стоит ли продолжать это произведение? отпишитесь п

начала его давно. никакой претензии на гениальную литературу, просто развлекательное фентези. сюжет еще не определился, меня волнует язык и стиль, легко ли читается. по причине отсутствия времени - надолго его забросила, теперь вот думаю, продолжать или нет... идей на это произведение много, так что с сюжетной линией непонятки полные
так что кто прочитает - отпишитесь пожалуйста


Я брела вперед без особого воодушевления, неохотно, с ленцой переставляя ноги. Шла просто потому, что так надо было. За спиной маячила не слишком уж тяжелым грузом гитара, но плечи болели уже нещадно. Хотелось всего лишь нескольких вещей – поспать и выпить чашку чая. Ветер дул с силой и запутывал волосы в один большой колтун. До квартиры преподавательницы игры на шестиструнной гитаре тащиться еще целую остановку.
Но я вдруг нутром почуяла приближение чего-то странно громыхающего и дребезжащего. Следом послышался скрип рельс, и в паре метров от моего бренного тела остановился трамвай. Восьмерка. Стала лихорадочно соображать: «Во-первых, куда он едет? Во-вторых, он, по-моему, здесь вообще ходить не должен! В-третьих…». Но додумать мне уже не дали – трамвай тронулся, на ходу закрывая двери, а я по инерции прыгнула внутрь. В салоне было пусто. Никого кроме кондуктора. Я мысленно выругалась и поняла, почему третья по счету мысль так настойчиво не навала мне покоя: у меня не было с собой ни гроша… Но, собрав всю волю в кулак, то есть напустив на физиономию самый что ни на есть нахальный вид, грозно двинулась по направлению к упитанному мужчине средних лет.
- Проездные предъявляем, оплачиваем проезд. – Буднично возвестил гнусавенький голос.
Я пристально уставилась в лицо кондуктору. Поединок длился недолго, и реплика мужчины уже не носила такой скучающий характер:
- Крошка, за проезд у нас что?
- Дяденька, да я всего одну остановочку! – Произнесла я со всеми требуемыми писклявыми, подвывающими и плаксивыми интонациями. Но результат не самый…
- Конечно-конечно, деточка. Только пешочком, пешочком. – Фраза вся аж сочилась сарказмом и издевкой.
- Ну, дяденька! Ну, чего вам стоит?
- Милочка, кондукторам тож кушать хочется! – Зло зыркнул на меня своими очами мужчина.
Да я уже и сама заметила – не проняло. Тут надо как-то по-другому. Только вот как? Вопрос в целом непростой. Но к каждому замку есть свой ключик – гласит народная мудрость – надо только подобрать. Вот и буду искать отмычечку подходящую… Или все-таки ломиком? Оно как-то надежней!
- А погода сегодня потрясающая, правда? – Глянула в глаза кондуктору с щенячьим обожанием в уже вышеупомянутых озерцах глаз.
- ?! - Недобрая длительная пауза со стороны мужчины. - Хм… Ну только, если ты мазохистка. Хотя… Действительно ПОТРЯСАЮЩАЯ! - Только и мог вымолвить мужчина, не отрываясь от окна. Я и сама поздно спохватилась, что полнейшую глупость сморозила. На улице продолжал бушевать ветер, больше уже походивший на ураган или торнадо. – Платить-то будем?
- Ну, дяденька…
- Ой, не начинай. Надоела хуже смердящей соляркой печки. Сиди уже. – Он досадливо махнул рукой, но больше ничем не выдал своего огорчения, если оно, конечно, имело место быть. – Чайку страсть как хочется! С сахарком! – Мечтательно потянул кондуктор.
- Да кому ж его не хочется… - Горестно вздохнула полной грудью я. А кондуктор продолжил, видимо решив, что нашел удачного собеседника. Я и вправду таковым являлась – уж что-что, а слушать внимательно да не задавать глупых вопросов, я еще сызмальства приучена.
- А чего еще хочется, красавица? – Он с хитрым прищуром вперил в меня взор. Я на мгновение замялась, но тут же нашла, как выкрутиться:
- Ой, да много чего, все и не перечислишь!
- Денег? – Ну, у кого что болит. Народная мудрость, маму ее!
- Не помешало бы… - Туманно ответила я.
- Поди, прынца на белом коне? – Зашелся мужчина в беззлобном смехе.
- Не. Ну их этих принцев, слюнявые они какие-то. Да и белый цвет мне не очень чтобы очень. Лучше так – упыря какого-нибудь и чтобы на вороном. Вот это будет ничего!
- Ох, шутница! И не стыдно над взрослым человеком изгаляться?
- Не-а. – Честно ответила я. Да и совести, сколько себя помню, никогда не было.
- Что ж, а жизнь, вот какая она должна быть?
- Веселая! – Фраза сорвалась с языка моментально. Без обстоятельного размышления. И как позже показала практика, зря!...
- Стало быть, опасных приключений тебе подавай?
- Не обязательно в общем-то, главное со счастливым концом. – Я уже подошла к полуоткрывшейся двери.
Мужчина оглядел меня сверху донизу оценивающим, слишком серьезным взглядом. И неожиданно громко сказал:
- Ну, что ж, твое желание – закон для меня. – Легонько хлопнул в ладоши и…
Вот сижу я в лесу и громко матерюсь сама на себя!!!

Уселась я на пенек посреди глухой чащи уже значительно позже. А сначала по милости одного… хм… кондуктора я метров эдак с пяти плашмя треснулась оземь. Как только гитара цела осталась – ума не приложу. Первые пять минут я добросовестно пыталась найти тропку или хотя бы обдумать случившееся получше. Но потом просто-напросто села на приглянувшийся пенек и стала костерить себя самыми последними словами. По первости – про себя, а дальше вслух. Чтобы не так страшно было…
- Дура! Идиотка! Кретинка безмозглая! Имбицилка языкастая! Шизофреничка! Психованная! – Воображение слегка поиздержалось, и дальше пошло уже несколько однообразнее. – Твою мать! Твою мать!! Твою-у-у-у-у ма-а-а-а-ать… Это ж надо быть такой умалишенной! Говорили мне родители: «Молчи. За умную сойдешь!». Фиг ли я их не послушалась!
Самобичевание грозило в скором времени перерасти в самоистязание, но стало как-то грустно и обидно. Вспомнились родители с сестрой, оставшиеся где-то безумно далеко. На глаза навернулись слезы, но долго грустить я никогда не умела. Поэтому гитара освободилась от чехла, а я уже на весь лес заголосила:

Мне осталась одна забава – пальцы в рот да веселый свист.
Прокатилась дурная слава, что похабник я и скандалист.
Ах, какая смешная потеря! Много в жизни смешных потерь!
Стыдно мне, что я в Бога мне верил. Горько мне, что не верю теперь!

Задорная мелодия превратилась в более размеренную, и дальше Есенина сменил уже Булат Окуджава:

Музыкант в лесу под деревом наигрывает вальс.
Он наигрывает вальс, то ласково, то страстно.
Что касается меня, то я опять гляжу на вас,
А вы глядите на него, а музыкант глядит в пространство.

А музыкант играет вальс и не видит ничего.
Он стоит к стволу березовому, прислоняясь плечами,
И березовые ветки вместо пальцев у него,
И глаза его березовые строги и печальны.

А перед ним стоит сосна, вся в ожидании весны,
А музыкант врастает в землю, звуки вальса льются.
И его худые ноги, будто корни той сосны,
Они в земле переплетаются, никак не расплетутся.

Но только я начала с патетическим надрывом исполнять «Враги сожгли родную хату…», как до меня донесся громкий рычащий голос, а секунду спустя его обладатель тоже появился на поляне:
- Хор-р-рошо поешь! Гр-р-р-ромко! – На меня уставились холодные волчьи глаза.
- Волк! Говорящий! – Я готова была очень пронзительно кричать, ибо столкнуться с лекарем леса в совершенно незнакомом мне лесу – примета, согласитесь, не самая отличная…
- Ну, говор-р-р-рящий, и что? Ты вон тоже ор-р-р-решь на всю опушку, я ж не тар-р-р-ращусь на тебя! – Он подошел ближе и подался чуть вперед: его сильно заинтересовала моя гитара.
- Так ведь я – это дело понятное. Я же…
- Че-ло-век!  - Тягуче произнес волк, и презрительные нотки его интонации таили в себе немалую угрозу. – Вы, люди, ставите себя пр-р-ревыше всего! Вы не достойны даже своего создателя!
- Да что вы. Я ж совсем не это имела в виду! – Серый с подпалинами зверь немного отвлекся от самозабвенной критики и переключил на меня заинтересованный, чуть насмешливый взгляд, от которого у меня создавалось ощущение, что на моем лбу крупными буквами написано «Обед»…
- А что?
- Я волков вообще люблю… - Знаю, что звучит как-то нелепо, но выкручиваться надо.
- Подлизываеш-ш-ш-шься?
- Нет! – Я действительно любила волков, но встречалась с ними прискорбно редко, чтобы вот так преспокойно болтать в непринужденной обстановке.
- Пр-р-р-родолжай… - Табличка на лбу слегка поменялась – «Поздний обед».
«Спасибо и на этом» - как-то невесело подумалось мне.
- Просто в мире, откуда я попала в этот лес, животные вообще не разговаривают.
- Р-р-р-разговар-р-ривают! Не сомневайся! Пр-р-росто вы р-р-разучились их слушать. Вы слишком гор-р-рды. Нда… - Он тяжко вздохнул и положил морду на лапы. – Зато на вкус, пр-р-р-росто потр-р-рясающе!
- ?!?!?!?!?!?!?!?! – Наверное, так должны были выглядеть глаза сидящего под кустом зайца, когда того отвлекли охотники от весьма интимного процесса…
- Да не бойся, есть я тебя не собир-р-р-раюсь!
- Аааааа… - Облегченно потянула я.
- Больно поешь хор-р-р-рошо… Н-да… Что-то я стал слишком мягок… Поведешься с вами, людьми… Тр-р-р-ряхнуть стар-р-р-риной что ли? –  Он воззрился на меня с нескрываемой усмешкой, на которую я ответила широкой улыбкой. Я уже начала привыкать к его рычащему говорку и этой незлобной насмешке в стальных глазах.
- А, может, вы тогда выведете меня на дорогу, чтобы я смогла дойти до города?
- Выведу, отчего же не вывести. – Он задумчиво (несколько это возможно) почесал задней лапой за ухом, легко вскочил на лапы и потрусил в глубь чащи, крикнув на ходу: - Потор-р-рапливайся! Ждать не стану!
Я, конечно, тут же припустила вдогонку. Настроение значительно улучшилось…

- Значится так. Слушай. Иди пр-р-р-ямо по дор-р-роге, только не свор-р-рачивай, а то заплутаешь. Слушаешь? – Я старательно покивала и глянула на утоптанную тропинку, слишком узкую, чтобы называться дорогой. Да, пешкодралом до города далековато… Обидно. Ножки-то не казенные, а свои и их было жалко, но куковать до ночи и тем более в темное время суток в лесу мне как-то не улыбалось. – Идти тебе от силы полдня, не больше. Смотр-р-ри по стор-р-ронам внимательнее и наткнешься на стар-р-рый тр-р-рактир-р-р. В него можешь заходить смело. Пер-р-реночуешь там, а с утр-р-ра снова в путь-дор-р-рогу. Там и, глядишь, за день упр-р-равишься. – Матерый волк тряхнул головой и снова воззрился на меня.
Я, было, потянула руку, чтобы потрепать его по холке. Но он возмущенно с визгом отпрянул.
- Но-но, без фамильярности! – Он так гневно рыкнул на меня, что я побыстрее постаралась отдернуть руку из опасения лишиться оной. Волк, конечно, добрый, но все же хищник. А наличие полного комплекта конечностей – это все же было в моих интересах.
- Да что вы, в самом деле! – Я насупилась, как мышь на крупу, и отвернулась.
- С вами свяжешься, сначала погладить попр-р-р-роситесь, потом покататься, а там уж и шкур-р-р-ру снимете да на пол постелите. – Он все еще по-старчески ворчал, но уже потерся лобастой головой о мою ногу. Я присела на одно колено и обняла ворчуна, зарывшись руками в густую длинную шерсть.
- Ох, бер-р-р-реги себя, девочка.
- Постараюсь. – Я утерла рукавом проступившие слезы. Ну, сентиментальная, ничего с собой не могу поделать! – Вы б хоть имя свое сказали…
- Да зачем животным имена-то?
- Но ведь зовут вас хранители леса как-то. – Про хранителей леса я наобум сказала, но по морде с хитрым прищуром было видно – не прогадала.
- Так я ж ведь и есть этот самый хр-р-ранитель... А вот тебя как звать, малышка?
- Ай, зовите просто Ларра… - Я решила оставить свое пресловутое имя Лариска для менее искушенных слушателей.
- Лар-р-ра, хор-р-рошее имя, только мужское, а так – ничего. Ну ладно, не скучай, девочка… - И он без предупреждения затерялся в густоте леса. Екающее где-то в груди сердце упрямо подсказывало: скучать мне явно не придется.
Мне даже как-то обидно стало, что хранитель леса не удостоил меня прощального напутствия или хотя бы этого избитого прозой жизни слова «прощай». Но обида быстро прошла, сменилась непонятным страхом. А я все шла по дороге и пыталась взять себя в руки. Получалась, прямо скажем, не очень что бы очень. Мне ничего не оставалось, как просто идти вперед, не зная, что там уготовано для меня. Дорога сама стелилась под ноги. Не знала я, что этой мой давешний знакомый расстарался. Что-то знакомое показалось мне в его глазах, но вот что именно… Хороший вопрос.

Трактир, стоявший передо мной, не внушал должного доверия. Надо бы добавить, что не только должного, но и вообще никакого доверия он не внушал. Обветшалая дверца, стены какого-то невнятного цвета, окошки-бойницы больше наводили на мысль о темнице. Но раз хранитель леса сказал, что боятся не стоит, значит и думать нечего!
Я решительно отворила дверь и вошла в освещенное только несколькими факелами помещение. Меня встретили несколько недружелюбных, парочку заинтересованных взглядов, и еще двое человек удостоили мою скромную персону лицезрением бритых затылков. Но я старалась не думать об этом и двинулась прямо к небольшой стойке.
Дорогу мне преградил внушительного вида детина:
- Ты кто такой будешь?
- Ларра.
- Что, просто Ларра и все? Никаких там Великих и Ужасных? – Для осмысления этого факта мордовороту потребовалось, как минимум, минут пять. А я терпеливо продолжала ждать.
- Ну, вроде да. Хвалиться мне особо нечем. В титулах громких я не нуждаюсь.
- А это у тебя чего? – Он неуверенно ткнул пальцем куда-то мне за спину. Я не сразу сообразила, что он имеет в виду мой музыкальный инструмент. Когда гитара висит в чехле за спиной, я умудряюсь забывать про ее существование.
- Ах, это! Это просто гитара. – В мои запястья тут же железной хваткой вцепились руки местного вышибалы.
- Ну-ка, парни, проверьте, что это у нее! – Чехол был тут же у меня отнят и тщательно исследован. Как только моя гитара явилась на свет божий, вышибалы успокоились. Тут уж ко мне подошел сам хозяин этого заведения, собственно корчмарь.
- Что это у тебя за гусли-переросток?
- Не гусли, а гитара. Ги-та-ра. – Остервенело повторила я по слогам. - Я, кажется, уже говорила вашим мордоворотам! – Гусли им мои не понравились. Ох, и показала бы я корчмарю, что гитара и за ударный инструмент сойти может. При желании, разумеется.
- И что, сыграть сумеешь? – С искренним недоумением поспешил осведомиться придирчивый корчмарь.
- Сумею! – Смело отвечаю я. Раз уж привередливому волку понравилось, то слегка подвыпившим мужикам – и подавно.
- И петь могешь?
- Могу!
Корчмарь радостно хлопнул в ладоши, чуть не подпрыгнув на месте, и закричал:
- Эй, Рябой! Кати сюда бочку темного эля! У нас-таки сегодня будет менестрель! – В ответ ему раздалось одобрительное посвистывание в исполнении сидящих за столиками мужчин.
Вот тут я чуть, было, не схватилась за голову. Одно дело петь от горя и отчаяния, сидя на поляне посреди леса, не подозревая о случайных слушателях. И совсем другое – выступать перед толпой. Я, конечно, не слишком стеснительна, но репертуар у меня довольно специфический для здешних мест, да и не слишком большой он, если честно. А это создает небольшие затруднения.
- Мне бы… это… - Обратилась я к корчмарю с еще не совсем оформившимся вопросом, активно жестикулируя руками, а посему он понял меня совсем неправильно. Хотя, не могу сказать, что меня это так уж огорчило.
- Конечно-конечно. Стряпуха! Быстро подать ужин дорогой гостье за счет заведения! - Он только властно щелкнул короткими мясистыми пальцами, а передо мной на столе уже вырос целый пир. Тут была и рыба жаренная, и мясо, и картошка, и рис. Я так изголодалась, что при виде всей этой снеди, чуть слюной не подавилась от захлестнувшего аппетита.
Пока я поглощала еду, почти не жуя, ко мне подошла полная женщина с добрым круглым лицом и сказала:
- Хозяин велел показать вам вашу комнату. Желаете посмотреть потом?
- Нет, пожалуй, я поднимусь сейчас. Можно ли мне захватить ужин с собой?
- Конечно! – Она тут же отдала приказ бойкому мальчишке, чтобы тот отнес ужин ко мне в комнату. -  Извольте за мной.
Комнатка оказалась маленькой, но вполне уютной. Женщина сразу же покинула меня, отправившись дальше обслуживать клиентов, а я с удовольствием растянулась на кровати. Тут подоспел и мой ужин. В полумраке я совсем не успела разглядеть паренька. Это оказался постреленыш восьми или девяти лет на вид. Бедный мальчонка аж запыхался от старанья угодить загадочной гостье. И смотрел на меня как-то странно, с опаской, словно загнанный зверек. Но тут мальчишка уделил взглядом внимание собственной ноше. По глазам видно, что хочет есть.
- Бери, если хочешь.
- Нет спасибо, госпожа, не хочу. Я уже ел сегодня. – Но глаза мальчишки неотрывно косятся на блюдо. Интересно, кого он сейчас пытается убедить, что не голоден – меня или все-таки себя?
- Да бери. Я все равно столько не съем. – Рассеяно пожимаю плечами, по-детски открыто.
- Ну, если только совсем немножко… - Неуверенным тонким голоском протягивает парнишка, а руки уже сами ухватили увесистый кусок прожаренного ароматного мяса.
- Вот и славно… - Я действительно была рада. Люблю детей. Вот до появления моей сестры не было такого, а теперь никак не могу налюбоваться на эти розовощекие личики. – Как зовут-то?
- Ивафшка… - Да, набитый рот еще никогда положительно не сказывался на дикции.
- Иван значит. А я Ларра. – Пока Ванька отвлекся на еду, я достала из чехла гитару. Пробежалась пальцами по медным струнам, прислушиваясь к их многоголосому звучанию. Не расстроилась. Это хорошо.
- Ух, ты! – Он резко подался вперед, протягивая руки. Но я поняла, что дело этим не ограничится.
- Но-но, стоять! – И не больно, но обидно шлепнула по вытянутым ручонкам. – И нечего смотреть на меня так. Ты бы руки сначала помыл! Вон, аж с локтей капает!
Мальчонка виновато оглядел свои руки и принялся оттирать их… прямо об штаны! Ну и манеры!
- А гитару все равно не дам, как не проси. Это инструмент, его не принято отдавать вот так просто!
- Но я же только посмотреть!
- Посмотреть ему охота, - Я любовно, осторожно подкрутила колки. Не сильно, но чтобы звук был чуточку острее. – Гитара, как хороший клинок. Она чужих рук не терпит…
- Ну, хоть послушать-то можно?
- Можно. Отчего ж нельзя? – Я выдержала таинственную паузу. – Но только, когда я буду выступать перед всеми. А сейчас… мне надо репетировать! Так что – брысь! – Мальчишка быстро подскочил на ноги и вылетел, громко хлопнув дверью.
Я, наконец, получила возможность просто отдохнуть и подумать в одиночестве. Хотя не совсем одной, а наедине с гитарой… Но ее общество меня никогда не тяготило, не утомляло ничуть. Звуки рождались где-то внутри нее, вылетали из-под ловких пальцев и витали в воздухе так же ощутимо, как запах просмоленного дерева, каким были отделаны все стены комнатушки.

Ходит дурачок по лесу, ищет дурачок глупее себя.          
Ходит дурачок по лесу, ищет дурачок глупее себя.

Ходит смерть по улице, несет блины на блюдце,
Кому улыбнется, тому и сбудется.
Тронет за плечо, поцелует горячо,
Полетят копейки из-за пазухи долой.

Ходит дурачок по лесу, ищет дурачок глупее себя.          
Ходит дурачок по лесу, ищет дурачок глупее себя.

Зубчатые колеса завертелись в башке,
В промокшей башке под бронебойным дождем.
Закипела ртуть, замахнулся кулак,
Да только если крест на грудь, то на последний глаз пятак.

Песенка прямо-таки про меня! Нет. С меня написанная – так вернее. Хотя меня, наверное, в то время еще под стол пешком водили родители и молоко на губах не обтирали… изверги, а не люди!
Вот за что люблю Гражданскую Оборону, так это за общеупотребимость! И не поспоришь с ней ведь! Жаль, что Егор Летов так скоро покинул этот… хотя, наверное все же, другой мир… но не будем о грустном.
Я встала на ноги, отложив гитару на кровать. Осторожно размяла пальцы рук и стала мысленно продумывать «программу» выступления. Я усердно и честно напрягала мозги минут пять, но потом зашла в тупик, и умственный процесс сразу же остановился. Остановился на остатках ужина. Но как только вышеупомянутый упокоился в моем желудке, поскольку долго горевать я просто патологически не могла, меня посетило три мысли. Первая: «Да пропади оно все пропадом!». Вторая: «Не, ну как-то неудобно получается…». И, наконец, третья: «Эх, будь, что будет!»
Когда я спустилась вниз и оглядела зал, появилось такое странное стойкое желание забиться под кровать и не вылезать оттуда ни при каких обстоятельствах. В зале негде было и яблоку упасть. Где я буду играть – вообще не понятно! Но кто-то с силой толкнул меня в спину, и я влетела  в эту кучу-малу с хорошим звуковым сопровождением в собственном исполнении. Тут же меня подхватили на руки и поставили на некое подобие (очень отдаленное, надо сказать, подобие, больше подходившее на ее предка) барной стойки. Несколько десятков пар глаз вперились в меня выжидающе. И деваться от них было уже некуда. Как говорится, поздно пить Боржоми. Пальцы сами нашли нужные аккорды, запрыгали по струнам в залихватском зачине – начать я решила с песни более или менее традиционной на мой взгляд для здешних мест:

Вот замок старинный на холме крутом,
А в замке веселый бал.
Королю молодому, отвесив поклон,
Менестрель свою лютню отдал.

Королю не петь, королю не играть,
Не видать королеву свою.
Королю скакать, королю воевать,
Королю быть убитым в бою.

Ласково лютню король в руки взял,
Королеве вдруг бросил взгляд,
И, колено, склонив перед ней, заиграл
И запел на старинный лад.

Королю не петь, королю не играть,
Не видать королеву свою.
Королю скакать, королю воевать,
Королю быть убитым в бою.

Он пел о турнирах наградой где ночь,
И кудри взметнулись в такт,
А с рассветом он с войском умчался прочь –
Королю не вернуться назад.

Королю не петь, королю не играть,
Не видать королеву свою.
Королю скакать, королю воевать,
Королю быть убитым в бою.

А люди стояли, застыв у дверей,
И один из них вел свой рассказ.
Смотрели с картин незапамятных дней
Две пары сияющих глаз.

Песня Эсвета, и красивая, и лиричная, пришлась по вкусу местной публике. Слава Богу, заявок на что-то определенное так и не поступило. Уже после восьми композиций бочонок эля опустел, и благодушию слушателей не было предела. Помимо благодушия появилось и намерение споить возмутительно трезвого менестреля, но я с усилием отклонила предложение и протянутую тару со словами:
- Ребята, прекратите! Я не пью… – Вот тут в затемненном помещении повисла гнетущая тишина. Захмелевшие взгляды посетителей сверлили меня недоверием. Пауза стала слишком затянутой. Пришлось снова выкручиваться, - на работе!
В ответ раздался оглушительный свист и одобрительные возгласы. Тут же корчмарь предложил выпить за мое здоровье, дабы повысить его крепость выдержкой здешнего хмельного напитка. Одна из шустрых подавальщиц, что все выступление сновала от погреба и до столов пришедших, не присев ни разу, так взглянула на опьяневшего хозяина таверны, что, будь я на его месте, непременно выпила бы яду или собственноручно удавилась. На людей, которые собираются безвременно почить от старости в кругу многочисленных отпрысков, так не смотрят. Но тут же девица, видя живейший интерес посетителей к выпивке, пошла за элем, бормоча себе под нос что-то не слишком лестное уже в адрес не только корчмаря, но к тому же какого-то неизвестного мне и судя по всему малоуважаемого Эр-Тара…
По прошествии еще часа, когда мой репертуар позорно истощился и подошел к концу, а гости еще не угомонились (из-за обилия выпитого угомониться им вообще было сложно), я начала уже, было, нервничать. Но тут первые ряды стали клевать носом, галерка уже вовсю похрапывала. А центральная полоса гостей с большим удовольствием проглатывала произнесенные нараспев бородатые анекдоты типа: «Хоронили тещу – порвали два баяна». Более того, они даже начали подпевать! Корчмарь с кривоватой, но безмерно довольной улыбкой обнимался со свиным окороком. Но видимо окороку доставляло такое соседство намного меньшее удовольствие, чем хозяину таверны, ибо лица на нем вообще не было. Наверное, по причине отсутствия головы!
Тут потихоньку гости расползлись (иначе это действо и не назовешь), зал вновь стал девственно пустым и уютным. Правда, ощущение уюта сильно портило отсутствие дивных запахов с кухни. Но я была и без того очень довольна. Передо мной до сих пор одиноко стояла кружка светлого эля. Я осторожно отхлебнула чуток. Поначалу вкусом напомнило обычное пиво, но в отличие от него на языке осталась приятная терпкая пряность и странный сладковатый привкус. Он чем-то был похож на помесь яблока и груши, но все равно другой. К нему не хватало только свежевыпеченной французской булочки с маслом. Да можно было и без масла…
«Так недолго и пьяницей стать!» - подумалось мне, ибо в своем мире я никогда не употребляла алкоголь. Мне он не нравился, кроме того я абсолютно не испытывала в нем никакой потребности. Но все когда-то случается впервые, так отчего же не расслабиться и не получать максимальное удовольствие от этой новой, таящей множество загадок и неожиданных открытий жизни?
Ко мне незаметно подсела молодая девушка и довольно дружелюбно улыбнулась. Даже протянула небольшой неизвестный мне фрукт (вернее, это больше всего напоминало именно фрукт, ибо сравнивать мне пока что было больше не чем).
- Спасибо. С чем пожаловала? – Спросила я, принимая дар из худеньких рук.
- Да просто так… - Неопределенно махнула рукой собеседница.
- А звать тебя как, любезная?
- Да зачем холопке имя, госпожа? – Затаенная грусть проскользнула в этих словах.
- Никакая я не госпожа. – Досадливо отмахнулась я от этого звания, как от назойливой, навозной мухи. – А имя, оно у каждого должно быть. Дерево-от тоже – ничего особенного. Любой его сжечь да срубить может. А ведь называется как-то. Так и человеку имя надобно. Без него нельзя.
- И то верно, да вот только мало нынче, кто так считает.
- Люди, они, знаешь ли, все разные. Один так – другой по-другому мыслит. – Я уже перестала жевать и в упор смотрела на девушку. А уж было, на что посмотреть. Ладненькая фигурка, волосы длинные да черные, благородные черты лица – все гармонично и красиво. И только глаза загнанного зверька не красили милого личика.
«Негоже вот так пропадать здесь за стойкой», - подумала я, но вслух сказать побоялась. Мало ли какие тут обычаи, еще оскорблю ненароком.
- Эх, да с чего ж вам тут со мной речи умные вести, я-то грамоте этой мудреной не обучена. Мне вот хозяйка велела вам передать… - Она немного смутилась и протянула увесистый кошель. Не понадобилось его раскрывать, чтобы убедиться: это мой гонорар.
- Стало быть, доверяет тебе хозяйка?
- Да отчего бы не доверять?
- Значит девушка ты порядочная… - Я поразмыслила и решила: «За спрос ведь не бьют, а если и бьют, то, по крайней мере, не сильно. Надеюсь…».
- И не хочется тебе повидать просторы-то родные? Ты, поди, и не выезжала отсюда никуда.
- Страсть, как хочется! Вот только…
- Что?
- Не свободная я. А значит, нету мне иного пути от хозяйки моей кроме, как через сыру землю.
- Ты родилась рабыней?
- Упасите Боги! Нет, конечно.
- А что же тогда случилось?
- Меня отняли у родителей за долги… - Безрадостно потянула она.
«Да что же у них за нравы-то такие? Разве так можно живыми людьми рассчитываться?! Тем более насильно…»
- То есть когда-то у тебя все-таки было имя?
- Было…
- И не скажешь какое? Или это запретная тема?
- Совсем нет. Да только кто ж захочет вспоминать прошлую жизнь-то, если не вернешь ничего.
- Твоя правда. «На карете прошлого далеко не уедешь…» - Припомнила я цитату из пьесы Максима Горького «На дне».
- Ариадной меня звали. Когда-то…
- Красивое имя. Отчего же девушке с таким красивым именем грустить? Ну же, улыбнись.
- Да говорю же вам: нет у меня имени! – Негодующе воскликнула девушка. Гневно посмотрев на меня, она встала и отправилась на кухню. Я еле успела догнать ее.
- Сколько твои родители задолжали хозяйке?
- Пятьдесят монет золотом.
- И разве это так много? – Я украдкой взвесила полученный кошелек. Вроде должно хватить…
- Много оно, быть может, и не много. Да разве бедный мельник может так, раз! и взять такую большую сумму. А когда дома еще пятеро голодных ребятишек – тут уж не до слез. Сыта, одета, и кров над головой есть – и на том спасибо.
- Жди здесь, - бросила я ей вслед. А сама быстрой тенью проскользнула туда, где по моему представлению должны были располагаться хозяйские покои. Что ж, уговаривать долго дородную и хваткую женщину не пришлось. Мне даже пообещали обеспечить нас провизией в путь. И пару монет женщина все же оставила. На мой вопросительный взгляд, ответила:
- Девица-от их отработала уже. Мне чужого не надобно.
- Спасибо! – Я искренне подивилась честной женщине.
- Тебе спасибо. Береги ее, златоголосая госпожа. И увози подальше.
- Обещаю. – Я еще раз поблагодарила хозяйку, поклонилась в ноги и вернулась в общий зал. Ри, как коротко я прозвала мою новую знакомую без ее согласия, стояла на том же самом месте, где я и велела.
- Собирайся, - бросила я на ходу, направляясь в свою комнату, - поедешь со мной.
- Но как же?! – Я только усмехнулась в удивленные озерца глаз.
- Учти, уйду рано. Проспишь – догонять придется или тут останешься. Я ждать не стану.
- Не просплю! Я вообще спать не буду ложиться! – Горячо заверила меня девушка.
- Энтузиазм – это конечно хорошо, но в умеренных дозах, а спать все-таки надо. Так что, до завтра.
- Унти... что?
- Спокойной ночи. – Поставила я жирную точку в нашем разговоре.
- Спасибо! А как вас-то…  - Благодарность Ри настигла меня, когда я уже закрывала дверь в свою комнату, вместе с неозвученным до конца вопросом. На который я все-таки ответила.
- Ларра. Просто Ларра.
«Она не проспит… - Подумала я, усмехаясь, - голову даю на отсечение, не проспит!»

Вышли мы, как и собирались, рано. На кухне уже вовсю кипела работа. Скоро проснутся постояльцы, и всех их надо будет накормить. Хозяйка не вышла проститься с нами, только коротко кивнула головой, проходя мимо. Но другого и ожидать не стоило, хоть Ариадну эта холодность несколько огорчила. Но Ри не видела как хозяйка таверны обрадовалась ее неожиданному отъезду на поиски лучшей доли, так что ее тоже можно было понять. Так что всю дорогу я старалась как-то утолить ее печаль веселыми историями и шутками.
Первый привал оказался настолько долгожданным для меня, что я, не задумываясь, плюхнулась под тень какого-то разлапистого дерева. Ри осторожно присела рядом, достала из заплечного мешочка какой-то кусок ткани и принялась сноровисто рукодельничать.
- Что ты делаешь? – Спросила я, изнывая теперь не только от жажды, но и от любопытства.
- Платье шью… - Ри не отрывала взгляда от будущего платья, сосредоточено и упорно хмурила бровки.
- Ммм… Молодец. Себе?
- Нет, у меня есть уже. Это для тебя… И вообще, не мешай, ты меня своими разговорами да байками всякими от дела отвлекаешь!
- Зачем мне платье?! – Возопила я.
- Нет, ну где это видано, чтобы девушка в брюках ходила? -  В ее глазах было столько неподдельной, но очень своеобразной заботы, что я прямо умилилась. Так обычно жена встречает нерадивого мужа у порога утром… Не хватало только скалки для полноты картины.
- Что в этом такого?! – Искренне возмутилась я. – И, между прочим, большинство менестрелей – мужчины!
- Ну и что с того? – Ри даже остановилась в трудах своих праведных, чтобы глянуть на бестолковую спутницу.
- В брюках намного проще прикинуться мужчиной, если ты заметила!
- Мужчиной?! Это с такими-то!... – Ри наглядно обозначила ту часть тела, которую ставила в упрек моей «мужественности».
Я уже собралась раскричаться, но эти «такие» провокационно колыхнулись, чем привели меня в состояние ступора. Пришлось уделить их детальному изучению больше внимания.
Глядя, как я придирчиво разглядываю собственную грудь, Ри заливисто расхохоталась. К счастью, она из-за безудержного хохота продолжать претворять свой коварный план в жизнь не могла. Что ж, и на том спасибо. Пользуясь моментом, я серьезно спросила:
- Ри, ты же здесь с детства живешь?
- Ну… конкретно на этом тракте или именно под этим деревом? – Все еще посмеиваясь, спросила девушка. Сбросив с хрупких плеч груз рабства, Ариадна тут же стала оживать на глазах. Уже шутила вовсю, баяла услышанные в трактире истории не хуже меня и улыбалась открыто, как только маленькие дети умеют.
- Я серьезно!
- Да, с самого первого своего вздоха…
- Вот и расскажи мне тогда о твоей стране!