Роман в стихах о Лермонтове Русский Гений глава 5

Глава пятая


1

Над ним она стояла у ограды… без горьких слёз, без стонов и мольбы. На дне могилы – прах её услады, последний дар безжалостной Судьбы. «Зачем? За что?» – она не вопрошала. Стояла молча, спрятав долу взгляд. Нательный крестик в кулаке зажала. Воистину скорбящие молчат…
Она узнала, что не стало внука лишь в августе. Никто не смел сказать. Услышав весть, не издала ни звука. Все остальные начали рыдать. Через минуту, побледнев от боли, снесла апоплексический удар. Нет на Земле трагичнее юдоли, хоть весь земной окинуть взором шар.
Ценнее жизни – только вера в Бога. Но эта вера пошатнулась вмиг. Смотрел с иконы горестно и строго Спасителя нерукотворный Лик.
«Тебе ли я ночами не молилась, прося родного Мишеньку сберечь?! Говела в будни, в праздники постилась…» – такой была Елизаветы речь.
Она убрать иконы повелела. Смотреть на них ей не хватало сил. И без движенья женщина сидела по трое суток у своих могил…
Не ведала несчастная, не знала, что средь убийц Мишеля есть и тот, кого она всегда роднёй считала – Столыпин Алексей, кобель, не кот!
Собачью кличку получив однажды, он собственное имя отменил. Ему кричать не нужно было дважды, на зов «Монго!» он тут же приходил. Любитель женщин, интриган и циник, а проще – настоящий ловелас, он драться мог не то что за полтинник, за медный грош, и без команды «фас!».
Когда дуэль случится с де Барантом, за чёрной речкой, где стрелял Дантес, Монго-Столыпин станет секундантом, французской стороне в противовес. Доверие заслужит Михаила поступком этим. Хитрая лиса! Общение на дружбу походило, но правду знали только Небеса.
Ведь прозвища собачьего носитель таил в себе завистливую злость. Он действовал не явно, как вредитель, и месть ему была, как догу – кость.
Считал себя он писаным красавцем. И был таким снаружи, не внутри. Страдать не мог, поскольку был мерзавцем, в делах амурных заключал пари. Выигрывал всегда победоносно. Порочил честь, и удалялся прочь. Приличия им попирались злостно, когда у женщин похищалась ночь.
Мишеля он преследовал повсюду. Прилип сначала в школе юнкеров. И как приправа к основному блюду, то был горяч, то приторно суров.
Служил не по приказу, добровольно, с Поэтом на Кавказе. Воевал. Физически ему не делал больно, но регулярно тайно предавал.
Пустая жизнь, наполненная ленью, Монго прельщала больше, чем война. Он был второю лермонтовской тенью, и ненависть его была страшна.
Ему всегда претило благородство, претили честность, доброта и ум. Имел он с камнем придорожным сходство, холодный, скользкий, без души и дум. Ни болтовня, ни споры, ни молчанье, ничто не выдавало в нём врага. Он прятал глубоко своё мечтанье: убить Мишеля, и наверняка! Скрывался дьявол в облике собрата. Коварно маскируясь и таясь, грешил он бескорыстно, не за злато, двуличием, как доблестью, гордясь.
А Лермонтов? Неужто он не видел? Не чувствовал, не знал, не понимал? Опасности ужели не предвидел? У айсберга зачем тепла искал?
Он, божьей рати самый лучший воин, с небес сошедший с миссией творца, в час роковой останется спокоен, и будет верен Богу до конца. Он не застонет от смертельной раны. И никого в тот миг не проклянёт. Злодейские осуществятся планы, но Гений, и погибнув, не умрёт!


2


Как средство разрешения конфликтов дуэль была в стране запрещена. В судах читалось множество вердиктов, но всё же шла дуэльная война…
Царь Пётр Первый в Воинском уставе  и вызовы, и драки отменил. Никто стреляться был тогда не в праве. Патент на ссоры вот о чём гласил: «Свидетели, а также потерпевший обязаны о факте донести военному суду, а не успевший от быстрой кары может не уйти. И секундант, и дерзкий вызыватель безжалостно имеет быть казнён. Будь иноземцем даже подстрекатель, хоть ранен он, иль шпагой умерщвлён, по смерти будет за ноги повешен».
Дуэли были при Петре редки. Поступок каждый был предельно взвешен, не спорили с законом смельчаки.
Иное дело при Екатерине… Издав о поединках манифест, она решила: «Быть дуэлям ныне». Хотя за это следовал арест. Но если ссора кончилась бескровно, то наказанье – обоюдный штраф. Обидчику-убийце, безусловно, пожизненная ссылка. Не призвав открыто к выясненью отношений, Царица немка сделала свой ход.
И сразу стало больше преступлений! Законов уголовных новый свод при Николае мало изменился. Но наказанье было смягчено. На секундантов царь совсем не злился, казнить же за дуэль, считал – грешно. В тюрьму на десять лет за дуэлянство сажали редко. И стрелялись все! Отстаивало честь свою дворянство на утверждённой роком полосе.
Однажды цесаревич Саша Третий, ещё не унаследовав престол, воспитанный примером лихолетий, себе позволил мелкий произвол. Он оскорбил бездумно офицера. Наследнику ведь вызов не пошлёшь! И крайняя явилась тут же мера, которую смешной не назовёшь. Он получил записку. Оскорблённый просил об извинительном письме: «Живёт ли кто, позором уязвлённый? Придётся завтра застрелиться мне!». Не получив желанных извинений, бедняга обещание сдержал. Убил себя без всяких сожалений! Узнав об этом, царь негодовал. И резко отчитав родного сына, велел ему тот гроб сопровождать, чтоб ведать, как ведёт себя мужчина, и впредь таких шагов не совершать.
Дуэль пришла в Россию из Европы, культ рыцарства там долго процветал. За честь не бились разве что холопы, частенько был трагическим финал. С обычаем, как с монстром полумёртвым, боролись короли не первый век. Во Франции при Генрихе Четвёртом погибло восемь тысяч человек.
И у славян бывали поединки. По летописи – «поле», равный бой. Ответчик и свидетель, словно инки, дрались до первой крови меж собой. Неправым признавался побеждённый. Считалось, что вершится «божий суд». Кто бьётся, высшей силой окрылённый, того ведь ангелы уберегут. Но церковь мнений сих не разделяла, выказывая яростный протест, подобных битв совсем не поощряла, для целованья не давала крест, не допускала спорщиков к причастью. На «поле» вставший звался «душегуб»! Убитого, к всеобщему несчастью, попы не хоронили, грешный труп!
А также духовенство восставало и против чар, реально колдовских. Средь ворожей пособников хватало, бойцы частенько приглашали их.
В лечебниках старинных есть советы: «Для смелости убей мечом змею. Вынь из неё язык. Но в те секреты не посвящай ни друга, ни семью. Тафтой укрой потом язык змеиный, в сапог свой левый быстро положи.
Ни с кем не говори, как воин чинный, а после под ворота уложи  язык тот в землю. Перед самым боем в сапог запрячешь зубчик чеснока, а под одежду – утиральник, коим ещё не вытиралася рука».


3

Дуэль была мужской прерогативой. Задета честь своя иль важных дам… Как львы, мужчины жертвовали гривой, чтоб доказать, что их соперник – хам.
И женщины им в этом подражали! Маркиза Несль, графиня Полиньяк врагинями воинственными стали, и подрались! Причина – не пустяк, а герцог Ришелье, любовник страстный, и будущий великий кардинал. Галантный, эрудированный, властный, он сам порой безумно ревновал. Но ревность прятал от людского взора. В лесу Булонском дамочки сошлись. Закончилась раненьем эта ссора… Маркизе было сказано: «Смирись!».
В дуэлях женских меньше строгих правил. И секундантки здесь вступают в бой! Чтоб шпаги след большую боль оставил, ей кончик мажут едкою водой.
Страшна бывает женщина сердитой! Стреляют оппонентки до тех пор, пока одна не падает убитой, не брезгуя и выстрелом в упор. Жестокость дам шокирует размахом. Исход смертельный: семь из десяти. В душе расторгнув договор со страхом, соперницы –  как бесы во плоти.
Так в хрониках записано сраженье двух сеньорит. В стенах монастыря, кинжалом выясняя отношенья, они боролись, злобою горя. На шум «молебна» жуткого сбежались пугливые монашки тот же час. И к аббатисе в ужасе прижались, услышав стон: «Похороните нас!».
Причиной для неистовой дуэли бывала часто просто красота. Кого-то изуродовать хотели, удар в лицо – для яркого следа!
Однажды спор вели американки. Объект вопроса чести – секундант. Предложит замуж выйти дуэлянтке победы окончательной гарант!
В губернии Орловской как-то летом помещицы, забыв своих мужей, «уладили» конфликт иным обетом, вооружившись мощью палашей. Соседушки безжалостно друг друга рубили в гневе, проливая кровь. Спустя пять лет, не ведая испуга, в сердцах лелея желчь и нелюбовь, их дочери к барьеру встали тоже. Такая вот семейная вражда! Мурашки не бегут по нежной коже, когда внутри бушуют холода.
О Дашковой, княгине знаменитой, ходили слухи, что она дралась. Беседуя с английскою элитой о Лондоне, немного увлеклась. И герцогиня Фоксон разозлилась. Кипучий тут же завязался спор. Вся обстановка быстро накалилась, предельно грубым сделав разговор. Противницы потребовали шпаги! Покинув дом российского посла, пылая жаром собственной отваги и мелкой рябью хмурого чела, они в саду оружие скрестили. Была княгиня ранена в плечо.
Потом об этом много говорили и даже обсуждали горячо строптивый нрав спесивой россиянки. Но часто гнев – лишь повод отомстить. Француженки, испанки, итальянки умеют ловко чувствами разить. Но русские – глубинные созданья. В них самая большая глубина. Страдают здесь без признаков страданья, печали кубок пьют всегда до дна!


4

О Лермонтове как о человеке ведутся споры даже в наши дни. Клевреты Зла и в двадцать первом веке, взывая к дьяволу, вопят: «Распни!». Распять того, кто умер? Как же можно? За что такая ненависть к нему? Убить его повторно невозможно. И гневная бравада ни к чему. Душа Поэта – это ведь не тело. Её к кресту гвоздями не прибить.
Но гнусное давно ведётся дело руками тех, кто жаждет очернить светлейший образ гордости России! Написано уже немало книг, в которых кляксы зависти лихие невольно вызывают нервный тик. Додуматься смогли лермонтоведы, что Михаилу Юрий не отец! Уж лучше б сразу наши стиховеды приклеили ярлык ему «скопец»!
На ум приходит матерное слово при чтении такой галиматьи. Звучат наветы глупо и бредово, и пишутся бесовские статьи о неудачном и несчастном браке. Марии честь порочится пером! Окститесь, литераторы-макаки! Лижите зад друг другу языком! Лишь это вам приятно и знакомо! Об остальном не стоит рассуждать. В зверинце ваше мнение весомо, а мир людей не надо развращать!
И Байрона легко оклеветали, мыслителя безумцем обозвав. Из родины, как пасынка, изгнали, лишив его навек гражданских прав. Умнейшего признав умалишённым, разврат нелепый приписав ему, изгнанника сравняли с прокажённым, посыпав пеплом чудную главу!
Но Лермонтов не Байрон. Вы забыли? К нему такая грязь не пристаёт. Он выше, чище этой склизкой пыли, и жизнь его – космический полёт!
О высшем не беседуют с ослами. И жемчуг свиньям незачем бросать. Прочувствуйте, что чёрт рогатый с вами, а Богу не пытайтесь досаждать! Ведь Бога оскорбить никто не может. Иконы жгут, но вера не горит. А если зависть ваше сердце гложет, наденьте рясу и ступайте в скит. Там много тех, кто борется с лукавым, желая милость Божью обрести. Поздравят вас потом с рассудком здравым, и лишь тогда позволят вам войти в обитель Созидательного Духа. Ведь дьявол не способен созидать. Его владенья – горе и разруха, его задача – только разрушать!
Иль вот ещё совет вам: не читайте творений Гения, его труды. Извилины свои не напрягайте, чтоб не писать тупой белиберды. Такой, к примеру, что Мартынов тоже довольно замечательный поэт. Терзал мерзавец рифму, ну и что же? Нет в рифмоплётстве обаянья, нет!
Поэт – источник Благородной Силы и символ настоящего Ума! Борцы за правду потому и милы своей стране, что разум их – не тьма! Стихи свои поэт не сочиняет, он ими мыслит, ими говорит! А стихотворец, тот слова слагает, а рифмоплёт, тот рифмами смердит.
И не было у Лермонтова брата от кучера, буфетчика, слуги. В семье дворянской не было разврата, и нравы православные строги! Стыдить лжецов, конечно, бесполезно. Клеветников ничем не наказать. Хромая Кривда шествует помпезно, плюётся, чтоб плевками замарать. Несчастную Наталью Гончарову в измене обвиняют до сих пор. Миллениум. Мы видим ту же свору. И тот же сговор. Тот же приговор.
Четыре раза женщина рожала за те шесть лет, что с Пушкиным жила. Когда она, по-вашему, гуляла? В те дни, когда беременной была? Когда, бедняжка, после тяжких родов полгода восстанавливала плоть? Влюблялась в проходимцев и уродов, ревнуя мужа? Смилуйся, Господь! Да по сравненью с Пушкиным горячим другие все от страсти далеки! И не слепым был муж её, а зрячим, и их любовь – жасмина лепестки!
Откуда знать вам, что такое нежность? Для вас ведь верность – выдуманный миф. И это грех большой, а не небрежность – паясничать, поэта застрелив!
От страшного раненья умирая, мужчина не кричал и не стонал, чтобы она, любимая, родная, не слышала, как сильно он страдал! И врач, лечивший рану, плакал стоя.
Она и он. История любви… Но им и ныне не дают покоя любители интрижек на крови!


5

Кто Лермонтов и Пушкин, если честно? Страдальцы? Больше. Мученики? Да. Но святость их лишь Господу известна, а церковь не признает никогда в них страстотерпцев, подло убиенных. Анафемой убийц не заклеймит. Чудесный дар ценней мощей нетленных, что духовенство тщательно хранит! Кто из умерших, признанных святыми, Россию славил больше, чем они? Останки чтить, пренебрегать живыми, не это ли считают искони вселенским благом? Ежели иконы мироточат, то чья это слеза? Свидетельство страданий Бога – стоны рыдающих людей, и их глаза!
О новых искупителях немало приходится сегодня говорить. Одним «святым» недавно больше стало! Второго Николая объявить решила церковь мучеником веры! Неужто умер Ники за Христа? К чему такие дерзостные меры? Монарха жизнь кристально ли чиста?
Он в трудный час отрёкся от престола! И принял смерть не как России царь. Державу отдал в руки Произвола, предателей Империи главарь! При нём сектантство расцвело повсюду. Распутин был его духовником! Напоминает он скорей Иуду, чем чудотворца с ангельским челом!
История подобного не знала, чтоб добровольно оставляли трон! Ведь Родина его не предавала! Зато её прилюдно предал он! Он должен был от горя застрелиться, как настоящий честный человек! Не помышлять о бегстве, а трудиться! Не закрывать от страха царских век!
Причислить вдруг Второго Николая не к избранным, а к лику всех святых! А Первая война-то Мировая, три миллиона мёртвых, не живых – не дело рук Романова? Молиться не на него теперь уж, а ему?! Лишь в страшном сне такое может сниться, безумец тот, кто спросит: «Почему?».
Найдите факт его чудотворений! Подвижник этот самодержец? Нет! Зачем же столько несуразных прений? Нетленный прах – единственный ответ Святого Духа на вопрос о чуде. Коль кости излучают аромат, и к ним припав, встают больные люди здоровыми, вот святости формат!
А Павел Первый или Пётр Третий? А сын Бориса, Фёдор Годунов? Не самые счастливые на свете! Убитые за кровь своих отцов! И Александра вспомните Второго, что был народовольцами убит. И в нём признайте русского святого! Но церковь подозрительно молчит.
О благочестии нелепо спорить. Святители являют чудеса! С историей народ не надо ссорить.  Усопших судят только Небеса. И нет примера христианской жизни в семействе царском, сгинувшем тогда, когда Россию приближали к тризне, насилуя  лукавством без стыда.
У Сатаны ведь тоже есть герои! Их, богоборцев, целый легион! Им тяжело оставить Русь в покое, марш похоронный, похоронный звон  для этих душ – елейная отрада! Трапезничает
грешная братва телами тех, кому наград не надо за верность долгу! Истина жива! Её не спутать с блажью сумасбродства! «Святейшие» хотят найти «святых». Гонители мирского благородства угодников куют глухонемых!
Своих Всевышний поимённо знает! И нам известны эти имена: Есенин, Пушкин, Лермонтов. Венчает их слава Божья! Любит их страна! И будет помнить, слёзы утирая. Духовный подвиг гениев велик! Убили их, но не лишили рая. Им сам Создатель памятник воздвиг!