Золотая рыбка

За столом собрался народ хороший, многочисленный. Мужчины ловко и часто ухаживали за женщинами, ибо стол был полон разных приготовлений. А женщины были смиренны и не глупы, ибо вечер не требовал ни от кого никаких решительных действий – сиди да кушай, участвуй в беседах. На кухне, откуда были вынесены стол и стулья в комнату по случаю скопления народа, то и дело занималась мойкой посуды и разогревом пищи пожилая женщина с мягким платочным узлом под подбородком. Кто-то из комнаты ее регулярно звал, называя мамой. Она не отзывалась, потому что не слышала. В прихожей шумно играли дети.
 
Никому вечер не казался томным. Тем же голосом, что звали маму с кухни, позвали мальчика из коридора, назвав его сыном. Сын не отозвался своевременно, и голос, теперь уже раздраженный, позвал мальчика еще раз. Мальчик, худой, с жидкими белыми волосами, с тонким голосом и глубоким заиканием, показался в дверях, и с трудом объяснил, что играл с детьми и не слышал, как его зовут.

Мужчина, сидевший во главе стола, крайне недовольный нерасторопностью мальчика, и в очередной раз раздраженный его заиканием, замысловато поводил пальцем по воздуху. И когда мальчик выполнил эту одному ему понятную команду и подошел, мужчина запустил пятерню в его волосы, сжал пальцы крепко, и потряс большую голову мальчика. Мальчик терпел молча, и казалось, что теперь заикаются его большие чистые глаза. Мужчина сказал сидящему веселому народу, что всегда хотел сына, а родился этот бесполезный урод, и что с ним теперь делать, непонятно.

Из-за стола встала женщина в мужском пиджаке и вдруг предложила отдать навсегда мальчика ей. Мужчина оторопел. Мужчина не нашел нужных слов. Он привык, что вот уже восемь лет он рассказывает всякому гостю, прохожему, другу и пассажиру в трамвае, что его сын – урод, что с ним невозможно пройти по улице, потому что стыдно, что не на кого будет оставить нажитое после своей кончины, что не будет свадьбы сына, потому что за уродов выходят только уроды, а допустить еще одного урода в семью он не сможет, что ему не хочется обнимать сына и даже просто с ним рядом сидеть. И кто-то ему не отвечал вовсе, кто-то сочувствовал, кто-то украдкой плевал ему в спину или делал вид, что плюет, но никто и никогда не предлагал взять мальчика к себе. А тут за столом предложили. Мужчина оторопел.

Женщина в мужском пиджаке повторила свое предложение. Мальчик, каким-то образом поняв всю важность этого момента в своей жизни, присел на корточки и крепко обнял ногу отца. Оторопевший отец, никак не ответив, принялся за еду, будто ничего важнее сейчас не было, чем еда, и ел долго под вопросительное молчание всех собравшихся. Закончил с едой и закурил. Женщина в мужском пиджаке продолжала стоять, мальчик обнимал ногу мужчины. Мужчина докурил, брыкнул ногой и спросил у мальчика, не принес ли он корм из кладовой. Мальчик сказал, что корм из кладовой он не принес. И мужчина, громко шлепнув ладонью по его заду, приказал немедленно принести корм. Мальчик побежал прочь из комнаты, захлебываясь слезами, и заикаясь, умоляя, чтобы отец его никому не отдавал.
 
В кладовой мальчик присел на табуретку, положил на колени книгу, раскрыл ее и своим длинным тонким пальцем стал искать необходимый абзац. Найдя его, прочитал и понял, что сегодня корм надо было давать ровно в то же время, как и вчера. Понял и в мыслях оправдал себя: дом полон гостей, он заигрался с детьми гостей, и просто забыл об этом кормовом времени. Оправдав себя, дальше он пришел к страшному выводу: жившая в их доме, в банке, рыбка теперь может обидеться, и о выполнении желания не может быть и речи. Мальчик не помнил, кто подарил семье эту рыбку, но помнил слова этого человека о том, что рыбка - золотая, и она сможет выполнить только одно желание и желание только одного человека, когда это будет особенно необходимо. Он помнил, как отец размашисто и с удовольствием рассмеялся над этими словами и чертыхнулся, помнил, во что был одет отец в этот момент - в широкие брюки со стрелками и майку, помнил, что со стены на него, на мальчика, смотрела черно-белая мама, как живая, помнил, что отец, подавив смех, сказал человеку, дарившему золотую рыбку, что верить в это нет никакой необходимости, и верить в это попросту стыдно. Сказал, взял из рук этого человека банку с золотой рыбкой и все же передал сыну, - будто в утешение дарившему.

И теперь мальчик в кладовой, захлопнув книгу, бросился искать  бумажный пакет с кормом, потому что для него настал тот час и день, тот год и век, когда необходимо использовать этот шанс и попросить у золотой рыбки исполнения одного желания. Ему, мальчику, нужно было исполнение только этого желания, и больше ничего в своей жизни он ни у кого и ничего не попросит, потому что кроме этого желания ему ничего не нужно – так думал он, опрокидывая полки с мешками, бумагами и инструментами, переворачивая вверх дном маленький пустой сундук, ломая несколько картонных коробок. И все-таки нашел.

Выпачканный в пыли, взъерошенный и счастливый он бежал на кухню с бумажным пакетом в руках. Но пробиться к золотой рыбке не было возможности – все гости вышли из-за стола и увлекаемые хозяином дома, плотно затолкались на кухню. И там что-то происходило под чье-то легкое хихиканье, под чье-то агрессивное ворчание, под чье-то многозначительное молчание, под тяжелый и страшный смех отца мальчика, и под горячее журчание масла.

Мальчик на четвереньках, сквозь ноги гостей, пробрался в центр кухни и увидел стоящего отца. В его руке была столовая лопатка, его глаза бегали и смеялись. Он за волосы поднял мальчика на ноги и спросил, хочет ли он теперь уйти жить к этой женщине и добавил, что он не будет против, если мальчик примет такое решение, потому что любое решение, принятое самостоятельно, достойно мужчины, и только уроды не способны совершить поступок, а жить с уродом он не хочет, и никогда не хотел.

Женщина в мужском пиджаке еще раз позвала мальчика к себе и глаза ее были искренними и светлыми. Мальчик посмотрел на отца, который гоготал грудью.  Выдержав паузу, отец отвернулся, и продолжил жарить золотую рыбку на сковороде. Пучеглазая рыбка пока еще извивалась и пока еще подпрыгивала, разбрызгивая горячее масло, и всем окружающим даже показалось, что она стонала. Но это были лишь воспаленные воображения, потому что совершенно точно известно, что рыбы издавать звуков не могут. Отец разбил белое куриное яйцо, вывалил его содержимое на сковороду, и под тяжестью бесшумно упавшего желтка рыбка успокоилась, продолжая поджариваться и приобретать нормальный аппетитный вид.
 
Женщина в мужском пиджаке сказала отцу мальчика какие-то нравоучительные и неприятные слова, и в который уже раз позвала мальчика. А кто-то из гостей полным уверенным голосом предположил и подсказал мальчику, что она могла бы стать для него мамой. Отец сбросил получившуюся пищу со сковороды на тарелку и, казалось, что под зажаренным яйцом есть еще жизнь. Но это только казалось. Мальчик часто забился громким плачем. Гостей охватил страх. Женщина в мужском пиджаке присела на корточки и обняла мальчика. Ее чистые гладкие волосы падали и на его плечо, и на его большую голову. Казалось, что волосы, - единственная часть человеческого тела, которая не управляется человеком, как ноги, или как руки, или как голова, – так вот казалось, что волосы женщины в мужском пиджаке ею управляемы. И они, по велению ума ее и сердца, могут двигаться, как руки, и ложиться туда, куда требуется и на кого требуется. И чем горячей эти веления, тем больше волосы упруги, тем больше они послушны, а от того и красивы. Но это только казалось. Мальчик неожиданно притих в этих легких объятиях, посапывая мокрым носом. Вздохнул глубоко и, крепко зажмурив глаза, прыгнул в сторону, упал на колени, и обхватил ногу отца, не раскрывая глаз.

Когда женщина в мужском пиджаке шла по пустому тротуару, подгоняемая суетными уличными сквозняками; когда пожилая женщина с мягким платочным узлом под подбородком, которую отец мальчика называл мамой, упорно и старательно прибиралась в кладовой; мальчик, улыбающийся и просветленный, под дружное ликование гостей и одинокое тяжелое хлопанье отца в ладоши, вошел в комнату с тарелкой в руках, на тарелке была сочная и правильная, как из кулинарной книги, яичница с рыбой. Отец подошел к мальчику, запустил пятерню в его жидкие волосы и одобрительно загоготал. А мальчик с густой испариной на белом лобике, широко и счастливо улыбаясь, про себя подумал, что тогда отец был не прав, не веря в золотую рыбку. Подумал, промолчал и стал жить дальше.
 

28 марта 2009 года.