Экзальтация

Эта страна уже не была его страною. Его дети уже не

были его детьми. Разбитая машина не требовала от него

ремонта, а цветы на подоконнике не просили больше у

него воды. В общем, всё представлялось ему тем, что

уже не являлось, собственно, его представлением.

Конечно была попытка предать всему какое-либо

основание, но это была уже не его попытка,

следовательно, возможно и существующее основание не

имело никакого смысла.

Он посмотрел на свою руку и не почувствовал в ней

гелевое перо, которое выделяло на бумаге эти строки.

Обманчивой показалась даже мыслеформа, благодаря

которой он старался уловить жаждущий завершения и

спрятанный уже не в рецепторах его мозга сюжет. Он

сделал усилие, результаты которого должны были

остановить происходящее, но физика движения не

поддавалась его воле, разлагающейся сублимированными

его безумием крапинками растворимого кофе. Он подумал

о молоке, ложке сахара, что обязаны были передать

ожидаемые оттенки вкуса и сделал глоток. Вкуса не было.

Он даже не задумался почему. Именно это было ясно.

Стоп! Ясно? Он остановился на этой точке. Она стала

единственной, здравой опорой. Ему стало ясно почему он

не почувствовал вкуса. Ясность стала расти, как

голландская роза и он полил её безвкусным кофе с

разбавленными в нём химикатами, составляющими формулу

желания. Желания быть. Первое что он почувствовал это

её запах. Запах розы, соединивший где-то разорванные

контакты. От неожиданности рука дёрнулась и перестала

писать. Пальцы расслабились и выронили перо на бумагу.

Он увидел строки и стал читать. "Когда уходишь -

забудь всё что было".. Перевернул несколько страниц,

вернувшись в самое начало и завис над названием.

Воспоминания обрушились на холодную, и девственно

чистую платформу вдохновения. На секунду он

почувствовал как прекрасен её, нетронутый

мыслями о мирской суете Абсолют. Он захотел там

остаться, но было уже поздно. Распухшая и

переполненная память разорвалась прямо над его

головой. Миллионы её разноцветных атомов весело

заморосили по всей пустоте вечно холодного и идеально

расположенного в вечности одиночества. Всё

разбрызгалось по своим местам, приняло знакомые формы и

разложилось по клеткам естественными, ограниченными

жизненным опытом, категориями.


Он подошёл к подоконнику, полил цветы, увидел под

окнами требующую ремонта машину, вспомнил о детях и

чиркнув зажигалкой, прислонил огонь к только что

написанным, совершенно не понятно кем, страницам...