У уродов тоже есть мамы...

   Я и сам не знаю, зачем все это пишу, но, возможно, если хоть кто-то прочтет, мне станет легче. Это не весело, предупреждаю, хотя, возможно, кому как…
Плохо, когда в вас не верят, но еще хуже, когда верят, что в вас есть что-то особенное…
Когда все началось? Не знаю, но, думаю, что еще в детстве, когда мама всем меня показывала и говорила, что у нее растет такой красивый мальчик. Все радостно охали-ахали и, довольные, щупали меня. Я это ненавидел, ненавидел, когда проходящая мимо здоровенная тетка трепала за щеку:
  - Ой, какая хорошенькая девчушка!
  - Зашибись! А ничего, что я мальчик?!
Я слышал это огромное количество раз, снова и снова!
   Когда мне было около четырех, мама почему-то решила, что я непременно должен сниматься. Я плохо это помню, но меня таскали на какие-то бесконечные конкурсы и кастинги.  Мама всем с воодушевлением рассказывала, какой я талантливый и как хорошо танцую и пою. Меня даже сняли в рекламе детской каши, где я, улыбаясь, якобы наворачивал три тарелки и требовал добавки. Кассета с этим моим достижением до сих пор хранится дома, как неоспоримое доказательство моих детских талантов.
В пять лет я уже стоял у станка, разучивая различные "батманы" и "па-де-де". Десять девочек и двое нас, несчастных. Правда, не могу сказать, что мне это не нравилось. Но тогда во дворе я стал изгоем. Мальчишки в классе тоже откровенно ржали надо мной, я получил прозвище «пачка». Это, пожалуй, был единственный короткий период в моей жизни, когда я не был центром внимания.
   Потом была хорошая школа, английский в совершенстве, «все дела».  Лет в десять за мной уже бегали почти все девчонки в классе. Это не преувеличение, увы, чистая правда. Мне оно и не надо было, скорее наоборот, напрягало. Первое время я все время боялся кого-то обидеть, но это быстро прошло.
   Шло время, от всеобщего внимания я стал жестоким циником, сейчас я это понимаю. Превратился в хамоватого симпатичного урода. Как мать меня тогда не пришибла, не знаю, откровенно говоря, было за что. Я не вылезал из клубов, стал пить и пропадал неделями. Мне пытались не давать денег, но это не сильно помогало, я научился выкручиваться, легко заводя нужные знакомства. К слову, у меня были не совсем простые родители, скажем так, меня можно было отнести к разряду «золотой молодежи».  Мать кричала, просила, умоляла, а я ненавидел ее тогда, так как она пыталась забрать меня у той жизни, без которой, как мне казалось, я просто сдохну. Отец учувствовал в моем воспитании лишь с финансовой стороны, я никогда не воспринимал его всерьез. Он, формально, был, но настоящего «отца» у меня никогда не было. Я хорошо помню тот день, когда узнал, что его не стало, я не испытал почти ничего, кроме какой-то странной пустоты внутри. Часто ругался с матерью и уходил, хлопнув дверью.
   Так было и в тот вечер. Мне тогда только стукнуло семнадцать, все случилось всего через два дня после бурного отмечания дня рождения.
   Очень приличный питерский клуб, дорогой. В тот вечер была реальная толпа. Но я сидел один за барной стойкой, остальные куда-то свалили.  Ко мне подсел пожилой седовласый мужик и, как бы невзначай, спросил, не говорю ли я по-английски. Не вопрос, говорю!  Лицо не показалось мне знакомым, мы просто болтали. Он рассказал, что он из Лондона. Угостил меня пивом, а я не отказался. С ним реально было интересно, казалось, что он везде был и все видел. Сейчас я понимаю, что я был тогда полнейшим идиотом! Я только иногда замечал, что бармен странно поглядывает на него и уж больно откровенно пытается "прогнуться", но не предал этому особого значения. Уже прилично набрался, что когда решил встать, чуть не навернулся со стула. Он легко подхватил меня под локоть и предложил помочь. На тот момент мне все было настолько безразлично, что я даже не заметил, как мы уже шли к выходу.
   Он, по-дружески, предложил подбросить меня домой. Я же нес что-то о том, что домой не хочу, так как накануне у меня был очень неприятный разговор с матерью. Я все помню, все помню! Бля, лучше бы забыл, лучше бы надрался до потери пульса!
   Мой новый друг был не один, с ним были еще какие-то люди, один, очень серьезный с квадратным лицом, как в идиотских мультиках. Он помог мне сесть в машину.  Заднее сидение, новый знакомый держит меня за плечо…  Я даже не спрашивал, куда мы едем, я был на грани того, чтобы совсем отключиться, но мне было весело. Мы вылезли из машины у какого-то отеля, он помог мне выйти и мы побрели в номер. Я сейчас не могу объяснить, почему я вообще пошел! Я реально не думал, совсем!
   Как только мы вошли, я плюхнулся на первое попавшееся кресло и мысли понеслись куда-то прочь, я почти  проваливался.
   Не знаю, как я вообще мог вещать что-то связное в том состоянии, но мозг был куда яснее, чем мои слова и действия.  Он завел довольно витиеватый разговор о жизни, я не понимал и половины сказанного.  Лишь немного опомнился только в тот момент, когда мой новый знакомый подсел рядом на пол и скользнул на тему нетрадиционной ориентации. Еще час назад я бы дал ему в морду и сбежал оттуда. К слову, от одной только мысли о чем-то подобном меня мутило, я не допускал такой возможности для себя, вообще! Проблем с бабами у меня не было, они висли на мне, как виноград.
   Что-то во мне заклинило… я слушал его и соглашался. У него был очень вкрадчивый голос, довольно тихий, но уверенный, где-то даже приятный.  В следующий момент я уже помню его руку на моей ноге, я хотел пошевелиться, но тело не слушалось. Он гладил меня по штанине и говорил,  что между двумя людьми может возникнуть притяжение, которому сложно сопротивляться, и в этом нет ничего особенного или постыдного. Он смотрел мне прямо в глаза, не давая отвести взгляд. Внутри все сжалось, я на миг представил, что будет дальше…Он потянул меня на пол и я очутился на ковре. Он гладил мое лицо, я зажмурился, но не сделал ничего, чтобы ему помешать. Потом я помню его небритую щеку на моей и…его язык во рту, противный вкус горьковатого вина. Он навалился на меня, опустив вторую руку вниз. Все время что-то говорил…говорил, что-то про предрассудки и о том, что у меня красивые глаза и волосы. Я был как завороженный, слушал и пытался закрыться внутри себя.
   Он трогал меня, рука уже гуляла везде. В этот момент я приоткрыл глаза, на его лице было выражение блаженства, глаза словно заволокло. Даже сейчас мне тяжело вспоминать это, его лицо, в тот момент, когда он кончил мне на грудь, я не забуду никогда. Меня трясло, я словно был в лихорадке. В тот момент я окончательно протрезвел, очень резко. Сильно болела голова, сдавило виски, как после наркоза. Я никогда не чувствовал себя таким дерьмом, как в тот момент. Словно девчонка, над которой только что надругались вдесятером и выбросили.
   Он сидел в кресле напротив, отчужденно смотря в окно. Я же сжался в комок, прижав колени к груди.
   Вам не понять, если вас никогда так не унижали, лучше и не пытаться. Стыдно даже открыть глаза, кажется, что ваш позор видели все, люди шепчутся вокруг.
   Здравствуй мама! Я педик! Вот так вот! Вот кого ты вырастила, вот она – твоя красивая девочка! Забыть, пусть все будет, как было, я забуду… Нет, так не бывает, нельзя проснуться утром, словно этого никогда не случалось.  Я пытался, но это не реально, это как переступить черту, назад нет дороги.
   Кто он? Он реально крут, даже слишком. Его имя знают очень многие, говоря откровенно, он звезда в мире музыки. Как меня угораздило не узнать его, не понимаю, я еще в детстве в колготках зажигал под его песни… В колготках…как символично…
   Нет, он  не вышвырнул меня вот сразу после всего, попытался успокоить и помочь, даже старался убедить, что все это естественно. Бля?! Естественно! Естественно только то, что я чего-то набрался, и у меня поехала крыша, вот что естественно! Я замуровался в себе, что даже не помню, как попал домой. Первой мыслью было, нажраться, как свинья, и забыться. Но я даже пить не смог!
   Дома никого не было, я сидел на кухне напротив большой бутылки дорогого виски и всерьез обдумывал, как мне покончить с собой.  Я, то и дело, видел его лицо…как его глаза смотрят на меня и… и снова словно чувствовал его руку у себя в штанах. В тот момент я пытался найти хоть одну причину, по которой мне еще стоит жить. Зачем, ради чего?! Я никого не люблю, ничто меня не держит, даже если я испарюсь в один день, то мало кто заметит. Да, мама расстроится, хотя, конечно, это слишком мягкое определение. Друзья? А есть ли у меня настоящие друзья, чтобы можно было и в огонь, и в воду? Боюсь, что нет. Все поверхностно, все не так, вот и исход.  Я не могу никому рассказать об этом, НИКОМУ. От мысли, что у меня нет и не будет возможности поделиться хоть с кем-то тем, что я пережил, стало еще хуже.
   Позор. Все узнают. Нет, уже знают! Казалось, что меня показали по всем каналам центрального телевидения. Да, сейчас все начнут названивать и спрашивать, как я себе ощущаю в новом качестве. Мерзко.
   Казалось, что этот одинокий вечер длился целую вечность, время не шло, а медленно стекало, как подсолнечное масло.  Я передумал уже целую кучу способов, как можно себя убить. Посмотри правде в глаза, ты ведь и этого не сможешь! Ты и тут оказался бабой. Я грыз сам себя. Сколько я потом выпил, уже не помню, я просто отключился.
   Утро. Одно из самых отвратительных в моей жизни. Жуткий отходняк, помню, что очень хотелось пить, в горле совсем пересохло. Руки не слушались, голова гудела, как трансформаторная будка. Но это все было ничем, по сравнению с нагрянувшими во всей красе воспоминаниями о вчерашнем вечере.  Я даже потрогал свои губы, не знаю, что я хотел там найти, помаду?!
   Сдохнуть хотелось еще больше, чем накануне. Я пол дня отмокал в ванной, мне даже стало чуть лучше, я слегка успокоился. Заставил себя выйти, но видеть знакомых не хотелось, ни-ко-го. Я просто бесцельно бродил по улицам, надеясь найти решение своей проблемы. Собственно, а проблема ли это? Я даже не знаю, как это назвать, скорее, состояние. Я все больше погружался в себя, словно создавая вокруг невидимую скорлупу. Какое-то время я всерьез размышлял, не рассказать ли обо всем матери. Мне стало бы легче…но я даже представить себе не мог, каково ей будет это пережить. Я не смогу. Я и так слишком много боли ей причинил. В этот момент я понимал, что она единственный действительно дорогой мне человек, больше никого нет, никого нет.
   Вечер я провел на набережной, тупо смотря как машины едут через Охтинский мост. Я так никогда и не рассказал никому об этом. Только я знаю, что прежний Я в тот день умер, просто перестал существовать.
   Это было уже давно, но я помню, словно все было только вчера. Помню, как я тогда смотрел на свет в окнах домов и думал о том, что семьи у меня никогда не будет. До этого я о таких вещах даже и не помышлял, но тогда родилось ощущение, что у меня что-то украли, что-то ценное. Я был слишком юн, чтобы всерьез думать о семье, детях… но тогда я словно резко стал взрослым, ясно увидел, как это важно. Возможно, можно было все забыть, жить как раньше, но я не смог. Я выбрал свой путь, исходя из того, что изменить прошлое не в силах.
   Кто я сейчас? Признаться, я и сам хотел бы это знать, впрочем, как и многие из вас. Я не буду жаловаться, все вполне сложилось, хотя по-своему, конечно. Три года назад мамы не стало, она так и умерла в неведении. Я и сейчас иногда злюсь на нее, были моменты, когда я даже хотел рассказать ей обо всем… Не знаю, подозревала ли она, по меньшей мере, никогда не заводила никаких разговоров на эту тему. Может быть, правда, ничего не замечала, может, не хотела замечать, но этой темы мы никогда не касались. Она гордилась мной, это главное.
   Свой первый серьезный номер я посвятил именно ей… Стоя на сцене, когда все аплодировали, мне даже казалось, что она смотрит на меня и улыбается. Пусть в тот момент на мне были каблуки и колготки, а на лице тонны пудры… Я знаю, она все равно любила бы меня, даже таким…
Прости меня мама...