3. 20

                Слишком дорого для самоубийц не бывает
               

  Видимо звёзды декабря встали враждебно к стрельцу, если он уже четвертый день не высыпался, ел только чтобы потом не думать, все время бежал по эскалатору, высчитывал день до минуты, до шага, но дела не шли. И даже не стояли, а падали, падали, трещали звонками и бились. В общем, как говорят, чёрная полоса, ничего не поделаешь, надо пережидать. Только ждать он не мог. 
 Он был человек молодой и к тому же творческий. Вот почему рано решил быть совсем независимым, почему в 19 ушёл из дома, стал работать, стал снимать однокомнатную квартиру в садовом кольце, за которую через пару дней снова надо было платить. И вот об этом как раз и крутились теперь все его мысли. Конечно, он легко мог занять денег, например, у отца, тот сколько раз предлагал, но Юра брать у него ничего не хотел, хотел сам все – такой был характер. У друзей тоже просить не хотел, а квартиру терять тем более. Уж слишком она ему нравилась эта квартира, причём нравилась даже тогда, когда он её ещё и не видел. Вот так получилось. Агент таинственно взял за локоть, аккуратно отвёл в сторону от толпившихся у перехода людей, и с нескрываемым удовольствием, почти торжественно, глядя вперёд, произнёс: «Вот. Здесь». И Юра сразу всё понял: «Моё. Какая бы там не была – я согласен…только ему не показывать». Большущий, коричневый сталинский дом с башней с часами.
 Мама всегда мечтала жить в таком, от неё мечта перешла по наследству, и вот между ними осталась всего лишь дорога. Зелёный. Идёт и уже представляет, как мать соберётся в гости к нему, как поедет, выйдет из метро, как стоя на светофоре, обязательно залюбуется, станет переходить и вдруг случайно увидит номер и, может, не поверит глазам, и когда перейдёт – достанет листочек, чтобы проверить, а потом ещё постоит. Да. Мой дом. Какая бы там не была.
 А была такая: грязные, непонятного рисунка обои, на потолке с углов на стенах – подтеки, в ванне льется вода, унитаз жёлтый без крышки, в прихожей паркет отстает, так что, входя, либо сразу прыгать на кухню, либо потом собирать и выкладывать. Но это не важно, это так только – мелочи, главное – потолки 3.20, широченные подоконники, из окна вид на проспект, а дом с башней с часами! И даже сам этот нищенский унитаз, эта вода, грязь, обои  вскоре совсем перестали смущать Юру,  даже наоборот, начали
как-то по-особенному нравится, как некий символ, как образ прошлого. Приятно было звать друзей в эту квартиру и ни капельки стыдно за ванную. Только паркет никак не лежал: все время отлетал, смещался, топорщился, в общем, раздражал, но и то не как раньше. А потом и вообще  Юра сложил его в углу стопочкой и забыл, и совсем стало спокойно.
 Понятно, чтобы жить в этой квартире, чтобы есть, пить и брать фильмы в прокате, нужны были деньги. Поэтому Юра работал, как мог, но дела не шли. Как назло. Так бывает.
 С утра начинались звонки. Он выстраивал день.
- Значит в 11.
 В 2, в полпятого, с 6 до 7.
- Что? Ладно. Я понял. Давай.
 Юра фрилансер, то есть сам выбирает то, чем ему заниматься. Только в 20 заказы клюют не особо охотно, никаких сетей, лодок пока не наработано, поэтому ловил на удачу, брался за всё и делал всё сразу, а когда вытаскивал краснопёрку – радовался карасю. Писал статьи для журнала, работал копирайтером в небольшом рекламном агентстве, рисовал простые дизайны, с недавних пор фотографировал для своего же журнала. В позапрошлый номер взяли два его фото, потом  заказали съемку и теперь снова заказали – разворот разных красивых штучек для женщин. Конечно же, он согласился. Устроил праздничный ужин в тот день, казалось, начинается новая полоса. Проснулся в 10, созвонился с подругой, у которой задумал все снять, договорился, умылся, на скорую руку позавтракал и поехал. Ровно в 11 уже звонил в домофон.
- Это я.
- Привет! Заходи. Раздевайся. Как дела?
- Дела пастила. Ты как?
- Я хорошо. Вот только на днях тебя вспоминали. Помнишь, у Жени играли в
  эту игру? Как её? В общем, ты никак не мог угадать. Помнишь? Мы так 
  смеялись.
- Да что-то такое…
- Ну ладно. Пойдем на кухню. Чай будешь? Какой? Черный? Зеленый?
- Я черный.
Сели на кухне за стол.
- Ну, рассказывай. Как живешь? Чем занимаешься? А то мы ведь с тобой уже 
  сколько не виделись? Месяц?
- Больше. У меня всё по старому… хотя каждый день, сама понимаешь, всё
  меняется. Как кто-то сказал: «Живу одним ходом вперёд, а послезавтра чёрт
  его знает».
- Точно.
- Много дел, работа, а так… даже не знаю. Вот фильм на днях посмотрел –  «Четвертый день» называется. Документальный. Об одном  научном эксперименте… что если двух людей, не очень близко знакомых закрыть в каком-нибудь помещении и не говорить им, сколько они там просидят, как бы случайно, то 3 дня они будут вести себя друг с другом как привыкли, как всегда вели, а на четвертый устанут, ну, в общем, перестанут играть, и станут такими, какие и есть на самом деле. Понимаешь?  Важно только, чтобы они ничего не заподозрили, потому что если догадаются – смогут притворяться сколько угодно. А если закрыть не двух, а трех человек, то они раскроются не на четвертый, а на девятый день, потому что один всегда боится двух. Там так и сказали. Вы можете много лет знать человека, постоянно видеть его, составить о нем какое-то мнение, которое при каждой встрече будет подтверждаться, цементируя мнение, что вот он такой человек, а на самом деле человек может быть совершенно другим. Но вы никогда этого не узнаете. Конечно, если не останетесь с ним наедине на 4 суток. Вот так вот.
- Прикольно. Чей фильм?
- Наш.
- А кто режиссер?
- Какой-то Смирнов. Знаешь?
- На него можно в суд за такое подать.
- За что?
- А за то, что он этих людей без их согласия снимал в таких условиях. В
  Америке у него запросто можно пару миллионов  отсудить.
- Может, и у нас можно. Только я сомневаюсь, что эти люди когда-нибудь
  увидят себя на экране.
- Почему?
- Да потому что это полный андеграунд. Это даже не фильм, а какое-то
   научно-любительское видео, снято всё почти одним планом, ручной
   камерой.
- А ты где его взял?
- Мне друг дал.
- А он где?
- А он я не знаю.
- Дашь посмотреть? 
- Ну, если до четверга вернёшь? А-то мне в пятницу возвращать…
- Верну по любому.
- Ладно, тогда завтра ещё созвонимся и где-нибудь в центре встретимся.
- Договорились… про Музей Кино знаешь?
- Знаю, конечно.
- Жалко.
- Что делать.
- Ну а как твое творчество? Продвигается?
- Да пока не особо. Некогда всё… Вот теперь съемку заказали. И я сразу
  подумал, у тебя ведь в той комнате стены разные и… столик-собака.
  Остался?
- Конечно. Куда он денется?
- На нём должно круто смотреться.
- А что снимать-то?
- Да всякие женские мелочи. Цепочки разные браслеты, фенички, серьги. 
  Как раз ты мне поможешь, подскажешь, по-женски, что с чем лучше.
 - Ладно, попробую… дорогие?
- Кто цепочки? Нет, конечно, в основном из бисера всё, ну, может, есть
  какие-то камешки, но явно не бриллианты.
- Жаль. Живешь всё там же?
- Да. Там пока.
- Один?
- А что?
- Ничего. Так просто спросила.
 Допили чай, пошли в комнату. Юра достал из рюкзака украшения, стали  раскладывать их на полу, на столике, вешать на стены, в общем, взялись за работу.
- Как думаешь, света достаточно?
- Тебе видней…вроде светло. Могу ещё лампу принести.
- Неси.
 Фотографировали.
 От Ани Юра поехал в агентство, по дороге сдал пленки в проявку. Агентство, то есть свою основную работу Юра не любил. Каждый раз, когда ехал туда – смутно чувствовал какую-то неприязнь, будто привкус во рту, как мокрые ноги, но так как на самом деле ничего такого не было, поэтому, идя от метро, говорил про себя: «Нормально. Подумаешь? Всех так. Тем более не надолго, – а в конце уверенно ставил точку – Надо». А надо так надо – характер.   
 В офис нужно было сначала звонить, потому что ему до сих пор не сделали пропуск, потом ждать, когда за ним спустятся, потом молча подниматься по лестнице, так как говорить с этой в общем приятной девушкой ему было не о чем, разве что спросить: «Людмила у себя?» «У себя» – неизменно отвечала она, про себя понимая, что он спросил только чтобы что-то сказать, потому что если бы Людмилы там не было, он бы не приехал. И он понимал, что она это понимает, а после этого произнести что-то ещё уже было почти невозможно. Так они и шли 2-3 раза в неделю, незаметно мучаясь. Она старалась ставить ноги красиво; он поднимался за ней. Потом дверь. Она открывала и уходила в сторону, с крохотным облегчением забывая его через секунду. Он же продолжает идти по длинному коридору в конец, чтобы там повернуть и очутиться в дизайнерской. Дизайнеров трое. Один постарше, а двое других молодые, причем тот, что постарше шутит смешнее и больше. В дизайнерской две двери (как раз около столов молодых): одна всегда открыта, это та, откуда только что вошел Юра, другая почти всегда заперта, сюда он идёт. За ней – креативный отдел, комнатушка, Людмила, и Юра, когда здесь бывает.   
- Здравствуйте.
- Привет.
- Ну что, как дела?
- Хорошо.
- Ну, хорошо. Бери стул. Садись. Давай, что там у тебя?
- Так. Сначала слоганы. По муке у меня такие…
 И он стал читать. Читать и объяснять, объяснять, пояснять, менять местами, импровизировать каждый раз натыкаясь на: «Нет. Не то. Давай следующий». Пауза. Следущий. Пауза. «В лучших традициях вкуса». «Нет. Не то. Слишком банально. Ты же молодой, а это знаешь… Ну, ладно давай следующий».  «Хлеб – всему голова, а мука хлебу мама». Ещё тяжелей. Дальше. Он в который раз останавливался, в который раз прилипал к полу взглядом. Самому было стыдно, сам понимал – полный бред, халтура. Пространство в комнате сужалось, становилось душно, а лицо Людмилы все злее и суше, только чёрная стрелка как всегда стучит точно в ровном белом кругу на стене. Говорить или молчать – всё одно – терпеть.
 В какой-то момент Юра поймал себя на мысли, что в принципе… например, за 1000 долларов согласился бы всё испортить: сказать что-нибудь невпопад или наоборот – ничего не отвечать или закричать, сойти с ума за 1000 долларов. Да какой там – за 300. Больное, сомнительное  удовольствие на пару секунд. Как только Людмила ставила очередную точку – он снова нырял, погружаясь в муку, плыл в своих словесных отходах. Сам виноват.
Он читал, читал и объяснял, пояснял и импровизировал. Под конец, когда уже только слушал недовольный, но сдержанный голос директора, вдруг вспомнил квартиру, свои высокие потолки.
 Идя до метро, чувствовал легкость и тяжесть одновременно. Как будто выплыл, хватило воздуха,… но баллоны так просто не бросишь… и вот тащишь счастливчик.  Конечно, не все так серьезно, и если был вообще груз, то где-то в прошлом теперь на уровне самой глубокой мысли, тогда как все основные мчались уже на новой волне.
 На днях надо было платить за квартиру. А денег нет. Денег не было. И не понятно, откуда их брать. Месяц должны за статью, но до сих пор тянут. Зараза. Фото не в счет. В агентстве зарплата только через неделю. Дизайны? Конечно, но их еще надо сделать. В общем, для Юры наступил тот редкий момент, когда выходы вертятся в голове, словно шарики бинго, но вниз не летят, с их маленькой дверцей что-то случилось. Это тихо бесило, вселяло сомнения, и Юра по инерции поехал обратно за пленками.
  Выходя из метро, заметил – на улице холодно и стемнело. В лаборатории – свет и никого. Подошел к стойке-столу – его слушали. Без слов достал из кармана квитанцию, передал, стал ждать, пока ждал –  расстегнулся, когда принесли – расписался, заплатил, забрал пакет, чек, сел на диван и с большим, чем обычно волнением, вытащил первый ролик.  Развел руки над головой, испытал пик знакомого чувства, выдохнул, принялся вглядываться. Четкие маленькие изображения на темной коричневой ленте. Именно четкие. Со второго взгляда детальней, заметил, что кое-где конечно не в фокусе, но незначительно, можно сказать, так задумано. И чем дальше смотрел, тем больше он успокаивался, находил композиции, видел – цвета играют, как было задумано, то вдруг образуют рисунок, то распадаются ассиметрией на оранжевом фоне. Ему нравилось, даже больше того… только маленькое сомненье, крошечное, неуверенность до конца, что вообще-то – стоило посветлей и какое-то желтое все... На второй пленке несколько светлых, отчетливых кадров. В общем, почти удалось. Получилось. Нормально. Сдал в печать почти 40 снимков.
 (Только назавтра, когда забирал фотографии, Юра увидел, что все кадры залиты нехорошей желтизной, словно жиром каким-то. Через два часа он узнал, что павильонные съемки требуют специального освещения. Расстроился не то слово).   
 Вышел в ночь, хотя всего полшестого. Ступил на мерзлый асфальт и сразу же понял – надо поесть. У него всегда так бывало, когда его тело чего-то хотело, оно давало сигналы: есть, пить, заниматься спортом, спать, если днем, ночью эта система не работала, засиживался за компьютером и не замечал. Вплоть до того, что если обещал позвонить кому-нибудь, а потом  забывал – ходил, смутно чувствуя – что-то не так, и, в конце концов, почти всегда вспоминал: «Точно. Костя». Так и теперь. Резко. Понял – хочу есть, а так как шёл в тот момент по Тверской – пошел в Макдоналдс. Поел быстро – не интересно. Встал из-за стола с чувством полной и глупой сытости. Голод не замолчал – он заткнулся.
 Снова оказавшись на улице, хотел уже по привычке заторопиться, успеть сделать что-то полезное, важное, как вдруг с удивлением обнаружил – таких дел на сегодня у него не осталось. Ему и дела нет. Как? Ведь денег нет. Денег нет и делать нечего. Он стоял с сотовым телефоном в руке, смотрел на него, словно ждал, что вот-вот зазвонит, но никто не посылал сигнала. Он стоял. Но дела не стояли. Они падали, падали и бились, бились беззвучно, отчего становилось совсем одиноко и скучно до крика. Правда. Давно Юра не испытывал этого чувства, и, наверно, если б ещё вчера кто-то спросил, напомнил, сказал бы, что и не знает. И вот теперь накатилось, вспомнилось сразу, и так знакомо, прямо наизусть. Люди вокруг, голоса, кто-то выкрикнул имя, реклама, машины, дома, магазины на той стороне и холодно. Лицу уже холодно, а телефон в руке ещё теплый. Пролистал имена на дисплее, поехал домой, утешая себя только тем знаменитым фильмом, который ещё не смотрел.
 Пока дошёл от метро весь замерз. Холодно прямо не по-московски, даже в феврале не так, а чтоб в начале декабря… Неуклюжими руками вставил ключ, повернул дважды, вошел, под собой почувствовав голый бетон, вспомнил паркет, включил свет, посмотрел в угол – на месте. Когда вешал пальто, ему неожиданно подумалось, что квартира ждала его, будто скучала, но когда он вошёл, включил свет – отвернулась, вспомнив обиду. Странная мысль. Разделся, помыл руки, пошёл на кухню. Настроенье паршивое, скатерть грязная, в раковине сковорода лежит, отмокает. И так не хотелось трогать её, так не хотелось вообще ничего делать, но он сварил макароны с сыром. Приготовил, а есть не стал. Налил себе кофе, пошел смотреть фильм. Фильм отвлек, попал в точку – правдивый и без интриги. Как есть мать её. Курил. Чистил зубы – смотрел в зеркало, умывался холодной водой, в постель ложился с мокрым лицом.
 Вот и все. Вот, вроде бы, и конец. Но нет. Он ещё долго не спал. Его мучили мысли. План добычи усталости был переложен с тела на голову, с рабочего дня на ночную. Но причём тогда злость? А ведь именно это он чувствовал. Да, такой был характер – привык делать дела, совершать полезные, необходимые поступки, чтобы шаг за шагом день ото дня продвигаться всё дальше вперёд к заветной вершине. И вот такой день неудачный. Как назло.  Почему, либо быть зависимым и свободным, заниматься тем, чем по настоящему хочется – писать, рисовать и всё время просить у родителей денег? Либо быть независимым, но несвободным. Как такое возможно, если одно исключает другое? Как заниматься творчеством и жить в квартире в доме с часами? Почему я должен выбирать только из двух вариантов, которые мне не подходят? Где третий вариант? Кто знает? Сколько он стоит? 3.20?!
 Он ещё долго думал обо всём этом и никак не мог успокоиться, но, в конце концов, обессилев, в конце концов, что-то решив для себя, Юра уснул. Он уснул, а за окном уже  чуть посветлело. Только это тоже ещё не конец: начинался ещё один день декабря прошлого года…




P.S. А мне повезло, я родился под другим знаком



         





               
.



               



               





                C09.02.06u