Утром

Я нажала на педаль-машина остановилась. В дороге мы застали рассвет, а хотели посмотреть, как солнце встаёт из воды. Хотя не знаю, что именно мы хотели посмотреть: он просто сказал – поехали к морю.
Я повела его к берегу. Настроение у нас было приподнятое, хотя, может, я просто держалась. А может, это он просто держался… Мы вообще любили играть друг для друга. Сначала он шёл за мной, отпускал какие-то шуточки. Когда показался берег, он обогнал меня. Я шла за его спиной. Каблуки вязли в песке, который прилипал к моим полуголым и мокрым от росы ногам. Мерзкое ощущение. Одевалась я изначально, всё-таки, не на природу.
Он подошёл к краю спуска, остановился. Я наблюдала за ним сзади. Он говорил что-то типо – как хорошо. Я не очень помню…Может, потому что, мне не казалось, что он чувствует то, что говорит. Я подошла ближе, присела на корточки у его ног. Мы были каждый сам по себе. Мы не держались за руки, не обнимались. Мы даже не взглянули друг на друга. Мы не могли не понимать, что всё неправильно.
Я очень неплохо знала этого человека. Знала, что он чувствует ко мне. Знала, как он врёт. Знала, какую бы стену он не возводил между нами, я разрушу её улыбкой и поцелуем. Знала, что это всё игры, чтобы защититься от перепадов моего настроения. Знала… Но больше не знаю. Я стою за его спиной и даже не знаю, расстраивает ли это меня. Первые недели жизни без основания…Поиск возможных вариантов нашего с ним существования: оборвать все ниточки или попробовать остаться друзьями? К счастью, со временем ниточки были оборваны… Это доказывает любовь, по-моему;
Вечер, вылившийся в это утро, обещался тяжёлым. А стал весёлой истерикой. Отправной точкой, спусковым механизмом, разгрузочным моментом.  Я была одета в траур. Всё, что я так силилась потерять, было потеряно, став для меня ударом. В момент, когда устав бороться с собой я ждала логической развязки, она произошла не по моей логике. Но это несколько дней назад, а теперь я в этом уже плавала, отойдя от острой боли. Переживала каждый день как тот, кого вытащили из петли, а зачем и как ему дальше – не объяснили. Искала смысл, искала спасение. Я только пути назад не искала: понимала – не надо.
Он был внимателен, мы немного поиграли в долгие взгляды без слов, но меня игра не увлекала: я всегда была категоричнее его в суждениях, и если уж слова «не люблю» для меня прозвучали, размениваться я не хотела. Конечно понимала, что любить он не перестал, но он нащупал тропинку, он понял, что выйдет по ней из этих дебрей, он сказал мне эти слова вслух… А бороться я никогда не умела. Всё, за что нужно бороться, казалось мне не настоящим… Тогда казалось… Да и за что было бороться? За возможность ещё пару-тройку месяцев испытывать отборные мучения? Всё заканчивалось. Было больно, но наконец-то понятно, что всё заканчивается. Тогда начали возникать вопросы, которые задаются с выражением удивления на лице: как произошло, что всё было и ничего не стало?... Это было ново для меня: самый близкий стал самым далёким. Теперь понимаю, что с этим вполне можно жить. Да и ответ короткий нашёлся – так бывает.
В ту ночь я его отпускала, сама не понимая, что это происходит. Я началась заново. На дно упала первая капелька, механизм завёлся и жизнь продолжилась.
Мы ещё будем хвататься друг за друга, но слабенько, по привычке. Но все уже всё знают.
Утро было лёгким, мой механизм работал. Его клинил – я даже услышала «почему ты так безразлична?».
Дорога домой, какие-то шутки, никакой грусти. Потом несколько весёлых дней и множество больных. Я была не нужна, но меня не отпускали. Даже показали, как умеют мстить. Да и мне удалось, случайно, правда, но со стороны вполне сошло за изощрённую сдачу.
А теперь ни словечка. Совершенно нечего сказать, дополнить. Анализировать, кажется, уже можно, а достаёшь воспоминания и всё ещё болит.
Я пока рою по глубже, кладу и не думаю.