Читая Кастанеду - Головокружение

Человеческая форма, раздвоенность, безжалостность.

Это было странное ощущение головокружительного полета, полета мысли, а может быть просто небесного полета. И ничего небыло и в тоже время ВСЁ существовало!
 Часть меня ничего не чувствовала, другая же часть имеющая человеческую форму, обреченно смотрела на это бесчувствие и кривилась в осуждающей усмешке.
И я видел, что взирая на меня - несуществующего, чувствующая человеческая форма становилась моим смертельным врагом. Я видел  как эта форма распадалась на миллионы мохнатых гусениц ползущих ко мне, как будто скребя стальными перьями чернильных ног по глубоко проминающейся бумаге. Как потом шуршащая чернота этих многоножковых существ, видимо неудовлетворенная скоростью своего  движения и желая еще более подчеркнуть агрессивность своего приближения, объединялась в громадных, толщиной в человеческую руку змей, извивающихся своими ядовитыми фиолетовыми узорами. Приблизившись, они набрасывались на мою пустоту, на мой свет, они обвивали это светящееся НИЧТО своими чешуйчатыми шипящими и извивающимися телами, и неизменно пропадали, превращаясь в свет и пустоту…. И я не чувствовал - ни опасности ни боли, ни радости от "неощущения" этой опасности и боли. Только головокружение. Мир кособочился и падал, как московская многоэтажка разорванная террористическим актом на тысячи маленьких клетчатых клочков багровой бумаги. На тысячи ненаписанных мной рецензий, и оставленных за границами письменного стола стихов. Я  видел как я существовал, во всех вещах, с которыми объединялась моя человеческая форма, и в тоже время я видел как эти иероглифы  чернильного смысла всех описываемых мной людей и предметов превращаются в густые чернильные пятна уже окончательно прожитой письменной жизни….  И кажется было совсем не жаль воспринимать себя – то бесчувственной пустотой, в которую проваливается жизнь; то агонизирующей жизнью, проваливающейся в пустоту. Было новое ощущение жизни, жизни ежеминутно обрекающей себя на смерть, жизни Уробороса - свернувшегося в круг древнеегипетского змея пожирающего собственный хвост. Его тошнотворный, витающий над всем обозримым пространством запах крови поочередно вмещавший в себя - то отдачу в ладонях палача, сладострастно смакующего каждый следующий удар плетьми, то стоны и крики распростертого на помосте истязаемого тела.  И эти два антагонистичных состояния - боли и злорадства, с головокружительным постоянством переплетались между собой нисколько не задевая меня, но неизменно превращаясь в ПУСТОТУ,  в пустоту выделяющую СВЕТ…