Прозрачный Мартин. Журнальный вариант

Он родился в славном научном городке близ Москвы. Тут всё было по-старому, с размахом, начиная с просторной, засаженной зеленью территории института, и кончая собственно бетонной громадой корпуса, где Мартин впервые появился на свет. Корпус этот не был роддомом, а одной из наземных построек большого синхрофазотрона – ускорителя элементарных частиц.

Орава рыжих родственников Мартина обреталась за старой облезлой тумбой. Здесь было тепло. Вода для  питья подтекала из неисправного краника в углу. Хватало и еды – крошек на этой самой тумбе после холостяцких трапез Вани – хозяина крохотной мастерской-лаборатории, устроенной внутри упомянутого бетонного сооружения. Иван был научным сотрудником – ни старшим, ни младшим, а так… Он был физиком-экспериментатором, а в душе романтиком. Он не имел возраста, семьи и жил, почти не выходя отсюда. Ваня упорно трудился, втайне мечтая «поймать за бороду нейтрино», а если серьезно, залучить в магнитную ловушку и заставить крутиться в синхрофазотроне не какой-нибудь рядовой протон-нейтрон, а самое что ни на есть нейтрино, или что-то подобное – из фантастической плеяды элементарных частиц, которые прилетают из космоса, прошивают матушку-Землю насквозь и летят себе дальше.
Ване казалось, что удача в руках – вот-вот он приручит свою ветреную любовь и поселит в хрустальный замок ускорителя. Но у него не получалось.

Мартин был достойным сыном своего племени. Он был зачат в среду во время тараканьей свадьбы. Тут было много пап и мам, и было не принято делить на своих и чужих. Здесь царил дух социалистического общежития, и всё жёстко подчинялось единой цели – продлению тараканьего рода.

Ваню не раздражали «противные твари», более того, он им сочувствовал, ведь тараканы так мало понимали в экспериментальной физике.
С некоторых пор Иван стал примечать необычного таракана. Насекомое отличалось сообразительностью и красотой усов. Сначала из-за тумбы являлась пара роскошных усов, а следом и сам Мартин. Он опасливо перебирал лапками, замирал невдалеке и внимательно шевелил усами. Так Ваня познакомился с Мартином.
Постепенно божье творение осмелело и каталось на Ванином плече по лаборатории. Это и привело к ужасной трагедии.

Когда ускоритель встал на регламентное обслуживание, Ваня полез в одну из его камер что-то там подчистить-подкрутить. Протиснувшись в люк, Ваня забыл про друга на плече и случайно стряхнул его, когда выбирался обратно.
А через какое-то время ускоритель включили…

Мартин, оказавшись в темноте, притих, и, шевеля усами-антеннами, пытался разобраться в обстановке. Он полз зигзагами, цепляясь лапками за шершавый бетон, огибая какие-то выступы, трубы. Не находил выхода и снова двигался. Когда снаружи проник звук сирены, а затем нарастающий гул, который вдруг оборвался, перейдя в отвратительное монотонное жужжание, сквозь толщу бетона проникла вибрация, и таракан ощутил своими загадочными рецепторами резкое изменение магнитного поля вокруг. Происходило что-то необычное и опасное. ЭТО заполнило камеру, и теперь было везде, и он не знал куда спрятаться. Всё его тельце разрывалось от нестерпимой боли. Чудовищная напряженность электромагнитного поля, казалось, растягивала каждый его нерв, нарушая внутренние ритмы, глуша толчки его маленького тараканьего сердца, замедляя пульсации крови. Его что-то словно пронизывало, прокалывало, не убивая, но и не давая существовать в обычном смысле. Казалось, не будет этому конца, но через какой-то промежуток времени вдруг стало легче. Вокруг всё было по-прежнему: жужжание, вибрация, уколы. Изменилось что-то внутри него. Время словно бы замедлило своё течение. Боль, отступая, стала тягучей, и он ощущал эту боль уже как бы со стороны, и даже видел себя со стороны. Мысли стали неповоротливы и ленивы: труд осмысления стал переходить в праздное созерцание своего внутреннего состояния. Маленький мозг почти перестал откликаться на внешние раздражители.
Потом всё стихло, магнитное поле пропало, ушла и боль. Постепенно вернулись тактильные ощущения, ясность мысли. Но он чувствовал: что-то в нём необратимо изменилось. Кошмар исчез, удалился, но забрал с собой часть его тараканьей сути. И кажется, тела. Если бы Мартин увидел себя со стороны, не понял бы сразу, что изменилось в нём. Всё было почти как всегда. Но рыжий цвет хитинового покрова поблек, чёрные бусинки глаз посерели, а усы… О ужас! – его гордость, его прелестные усы поникли и стали на вид какими-то нечёткими, слабо контрастными. Как, впрочем, и другие линии – контуры его тела, которые словно бы размылись, теряя своё привязанное ко времени место в окружающем пространстве.
Поначалу Мартин ел крошки, которые стряхнулись вместе с ним с Ваниной куртки на пол камеры – другой еды тут не было. Жажду утолял частичками водяного тумана – конденсата, скопившегося в месте повреждения теплоизоляции медной трубки, по которой подавался хладагент системы охлаждения одного из магнитов.

А теперь Мартину совсем не хотелось есть и почти расхотелось пить. Всё внутри него замедлилось, как у медведя в спячку.
Немного погодя сквозь гнёт полудрёмы Мартин почувствовал присутствие в окружающем пространстве кого-то живого. Через колебания воздуха он явственно уловил движение и звук – шуршание чешуек крыльев. Он понял, что это муха. Она сидела невдалеке, свалившись с потолка во время «кошмара», и была едва жива, как, впрочем, и сам Мартин. Они были настолько слабы, что почти не могли двигаться и думать. Но им было приятно сознавать, что в этом ужасном месте каждый из них не один.
Потом обоим стало легче. Но тут снова включилась сирена, кошмар повторился. Боли уже почти не было, а пронизывающие плоть и нервы уколы вторичного излучения – квантов энергии частиц, выбитых со своих энергетических уровней чудовищной энергией основного пучка, потеряли остроту и стали даже приятны.
Однако муха вскорости погибла. Понесла её нелёгкая снова на потолок камеры. Перебирая окрепшими лапками, она ползла по потолку, и тут включилось поле. Лучше бы она упала сразу. Но она держалась некоторое время и сорвалась уже тогда, когда основной пучок частиц, фокусируемый магнитами в центральную зону камеры, набрал силу. Муха рухнула сверху вниз как раз через середину пучка. В доли мгновения её буквально стало раздирать на кусочки, а самая быстрая и заряженная энергией частица вмазала ей точно между фасетчатых глаз, и муха была распылена на атомы. Таракан подумал про эту частицу: уж не Ванино ли это нейтрино. И ещё Мартин решил, что такая быстрая и яркая смерть для мухи лучше, чем вялое высыхание в канун зимы на подоконнике. И он снова остался один. От облучения Мартин стал прозрачным. Лишившись плоти, он, по сути, превратился в сгусток энергии. Пить и есть не хотелось совсем, но таракан стал зависим от облучения, от которого подпитывался. Тараканья душа вместо того, чтобы покинуть омертвевшее тело и отлететь к Всевышнему, осталась жить на месте. А тело, наоборот, бросив душу, растворялось в мощном водовороте энергии, и по клеточкам было выбито в никуда.

Ваня не сразу обнаружил пропажу друга. Прошёл день, второй, а знакомые усы рыжей бестии не появились. Ваня терпеливо ждал, утешаясь мечтами о своём: вот вчера упала звезда, и он успел загадать…
Хитрый электромагнит был почти готов. Ваня построил его из списанных деталей и собирался реализовать изюминку: охлаждать жидким гелием обмотки из медной шины до состояния близкого сверхпроводимости, чтобы ток огромной силы, протекая через обмотку индуктора, обеспечил напряжённость поля достаточную для отлова бродяги-нейтрино. Вот только Ваня не мог придумать, где украсть столько электроэнергии.

Ускоритель периодически включали и проводили всякие эксперименты. Потом по заказу учёных инженеры изменили его режим, что привело к смещению спектра вторичного излучения в камере, где «отбывал срок» призрак нашего пленника –  душа, лишённая плоти. Мартин существовал, но его бытие текло в каком-то другом измерении. Тем не менее, он ощущал происходящее. Ему было комфортно, если ускоритель работал. Когда силовое поле отключалось, Мартин словно засыпал. И вдруг всё изменилось. Очередное включение поля встряхнуло его, словно ударило о стену! К Мартину вдруг вернулось физическое ощущение своего отлетевшего тела, причём так, как если бы ему вкатили инъекцию чистого адреналина, а потом положили под асфальтовый каток. И появилось, усиливаясь, забытое ощущение боли, подобно тому, как человека фантомной болью мучает отрезанный палец.
Новый режим работы ускорителя постепенно возвращал всё на круги своя. Мартин обретал прежнюю плоть, но жестоко страдал от облучения. Постепенно вернулись жажда и голод.
Влагу удалось добыть прежним способом – снова выручила ободранная теплоизоляция на трубке охладителя. Еды не было совсем, но усы снова стали топорщиться! Мартин терпел лишения, надеясь на чудо. И оно произошло. Ваня снова полез в камеру что-то регулировать, и чуть не наступил на ослабшего друга. Мартин извернулся и мёртвой хваткой всеми своими лапками вцепился в рант Ваниного ботинка…

На воле Мартин перво-наперво пообедал колбаской. Он чувствовал, что изменился: стал излучать электрические поля, видеть сквозь стены, читать мысли и всё такое прочее. Однако кушать хотелось по-прежнему, а может и сильнее. Справедливо рассудив, что имеет моральное право, Мартин не стал подбирать крошки с пола, а пристроился к Ваниной тарелке, пока тот где-то болтался.
Затем была радость встречи, и физик решил, не откладывая, похвастать другу своим изобретением, а заодно испытать магнитную суперловушку в деле.

Водрузив на стол железное детище устрашающего вида, Иван отвернул вентиль баллона с гелием, перекрестился и воткнул аппарат в розетку. Бабахнуло, свет погас, а из щитка на стене повалил дым. Как и следовало ожидать, электропроводка лаборатории не выдержала и сгорела. Это было обидно и надолго.
И тут произошло невероятное. Мартин, приблизившись к сооружению, коснулся усами электромагнита. Раздался треск и таракан на миг снова сделался прозрачным, а по усам побежали красивые изумрудные искорки. В воздухе запахло озоном. Божественное голубое сияние возникло ниоткуда и заплескалось вокруг катушек соленоида, который сыто загудел, выходя на рабочий режим. И тут в ловушку шмякнулось что-то необычное.
Оно напоминало чёрный жемчуг, дивно отливая матовым перламутром темно-лиловой сферы среди сполохов нежно-голубого сияния. Жемчужина была надменно холодна, как космос, но излучала тепло и надежду, как росток жизни. Если долго смотреть, в бездонной жемчужной глубине чудились тонкие черты лица с неземным разрезом глаз, напоминающим миндаль, которые были чернее ночи.
Похоже, это и было Ванино нейтрино – собственной персоной.

Подмигнув Мартину, космическая частица широко заулыбалась обалдевшему от счастья Ване.