Дурочка, дуреха. Глава шестая

                6

              И все-таки это была не компания, как вскоре  поняла Олеся. Потому что другие, самые дорогие его сердцу, обитали вне коллектива – по одиночке. Объединяло их в глазах Олеси именно одиночество. У каждого была своя драма, свои потери, свое прошлое – с короткими взлетами и падениями. Все это были люди интеллигентные, а потому их встречали вежливо, но чувствовалось, что им интересен только Валерий.
              Рассеянный взгляд на его спутницу – и тут же мимо – напрягал Олесю, но она держалась стойко и в любой ситуации находила свое место. Например, в доме у некого Романа, похожего на бомжа, одетого в спортивные штаны с дырками на коленках, Олесю приветствовала красавица кошка. В убогой обстановке коммунальной комнаты (Олеся даже не знала, что еще существуют коммуналки с длинными коленчатыми коридорами) это роскошное создание смотрелось странно. Кошка была персиянкой белоснежного колера, с голубыми очами и глухая совершенно. То ли она соскучилась по обществу, то ли отметила гостью особой симпатией, подойдя к ней и запрыгнув на коленки.
              Хозяин тоже удостоил Олесю удивленным взглядом:
               – Смотри ты, моя Матильда терпеть не может дам. Ревнует.
Матильда в доказательство своей симпатии потянулась к лицу Олеси, потерлась круглой мордочкой о ее подбородок и громко муркнула. Получилось вроде кошачьего поцелуя.
               – Ты смотри, – еще раз удивился хозяин.

               Пока Валерий обсуждал с Романом что-то запредельно сложное из области физики, Олеся ласкала кошку, расхаживая по комнате с Матильдой на плече и разглядывая пожелтевшие фотографии на стенах в самодельных рамках. Ни на одной она не нашла Валерия, зато везде был красивый молодой мужчина в обнимку то с юной девушкой, то со старухой ему по плечо, то рядом с подростком, играющим на скрипке. Мальчик играет, опустив глаза на струны, а красавец-мужчина сидит за роялем и виден в профиль.

               Роман проводил гостей до самого троллейбуса, только сменив тапки на ботинки. Дыры на коленках его не смущали, Валерия – тоже, одну Олесю. Когда расстались (Олесю Роман удостоил кивком и сконфуженной улыбкой), она не выдержала:
               – Валера, кто это? Такой ... странный человек. Правда, симпатичный...
               – Несимпатичных не держим, – усмехнулся Валерий. – Просто он сломлен. Сейчас вроде бы приподнимается с коленок, я рад. Как-нибудь расскажу. Не хочу сейчас отвлекаться – надо донести до письменного стола одну важную мысль. Он все-таки гений! Я ведь диссертацию пишу, застрял в одном месте. Я тебя провожу, ладно? Сегодня прогулка отменяется. Не обижу тебя?
               – Что ты! Мне самой надо бежать. Сегодня Ниночка на работу не пошла, насморк одолел. Значит, обед на мне. Но ты все-таки скажи: кто на тех фотографиях?

               Валерий вздохнул:
               – Долго рассказывать. Семья. Бывшая. Летели на юг, отдыхать. И все вместе не долетели. А Рома ждал их в Адлере. Пацан был талантливый скрипач, как раз на международном конкурсе гран-при получил... Поездка к морю была ему папиной наградой. Наташка, жена, была на седьмом месяце беременности. Летела еще с ними старая нянька, испокон века жила при этом семействе. Но она-то свое прожила...
               – Какой ужас, – выдохнула Олеся. – А там был еще высокий мужчина.
               – Не узнала Романа?
               – Но рост, рост!
               – Был у Ромки тогда и рост. Все было. Дом, машина, рояль... Он же превосходно играл! Закончил консерваторию. Потом сломал руку в локте, так что исполнительская карьера ему не светила. Играл для своих, а сам.... руки у него золотые, мозги вообще платиновые... Скрипки чинил. Несколько лет. Пока чинил, а это удовольствие для скрипачей дорогое, в семье был достаток. Мечту свою музыкальную он воплотил в сыне. Он же ему и все скрипочки сам делал, начиная с четвертушки, половинки... Пацанчик на двух инструментах играл.


                Про четвертушки и половинки Олеся где-то слышала, но поняла плохо. Спросить постеснялась.
                – А после такой личной катастрофы...
                – Я представляю...
                – Не думаю, что чужое горе можно представить до конца. Воображения не хватит. В общем, попал он с депрессией в психушку. Вышел оттуда вроде как прибитый. То есть, из психушки вышел, а из депрессии – нет. Продал квартиру, рояль – филармонии подарил, скрипки раздал, не может он больше слышать скрипку! Два инфаркта перенес. Говорит: не берет меня смерть, зараза!
                –  Но он все равно не похож на того, с фото! Где его волосы, рост?
                – Знаешь, когда иммунитет у человека на нуле, все цепляется к нему. Удалили почку – рак. После химии волосы посыпались с головы, как осенний лист. Позвоночник скособочило.
                – Господи! Так лучше не жить вообще! Зачем же столько страданий на одну голову Бог допускает?!
                – Про Бога – молчи. На эту тему я принципиально не дискутирую, поскольку атеист.
                Олеся вовремя сообразила, что ее смутная вера во что-то, иногда вроде бы и облегчающая жизнь, будет вдребезги разбита одной фразой атеиста.


                Промолчала. Сказала о другом:
                – Откуда же он тогда физику знает? Если музыкантом был? Вы о таком сложном говорили, что... голову сломать можно! Он же тебе что-то подсказал, как я поняла?
                – Так надо же знать Ромку! Душевно он сломился, а голова фурычит! Да еще как! После консерватории, как руку сломал, закончил вечерний физфак. Днем скрипки чинил, вечером – лекции слушал. Он вообще по жизни был шустрый. Задумал – сделал.
                – Откуда ты его знаешь? Он же старый!
                – В пятьдесят – и старый?
                – Я думала – ему все семьдесят...
                – Бывший наш сосед. Так что все, как говорится, на моих глазах происходило, все его крушения. Я, правда, не мог тогда по возрасту все вместить... Это мама моя принимала горячее участие во всех соседских бедах. На ее глазах Наташка выросла и осиротела рано, потом замуж вышла, потом  ее Никитка заиграл за стенкой... А вот хоронить никого не пришлось - тел-то не нашли. Вернее – не опознали. Нет и могил. Мама считает – лучше бы были. А так... он ждал их всех, ждал, пока не попал в психушку.

                Каждый день приближал Олесю к единственному решению – разводиться. Она уже смирилась с мыслью, что три года разницы между нею и Валерием ничего не меняют. Валерий упорно вел себя как старший по отношению к ней. Случилось и главное в их «дружбе». Правда, на чужой территории, во время отпуска очередного одинокого друга Валерия, Юрки. Тот тоже почему-то холостяковал в отдельной двухкомнатной квартире – после отъезда родителей в Израиль. И его мама, как Валерина, маялась несбыточной мечтой женить единственное чадо. И привозила в гости заморских невест, и знакомилась по интернету с сомнительными дамочками, мечтающими о браке, и даже вела с ними заочную дружбу. А Юрка был влюблен в такую область науки, где вообще не водились живые кандидаты для семейного очага – был судебным медэкспертом, патологоанатомом. О своих подопечных мертвяках он рассказывал так захватывающе любовно, что Олеся втайне считала его шизиком. С Юркой Валерий познакомился за шахматной доской в городском парке, когда оба были еще студентами и страдали острой формой шахматомании.

                Юркина уютная квартира стала для Валерия с Олесей временным пристанищем, но основной проблемы не решала, и теперь Валерий все чаще заговаривал о совместном будущем. Олеся соглашалась – надо решаться, надо! Но что-то мешало. Потом она поняла, что – жалость к Валентину, вдруг воспылавшему к ней юношеской любовью. Он так просительно заглядывал ей в глаза, так смиренно возвращался домой вовремя, с таким старанием мыл посуду после себя, демонстрируя полное свое перевоспитание, что Олеся не знала, как подступиться к неприятному разговору.
О Тамаре с ее мифической беременностью все молчали. Сама Тамара на горизонте не возникала. И «француженка» Мишель как сгинула. Семейное поле вроде бы очистилось от сорняков. Валентин терпеливо ждал, когда жена «перебесится», а Валерий вовсе не терпеливо ждал, когда Олеся решится на что-то, и уж никто не ожидал, что все вдруг круто переменится за одну неделю.

                Сначала позвонила Тамарина мамочка и поздравила Олесю с рождением сыночка у Валечки.
                Олеся спросонья не врубилась, о каком Валечке идет речь.
                – Вы не туда попали, перезвоните.
                – Туда, туда попала. У моей дочки, Тамарки, сынок родился. Правда, семимесячный, но ничего, жив-здоров, греется под этим самым, как оно называется... Ну, такая стеклянная штуковина... Инкубатор! Привет папаше! Пусть хоть навестит Томку, а то совсем забыл!

               От такой наглости Олеся потеряла дар речи. Ее поздравляют с рождением сына у любовницы! Она, похоже, должна радоваться такому событию! Олеся была уверена, что Тамарка – первая любовница на брачном пути ее супруга, но это еще не доказано, что Валентин – отец ребенка! Может, это аферистка обыкновенная? Надо еще  сделать анализ! Надо доказать, что...

               «А если это правда: Валентин стал папашей мальчика? А ребенок тут вообще ни в чем не виноват? – вдруг подумалось Олесе. Она механически убирала постель в ящик дивана, умывалась и причесывалась. – Пусть уходит туда! Ему теперь есть куда идти! Пусть отвечает за свои поступки! Пусть хоть раз узнает, что такое – отвечать за других!»

                Она даже не осознала, что где-то в глубине души пустила крошечный росток... радость. Радость освобождения от мук совести. Она не страдала от мужниной измены: кончилась любовь, на ее месте расцвела новая, не такая вялая, напротив – переполнявшая все ее существо.

                Через полчаса она уже радовалась по-настоящему. Как это здорово! У Валентина будет сын! Он мечтал о мальчике. Как жаль, что сегодня воскресенье, и папаша новорожденного дежурит на участке, а Валерий уехал в Новомосковск – утрясать квартирные дела. Хотелось с кем-то поделиться новостью. Впервые она по-настоящему пожалела, что не имеет подруги. А Нинка, как назло, ночевала у очередной подружки – Олеся подозревала, что подружка – мужеского полу.

                Не успела она прийти в себя и даже с удовольствием позавтракать второй раз – с перерывом в два часа, как телефонный звонок пообещал долгожданное общение хоть с кем-то.
                – Але-ё-ё, – пропела трубка противным голосом с наигранными нотками. –Валентина можно к телефону?
                – Валентин Александрович сегодня дежурит. Что ему передать?
                – Пусть-ка забежит после работы к Мишель. Есть хорошие новости.
                – Это та Мишель, которая ночью ему звонила? Думаю – спьяну? У него сегодня хороших новостей навалом, так что можете не беспокоиться. Переживем без дополнительной порции.

                «Господи, где он таких нахалок находит?» – как-то беззлобно подумала Олеся.
                – А это – жена-а?
                – Девочка, не морочьте мне голову! И больше не звоните сюда. Валентин Александрович в ближайшее время будет сильно занят – у него сын родился!
Ей понравилось обескураженное молчание на другом конце. Олеся поздравила себя: никогда еще и ни с кем она так не разговаривала. Она вечно боялась обидеть человека, даже если этот человек ей хамил.

                И вдруг трубка захлюпала, засморкалась, что-то забормотала.
                – Алло! – крикнула Олеся.– Что с вами?
                Трубку бросили без ответа. Олеся растерянно опустилась на стул в ожидании нового звонка. Что там могло случиться? Неужели ее супруг вляпался в новую неприятность? Но когда же он успел?!
                Телефон ожил через минуту:
                – И все-таки пусть он ко мне придет! – крикнула Мишель.
                – Не кладите трубку!
                – Вы врете про ребенка! Вы же старая! И он вас не любит!
                – Вы угадали: я старая, он меня не любит, раз на стороне делает деток. Он, очевидно, и вас не любит, успокойтесь. Не жалейте о такой потере.
                – Но я беременна!
                – О, Боже, – сказала Олеся и положила трубку.

                Она не успела разобраться в ситуации и собственных чувствах, когда очередной звонок согнал ее с кресла. На сей раз звонила родная доченька. Слава Богу, веселым голосом:
                – Поздравь меня, я выхожу замуж.
                – Нет, я сегодня сойду с ума, – откликнулась Олеся.
                – Ты что, не ра-ада?! – удивилась Нина. – Вы же мечтали меня спихнуть замуж! Ты бы хоть спросила – за кого! Ты сейчас в обморок шмякнешься!
                – Я и так почти в обмороке...
                – Мамуль, что с тобою? – вдруг забеспокоилась Нина. – Отец где-то. прокололся?
                – Вот видишь, все всё знают... Одна я...
                – Не всё, мамочка! Но кое о чем можно было догадаться. Ты, как всегда, паришь в небесах и...
                – Я, скорее – парю над кастрюлями, стиральной машиной и пылесосом.
                – Так что он натворил?
                – Приходи, узнаешь.
                – Говори! Или меня разорвет от любопытства!
                – У твоего отца сегодня родился семимесячный сыночек, а через несколько месяцев родится еще один.
                – То есть, как это? Не поняла!
                – Я – тоже. Приходи. И про замуж расскажешь. Я, кажется, уже не соображаю ничего. Голова отказывается варить...

                Нет, судьба решила хорошенько встряхнуть эту спокойную женщину, у которой совсем недавно  так не хватало жизненных эмоций. Сообразив, что ей потребуется свободное время в этот удивительный выходной день, Олеся позвонила отцу. За ним приглядывала одинокая соседка (за деньги), но продуктами отца снабжала Олеся. Она давно подозревала, что слишком бойкая старуха понемногу подворовывала из холодильника, но ничего поделать не могла – квалифицированные сиделки были им не по карману. Папаша, временами впадая в детство, а периодами вдруг обнаруживая совершенно ясное мышление, ставил врачей в тупик. Однажды, поймав такой момент трезвости, деловая внучка «выплакала» завещание на квартиру и очень шустро пригнала к ложу больного нотариуса. Пока дед в четкой форме выражал свою волю, а нотариус ее фиксировал и заверял, Нинка отсиживалась в соседней комнате. После этого эпизода ее любовь к деду как-то утихла, и Олеся привычно потянула семейный воз дальше. Ниночка же время от времени проверяла состояние духа никак не желавшего умирать дедушки, для чего тащила в его дом соки, апельсины и прочие витамины, доказывающие ее неиссякаемую родственную любовь. Ее, конечно, тревожила старуха-соседка, как-то незаметно ставшая в дедовом доме своей. Та шарила по полкам, знала где что лежит, называла деда или Димочкой, или «наш шустрик», чем раздражала Нину и ее мать.

                На Олесин вопрос, как себя чувствует  Дмитрий Иванович, баба Вера ответила туманно:
                – А он тут одну бумажку... пишет. Ему вроде некогда.
                – Какую еще бумажку? Дайте трубку папе!
                – Тут к нему пришел один ...из конторы, ему некогда, – подозрительно мямлила соседка.
                – Что там происходит? – испугалась Олеся.– Позовите же папу! Или того, кто к нему пришел! Папе плохо?
                – Сейчас, – сказала баба Вера и то ли неправильно положила трубку, то ли ее бросила, но теперь телефон вел себя странно.

                Ну и что теперь делать? Пока доберешься до отцовского дома, пройдет минут сорок. Кто этот человек из конторы? Что ему нужно? Что может писать отец, уже давно не державший ручку?
                В панике Олеся позвонила на АТС, чтобы узнать, где сегодня, в воскресенье, может работать ее муж, по какому адресу его отправили. Женский равнодушный голос ответил, что мастер находится по адресу: Скрябина, 28, срочный вызов.
                – Так, – сказала себе Олеся. – Значит, Тамарина мамаша добралась и до АТС. Это хорошо, пусть теперь сама расхлебывает кашу.
Нина пришла раньше – Олеся уже приготовилась уходить.
                – Идем со мной, – приказала мать без всякой просительной интонации, к которой дочь так привыкла. – Что-то наша баба Вера химичит возле твоего деда.
                – Я даже догадываюсь – что! Быстро едем!
                Они столкнулись на пороге отцовской квартиры с молодым парнем. Тот шмыгнул к лифту.
                – Стоп! – заорала Нина, загородив ему дорогу. – Вы кто? Что делали в сороковой квартире?
                – Меня вызвали составить завещание. Я из юридического бюро, лицо официальное!

                Нина схватила его за руку, пока Олеся открывала уже захлопнувшуюся дверь квартиры.
                – Вернитесь! Какое еще завещание?! Оно уже есть! Я – внучка! Кто вас вызывал?
                Втроем они ввалились в прихожую – Нина просто тащила юриста за руку. Навстречу им выскочила баба Вера и затарахтела:
                – Димочке плохо! Вы так вовремя подоспели!
Дмитрий Иванович то ли спал, то ли был без сознания.

                Первым успел испугаться нотариус:
                – Но он только что нормально разговаривал! Он ясно изложил содержание нового завещания! Он позвал меня переделать прежнее!
                – Папа, проснись!
                Олеся тормошила отца, пока нотариус что-то вполголоса объяснял Нине. Никто не заметил, как баба Вера смылась. Дверь с грохотом хлопнула, и тогда Нина оборвала нотариуса.
                – Вы только что совершили должностное преступление, молодой человек! Мы вас не вызывали, дед вообще маразматик! Ни черта не кумекает! У него болезнь Альгмейстера, слышали про такое? Ваше новое завещание – бумажка, которой только подтереться!

                – Но его жена сказала, что...
                – Какая жена?! – завопила Нинка. – Это соседка! Мама, ты слышишь?!
                Олеся молча опустилась на диван рядом с отцом, погладила его руки, прошлась ладонью по щеке. Потом встала и пошла к телефону вызывать «скорую».
Нотариус, обалдевший от такого поворота событий, застрял в прихожей на одном месте.
                – Вы составляли завещание возле трупа! – шипела Нинка, несколько торопя кончину деда. – А эта гадина, соседка, воспользовалась, чтобы...
                – Ниночка, –позвала Олеся дочку, – потише. Папа жив, он просто без сознания.

                – Он был нормальный! Пять минут назад! – разволновался нотариус.нотариус.  – У меня есть свидетели! Старик при свидетелях огласил свое решение – переписать квартиру в пользу жены. Та и паспорт показала! Они расписаны! Мой клиент имеет право менять завещание сколько ему угодно!

                Олеся и Нина переглянулись:
                – Во-первых, это вы как раз не имеете права оглашать содержание завещания прежде времени! Какой вы к черту юрист! Дед еще не помер! Во-вторых, вы должны были убедиться в состоянии психики больного! Если вас не научили этому в институте, то хоть смотрите передачу по телеку! «Час суда» передача называется. Там судья Дмитриева вам растолкует все законы! Мы же  все равно на суд подадим! Мы эту аферистку в тюрьму посадим!

                – Нина, угомонись, – тихо сказала Олеся, доставая из платяного шкафа чистое белье для отца. – Сейчас врачи приедут.
                Но старик не дождался врачей...


Продолжение слдует  http://www.proza.ru/2010/09/21/97