Пичужка

Тот март Он выпил в три глотка и стряхнул с усов хмельные капли.
А едва начался апрель, ворвалась в открытую форточку перелётная пичужка. Села на плечо, вертела короткой шейкой – пыталась заглянуть Ему в глаза.
«Помнишь март?» - чирикала на птичьем своём языке.
Вся была какая-то движущаяся, коготки цепкие.
Слава Богу, рубаху не изодрала… Да и то - могла ведь нагадить, дитя природы. Но тоже обошлось.
Ей-то зачем март? Она ведь прилетела на ясное солнышко, на душистые проталины. Какое ей дело до марта, какое дело до Него. «По усам текло, а в рот не попало»…
И март, и птичка – всё это литература. Дали бы Ему такую власть – вытравить с корнем зло, сокрытое в книгах. В книгах, тех самых, на которых взращивались поколения. Уродуются, обманываются… Ну, правда, Чехова Палыча Антона Он бы оставил. Бегите в избу, дети, читайте «Даму с собачкой» - и не ныть! Никакой любви, дети, ни у них, ни у нас. Так что смело тяните сети.
Что – март? Что – апрель? Он давно уже не жил. По ночам неизменно звонила Тамара. Наверное, она нужна была Ему. Но неужели ему теперь нужна была Тамара?
А пичужка повадилась щебетать у Него на плече. Должно быть, считала, что поёт Ему песни. Да пела-то всё о своём, на своём языке. Ни убить её нельзя было, ни поймать, ни прогнать толком, разве что привыкнуть и – не замечать.
Слов она вообще не понимала.
Жизнь, та, живая, лежала по всем углам: теснилась в ящиках, сжималась в кассетах, пылилась на полках, задыхалась от пыли, но - жила.
А Он уже не жил. Его, как ту пичужку, нельзя было убить. Но её потому, что была дура, а дуракам везёт. А Его потому, что Его уже убили.
… Не смотри в форточку, пичужка. Это небо синее, а не глаза Его. Это смола на горячих стволах янтарного цвета, а не Его борода. Это сбегает по ласковой гальке нежная морская волна, и в лавровых кустах завораживающе вздыхает ветер, а не шепчет Его голос…
Ты глупа, пичужка, у тебя нет мозгов.
Но как же ты перелетаешь океан? Как же из этих далёких, в твоих образах существующих стран, ты прилетаешь сюда, и слышишь – Его, и видишь – Его?..
И щебечешь, щебечешь, наивно полагая, что поёшь. И что Он – понимает твой птичий язык так же, как понимает его это небо, этот лес, это море и - этот дивный ветер.