ночной странник 12

17 августа

Впрочем, я тоже спала недолго. Будильник не дал мне отдохнуть перед концертом. Страхи обуревали меня, но ведь мой обидчик был мертв. А его предупреждение – не более чем предрассудки безумца. Но и в таких бредовых выкриках бывает правда. И та маленькая девочка не давала мне покоя. Надо было работать: приготовиться, согреться, собраться, разыграться. Впервые мне не хотелось на концерт, может, от потрясений, а может и из-за отсутствия нового друга и помощника. Бедный, бедный Тим, знал бы он то, что знаю я…
Уныло изучая окрестности, я пошла пешком. Золотая осень сегодня не радовала меня, томила переливами голосов машин, выплывающих из тумана. Этот туман не разгонял даже ветер из залива, листья недвижно лежали на полу, прибиваемые дождем. Прелестное уныние! Я прошла мимо той ограды парка, где сидела в первый день. Да, она действительно напоминала кладбище. По дороге мне встретился какой-то мужчина, он узнал меня, вежливо осведомился, направляюсь ли я на концерт и даже попросил автограф. Мы немного поговорили и разошлись, я запомнила его лицо и ожидала увидеть где-то в партере.
Вольф Генрихович позвонил и сказал, что опаздывает по серьезной причине. Я осталась одна в пустом кабинете, заставленном стульями. Открыв окно, я посмотрела на город, и мне стало совсем тоскливо. «Уилл, Уилл…вернись. Где же ты?» Я поймала себя на мысли, что уже скучаю по нему, по спасительной ниточке в этом мире. Я села за рояль и попыталась играть на нем. Безрезультатно. Тогда я поковырялась в нотах и начала мучить флейту. Даже и не заметила, как зашел продюсер.
– Девочка моя, здравствуй. Что ж ты так фальшивишь-то, у меня уши вянут. Что стряслось?
– Ничего. Голова болит. Погода.
– Ой, Ада, не пугай меня, у меня сердце больное. Вот, таблетки. Глицинчик тут, чай в термосе. Не болей, ладно?
Я выпила чаю и таблеток. Полегчало.
– Знаешь что, я думаю, через месяц мы уедем. Возникли проблемы с помещением, и снова мы сможем получить зал не ранее чем через неделю. Увы, может и в последний раз. Если будем бороться до конца – я вынашиваю идею сольного концерта – то на том и порешим. Пара концертов?
– Да, у меня заканчиваются сбережения.
– Я, честно говоря, тоже поиздержался. Завтра оплачу твое проживание. Если понадобятся деньги, ты говори, я все сделаю. Кстати, тебе очень пригодилось бы черное классическое платье. Не хочешь купить?
– Нет, спасибо. Мне и в бордовом уютно.
На этом разговор кончился, он прослушал меня и оставил нравоучения. Только прослушал русские народные песни, заготовленные на этот раз, и все. Неимоверно долго тянулось время. Я кусала локти от ожидания, и вот концерт начался. Я опять выступала одной из последних. Вольфу позвонили, и он вышел, чтобы не смущать меня. Я села к окну и в полумраке разглядывала людей через стекло, по которому стекали капли дождя. Моего плеча коснулась ледяная рука, и я чуть не упала с подоконника.
– Господи, Уилл. Что ты тут делаешь? И почему так тихо?
– Ну, я не хотел тебе мешать, Ада. Просто зашел и все. Мы поболтали с Вольфом, и он сказал, что на концерте мне, знатоку, делать нечего. Вот я у твоих ног.
Он действительно стоял у моих ног, ведь я примостилась на высокий подоконник и свесила колени, которые он гладил рукой. От этого мне стало совсем холодно.
– Вольф советовал мне купить черное платье. Как ты думаешь, это хорошая идея?
– Не знаю, может быть. Все зависит от твоего вкуса. А он, как мы оба знаем, безупречен.
Его слава льстили мне. Вампир распустил руки и потянул их выше, к складкам юбки. Я нервно поежилась, и он тут же одернул ладони. На его лице отчетливо читалось «все, я пошутил, извини», но глаза смотрели прямо на меня. Он поцеловал меня в лоб и сказал: «Иди, тебе скоро выступать. Я буду за кулисами». Но просто так он не дал мне убежать. Прическа растрепалась, и он поправил ее, заплетя волосы в тугую косу. И где он этому мог научиться? Его появление сильно приободрило меня, а значит, в душе что-то зародилось и точило когти на сердце. Приветливая улыбка Вольфа заставила меня воспрянуть духом и забыть обо всех неудачах.
Публика ждала меня. Конечно, слушатели немного разочаровались в том, что мне никто не аккомпанирует, но все равно радовались моему соло. В одном из первых рядов я увидела того самого незнакомца, и он подмигнул мне.
Играла я легко и непринужденно, классику и немного из современного. Экспромтом закончила те места, где ошиблась. Не суть. Потом я стала петь: русские народные песни, которые, быть может, они и не понимали, но чувствовали широту души и страдание по родине. Потом ко мне снова полетели цветы, как нечто само собой разумеющееся.
Прослезившийся продюсер обнял меня и сказал, что это было превосходно.
– Черт, а я уже захотел в Питер. Очень хочу назад. Молодец, твое пение цепляет. И пусть ты действительно не в форме, это было душевно. Что скажет Уильям?
– Королева в восхищении! – промурчал он, как кот-бегемот. – Тоска русской души может быть понятна лишь на уровне переживаний сердца. Ты устала, мы знаем и видим, но что поделать, осенью истощаются силы.
– Мда, Уилл. Каким ты был, таким ты и остался, романтичный нытик! – саркастично заметил продюсер.
– А ты, Вольф, старый материалист и прагматик. В твоем возрасте люди уже не меняются.
– Мужчины, хватит вам, меня уже ноги на этих шпильках не носят.
Обиженный вампир подхватил меня, отчего я уронила цветы, и как невесту понес в кабинет. Вольф еле-еле поспевал за нами.
– Да Бог с вами обоими, играетесь все. Нет бы даме рекомендации дать. Кровопийца-соблазнитель.
– Пф! – фыркнул Уильям. – Тоже мне, советчик. Послушай, Ада, этот старик сведет тебя с ума быстрее, чем я.
– Вы мне оба надоели своей грызней! Пожалуйста, проводите домой и отстаньте от греха подальше!
– Я думаю, пару недель ты, Ада, можешь спать спокойно. Но к концерту ты должна будешь устроить мне феерию! – сказал продюсер.
Мужчины провели меня двое, под одним зонтом, до дома, расставили цветы по вазам и оставили одну. Только странная довольная улыбка Уильяма немного смущала меня.
Я разложила ноты на полках, полюбовалась на цветы и взяла в руки Perpetuum Silentium. Книга молчала. Если раньше при прикосновении к ней я отчетливо слышала вкрадчивый шепот, то сейчас ничего не происходило. Я открыла ее, чуть не обморозив пальцы, и увидела, что символы черны, не светятся. Вспомнив приказ Владыки, я не стала ее читать, просто провела ладонью по листку. Ничего. Книга не хотела говорить со мной, и я отложила ее на полку.


18 августа

«Быстрее, она там, налево свернула!»
За мной гналась вся личная гвардия графа, вооруженная рапирами, но не закованная в латы. По счастью, они не знали карты лабиринта и не могли угадать, куда же я исчезла. Но их упорство выводило меня из себя, и они пытались загнать меня в тупик, что почти у них получилось. В одном из ответвлений мне обещали сделать подкоп, чтобы после покушения я могла убежать незаметно и тихо, но меня не предупредили, где именно. Вот незадача!
Их шаги были все ближе и ближе, я слышала, как тяжело дышали они за стеной из листвы, но даже посадив соседа к себе на плечи нельзя было перебраться через нее. В полутьме они конечно же видели все не так, как я. Но их было слишком много, чтобы я могла разделаться с ними сразу. Поодиночке получалось быстрее и красивее: один гвардеец отбился от группы и застрял в тупике. Не знаю, услышал ли он меня, но его кости звонко хрустнули, а кровь наполнила мои вены. Потом, не досчитавшись своих соратников, мои преследователи стали держаться группой, освещая пути факелами. Наверное, надеялись, что я просто так попадусь. Но меня накололи на выходе: лабиринт закончился, и свернуть мне было некуда. Они подбирались все ближе и ближе.
«Вот она, чертовка! Бери ее живой, руби по ногам, чтобы так резво не бегала!»
Наивные людишки. Хотели взять живьем? Меня смутило лишь одно: скоро забрезжит рассвет, и тогда живьем они меня не донесут. Единственный выход – перебить их всех. Я размяла руки и достала старый клинок, много лучший, чем все их рапиры. Переход между тупиками был узкий, и вот один гвардеец ринулся ко мне. Визг меча – и он рассечен, но это не напугало их. Двое, трое, дюжина… предательский удар по голове, сзади, так некстати…»

Опять кошмар. Я, кажется, уже догадывалась о том, кем была во сне. Очень уж гордость и безразличие были свойственны по описаниям Клариссе. Больное воображение рисовало ужасные образы, и я тщательно старалась вымести их из головы. За чашечкой кофе я взялась за манускрипт, который все еще молчал. Блики рассветного солнца и холодный ветер с балкона мешали мне, и я закрыла окно, затянула шторы. Когда я обернулась, буквы на древнем фолианте стали пылать. Он снова раскалился, как металл в печи. Открыть его я могла только с тряпочкой. Чудо-чудное случилось: среди букв и странных символов промелькнула латынь, некоторые слова я смогла понять. Я перерисовала значки без подписей себе в тетрадь и стала рыться в интернете. Я нашла там указания на древние алхимические символы серы, ртути, свинца, олова, киновари. На этой странице, похоже, автор записал рецепты. Возможно, для поисков философского камня. Или для выращивания гомункула. Это показалось мне очень интересным, и я стала листать книгу дальше. К счастью, я не имела дурной привычки читать вслух, и это спасло меня от всяких опасностей, которые таил этот древний текст.
Неожиданно я открыла страницу на староанглийском, что очень удивило меня: вся книга была либо на латыни, либо на санскрите, что уж совсем выносило мозг. Смутно вспоминая лексику языка, я смогла сделать предположения, что эта страница предостерегала от экспериментов по вызову существ. Чудесно! На следующей странице я нашла пентаграмму, такую же, как и у Уильяма на стене: повернутую двумя рожками вверх. Похоже, у автора было большое чувство юмора, либо в момент написания он обретался в Англии.
Я все читала и читала, пока разум не начал уставать. Эта книга не относилась к разряду классического чтива на сон грядущий, тут сложно было понимать даже слова. Всемогущий Гугл уже устал искать информацию по моим запросам и лениво загружал страницы. Наконец, мне все надоело, и я открыла окно. Поток яркого солнечного света ударил мне в глаза и ослепил на мгновенье. Я подумала, что вампиры чувствуют то же, если выходят на улицу днем.
Уже давно прошло время обеда, и мне чудовищно захотелось есть. Скорее, следовало уже ужинать. Я решила побаловать себя мясом, и нашла рецепт по запеканию свинины. Быстрый поход в магазин за нужными продуктами решил дело. Аппетитные ароматы из духовки только соблазняли меня, и пока мясо томилось, я пошла тренироваться. Получалось откровенно плохо, я фальшивила и теряла пульсацию. Видимо, голод и музыка – вещи не совместные. Но вот моя стряпня оказалась вкуснее, мясо дало сок и пропиталось лимоном. Я съела все, не оставив ничего на завтра. Посчитав деньги, я пошла прогуляться по магазинам.
В городе уже темнело, отчасти из-за темных осенних облаков, отчасти из-за вечернего часа. Я просто ходила и тупо глазела на стеклянные витрины и их содержимое, как дама, занятая шопингом. У меня не было никакой цели, я не покупала ненужные вещи и модные безделушки. Мне на глаза попалось черное классическое платье с голой спиной, но моего маленького размера не нашлось, и оно было слишком длинным. Продавщица ужасно опечалилась, но я купила в соседнем отделе серебряное колечко в виде змеи и сразу же одела его. Тогда она сказала мне в след, что у меня хороший вкус.
На темных улицах стало собираться подозрительно много народу – центр как-никак. В очередной «лавке древностей», где продавался антиквариат и можно было заказать какую-нибудь вещицу под старину, я в темном углу заметила тень. Обычную бледнолицую тень, которую тут же узнала, ибо ошибиться было невозможно.
– Ворон, доброй охоты тебе.
– И тебе, Ада. Что делаешь ты в этот вечерний час в таком месте?
– Гуляю. Отсюда встречный вопрос – что ищешь ты?
Она улыбнулась, помялась, посмотрела вокруг и ответила мне.
– А ты неужто не знаешь? Такая дата…
– Нет, не знаю, – я даже не представляла, о чем она.
Анна подошла ко мне поближе, и шепнула на самое ухо, проникновенно.
– Завтра мы негласно празднуем день рождения Уильяма. Он, конечно, не любит подобную мишуру и пафос, но иногда позволяет нам поздравить его. Часто подтрунивает насчет подарков.
Я впала в ступор. Это совсем не укладывалось у меня в голове. Мне, как приличному человеку, следовало сделать подарок приличному нечеловеку. Злая ирония.
– А что ты подаришь?
– Все как всегда, очередная бронзовая статуэтка какого-нибудь ангела или коня, ты просто не видела их все. Он их дома не хранит.
– А что делать мне? – спросила я.
– Гм. Хм. Тебе лучше знать. Что глянется, то и бери. Не будет хватать сбережений – зови меня, сторгуемся с консультантом.
Она снова исчезла в темном углу со скульптурами. Я медленно изучала витрины в поисках нужной и неповторимой вещи, которая могла бы ассоциироваться только со мной. Никакие сувенирные игрушки, холодное оружие и предметы роскоши меня не привлекали. Я отчаялась найти что-то, как увидела маленькую скромную фигурку флейтистки из обсидиана. Это была очень тонкая и качественная работа, которая стоила соответственно. Но ее не надо было выставлять напоказ, как вазу или канделябр, ее можно было даже спрятать за пазуху.
– М-м-м, правда здорово. Ему понравится. Будет на нее смотреть – тебя вспоминать, – сказала Ворон.
Вампиресса резво вытащила из-за спины гигантскую, до пояса высотой, ангелицу из бронзы, как будто она весила с пушинку. Продавец был удивлен, что дамы все нашли сами и долго торговался с Анной насчет моей фигурки. Наконец, они сошлись на половине начальной цены (магнетическое влияние сделало дело), и мы ушли.
– Ты приходи к нам завтра, то ли еще увидишь. Угостим за счет заведения.
– Очень приятно. Но… много ли будет гостей и прочее…
– Какие гости, ты что, с дуба рухнула? – она оскалилась. – Интимная обстановка, минимум шума и света. Чем тише, тем лучше. Вы, люди, поедаете торты и напиваетесь вусмерть. Мы же убиваем всласть.
Мне стало как-то не по себе. Увидеть оргию среди вампирского клана мне не хотелось.
– Да не бойся ты, никто тебя и пальцем не тронет. И не дадут, да и не до того будет. Только учти, Уильям, он очень ранимый. Если ты, конечно, не заметила.
Кровавый ворон тряхнула головой, и два черных хвоста, точно лошадиных, замели свет мутной луны. Она попрощалась со мной и с легкостью подняла сверток. Ох уж эта вампирская сила.
Моя статуэтка была холодной на ощупь и приятно поблескивала под лампой, чуть нагреваясь со временем. Я надеялась, что мой подарок понравится Уильяму, но этого было слишком мало за все те блага, которые он мне сделал.


19 августа

День выдался тихим. Ночью мне снилась американская осень, та, которую показывали в кино. Мы в начале ноября уже ходим по уши в слякоти или ступаем по первому снегу, а жители южных областей американского континента на Хэллоуин собирают опавшую листву. Мне виделись парки с рыжими кленами и студентами в шарфах, которые бегут вдоль темно-красной кирпичной стены старого здания института. Мне снились морозные инейные утра, когда пар идет изо рта, а хозяева выгуливают собак, и те роются в гниющей листве. Но ничто не напоминало мне о среднерусской осени, с ее затяжным дождями и листопадами, пологими туманными берегами рек и унылой серостью частных домов на окраинах. Все это я могла видеть здесь, за окном, чем севернее, тем сильней.
Времени до вечера у меня было предостаточно, и я отправилась в парк. Фонтаны закрывали на обслуживание, и бурые листья падали в их пустые чаши. Дворники тщетно пытались убрать листву, но тщетно: через мгновенье новый ковер устилал асфальт. Золотые клены и старые ясени прятали окна нижних этажей высотных зданий, но не мешали людям смотреть на улицы. В парке было безлюдно. Ограда, поросшая кустами, открывала проход в другой таинственный мир, где справа ты видишь нагую липу, а слева бордовый клен. Я разбивала листву, попадавшую под ноги, и с удовольствием ступала по свежим неглубоким лужам. Углубившись достаточно далеко, я села писать музыку. Муза соблаговолила посетить меня, и я могла напевать мелодии, не опасаясь насмешек и лишнего шума. Мелодии рождались сами собой, но в то же время я не могла их играть прямо сразу. Исписав все листки, я взялась за флейту. Я даже не заметила, что в приоткрытой сумке, лежавшей на краю, появились монетки. Пока я играла, проходили люди и изредка подбрасывали мелочь. Это немного стыдило меня, но что могло быть зазорного в оплате труда?
Потом ко мне подошел странного вида молодой человек. Его шея была замотана шарфом, а старый плащ «в елочку», точно взятый из шкафа советского рабочего, казался велик. Но его лицо противоречило остальному облику, оно оставалось одухотворенным и светлым. Он долго сидел на краю и слушал, пока я не остановилась перевести дыхание, и только потом вежливо спросил.
– А вы можете сыграть что-нибудь из Моцарта, мисс?
Первое, что мне пришло в голову, это переложение 40 симфонии. Вся природа будто отозвалась мне, и шумный порыв ветра закружил вихрем листву. Мой слушатель замер, он сидел, закрыв глаза, и не смел пошевелиться, пока я не дошла до конца первой части.
– Божественная музыка. Вам не нужен оркестр здесь и сейчас, он нужен вам там, на концерте. Так почему же нет его?
– В наше время юным дарованиям не доверят работу с оркестром в чужой стране.
– Какая жалость. Но ведь у вас есть аккомпаниатор? – хрипло спросил юноша.
– Есть одни мальчик, очень приятный и талантливый.
– Это хорошо, очень хорошо. А я был на концерте только раз – когда вы дебютировали здесь.
– Вам понравилось?
– Я не вкусил еще всей прелести, жду сольного выступления. Давайте выпьем кофе, уж очень холодно, мисс.
Мы прошли насквозь весь парк, и вышли с другой стороны. Мелочи, которую я заработала, вполне хватило на две чашки горячего кофе и шоколадное пирожное.
– Как вам там живется, в России? – поинтересовался юноша.
– Так же, как и везде: ни плохо, ни хорошо, – ответила я и пристально вгляделась в его мутные глаза. Этот вопрос ни к чему не обязывал, он просто задавал тон разговора.
– Я не верю, что там могут жить плохие негостеприимные люди. Про обыденную жизнь не мне судить, я не был там. Но про искусство я могу говорить открыто: вклад ваших творцов неоценим.
– Здесь толки неуместны, все прозрачно. Мы – Европа, вы – Запад. Этим все сказано.
– Да, наша история коротка, как ни крути. Живут все, кто приехал, а подданство-то…
«Боже храни королеву!» – вместе сказали мы. Но мне почему-то хотелось встать из-за стола и спеть «Боже, царя храни».
– И у нас – стык двух культур. Вся история так и прошла, то Орда, то Наполеон.
Он засмеялся. Чем-то он напоминал мне Вольфа, только я не знала его молодым. Надо было спросить у Уильяма.
– Не смею вас задерживать, мисс. Я вижу, что вам приятен разговор, но вы торопитесь.
– Вы проницательны. Что ж, доброго вам дня.
Мы разошлись, не назвав имен. А к чему были имена, когда итак все оставалось очевидным?
Я просто слонялась по городу и жалела, что не привезла с собой фотоаппарат. Местные красоты настойчиво просились в кадр. Легкая дрожь пробежала по телу, когда стемнело, и я подошла к бару. Я ожидала увидеть сборище вампиров, но никого не было, кроме охранника. Мне не сказали пароль, и я собиралась было звонить Уильяму, как из-за угла вышла Анна, в облегающем коротком классическом платье с вырезом на спине.
– Привет, Ада. Ты меня прости, я забыла сказать пароль.
– Хорошо, что мы встретились. Иначе мне было бы очень неудобно доказывать охраннику, что я не верблюд.
– Что? Какой верблюд? – я выбрала не ту идиому.
–Игра слов. My poor English! Это русское выражение означает, что ты должен доказать другому, что ты не так глуп, как кажешься.
– Понятно. Ну что ж, давай доказывать вместе.
– Каков цвет ночи? – грозно спросил охранник.
– Сангина.
– Проходите. Быстрее.
Странное сочетание. Внутри было тихо и безлюдно, впрочем, там всегда было безлюдно по большей части. Сцену и шесты покрыли лаком, кожаную мебель заменили на плетеную, а барную стойку перекрасили в бордовый цвет. Вскоре стали приходить гости, их было немного: в основном, вампиры в темных одеждах, всего около дюжины. Ожидание длилось долго, мы сидели и пялились на тикающие часы. В десять пришел виновник торжества. Если можно было сказать, что он источал свет, то это было так. Уильям был одет с иголочки: черный лаковый туфли, черные брюки, черная рубашка, черный пиджак и бордовая бабочка. Волосы в хвосте он перевязал черной лентой и убрал назад. С милой улыбкой он пожал руки всем присутствовавшим и принял их дары, но я видела, что это была чистейшая показуха. Спровадив гостей, он пришел к нам двоим. Преклонив колено, он поцеловал наши руки и пожелал нам долгих лет здравия.
– Что ж, вечный именинник, мои поздравления! – крикнула Ворон.
– Надеюсь, мы не будем нарушать традиции, Анна?
– Нет. Музыку!
Невесть откуда заиграл живой (я поняла это сразу) ансамбль. Это было танго, без сомнения. Вампир страстно притянул к себе вампирессу, они выждали такт, поймали ритм и резко вспрыгнули на сцену. Если бы я не знала сути, подумала бы, что это измена, но это была ежегодная дань. Уильям отдавался танцу всецело, как будто он был не художником, а танцором. Он вытворял такое, отчего мурашки пробегали по спине. Я смотрела, как завороженная, на это холодное обжигающее льдом, пламя. Не растрепав прически, они закончили танец.
– Уилл, ну покажи ей, она же не видела.
– Ладно, так и быть!
Он завел руки за спину и хлопнул в ладоши. Анна задала ритм и изредка постукивала ногой, отмечая доли. Уильям собрался отстукивать степ. Этот мистический танец всегда поражал меня своей скоростью и четкостью. Ноги жили отдельно от тела и двигались сами, все, что было выше пояса, оставалось почти недвижным. Туфли легко ударяли по дубовому полу, и звонкие хлопки оглашали зал. Ничуть не устав, Уильям сделал сальто назад через голову, сорвав тем самым наши бурные аплодисменты.
– Спасибо, дамы, я очень рад. Вот Ада, и все. Вся традиция. Весь пафос. Дальше – гости. Кому-то повезет, кому-то нет, сегодня тебя выбрала Фортуна.
– Погоди, Уилл, я покажу тебе то, что ты так долго искал.
Из-за барной стойки Кровавый ворон вытащила ту самую статую, и Уильям легко поднял ее и осмотрел.
– Идеальна! Превосходная натура, это именно то, что я так хотел.
Восхищенный, он поднял вампирессу на руках и расцеловал. Мне показалось, что она несколько смутилась, но румянца на щеках у мертвеца точно быть не могло.
– Что ж, спасибо за подарки, Ворон, но теперь мне надо ответить тем же нашей гостье. Ты не обидишься, что я не проведу ночь в беседах с тобой?
– Нисколько. Мы уже о стольком говорили, что сейчас мне нечего сказать.
– Доброй охоты, пусть черная звезда светит тебе.
– Доброй охоты, Уилл.
Он подхватил ангелицу, другую руку подал мне, и мы вышли в ночь