Труп с членом во рту

По своему роду работы, адвокату приходится сталкиваться с разными ситуациями, которые, зачастую, бывают более драматичными и чудовищными, чем те, которыми нас потчует телевидение.
Вот одна из таких историй.
В мае 2007 года на окраине подмосковных Химок, за гаражами,  был найден обезображенный труп молодого человека, у которого было сломано несколько рёбер,  имелись множественные резаные раны и проникающее ранение грудной клетки. Кроме того, у жертвы были отрезаны гениталии, и засунуты в рот.
Удалось установить личность покойного. Им оказался ученик десятого класса, некто Прохоров.
Следствие квалифицировало это убийство как совершенное на сексуальной почве, предположительно, лицом нетрадиционной сексуальной ориентации.
Обвинение было предъявлено моему подзащитному Стороженко.
Обвинение против Стороженко основывалось на его признательных показаниях, которые он дал на допросе сразу после задержания.
Однако мой подзащитный путался в показаниях, в частности не мог вспомнить дату совершения преступления и даже то, каким орудием он пользовался для нанесения телесных повреждений убитому. В частности, он утверждал, что уши Прохоровы он отрезал маникюрными ножницами, что было в категоричной форме опровергнуто криминалистической экспертизой.
Во время моей беседы с подзащитным, он рассказал мне, что признательные показания он дал под давлением сотрудников милиции. Кроме того, узнав о его нетрадиционной ориентации, и учитывая то, что он ранее работал в ГИБДД, в качестве меры давления, его поместили в общую камеру, сообщив всем там находящимся «что за тип к ним попал».
Это, само по себе, являлось серьёзным нарушением процессуальных норм.
Путались в своих показаниях и родственники убитого. В частности, его тётя и сестра свидетельствовали на предварительном следствии, что покойный Прохоров отсутствовал дома с 23 апреля, а в ходе судебного разбирательства они отказались от своих прежних показаний, и в один голос назвали дату исчезновения своего родственника. Это, по их словам, произошло 1 мая.
Мой подзащитный обвинялся в совершении тяжкого преступления, за которое предусмотрено самое суровое наказание, вплоть до пожизненного заключения. Поэтому, вынося обвинительный приговор, суд должен был располагать неопровержимыми доказательствами вины моего подзащитного, непротиворечивыми показаниями свидетелей обвинения, на что однозначно указывает статья 302 ч.4 УПК РФ.
Однако обвинение не предоставило суду таковых.
Свидетели Шкорин, Власов и Тропинин утверждали, что видели Прохорова в компании Стороженко 23 апреля. Это было примерно в 14.00. После чего, убитый и предполагаемый убийца пошли, по направлению к автобусной остановке, мирно беседуя.
После этого, Прохорова никто больше не видел. Но те же свидетели видели, что Стороженко вскоре вернулся. Примерно через 20 минут.
Я предложил суду представить, сколько времени потребовалось бы обвиняемому на то, чтобы совершить такое изощренное убийство.
Для того чтобы отойти от места, где его видели названные свидетели вместе с Прохоровым, пройти метров 300-400 до места преступления, поссориться с ним, убить, отрезать уши и надругаться над телом, а после перетащить его на 800 метров, снять с него одежду и спрятать, потребовалось бы около часа. Однако следственный эксперимент не проводился. Почему?
А ведь свидетели и мать обвиняемого подтвердили, что Стороженко отсутствовал не более 20-и минут. Кроме того, он вернулся в одежде, на которой не было следов крови, которая не была запачкана или застирана. Отсутствие крови на одежде моего подзащитного подтверждает и судебная экспертиза.
Почему же Стороженко оказался на скамье подсудимых?
Да потому, что следственные органы «назначили» Стороженко убийцей, и делали всё, для того чтобы «втиснуть» свою версию в хрупкую оболочку доказательств, которая расползалась по швам.
Свидетели, будто выполняя чью-то волю, пытались оговорить Стороженко.
Однако не все свидетельские показания попали в протокол. Я выезжал на место преступления. Беседовал с людьми, которые хорошо знали Стороженко. Все они характеризовали его как человека уравновешенного, не агрессивного и не способного на убийство. Более того, присутствующая на суде свидетельница Уварова показала, что примерно в 14.30 23-го апреля, мой подзащитный заходил к ней домой и помогал её дочери установить на компьютер новую программу. Однако, эти показания свидетельницы, которые, по сути, обеспечивали алиби моему подзащитному, стороной обвинения не учитывались.
По непонятной причине, в обвинительном заключении отсутствовали распечатки телефонных звонков, сделанные с телефона убитого не только 23 апреля, но и в период с 24-го по 27-е.
В судебном заседании 7 июля сего года я сделал заявление о том, что слышал, как следователь прокуратуры Круглов инструктировал свидетелей Шкорина, Власова и Тропинина о том, какие показания нужно давать в суде.
Мне кажется очевидным, наличие неизвестных лиц, которые заинтересованы в том, чтобы дело прошло через суд, и в отношении Стороженко был вынесен обвинительный приговор.
Таким образом, я утверждал, что обвинение против моего подзащитного было сфабриковано, показания свидетелей противоречивы, факты, подтверждающие алиби Стороженко, игнорировались, равно как и данные судебной экспертизы. Показания обвиняемого получены под давлением. В суде он от них отказался.
Учитывая изложенное выше, я настаивал на том, что вина Стороженко не доказана.  Имеются показания обеспечивающие алиби моему подзащитному.
В заключение своей речи я просил суд вынести в отношении моего подзащитного оправдательный приговор в соответствии со ст.302 ч.2 п.2 УПК РФ, поскольку подсудимый не причастен к преступлению.
Суд принял обоснованное решение и вынес оправдательный приговор.
Стороженко был освобождён в зале суда.