Дурочка, дуреха. Глава девятая

9

                Домой Нина летела на крыльях неожиданной удачи. Это же надо! Ее папаша оказался не злодеем, а мелким грешником, которого обе дамочки обвели вокруг пальца! Он свободен! Он больше никому не нужен!

                На этой мысли она как споткнулась. Никому не нужен! И точно: даже матери он теперь не нужен, раз у нее роман. Бедный отец! Нашкодил не так уж и сильно, а по носу получил со всего размаху! И она сама, Нина, включила зеленый свет перед осторожной мамочкой – иди, мол, смелее, уже можно! Та ведь и шагу не сделает без сердечных мук – правильно ли она поступает, ступив на чужую территорию?
 
                Нина решила сначала утешить отца, потом успокоить мать. Отец сидел в квартире деда перед телевизором. Дочке он обрадовался так, словно его кто-то заточил насильно, а теперь пришел выпустить на волю. Нина ему с порога доложила ситуацию. Голос у нее звенел радостью спасателя, которому удалось сохранить  человеку жизнь. Выслушав, Валентин скривился:
                – И до чего вы, бабы, коварный народ! Ладно, Нинка, выпьем за удачный финал!

                Нинка повела носом: в воздухе пахло спиртным. Папа, должно быть, уже успел  отметить свое поражение. А ведь не пил вообще – плохо алкоголь переносит. Теперь она рассмотрела отца поближе: так выглядят в похмелье. У нее, правда, в этой области опыта было мало – родители были трезвенники, а в институте, где студенты приобщаются к радостям свободы, она так и не побывала. Уберег Господь. Да и Макса она сильно пьяным не видела. Положительный он оказался  тип, даже можно сказать – по нашим временам уникальный.

                А почти на другом конце города, где  две пожилые женщины ломали голову над тем, как устроить личную жизнь любимому Валерику, судьба расчищала пространство вопреки логике. Ей бы соединить двух сестер на одной территории, а Валерию предоставить место для самостоятельной жизни, так нет же! Умерла не его мама, страдавшая гипертонией четвертой стадии, а энергичная ее сестричка – как раз на стадии завершения квартирного вопроса. Не успела она порадоваться счастью любимого племянника, ставшего владельцем приличной квартиры.

                Валерий не напрягал Олесю своими проблемами, тем более – квартирными. Ему так хотелось все довести до конца самостоятельно, а потом привести законную жену в свой дом, познакомить с дорогими ему женщинами... Что Олеся им понравится, он даже не сомневался: он уже дома рассказал, что его любимая имеет взрослую дочь, что первый ее брак не сложился. Правду до конца он выдавал порциями, чтобы не настроить стариков против Олеси. Конечно, им хотелось девушки для своего любимого мальчика, и чтоб без нагрузки, да еще в виде взрослой дочери. Но они видели, как Валерий радостно взволнован, а потому терпеливо ждали счастливого завершения. И вот одна сестричка не дождалась конца сказки, а другая могла просто не перенести такого жестокого удара судьбы. Пришлось втянуть Олесю во все свои скорбные дела. Иначе как бы он мог объяснить свое отсутствие в ее жизни?
 
               Олеся ринулась помогать с энергией человека, привыкшего находиться на боевом посту в самые трудные минуты чьей - то жизни. Тетушку похоронили, пока мама Валерия лежала в больнице под капельницами. Хоронили из старой однокомнатной квартиры, новая, двухкомнатная, только что купленная, ждала ремонта. Считалось, что Валерию еще повезло – продать в маленьком городишке три комнаты (правда, в «сталинке») и купить на эти деньги двухкомнатную, почти в центре. Планировалось именно сюда после ремонта переселить сестричек – каждой по комнате. И что теперь? Не бросать же маму в ее старой квартире?

               Нина, в процессе всех этих похоронных забот, свалившихся и на мамину голову, словно у нее своих не было, перезнакомилась со всеми друзьями Валерия, которые тоже кинулись на помощь другу. Несовременная картина странного братства всех этих не похожих друг на друга людей потрясла Нину. Таких типов она в своей семье не встречала даже по праздникам. Все так и норовили помочь Валерику физически или деньгами, хватались за тяжелый гроб, организовывали поминки в кафе, бегали в аптеку и в похоронное бюро.

              Народу набежало много – Олеся ничего понять не могла: откуда у одинокой старухи столько друзей? Потом сообразила, что это все «друзья дома» и никакого отношения к тетушке не имеют. Олеся так хорошо вписалась в этот внешне разношерстный коллектив, что Нина только изумлялась. Она привыкла к другой картине: в праздники и на дни рождения приходили в их дом мамины родители и чинно обедали. Иногда их общество разбавляли случайно забредшие персонажи – кто-то из соседей или родни по маминой линии. Или засиживались Нинкины подружки – тоже не постоянные, а так... Папа балагурил за столом, бабушка с дедом пытались затянуть песню, но путались в словах. Мама моталась из кухни к столу и обратно – таскала блюда, над которыми она корпела накануне чуть ли не до утра. Нина никогда не задумывалась о том, почему у родителей не было постоянных друзей. Сейчас она догадывалась, что праздники отец отмечал на работе, среди коллег, и не сильно нуждался в близких друзьях, посягающих на его личный комфорт. Он не хотел быть обязанным никому. Он не привязывался к людям, потому что никого и не любил по-настоящему...

               А вот мама... Та, очевидно, растранжирила свои чувства на мужа, на нее, Ниночку, и на чужих детишек в школе. Наблюдая за матерью в эти  хлопотные дни, Нина удивлялась ее энергии, терпению по отношению к совершенно чужим людям. Ее еще хватало на нежность к Валерию (все-таки классный мужик попался мамочке!) и на заботу о  своей семье.
               – Ты хоть поела нормально? – спрашивала мать  шепотом у Нины. – Папу покормила, когда уходила? Я там суп сварила.
               – Пусть привыкает питаться самостоятельно, не младенец. Совсем испортила человека. Ему надо перестраиваться, ты забыла?

               Олеся густо краснела от намека. Она уже объявила Валентину, что уходит от мужа, но сама  никак не могла перестроиться. Привычка всех обслуживать сидела в ней крепко, и Валентин все надеялся, что жена одумается.

                Нина же приценивалась к обстановке, обстоятельствам и новым людям, с которыми теперь придется общаться. Валерий ей понравился, хотя ей показалось, что для матери он слишком уж умен. Но любит, это в глаза бросается. Он не забывает о ней ни на минуту, словно Олеся маленькая девочка, а не очень взрослая тетя. То на ходу приобнимет, то поправит что-то в ее  одежде, то усаживает отдохнуть, то спрашивает, не устала ли, то просто ободряюще улыбнется, как будто именно Олеся в центре его тревог и нуждается в сочувствии. Пожалуй, ее Максик так с нею, Ниной, не возится. Нет,  отец не баловал  свою жену таким постоянным вниманием – это она, его жена, носилась с мужем,  «как с писаною торбою». Жаль, конечно, что родители разбегутся, все-таки привыкла Нина к этой парочке. И ведь считала всю жизнь, что все у них в семье тип-топ – у других куда хуже! Мать с отцом не цапались, не дрались, на сторону не бегали, не напивались до чертиков. Насмотрелась Нина на другие семьи – у подружек. Скажи кому из соседей, что их семейка развалилась, – удивятся страшно. А где же предварительные скандалы?!

               – Ма, – шепнула Нина Олесе во время поминок по незнакомой тетушке, – а кто где теперь будет жить?
Олеся чуть не подавилась от возмущения, шепнула:
               – Прекрати! Нашла время! Тебе какая разница?
               – Ты что – об этом еще не думала? – не отставала Нина. – Ах, какие мы наивные...

               Она, Нина уже все распределила, подсчитав количество квартир, просто свалившихся на их головы со смертью двух стариков. Еще одна (маму Валерия Нина никак не могла жалеть, ибо не видела даже) ждет своей очереди на тот свет. Вот если бы папочка ушел к Тамарке, освободилась бы еще одна квартира. Но этот вариант лопнул – и слава Аллаху! Не нужен Нине  братишка сомнительного происхождения. У нее будет свой киндер. Ее ребенку повезло: он будет жить в двухэтажной « хате» типа мини-замка, с собственным бассейном. Надо только покрепче держать в своих руках Макса. Учтем мамин горький опыт – не дадим сесть себе на голову или запрячь в телегу. Нина ни на минуту не сомневалась, что ее стиль поведения продлит любовь Максима на долгие годы.

                Хорошо, что начало летних каникул совпало у Олеси с отпуском. Валерий еще ходил на экзамены у старшеклассников, пропадал в школе до вечера, пытаясь до своего отпуска навести порядок в физкабинете. Олеся теперь могла ездить в больницу к Зое Викторовне, матери Валерия. Та еще не поднималась с постели от слабости, но было ясно – самое страшное позади: микроинсульт оставил свои следы на лице (перекосило рот), старуха подволакивала правую ногу, не могла пользоваться правой рукой, не все согласные звуки у нее получались, но она все понимала и даже разговаривала короткими фразами. Олеся ежедневно дежурила возле будущей свекрови, кормила ее с ложечки, подавала судно, расчесывала седые волосы – довольно  густые и длинные для ее возраста. В общем, делала все, что положено в таких случаях, когда ты у постели родного человека, а не наемная нянька.

                Валерий в первый же день, как мать пришла в себя, познакомил ее с Олесей. Он был рад, что мать не спрашивает о сестре. Ведь Зою Викторовну хватил удар сразу после неожиданной смерти сестры, и она вроде как не могла до конца пережить эту потерю – просто не успела. И Валерий  тоже не мог понять, забыла ли мать о случившемся с любимой сестрой или болезнь ее хранит от лишних стрессов, или же она вообще не успела сообразить, что произошло. Он выжидал, пока мать сама не заговорит об этом. Та молчала. За всеми передвижениями Олеси возле себя и по палате она следила с застывшим вопросом в глазах: кто ты? Чего так ретиво крутишься возле?

               – Мамочка, – не выдержал однажды Валерий, – ты правильно поняла, что Олеся – моя будущая жена? Вот как только ты поднимешься на ноги, мы свадьбу сыграем.
               – П-п-поняла, – кивнула Зоя Викторовна и даже попыталась улыбнуться половиной рта.
               Но все так же следила настороженно за Олесей, и той было обидно: уж как она старается, а Зоя Викторовна ни одного ласкового слова ей не сказала – как с сиделкой обращается. А Валерию посылала нежные взгляды, сигнализируя, что любит, любит его, своего сыночка.

                «Все нормально, – утешала себя Олеся, – сын – человек родной, а я... так, с боку припека». Однако сын к матери забегал лишь на пятнадцать минут, а она посвятила все свободное время чужой старухе. Нет, Олеся не злилась. Просто она устала физически. Что же будет, когда Зою Викторовну выпишут? Готова ли она жертвовать собою и дальше? Надо все-таки кого-то нанимать...

                Сильно усложнял  ей жизнь и Валентин, со смаком играющий роль страдальца. Олеся больше не верила ни его тяжким вздохам, ни жалобным взглядам, ни хозяйственным подвигам. Он отремонтировал в доме все, что только можно, что годами нуждалось в мужских руках. Он даже затеял ремонт в прихожей, посвятив ему выходные дни.
                – Спасибо, – похвалила Олеся, – сильно удивившись про себя, как это ему удалось в одиночку поклеить обои.
                – Моющиеся, – горделиво сообщил супруг.
                «Вот и мой их  сам», – мысленно ответила Олеся.

                Валентин вернулся из квартиры  тестя, едва затихли бури на его неудачном любовном фронте. Спасибо Нинке – навела порядок. Теперь надо, чтобы уговорила свою мамочку тоже вернуться на место. Но дочь повела себя странно, даже подло.
                – Папуль, ты как сыр в масле катался за маминой спиной двадцать лет, теперь пусть она за чьей-то покатается. Так сказать – вкусит радость бытия. И любви.

                Он просто опешил от такого поворота. Он даже не смог слов подобрать для ответа.
                – Что ты мелешь?! Я согласен ее простить за... этот глупый флирт с пацаном, но...
                – Он младше ее на два года, – скосила немного разницу Нина.– Не такой уж и пацан. Я хочу сказать, что каждый должен в этой жизни познать личное счастье. Ты вон тоже гонялся за ним вне родных стен? Мама ж не виновата, что ей больше повезло, чем тебе. Попался достойный человек.
                – А я не достойный?! – завопил возмущенный Валентин.
                – Каждому свое, – загадочно ответила явно повзрослевшая дочка.

 –               В общем, сами выкручивайтесь. Я предоставляю вам свободу действий.
Конечно, Олесе было жаль мужа, но так жалеют неудачливого родственника. А Валерий делал все, чтобы любовь к нему только укреплялась. Олеся уже стала привыкать к его мужскому вниманию и заботе. Зато не могла привыкнуть к его любовной раскованности. Стеснялась своей обнаженности (как бы смотрела на себя его критическим взглядом), прятала глаза, сдерживала себя в самое сладкое мгновенье, боясь выдать страсть, вдруг овладевшую ее телом. Валерий смеялся:
                – Ах ты, моя распутница! В любви ты – первоклашка! Тебя еще учить и учить!
                Спасибо, что хоть не сердился...

                Теперь они встречались чаще – было где. Потом Зоя Викторовна запросилась домой, и любовные встречи были перенесены в опустевшую квартиру отца. Нина ночевала у жениха в недостроенном доме, иногда  – у отца. Теперь стало понятно, что пора наводить порядок в этой таборной жизни. Хватит приходящих жен и мужей, считал Валерий. Хватит тыкаться по чужим углам – у каждого должен быть свой дом.

                – Теоретически он прав, – сказала Нина матери, передавшей ей эти слова Валерия. – Но вот кто  с кем и куда? Можно, конечно, папулю поселить в дедовой квартире, а вас с Валерой – оставить в нашей. Прихватить его мамочку, не оставлять же ее в одиночестве? Только вряд ли старушка согласится помирать на чужой территории...
                – Почему – помирать? Она еще долго проживет!
                – Жаль, – поцокала языком Нинка. – Так  хорошо подлечили?
                – Нинка, что ты мелешь?
                – Значит, жизнь вам с Валериком успеет попортить. Ты нормальных свекрух часто встречала?

                – Да она вроде нормальная. Интеллигентная женщина. Теперь даже улыбается мне, поговорить любит... Спрашивает, не устала ли я от нее.
Нина шумно вздохнула.
                – Не везет тебе, мамуля. То возилась  с папой, то с больными предками, теперь с больной свекровью. Так и молодость пройдет. – Она подумала немного и добавила, – Максик считает, что теткину квартиру Валера должен сдавать. Сейчас это выгодно.
                – Боже мой, какая ты стала... деловая!

                – У меня идея! Пусть он нам сдает! Мы до осени успеем там и ремонт сделать – не жить же в старье! У Макса хватит денег и на евроремонт! А потом вы туда переберетесь, когда старуха помрет, – царство ей небесное! – Нинка перекрестилась.

                Олеся только глаза таращила на свою доченьку.
                В общем, как ни крути, а получалось, что естественное движение жизни тормозили два человека: старуха, неизвестно на какой срок задержавшаяся на этом свете, и Валентин, не желающий расставаться с надеждами. Из-за него Олеся все чаще оставалась ночевать в родительской квартире, пока Валентин метался по своей, трехкомнатной, казавшейся ему сейчас пустыней. Он донимал  жену звонками и жалобами на нездоровье. Он не хотел уходить «с насиженного гнезда» (его слова!), и Олеся его понимала. Гнездо он тоже строил. Вернее – достраивал, потому что пришел он уже в готовое, но свои руки приложил, это да... Она теперь жалела, что Тамара отказалась от его отцовства. Пусть бы утешился ребенком! Пусть бы даже жил с нею там! Она согласна!

                – А давай я с ним поговорю, – как-то раз сказал Валерий. – Сколько можно тянуть? Уходи сама! Ко мне. Если он не хочет.
– Но чем вы будете говорить? Ты его не знаешь, он тебя в словах утопит. Он у меня говорун.

                Все разрешилось неожиданно для всех – в один день. Очевидно, все-таки госпожа Судьба заскучала от такого тупика в жизни  альтруистки Олеси. Не пришлось Валентину и Валерию выяснять отношения. Они столкнулись в такой момент, когда не оставалось ничего другого, как расставить правильно акценты.

                Был вечер, Олеся прибиралась в отцовской квартире в ожидании Валерия. На территории Валентина она появлялась все реже, приучая бывшего мужа к его новой роли – оставленного. Она надеялась, что Валентин успокоится и постепенно забудет ее, разлюбив. Свидания с Валерием она ждала всегда одинаково – как будто оно первое. Почему-то не уходила новизна этого чувства. И когда тот  пришел, с порога начав отчитываться за прошедший день (что очень нравилось Олесе), она уже сидела за накрытым журнальным столиком в домашних брюках с блузоном, делавших ее стройнее... Все « тряпочки» были родом из секонд-хэнда, но имели приличный, а главное – эксклюзивный вид. Они успели только перекусить, когда заявился Валентин. У него был свой ключ. Увидев свою «изменницу» в компании с любовником, Валентин растерялся и брякнул:
              – Разольем на троих?
              – Садитесь, – вежливо пригласил Валерий. – Кстати и поговорим.

              Олеся усмехнулась: она-то знала, как ее супруг боится всяких разборок. Он предпочитал оставаться в стороне при любых обстоятельствах и очень этим гордился. Жалко было смотреть, как засуетился Валентин возле столика, забегал глазами по тарелкам с едой, стараясь не смотреть в сторону соперника и Олеси. Она тоже застыла в ожидании неприятного разговора. Только Валерий деловито обслуживал незваного гостя, наливая ему вина и заполняя тарелку салатом. Потом сел с улыбкой. Налил и Олесе, и себе, улыбнулся:
              – Ну, поехали! Сразу и за знакомство, и за... расставание.

               Все молча выпили. Каждый думал о своем варианте расставания, но Валерий уточнил:
              – Хватит играть в кошки-мышки. Караул устал. Пора по домам. Где вы, Валентин, предпочитаете обосноваться? Мы согласны на любую территорию, вами указанную. Нам уйти или вам? – спросил, не дождавшись ответа на первую часть вопроса.

               Валентин заерзал на стуле, вздохнул, выдавил из себя:
               – Олеся, ты не пожалеешь потом?
               – О чем?
               – Она не пожалеет, – заверил Валерий.
               – Ну, я пошел, – промямлил Валентин и поднялся.
               К двери он шел такой походкой, что Олеся готова была вскочить следом – утешить. Она просто заставила себя сидеть. Вид у нее был несчастный.
               – Подождите! – властно сказал Валерий и тоже встал. – Вы мужчина или нет? Хватит всех держать в напряжении.

               – Завтра я сюда перееду. Как ты, Леся? Ты же знаешь – мне некуда.
               – Живи тут хоть сто лет.
               От жалости она готова была расплакаться.
               – Вот и прекрасно, – жестко подытожил Валерий, хмуро взглянув на Олесю.
               Когда Валентин ушел, им уже было не до любви.
               – Знаешь, – сказал Валерий, – я уже готов был уступить поле боя. Нельзя, Олеся, всех жалеть, кроме себя. Всех любить одновременно тоже нельзя.

               Телефонный звонок прервал Валерия, готового к очередным уговорам.
               Звонила Нина. Голос у нее был возбужденный:
               – Ма, ты одна? Или он у тебя?
               – Кто – он? Отец?
               – Да нет, Валера! Медсестра, что возле твоей свекрухи оставалась, только что на твою мобилку позвонила. Ты ж ее дома оставила. Померла наша родственница, передай Валере.

Продолжение следует  http://www.proza.ru/2010/09/21/111