3 самурая

               


                посвящается Акире Куросаве
 

 
 
Странно. Одна и та же фантастическая история случилась сразу с тремя разными людьми в разное время. Еще более странным кажется то, что все описанные ниже  события произошли исключительно в Японии, а героями или жертвами загадочного чуда стали самураи-отшельники.


   Первого самурая звали Иедо Ханагаси. Он жил, а точнее спал в XIII веке в своём скромном домике на берегу реки Хоккура, что протекает в предместьях торгового города Идзу. Иедо как всегда спал на полу напротив входных дверей, справа от Большого  Будды. Спал на тонкой подстилке, положив голову на упругий можжевеловый валик. Ему снилось его сестра, которая умерла 3 года назад. Сейчас Хидэко тщательно прополаскивала, а затем выжимала белье. Молодое лицо её было таким раскрасневшимся, рукава кимоно намокли, а взгляд спокойным и отрешенным от того, что делали руки. На лбу у сестры Иедо заметил несколько маленьких капелек. Что это? – подумал Иедо во сне, - пот или случайные капельки стиральной воды? Или, может, она провела по лбу мокрым локтем?
Сразу после этой мысли сон оборвался, а глаза Иедо открылись сами собой.  В первый момент Иедо ничего не понял, только смутное предчувствие шепнуло  ему, будто что-то изменилось. Однако спросони Иедо не придал значения мнимой подсказке, ему хотелось только поскорее вернуться обратно и досмотреть прерванный сон. Через секунду он закрыл глаза, провел языком вокруг губ, когда вдруг явно ощутил у себя в ногах что-то чужое и хрупкое.
Глаза Иедо снова открылись. Он не помнил свой сон. Он зажег свечу, пламя ударило на пол. Вместо ступней оказались цветы.
Прямо на ступнях обоих ног Иедо появились два больших пушистых розовых соцветия, усеянных фиолетовыми тычинками, из каждого соцветия росло по 7 симметричных белоснежных ладоней-лепестков.
 Иедо в тот момент было 54 года. Растерянно, широко уставив опухшие белки глаз на собственные ноги, Иедо сидел на тонкой подстилке со свечой в руке. Потом, сам не замечая, он повел свободную руку к левой ступне.
И ничего кроме той долгой секунды не существовало. Наконец он подвел руку почти к самому краю лепестка; пальцы Иедо заметно дрожали. Он выдохнул и коснулся. Через прикосновение дрожь с пальцев волной перебежала по живой ткани лепестка и тут же рассеялась на гладкой, полупрозрачной поверхности. Лепесток весело прокатился и замер;  Иедо показалось, будто все пушистое соцветие вдохнуло в ритм не добежавшей белой волны. 2 цветка, похожие, как одна ступня на другую, выросли и жили на ногах пожилого самурая.  Впервые в жизни Иедо оказался перед лицом очевидного чуда, поэтому в первый момент он растерялся. Иедо  почувствовал, как растерянность превращается в страх, а страх в смерть.
- Что делать? – Что делать?! – прошептал самурай себе под нос.
Розовый берег медленно поднимался над горизонтом темного неба. Хоккура тихо шептала предутреннюю молитву.
 Став лицом словно малый ребенок, бессмысленно он водил пальцами по лепесткам цветов, осторожно прислонял ладони к соцветиям, затем подносил ладони к лицу и вдыхал, и вбирал в себя чистейший торжественный аромат.
Постепенно мысли Иедо легчали, сердце становились светлее. Постепенно и вместе с тем в какой-то конкретный момент он принял на себя смысл произошедшего. Он осознал это событие как знак и желание Всевышнего Будды обратить и напомнить забывчивому слуге, что есть истинная Красота.
 В собственных благоухающих стопах он узнал образ лотоносных стоп Великого Гуру; в аромате неземного цветка услышал милость и обратил взгляды сомкнутых глаз каждый к своему прекрасному краю, соединив оба луча в центре Большого Цветка, в точке Дао.
В глубочайшей медитации Иедо провел 9 лет. На девятую осень, в день первого прикосновения, он вернулся в свой дом, расширил веки, впустил окружающий мир в глаза, узнал и понял его. Аккуратно, в течение долгих часов растирал и разминал он члены  всего тела, после чего тихо вывел цветы из позы лотоса, прополз на коленях до двери, выполз на крыльцо, поклонился красному заходящему солнцу, лег на спину и на теплом сосновом полу сделал шаг в другой мир.
По истечении какого точно срока его обнаружили, - сказать невозможно, так как тело Иедо почти не разложилось, но что, еще удивительнее, вместо обычного трупного запаха, на крыльце и в доме стоял чудесный тонкий аромат неизвестного благовония. Иедо собирались похоронить по традиции, но перед самым днем похорон, дети местных крестьян нашли два огромных ссохшихся соцветия незнакомого цветка рядом с хижиной усопшего. Тогда жители окрестностей признали в Иедо-отшельнике просветленного Мастера Дао. Его прах развеяли по ветру, а на месте его кончины, на крыльце, на сосновом полу, поставили скромный алтарь с Играющим Буддой по центру.
  Однако не прошло и года, как пламя войны вспыхнувшее между кланами Ху Лонг и Ву Танг, разрушило дом и алтарь Иедо Ханагаси, а память о нём, как и миф о его цветоносных стопах, долгие века, вплоть до последнего времени, хранилась на старинном японском пергаменте в доме китайской фамилии Хань.      

 



 Другой самурай Самагати Хударо, живший в XV веке в селении Гос, также встретился с двумя бело-розовыми цветами после сна, который, в отличие от сна Иедо Ханагаси, был короток и тревожен. Самагати Хударо был военным самураем приближенным к главе секты Гаён. Отшельником он по существу не являлся, еще с юношеских пор его прозвали так из-за привычки тренироваться в одиночестве, и, как правило, высоко в горах. Самагати был талантливым, выдающимся бойцом. Он не только мастерски владел техникой Кунг Фу, мечом и палкой, но и сам изобретал новые движения, что позволяло ему быть неожиданным и всегда побеждать. Несколько раз к нему обращались известные самурайские семьи с просьбой принять их детей на обучение, но Самагати неизменно вежливо отказывался.  Свои приемы он держал в строгом секрете. Те, кто видели их – видели их последними. Бывало в бою, кто-то случайно замечал оригинальное движение Самагати, на что сам воин отвечал, что бьется в старом классическом стиле. Даже глава клана Гаён  не смог разгадать секрета техники Самагати.  В конце-концов, «удар Самагати» стал предметом тайных разговоров, недоверия и даже спора. Дошло до того, что два почтенных самурая из клана Самагати наблюдали за ним во время войны с кланом Раём. Одному из них это стоило жизни. Однажды, в момент схватки у озера Тамадзы, спорящий боец поймал  краем глаза необыкновенный замах дерущегося с ним рядом Самагати, зачарованный, он отвлекся на прекрасное движение лезвия меча Хударо, а в следующую секунду сам упал замертво от удара вражеской палицы. Спор остался незавершенным, но вскоре после победы в битве у озера Тамадзы в клане Гаён, а позднее и за его пределами, сложилось мрачное суеверие о «прочитавшем иероглиф Самагати». 
Белые соцветия с розовыми лепестками появились на ступнях Самагати Хударо после короткого, беспокойного сна в походе, в отдельной палатке лагеря клана Гаён, в еловом лесу около небольшой рисовой деревушки.  Как только цветы появились на ступнях самурая, он тут же выпрямился, устремив взгляд на ноги. Ему хватило минуты на то чтобы убедиться в правдивости видимого, чтобы принять решение. Самагати достал свой меч и осторожно отделил мякоть соцветий от пяток до пальцев. Больно не было.
 Самагати собрал цветы в желтую ткань, спустился к ручью и там, разведя огонь, кинул в него узел с цветами. Только когда тряпка в порыве жара откинулась и раскрылась, Самагати с ужасом увидел, как корчатся, превращаясь в горящую грязь живые розовые цветы; он с ужасом ощутил как самый дух, волшебный концентрат цвета источается вместе с серым дымом  костра.
Никто ни тогда, ни позже, не узнал о том, что произошло с Самагати.
Поход продолжался. Война кланов разрасталась в мести.  Меч Хударо поражал врагов. Самураи союзники отводили взгляд, когда случайно ловили в воздухе неизвестный иероглиф Самагати. На второй год войны Самагати без видимых причин наложил на себя обет молчания, который хранил вплоть до своей кончины. На третий год, в самый разгар одной из злейших войн в истории Японии, на 9-ый день кровопролитных боев в провинции Кайдэку, солдаты клана Раён обнаружили тело Самагати Хударо. Самагати сделал харакири на краю пропасти горы Ёнай. Причём след оставленный на животе героя был отличным от традиционных самурайских техник самоубийства. Кровавый знак напоминал иероглиф «лепесток» с неизвестным окончанием. Знаменитого меча Хударо рядом с телом не оказалось, по всей вероятности он был украден, а, возможно, выброшен самим Самагати в пропасть.

  С третьим самураем, Таёдзю Мифунэ, та же история прозвучала совершенно в ином ключе. Он возвращался домой из провинции Тэн, где у него были кое-какие дела, но главное, где он закупал продукты на зиму. Теперь он  ехал на своем коне по имени Амон, а в 5 метрах сзади шел нагруженный ослик.   Казалось, ничто на пути не предвещало неожиданностей: небо было ровно синим от края до края, солнце светило ярко и высоко, а долина Мицури, по которой Таёдзю приходилось ездить примерно, раз в сезон, лежала  абсолютно недвижимо, только редкие деревья, словно сторожи, утомлено перебирали листья, выгоревшая трава лениво шевелилась на песочном ветру. 
Цветы на стопах появились без каких-либо намеков или симптомов, ни с того, ни с сего. Таёдзю Мифунэ эхал на своём коне, когда с ног у него вдруг исчезли тапочки, а на каждой ступне появилось по большому пушистому белому соцветию с 7-ю розовыми лепестками, формой напоминающими ладонь. Испуг Таёдзю был настолько сильным, что свалился с коня и заорал. Ааааааааааааааааааааа! Ослик шедший сзади испугался бешеного крика хозяина и остановился. По странному, нелепому совпадению, Таёдзю, корчащийся на земле в животном крике, случайно увидел перед собой тупую и вопросительную морду осла. Испуг же ослика уже прошёл и теперь он всем своим умом хотел понять цветы на ногах хозяина. Чтобы разглядеть причину внезапной перемены, ослик стал наклонять морду к правой ноге Таёдзю. Для Таёдзю это движение осла стало первым осмысленным действием после кошмарного хаоса мыслей и чувств. Таёдзю показалось, что осел хочет попробовать его ноги. Он выхватил меч из ножен и сильнейшим ударом отсек ослику голову. Амон заржал, белки глаз его пожелтели. Вместе с ним смертельный вопль вырвался из горла Таёдзю. Он стал кататься по земле, выдирая лепестки из ступней ног. Скрюченными пальцами, ногтями Таёдзю впивался в нежную розовую плоть сочных соцветий и рваными хлопьями разбрасывал их в стороны. Ладони его окрасились в темно-синий. Он бегал, надрывая долину, вытаптывая, вышаркивая об песок и камни оставшуюся на ногах уже грязную цветочную ткань. В конце-концов, он снова обрел свои знакомые ноги. Больно не было.
И к вечеру он вернулся домой. Однако с того дня всё в жизни Таёдзю Мифунэ перевернулось. Он хотел забыть то, что случилось в долине, но не мог. Не сами цветы пугали его, даже не ночные кошмары, в которых он вновь и вновь отрубал голову ослу и бегал, безумный, по пустыне, но сама опасность. С тех пор, как он повстречался с большими цветами, он не мог отделаться от самой идеи, что с ним может случиться все! Все, что угодно, где угодно и в любой момент! Это не давало ему покоя. Голова Таёдзю мучилась и разрывалась непрочными фантазиями. То ему представлялось, что цветок может появиться у него вместо головы, но сам он будет продолжать думать, то, ему виделись ветви кустарника вместо рук, то дом превращался в птицу и улетал ловить рыбу, он тонул или сам превращался в рыбу, которую съедал его собственный дом. То вдруг Японию покрывал прозрачный, белый лепесток, страна с лесами и реками уходила в поры растения, а потом кто-то брал, небрежно сминал Японию и выкидывал.
Но самой страшной была мысль о том, что что-то, что-то ещё, но обязательно, хотя бы ещё раз, но непременно случится! Ведь в глубине сердца Таёдзю понимал, что своим обращением с цветами он кого-то обидел, он чувствовал, что поступил неправильно, что не для того на ногах у него выросли цветы, чтобы он их сразу убил и выбросил.  Это и свело его с ума. Таёдзю пропал без вести и никто его больше не видел.




P.S. Но не было среди них самурая, который бы безмятежно и радостно наслаждался утренней прогулкой на мягких подушечках неизвестных соцветий, в кругу белых полупрозрачных лепестков.
    


16.09.07