развевающееся сотнями ленточек, и мы стоим, обнявшись на ветру, прижавшиеся друг к другу не от холода, а от невыносимого жара исходящего от сердец.
5. Я достал последнюю сигарету, закурил и посмотрел на часы - стрелки ровной линией показывали ровно шесть. Город начал оживать, пропало чувство одиночества, стали попадаться заспанные мужчины в костюмах и длинных пальто, по дорогам зашумели автомобили, но для нас двоих это утро было особенным. Ее голова лежала у меня на плече, она дремала, я старался не мешать ее сну, поэтому сидел на двигаясь. Все так же падал снег, так же дул ветер, точно так же, как и вчера, и год назад и многие года назад. И точно так же влюбленные сидели ранним утром, она лежала у него на плече, а он думал о том, что все до него и после него точно такие же, что чувство любви - оно не персональное, а общее. Что оно объединяет людей, передается всем вокруг. Она подняла голову, поправила волосы и улыбнулась мне, глаза ее были заспанными, но в них читалась ясность и бездонное счастье.
- Что ты сказала тогда на перроне?
- Я сказала, - она наклонилась к моему уху и также неслышно, как в тот раз прошептала, - что люблю тебя...