Я не журналист!

Я не журналист!


Обязательное преступление                в детективе – убийство.
С. С. ван Дайн
«Двадцать правил для
пишущих детективы».




ПРОЛОГ

– Один готов, - крикнул Губанов и огляделся. – Где второй?

А, действительно, где «каратист»? Пару минут назад он улепетывал от горящего «шевроле» – и вдруг исчез.

Я первым заметил его, но, замешкавшись, слишком поздно предупредил:

– Жень, обернись!

Губанов не успел обернуться – «каратист» словно вынырнул из-за машины ДПС и несколько раз выстрелил.

Капитан упал.

Должно быть, я потерял самообладание и вместе с ним осторожность. Выпрямившись, я зашагал к убийце, не прячась и не прикрываясь.

«Каратист» стрелял в меня до тех пор, пока у него не кончились патроны. Вот тогда-то наступила моя очередь: я поднял руку с пистолетом и принялся методично расстреливать преступника.

Он, в отличие от меня, предосторожности не утратил и укрылся за машиной.

Меня это не остановило. И решительность возымела успех: выпущенные мной пули прошили насквозь стекла машины ДПС и пронзили «каратиста». Когда я приблизился к нему, он, истекая кровью, барахтался на снегу, будто перевернутая черепаха. Глаза его слезились.
 
– Везет тебе, журналист! – на издыхании произнес он. И, сощурившись, с ненавистью посмотрел на меня.

Я опустил дымящийся пистолет и сказал:

– Я не журналист! Я корреспондент!



Часть  первая

Ранние гости

ГЛАВА 1

КАК  ЖЕ  ПРОТИВНО-ТО!

Страшно болела голова. Просто раскалывалась. Вторая таблетка должна была облегчить похмелье, но пока все оставалось по-прежнему. В холодильнике стояла общеизвестная в подобных случаях панацея – бутылка светлого пива, однако при одной только мысли об алкоголе меня начинало тошнить.

И пепельница, и тарелки, которые в процессе распития тоже превратились в пепельницы, были полны окурков. Мои гости курили не переставая. Я, глядя на все это сейчас и ощущая до сих пор омерзительный запах табака, скривился: «Уф! Хорошо еще, что я не сорвался, и сам не закурил по новой! Вот тогда бы похмелье было гораздо тяжелее!»

Я, словно тень отца Гамлета, переместился к распахнутой форточке и принялся с жадностью глотать холодный воздух, периодически запивая его чудовищными количествами воды прямо из пятилитровой бутыли. Жажда была невыносимой. В довершение всего у меня сдавило виски, и одновременно в них застучало множество молоточков.

Затем меня всего скрутило – я еле успел отставить бутыль, чтобы она не выскользнула из рук.

Стук молоточков между тем стал ритмичным, мелодичным, а потом и вовсе послышался напевный голос с хрипотцой. Прямое доказательство народной мудрости: беда не приходит одна.

«Сердце от разлуки разорвалось в клочья…» - идиотская строчка из идиотской песни идиотского исполнителя, которого накануне вечером с пугающей частотой включали то на одной, то на другой радиоволне.

Один из моих вчерашних гостей, с явной склонностью к дурновкусию, мало того, что не давал переключиться с «разорванного в клочья сердца», но и с каждым новым разом делал звук все громче и громче. И, что пугало больше всего, как мог, подпевал исполнителю.
 
Мое королевское терпение в сочетании с воспитанием подверглись тогда серьезному испытанию. И, надо отметить, с честью прошли его. Внешне я даже, по-моему, не показал вида, что меня что-то раздражает. Внутри, напротив, я негодовал и был готов разбить приемник о голову приятеля. Ему бы это особо не повредило, а мне такая разрядка однозначно пошла бы на пользу…


Судороги, слава Богу, понемногу прошли, молоточки затихли. Я, согнав кота,  опустился на стул, откинулся на спинку и принялся тупо рассматривать свои темно-коричневые тапки. Честно признаться, ничего интересного в них не было. Однако из-за окаменевшей шеи лицезреть что-то, находящееся повыше, мне было неудобно. Она то ли затекла, то ли ее просквозило из форточки.

Сколько я просидел, разглядывая тапки, сказать было трудно: может, час, а, может, не больше двух минут. В конце концов, из ступора меня вывела одна идейка. Что называется: осенило!

«Кофе взбодрит меня!» - Это решение казалось единственно верным. Утром кофе не помешает в любом случае.

Крепкий горячий кофе! (Крепкое кофе пусть хлебают те, которые зв(о)нят и ложат. Пусть им будет хуже! Эти товарищи нам совершенно не товарищи!)

Кряхтя, я поднялся со стула и кое-как принялся за приготовление спасительного напитка.

– Черт! Как же противно ощущение похмелья! Как же противно-то! Дурак! Дурак! – Я несколько раз с чувством стукнул кулаком по столу. – Арчи, почему ты меня не остановил?

– Своя голова на плечах, - хмуро заметил кот, перебравшись на стиральную машину.

Я поморщился:

– Предатель!

Он фыркнул, отвернулся от меня и тут же заснул…


Радовало то, что я пил дома, и мне не пришлось потом «на автопилоте» курсировать по ночному городу. Так сказать: «искать на свою пятую точку приключений». Это вынуждены были делать мои гости, свалившие в районе трех часов ночи. Или они вызвали такси? Вызывали или нет?!

Как и когда мои гости покинули меня, я не помнил. А были ли они вообще?!

– Уф! – Я потер лоб. Пробелы в памяти – еще одна прелестная особенность жуткого похмелья.

Аня, моя Аня, моя молодая жена, уехала на неделю к двоюродной сестре в Москву. Предлагала поехать и мне (даже пыталась на этом настоять), однако я посчитал, что общение с ее родственниками мне противопоказано. Посчитал, разумеется, не в слух. Мне вполне было достаточно редких, но метких встреч с ее братцем – Денисом, пареньком явно слабоумным…


Аня, белая ворона среди своих родственников, уехала вчера утром, в пятницу. А днем мне позвонил институтский приятель. Он и еще двое сокурсников решили встретиться и пообщаться. Кажется, они говорили, что грядет какая-то грандиозная дата. Если память меня не подводит, связана была эта дата с нашей первой пьянкой в общежитии на первом курсе.

Событие было незабываемое, не для слабонервных, и чуть не закончилось тогда отчислением из института всех «главных действующих лиц».

Я, под действием ностальгических воспоминаний, с радостью принял приглашение собраться и покутить. Более того, тогда-то меня и дернул черт предложить следующее: «общаться» в кафе дороговато, если учесть, что как раз имеется пустая квартира. Приходите, мол, - никаких проблем!

– Дурак! – в который раз обозвал я себя вслух. И так хлопнул ладонью по лбу, что в глазах заискрилось.

Мои гости, понятное дело,  возражать против моего предложения не стали. Затарились по полной программе и айда ко мне.

И понеслось!

Мои экс-сокурсники оказались людьми стойкими. Насколько я помнил, ни один, ни другой, ни третий в отличие от меня, тостов не пропускали, и все-таки все трое продержались значительно дольше быстро захмелевшего хозяина квартиры.

Вывод: не умеешь – не пей!

Я вздохнул: вчера в меня словно бес вселился. Последний раз я так напивался, когда… Когда? Когда же? Дай Бог памяти!

Скорее бы возвращалась Аня! Холостяцкая бесконтрольная жизнь в моем возрасте слишком пагубно влияет на мое здоровье…


ГЛАВА 2

БРЕЛОК  ИЗ  ГОНКОНГА

Зазвонил телефон. Арчи повернул недовольную мордочку. В его глазках читалось: «Снова здорова».

Я, со вздохом встав со стула, поплелся в комнату.

– Алло-о-о-о… – протянул я в трубку.

– Дим, это Олег. Можно зайти? Я стою возле подъезда.

– Поднимайся. – Я положил трубку и, выйдя в коридор, открыл дверь.

Вопросом, что понадобилось от меня Липатову в субботу утром, я не задавался. Просто не в состоянии был чем-либо задаваться.

Олег Липатов являлся моим коллегой, тоже работал в еженедельнике «Пригород» корреспондентом криминальных новостей. Возможно, его прислал шеф, решив сэкономить на телефонном звонке.

– Привет! – поздоровался Олег, поднявшись на площадку. – Извини, что я заявился так рано.

Его слова поставили меня в тупик.

– Должен был позднее? – спросил я. – У меня сегодня проблемы с памятью. Мы что, договаривались о встрече?

Липатов успокоил меня:

– Нет, мы ни о чем не договаривались. Просто возникло неотложное дело. Так что извини.
– Ничего, - отмахнулся я. – Заходи.

Он вошел, и мы пожали руки.

– Дверь внизу опять нараспашку? – Я кивнул в сторону лестницы.

– Ага. – Липатов поежился. – Холодно. Градусов двадцать. Я бы задубел, пока до тебя добирался, если бы не взвинченное состояние.

Закрыв дверь, я достал из обувной полки тапки, отличные от моих только цветом, и положил их перед Олегом:

– Есть кофе. Будешь?

– Кофе? Можно. – И он со значимостью повторил: – У меня взвинченное состояние.

Я похлопал его по плечу:

– Замечательно, может, развинтишься. Кстати, у меня здесь тоже двадцать градусов, но с другим знаком. Так что раздевайся.

Он снял куртку и шапку, затем потер раскрасневшиеся щеки, обул тапки и вопросительно вскинул брови:

– На кухню?

– Ага.

Олег знал дорогу, да и заблудиться в моей однокомнатной квартире можно было бы лишь в моем вчерашнем состоянии. В придачу с повязкой на глазах. Не как иначе.
 
Липатов уверенно зашагал по коридору. Я, морщась от приступа головной боли, последовал за ним.

– Дим, тут такое дело… – Мой ранний гость не сел, а, подойдя к окну, закрыл форточку и облокотился на подоконник. – У меня к тебе просьба.

Головная боль усилилась:

– Олег, если ты пришел за деньгами, то я пуст, как истинный  законопослушный налогоплательщик.

Липатов отрицательно закачал головой:

– Я пришел за другим. Хм… За советом.

Мне не оставалось ничего другого, как только горько ухмыльнуться:

– Не уверен, что и в этом помогу. Ты видишь, в каком я состоянии?!

Уголки его губ слегка раздвинулись:

– Да уж. Перебрал вчера?

– Мягко сказано.

– Надеюсь, это не ты так накурил? Столько держался и…

– Нет, не я. – Я разлил кофе по чашкам. – Молоко? Сахар?

– Да, спасибо.

– Только сам. Все сам. – Я опустился на стул.

Липатова самообслуживание не испугало:

– Хорошо. И, пожалуй, я все-таки открою форточку.

– Да, душновато.

Приступ головной боли прошел, но общее недомогание осталось. Эх, нашелся бы вчера советчик, отговоривший меня столько пить. Как бы я был ему сейчас благодарен.

Олег между тем, оттолкнувшись от подоконника пятой точкой, подошел к столу. Взял ложечку и положил себе сахар. Потом, наливая молоко, сказал:

– Дим, у меня возникла одна проблема. И если…

– Давай сначала выпьем кофе, - спешно прервал я его. – Мне нужно хоть немного прийти в себя.

– Так хреново?

– Хреновее не бывает.

– Сочувствую. – Олег сел напротив. – А что отмечал-то? Отъезд жены?

– Нет.

– А что?

Я оскалился:

– Не хочется вспоминать.

– А все-таки?

– Прощание с разумом.

Липатов потер переносицу:

– Да. Это серьезно.

Кофе был горячий, и я, едва прикоснувшись губами к чашке, обжегся. Липатов же проглотил свой так запросто, что я не удивился бы, если б он проделал это вместе с чашкой.

Чертыхнувшись, я открыл рот и несколько раз глубоко вдохнул прохладный воздух. В результате чего снова застучало в висках. Я сжал их ладонями и сильно зажмурился. Секунд на десять-пятнадцать. Затем, открыв глаза, подул на чашку и осторожно отхлебнул кофе.
– Ладно, Олег, выкладывай, что случилось, - смилостивился я. – Прошу лишь: не тарабань, говори медленно и по существу.

Липатов встрепенулся и выдал:

– Мне угрожают расправой!

Я ухмыльнулся:

– И всего-то?

– Разве это пустяки?!

– Конечно!

Его лицо вытянулось:

– Дим, может быть, ты не расслышал или не понял? Мне угрожают расправой! Рас-пра-вой!
 
Я приподнял плечи и выпятил нижнюю губу:

– У тебя, Олежек, профессия такая. Тебе угрожали, угрожают и будут угрожать. Это составляющая нашей работы. Мне тоже… Недели не проходит, чтобы мне тоже кто-нибудь не угрожал. Главное, не паниковать понапрасну! 

– Не паниковать?

– Вот именно. Хотели бы расправиться – давно бы сделали это. Без предупреждений. А угрозы… Короче, забудь. Не обращай внимания.

– Это твой совет?

Я кивнул:

– И самый лучший.

Липатов нахмурился:

– Но мне реально угрожают расправой. Буквально. – Последнее слово Олег выделил особо.

Отставив чашку, я поднял указательный палец:

– Давай, Олег, уточним, - голова еще туго соображала, - тебя хотят убить, избить, добиться твоего увольнения? Что ты имеешь в виду под расправой? Физическое устранение?
 
– Именно: физическое устранение, - ухватился он за это мое предположение. Затем задумался: – Мне кажется, они ни перед чем не остановятся.

Я проявил неподдельный интерес:

– Кто они?

Липатов понизил голос:

– Сорокин и его молодчики.

«Какое старомодное слово – «молодчики», - отметил я про себя. И спросил:

– А кто такой Сорокин? Я его знаю?

Олег с недоумением уставился на меня:

– Еще бы! Это один из наших постоянных рекламодателей. «Любые шины для любимой машины!» Ты забыл?

Я сгримасничал:

– Вообще-то реклама не мой профиль. Да и не твой. Каким боком тебя коснулись «шины для любимой машины»? На тебя наехали этими шинами?

– Не смешно.

– Тогда в чем дело?

Липатов заерзал на стуле:

– Начну по порядку. С самого начала.

– Со дня своего рождения?

– Нет.

– С зачатия?

– Нет… – Олег запнулся. – Дим, а ты, похоже, приходишь в себя.

– Понемногу. – Я налил себе вторую чашку кофе. Мой напуганный коллега добавки не захотел.

– Так я рассказываю? – робко поинтересовался он.

Я, моргнув, разрешил:

– Валяй.

Липатов собрался с мыслями и приступил к изложению истории о коварном рекламодателе, задумавшим физически устранить одного из тульских корреспондентов.

– Месяца полтора назад, как тебе, Дим, прекрасно известно, я переобул машину. Новую зимнюю резину приобрел в магазине Сорокина. Для нас же там скидка. Так вот, продавец по поводу балансировки порекомендовал обратиться в шиномонтаж, расположенный неподалеку. Он сказал, что там, мол, тоже сделают скидку. У них обоюдная договоренность. «Ладно, - решил я, - поеду туда». И поехал. Не обманули: договоренность, при наличии чека, действительно была в силе. Однако меня попросили подождать: заканчивал переобувку какой-то унылый типчик на «волге», да еще таксист собирался поменять проколотую шину. У меня было свободное время, и я согласился подождать. (Не хотелось все оставлять до следующих выходных.) Так вот, в ожидании своей очереди я стал слоняться рядом с шиномонтажем, разглядывая старые колеса и шины, разбросанные повсюду. Потом слегка замерз, вернулся в машину, побольше опустил спинку, включил магнитолу и…

– Давай без подробностей, - попросил я. – Если только они не важны. А то, глядишь, вспомнишь еще и кто пел тогда по магнитоле.

Олег улыбнулся:

– А я помню.

– Молодец, - похвалил я. – Однако, пожалуйста, если это не относится к делу, перемотай вперед.

Липатов смутился:

– Это не относится. Я понял: без подробностей… – Он покашлял в кулак. – Вообщем, дождался я своей очереди, мне отбалансировали колеса, я надписал их и отнес к машине. Потом сложил в багажник и вернулся расплатиться. – Он поднял указательный палец. – Вот сейчас важно! Вижу, у мастера в его хибаре висит брелок – этакое солнышко. Внутри что-то переливается и меняет цвета. Понимаешь, Дим, я видел точно такой же недели за две до этого на лобовом стекле джипа моего соседа. Один в один. Сосед тогда сказал, что приобрел брелок в Гонконге, куда ездил по работе. Он что-то символизирует, несет в себе какую-то энергию…

– Сосед? Или Гонконг?

– Брелок, - процедил Олег сквозь зубы. – Перестань! Я перехожу к самому интересному.

– Переходи.

И Липатов перешел:

– Здесь, как я понял, такой брелок не купить. Это во-первых. Машину у соседа угнали. Это во-вторых. Я спросил у мастера: откуда брелок, и он, до этого разговорчивый (чересчур разговорчивый!), сразу замолчал. Это в-третьих. 

– То есть ничего тебе не ответил?

– Сказал, что кто-то подарил. А кто – не помнит.

До угрозы уничтожения или, если угодно, расправы, Олег еще не дошел, поэтому, больше не задавая вопросов, я просто ожидал продолжения. Рассказ Липатова начал заинтересовывать меня, я даже перестал обращать внимание на свои периодически возникающие приступы головной боли.

– Мастер стал довольно груб, - продолжал Липатов. – А когда я упомянул соседа и угнанную машину, он вовсе вытолкал меня со словами, что очень занят.

Олег на секунду замолчал. Потом вскинул брови:

– Возможно, назавтра я бы позабыл и о брелке и о мастере-грубияне, если бы в тот же вечер на Щекинской трассе меня ни с того ни с сего не подрезало «шевроле» с заляпанными номерами. Я тогда вылетел в кювет и только чудом не погиб.

– Так вот откуда вмятина на бампере?

– Да. 

– И с тех пор прошло полтора месяца? – Я с недоверием взглянул на коллегу. – И ты все это время молчал?

– Да. Посчитал инцидент на трассе трагическим совпадением. Убедил себя в этом. Так спокойнее.

– Но сегодня – в субботу – передумал? Спустя несколько недель?

– Обстоятельства изменились.

– Заинтриговал. – Я подул в кулак. – Соседу про брелок рассказал?

– Нет.

– Почему?

Липатов помялся, но все-таки признался:

– Меня жена отговорила. Сказала, чтобы я не лез не в свое дело. Мол, я мог ошибиться. И вообще, кто знает, откуда взялся именно этот брелок.

Я откинулся на спинку стула:

– Отлично. Что же это за обстоятельства, которые сегодня изменились и заставили тебя заявиться ко мне с утра пораньше?

Липатов наклонился в мою сторону:

– Я узнал, что милиционеры нашли джип соседа. Случайно. В результате рейда по сомнительным стоянкам. И вернули владельцу. С машиной все оказалось в порядке. За исключением одного… – Он набрал в грудь воздуха и выдал: – Отсутствовал брелок из Гонконга. 


ГЛАВА  3

ЛИПАТОВ  ПРОДОЛЖАЕТ  РАССКАЗ

– Олег, ты полагаешь, что тот брелок, что висит в шиномонтаже, взят из машины твоего соседа?

Липатов кивнул:

– Этому есть подтверждение.

– Какое?

– Меня хотели избить. Или убить, уж точно не знаю. – Он отвел в сторону глаза. – Ты не первый, кого я навестил этим утром.

– Неужели поперся в шиномонтаж? – на вскидку предположил я. И улыбнулся:  – Не-е-ет, вряд ли… Ты же не самоубийца. И не псих. Только ненормальный отправился бы туда.
 
Олег молчал.

– Так у кого ты еще успел побывать? – спросил я.

Липатов, помешкав немного, пробубнил:

– Выходит, я самоубийца и псих!

Я, не веря своим ушам, наклонился к нему:

– Ты что, действительно, был там? Один?

– Да, - вновь пробубнил он.

– Просто взял и пошел туда?

– Угу.

– А если бы… – Я замотал головой, уже не обращая внимания на болезненные спазмы похмелья. – Не узнаю тебя, Олег. Ты же всегда такой… предусмотрительный, осторожный…

У Липатова мгновенно прорезался голос:

– Вот и остаюсь на вторых ролях. В тени. Из которой и носа не показываю! А хочу быть таким же, как ты.

Всегда интересно знать мнение окружающих о себе:

– Это каким же?

– Ну, - Олег сглотнул, - решительным, целеустремленным… В результате – успешным…

Я добавил:

– И безбашенным.

Липатов пожал плечами:

– Не без этого.

– И ты хочешь стать таким же?

– Что касается карьеры – да.

Развернувшись к нему спиной, я задрал футболку.

– Видишь, эти отметены? Пулевые отверстия, между прочим. В меня и стреляли, и ножом полосовали, и душили. А уж сколько раз били, - я опустил футболку и снова повернулся к нему лицом, - любой самый искушенный мазохист позавидует. Так вот, подумай, прежде чем отвечать: тебе это надо?

– Надо!

– Сказал же, подумай!

– Поду…

– У тебя жена и дети, - перебил я. – И теща. Нет, просто жена и дети.

Олег указал мне на мое обручальное кольцо:

– Ты тоже женат. И дети, небось, скоро появятся.

Я согласился:

– Надеюсь. – И добавил: – Поэтому я стал осторожнее, осмотрительнее и ни за что бы не отправился в этот гадюшник один. Без поддержки. Вот так-то, Олег! – Я сощурился. – Догадываюсь, что там тебе и досталось.

Он подтвердил кивком.

– Рассказывай. – Я не просил – требовал. – Что там с тобой произошло?

Липатов хрустнул пальцами – недавно приобретенная привычка, очень раздражающая меня, - и приступил к рассказу.

– По субботам шиномонтаж работает с девяти до пяти. Но я не стал тянуть и уже в начале десятого был на месте. Машину, на всякий случай, оставил в «кармане», метрах в двадцати.

На мой стук дверь открыл огромный детина с маленькими звериными глазками из-под нависших бровей.

«Чего?» – грубо спросил он.

Я, не смущаясь, решил действовать по заранее придуманному и продуманному сценарию.

«Меня зовут Олег Липатов. Я сотрудник еженедельника «Пригород».

«И чего?»

«Мне нужно поговорить с мастером, который работал здесь полтора месяца назад. У меня есть к нему несколько вопросов».

«Кто там?» – послышалось из-за спины детины.

Тот, не оборачиваясь, ответил:

«Какой-то Липатов из «Пригорода». Про Степаныча спрашивает».

«Дай пройти».

Передо мной предстал юркий парень лет двадцати пяти, с наглым взглядом.
 
«Кто вы?» – спросил он.

Я повторил.

«Александр Степанович здесь больше не работает». – Паренек попытался закрыть дверь.

Но я не дал ему это сделать:

«Постойте. А где я могу его найти?»

«Не знаю. – Парень не собирался уступать мне. – Уходите».

Я зашел с другого конца. Точнее, бросился в атаку:

«Скажите, откуда у вас взялся брелок в виде солнышка? У моего соседа был такой же, а теперь…»

Парень не дал мне договорить:

«У нас нет никакого брелка!»

«Но полтора месяца назад он висел у вас в мастерской. Я сам видел его. Сам. Можно я…»

«Нельзя!»

«Вы не дослушали!»

«Проваливай!»

«Почему?»

«Потому!»

Я все-таки договорил:

«У моего соседа был такой же, как я уже сказал. И у него угнали машину, а когда вернули…»
Договорить я не успел, так как получил удар ногой в грудь. Этот юркий урод ударил резко и внезапно.

Я отлетел назад и упал. И «каратист» и детина бросились ко мне. У обоих были сжаты кулаки. А рожи были такими, что…

Как назло, на улице не было ни души. Одному же мне с ними никогда бы не справиться. (Мы же, Дим, не бойцы спецназа?!) Поэтому я вскочил на ноги и, что было сил, понесся к машине.

Преследовать меня не стали…

– Почему? – прервал я рассказ Олега.

– Что?

– Почему не преследовали? То без предупреждения бросаются на тебя, а то вдруг отступают. Не понятно!

Он ответил не сразу:

– Может быть… Наверное… они отступили потому, что я закричал на всю улицу «убивают».

И Липатов недовольно поджал губы.

– Скорее всего. – Я почесал затылок. – Олег, у меня к тебе два вопроса.

– Задавай, - с готовностью отозвался Липатов, обрадованный тем, что я не насмехаюсь над его бегством.

– Первый: причем здесь Сорокин? Второй: что ты хочешь от меня? Совета? Он очевидный: обратись в милицию. Даже можешь к Губанову. Он, конечно, угонами не занимается, но обязательно подскажет что-нибудь правильное.

– Это понятно. Но…

– Что?

– Я подумал, что раз ты часто влипал во всякие переделки и до сих пор жив и здоров, то знаешь, как из них выпутываться.

Я развел руками:

– Без вмешательства капитана Губанова почти никогда не обходилось. Тебе это известно не хуже, чем мне.

– Ладно, я позвоню ему.

– Можешь с моего домашнего.

Он замялся:

– Я подумаю.

– Подумай. Но перед этим ответь, Сорокин тут при чем?

Липатов вылупил глаза.

– Ну как же?! – воскликнул он. – Ведь автомагазин принадлежит ему. С шиномантажем у него договоренность. Думаю, это одна банда.

От липатовского крика у меня в голове зазвенело.

– Банда? – потирая лоб, спросил я.

– Именно. – Глаза Олега загорелись. – Угоняют машины, разбирают, перекрашивают…

– Ага: перевешивают брелки.

– Да, перевешивают бре… – Он надулся. – Дим, я с тобой, между прочим, серьезно говорю!

В душе улыбаясь, я успокоил обидчивого коллегу:

– Извини, вполне возможно, что ты прав.

Он засиял:

– Правда? – Поразительные отходчивость и переменчивость! – Ты так думаешь? Я напал на след?

«Почему не порадовать Олега, - решил я. – Уверен, ничего интересного он мне больше не сообщит. Так пусть тогда идет с миром».

И сказал:

– Да, Олег, я так думаю.

Липатов встал, но не затем, чтобы уйти. Он принялся вышагивать по моей тесной кухне: шаг в одну сторону, шаг в другую. Я еле успевал отодвигать ноги.

– Представляешь, - мечтательно заговорил Олег, - я раскрутил громкое дело. И теперь люди… читатели будут говорить, что в «Пригороде» в криминальной рубрике есть не только… – Он осекся.

Я абсолютно равнодушно усмехнулся:

– Продолжай.

– …не только Уваров, но  и Липатов, - быстро закончил Олег.

– И это будет справедливо. – Я зевнул во весь рот. – Ты ведь, действительно, есть. И твои статьи выходят не реже моих.

– Но они не такие увлекательные.

Поднявшись, я утешительно заметил:

– У тебя все впереди. – И, положив Олегу руку на плечо, добавил: – Поговори с Губановым.

– А с соседом?

– Я бы пока не стал. Машину ему вернули – пусть радуется.

– А брелок?

– Он очень дорогой?

– Вряд ли.

Я снова зевнул:

– Ты сам ответил на свой вопрос.

Голова прошла, да и общее самочувствие улучшилось. Уже без отвращения я залез в холодильник и вынул бутылку пива.

Липатов подмигнул:

– Лекарство?

– Поделиться?

Олег отказался: хотел иметь ясный ум при разговоре с капитаном.

– Как знаешь. – Я откупорил бутылку и сделал внушительный глоток. Через мгновение весь мой организм возрадовался. – Пойдем в комнату.

– Пойдем, - согласился Липатов.


ГЛАВА  4

«ЗДЛАВСТВУЙТЕ»!

Едва Липатов, надумав связаться с Губановым, дотронулся до телефонной трубки, как в дверь позвонили.

– Ты кого-то ждешь? – Олег замер на месте, словно собирался совершить что-то противоправное. – Аня вернулась?

– Не должна. – Я поставил бутылку на журнальный столик и направился в коридор, по дороге погладив Арчи, взбудораженного звонком.

– Здлавствуйте! Меня зовут Полонец Эдуалд Васильевич. – И картавый сморщенный человечек на площадке поправил съехавшие на нос очки.

«Как этот типчик, должно быть, ненавидит слова, типа «террариум!» - подумалось мне.

– Здравствуйте, Эдуард Васильевич! – ответствовал я. – Приятно познакомиться. А я – Ува… Впрочем, что вам нужно?

– Можно войти?

– Нет, пока не скажете, зачем пришли. А там видно будет.

Прорваться мимо меня незваный гость в дорогом пальтишке и с кожаным дипломатом никак не мог. Поэтому ему оставалось либо ответить на мой вопрос, либо убраться ко всем чертям. Он, что вполне естественно, выбрал первое.

– Я хотел бы поговолить с… - он напрягся, - с Олегом Липатовым из «Плиголода». Коллеспондентом. 

Я нахмурился:

– Почему у меня дома? Он здесь не прописан и не живет. Я не он и даже не его секретарь.
 
– Мне сообщили, что Олег Липатов у вас.

– Возможно, вас обманули. Или вы что-то неверно поняли.

Он сузил глазки:

– Не думаю.

– И правильно, - одобрил я. – Некоторые считают это скверной привычкой. Говорят, от этого может голова разболеться.

Сморчок поджал губы:

– Я не думаю, что меня обманули.

– А кто вам сообщил, что Липатов у меня?

– Это не важно.

– Для меня важно.

Сморчок гнул свою линию:

– К чему все эти ласплосы? Он у вас. Вы его коллега. Тоже жулналист из «Плиголода».

– Ошибаетесь. Я не журналист.

– А кто?

– Корреспондент.

– Не вижу лазницы.

– Следствие близорукости.

Запас моего терпения иссякал. И, кажется, снова заболела голова.

– Послушайте, - грозно начал я, но потом, махнув рукой, сменил тактику и окликнул Олега.

– Что, Дим? – отозвался Липатов.

Я громко спросил:

– Тебе знаком Поронец Эдуард Васильевич?

– Нет.

– Полонец, - поправило пальтишко.

– Полонец? – исправился я. – Полонец Эдуард Васильевич?

Из зала показалось озабоченное лицо Липатова.

– Нет, этого я тоже не знаю. А кто они? И чего хотят?

– Поговолить, - засуетился сморчок. – Только поговолить. – И постарался заглянуть в квартиру.

– О чем? – поинтересовался Липатов, в свою очередь тоже стараясь разглядеть незнакомца.

Черт бы побрал ранних гостей! Если они не нуждаются в передаточном звене, это их проблемы.

«Самоустраняюсь», - решил я и впустил картавого сморчка в квартиру. Потом помог ему снять пальто и, пододвинув старые тапки жены – ему в самый раз, - указал в сторону зала.
 
– Проходите.

Полонец, если это его настоящая фамилия, величественно поправил очки:

– Благодалю.

– Липатов – Полонец, Полонец – Липатов, - представил я их друг другу в зале. Небрежно, без церемоний – они оба были незваными гостями. Причем, ранними незваными гостями.

Арчи подошел к сморчку и, задрав мордочку, недоброжелательно оглядел его.

– Кис-кис-кис. – Свободной от дипломата рукой Полонец попытался погладить Арчи. Но тот сразу зашипел и, выпустив когти, чуть не полоснул ими по приближающейся ладони.

Очкарик отдернул руку и посмотрел на меня:

– Дикий?

Я, выждав паузу, бросил:

– Если ему кто-то не нравится, то да. – Как правило, наши с котом оценки незнакомых людей совпадали.

Полонец приподнял свои чахлые плечики:

– Обычно животные меня любят.

«Поцарапать», - мысленно добавил я.

Арчи расположился неподалеку от сморчка, всем видом показывая ему: я за тобой слежу! Смотри у меня!

– Присаживайтесь. – Я рассадил гостей по креслам, а сам плюхнулся на тахту напротив. «Если что, буду у них рефери!»

Сморщенный человечек в черном костюме, кремовой рубашке и темном галстуке положил на колени дипломат и затем осторожно обхватил его руками.

– Итак, - он смотрел на Липатова из-под очков, наклонив голову, - нам надо поговолить.

– Вам или нам? – Я не хотел, чтобы абы кто солировал на моей территории.

Очкарик переключил внимание на меня:

– Желательно поговолить без вас.

– Но не обязательно. – Мне почему-то доставляло несказанное удовольствие грубить ему.
 
– Желательно. Хотя тепель уже…

– Теперь? – Я вскинул брови. – А что изменилось? И в сравнении с чем? Когда это «теперь» наступило?

Тип с дипломатом не успел ответить, так как Липатов категорично заявил:

– У меня от Димы секретов нет.

Я повернулся к Олегу:

– Признайся, что ты изменял жене. Не бойся, ни я, ни Эдуард Васильевич никому не скажем. Клянемся.

Липатов покраснел:

– Причем тут моя…

– У тебя же нет от меня никаких секретов.

– Нет.

– Тогда признайся

Сморчок громко демонстративно закашлял, чем, естественно, привлек к себе наше внимание:
 
– Плекласно. Лаз у вас такие довелительные отношения. – Он поправил очки. - Тогда совсем длугое дело. Хотя воплос, котолый я хочу обсудить, деликатный и не для постолонних. Но лаз Дмитлий… – Он покосился на меня: – Как вас по отчеству?

– Николаевич, - подсказал я.

– Так вот, - продолжил очкарик, обращаясь к Липатову, - лаз у вас от Дмитлия Николаевича никаких секлетов нет, я, пожалуй, плиступлю.

Мы с Олегом воззрились на Полонца, отчего тот, похоже, смутился. По крайней мере, на лбу у него выступила испарина.

«Жалкий тип, - резюмировал я свое наблюдение. – Пусть и в дорогой одежде».

– Плостите, я не знаю и ваше отчество. – Сморчок выглядел виноватым.

Липатов успокоил его:

– Можно просто Олег.

– Можно?

– Я же сказал.

Очкарик дрожащей рукой вынул платок и вытер лоб.

– Олег, с вами сегодня плоизошла одна неплиятная истолия.

Липатов подскочил на месте:

– Откуда вы знаете?

– Знаю, - уклончиво ответил Полонец. – И я здесь для того, чтобы уладить эту… как бы сказать… неплиятность.

– Разрешите вмешаться, - на правах хозяина нагло влез я, - давайте уточним, о какой неприятности идет речь.

– Я же тебе рассказывал, что… – начал Олег, но под моим испепеляющим взглядом замолк.

Я обратился к сморчку:

– О какой неприятности идет речь?

Очкарик посмотрел на Липатова:

– Мы ведь поняли длуг длуга?

Меня «калтавый» сморчок раздражал не по-детски:

– Я задал вам вопрос.

Повернувшись ко мне, он сказал, явно считая, что эта тема исчерпана:

– Давайте пелейдем непоследственно к тому, зачем я плишел.

– И зачем же вы «плишли»? – не сдержался я.

Полонец покраснел. Мне даже показалось, что робкий очкарик сейчас превратится в Халка и порвет меня на несколько мелких корреспондентиков. Но нет: невероятным усилием воли он поборол себя и ответил:

– Вы, Дмитлий Николаевич, уже не в том возласте, чтобы длазниться. Это вам совелшенно не идет.

Липатов молча переводил взгляд с меня на сморчка и обратно. Мой коллега, как случалось почти всегда, передал бразды правления мне. Должно быть, он посчитал, что я более подготовлен к таким неординарным ситуациям, как «лазговол» с обладателем ущербного алфавита.

– Здесь, - сморчок указательным пальцем правой руки ткнул в дипломат, - лежат тлисто тысяч.

– Хорошо, - заинтересовался я.

– Тлисто тысяч лублей.

– Плохо.

– Что плохо?

– Что рублей.

– А! Кхе-кхе… Они пледназначались только одному человеку, - он кивнул Олегу, - вам. Но тепель, видимо, плидется вам их поделить между собой. Как – это уже меня не касается.
 
– Очень просто, - я сложил руки на груди, - десять копеек мне, десять копеек Олегу, десять копеек мне, десять – Олегу. И так далее.

Полонец удивился:

– Почему десять копеек?

Липатов тоже не догонял. Но молча.

– Все просто, - я расцепил руки и подался вперед, - такая небольшая сумма может занять целый дипломат только при условии, что она целиком состоит из монет. Причем, небольшого достоинства: копейки, пятачки, десюнчики…

Очкарик изобразил на своей противной физиономии подобие улыбки:

– Вы, Дмитлий Николаевич, плоницательный человек. Но не на сто плоцентов. В дипломате тлидцать пачек, пелетянутых лезинками. В каждой пачке по сто купюл достоинством в сто лублей. Считайте сами. – Он сглотнул. – А носить деньги в авоське я не пливык.

– Все верно, – молниеносно посчитал Липатов. – Триста тысяч.

– Без обмана, - подтвердил сморчок.

– И что же взамен требуется от нас? – спросил я. – Для некоторых услуг эта сумма смехотворна, а для других непомерно завышена.

– Все в мире относительно, - поддакнул Олег.

Я подмигнул ему:

– Истинная правда. – И посмотрел на обладателя дипломата: – Так что нам предстоит сделать, чтобы получить эти деньги?

Полонец покачал головой:

– Наоболот. Вы ничего не должны делать. Абсолютно ничего. И к тому же забыть о всяких там блелках, шиномонтажах… Эти деньги – новогодний подалок. Немного запоздавший.

– По просьбе Сорокина? – Это я был преисполнен смелости.

Очки у пародии на Деда Мороза снова сползли на нос:

– Не знаю такого.

– И даже не слышали этой фамилии?

– Нет.

– А Степаныча знаете? Александра Степановича? Мастера?

– Не плипоминаю.

– И вы хотите, чтобы мы тоже о них больше не «плипоминали». Я прав?

Полонец сглотнул:

– Да.

Липатов наклонился к нему:

– Покажите деньги.

Сморчок отказался:

– Сначала вы должны дать мне ласписку, подтвелждающую, что…

Зазвонил телефон, и наш «благодетель» замолчал.

Я попросил Липатова пересесть, так как он был ближе меня к аппарату. Тот не возражал.

– Алло?

– Дим, это Женя, - прошептали в трубку. – Губанов. Отвечай только «да» или «нет». Понял?
 
– Да, - ответил я и подумал: «Какая таинственность! Неужели капитан милиции Губанов подался в секретные агенты?!» 

– Доходяга с дипломатом у тебя? – спросил доморощенный Джеймс Бонд.

– Да.

– А еще кто-нибудь есть?

– Да.

– Аня?

– Нет.

– Мама?

– Нет.

– Хм! Сергей Сергеевич?

– Нет.

– Кто же? – задумался он.

– Нет, - ответил я машинально.

– Что, черт возьми, нет? Мне этот человек знаком?

– Да.

– Ладно, некогда гадать. Доходяга предлагает что-то?

– Да.

Мои гости пытались вслушиваться, но я крепко прижимал трубку к уху.

– Соглашайся, - между тем наставлял меня Губанов. – Возьми дипломат. Но ни за что не открывай его. Когда доходяга свалит, мы зайдем.

– Да?

– Чтобы забрать дипломат.

– Чего бы это вдруг? – расширил я свой лексикон. – Не люблю делиться.

– А у меня пистолет! – Типа черный юмор с весомым аргументом! – Делай, как сказано. – И перед тем как отключиться, Губанов кратко повторил: – Возьми, но не открывай.

– Да, сэр. – Я повесил трубку. И, сдвинув брови, полушепотом сообщил: – Пароль тот же. И место встречи изменить нельзя!

Оба моих ранних гостя с вылупленными глазами выжидающе смотрели на меня. Но я разочаровал их, спросив:

– На чем мы остановились? – И сморчку: – Вы хотели расписку?

– Хотел, - кивнул он. – И хочу.

– Вы нам ее продиктуете? Или подождете, пока мы сами напишем?

– Подожду… Хотя… Котолый час? – Очкарик демонстративно посмотрел на наручные часы. – Я очень спешу, поэтому положусь на вашу полядочность: оставлю деньги без ласписки и буду считать, что мы договолились.

– А мы еще не согласились, – напомнил ему Липатов. – И, кстати, не видели денег. Перед нами только дипломат… Вдруг там стопка газет?!

– Если так, - заерзал на месте Полонец, - можете считать нашу сделку недействительной, будто меня вообще здесь не было.

Липатов нахмурился:

– Мне кажется, что вы…

– Олег, притормози! – встрял я. – Думаю, нам следует согласиться с предложением Эдуарда Васильевича. Причем, без всяких дополнительных проверок и условий. Триста тысяч – так триста тысяч.

Полонец одобряюще затряс подбородком:

– Лазумно, Дмитлий Николаевич. Тлисто тысяч, конечно, деньги не ахти какие огломные, и все-таки… Вы же залаботаете их не непосильным физическим тлудом. Да и ум наплягать не плидется.

Помня наставления Губанова, я вынес окончательное решение:

– По рукам. Берем.

Липатов с непониманием следил за мной:

– Дим, это уголовно-наказуемое дело. Нас подкупают.

Я кивнул:

– И, к сожалению, такое случается не часто.

Не берусь утверждать, будто Липатов что-то понял, однако спорить он не стал и даже на выдохе произнес:

– Ладно. Как скажешь.

– Вот и замечательно. – Сморчок поднялся. – Лаз все улажено, я пойду. Всего холошего.

– Провожу вас, - вызвался я. И повел очкарика, который был уже без дипломата, по коридору к входной двери.

– Я лад, что мы договолились, - вещал Полонец, переобуваясь. – Лезультат – лучше не бывает: никто не постладал и все довольны.

– Время покажет, - философски заметил я.

Он на секунду замер:

– Что вы имеете в виду?

– Время покажет, все ли довольны.

– Ах, да. Покажет. Обязательно покажет.

Я «гостеприимно» навис над Полонцом, всем своим видом показывая, что его здесь больше не задерживают.

– Мне плиятно было с вами познакомиться, - лепетал сморчок, надевая пальто. – Вы умный жулна… коллеспондент.

– Ага. – Я отпер и распахнул дверь. – В этом наши мнения совпадают. Всего наилучшего.

Из зала послышался недовольный голос Олега:

– Дипломат заперт.

– Ах, да. – Полонец хлопнул себя по лбу и полез во внутренний карман пиджака. – Нужен ключ. – И после того, как извлек его и отдал мне, добавил: – А шифл: тлинадцать… тьфу-тьфу-тьфу!.. тлинадцать.

Он мерзко захихикал и вышел на площадку.

– Тринадцать… тьфу-тьфу-тьфу!.. тринадцать, - повторил я. – Удобный шифр. Легко запоминается.

– Вы не суевелны, Александл Николаевич? – напоследок спросил сморчок.

– По субботам – нет.

И я захлопнул дверь.


ГЛАВА  5

О  ПОЛЬЗЕ  КОТОВ

– Давай скорее ключ. – Липатов суетился вокруг дипломата. – Деньги сразу поделим?

Я усмехнулся:

– Олег, ты похож на Арчи, который иногда сидит на подоконнике и смотрит на голубей за окном. Добыча близко, а не достать.

Мой невыдержанный коллега закипел:

– Дим, не тяни! Дай ключ! Если уж ты согласился на эту сделку, то я требую, чтобы…

Я не дал ему договорить:

– Нужен еще шифр!

– Я слышал его: тринадцать тринадцать. Давай ключ.

Не обращая внимания на изнывающего Липатова, я сел в кресло и забросил одну ногу на другую. Потом невозмутимо поинтересовался:

– Олег, ты случайно не слышал, кто стал новым «мистером Олимпия»? Снова Джей Катлер?

– Что? Какой на хрен Катлер?! Давай ключ!

– Не могу.

– Почему?

– Сядь, успокойся, и тогда я, может быть, тебе все объясню.

– Если бы я тебя не знал, - довольно громко заговорил Олег, - то мог бы подумать, что ты решил присвоить все деньги себе.

Я хмыкнул:

– Неплохая идея. Однако ты ошибаешься. И еще кричишь, а у меня только-только прошла головная боль.

Липатов обреченно опустился в свободное кресло:

– Объясни, что тут происходит?

– А ты успокоился?

– Да.

– И не будешь повышать голос?

– Не буду.

– Тогда, ради Бога, объясню. – Я указал на телефон. – Звонил Губанов. Приказал взять дипломат, но не открывать его.

– Губанов? – удивился Олег. – Капитан Губанов?

– Он. 

– Почему же он просил не открывать дипломат?

– Этого он мне не сказал.

– А как он узнал про сморчка?

Ответ был прежним.

– Похоже, не видать нам этих денег, – вздохнул Липатов. – Дим, послушай: но посмотреть-то на них мы можем?

– Могли бы, - согласился я, - если бы открыли дипломат. Однако мы этого не сделаем. Губанов запретил.

Липатов фыркнул:

– Не бомба же там?! – Он склонился над дипломатом. – Тиканья не слышно.
 
– Там ядовитая змея, - в шутку предположил я.

– Шипения тоже не слышно.

– Глухонемая ядовитая змея.

– Таких не бывает. 

– Значит, от холодного ветра у тебя заложило уши.

Олег отмахнулся:

– Я уже отогрелся. – Потом вдруг заботливо предупредил: – Ты только ключ не потеряй. Губанову он понадобится.

Липатов этим очень рассмешил меня.

– Не потеряю, не беспокойся. – Я поднялся, достал из кармана ключ, и, подойдя к полке с дисками, положил его туда. – Доволен?

– Угу. – Липатов старался выглядеть равнодушным к ключу и деньгам, но я слишком хорошо его знал, чтобы поверить в это.

– Мы могли бы ничего не трогать, - пробормотал Олег. – Я имею в виду – не притронулись бы к деньгам. Просто посмотрели.

Я вернулся к креслу и сел:

– Никогда деньги не видел? Ничего интересного, поверь мне. Цветные бумажки с циферками.

– А для меня смотреть на крупные суммы – удовольствие, - возразил Липатов. – Всегда.

Устав от его нытья, я отрезал:

– Дождемся Губанова. Он будет с минуты на минуту. Кстати, тебе отпадает необходимость ему звонить. Капитан даст консультацию, что называется, на дому. Удобно и экономно!

Липатов сдался:

– Хорошо, подождем. Не драться же мне с тобой.

– Вот именно. Ты сегодня уже свое получил. – Я откинулся на спинку кресла. – Поговорим о чем-нибудь, что не имеет отношения к деньгам?

– Такого в природе не существует, - глубокомысленно заявил Олег.
 
Пришлось уточнить:

– О чем-нибудь, что не имеет отношения к этим деньгам.

– Ладно. Давай. – Он пожал плечами. – О чем?

– Бампер будешь выпрямлять?

– Даже не знаю. – Олег развел руками. – Проще новый купить. А вот крыло, конечно, придется рано или поздно править. Радует, что хоть краска цела.

– Да, покраска сейчас дорого обходится. Пусть и одного элемента. Я тебе уже предлагал помощь знакомого автослесаря. Предложение остается в силе. Только скажи, я вас сведу.

– Ты про Белякова?

– Про него.

– Я и сам могу к нему подъехать. Ты нас уже знакомил. Забыл?

– И правда. – Я почесал лоб. – Сегодня котелок совсем не варит.

В этот момент я осознал, что чего-то или кого-то в комнате не хватает.

«А где мой кот?» - спросил я сам у себя. Он никогда не выходит из квартиры в мороз.

– Олег, а где Арчи?

Липатов пожал плечами:

– Пошел за вами по-хозяйски, когда ты провожал картавого. Деловой такой, хвост трубой.

– Черт! – Я вскочил с кресла. – Только бы не забрался в подвал. У нас там канализацию прорвало… Я его потом не отмою.


Ни в коридоре, ни на площадке Арчи не оказалось.

– Кис-кис-кис! – Я спустился на один пролет. Еще на один…

Арчи – этот поросенок кошачьего происхождения – сидел на батарее между вторым и третьим этажами и облизывал пепельницу, оставленную моими соседями-курильщиками.

У меня не было слов. Приличных.

– Ты, наркоман законченный, иди сюда! Живо! – Я зашагал к нему. – Сейчас хвост оторву!

Снизу послышались шаги.

– Что, Димон, совсем кота не кормишь! – упрекнул меня знакомый голос. Принадлежал он капитану Губанову, поднимающемуся по лестнице. С ним был его верный «Санчо Панса» – старший лейтенант Субботин.

Я оторвал Арчи от батареи и спросил у Губанова:

– Жень, что это за номера ты откалываешь? Возьми дипломат! Не открывай дипломат! Что это зна…

Мне никогда не приходилось слышать звук взрыва вживую. Никогда, до этого момента. Ни одна стереосистема во время показа фильма о войне не сможет передать реальное воздействие на человека грохота, произведенного настоящим взрывом.

Арчи попытался вырваться из моих рук, но я крепко прижал его к себе. Субботин и Губанов присели на корточки. Старший лейтенант при этом широко открыл рот и стал массировать уши.

– Дим, твоя майка в крови, - крикнул Губанов.

Я посмотрел себе на грудь. Острые когти Арчи, действительно, хорошо вспороли меня.

– Я же приказал не открывать дипломат! – заорал капитан. – Я же приказал!

У меня все оборвалось:

– Это что… бомба? В моей квартире?

Губанов закрыл ладонью глаза:

– Кто там у тебя? – Громко: – Кто там у тебя был?

По-прежнему прижимая к груди Арчи, я тихо сказал:

– Липатов.



Часть  вторая

Раздвоения

ГЛАВА  6

ПОСЛЕДСТВИЯ

Липатов напрасно принижал свою роль в процветании «Пригорода». Он был одним из тех не бросающихся в глаза винтиков, на которых собственно и держался наш еженедельник. А жалобы Олега на то, что ему достаются дела не с таким общественным резонансом, как у меня, были справедливы только отчасти. Сергей Борисович, наш шеф, главный редактор «Пригорода», все чаще передавал интересный материал Олегу, а не мне. Да и способности Липатова росли не по дням, а по часам. Я видел это, и это меня нисколько не задевало.


Я не завидовал Олегу. И не огорчался по поводу своей отстраненности. Для Сергея Борисовича я по-прежнему оставался лучшим «криминалистом». «Однако Уваров не вечен», - разумно полагал шеф. К тому же, после женитьбы я, и вправду, стал более осторожным и осмотрительным. И всерьез задумывался об отцовстве. Семья – вот что теперь доминировало в моей жизни!

Я уже не рыскал с былым энтузиазмом по злачным местам в поисках чего-то потрясающего, кровавого, на потребу читателей. Я не преследовал, не провоцировал, не нарывался.
А вот Липатов, убиваясь из-за своей второстепенности, все больше и больше погружался в трясину криминала, жаждал деятельности и, кажется, был готов на многое. Рассказанная им история подтверждала это. А бомба, оставленная сморчком, доказывала правоту его предположений и предназначалась именно Олегу. Я же был бы случайной жертвой. Или… Липатов рассказал мне об угнанной машине, о брелке (сморчок понял это), так что меня тоже следовало устранить.

Этот взрыв не только разнес в пух и прах зал в моей квартире, он сильно потряс меня самого. Он заставил вернуться прежнего Уварова, типа мстительного и злопамятного.
 
Я решил, что все, кто замешан в этом взрыве, ответят мне! Все!

«Они сделали свой ход, теперь моя очередь. Очередь нанести ответный удар. И он не заставит себя долго ждать! Клянусь!»


Губанов потер заспанные глаза:

– Где ты ночевал? 

– У матери, - вяло ответил я.

– Ане про квартиру сообщил?

– Пока нет.

Капитан сунул в рот сигарету:

– А маме что сказал?

– Батарея прорвалась. Успокоил, что хоть соседей не затопил.

– Так прорвалась, что окна повылетали?

– Про окна я не упоминал. Сказал, что вода залила пол. Слегка попала на стены. И в тех местах отклеились обои.

– Мама поверила?

– Она рада, что я несколько дней поживу у нее.

Губанов сощурился:

– И как жить с матерью и отчимом?

– Прекрасно. – Я улыбнулся. – Вынужден снова привыкать к кашам по утрам и ток-шоу по вечерам.

– А Арчи где?

– Отвез его к Сергею Сергеевичу.

– Он, кстати, спас тебя. – Капитан вздохнул. – Это к слову о пользе домашних животных.

Я согласился:

– Точно. Арчи мой спаситель. 

Не менее минуты мы просто молча смотрели друг на друга. Затем Губанов спросил:

– Хочешь отремонтировать квартиру до приезда жены? – Он только сейчас закурил давно приготовленную сигарету.

– Постараюсь хотя бы отмыть ее и выкинуть весь сгоревший хлам.

Капитан выпустил дым через ноздри и заметил:

– Хорошо, что ублюдки не рассчитали со взрывчаткой.

– Да уж.


Пусть попробует кто-то при мне сказать, что на свете нет высшей справедливости. Она есть! Иначе как объяснить тот факт, что в относительно небольшой комнатенке – моем зале – после взрыва и огненной стихии Олег Липатов остался в живых. Более того, его лицо практически не пострадало, он успел прикрыть его руками. Да, сейчас Олег находился в коме, был в ожогах и царапинах – это ужасно, однако врачи обнадежили нас, его близких, сказав, что шансы на выздоровление есть. И немалые.

Еще один аргумент в пользу высшей справедливости: моя квартира не была разрушена до основания. Обои и мебель в зале обгорели, стекла разбились, оконные рамы вылетели... Но, правды ради, скажу, что, когда я только въезжал сюда, квартира выглядела не намного лучше.

Разумеется, жить в январе без стекол было невозможно. Поэтому на завтра – понедельник – я вызвал мастеров для установки пластиковых окон. (Когда бы я еще их установил!)
Сергей Борисович, с которым мы столкнулись в коридоре больницы, пообещал оказать мне материальную помощь на восстановление жилища. И я был не единственным, кого шеф облагодетельствовал. Сергей Борисович пошептался с женой Липатова, и она после этого уверенно заявила лечащему врачу, чтобы он, не заботясь о тратах, использовал все необходимые средства для скорейшего выздоровления Олега.

«Не шеф, а отец родной!» - без тени насмешки подумалось мне.

Во второй половине дня я встретился с Губановым в уютном кафе на Советской. Там-то, выбрав столик в уголке, мы и обсудили сложившуюся ситуацию. Часть нашей беседы я уже привел выше.

– Вчера с Денисом, братом жены, после того, как ты разрешил, завесили окна плотным целлофаном, - поделился я с капитаном. – Надеюсь, эксперты у меня больше не нарисуются?

– Нет, не нарисуются. Отвечаю. – Губанов привычным жестом стряхнул с сигареты пепел в пепельницу. – Твой шеф и подполковник Роднин заступились за тебя. «Или новая квартира или пусть Уваров восстанавливается», - выступили они единым фронтом. Генерал почесал репу, сделал пару звонков, прикинул, что выгодней, и дал добро на второе. Так что можешь смело приводить свою халупу в порядок.

– Лучше бы дали новую квартиру.

– Извини, сынок, но это фантастика! – пошутил капитан.

– А из государственной казны мне чего-нибудь перепадет?

Губанов приподнял уголки губ:

– С чего бы это?

– Как пострадавшему во время помощи правоохранительным органам.

– Я слышал, Сергей Борисович тебе обещал помочь.

– Да. И я благодарен ему за это. Однако наверху могли бы тоже подкинуть лучшему тульскому журна… корреспонденту что-нибудь!

Выпустив струйку дыма, капитан пробурчал:

– Тебе уже кое-что подкинули вчера. И кого тебе за это благодарить, пока неизвестно.

– Как это неизвестно?! – возмутился я. – А картавый сморчок?

– Ведет себя так, словно он либо иностранец, не понимающий по-русски, либо глухонемой инвалид.

– А что говорят ребята из шиномонтажа?

– Ничего. Молчат, как партизаны. И Александр Степанович, которого мы отыскали, - тоже молчит.

– Ну а брелок нашли?

– К сожалению, нет. Послезавтра, если не откроется что-то новое, всех, кроме картавого Никанина, придется отпустить.

Я сжал кулаки:

– Жень, дай мне с кем-нибудь из них пообщаться. Наедине. Особенно хотелось бы «поговолить» со сморчком.

Губанов вмял окурок в пепельницу и покосился по сторонам:

– Кулаки чешутся?

– Нестерпимо, - признался я.

Губанов понизил голос:

– Дим, я бы сам его… скомкал, - он показал как, - а потом швырнул в унитаз и смыл.
– Мило. – Я подозвал официантку и заказал еще одну чашку кофе. А когда она ушла, спросил: – А как ты вообще узнал вчера, что этот сморчок у меня дома? И что у него дипломат со взрывчаткой?

– Если скажу, что мне это приснилось, ты же не поверишь?

Я оскалился:

– Естественно. Тебе же снится одна порнушка.

Капитан наклонился ко мне:

– Что верно, то верно. Ладно, слушай. – Он потянулся было к пачке, но потом передумал курить. Должно быть вспомнил, что делал это минуту назад. – Накрыли одного Кулибина с его мини-заводиком по производству бомб, устроили там засаду и отлавливали всех, кто туда забредет. Но задерживали клиентов не сразу, а сначала следили за ними. Доходяга, он же сморчок, он же Никанин, был одним из таких клиентов. Он забрал у хозяина мини-заводика (а этот Кулибин уже сотрудничал с нами) дипломат. Груздьев отправился следом. Потом позвонил мне и доложил, что доходяга с дипломатом зашел в подъезд дома, где живет наш старый добрый знакомый Уваров. То есть ты. В тот самый подъезд. Я готов был спорить, на что угодно и с кем угодно: если в твоем подъезде оказываются преступники, то ты напрямую с этим связан.

– Что же не предупредил о содержимом дипломата? – упрекнул я Губанова.

– Я два раза повторил: дипломат не открывать! – вспылил капитан. – Два раза! А что там было внутри – тебя не касалось.

Мне принесли кофе.

– Спасибо, - поблагодарил я девушку. И вернулся к разговору с капитаном: – Жень, попытались установить связь сморчка, ребят из шиномонтажа и Сорокина?

Он кивнул:

– И пытались, и будем пытаться. Но, как я уже говорил, первые молчат, а Сорокина сейчас нет в Туле.

– Где же он?

– Заместитель сказал: в Париже.

– У Париже, - задумчиво произнес я, - или ближе.

– Мы проверяем: там ли он.

– Если там, то что он в Париже забыл?

– Отдыхает.

Я скорчил гримасу:

– Утомился бедный и решил погулять по Елисейским полям?

– Похоже.

Губанов сдержал зевоту, а я подумал, хоть это и плохая шутка, что выспаться этой ночью получилось лишь у Липатова.

– Придется терпеливо ждать, когда Сорокин вернется на историческую родину, - сказал капитан.

– Жень, - озарило меня, - надо поставить охрану у палаты Олега. Вдруг…

– Уже поставили. 

– А у всех подозреваемых провести обыски?

Губанов фыркнул:

– Санкцию ты выдашь? Одно дело обыскать шиномонтаж и квартиру Никанина. Ну, может быть, еще квартиры мастеров. Что же до Сорокина, тут не все так просто. Чтобы подступиться к нему, необходимы неопровержимые улики. Он – фигура в Туле не из последних.
 
Я напомнил:

– Ты и с более значимыми фигурами связывался.

Зажмурившись на секунду, капитан ответил:

– И, как правило, получал по рогам.

– Однако тебя это не останавливало.

Теперь Губанов закурил. Кафе, в котором мы сидели, одно из немногих, оставшихся в Туле, где существовало два зала: для курящих и некурящих. Я бы предпочел пойти в тот, где обстановка поздоровее, но пожалел капитана. Изведется ведь без своего ядовитого «Альянса».

– Вот такое положение вещей, - проговорил Губанов и принялся внимательно разглядывать тлеющую сигарету.

Я уже говорил, что не собирался спускать произошедшее вчера на тормозах:

– Жень, а если припугнуть сморчка?

– Бесполезно. Того, кто послал его к тебе, он боится больше, чем нас. Или ему много заплатили.

– Интересно, а как он узнал о том, что Липатов у меня.

– Видимо, кто-то следил за Олегом, а потом отзвонился.

– Киллеру? – Я усмехнулся. – Сморчок в очках – наемный убийца?

Губанов вскинул брови:

– А ты думаешь, киллер – это натренированный высокий атлет с ястребиным взором?

– Как-то так.

– Теперь будешь знать, что киллеры, как и простые люди, бывают разные.

– С ума сойти!

Капитан подался вперед:

– Кстати о киллерах. Жена Липатова узнала откуда-то, что Олег взорвался у тебя в квартире, и теперь она жаждет твоей крови.

Я взялся за голову:

– Час от часу не легче.

Прежде чем отправляться к матери, я заехал сначала в больницу, затем к Серегину и, наконец, заглянул в свою разнесчастную квартирку.

Олег в себя еще не приходил. С его женой я постарался не встретиться (успешно!), хотя она была в больнице. Прогнозы врача, с которым мне удалось поговорить, по-прежнему были оптимистическими.

«Дай Бог!» - подумал я.


Арчи довольно потерся о мою ногу. А когда я взял его на руки, не моргая, воззрился на меня. В его глазках читался вопрос: «Что за дела?» 

– Все будет хорошо! – пообещал я.

«Хм-хм! – Арчи недоверчиво замурлыкал. – Неладно что-то в тульском королевстве!»

Серегин, эксперт-криминалист на пенсии и просто мой хороший знакомый, говорил, что в последнее время Арчи залюбил спать на полке с классической английской драматургией. А кто осмелится спорить с Шекспиром?!

– Как Олег? – поинтересовался Сергей Сергеевич.

– Пока неутешительно, - ответил я. – Но если верить врачу, а верить очень хочется, Липатов выкарабкается.

Серегин вздохнул:

– Надеюсь, так и произойдет.

– Мы все надеемся, Сергей Сергеевич. Врачи ведь не пустословы.

– Разумеется. Они часто слишком витиеваты в своих высказываниях, однако их слова редко всего лишь дань риторике.

О нашей пропущенной бильярдной баталии Сергей Сергеевич не напомнил – сейчас все обыденное отошло на второй план.


В квартире было холодно и сыро. Запах горелого чувствовался не так остро, как накануне или даже утром, но все-таки чувствовался. Один угол целлофана отклеился – работа Дениса – и я снова приклеил его.

В дверь позвонили. Я на цыпочках приблизился к глазку и посмотрел: целая делегация соседей, возглавляемая тетей Наташей, злобной старой девой, главной активисткой подъезда. Говорили все разом, по преимуществу обращаясь ко мне.

– Дмитрий Николаевич, откройте, пожалуйста! Я знаю, вы дома. Я вас видела.

– Может вы ошиблись, и его нет? – спросил дядя Вова.

– Он дома, говорю вам.

– Почему же не открывает?

– Боится.

– Или ушел.

– Дмитрий, что же вы вытворяете?! Разве так можно?!

– Дима, мы хотим поговорить.

Я отошел от двери: «А я не хочу!» Потом все также осторожно прошел на кухню и, присев на стул, пожурил себя за то, что хранил бутылку коньяка в трюмо, а не в холодильнике. «Сейчас сто грамм лишними бы не были». (От бутылки не осталось ничего, кроме осколков, а от коньяка – пятен, едва различимых в общем хаосе зала.)

В дверь продолжали звонить и даже стучать, но я не был расположен к беседе.

– Радуйтесь, что пострадала только моя квартира, - пробурчал я. – Если бы рванул газ…

Угомонились соседи только спустя полчаса. Сначала они прекратили названивать и стучать, но, не расходясь, устроили совещание прямо на площадке. Обсуждали, естественно, своего нерадивого соседа-корреспондента и его вопиющее поведение. Я не прислушивался, но то и дело до моих ушей доносилось мое имя. Затем запас упреков и оскорблений исчерпался, и они разошлись.

Когда мне все-таки удалось покинуть квартиру и, никого не повстречав, спуститься на улицу, я несколько раз облегченно вдохнул морозный воздух и зашагал в сторону центра. Мама, наверняка, приготовила вкусный ужин. А дядя Толя, само собой, не откажется хлопнуть со мной по маленькой. Для аппетита.


ГЛАВА  7

ЕСЛИ  ХОЧЕШЬ  ДО  ЧЕГО-НИБУДЬ  ДОКОПАТЬСЯ,  ДЕЙСТВУЙ  САМ

Следующие три дня прошли в сплошных заботах о благоустройстве разрушенной квартиры. Работы было, хоть отбавляй. Однако благодаря материальной помощи Сергея Борисовича и физической силе нескольких друзей-приятелей к четвергу квартира была приведена в более-менее приличное состояние. Она была вычищена от хлама, бывшего еще недавно мебелью и аппаратурой, и отмыта от грязи и копоти. С опозданием на день – во вторник – установили пластиковые окна, и не только в зале, но и на кухне.

– Когда Аня приедет, скажу, что наконец-то затеял капитальный ремонт, о котором она мечтала, - поделился я с Денисом своими соображениями. – Вчера намекнул ей об этом по телефону.

Он махнул рукой:

– Она все равно узнает о взрыве.

– От кого? – И догадался сам: – От соседей?

– От них. – Денис поморщился. – Я-то буду нем, как рыба. Но твои соседи! Стучат и звонят в дверь каждые пять минут. Я уже успел со всеми побрехать. Вместо тебя.

– И за это тебе большое человеческое спасибо. А с Аней я объяснюсь. Позднее. Сейчас главное – привести квартиру в божеский вид. Завтра придет бригада, которая взялась за два-три дня сделать полный ремонт: поклеить обои, покрасить полы, побелить потолок. Мне пообещали все сделать быстро и качественно.

– Не успеют. – Денис закачал головой. – Полы, например, не подсохнут. Да и стены надо выравнивать.

Я оглядел фронт предстоящей работы:

– Посмотрим. Если даже ремонт немного затянется – не страшно. Я поживу у своих родителей, Аня – у своих. У ваших. Ничего. Все будет хорошо!..


Разговора с соседями я так и не избежал. Выслушивая упреки, нарекания и завуалированные угрозы, я оставался вежлив и спокоен. И лишь одному новоявленному соседу со второго этажа, сказал, чтобы он  не лез в мои дела и убирался к черту. Тот было сжал кулаки, но я скорчил такую гримасу, что он решил поскорее ретироваться. Больше соседи меня не беспокоили, правда половина из них перестала со мной здороваться.

Я по этому поводу не унывал. Всем нравиться невозможно. И потом – оставалась вторая половина.

 
В больницу я в эти дни не ездил, но звонил туда ежедневно. Несмотря на оптимистические прогнозы врача, Липатов все еще находился в коме. Сергей Борисович в телефонном разговоре признался мне, что опасается худшего. Он видел Олега во вторник – зрелище «удручающее».

– Надеюсь, конечно, надеюсь… – хмуро сказал шеф. – Но… не знаю… – И перевел разговор в иное русло. – Как продвигается ремонт?

– Ударными темпами, благодаря вашей помощи, Сергей Борисович. Еще раз спасибо.

– Не за что, Дима. Не за что. Поскорее возвращайся к нам. Все в редакции соскучились по тебе. И по Олегу.

– Соскучились за такой короткий срок?

– Не веришь?

– Верю. – И на прощание я соврал, что сам по всем соскучился. В особенности по работе.


В понедельник и в среду ко мне приезжал Губанов, а во вторник – звонил. По его словам, он специально не стал вызывать меня к себе, чтобы не отвлекать от ремонта.

Я оценил это и поблагодарил капитана в разговоре, который произошел у нас в среду.

– Жень, очень любезно с твоей стороны. – Я сделал передышку в заполнении мусором очередного мешка. – Но что по делу? Сорокин приехал?

– Если да, то тайком. – Губанов осмотрел квартиру. – Дим, ты молодец! Оперативно работаешь.

– К приезду Ани все равно не поспеваю… Какие новости? Никанин раскололся? Или работники шиномонтажа?

Капитан нахмурился:

– Нет.

– Совсем никто?

– Нет.

– Плохо.

Губанов достал сигарету:

– Можно?

Я махнул рукой:

– Кури на здоровье. От одной сигареты здесь хуже не станет.

Губанов закурил. Некоторое время молча вдыхал и выдыхал дым, явно собираясь мне что-то сообщить. Что-то, что мне совершенно не понравится.

– Мне пришлось отпустить всех, кроме Никанина, - наконец выдохнул Губанов вместе с очередной порцией дыма.

– Как отпустить? – Я отложил савок. – Ты обалдел?

– Обалдеешь тут! – Капитан поискал глазами пепельницу и, не найдя ее, сбросил пепел в мешок с мусором. – Я ничего не мог поделать. Против них нет никаких улик. Нет доказательств того, что они…

– Замечательно, - перебил я. – А Никанин?

– Ну-у-у… По совету адвоката начал говорить. – Губанов подержался за кадык, словно у него першило в горле. – Но, Дим, не спеши радоваться. Этот сморчок, как ты его обозвал, говорит, что не знал о взрывчатке. Думал, что там деньги. Ему, мол, позвонили и предложили отнести дипломат Липатову. 

– И он, не зная, что к чему, сразу согласился?

– По его словам, ему было обещано приличное вознаграждение за эту небольшую услугу.

– Насколько приличное?

– Молчит. Коммерческая тайна.

Я в сердцах пнул ногой мешок с мусором. Но все-таки аккуратно, чтобы не перевернуть.

– Жень, он морочит вам голову. Не пробовали поговорить с ним… посерьезнее? Например, пропустить через него ток, чтобы исправить картавость. Помнишь, как в кино: «Кр-р-ротов»?

– Не пр-р-робовали, - скорчил гримасу Губанов, скидывая пепел в мешок. – Но идея хорошая.

– Еще бы, плохих не держим. – Я сдвинул брови. – Слушай, Жень, а этот сморчок курьером работает? Такая у него профессия? Ему звонят, и он соглашается? Не разбираясь, что к чему?

– Он говорит, что да – такая у него профессия. Доставлять заказы. Расклеил по городу объявления с телефоном и ждет звонка.

– Кстати, о звонке, - вспомнил я. – А кто ему звонил по поводу Липатова?

Капитан потушил о стену докуренную сигарету и бросил бычок в мешок.

– Молчит, - ответил он.

– Коммерческая тайна?

– Вроде того.

– А номер не пробили?

– Никанин потерял телефон.

– Как удобно. Но разве это помеха?

Губанов кивнул:

– Когда номер зарегистрирован на другого, неизвестного нам человека, - да, это помеха.

– Но номер должен быть в объявлении.

– Мы ни одного не нашли. Никанин, узнав об этом, даже разыграл возмущение. Конкуренты, видите ли, все посрывали.

– А этот ваш Кулибин в этом чем-нибудь помог? Помимо участия в засаде.

– Нет. Здесь тоже тупик.

Я вспылил:

– Это же бред! Так не бывает. Кто-то должен был расколоться! Что-то вы должны были раскопать! – И с негодованием повторил: – Бред! Бред!

Капитан с мрачным выражением лица согласился:

– Ты прав. Я сам в… недоумении. И Никанин, и хозяин заводика предпочитают отправиться в тюрьму, чем заговорить. И они туда отправятся.

– Ага, только нам это ничего не даст. Имя заказчика мы не узнаем.

– Не узнаем. – Губанов сделал три затяжки подряд и выпустил дым со словами: – Но хоть исполнителей упакуем. По-любому. А уж если Липатов… Уф! Как он? По-прежнему?

– К сожалению, да.

– Жаль его.

На меня нахлынули чувства, которые я не смог унять:

– Послушай, Жень: если эти ребята из шиномонтажа занимались угонами, на них непременно что-то есть. Как можно было их отпускать?! Какие-нибудь следы их деятельности обязательно должны были сохраниться.

– Мне самому это все неприятно. – Губанов махнул рукой и понуро направился к двери. – Будем на связи.

– А что толку! – Я взял совок, собираясь продолжить сгребать мусор. Но потом одна мысль заставила меня окликнуть капитана: – Жень, а что ты без Субботина? Как он? Не оглох после взрыва?

Губанов обернулся и ответил:

– У него свои проблемы. Где-то посеял удостоверение. Бегает – ищет. Ты случайно не находил?

Я отрицательно покачал головой:

– Нет.

– А со слухом у него и правда… Начал говорить громче обычного.
 
– Словно через рупор, - с подобием улыбки предположил я.
 
– И даже громче. Передать ему привет?

– Пламенный.


Моя жажда мщения не иссякла. Наоборот. План возмездия формировался в моем мозгу все эти дни. Первые бурные эмоции прошли, и теперь на трезвую, холодную голову я обдумывал все в мельчайших подробностях. К тому же, прошедшие дни показали полную беспомощность милиции. Может быть, с моей подачи опера заработают успешнее.


ГЛАВА  8

РАЗ  СУББОТИН,  ДВА  СУББОТИН

– Удостоверение!

Требование было хотя и грубым, но справедливым, поэтому я повиновался и протянул охраннику корочку. Тот развернул ее и, просмотрев, немного потеплел.

– Старший лейтенант Субботин? – переспросил амбал, возвращая удостоверение.

– Так точно, - ответил я деловым тоном. – И мне должно быть назначено.

– Но на фото вы без усов.

– Недавно отрастил. – Я погладил растительность над верхней губой. – Разве, не идут?

Парень равнодушно пожал мощными плечами:

– Кому как нравится.

Тусклое освещение при входе оказалось мне на руку. Вклеивать свою фотку и использовать красные чернила я не решился. Просто наклеил усы, раздул щеки, выпучил глаза и приоткрыл рот. К тому же заранее растрепал волосы. Этакая дебильность вполне соответствовала «нормальному» виду старшего лейтенанта Субботина. Конечно, можно было еще высунуть язык и пустить слюну – нет предела совершенству! – но полное вживание в образ чревато психическим расстройством.

– Проходите. – Охранник отступил. – Кабинет Андрея Александровича там – в конце коридора, сразу за углом. Справа.

Я кивнул амбалу и зашагал в указанную сторону. Однако до кабинета заместителя Сорокина не дошел. Остановившись на полпути, я обернулся: охранник увлеченно ковырялся в левой ноздре, потеряв ко мне всякий интерес. Меня это вполне устраивало. Я, дойдя до конца коридора, вопреки предупреждению, повернул налево. Потом, воспользовавшись набором отмычек, открыл дверь в кабинет Сорокина и прошмыгнул в темноту комнаты.

С некоторых пор карманный фонарик всегда находится при мне; в связи с этим окружавший полумрак не явился помехой. Включив его, я подошел к столу Сорокина и осмотрелся. Судя по слою пыли на ручках, хозяин кабинета, действительно, отсутствовал уже несколько дней. По крайней мере, в своем кабинете.

«Надо будет при встрече посоветовать ему сменить уборщицу, - подумал я. – Работает из рук вон плохо!»

Вздохнув, я приступил непосредственно к тому, ради чего устроил все это представление.
В моем воровском наборе была целая связка отмычек, и я надеялся, что смогу открыть все, что понадобится. С дверью в кабинет, по крайней мере, я справился за считанные секунды.
Однако меня ждал сюрприз: ящики стола оказались незапертыми. Это и обрадовало меня, и одновременно огорчило. «Если ящики не запираются, следовательно, ничего секретного в них нет», - размышлял я, между тем все же досконально просматривая их содержимое. Во мне-таки теплилась надежда, что я обнаружу что-то, доказывающее причастность Сорокина к взрыву.

Увы, в ящиках не было ничего, указывающего на то, что владелец кабинета связан с криминалом. Пачки сигарет (легкий «Кент»), стопки чистых листов и бланков, а также канцелярские принадлежности – все законно и обыденно.

«Ладно, - утешил себя я, - ищем сейф. Кто знает, может быть, с ним мне повезет больше!»
Сейф, как это не банально, был встроен в стену и располагался за картиной – невзрачной осенней мазней. Найти его не составило труда,  а вот открыть так и не получилось. Набор отмычек, позаимствованный у одного моего знакомого, давно уже вполне законопослушного гражданина, оказался совершенно бесполезным и устаревшим. На гладкой поверхности сейфа напрочь отсутствовало какое-либо отверстие. Не было даже малюсенькой щелочки, отдалено напоминавшей отверстие для ключа. Я бы не удивился, если бы узнал, что этот сейф открывается на голос.

Тупик! Мною постепенно стало овладевать беспокойство. Неужели все это мое противоправное безобразие окажется напрасным?! И пусть только так. А если я попадусь, - мне грозит срок. Приличный срок – одно использование удостоверения старшего лейтенанта…

Свет фонарика остановился на поверхности стола – мое внимание привлек снимок, на котором красовался двухэтажный особняк с балконом. Возле порога, держась за руки, стояли и улыбались мужчина и женщина. «Ага, наверняка, сам Сорокин с супругой», - подумал я. И повнимательнее вгляделся в лицо мужчины.

Предполагаемого противника надо знать в лицо!

Сорокину, а я был уверен, что на снимке именно он, еще не было и пятидесяти. Если, конечно, фотография не давняя. Волосы черные, на висках еле заметная седина. Глаза притягивали, но было в них что-то такое, что вселяло подозрительность. Или, во всяком случае, настораживало. Улыбка больше походила на оскал. Хотя, может быть, у меня разыгралась фантазия!

– Стоп! – От неожиданности я даже произнес слово вслух. «Я уже видел этот дом. Неподалеку еще есть роща. А за ней пруд. Мы ездили… как же называлась та деревенька… где мы устраивали пикник … Там еще есть смешной магазинчик, в котором такой ассортимент, что…»

– Это я – старший лейтенант Субботин! – послышалось из коридора.

Отскочив от стола, я приник к двери и стал прислушиваться к происходящему снаружи. Однако можно было этого и не делать, так как в следующую секунду громогласный голос возвестил на все здание:

– Субботин – это я! И вот мое удостоверение… новое. Ах, вот оно что! – Он все понял. – Где эта сволочь с моим удостоверением? Моим старым… моим потерянным удостоверением!

Я похолодел: теперь уж Субботин добьется того, чтобы меня упрятали за решетку. Как пить дать!

– Куда, черт побери, этот самозванец направился? – продолжал орать он.

– Прямо по коридору и направо, - растерянно отвечал охранник, вполне возможно, даже забыв вынуть палец из левой ноздри. – Ему нужен был кабинет Андрея Александровича.

– Это туда?

– Ага.

– Вы не провожали его?

– Нет.

Тут послышался новый голос. С противоположной стороны.

– Что за крики? – спросил он. – Совершенно не могу сосредоточиться!

«А вот, видимо, и заместитель Сорокина» - предположил я.

Грозная поступь Субботина и семенящая походка заместителя сблизились как раз неподалеку от двери, за которой притаился я.

– Где он? – Субботин.

– Кто? – Андрей Александрович.

– Самозванец.

– Который?

– «Который»? Твою-то мать! Их что тут несколько? И все с моими удостоверениями?

Заместитель начал заикаться:

– Я-я ва-а-ас не понимаю.

Жаль, что я не мог видеть их лиц. Забавная, думаю, происходила реприза. Под названием: «Моя твоя не понимайт!»

– Вы Козин Андрей Александрович? – Субботин терял терпение.

Голос подтвердил:

– Да-а-а.

– Заместитель Сорокина?

– Да-а-а. Это я.

– Мне звонила ваша секретарша и просила прийти к шести. Я, конечно, не приезжаю по вызову, пока не обнаружится труп, но тут просто был поблизости. Вот и зашел. Из любопытства. Один из моих коллег – младший лейтенант Груздьев – уже приезжал к вам.

– Да, припоминаю, - неуверенно произнес Козин.

– Естественно, припоминаете. Это было пару дней назад.

– Ах, да. Ваш коллега спрашивал шефа.

– Правильно. И вы сказали, что тот уехал в Париж, - особенно громко выдал Субботин.
 
– Не кричите, пожалуйста, - попросил Козин. – Сергей Иванович действительно уехал в Париж. Это так.

Субботин откашлялся:

– И до сих пор не вернулся?

– Н-нет.

– А теперь вы вспомнили что-то? Или решили в чем-то признаться?

– Н-нет.

– Тогда что вам от меня нужно?

– Мне? – Козин ничего не понимал. – А вы собственно кто такой? То есть… Я понял, что вы из милиции, но зачем…

Встрял охранник:

– Андрей Александрович, это старший лейтенант Субботин. Оперуполномоченный. Без усов!

Последний комментарий по достоинству мог оценить только я, для остальных же это прозвучало, как лишнее доказательство умственной отсталости амбала.

Козин, должно быть, повернулся к своей двери:

– Леночка, ты звонила старшему лейтенанту Субботину?

Послышался бесстрастный голос секретарши:

– Да. Он хотел прийти в семь. Но вы сказали, чтобы после половины седьмого вас никто не…
 
– Я хотел прийти? – зарычал Субботин. – На кой черт вы мне сдались?! – Он уже, наверное, забыл о самозванце. – Зачем я хотел прийти?

Никто не знал. Точнее, один человек все-таки был в курсе – я, но в мои планы не входило появление на сцене в этом акте.

– Что же здесь все-таки происходит?

Я представил, как Субботин испепеляет всех своим злобным взглядом, как раздуваются его ноздри, а глаза наливаются кровью.

– Я спрашиваю…

– Что здесь происходит? – поддакнул Козин.

– Не знаю, - растерянно промямлил охранник. – Но этот с усами…

– Я никогда не носил усов, - встрепенулся Субботин. – Ни-ког-да! Даже после армии не отращивал.

– Вот я и говорю… – Амбал, наверняка, устремил свой взгляд на секретаршу. – Лен, он же направился прямо к тебе?

Девушка возразила: никто, мол, не заходил, даже не заглядывал. И это было истинной правдой.

– Куда же он мог тогда провалиться?! – Топтание старшего лейтенанта походило на небольшое землетрясение. – Не здесь же он за дверью?!.. – И через паузу, невыносимо долгую для меня, спросил: – Что там?

Ответил Козин:

– Кабинет нашего директора.

– А! Сорокина, который в Париже.

– Да.

– Я, пожалуй, заглянул бы туда.

Охранник вызвался:

– Принесу ключ.

Мое укрытие было обнаружено. Пришлось действовать мгновенно, нагло и цинично.
 
Чтобы меня не разглядели как следует, особенно Субботин, мой давний знакомый, я пулей вылетел в коридор и, оттолкнув старшего лейтенанта и охранника, бросился к выходу.

– Вор! – гаркнул Козин. Его голос изменился с поразительной быстротой. От заикания не осталось и следа. – Вор! Взять! Поймать!

– Где он? – отозвался охранник, поднимаясь с пола.

– Побежал на улицу. Догони его.

Амбал, «агакнув», помчался за мной. А следом за ним к погоне подключился и не слишком расторопный Субботин.

На улице смеркалось, и я легко оставил бы позади преследователей, если бы не один добрый самаритянин – служащий стоянки. Он, услышав крики, решил поучаствовать в поимке «вора» и ни с того ни с сего набросился на меня.

Вцепившись в мою куртку, доброволец попытался сделать подсечку. Однако перспектива оказаться на холодном асфальте не показалась мне заманчивой, и я оглушил противника, от всей души хлопнув его ладонями по ушам.

В этот момент подоспел охранник и обхватил меня сзади, сковав руки. Наивный! Он и не догадывался, что я в свое время посмотрел несколько фильмов с участием Стивена Сигала. Прошел, так сказать, спецподготовку.

Присев, я отклячился и взял охранника за голени. Потом, попятившись, одновременно резко потянул его за голени вверх. Да! Да! Да! Он не отпустил меня, и мы упали оба. Это верно. Но амбал плюхнулся спиной на асфальт, я же опустился на амбала, который, сам того не желая, смягчил мое падение.

Когда приковылял Субботин, на месте поединка оставались только потрепанные доброволец и охранник, да отклеившиеся усы самозванца.


ГЛАВА  9

МЕРТВЕЦ  ПОД  НОВОГОДНЕЙ  ЕЛКОЙ

Началась вторая половина января, а елка все еще стояла наряженной. Это нормально. Я помню, однажды в детстве у нас в квартире елка простояла до середины февраля. Мы до последнего не снимали с нашей новогодней красавицы конфетти, шары и игрушки. Сорокин поступил так же. Его елка до сих пор была празднично украшена. Отсутствовали только подарки. Вместо них под нижними ветками на полу распростерся сам хозяин загородного дома – Сергей Иванович Сорокин. Он был в халате и тапочках, и он был… задушен.

Я не сразу заметил его в темноте. Но елка притягивала внимание, а непонятная тень под ней – тем более. Я, одолеваемый любопытством, подошел вплотную и, благодаря полоске света из окна, увидел все.

«Спасайся, кто может!» - пронеслось у меня в голове. Второе незаконное проникновение за сутки! И удостоверение Субботина по-прежнему в кармане! А тут еще бонусом труп!

Любой здравомыслящий человек вернулся бы к двери, обулся и дал деру. Любой здравомыслящий… Но я в данную минуту являлся исключением из правил. К тому же я добирался сюда больше часа, и тут же ретироваться было бы глупостью.

Надев заранее приготовленные эластичные перчатки, я включил фонарик и принялся методично обыскивать особняк.

Начал со второго этажа – спальни, кабинета и еще одной спальни, чисто убранной, предназначенной, как я понял, для гостей. Затем заглянул в туалет. Действовал я везде быстро, но тщательно. При этом старался оставлять все на своих местах.

Содрогаясь от каждого шороха и поскрипывания, которые подчас были мною самим и вызваны, я спустя полчаса спустился на первый этаж. Не глядя на покойника, подошел к наполовину занавешенному окну, возле которого стояли шкаф и письменный стол.

Мне приходило в голову, что следует осмотреть карманы халата убитого, однако я откладывал это на потом. «Вдруг повезет, - размышлял я, - и найдется что-то важное, например, в шкафу. Это освободило бы меня от неприятной процедуры. К тому же, обыскивая карманы халата, можно нечаянно уничтожить улики, указывающие на убийцу. А этого мне не надо».

Потом я стал прикидывать, кто и за что мог убить Сорокина, и додумался до того, что убийца тоже мог что-то искать в доме, а может быть, он и сейчас параллельно со мной ищет…

Как ни странно, мысль о том, что убийца Сорокина может все еще находиться в особняке, пришла ко мне только теперь. Меня тут же обдало холодом, и я несколько раз с опаской огляделся по сторонам.

«Нет, - постарался успокоить я себя, - если бы он был здесь – давно бы напал на меня. Чего бы он стал так долго тянуть?!

Напряженная атмосфера, царившая в доме, вызвала в моем сознании своеобразный диалог двух Уваровых: рационального, трезво мыслящего, почти отца семейства, и настырного корреспондента, почуявшего след и потому потерявшего всякую осторожность.

«Позвони Губанову», - настаивал почти отец семейства (ПОС).

«Еще не время», - возражал настырный корреспондент (НК), шаря руками в ящиках стола и по полкам шкафа.

«Потом будет поздно!» - ПОС.

«Тогда и позвоню», - НК.

«Если успеешь!» - ПОС.

«Не каркай под руку!» - НК.

«Ты даже не знаешь, что ищешь!» - ПОС.

«Найду – узнаю», - НК.

«Мало ты влипал в истории?!» - ПОС.

«Они меня прославили», - НК.

«Хорошо, что не посмертно. Вспомни о Липатове. Не известно, выкарабкается ли он. А все почему? Лез не в свое дело!» - ПОС.

«Я помню об Олеге. Иначе бы меня здесь не было», - НК. И я, настырный корреспондент, кивком указал себе, почти отцу семейства, на труп под елкой: «Если бы Сорокин был чист, его бы не задушили. Логично?»

Внезапно оба Уваровых вздрогнули и воссоединились в меня единственного и неповторимого. Я замер и в ужасе воззрился на елку. Точнее, на ее основание. То, что я увидел, было для меня самым пугающим видением на земле. Волосы стали дыбом! А увидел я… ничего! Ни тени, ни, соответственно, тела… Труп исчез!

Я резко обернулся. Еще раз. На ватных ногах подошел к елке и заглянул за нее. Сорокина не было. Ни живого, ни мертвого! За те тридцать – тридцать пять минут, что я отсутствовал, кто-то пришел и… А может быть, он был жив и, придя в себя…

Нет, нет, нет! Чересчур бледное, даже для затемненной комнаты, лицо, неподвижный остекленевший взгляд, кровавая борозда на шее, отсутствие дыхания…

Если все-таки кто-то выволок отсюда труп, то спрятать его он мог только за дверью справа от елки. Только там. И туда я еще не заходил.

Я потянулся к ручке.

«А вдруг убийца стоит за дверью, - полоснула меня мысль. – Открою – и я труп. У него может оказаться нож или того хуже – пистолет. И в придачу стремление не церемониться со мной!»

Предостерегая сам себя, я тем временем все же потихоньку приоткрывал дверь одной рукой, а другой, в которой был фонарик, направлял в темноту луч света.

И тут…

– Что-то потеряли? – послышалось за спиной.

Щелкнул выключатель, и комната осветилась полудюжиной лампочек. Они ослепили меня.

– Повернитесь, - скомандовали мне.

Я, щурясь, повиновался.

– Что вам нужно?

Потеряв дар речи, я старался разглядеть человека, стоявшего возле выключателя с ружьем в руках.

– Отвечайте!

В следующее мгновение я все-таки разглядел его – типа в домашнем халате и тапочках. Фонарик выпал у меня из рук.

Передо мной стоял Сорокин. Собственной персоной.

Жив и невредим…


ГЛАВА  10

НОВОГОДНИЕ  ЧУДЕСА

– Что вы делаете в моем доме? – спросил воскресший мертвец, вскинув ружье. – И кто вы?

Он был все в том же халате. А когда мои глаза окончательно привыкли к яркому свету ламп, я отметил, что в остальном Сорокин полностью изменился. Кардинально: лицо порозовело, взгляд больше не был остекленевшим, кровавая борозда невероятным образом рассосалась.
 
Чудеса – да и только!

– Зачем вы влезли в мой дом? – Мертвец довольно профессионально передернул затвор. – Вы глухонемой?

– Нет, - вяло проговорил я.

– Кто вы?

– А-а-а… я-то? Дело в том, что у меня…

– Сломалась машина? – не дождавшись ответа, предугадал он мое вранье. – И вы хотели бы позвонить.

Я кивнул:

– Что-то в этом роде.

– А зачем перчатки и фонарик?

– На улице темно и холодно.

– Такие перчатки не согреют.

– Вы правы. – Я дружелюбно улыбнулся: – Знаете – что?

– Что?

– Я не боюсь холода. И готов сейчас же покинуть ваш дом. Раз – и меня уже нет. Словно и не было.

– Куда-то торопитесь?

– Да не то, чтобы… И все-таки…Кстати, а у вас монетки не найдется?

Сорокин не понял:

– Хотите меня ограбить? Я вооружен!

– Вижу. Солидное ружье. Но не спешите стрелять.

Он сощурился:

– Боитесь?

– Опасаюсь.

– Правильно делаете. Зачем вам нужна монета?

– Бросить жребий. Повезет – уйду. Не повезет…

– Что? Не уйдешь?

Я почесал затылок:

– Будет видно. Согласны? Или: согласен? Раз уж мы перешли на «ты». Предлагаю: орел – я выиграл, решка – ты проиграл. Идет?

Сорокин не согласился и, более того, вернулся к «вы».

– Все из карманов! – приказал он. – Кладите на тахту.

Я стал неторопливо опустошать карманы. Но выложил не все. Сознаюсь, нарочно.

– Отойдите в угол! – Оживший мертвец дулом указал мне направление. Затем, когда я отошел, приблизился и осмотрел добычу.

– Вы милиционер? – спросил он, заметив удостоверение.

– Да, - солгал я, скорчив рожу. – Старший лейтенант Субботин.

Сорокин, на мое счастье, удостоверение не развернул.

– Странно, - пробормотал он, опустив ружье.  Уселся в ближайшее к нему кресло, немного подумал и, наконец, отставил оружие, прислонив его к спинке кресла. – Так что вам здесь нужно, старший лейтенант?

Я, прикусив нижнюю губу, покачал головой, подошел к тахте и рассовал свои вещи назад по карманам.

– Ваш заместитель, Козин Андрей Александрович, сказал нам, что вы в Париже. Выходит, он врун. – Раз уж я представитель закона, следовательно, и вести себя надо было соответственно. Я расправил плечи. – Вам следует быть избирательнее при приеме людей на работу. Да еще на такие должности. Где гарантия, что, обманывая других, он не обманывает и вас?!

– Андрей Александрович не знал, что я в Туле. – Сорокин достал из кармана халата сначала сигарету, потом зажигалку и закурил. Сделав подряд несколько глубоких затяжек, он с недовольным видом выпустил дым.

«Эта марка сигарет слабовата для него, - отметил я про себя. – Пора переходить на более крепкие».

– Как вы проникли в мой дом? – поинтересовался Сорокин, продолжая мучить сигарету.

Чтобы избежать в дальнейшем таких вопросов, я довольно грубо взял инициативу на себя:

– Позвольте мне задавать вопросы.

– А ордер у вас есть? На проникновение. И допрос. Я, насколько помню, вас не приглашал и не впускал.

Я  снова пресек его:

– Вам есть что скрывать, Сергей Иванович?

Он небрежно стряхнул пепел на ковер и провел пальцами по гладко выбритому подбородку:

– Нет, мне нечего скрывать.

– Почему же вы взволнованы?

– Я не взволнован.

– Но выглядите взволнованным.

Он нахмурился:

– Я уже сказал, что спокоен. Что-нибудь еще?

– Да. Вам угрожали в последнее время?

– Нет.

Сложив руки на груди, я укоризненно наклонил голову и предупредил:

– Помните, Сергей Иванович, что пока мы говорим в неформальной обстановке, но я вполне могу вызвать вас к себе и…

– И? Договаривайте. – Он встал и, не сводя с меня глаз, подошел к столу, где находилась пепельница. Потом, затушив окурок, спросил: – А чем я, собственно говоря, заинтересовал милицию? У меня законный бизнес. Наркотиками и оружием не торгую. – Кивнул в сторону ружья. – Это охотничье. Зарегистрировано на меня. Другого нет. Если не жалко сил и времени, можете обыскать дом… как собирались. Но уже спокойно, не таясь и при свете.

– А крадеными машинами не занимаетесь? – медленно и вкрадчиво произнес я, присаживаясь на тахту. – Перепродажей, например?

Сорокин замер на месте.

– Я уже сказал вам – у меня законный бизнес. Легальный! Как вас, кстати, по имени отчеству?

Я поднял ладонь тыльной стороной к нему:

– Обращайтесь ко мне «старший лейтенант».

– И все-таки?

– Можно по фамилии: Субботин.

Он усмехнулся:

– Товарищ Субботин или господин Субботин?

– Как угодно, - сухо ответил я. И перешел в атаку: – Почему вы скрываетесь здесь? Почему всех обманули? Даже собственного заместителя.

Его лицо посерьезнело:

– Может быть, мне позвонить адвокату?

Я указал на настенные часы:

– Не стоит. Поздний час. Зачем его беспокоить? Вам же нечего скрывать.

Он вернулся к креслу и сел.

– Ладно, товарищ старший лейтенант, я все скажу. Мне необходимо было несколько дней отдохнуть. Побыть в тишине и покое. Я всем сказал, что улетаю в Париж, а сам уехал сюда. Вот и все.

– Без жены?

– Я разведен.

– Один?

– Что?

– Уехали сюда один?

– Совершенно.

– Скрываетесь от кого-то?

Сорокин взорвался:

– Что вы заладили?! Ни от кого я не скрываюсь!

– А зачем наняли двойника?

Его глаза расширились:

– Какого двойника?

– Которого убили. Прямо в этой комнате. Задушили. И положили под елку, в качестве подарка.

– Когда?.. То есть, что вы несете!.. Вы безумны?

– А, может быть, у вас есть… был брат близнец? Как в кино. Индийском.

Сорокин вскочил на ноги. Его взгляд испепелял меня.

– Убирайтесь вон! Вы безумный!

Я спокойно поднялся с тахты и спросил:

– А что у вас там за дверью? – И покосился в сторону елки. – Там, куда я собирался заглянуть?

Он ответил более чем красноречиво: взял в руки ружье и, направив его на меня, процедил:
 
– Я могу пристрелить вас, а потом сказать, что это была самооборона.

Я попятился.

– Не дурите, Сергей Иванович, вы видели мое удостоверение.

– Я скажу, что это не так. Лучше выметайтесь поскорее!
 
– Но у меня есть еще несколько вопросов.

– Я не буду на них отвечать! Выметайтесь!

Что ж, я так и поступил, прихватив в качестве трофея окурок, оставленный Сорокиным в пепельнице.

– Отдам в лабораторию, - угрожающе произнес я. – На анализ слюны.

– На анализ чего? – Оживший мертвец совсем раскраснелся. Он был взбешен. – Слюны?

Мне же удавалось сохранять спокойствие и самообладание.

– На анализ слюны, - повторил я свою выдумку, направляясь к двери. – Новая технология. Вмиг определим, есть у вас брат-близнец или нет.

Сорокин проводил меня до двери, не выпуская из рук ружья. В связи с этим я больше чем на секунду не отрывал от него взгляда.

– Сергей Иванович, а вы брелки не собираете? – задал я последний вопрос, когда уже обулся и готов был покинуть «гостеприимный» дом.

Он ничего не ответил.

– Скажем, из Гонконга, - уточнил я и, не поворачиваясь к нему спиной, пятясь, вышел.


До электрички было недалеко, а учитывая мое состояние (я перебирал ногами со скоростью не меньше десяти километров в час), можно сказать, - совсем близко.

Я шагал и одновременно пытался собраться с мыслями. В голове царила полная мешанина из событий, произошедших сегодня: побег от Субботина, труп Сорокина под елкой, воскрешение мертвеца… Я хотел разобраться во всем этом, составить план дальнейших действий, но передо мной, словно наяву, то и дело представало бледное лицо задушенного Сорокина. И это видение блокировало работоспособность моих мозгов. «Был ли он мертв?» - спрашивал я себя. И как бы мне не хотелось услышать что-то отрицательное, ответ выходил один и тот же: «Да, он был мертв!»

Объяснение его воскрешению я найти не мог. Двойники и братья-близнецы – персонажи из приключенческой литературы и сериалов. В их существование в реальности верилось с трудом. Но проверить такую версию все равно стоило. Помню, в институте на одном курсе со мной учились двойняшки, внешне (лицом и телосложением) идентичные на все двести процентов. Сомневаюсь, что даже родная мать их различала. Они старались носить разную одежду и по-разному стриглись. Это немного облегчало задачу, и все-таки…

Возможно, и у Сорокина та же история…

Я остановился. Если принять эту фантастическую гипотезу за отправную точку, получалось, что один брат-близнец убил другого брата-близнеца. В это верилось с трудом. Я то ли слышал от кого-то, то ли читал где-то о том, что близнецы являются почти единым существом. Они не могут длительное время находиться вдалеке друг от друга, и редко один надолго переживает другого. Хотя, может быть, это и не так. Однако если все же… Значит, либо Сорокина… первого убил не брат, либо…

– Неужели двойник?! – Я развел руками и через секунду, поежившись от холода, зашагал дальше.


На перроне не было ни души. Из трех фонарей, предназначенных для освещения платформы, нормально горел только средний. Крайний правый не работал, а крайний левый мигал с одному ему понятной периодичностью.

Именно слева – из-под мигания – и появились две тени.

«Подозрительная парочка, - отметил я. – Надо быть настороже!»

Тени направлялись прямиком ко мне. И их быстрое приближение не сулило мне ничего хорошего.

Можете считать меня законченным параноиком и пессимистом, но я почему-то сразу подумал: «Не работники ли это шиномонтажа, где Липатов обнаружил брелок из Гонконга?»

Когда парочка вышла на свет, я, к своему ужасу, понял, что эти типчики вполне соответствовали описанию, которое дал Олег. Высокий – детина со звериными глазами из-под нависших бровей. Тот, что пониже, – юркий парень лет двадцати пяти с наглым взглядом. «Каратист»!

Меня, и без того подмерзающего, обдало холодом. «Неужели… Неужели они нападут на меня. Я ведь старший лейтенант Су… Черт! Даже если они знают, кто я на самом деле, неужели они…»

Устрашающий вид этой парочки красноречиво говорил об их намерениях.

«Да, они нападут… нападут безусловно… Они настроены агрессивно… Еще несколько шагов, и они кинутся на меня. Изметелят до полусмерти, потом бросят на рельсы. Даже если водитель заметит меня, остановить электричку не успеет… Когда меня обнаружат, все будет выглядеть как несчастный случай».

Несчастный случай на перроне с корреспондентом еженедельника «Пригород»! Будет о чем посудачить в Туле пару недель.

«А вот хрен вам! – про себя воскликнул я, как затравленный зверь, озираясь по сторонам. – Мы еще повоюем! Приготовься, Дима… Убежать не получится, так что… – Я сжал в правом кулаке ключи. – Одной дракой больше, одной меньше – кто сегодня их считает?! – Я опустил подбородок, поджался и еле заметно выставил вперед левую ногу. – Вопрос: кого ударить первым? Детину или паренька? Логичнее всего – детину, но… паренек ведь – «каратист»!

Расстояние между нами все сокращалось, отчего мое сердце принялось бешено колотиться. Так, что, казалось, того и гляди, пробьет грудную клетку и выскочит наружу.

Мы становились еще ближе… Еще… Еще… Каких-нибудь семь-восемь шагов и…

И вдруг у меня запиликал мобильник. Я машинально левой рукой вынул телефон и ответил на звонок.

– Да? Же… Капитан милиции? Где я нахожусь? Товарищ капитан, я на станции…

Парочка остановилась как вкопанная.

– Я нашел зажигалку, - пролепетал «каратист» и отошел в сторону к ограждению перрона.
 
– Нашел? – Детина, доставая сигарету, последовал за напарником. – Дай прикурить.

В книге рекордов Уварова этот телефонный разговор по праву значится как самый долгий. Он продолжался вплоть до прибытия электрички. Я болтал без умолку, упомянув раза три, что нахожусь на таком-то перроне, где кроме меня, всего двое парней. Я даже, обнаглев, однажды обратился к ним:

– Вы не знаете, когда прибудет электричка?

«Каратист» пожал плечами, детина сплюнул, и я ответил Губанову:

– Ребята не знают.

Капитан, я всегда утверждал это, был человеком неглупым, вот и сейчас он догадался, что со мной что-то не так.

– Опасаешься, что парни нападут на тебя? – спросил он.

– Да, - лаконично признался я.

– Отобьешься?

– Не уверен.

– Поблизости есть дома, где ты можешь укрыться или попросить помощи?

– Нет.

– Черт! А что ты там вообще забыл? В этой глуши?

Я слегка понизил голос:

– Расскажу. При встрече.

– Чтобы она состоялась, береги себя и ни за что не отключайся. Будем говорить до прибытия электрички. А если закончатся деньги и нас разъединят, продолжай также болтать, словно я все еще на связи. И не подходи к краю платформы до полной остановки электрички. Понял?

– Да. 

– Можешь мне их описать?

– Ты этих мастеров знаешь, - конспиративно ответил я. – Ты на днях работал с ними. Правда, не продуктивно.

Губанов задумался на пару секунд, а потом сразу же попал в яблочко:

– Парни из шиномонтажа?

– Ага. Ты сорвал банк.

Когда подошла электричка, парочка последовала за мной. Но я уже мог спокойно отключить телефон – теперь подстраховка была помощнее: в вагоне, помимо нас, насчитывалось четырнадцать человек.

Я отсрочил планы бандитов и был доволен этим. Однако совсем расслабляться не стоило: они, судя о всему, были настроены решительно и отступать не собирались.

На прощание Губанов пообещал встретить меня на вокзале, и я, назвав номер вагона, сказал, что буду очень рад его видеть. Однако такая предосторожность не понадобилась: детина и «каратист» вышли за одну остановку до вокзала. Я тут же позвонил капитану.
 
– Жень, отбой.

– Почему?

– Они уже вышли. 

– О как! – удивился Губанов. – К тебе не подходили?

– Нет.

– И ничего не говорили? Не передавали?

– Нет. Только смотрели.

– Как интересно.

– Да уж! Так что, Жень, отдыхай – все в норме.

– Слава Богу, что так! У меня, как назло, машина не заводится.

– Твоя-то консервная банка? Еще бы она завелась!

Губанов фыркнул и спросил:

– Они вышли на предпоследней остановке?

– Точно. Ты, Жень, ясновидящий.

– Иногда бываю. – Даже по телефону я понял, что он улыбается. – На вокзале возьми такси и сразу домой.

– Так и сделаю.

– Перезвони, когда будешь у родителей.

– Хорошо, папочка, - пообещал я.

– Вот и молодец. А завтра с утра… сыночек… жду тебя в своем кабинете.

– Это обязательно?

– Обязательней не бывает.

Я потянулся и предположил:

– Хочешь, чтобы я покаялся?

– Просто жажду этого, - ответил Губанов.

Что тут скажешь?! Лично я сказал два слова:

– Понял. Буду.


ГЛАВА  11

«ДИМ, МНЕ  ИЗВЕСТНО  ВСЁ!»

Наутро я пребывал в раздумье: заехать ли домой до визита к Губанову или сразу отправиться к капитану. Выбрал первое.

Погода стояла замечательная. Легкий морозец и хрустящий снег под ногами. В другой раз я бы обязательно прогулялся пешком, но сейчас время надо было экономить. Да и предчувствие опасности не располагало к прогулкам.

Дверь мне открыл Денис, которого я оставил у себя за главного. Он должен был контролировать скорость и качество ремонта. Общеизвестно: если не следить за каждым шагом работников и постоянно не подгонять их – они не закончат и до наступления апокалипсиса.

– Привет! – Я пожал протянутую Денисом руку. – Ну, как?

– Дело движется, - обнадеживающе ответил он, интонацией и всем своим видом добавляя:
только благодаря мне. – К вечеру начнут клеить обои.

Следует отметить, что я нисколько не тяготился тем, что напряг брата жены своим ремонтом. Во-первых, тот, кто не умеет делать, хорошо руководит. И, как правило, любит руководить! Во-вторых, Денис уже неделю находился в отпуске, и ему еще предстояло отгулять три недели – время достаточное, чтобы помочь мне «от» и «до».

К тому же, этот «начальника» являлся моим должником, и нынешний случай был неплохим… достаточным шансом рассчитаться. Мы не обсуждали это, однако, как мне кажется, оба понимали положение вещей.

– Аня звонила. – Денис взял меня за локоть. – Спрашивала, не случилось ли что у тебя. Пришлось вертеться.

На это я ответил:

– Мне она тоже звонила. Я признался, что затеял ремонт. И сказал, что ты мне помогаешь. Про взрыв, конечно, ни звука.

– Конечно. – Он понимающе кивнул. – Выходит, можно больше с ней не секретничать?

– Можно, - заверил я, не грубо освободив свой локоть. – Я попросил Аню задержаться у сестры на два-три дня.

– Она согласилась?

– Не сразу. Но я убедил ее.

В коридор заглянуло чумазое лицо.

– Командир, - обратилось оно к Денису, - розетку у балкона лучше перенести. Или на полметра поднять.

– Розетку? – «Командир» встрепенулся. – Я сейчас подойду. Без меня ничего не трогайте.
 
– Может, мы пока перекурим?

Денис сдвинул брови:

– Только недолго.

– Как скажешь. – Чумазое лицо исчезло.

Мне пора было уходить.

– Ладно, Денис, я пойду. Спасибо за помощь. – Я вышел на площадку. – Если что – звони.
 
– Хорошо. Дим, а ты куда сейчас сам-то?

У меня не было причины скрывать от своего недавно приобретенного родственника намеченный маршрут:

– Сначала в милицию, потом в редакцию.

– Выяснилось, кто это натворил? – Денис большим пальцем ткнул через плечо в сторону комнаты.

– Выясняется.

– А причина? Копаешь под кого?

Я, не ответив, улыбнулся на прощание и помахал ему рукой.


Количество моих визитов в отделение, где работал капитан милиции Евгений Андреевич Губанов, уже давно перевалило за сотню. (Однажды меня даже доставили туда в наручниках как опасного, не внушающего ни капли доверия, преступника.) В связи с этим я всегда при первом же взгляде на капитана мог определить, что меня ждет. Губанов не баловал никого разнообразием мимики и жестов. Поэтому тем, кто его хорошо знал, не составляло большого труда определить настроение капитана и его отношение к ним в данную минуту.

По взгляду исподлобья, частым затяжкам, а Губанов, как всегда, курил, я понял, что он в чем-то меня подозревает. И чем-то недоволен. (Одно характерное постукивание костяшками пальцев по столу чего стоило!..)

Немного успокаивало отсутствие старшего лейтенанта Субботина, с которым мы на ножах со времени первого знакомства. Если Губанову не требовалась поддержка в его лице, значит для меня все было не так уж безнадежно.

– Привет, Жень, - осторожно поздоровался я. – Пришел, как обещал.
 
– Вижу, - через паузу пробурчал он. – У нас, кстати, тепло.

Намек был понят: я снял куртку и повесил ее на вешалку у двери.
 
– Итак, - я потянулся, - к допросу с пристрастием готов.
 
Капитан отозвался без тени шутки:

– Попробуем для разнообразия обойтись без пыток. Вдруг повезет и получится что-нибудь путевое.

– Обязательно получится, - согласился я. – Что-нибудь.

Губанов, продолжая барабанить по столу, поинтересовался:

– Ребята из шиномонтажа больше не донимали? 

– Нет. – Я взглядом попросил разрешения сесть и, получив утвердительный кивок в ответ, плюхнулся на стул. – Как твоя консерв… машина? Завелась?

Капитан забарабанил чуть громче.

– Дим, не увиливай от темы, - строго попросил он.

Я недоуменно заморгал:

– Видимо, я на пару секунд отключился. Жень, перемотай назад. Я пропустил титры. От какой темы мне нельзя увиливать? Напомни.

– Я уже тысячу раз говорил тебе, что вранье – скользкая и опасная дорожка, - назидательно начал Губанов. – Если попадешься…

Оборвав его, я проговорил подчеркнуто резко:

– Не возьму в толк, к чему ты клонишь. Иной раз я покорно принимаю правила игры в «недосказанность», она меня даже забавляет, однако сейчас… сейчас совсем не та ситуация.

Капитан посмотрел в окно, внимательно, заинтересовано, и принялся щелкать зажигалкой, то выпуская пламя, то гася его.

«Он знает про удостоверение Субботина, - подумал я. – И про мой визит к Сорокину тоже. Но, несмотря на это, почему-то тянет с обвинениями! Что же он затеял? Кто бы мне сказал?»

– Знаешь, Дим, мне все известно. – Губанов положил зажигалку и, отвернувшись от окна, переключил свое внимание на меня.

Я сглотнул:

– Что тут скажешь? Грешен.

– В чем же?

Я ответил не задумываясь:

– Во всем том, что тебе и так прекрасно известно. Сам сказал.

– Что я сказал?

– Что тебе все… – Я потер ладонями лицо. – Жень, у тебя теперь проблемы с памятью? Провалы? Не помнишь того, что сказал минуту назад?

Капитан ткнул указательным пальцем в стол:

– Положи.

Тянуть резину не стоило, поэтому я вынул из внутреннего кармана удостоверение Субботина и сделал следующий комментарий к происходящему:

– Я не крал его. Просто нашел.

– Положи.

Я так и сделал.

Губанов взял удостоверение и развернул его.

– Оно самое.

Кивнув, я подтвердил:

– Оно, оно. Лежало на лестнице. Я поднял, а потом в суматохе совсем забыл про него.
 
– И когда я спрашивал, не находил ли ты его, у тебя по-прежнему была легкая амнезия? Я прав?

– Угу.

– И после этого ты еще жалуешься на мою память!

Я уже понял, что арестовывать меня Губанов не собирается, поэтому честно ответил:

– Мне подумалось, что удостоверение может мне пригодиться.

– Чтобы к одному своему правонарушению прибавить еще несколько?

– Нет. Чтобы выяснить, кто и зачем взорвал мою квартиру. А что касается Субботина… Я решил, что от выговора он не умрет.

Капитан надул щеки и сделал глубокий выдох:

– Если бы на твоем месте был кто-то другой… Тут даже не условный срок, а… – Он стукнул кулаком по столу. – Черт! Как теперь его вернуть?

– А зачем? – удивился я. – Субботин же получил новое. Это можно выкинуть. В смысле, уничтожить.

– Уничтожить?! – Губанов фыркнул и положил удостоверение в карман. – Позже подумаю, как с ним быть.

Я насторожился:

– А что со мной?

– Пока не решил. – Капитан почесал небритый подбородок. – Скажу одно: ты слишком рискуешь, и до настоящего времени тебе везло, но когда-нибудь ты сломаешь себе шею.

Меня волновала другая перспектива:

– Дашь делу ход?

Он выдержал длительную паузу, прежде чем ответить:

– Не дам, если все мне расскажешь.

– Конечно, расскажу, - охотно согласился я. – Все, и даже больше.

– Больше не надо.

– Ладно. – Я улыбнулся. – Жень?

– Что?

– Спасибо. Ты настоящий друг.

Он отмахнулся:

– Дружба тут не при чем.

– А что тогда?

– Ты виделся вчера с Сорокиным Сергеем Ивановичем?

– Виделся.

– Уверен, что это был именно Сорокин?

«Чтобы это значило?!» - подумал я. И заверил капитана:

– Поклясться бы не мог.

– Странный ответ.

– Странный вопрос.

Губанов с некоторым раздражением потер переносицу:

– То есть с тобой мог говорить и двойник? Или кто-то вообще посторонний? Вместо Сорокина?

У меня перехватило дыхание – сказанное капитаном шокировало меня. Он озвучил мои подозрения.

– Жень, так ты тоже… – И перешел к сути: – Я видел труп в загородном доме Сорокина. Труп хозяина. Я думаю, что хозяина, если, конечно, в его городском кабинете стоит его же фотография.

Губанов замотал головой:

– Подожди-подожди! Ты говоришь, что видел Сорокина мертвым?

– Да.

– Еще вчера?

– Ну да, вчера. Сегодня я туда не ездил.

Губанов, не моргая, уставился на меня. Потом сказал:

– Зато он приезжал ко мне. Сегодня.

– Кто?

– Покойник.


ГЛАВА  12

«ЧЕСТЕР»,  «КЕНТ»  И  АНАЛИЗ  СЛЮНЫ

Капитан, судя по его интонации, ожидал от меня какой-нибудь реакции, например, подскакивания на стуле, вздрагивания, - но не тут-то было.

– Я так понимаю, друг мой, для тебя это не сюрприз? – немного расстроено спросил он.

Вот именно.

– Правильно понимаешь, друг мой, - ответил я. – Мне еще вчера посчастливилось наблюдать это воскрешение. Поэтому я и говорил, что виделся с ним. Сначала я видел его мертвым, а потом – живым.

– Может, наоборот?

– Нет. Именно в такой последовательности. И выходит, чудеса случаются.

– Рассказывай. – Губанов закурил и приготовился слушать. – Подробно.

– Жень, можно сначала две просьбы?

Ему это не понравилось:

– Тебе не кажется, что ты и так мне по гроб жизни обязан?

– Кажется. Но просьбы невинные: увидеть фото настоящего Сорокина и узнать, зачем он приезжал к тебе. Если, конечно, это был он.

– Его фотографии у меня нет, - с сожалением признался Губанов. – Пока нет. А приезжал он затем, чтобы – цитирую: «объясниться с начальником старшего лейтенанта Субботина», который вчера бессовестным образом вторгся к нему в дом. Буличев перекинул Сорокина мне. Я вызвал Субботина, но Сергей Иванович, взглянув на него, сказал, что это не тот, кто к нему приходил. Потом описал лже-Субботина и я сразу догадался, о ком идет речь. Да и дом Сорокина находится неподалеку от станции, с которой ты мне вчера звонил.

Мое сердцебиение ускорилось:

– А Субботин присутствовал при описании лже-милиционера?

– Нет. – Губанов потянулся к пепельнице. – Я интуитивно удалил его. Как чувствовал.
 
Я услужливо пододвинул к капитану пепельницу, которая находилась ближе ко мне:

– Премного благодарен.

– Угу. Теперь рассказывай про оживший труп.

– Начать с того, как я его обнаружил?

Губанов покачал головой:

– Лучше с того, как ты что-то стащил из кабинета Сорокина.

«Опа! Это еще что за новость?!»

– Ничего я оттуда не брал. Зуб даю. – Я подтвердил слова характерным жестом. – Глупо отрицать, что я там был. И я не отрицаю – был. И обыск устраивал, но ничего не брал.

– Дим! – укоризненно произнес Губанов. – Снова начинаешь свои фокусы?!
 
– Клянусь, ничего не брал. И ничего интересного и важного не нашел. Нашел бы – наверное, взял бы. Но не нашел.

– Как же ты узнал про загородный дом?

Я подался вперед:

– На столе у Сорокина стоит фотография. Поначалу я не обратил на нее внимания, зато потом меня осенило… – И я принялся пересказывать капитану свою вчерашнюю вечернюю одиссею.

Закончив первый эпизод – побег от Субботина – я плавно перешел к поездке за город, не пропуская ни одной детали, - скрывать мне было нечего и незачем.

Губанов выглядел несколько рассеянным – снова теребил зажигалку, однако по его слегка сощуренным глазам я понимал, что он слушает очень внимательно и, словно губка, впитывает каждое мое слово.

Я перешел к третьему эпизоду – сцене на перроне, когда в кабинет ввалился старший лейтенант Субботин. По-прежнему, без усов.

Не здороваясь со мной, он подошел к столу и сказал:

– Она не понимает, в чем дело.

Губанов отложил зажигалку:

– Но она уверена в своих словах?

– Похоже, да. – Субботин недобро покосился на меня. – Что мне с ней теперь делать?

Капитан вздохнул:

– Пока отпустить. А еще… – Он накалякал что-то на листке бумаги и протянул записку старшему лейтенанту. – Привези его сюда. А лучше поезжай вместе с ним… куда – ты сам знаешь.

Субботин убрал записку в карман брюк, затем, передумав, переложил ее в карман рубашки.

– Можно идти? 

– Иди, - разрешил Губанов. – И не затягивай с этим делом.

– Понял. – Субботин вышел.

Капитан, глядя ему вслед, хмыкнул:

– Дим, слушай, а что это за галиматья с анализом слюны?

– Понравилась?

– Хм. Откуда ты это взял?

– Придумал.

– А на самом деле зачем окурок спер?

Нет, ну сколько можно!

– Что ты, Жень, заладил: спер да спер! – возмутился я. – Я взял окурок на глазах у его, так сказать, хозяина. И тот не возражал.

– Зачем взял?

– Разумеется, не для анализа слюны. Неужели трудно догадаться – зачем? Опер, называется!

Губанов взял в руки пачку «Альянса» и в задумчивости уставился на нее.

– Тот, кто выдавал себя за Сорокина, - медленно заговорил он, - вытащил из халата сигарету, не глядя на марку. А сигарета оказалась для него слабоватой.

– Верно, - подтвердил я догадку капитана. Затем вытащил маленький кулечек и развернул его. – Кент №4. Легкие. – И положил окурок на стол перед капитаном. – А в кабинете Сорокина в нижнем ящике стола лежат как раз пачки «Кент №4». Других марок там нет.

Губанов, взглянув на мой трофей, что-то пробурчал, а потом принялся шуровать пальцами правой руки в пепельнице.

Я сразу понял, что он ищет:

– Оживший покойник курил здесь? Скажи, что это так!

Капитан вытянул один из окурков, взглянул на него и, неожиданно для меня, расхохотался.

– Анализ слюны! – выдавил он из себя при этом. – Черт возьми! Это ты ловко придумал.

Я развел руками:

– Рад, что рассмешил тебя.

Губанов, вдоволь нахохотавшись, протянул мне свой улов – окурок от крепкого «честера».

– Извини, нервы, - сказал он. – Обычно начальство подкидывает работенку,  и мы, как можем, отбрыкиваемся от нее, теперь же мы сами… Извини. Выходит, ты действительно видел мертвого Сорокина.

– Или еще одного двойника. Или как раз видел мертвого двойника. А потом говорил с самим Сорокиным.

Капитан отмахнулся:

– Не усложняй. Главное на настоящий момент – это то, что подмена была. Несомненно. – Он сделал паузу: – И труп тоже.

– Но окурки для следствия не доказательства, - проворчал я. – Поправь, если я не прав. Ни один суд не станет на них базироваться. Это лишь подтверждение нашим догадкам. – И повторил: – Окурки, к сожалению, не доказательства.

– Одни они – нет, а в придачу к чему-то весомому – да. – Губанов встал, подошел к сейфу, открыл его и достал кобуру. – Надо срочно ехать в этот загородный дом и перерыть там все сверху донизу.

Я вскинул брови:

– Мне показалось, ты уже приказал это Субботину.

Губанов промолчал.

– Разве не так? – настаивал я на ответе.

Ответ прозвучал, но чрезмерно лаконично:

– Не так.

– А как? Ты поручил ему что-то другое?

– Да. – Капитан покашлял в кулак и закрыл сейф. – У него другая задача: поговорить с Козиным, заместителем Сорокина, съездить с ним к самому Сорокину на городскую квартиру и устроить очную ставку. – Он надел кобуру. – Я сейчас к Буличеву. Затем к Роднину. Тебя больше не задерживаю.

– Только один вопрос, - остановил я жаждущего деятельности Губанова. – Еще до моего прихода ты подозревал, что у тебя был не настоящий Сорокин. Почему? Какие у тебя основания для этого?

Капитан присел на краешек стола:

– Какого дьявола! Это наше общее дело. Я даже не стану предупреждать тебя о том, что это не для печати. Сам знаешь… Минутку. – Он взял телефон и быстро набрал номер, отлично ему известный. – Это я. Живо ко мне. Что? Говорю, живо ко мне. – И отключился. – Так, слушай: когда лже-Сорокин пришел, я был в кабинете не один. Допрашивал Локшину Елену Викторовну, общую секретаршу у Козина и Сорокина. При виде вошедшего, она встала и поздоровалась: «Доброе утро, Сергей Иванович!» Но потом растерянно захлопала ресницами и поправилась: «Извините, я приняла вас за другого. Вы очень похожи». А он: «Ничего, бывает». Девушка смутилась. Я, на всякий случай, перепоручил ее Субботину.
– Это про нее он сказал, что она уверена в своих словах?

– Да. Подозрительная ситуация: секретарша не узнала своего шефа, у которого проработала больше года. И он вида не показал, что они знакомы.

– Жень, позволь мне поговорить с ней? – вызвался я.

– С секретаршей?

– Ага. Вдруг у меня получится выяснить что-то, что упустил Субботин.

– Например?

Я пожал плечами:

– Пока не знаю. Надо попробовать.

– Я же ее отпустил. Ты слышал.

– Ничего страшного. Продиктуй ее домашний адрес. Я сгоняю. Мне не трудно.

В дверь постучали. Следом, после разрешения войти, в кабинет заглянул младший лейтенант Груздьев.

– Заходи, - капитан махнул ему рукой, - ты мне нужен.

Я встал, и мы с Груздьевым поздоровались. Затем я поинтересовался:

– Так что насчет секретарши?

Губанов развернулся и, раскрыв блокнот, ответил:

– Действуй. Я продиктую тебе ее домашний адрес и телефон… Так, где же они?.. А, вот.

Уже прощаясь в коридоре, я пожелал капитану успехов в загородном доме Сорокина.

– Труп – не иголка в стогу сена, - многообещающе заверил Губанов. – Если он там – найдем.



Часть  третья

Нон-стоп

ГЛАВА  13

ЗАТИШЬЕ  ПЕРЕД  БУРЕЙ

Оказавшись на улице, я не сразу отправился к секретарше. Я рассудил так: Локшина наверняка сейчас на работе, а мне не желательно там светиться. Никто не смог бы дать стопроцентной гарантии того, что охранник при входе не признает меня без усов. Тем более, что ему уже известно: растительность на лице фальшивого старшего лейтенанта Субботина была не настоящей.

Я решил не рисковать и навестить секретаршу вечером. В домашней обстановке девушки бывают разговорчивее. А пока, имея в запасе несколько часов, я подумал, что не лишним будет заехать к Липатову в больницу.

Так я и поступил.

К моему величайшему облегчению, мне удалось разминуться с женой Олега. Она ушла из больницы буквально за пару минут до моего прихода. Если я сам чувствовал за собой вину перед Олегом, представляю, что думала обо мне его жена, – ведь взрыв произошел не абы где. К тому же она разрывалась между больницей и домом: покалеченным мужем и несовершеннолетними детьми, и ее нервная система была явно на пределе.

А доктор, которого я выловил в коридоре, как всегда, поражал своей невозмутимостью. Поздоровавшись, он нацепил на лицо подобие дружеского расположения: уголки губ немного раздвинулись, во взгляде мелькнуло что-то среднее между радостью встречи и печалью солидарности.

– Ваш друг, увы, до сих пор в коме, - сочувственно и в то же время сдержанно произнес он. – Но в ближайшие дни все решится. В этом нет никаких сомнений.
 
Я тяжело выдохнул:

– Прогнозы, я так понимаю, уже не настолько оптимистические, как раньше?

Доктор сунул руки в карманы халата и, опустив подбородок, изрек:

– Если бы я был священнослужителем, то сказал бы, что все в руках Господа. И был бы прав.

– Самоустраняетесь?

Его голос не дрогнул. Доктор оставался невозмутимым:

– Я не сказочник и не политик. Говорю, как есть: в ближайшие дни все решится. А гадать или предсказывать мне не хотелось бы. – Он взглянул на настенные часы. – Извините, но я занят. Нужно идти.

У меня не было ни причин, ни желания задерживать его.

– Спасибо, доктор. До свидания.

Он вынул правую руку из кармана и протянул мне. Я пожал ее.

– Всего хорошего. – Доктор заметил полноватую женщину в конце коридора. Она заглядывала то в одну, то в другую палату. Он окликнул ее: – Уважаемая, стойте! Кто вы? Кто вас впустил? Приемное время закончилось.

Женщина покорно остановилась и что-то закудахтала в оправдание.

– Всего хорошего, - повторил мне доктор. И размашисто зашагал по коридору прямиком к женщине.

Я не просил разрешения заглянуть к Олегу, и мне никто не предложил этого. (Тем более, что приемное время закончилось!)

«Еще насмотримся друг на друга, - ободряюще подумал я. – Еще успеем сто раз друг другу надоесть».


В фойе меня окликнули.

– Дмитрий Николаевич!

Из регистрационного окошка выглядывало приветливое личико молодой медработницы.

– Ведь вы Уваров Дмитрий Николаевич?

– Временами, - ответил я.

– Журналист?

– Корреспондент. По большей части.

– Вы меня не узнаете? – Она улыбнулась.

Я подошел к регистратуре, внимательно посмотрел на девушку и отрицательно покачал головой:

– Улыбающейся – нет. Попробуйте всплакнуть.

Она смутилась:

– Мы встречались в доме депутата Нефедова. Полгода назад. Я подрабатывала там. Вы попросили стакан яблочного сока.

После этих слов я все вспомнил. «Ах, да! Симпатичная хохотушка».

И сказал:

– Я бы и сейчас от сока не отказался. Натурального.

Она вновь смутилась:

– У меня нет.

– Жаль. – Я развернулся и, застегнув куртку, направился к выходу.

– Так мне не передавать, что вы звонили?

Я остановился и, развернувшись, поинтересовался:

– Не передавать, что я звонил? Вы о чем?

Ее смущение достигло апогея:

– Как… как… вы же звонили, спрашивали о состоянии вашего друга. Олега… Олега Липатова… Просили, когда он придет в себя, передать ему, что вы очень о нем беспокоитесь… Ой! А почему же вы здесь? Я так удивилась, когда вас увидела. Подумала: только звонил – и вот уже сам.

Мои брови сами собой поползли вверх:

– Я представился по телефону?

– Конечно. А разве… это были не вы?

Я сглотнул:

– Мы. – И вернулся к регистратуре. – Вы сообщили про звонок милиционеру, что дежурит наверху?

– Нет.

– Почему?

Она приподняла плечики.

– Я… не знаю.

Наклонившись к окошку, я медленно, по слогам, спросил:

– А-рань-ше-я-не-зво-нил? До-э-то-го?

– Нет, - тут же ответила она. – Хотя вчера была не моя смена… Дмитрий Николаевич, с вами все в порядке?

– Все просто прекрасно. Лучше не бывает.

– Вы меня не обманываете?

– Это было бы бесчеловечно. – Я одарил ее улыбкой. – И не беспокойтесь – я сам передам милиционерам о своем звонке. Спасибо!

Я собрался уходить, но она остановила меня коротким вопросом:

– И все? – И с какой-то непонятной мне преданностью воззрилась на меня. Казалось, еще секунда, – и у нее на глазах выступят слезы.

– Пожалуй, да. А есть варианты?

Она промолчала.

Я заметил у нее в руках скомканную бумажку и кивком указал на нее:

– Это мне?

– Да, - не сразу ответила она. – Это… мой номер… Но… вы… женаты? Женились? – Она смотрела на мое кольцо.

Меня обуял дьявол, как писал в свое время сэр Артур Конан Дойль. Я снова наклонился к девушке и поцеловал ее в губы. А потом прочитал по памяти:

                О, незнакомая, спаси от одиночества;
                Нарушь, прошу, предназначение пророчества;
                Не дай померкнуть, раствориться мне
                В быту, в унынье, в скуке и в вине.

И, заграбастав бумажку, я ушел восвояси.


На улице шел снег. Я накинул капюшон и потопал в сторону редакции.

Я двигался на автопилоте, так как был полностью погружен в размышления. Естественно, о событиях последних нескольких дней.

«Вот так дебют у Олега! Первое самостоятельное расследование – и сразу в духе Джеймса Бонда! И он еще убивался по поводу своей печальной карьерной стези. Вот и не верь в народную мудрость! А она гласит: «Новичкам везет»!

Разумеется, Липатов был не новичком…

Я остановился. «Был? Почему был? Липатов есть…» И, кивнув самому себе, зашагал дальше.

Разумеется, Липатов давно не новичок в нашем деле, просто раньше он довольствовался пустяковыми происшествиями: бытовухой, мелкими кражами и хулиганством. Освещение настоящего криминала всегда было моей прерогативой. (Я уже не раз – это не хвастовство – писал об этом.)

И вот обнаруженный в шиномонтаже брелок из Гонконга причудливым образом перерос в полноценную криминальную историю с угонами машин, взрывом, исчезнувшим трупом и Бог весть с чем еще».


В моих руках находилось несколько нитей, перепутанных между собой. Все они, я был убежден, вели к одному и тому же лицу. Но добраться до него, я прекрасно понимал, будет непросто.
Нитей в моих руках насчитывалось даже больше, чем у Губанова: он не знал, например, о звонке в больницу от моего имени. С другой стороны, капитан в данный момент орудовал в загородном доме Сорокина, и мне не было известно, что он там к этому моменту нарыл.

Так, размышляя о сложившейся ситуации, я дошел до редакции.

– Дима, сколько лет, сколько зим! – поприветствовал меня Юрий Семенович, охранник-вахтер.

– Ну-у-у, - я отмахнулся, - не так уж и много. Сергей Борисович у себя?

– Вроде бы не выходил. Позвонить ему?

– Не надо. – Я скинул капюшон. – Сам посмотрю.

Юрий Семенович поманил меня пальцем:

– Я слышал, с тобой и с Олегом что-то случилось. Чуть ли не подорвал вас кто-то на мине.

«Главное, чтобы меня подобными вопросами не донимал каждый встречный», - подумал я.

– Так это правда? – Юрий Семенович замер в ожидании ответа. – Сильно пострадали?
 
– Пока это тайна следствия, - почти прошептал я. – Не имею права разглашать.

– Но взрыв не брехня? Не врут люди?

– Нет дыма без огня. – Я приложил указательный палец правой руки к губам. – Тсс! Я сам толком ничего не знаю.

– А Олег?

Я развел руками и запрыгнул в открывшиеся двери лифта, задев плечом выходящего оттуда Кольцова из отдела рекламы. Кольцов при виде меня открыл было рот, но задать вопрос не успел.

«Два ноль в мою пользу!»


ГЛАВА  14

РАЗГОВОРЫ,  РАЗГОВОРЫ…

Я не стал заходить к шефу и сразу направился в нашу с Липатовым комнату. Сел за свой стол и принялся тупо глазеть в окно. На меня нахлынули меланхолические воспоминания, стало как-то грустно и неуютно на этом свете.

Такие приступы, характерные для юности и поздней зрелости, давно не мучили меня и, видимо, поэтому я так вдруг (не скажу, что беспричинно) расклеился. Если бы не намеченный на вечер визит к Локшиной, я, скорее всего, напился бы сегодня до лохматых зеленых чертиков.

В дверь постучали.

«Ох уж эти коллеги с их любопытством!» - подумалось мне. Но я ошибся.

Ручка повернулась, и передо мной предстал шеф.

– Привет, Дим. Мне передали, что ты в редакции.

– Здравствуйте, Сергей Борисович.

Я не встал и не протянул руки. Шеф считал все это ненужными формальностями. «К чему нам этот Версаль?! – любил повторять он. – Все свои!»

– Соскучился по работе? – улыбнулся Сергей Борисович.

– Есть немножко, - ответил я тоже с улыбкой. – Потом: первый выпуск без криминальной хроники… Хотел убедиться, что… все в порядке, что ли.

Шеф подошел к столу Липатова, но садиться не стал. Просто встал возле него и сцепил пальцы рук на животе.

– За последнее можешь не переживать. Я тут просмотрел материалы, которые мы забраковали на той неделе, и кое-что реабилитировал. Плюс: добавил фотографии… покрупнее, а текст сделал порасплывчатей. На два номера хватит. Ну, а там, я надеюсь, ты вернешься.

– В понедельник буду, - пообещал я.

– Хорошо бы. – Шеф обошел липатовский стол и все-таки сел. – Полчаса назад ко мне заезжала Света, жена Олега. Просила номер твоего телефона. Я решил, что ничего хорошего из вашего разговора не выйдет, и вежливо ей отказал. По-моему, она поехала к тебе домой.
 
«Снова разминулись», - подумал я. И спросил:

– Она поехала ко мне или к маме?

– К тебе.

– Значит, пообщается с Денисом.

– Братом Ани?

– Да. С ним. Он руководит ремонтом. Его мастера так и называют – «командир»! В том бедламе, что там творится, без Дениса ничего не решается.

– Ясно. – Шеф слегка нахмурился и выдал нечто философское, что с ним иногда случалось: – Одно печальное событие перевернуло спокойное течение сразу нескольких жизней.

«Все верно», - отметил я про себя и кивнул.

Сергею Борисовичу это польстило:

– Все в мире взаимосвязано.

– Да, - согласился я.

Шеф снял очки, достал платок и принялся протирать стекла.

– А ты чем занимался в эти дни? – поинтересовался он как бы между прочим. –  И какие планы?

Я слегка наклонил набок голову:

– Помогал, помогаю и собираюсь помогать Губанову. Насколько могу. И насколько позволят.

Шеф на секунду прервал свое занятие:

– Разве подрывника не поймали?

– Только исполнителя. Заказчик до сих пор неизвестен. – Я вздохнул. – Подробности расследования не рассказываю. Пока.

Шеф не обиделся:

– Понимаю.

Мы проговорили с ним около сорока минут, и моя тоска улетучилась.

Затем я то ли пообедал, то ли уже поужинал в кафе «Уют» и сделал несколько телефонных звонков: Ане, узнать как у нее дела; матери, предупредить, что буду поздно; а также: Губанову, Денису и Сергею Сергеевичу.

Капитан сообщил, что в загородном доме Сорокина ни трупа, ни чего-то другого, связанного с криминалом, обнаружено не было. Он даже спросил:

– Дим, ты абсолютно уверен, что видел под елкой труп?

Его вопрос оскорбил меня, поэтому я ответил сухо:

– Абсолютно.

– А возможно ли, что тебе показалось, будто на полу мертвец?.. Ведь было достаточно темно… поздний вечер… глаза к концу дня устали… Все это могло сыграть с тобой злую шутку. Потом шарики на елке отражают…

Я твердо стоял на своем:

– Жень, не делай из меня идиота. Труп был.

– Задушенный Сорокин?

– Задушенный мужчина, - уточнил я. – Фамилию назвать не могу. Но он был как две капли воды похож на появившегося потом вроде бы как хозяина дома. Просто вылитый!

– Странно…

На моем месте любой другой бы нормальный человек вспылил. Но я был в кафе не единственным посетителем, поэтому, сдерживаясь, проскрежетал в телефон:

– Жень, ты сам подозревал подмену еще до того, как я сообщил о трупе! Или уже забыл?

Губанов спорить не стал:

– Я и сейчас считаю, что здесь идет какая-то грязная игра. И все же: одно дело – обман и махинации, и другое – убийство! Слушай, тут один из экспертов говорит, что после взрывов могут возникать галлюцинации, связанные с…

– Иди-ка ты… – Я отключил телефон. И прежде чем позвонить Денису, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов.

Денис подтвердил слова шефа: жена Липатова приходила, и разговор вышел очень неприятный. Однако обошлось без жертв, и это радовало.

– Что там с розеткой, «командир»? – спросил я, честно говоря, без всякого интереса.

– С розеткой?

Я напомнил:

– В мой сегодняшний приезд чумазая физиономия поинтересовалась у тебя: переносить ли розетку от балкона…

– Ах, да, - он перебил меня. – Вот все ругают этих… гастор… гастро… гастар… байтеров, что ли, а наши мастера ничем не лучше. С тех что возьмешь! Дикари, они и есть дикари! Но когда свои же начинают…

Мне принесли кофе, и я отвлекся на него, изредка поддакивая в телефон.

– …И у тех, и у тех руки растут из… – продолжал Денис.

Сделав глоток, я прервал его гневный монолог:

– То есть ремонт затянется?

– Как обычно. Но не настолько, чтобы чересчур. Все основное уже сделано. Когда вы с Аней вселитесь, останется только обзавестись новой мебелью и аппаратурой, да какое-то время помучаться из-за запаха краски.

– Это мы переживем.

– Я тоже так думаю.

Самым коротким вышел разговор с Серегиным. У него в гостях был старый приятель, и мы обменялись всего несколькими фразами. Меня интересовало, как поживает мой кот, Сергея Сергеевича – состояние Липатова. Каждый из нас мог ответить другому: «Все по-прежнему». Это успокаивало только в отношении Арчи.

– Дима, держите меня в курсе событий, - попросил Серегин. – Это касается и Олега, и вашего ремонта.

– Обязательно, Сергей Сергеевич.

– Если нужна будет моя посильная помощь, я всегда в вашем распоряжении. Помните об этом!

– Спасибо. Я буду помнить.

– Да, еще: преступники пойманы?

Серегин – не вахтер-охранник, поэтому я честно признался:

– Исполнитель – да, заказчик – нет.

– Но зацепки есть?

– Есть. Правда, те, что проработаны, оказались пустышками.

Серегин вздохнул и пожелал удачи.

– Дима, вам всегда везло. Пусть повезет и на этот раз.

Я поблагодарил его и отключился.

«Серегин – третий человек, кто за последние пять-шесть дней обзывает меня счастливчиком. Или везунчиком. Сначала Липатов, затем Губанов. Интересно, они действительно так считают? Я как-то никогда особенно над этим не задумывался. Может быть, это и есть залог настоящего счастья?»


ГЛАВА  15

ПРО  МЕТАМОРФОЗЫ

Локшина Елена Викторовна, секретарша Сорокина и Козина, оказалась «крепким орешком». По телефону, узнав, что я из «Пригорода», она послала меня по известному адресу и бросила трубку. Это бросание повторилось еще три раза. Однако я не оставлял попыток поговорить, и она пригрозила, что пожалуется на меня в милицию. И лишь после того, как мне удалось вставить пару слов о том, что я и действую по поручению капитана милиции Губанова, эта матершинница согласилась на разговор.

– Учтите, - все же предупредила Локшина, - ничего нового я вам не сообщу. И не ждите.

– Никто не может знать заранее, - откликнулся я.

– Я могу.

– Посмотрим.

– Во сколько вы придете?

– Минут через двадцать.

– Жду вас через полтора часа, - вдруг заявила она. – И не секундой раньше.

Меня это не устраивало:

– Нет. Максимум полчаса.

– Час.

– Полчаса, - настаивал я.

Она помолчала и, наконец, смилостивилась:

– Хорошо. – И холодно заметила: – Я думаю, раз вам известен мой адрес и телефон, значит и номер квартиры знаете.

– Тридцать пятая.

– Правильно.

Она собиралась повесить трубку, но я опередил ее, позвав:

– Елена Викторовна?

Лишь тяжелое дыхание в ответ.

– Елена Викторовна?

– Что еще?

– У меня к вам просьба.

– Какая?

– Никому не звонить до моего приезда. И не сообщать о назначенной встрече. Особенно своим начальникам.

– Почему это?

– Так надо.

Локшина была в своем репертуаре:

– Почему бы мне сейчас не пообещать вам, а потом поступить так, как мне захочется. Вы и не узнаете.

Я возразил:

– Ошибаетесь, Елена Викторовна. Это узнать легко. Очень легко. Звонки запросто прослеживаются.

– Даже с мобильного?

– Угу. Даже с него.

Все-таки женщины и телефоны созданы друг для друга. То, повинуясь необъяснимому порыву, Локшина бросала трубку, то теперь ее было не оторвать от аппарата.

– Вы не имеете права прослушивать мои звонки! – возмутилась она.

– Отслеживать, - поправил я.

– Тем более, - почему-то сказала она.

– Обсудим это при встрече. А то боюсь, не успею добраться до вас и за час.

– Вы – хам?

– Не клеймите заочно.

«Разговорчик предстоит еще тот, – подумал я, убирая мобильник в карман. – Вот так пообщаешься со стервами и убедишься, что в свое время сделал абсолютно правильный выбор. Моя Аня – просто ангел воплоти!»


Если вы считаете, что знаете хоть что-то о чудесных превращениях, должен вас разочаровать: в жизни они большая редкость. И вы вряд ли с ними сталкивались и столкнетесь в будущем. В сказках, – пожалуйста, они на каждом шагу: лягушка превращается в очаровательную принцессу, красивый юноша в карлика и обратно, замарашка-падчерица в эмансипированную растеряху, бревно в длинноносого паренька с предпосылками революционера. Таких примеров сотни. В сказках. А в жизни…

Мне посчастливилось наблюдать подобную сказочную сверхметаморфозу спустя двадцать три минуты после звонка Локшиной. Та холодная рассудительная стерва, с которой я разговаривал по телефону и ко встрече с которой мысленно подготавливал себя, куда-то испарилась. Вместо нее дверь мне открыла милая девушка с аккуратно уложенными светлыми волосами. Она была в легком вязанном голубом платье (не в халате!), подчеркивающем все аппетитные для мужского взгляда формы. Не хватало только туфель на высокой шпильке. Их заменяли смешные тапочки, изображавшие мышей.

«Потому что год крысы», - отметил я про себя.

– Проходите. – Девушка пропустила меня в квартиру.

Она явно подготовилась к моему приходу: глаза были подведены, а губы накрашены светло-розовой помадой с блеском. К тому же она успела надушиться – вокруг нее витал приятный аромат.

Это польстило мне. Но на всякий случай я сказал:

– Извините, что потревожил вас вечером. Вы, как я погляжу, не успели даже переодеться, придя с работы.

– Успела… – начала она, но тут же, улыбнувшись, оборвала сама себя. – Ничего страшного. Снимайте куртку и проходите. Вот вам тапочки.

Снова мыши. Мягкие, теплые, удобные.

– Вы Локшина Елена Викторовна? – уточнил я, все еще находясь под впечатлением от метаморфозы.

Девушка захлопала восхитительными длинными ресницами:

– Конечно я. А что?

– И именно вы полчаса назад говорили со мной по телефону?

– Да… А… понимаю, я была груба. – Она приподняла и опустила плечики, отчего одно из них обнажилось. Моему взору предстала тонкая темно-синяя бретелька от бюстгальтера. – Я очень устала сегодня. А так вообще-то я ласковая и пушистая.

«Черт! Она флиртует со мной, - пронеслось в голове. – Это приятно, но я здесь не за этим».

И все-таки флирт раскрепощает. Я незаметно снял свое свадебное кольцо и убрал его в карман. Нет, я не собирался изменять жене, и в мыслях не было, просто захотел использовать это чрезмерное внимание Локшиной к себе. «Выпытаю у нее все, играючи, - решил я. – Мое обаяние подействует на нее как сыворотка правды».

– Присаживайтесь, - она указала мне на диван. А сама села в кресло. – Так о чем вы хотели со мной поговорить?

«А она ли это? – думал я. – Слишком разительная перемена. Уж если подменили директора фирмы, почему бы не подменить и секретаршу?!»

Я попытался вспомнить голос Локшиной, который слышал в конторе, и мне показалось, что он был тот же самый.

– Елена Викторовна, разрешите для начала взглянуть на ваши документы, - вежливо попросил я.

– Документы? – Секретарша выглядела удивленной.

Кивнув, я заметил:

– Например, паспорт подойдет.

– Зачем это? – И сразу: – Я не замужем. И детей нет.

– Это великолепно, - улыбнулся я, - но, честно говоря, мне всего лишь необходимо взглянуть на вашу фотографию.

Ресницы снова зашевелились:

– Взглянуть на мою фотографию?

– Точно, - подтвердил я. И с умеренной долей ехидства прибавил: – Вы все схватываете налету.

– Зачем вам моя фотография? Вот я вся перед вами. Вживую. – Она слегка наклонилась в мою сторону. Очень женственно.

– И все-таки, Елена Викторовна.

– Можно просто Лена, - разрешила Локшина. – Я же буду называть вас Димой. Можно?

– Пожалуйста.

– Итак, Дима? – Она закинула ногу на ногу и, выделяя каждое слово, констатировала: – Вот вы и у меня.

Мне стало как-то не по себе:

– Не хотелось бы показаться занудой, однако я прошу: покажите, пожалуйста, свой паспорт.

Локшина фыркнула:

– Поздно: вы – зануда! – Она встала с кресла и подошла к столу, на котором лежала сумочка. Потом, покопавшись в ней, извлекла паспорт и вместе с ним вернулась к креслу. – Если хотите посмотреть мои документы, сначала покажите свои. – И кокетливо опустилась в кресло.

Я не возражал:

– Удостоверение подойдет?

– Вполне.

Что ж, я поднялся с дивана, приблизился к девушке и протянул ей свое удостоверение.

– Возьмите.

Локшина раскрыла его, пробежала глазами и возвратила мне вместе со своим паспортом.
Все было верно: передо мной находилась Локшина Елена Викторовна, восьмидесятого года рождения. Прописка тоже соответствовала действительности.

«Тогда, может быть, кто-то другой говорил со мной по телефону? – подумалось мне. – Или я чего-то не понимаю. А когда я чего-то не понимаю, меня это немного беспокоит».

Что ж, дальнейшее развитие событий показало, что прислушиваться к своему внутреннему голосу надо. Даже необходимо. И никогда не следует пренебрегать возникшим чувством опасности… или тревоги. Зачастую инстинкты важнее разума, ведь сверхметаморфозы просто так не случаются. Мне следовало хорошенько поразмышлять об этом. Но нет: я поддался не тому инстинкту, а именно – «основному», как обозначили его кинематографисты. Он одурманил мое сознание так, что я не понял самого очевидного…

Но об этом после.

– Мой паспорт не книга, - заметила Локшина, не отрывая от меня взгляда. – Там нет ничего захватывающего.

– Согласен. – Я вернул ей документ и занял прежнее место на диване. – Елена Викторовна, у меня…

– Просто Лена!

Я исправился:

– Просто Лена, у меня немного вопросов, так что надолго я вас не задержу.

Она белозубо улыбнулась:

– Мне к девяти утра на работу. А до этого времени я свободна.

– Отлично. – Я заерзал на месте. – Капитан Губанов сказал мне, что вы вроде бы не признали сегодня утром своего шефа. А затем и вовсе выяснилось, что это был не он. Получается вы…

– Это был он. Мой шеф. Сорокин Сергей Иванович.

Меня словно шарахнуло дубиной по голове:

– Как? – Я уставился на нее. – Вы же сказали, что обознались? Это слышали многие: и капитан Губанов, и старший лейтенант Субботин. Неужели вы отказываетесь от своих же слов?

– Не отказываюсь, - невозмутимо ответила Локшина.

– Тогда… Вы же сами себе противоречите.

– Нет.

В ее голосе появилась стервозность. А это означало, что миловидность и пушистость по большей части напускные.

– Давайте уточним, - я подался вперед, - сегодня в кабинете вы столкнулись с вашим шефом – Сорокиным?

– Да.

– Но вы обещали, если придется, дать письменные показания, что это не так. То есть, что это был не он.

Ее это не смутило:

– Я передумала.

– Вот так запросто взяли и передумали?

– Да. Не имею права?

– Почему же. Если…

– Следующий вопрос, - приказным тоном сказала она, перебив меня.

Однако я считал, что мы еще не закончили с предыдущим:

– А может быть, вас за день обработали? Чтобы вы говорили так, как нужно кому-то, кто стоит над вами.

Она покачала головой:

– Меня никто ничем не обрабатывал. И надо мной никто не стоит.

– Да что вы?! – Чудеса, да и только! – Я доверительно, полушепотом заверил ее: – Когда об этом вашем фортеле узнает старший лейтенант Субботин, он вас съест. Живьем. И без кетчупа.

– А не подавится?

Я развел руками и откинулся на спинку дивана:

– У меня нет слов. Нет, не по поводу пищеварения старшего лейтенанта. Его желудок и гвозди переварит. Просто все заготовленные мною вопросы после вашего теперешнего заявления теряют всякий смысл. Хотя… Один все же есть. Вот вы секретарь и у Сорокина, и у Козина, - так?

– Да, - неуверенно ответила она.

– Одна на двоих?

– Да.

– А почему ваши боссы не наймут вторую секретаршу?

– Этот вопрос не ко мне.

– Видимо, их сеть магазинов – дело не прибыльное? – Я, не моргая, смотрел на нее. – Вы бедствуете?

– Н-нет. У нас все в порядке.

– Тогда почему вы одна на двоих?

– Я ответила: это не ко мне.

– Пусть так. – Я вытянул в ее сторону правую руку внутренней частью ладони вперед. – Тогда скажите, почему вы сидите перед дверью заместителя, а не директора? – И опасаясь в дальнейшем разоблачения, уточнил: – Мне старший лейтенант Субботин говорил.

– Куда меня посадили, там я и сижу, - раздраженно бросила Локшина.

– Но ведь Сорокин главный у вас?

Она еле заметно кивнула.

Я повторил:

– Сорокин – главный?

– Ну-у…

– Сорокин?

– Да, - почти крикнула она.

Почесав затылок, я сказал:

– Тогда не пойму, что у вас происходит. К заместителю просто так не попасть, тогда как к директору заходи, кто хочет.

– Обычно, - надменно заговорила Локшина, - посетители сначала идут к заместителю, и уж потом к директору.

– Что вы говорите? – удивился я. – Дверь директора ближе. Да и разберись, кто слева, кто справа. У вас же там никаких стрелок нет.

Тут пришла ее очередь удивляться:

– Откуда вы знаете? Вы что, у нас были?

– Нет. Мне Субботин рассказывал.

– Ох! От него так плохо пахнет, - поделилась вдруг Локшина своими впечатлениями о старшем лейтенанте. – А он еще как назло уселся тогда рядом со мной.

– Ваша правда, - согласился я. – Субботин не знаком с гигиеной. – И вернул разговор в нужное русло. – Он – неандерталец и каннибал. Поэтому я вас и предупреждаю: будете продолжать в том же духе, он вас порвет на мелкие части и проглотит.

Локшина поднялась из кресла:

– Вы грубиян. И это клеймо не заочное.

Она пошла прочь из комнаты.


ГЛАВА  16

ПРО  БЕСПЛАТНЫЙ  СЫР

– Куда вы? – окликнул я ее.

Локшина ответила, не останавливаясь:

– Выпить. Мне необходимо выпить. Самое время.

Я бы тоже не отказался, но мне предложено не было. «Ну, и ладно. Пусть пьет одна. Может быть, язычок развяжется, и она назовет того, кто над ней поработал. А ей по-любому вправили мозги! По-любому! И готов спорить, это тот же тип, что послал сморчка с бомбой на мою квартиру».

– Я осмелилась и вам налить полбокальчика. – Локшина вернулась с двумя наполовину наполненными бокалами в руках. – Во-первых, негостеприимно пить одной, во-вторых, я не могу пить в одиночестве – я не алкоголичка.

Я встал и, взяв протянутый бокал, сказал:

– С удовольствием составлю вам компанию. – Сделал глоток (мне понравилось) и спросил: – Что это?

Локшина не без гордости ответила:

– Коктейль. Пока без названия. Я его сама придумала.

– Вкусно.

– Тогда, прежде чем вы снова на меня накинетесь, выпьем. Хорошо?

На моем месте никто бы не отказался от подобного предложения. И я не исключение. В бокале находился истинный нектар.

– Замечательный напиток, - я с наслаждением цедил коктейль. – Вам нужно, не откладывая, дать ему название и запантетовать. Кстати, если не секрет, что в него вхо-о-одит?

У меня закружилась голова. То ли коктейль был слишком крепок для меня, то ли не все его ингредиенты были одинаково полезны для моего организма.

– Что-о-о вы-ы-ы… – напевно начал я, но не закончил. Говорить было непередаваемо трудно. Необходимо было поднабрать силенок, чтобы задать хоть один вопрос целиком.

Локшина, сделав шаг к дивану, принялась с любопытством садиста глядеть на меня, своего подопытного.

– Че-е-ем вы-ы меня-я-я опо-оили? – выговорил-таки я.

Перед глазами все поплыло, а собственный голос зазвучал теперь как-то затянуто, загробно, словно из фильмов ужасов.

Последнее, что я запомнил перед тем, как провалиться в бездну беспамятства, - это были слова Локшиной. Она сказала кому-то по телефону:

– Готов. Жду.


Вряд ли Локшина дожидалась именно того, что получила. Уверен в этом, поскольку когда я очнулся, она была мертва. Да и сам я только чудом выбрался из смертельной западни.

Вывел меня из бесчувствия телефонный звонок. Я открыл глаза и подумал, что умер и попал, естественно, в ад. (На небесах, наверняка, нет времени разбираться – журналист ты или корреспондент. Работник СМИ – отправляйся на вечные муки!) Мне было нестерпимо жарко, по лицу градом катился пот, да и футболка под свитером прилипла к телу. Воздуха не хватало, и я жадно глотал его ртом. Более того, перед моими глазами плясали языки пламени.

Я повернул голову направо, потом налево и понял, что нахожусь в центре своеобразного костра. Точнее сказать, я сидел на переднем пассажирском сидении горящей машины.
 
Рядом со мной на водительском месте, уткнувшись головой в руль, сидела девушка в голубом платье. На затылке у нее кровоточила рана, а на светлых локонах запеклись алые ручейки. 
Откинув девушку на спинку сидения, я увидел, что это была Локшина. На лбу у секретарши алела огромная отметина от удара об руль.

Девушка не дышала.

– Приехали! – Я пытался сообразить, что мне необходимо делать, но мною овладела какая-то заторможенность.

Выйти из этого транса мне помогла мысль, которая, подобно лезвию, полоснула меня:
«Может рвануть бензобак!»

В следующую секунду я распахнул дверцу и вывалился из машины. Затем, глубоко вдохнув провонявший гарью воздух, вновь залез в салон и попытался вытащить бездыханное тело Локшиной.

У меня не получалось. Тело оказалось намертво зажатым между сидением и панелью. Оставив безуспешные попытки, я быстро выбрался из машины и, утопая в снегу, побежал.

Взрыв раздался, когда я, наверное, был уже метрах в двадцати. Не оборачиваясь, я упал на колени, сгреб перед собой руками снег и, дрожа, протер им лицо.

Меня охватило неопределимое чувство. Продолжая дрожать, я, как безумный, захохотал. И долго не мог остановиться.

Снова запиликал мобильник. Но пока я осознал это и достал телефон, звонок прекратился.
 
Прекратив хохотать, я слезящимися глазами взглянул на табло: два пропущенных вызова. И оба от мамы.

– Дима, вам всегда везло, - будто с неба послышался голос Серегина. – Пусть повезет и на этот раз.

– Пусть, - сказал я вслух. И подумал: «Черт возьми! Уваров, ты действительно везунчик!»


ГЛАВА  17

ВРЕМЕННО  НЕ  КАНТОВАТЬ

Мне требовалось убежище – место, где меня никто не станет искать и где я мог бы в тишине и покое все обдумать, да и набраться сил.

Собственная квартира, разумеется, отпадала сразу по нескольким причинам, наименьшая из которых – запах краски и, соответственно, ремонт, который назавтра продолжится стараниями Дениса и компании гастарбайтеров.

К матери… Я не хотел подвергать ее и отчима опасности: узнав о моем спасении, убийцы, наверняка, будут разыскивать меня. Поэтому, как примерный сын, я позвонил маме и предупредил ее, что сегодня не приду.

– Ты чего-нибудь ел? – спросила она.

Мне было совсем не до еды, но я ответил, что да – сыт.

По схожей причине я не стал беспокоить друзей и знакомых. В том числе и Сергея Сергеевича, чью квартиру я уже как-то использовал в качестве временного пристанища. Во-первых, многим была известна наша с Серегиным дружба, несмотря на разницу в возрасте. Во-вторых, у него сейчас гостил какой-то его приятель, с которым я не был знаком. Вследствие этого, как бы мне не хотелось повидать Арчи, я отверг и этот вариант.

Куда же податься?

Ответ нашелся сам собой в виде скомканной бумажки, завалявшейся в кармане. На ней ровным каллиграфическим подчерком был указан номер сотового телефона. И внизу всего лишь одно слово: «Катя».

Сергей Сергеевич, безусловно, теперь стал вдвойне неактуальным. Кто упрекнет меня за то, что я, обессиленный, с жаром, на грани нервного срыва, поехал к молодой симпатичной  м е д р а б о т н и ц е? Что я предпочел ее пенсионеру, пускай и бесконечно мною уважаемому?

К тому же, Катя была обрадована моему звонку. И не могла скрыть этого – голос моментально выдал ее.

– Приезжайте, - чуть ли не пропела она. И дважды назвала свой адрес.

– Вы так сразу соглашаетесь? – спросил я. – Почему?

Ее ответ был вполне здравым:

– Вы же сказали, что вам плохо. И нужна моя помощь.

– Это правда. Поможете?

– Конечно. Приезжайте.

– Вы одна?

Тут она для приличия сделала небольшую паузу. Совсем небольшую:

– Одна.

Думаю, Катя прекрасно понимала, что я – окольцованный мужчина, молодой муж – наверняка люблю свою жену. Поэтому все, что может произойти между нами, ограничится рамками…

Посмотрев на правую руку, я обнаружил, что пропало кольцо. Мои глаза округлились: «Вот тебе и окольцованный мужчина»!

Я лихорадочно принялся шарить по карманам, выгребая оттуда все содержимое, однако пропажу так и не обнаружил.

«Доигрался! – констатировал я. – Аня меня убьет, если узнает. Тут на везение можно не рассчитывать».


По пути к Кате (такси вечером не проблема)у меня зазвонил телефон. Это был Губанов.

– Да? – отозвался я.

– Дим, ты где?

Для начала я поучил его хорошим манерам, что делал практически на каждой второй нашей беседе:

– Жень, невежливо отвечать вопросом на вопрос.

– Плевать! – послышалось в трубке.

– А это уже грубо!

– Плевать!

– Перезагрузись, - посоветовал я. – Тебя уже глючит. Видимо, подхватил вирус. От Субботина.

– Не смешно.

– А я серьезен.

– Как бы не так. Где ты?

Я был честен с Губановым:

– Еду в гости. И когда доберусь туда, отключу мобильник, чтобы меня не беспокоили.

– Куда ты едешь? Адрес?

– Если скажу, мне незачем будет отключать телефон.

– Почему это?

– Сам догадайся.

Его голос стал стальным:

– Ты виделся с Локшиной?

– С секретаршей Сорокина? – Я тянул время. – С Еленой Викторовной?

– Да, чтоб тебя. Ты собирался поговорить с ней.

– А почему ты интересуешься? Что-то произошло?

– Ты не ответил.

– Ты тоже.

В данную минуту я был нужен Губанову больше, чем он мне, поэтому капитан вынужден был заговорить первым:

– Локшина попала в аварию. Врезалась в дерево на своей «Ладе». И сгорела вместе с ней. Тебе об этом что-нибудь известно?

– С чего ты взял?

– Невежливо отвечать вопросом на вопрос!

– Дурной пример…

– С ней кто-то был, - заявил капитан. – В салоне.

«Как они узнали?»

А вслух спросил:

– Еще одно обгоревшее тело?

– Нет.

– Значит, она была одна.

– Вдвоем с кем-то. Может, втроем.

– Жень, ты уверен?

– Да, вполне. – Голос у капитана был тверд. – Дверь со стороны пассажира распахнута. И есть следы на снегу. И кое-что еще.

«Ну, да! Ну, да!»

– Так тебе что-нибудь известно? – настаивал на ответе Губанов.

– Если и так, то это не телефонный разговор.

– Согласен. Приезжай, я у себя.

«Нет, - подумалось мне. – Я сейчас не в том состоянии, чтобы общаться с операми. Даже с Губановым. Мне необходим покой и отдых».

– Дим, ты меня слышишь?

Он сам предложил выход!

– Жень… Жень, плохо слышно…

– Не дури! Немедленно приезжай!

– Жень… Не слышу!..

– Увар-р-ров!!!

– Позже созвонимся. – Я отключился, а потом и вовсе выключил телефон.

«Так вот что эти гады задумали: обустроить все под аварию! Мол, мы с Локшиной ехали куда-то на ее машине, потом девушка потеряла управление, и нас вынесло в кювет. Мы врезались в дерево, машина загорелась. Должно быть, тормозные колодки были не в порядке. Или порвался трос сцепления… Умно!.. Вот только господа бандиты не учли, что я очнусь и успею выбраться из автомобиля до взрыва.

Конечно, если бы они подумали о такой возможности, - затаились бы где-нибудь неподалеку и досмотрели драматический спектакль до конца.

Но… Снова везение?.. Покинуть салон за несколько…

Стоп!.. Что-то там было не так. – Я пытался сконцентрироваться. – То ли в салоне чего-то не хватало, то ли… Нет, дело не в ремнях, хотя я всегда пристегиваюсь… Ах, да: почему у Локшиной затылок был в запекшейся крови? Запекшейся?! Мы же не могли целый час гореть в автомобиле?! К тому же, отметина на лбу – удар об руль, это понятно, но откуда, черт возьми, взялась рана на затылке?»

Ответ напрашивался сам собой: бесспорно, девушку сначала оглушили, стукнув по голове, а затем уже усадили в машину. И чтобы ей не было скучно, для компании подкинули меня.
Однако зачем преступникам убивать Локшину, ведь она, казалось бы, была с ними заодно?

Я терялся в догадках.

Секретарша явно по заказу и без отвращения специально затуманила мне мозги, открыто флиртуя; сама опоила меня; сама позвонила преступникам… И что же, в благодарность они убили ее?!

Попытались разом убрать двух опасных свидетелей: и меня, и Локшину? Действовали нагло и дерзко?

Как не крути, а выходило именно так.


– Какой подъезд? – спросил таксист, прервав мои мучительные размышления.

Я прикинул: сто сорок первая квартира по идее должна находиться в четвертом или пятом подъезде. Это если исходить из того, что на каждом этаже девятиэтажки по четыре-пять квартир.

– Так, какой?

Мне было не суть важно – между подъездами не километровое расстояние – и я назвал четвертый. И не ошибся.

Нажав нужную кнопку домофона, я услышал голос Кати и сказал:
 
– Это я. Уваров.

– Проходите, - ответила она.

Щелкнул замок, и дверь открылась.


Первыми читателями моих историй являются два человека: жена и мама.

Аня пробегает листки глазами еще в процессе работы. Не скажу, что она является рьяной моей поклонницей – просто ею движет любопытство. Она редко высказывает свое мнение, а если такое и случается, то ее суждение носит весьма поверхностный, и оттого лаконичный характер: «интересно», «ничего», «да так».

Другое дело мама. Она филолог, причем не только по образованию, но и по призванию, прочитала бесчисленное количество книг – не каждый библиотечный фонд столько вмещает. Поэтому я всегда с некоторой опаской отношу ей очередную свою историю. Ведь она попадает в руки не столько близкому человеку, сколько взыскательному читателю и строгому критику.

Вы спросите: для чего я прервал повествование и завел этот разговор? Ответ прост: мне не хотелось бы распространятся о том, как я провел полтора дня у медработницы-хохотушки по имени Катя. В двух словах: я выспался (именно выспался), соответственно, отдохнул, привел в порядок свои нервы, обдумал произошедшее со мной и пришел к кое-каким заключениям.

Вот и все!

Телефон я включал только на десять минут на следующий день, чтобы позвонить жене, матери и Денису. А потом снова отключил его, так и не сказав никому, где нахожусь. И мама и Денис предупредили, что меня ищет разъяренный Губанов. Носится по городу, снося все на своем пути.

Вывод отсюда напрашивался сам собой:

«Завтра мне мало не покажется!»


Итак, спустя полутора суток, я поблагодарил Катю за все, чмокнул ее в щечку (как видишь, Аня, я ничего не утаиваю!) и покинул временный приют.

– Тебе, действительно, лучше? – поинтересовалась она на прощание.

– Значительно, - заверил я. И ушел.


ГЛАВА  18

НЕПРИЯТНОСТИ  НЕ  ЗАКОНЧИЛИСЬ

На улице, стоило мне только включить телефон, сразу же раздался звонок: Губанов оказался тут как тут.

– Где ты? – заорал он. – Немедленно ко мне. Не-мед-лен-но!

Я отстранил от уха трубку, чтобы не оглохнуть, и спокойно спросил:

– Ты у себя?

– Да. И повторяю: немедленно ко мне.

Капитан напрасно требовательно орал, напрягая голосовые связки, я  и сам собирался к нему.

– Жень, не нервничай. Уже еду. – А про себя подумал: «Только сначала переоденусь».

Разумеется, для визита к Губанову смокинг и бабочка не требовались – он сегодня жаждал видеть меня любого, - и все-таки переодеться следовало.
 

Практически сразу после взрыва в моей квартире, я перевез все уцелевшие вещи к матери. Я, слава Богу, не стилист Сергей Зверев, поэтому гардероб уместился всего лишь в трех сумках и одном целлофановом пакете.

Все эти пожитки были аккуратно сложены в углу зала рядом с любимым креслом отчима. Телевизор они не загораживали, поэтому со стороны дяди Толи возражений не было.

Сейчас волей-неволей мне необходимо было рискнуть и заехать к матери, чтобы распаковать одну из сумок.


И снова должен прервать повествование, буквально на мгновение, чтобы отметить гуманизм преступников, поджидавших меня там. Они дали мне возможность переодеться, поесть фирменного маминого борща и ловко прихватили меня только при выходе из подъезда.

Это были те два типчика, что мозолили мне глаза на перроне несколько дней назад. Детина перегородил дорогу своим необъятным телом, а юркий парень, которого я разглядел позднее, приставил к моей спине дуло пистолета.

– Поехали, - прохрипел детина.

– Вот так сразу! – возмутился я. – Ни здравствуйте, ни как дела!

Детина кивнул в сторону красного «шевроле», припаркованного у тротуара.

– Садись!

Я не шелохнулся.

– Между прочим, меня ждет капитан милиции Губанов. Именно сейчас, - сказал я типчикам вместо этого. –  Просил не задерживаться.

Дуло пистолета сильнее уперлось в спину.

– А мы просим тебя поехать с нами, - прошипел мне на ухо «каратист». – И это срочнее.

Я попытался быть непреклонным:

– Извините, но капитан первым меня ангажировал. А я не привык отказывать, когда уже дал слово. Вы в следующий раз…

Детина схватил меня за воротник и потащил к машине. Причем хватка его была такова, что о сопротивлении не могло быть и речи.

Между тем юркий паренек убрал пистолет и, открыв переднюю дверцу, ловко запрыгнул на место водителя.

– Живее, - скомандовал он напарнику.

Тот затолкал меня на заднее сидение и довольно заметил:

– Готово.

«Каратист» завел двигатель и тронулся с места.

– Погоди! – заорал детина, не успевший еще забраться в машину.

Его юркий напарник огрызнулся:

– Давай живее!

Когда наконец необъятный увалень все же втиснулся в салон, я резко распахнул противоположную дверь и пулей вылетел из машины.

– Держи его, баран! – завопил «каратист».

«Баран» кое-как выбрался из салона и затопал в мою сторону. Однако догнать меня ему явно было не по силам. Да и форы у меня было больше, чем достаточно. Так что все бы ничего, если бы не «каратист».

К сожалению, юркий паренек оказался и половчее и пошустрее своего напарника. Он почти уже настиг меня, когда я, в поисках спасения, вбежал в пиццерию, попавшуюся на моем пути.

«Обломись!» - мысленно поехидничал я над «каратистом», быстрым шагом направляясь к кассе.

Девушка за стойкой округлила глаза, увидев перед собой мою раскрасневшуюся физиономию.
 
– Здравствуйте! Я вас слушаю, - между тем выговорила она заученную фразу и улыбнулась.
 
– «Цезарь» с курицей, стакан яблочного сока, - заказал я, косясь на «каратиста», который замер в дверях, не зная, как ему поступить. – И чашечку кофе. Позднее. Я скажу когда.
 
– Хорошо. – Девушка выбила чек. – Сто двадцать рублей.

Я расплатился.

– Ваш столик семнадцатый, - сказала она, отдавая сдачу. – Присаживайтесь. Вам все принесут.

– Спасибо.

– Приятного аппетита.

– Угу. Аппетит нагулял за десятерых. Спасибо.

– Пожалуйста. – Девушка, судя по бейджеку Вера, переправила улыбку с меня на двух девиц, стоящих следом. – Здравствуйте! Я вас слушаю.

Чтобы привлечь к себе внимание и запомниться, я, проходя к своему столику, намеренно задел мужчину за шестнадцатым. И принялся что есть мочи извиняться перед ним. Он, поначалу изменившийся в лице, в конце концов махнул рукой:

– Ничего страшного. Просто надо быть осмотрительнее.

Я, подобострастно кивая, заверил незнакомца, что обязательно учту его мудрое замечание.
На этом мое экспромтное представление завершилось.

«Как минимум, еще четверо посетителей, не считая самого мужика, обратили на меня внимание, - отметил я про себя, усаживаясь за семнадцатый столик. – Они жаждали скандала, а может и драки, но остались разочарованными. И все-таки я запомнился. Кстати, кто-нибудь мог и узнать меня».

На столиках лежали рекламные проспекты – хвалебные отзывы о пиццерии. В них, в частности, говорилось о расторопности официантов и безграничной услужливости всего персонала. Я бы не стал это оспаривать, однако мой «расторопный» официант оказался не очень-то расторопным. Во всяком случае, первым возле моего столика возник не он, а «каратист».

– Думаешь, здесь мы тебя не достанем? – озираясь по сторонам, прошипел он.

Я ответил нормальным голосом:

– Думаю, да. Слишком много свидетелей.

– А мы подождем. – И он театрально подтвердил словесную угрозу тем, что сжал кулаки. – Руки чешутся.

К нам подошел долгожданный официант с подносом.

– Где у вас туалет, - обратился я к нему. – Моему другу надо вымыть руки. Запачкался где-то, и они чешутся.

Официант отнюдь не с «безграничной услужливостью», а, скорее, безразлично указал на дверь, справа от бара:

– Там. – И, оставив на столе заказ, отошел.

– Слушай, ты – журналюга, тебя никто не собирается трогать, - снова зашипел «каратист» и разжал кулаки. – С тобой хочет поговорить один человек.

– Кто?

– Поехали – узнаешь.

Я отказался:

– Не могу. Очень люблю салат «Цезарь».

– Не дури; клянусь, что мы не тронем тебя.

– А как же угрозы?

Он странно задергался:

– Это я вспылил. Погорячился. Но теперь успокоился…

Я как бы бросил взгляд под стол:

– Коленки еще подергиваются.

Он замер. Шевелились только губы:

– Да была бы моя воля…

В этот момент в пиццерию вломился замешкавшийся детина. Его рожа была перекошена от злости. Разве что пар из ушей не шел.

«В таком состоянии он может запросто и при свидетелях начать палить, - подумал я. И приготовился удирать, выбирая путь отступления: через окно или через кухню. – Глядя на этого Кинг-Конга, особенно верится, что мне абсолютно ничего не угрожает!»

Юркого паренька, видимо, посетили схожие мысли, потому что он, подскочив к напарнику, вытолкал того на улицу.

Я тут же достал телефон и позвонил Губанову.

– Где ты? – накинулся он. – Сколько можно добираться до меня?! В кругосветку отправился? Или забыл адрес? Предупреждаю, если ты не появишься в течение десяти минут, я тебя арестую.

Слова капитана немного развеселили меня:

– Как же ты это сделаешь, если я не появлюсь?

– Рано или поздно поймаю и арестую.

– Тогда чем раньше, тем лучше. Раньше сядешь, раньше выйдешь. – Я отхлебнул сока. – Теперь о… Жень, не перебивай… Я не скрываюсь от тебя. Наоборот – как раз собираюсь сказать, где нахожусь.

– Лучше поскорее приезжай!

– Не могу.

И я поведал Губанову вкратце все то, что произошло со мной за последние четверть часа.
 
– И вот сижу в пиццерии, как в мышеловке, - закончил я. – Так что, Женя, дуй сюда сам и выручай. Да захвати с собой пару человек на подмогу. С оружием. Сгодится даже Субботин.

Губанов, что не говори, был человеком дела:

– Понял. Еду. Никуда не уходи и будь на виду.

– Постараюсь.

Несмотря на то, что я был сыт (борщ – штука калорийная!), мне не оставалось ничего другого, как не спеша приняться за салат. Благо, он, как всегда, оказался вкусным, да и торопиться мне было некуда.

Именно сегодня, следуя увещеваниям зануд-врачей, я тщательно пережевывал каждый кусочек – так, что на поглощение салата и сока у меня ушли рекордные двадцать минут.

Затем я подозвал все того же нерасторопного «расторопного» официанта:

– Можно вас? Мой организм созрел для кофе.

– Сейчас принесу, - пообещал он и вяло направился к бару.

– Сахар не нужен, - негромко крикнул я вдогонку.

– Не любите сладкое?

Передо мной возник из ниоткуда Сергей Иванович Сорокин. Или его копия, что больше походило на правду. В руках она (копия) держала дипломат. Очень схожий с тем, что был в свое время у сморчка.

– А я просто обожаю, - признался нежданный визитер и сел напротив, положив дипломат на край столика. – Конфеты, шоколад, торты разные… В жару ем мороженное килограммами.

У меня перехватило дыхание. Я решил, что третий взрыв уж точно не переживу. Это будет трагический перебор.

– Что вы молчите, Дмитрий Николаевич? – Сладкоежка сощурился. – Видите, я знаю ваши настоящие имя и отчество.

Я откашлялся:

– А ваши как?

– То есть?

– Ваши настоящие?

Он вскинул брови:

– Сергей Иванович.

– Нет, - я покачал головой, - это не ваши, а Сорокина. Труп которого, к слову, я видел под елкой.

Подошел официант. Он принес мой кофе. Сорокин, или его двойник, заказал кофе и себе.

– Вам померещилось, - сказал он мне, когда официант отошел. – Никакого трупа под елкой не было.

– Никакой труп под елкой был, - возразил я. – И я уверен в этом так же, как и в том, что вы не Сорокин.

– А вы не старший лейтенант Субботин. Не так ли?

Я промолчал.

– Мы вас обыскались, Дмитрий Николаевич, - оскалился мой собеседник. – Вас вторые сутки нигде нет: ни дома, ни у друзей.

– Но где-то я все-таки был.

– Да, где-то. – Он вроде бы как улыбнулся, но глаза не улыбались. – Знаете, Дмитрий Николаевич, вы везучий человек. Ей Богу!

«Ну, вот снова о моем везении!»

– У меня к вам есть одно предложение, которое может вас заинтересовать, - продолжил он. – Поскольку вы достаточно неуязвимы – и доказали это – мне поручено… Извините. – У него запиликал мобильник. – Да?.. Он со мной… Сидит напротив меня… Конечно… Да, сделаю.
 
– Передавайте привет шефу, - встрял я.

Он с подозрительностью воззрился на меня. Затем отключил телефон и молча пододвинул ко мне дипломат.

– Сколько там? – поинтересовался я после небольшой паузы.

– Полмиллиона. В евро.

Я даже не моргнул:

– Вы меня не поняли. – И повторил: – Сколько?

– Полмиллиона евро.

«Что он меня за дурака принимает!» - возмутился я про себя. И в третий раз задал свой вопрос:

– Сколько?

Сладкоежка слегка растерялся:

– Я, действительно, вас не понимаю. Сколько чего?

Подошел официант с чашечкой кофе. Я подождал, пока мой собеседник расплатится, и только потом  уточнил:

– Сколько там тротила? Хватит только на меня или разнесет всю пиццерию?

Лже-Сорокин усмехнулся:

– Вы ошибаетесь. Здесь, - постучал пальцами по дипломату, - только деньги. И ничего кроме них. Поверьте мне. Если хотите, я приоткрою его, чтобы вы убедились. – И, не дожидаясь подтверждения, открыл дипломат.

– Всем оставаться на своих местах!

Эффектное появление оперов еще долго будут помнить и персонал пиццерии, и тогдашние посетители. Шоу, которое там устроили милиционеры, во главе с «конферансье» Губановым, было бы непросто забыть даже при большом желании.

– Бомба! – заорал капитан и, схватив дипломат, швырнул его в сторону туалета, подальше от публики. – Ложись!

Возможно, мы и приняли бы это за шутку, если бы сам Губанов не прыгнул на пол, закрыв руками голову. И его свита: Субботин, Груздьев, Литвинов, светловолосый сержант, – тоже.

В результате заразительного примера через секунду на полу уже лежали все, включая лже-Сорокина, который уж точно знал, что в дипломате нет ничего, кроме денег.

– На тебя могут подать в суд! – прошептал я Губанову, открыв глаза и приподняв голову. – Прошло уже не меньше полминуты. Где взрыв?

– Я же говорил, там только деньги. – Лже-Сорокин поднялся с пола и отряхнул брюки. – Ха! Бомба!

А вот милиционерам было не до смеха.

– Чего ж ты сам на пол сиганул? – оскалился Субботин.

Лже-Сорокин пожал плечами:

– За компанию.

Старший лейтенант только фыркнул и посмотрел на капитана. Тот уже вскочил на ноги и испепелял присутствующих гневным взглядом.
 
– Вы идете со мной. – Он схватил лже-Сорокина за рукав и потащил к выходу, но, не дойдя, остановился и скомандовал:

– Субботин, отвечаешь за Уварова. Груздьев, захвати дипломат. Литвинов, запиши фамилии и адреса всех присутствующих. Может пригодиться. В отделение вернешься своим ходом. – И, нахмурившись, ни к кому конкретно не обращаясь, перед уходом бросил: – Приношу всем свои извинения.

Старший лейтенант, как клещами, вцепился в меня.

– Пошли, журналист.

Я не стал в трехтысячный раз поправлять его, что я корреспондент. Субботин прекрасно знал мое отношение к слову «журналист», потому с ехидным удовлетворением повторял его.

– Приступим, - вздохнул Литвинов и достал блокнот.
 
Груздьев, уже с дипломатом, стоял в дверях.


На улице я с опаской огляделся по сторонам.

– Кого-то потерял? – спросил Губанов.

– Угу.

– Парочку с перрона?

– Угу. Детину и «каратиста».

Капитан, севший за руль служебной волги, пробурчал:

– Когда мы приехали, их уже не было. Но ничего, - он поймал взгляд лже-Сорокина в зеркале заднего вида, - не радуйтесь – ваших подельников мы тоже схватим. Это вопрос времени.

Тот возмутился:

– Каких подельников? О чем вы? – Он всем своим видом показывал, что не привык ездить в тесноте – с одной стороны его подпирал Субботин, с другой я. Груздьев сел спереди. – Я вообще не понимаю, что здесь происходит! Я директор сети магазинов города Тулы. Торгую автозапчастями. – Он постарался расправить плечи. – Я знаком с губернатором и мэром.

– Вряд ли. – Губанов завел двигатель. – Настоящий Сорокин, может быть, и был знаком, но только не вы.

– Я и есть настоящий! Я – директор!

Капитан снял машину с ручника и хмыкнул:

– Подумаешь, директор! Я и президентов арестовывал. Например, в том году президента одного банка. Называть его не буду – дело было громкое.

Я кивнул:

– Да, тот еще был президент! Заказать собственную любовницу!

Лже-Сорокин тяжело задышал и опустил голову. Потом, когда мы уже ехали по проспекту, вдруг спросил:

– А санкция на арест у вас есть?

– Зачем? – Губанов покосился на него из-за плеча. – Вы пока не арестованы, а лишь задержаны.

– На каком основании?

– Необходимо выяснить, кто вы такой. И до выяснения…

– Но я ведь уже говорил вам, кто я такой, - перебил капитана лже-Сорокин. – И теперь требую…

Капитан не любил, когда его прерывают. И, как правило, не позволял никому этого делать.
 
– Вы – задержанный, - громко заговорил Губанов, - а следовательно не в том положении, чтобы чего-либо требовать. К тому же, в моем кабинете вас ждет приятная встреча. Этакий сюрприз. – Губанов посигналил плетущейся впереди «Оке». – Так что наберитесь терпения.

Лже-Сорокин помрачнел:

– Я не люблю сюрпризы.

– Этот вам понравится.

– Вряд ли.

Больше до самого отделения никто из нас не проронил ни звука.

Я воспользуюсь этой молчаливой паузой для того, чтобы принести свои извинения читателям: еще не предоставив достаточных доказательств, я принялся именовать человека, предлагавшего мне деньги, лже-Сорокиным. Признаюсь, в то время это все было на подсознательном, интуитивном уровне.  А подтверждение моих умозаключений ожидало нас в отделении – Губанов справедливо обозвал его «сюрпризом». И, забегая вперед, скажу, что этим «сюрпризом» являлась бывшая жена Сорокина, проживающая в Щекине. Она должна была ответить на волнующий всех вопрос: настоящий ли директор находился сейчас во главе компании, или его двойник.


ГЛАВА  19

КРАЙНИЙ  СЛЕВА

Сорокина Марина Витальевна, в девичестве Коталева, лет десять назад, вероятно, обладала сногсшибательной  внешностью. Следы былой красоты еще были заметны, хотя уже не бросались в глаза. «Когда-то Сорокин, должно быть, гордился собой за то, что отхватил в Щекине такой персик, - думал я, разглядывая «сюрприз» Губанова. (Не зря же, спустя годы, он хранил фотографию бывшей у себя в кабинете!) – Потом обглодал фрукт до косточки и, не заморачиваясь, выплюнул остатки. Экс-супруга вернулась в свою тьму-таракань, и за два-три года от секс-бомбы не осталось и запала».

Она поймала мой взгляд, моментально выделив меня среди прочих, и рассерженно проговорила:

– Для чего меня привезли сюда? Я сижу здесь уже часа три! Может, четыре!

– По правде сказать, не больше часа, - поправил ее майор Буличев и провел ладонями по своим седым вискам. Майору было немного за сорок, но седина начала пробиваться еще тогда, когда ему едва перевалило за тридцать.

– Привет, - поздоровался он со мной.

– Привет, - ответствовал я.

Губанов выдвинулся вперед и учтиво сказал Сорокиной:

– Марина Витальевна, нам необходима ваша помощь. Никто, кроме вас, не в силах нам помочь.

Сорокиной такие слова польстили, и она снисходительно произнесла:

– Говорите.

Капитан, с одобряющего кивка Буличева, так и поступил:

– Марина Витальевна, сейчас перед вами предстанут трое мужчин. Вам необходимо будет внимательно посмотреть на них и сказать, знаком ли вам кто-нибудь из них. Ясно?
 
– И что мне это даст?

Капитан сглотнул:

– Вам – ничего. А нам это очень поможет.

– Мы будем вам бесконечно благодарны, - вежливо добавил Буличев.

– Меня отвезут домой на машине? – Интонацией она давала понять, что, может быть, и согласится сделать милиционерам одолжение.

– В Щекино? – удивился майор.

Сорокина строго уточнила:

– Да. И до подъезда.

Буличев вздохнул и посмотрел на Губанова:

– Жень, не знаешь, как там с волгой? Доедет?

Капитан пожал плечами:

– Мы нормально добрались. Правда, бензина маловато.

Буличев снова погладил виски и, наконец, решившись, сказал Губанову:

– Сержант придет, дашь ему денег – пусть заправится и отвезет Марину Витальевну.

– До подъезда, - напомнила Сорокина.

– Разумеется.

– Но у меня денег кот наплакал! – попытался возразить капитан. – Легче скинуться и вызвать такси.

Майор успокоительно пообещал:

– Не переживай, я поговорю с Родниным, и тебе все вернут.

– Хотелось бы верить.

– Так меня отвезут? – Сорокина не любила ждать.

– Да. – Буличев нетерпеливо заерзал на стуле. – Вы готовы к опознанию?

– Готова.

Губанов потер ладони:

– Марина Витальевна, мы должны предупредить вас об ответственности за дачу заведомо ложных показаний.

– Я все знаю, - отмахнулась она. – Сериалы смотрим.

– Тогда прочтите и распишитесь. – Капитан протянул ей бумагу и ручку. – Это все о той же ответственности.

– Я умею читать. – Сорокина сосредоточено уставилась на бумагу, демонстративно подняв ее на уровень лица.

«Если и умеет читать, - отметил я про себя спустя минут десять, - то только по слогам».
 
– Внизу ставить подпись или фамилию полностью? – с пренебрежением осведомилась Сорокина, дочитав документ.

Ответил капитан:

– Достаточно подписи. И числа.

– А какое сегодня? Почему у вас на стене нет календаря? Сейчас он должен быть у всех!

Мне подумалось, что я уже встречался на днях с одной стервой, которая, между прочим, плохо кончила.

Сорокина обратила внимание на меня:

– А вы кто? Ваше лицо мне кажется знакомым. – Она посмотрела на Буличева. – Кто он? Сидит в углу и молча меня разглядывает.

– А-а-а… Это Дмитрий Николаевич Уваров, корреспондент еженедельника «Пригород», - представил меня майор. – Он помогает нам в расследовании.

– В расследовании чего?

– Позвольте мне умолчать об этом.

– Нет. Я бы хотела знать…

– Так мы приступаем к опознанию? – в нетерпении перебил Губанов, обращаясь к Буличеву. – Время идет.

Тот посмотрел на женщину, она – строго – на капитана.

– Я уже говорила, что готова.

– Очень хорошо. – Губанов подошел к двери и, открыв ее, позвал: – Субботин!.. Заводи.

Первым в кабинет вошел младший лейтенант Груздьев. За ним следовали трое мужчин, одним из которых был лже-Сорокин. Замыкал шествие Субботин.

– Встаньте, пожалуйста, в ряд, - попросил майор троих мужчин. Потом бросил Груздьеву: – Закрой дверь.

Тот мигом исполнил приказ.

– Итак, приступим. – Буличев встал из-за стола и подошел к Сорокиной. – Марина Витальевна, узнаете ли вы кого-нибудь из этих мужчин?

Она принялась поочередно внимательно разглядывать их, особо не останавливаясь ни на одном лице.

– Вы можете встать и подойти к ним, - предложил Губанов.

Она отказалась:

– У меня прекрасное зрение. – И тут же сощурилась. – Крайний слева напоминает мне моего бывшего мужа.

– Значит, крайний слева?

– Да. Крайний слева.

Это был лже-Сорокин.

– Но это не ваш бывший муж? – осведомился Буличев.

– Нет, конечно, - вскинув брови, ответила она, - что я – собственного мужа не узнаю? Хоть и бывшего.

– Вы уверены?

Она покачала головой и все-таки поднялась. Подошла к подозреваемому и абсолютно бесцеремонно воззрилась на него.

– Поразительно, как похож на Сережу.

– Я и есть Сергей Ива… – начал было лже-Сорокин, но под взглядом женщины замолчал.
– Письменно подтвердите? – Губанов встал рядом с Сорокиной.

Она слегка отпрянула:

– Что именно?

– То, что… – Капитан закашлялся.

Ему на выручку пришел Субботин:

– То, что среди предъявленных вам мужчин, не было вашего бывшего мужа.

– Прямо сейчас? – спросила она.

Я не сдержался и сказал:

– Лучше сейчас. А то вдруг вы назавтра передумаете.

Все посмотрели на меня. А Буличев поинтересовался:

– С чего бы это ей передумывать?

Я ответил на вопрос вопросом:

– А Локшиной с чего было передумывать? Однако она передумала. То ей вроде бы повстречался человек, похожий на ее шефа, а то вдруг выясняется, что это он самый и был. Чудеса!

– Кто тебе сказал?

– Что Локшина передумала?

– Да.

– Она сама.

– Когда?

– Незадолго до смерти.

Майор затряс рукой:

– Нам с тобой следует серьезно поговорить.

Губанов же спросил:

– Так ты все-таки признаешь, что виделся с Локшиной?

У меня не было причин что-то отрицать или скрывать:

– Да. И в машине с ней был я. И это я распахнул дверцу и убежал по снегу. – Я пожал плечами: – Если уж я отказался от денег за молчание, остается только говорить.

– Кстати, - Буличев посмотрел на Груздьева, - сколько там было?

Тот перестал поглаживать свои смешные редкие усики и ответил:

– Как и говорил Дмитрий Николаевич, - поллимона евро.

– Полмиллиона, - поправил его майор. – Сумма впечатляет.

Губанов подошел ко мне и посмотрел сверху вниз:

– А ты, случаем, ничего не терял?

Я, продолжая сидеть, запрокинул голову:

– Терял. Свадебное кольцо.

– Где?

– Если бы я знал. Могу только догадываться.

– Попробуй, - предложил капитан.

Варианта было два: либо у Локшиной дома, либо у нее в машине. Так я и сказал Губанову. И спросил:

– Где вы его нашли?

– В машине. – Капитан выдержал паузу. – Я сразу подумал о тебе. А когда увидел сегодня, что на твоем пальце кольца нет, понял, что был прав.

Долго смотреть вверх очень неприятно из-за неудобного положения головы, поэтому я для разгрузки перевел взгляд на Буличева:

– Мне его вернут?

Майор вместо ответа сам поинтересовался:

– А зачем ты его снимал?

Я развел руками:

– Я его не снимал. Само соскочило. – И подумал: «Какого дьявола они набросились на меня, словно это я подозреваемый!»

Субботин, давно пытавшийся вставить словечко, наконец, выдал:

– Не похоже, чтобы Уваров сильно похудел.

Милиционеры собрались было обсудить метаморфозы моего телосложения, но, слава Богу, им не дали этого сделать.

– Вы закончили? – недовольно зафыркала Сорокина. – Все вы? Может быть, теперь обратите внимание на меня? – Ей не нравилось быть на вторых ролях.

– Да, конечно, Марина Витальевна. – Буличев суетливо принялся распоряжаться: – Мы пока с гражданкой Сорокиной останемся здесь. (Младшему лейтенанту.) Ты с нами. (Губанову.) А ты отправляйся вместе с Уваровым к себе. (Субботину.) Бери пока неизвестного нам гражданина, - указал на лже-Сорокина, - и за капитаном. – Майор пожевал нижнюю губу. – Без меня ни звука. Я еще должен заскочить к Роднину. Затем присоединюсь к вам. Все ясно?

Губанов кивнул.

– А я и вправду могу передумать! – значительно выдала Сорокина.

– Что? – в один голос произнесли и Буличев и Губанов.

– Ведь это же очевидно, - она ухмыльнулась, - представленный мне гражданин вполне может оказаться моим бывшим мужем после пластической операции. В таком случае точно я смогу сказать, только пообщавшись с ним поближе или… – Она запнулась. – Но на это он вряд ли пойдет.

Не знаю, что было бы с операми, если бы в комнату не заглянул Литвинов и не отвлек их:

– Товарищ майор, мы раздобыли отпечатки Сорокина.

Буличев тут же пришел в себя и сказал Губанову:

– Жень, пусть у подозреваемого снимут отпечатки. Может, он уже засвеченный.

– Сделаем, - охотно отозвался капитан.

Неутомимая Сорокина тоже подала голос:

– Я тоже хотела бы знать результаты!

Майор обреченно взглянул на Сорокину и тяжело вздохнул.


ГЛАВА  20

В  ДВУХ  ШАГАХ  ОТ  ИСТИНЫ

В кабинете Губанова воцарилась тишина. Все четверо (это Губанов, Субботин, лже-Сорокин и я) не стремились ее нарушить и лишь исподволь поглядывали друг на друга. Каждый думал о чем-то своем и делится сокровенным с остальными не собирался.

Капитан утрамбовался в кресле и курил. Лже-Сорокин сидел на стуле и тоже курил (крепкий «Альянс» капитана, а не легкий «Кент»!). Субботин, как маятник, мотался позади фальшивого директора. Я стоял у окна и глядел на январский грязно-серый городской пейзаж.

Эта мизансцена длилась уже до-о-олгих двадцать семь минут, а майора Буличева все не было. В первые пять минут мы успели выплеснуть все свои эмоции: и возмущались, и орали, и предупреждали, и угрожали. Но затем заметно поутихли, а сейчас и вовсе сникли. Чуть ли не спали.

Когда у меня запиликал мобильник, все трое посмотрели в мою сторону с такими недовольными физиономиями, словно я и вправду их разбудил.

Я не стал извиняться – не Версаль! – и ответил на звонок.

– Дима, это Денис. Заедешь сегодня?

Мне мой дальнейший распорядок дня представлялся смутно, поэтому я ответил:

– Не знаю. Вряд ли. А надо?

– Я, конечно, не должен тебе говорить, но Аня обещала приехать. Неожиданно. Чтобы сделать тебе сюрприз. Приедет сразу на вашу квартиру.

– Минуточку. – Я прикрыл ладонью телефон и сказал Губанову: – Жень, не напрягай слух. Это Денис, Анин брат. По поводу ремонта.

Капитан насупился:

– Я и не напрягаю.

Субботин поддакнул:

– Очень надо.

Старший лейтенант еще что-то добавил, но я уже не слушал его, вернувшись к разговору с Денисом.

– Во сколько Аня приезжает?

Денис точно не знал, но заверил, что обязательно ее дождется.

– А вы оба дождитесь меня. Хорошо? – Я взглянул на настенные часы. – Правда, даже приблизительно не могу сказать, когда освобожусь… Что там с ремонтом?
 
– Все почти закончено. Завтра-послезавтра эти… последние штрихи: устранение недоделок, всякие мелочи…

– Спасибо, Ден, - поблагодарил я, - ты настоящий друг.

– Еще бы.

До прихода майора Буличева я успел также ответить и на два других звонка: один от Сергея Борисовича, моего шефа, второй – от Серегина. Первый уточнял, когда я выйду на работу, второй интересовался состоянием Липатова. Я обязался перезвонить обоим в самое ближайшее время.

Затем я сам позвонил Ане, якобы просто так. На самом же деле, мне хотелось получить подтверждение ее сегодняшнего возвращения.

– Так когда ты вернешься? – спросил я, как бы между прочим, чтобы не выдать Дениса. – Ань, я по тебе соскучился.

Она насторожилась:

– Ты не говорил с Денисом?

– О чем? – Я был сама наивность, помноженная на неосведомленность. – О чем, Ань?

– Обо мне?

– Я его сегодня не видел. А что? Что-нибудь случилось?

– Нет, ничего.

– Когда же ты приедешь?

Она помолчала и, наконец, ответила:

– Еще не знаю. На днях. Пусть это будет для тебя приятной неожиданностью.

«Так и есть, - подумал я. – Денис прав: приедет сегодня».

Несколько ласковых слов, и разговор был закончен.

Словно по заранее отрепетированному сценарию, стоило мне убрать мобильник, как в кабинет ворвался взъерошенный Буличев. За ним по пятам следовали «смешные усики» – младший лейтенант Груздьев.

Майор, несмотря на всклокоченность, выглядел довольным:

– Итак, многое проясняется. – Он сел рядом со лже-Сорокиным, хотя Губанов и предлагал ему свое кресло. – И многое становится на свои места.

Никто не проронил ни звука.

Майор, посмотрев на фальшивого директора, спросил:

– Вы будете придерживаться прежних показаний? Или измените их? Пока не поздно.

– Чего ради я буду их менять? – протяжно и неуверенно заговорил лже-Сорокин. – Они правдивы.

Буличев улыбнулся:

– Сомневаюсь, Юрий Алексеевич.

Лже-Сорокин задергался:

– Как вы меня назвали?

Майор повторил:

– Юрий Алексеевич. – И добавил, обращаясь к капитану: – Позволь, Жень, представить тебе ранее судимого за подлоги Ганькова Юрия Алексеевича.

Я не сдержался и подал голос:

– Выходит, под елкой все же был труп настоящего Сорокина.

– Выходит, - кивнул Буличев. – Жаль, что мы не нашли тело.

– Наверное, его вывезли куда-нибудь подальше и закопали, - предположил Губанов.
 
– Может быть, Юрий Алексеевич нам поможет во всем разобраться? – Майор сощурился. – Как ни как помощь следствию…

– Да бросьте, - Ганьков опустил плечи, - можете не продолжать. Я знаю правила игры, и все расскажу сам.

– Хотелось бы верить.

Лже-Сорокин покачал головой и попросил закурить.

– Ох, как вы, наверное, намучались с легким «Кентом» Сергея Ивановича? – с издевкой посочувствовал я. – Для вас ведь они слишком слабые. Прям хоть фильтр отламывай.

Ганьков, затянувшись от души крепким «Альянсом», признал правоту моих слов:
 
– Он вообще был слабак, этот Сорокин. Отхватил сильную женщину – естественно, не удержал. Узнал про махинации – стал дрожать каждую минуту. Не было сил бросить курить, вот и сосал этот девчачий «Кент».

– Узнал про махинации? – Буличев выглядел крайне заинтересованным. – Продолжайте, Ганьков!

Тот удивился:

– Разве вы еще не поняли, что он был пешкой, подставной фигурой…
 
– Зицпредседателем Фунтом, - проявил эрудицию Груздьев.

– Вроде того.

– Это понятно, - сказал я, - не ясно только…

– Понятно?! – Губанов уставился на меня. – Тебе понятно?!

– Конечно. – Я откинулся на спинку стула. – Действовала небольшая преступная организация во главе с…

– Эй-эй-эй! – заторопившись, перебил меня Буличев. – Замолчи, умник! Мы не тебя допрашиваем.

Я, оправдываясь, произнес:

– Капитан спросил, я ответил. Хотел ответить. – И с вызовом: – Я воспитанный человек. Когда, например, со мной здороваются, я, как правило, тоже говорю «здрасьте».

Майор почесал подбородок и примирительно сказал:

– Дим, у тебя еще будет возможность высказаться. Позднее.

Пожав плечами, я подумал: «Да ради Бога!» и демонстративно сжал губы.
 
– Ну, Ганьков, - Буличев повернулся к лже-Сорокину. – Излагайте, что к чему.

Тот наморщил лоб и попросил:

– А вы не могли бы задавать вопросы? Я бы отвечал. Так проще.

– Нет. Лучше уж вы сами. Без подсказок.

Субботину захотелось посадить меня в лужу, и он предложил:

– Товарищ майор, а пусть журналист задаст вопросы. Посмотрим, так ли он умен, как говорит. А то ему, видите ли, все понятно!

– И мне было бы проще, - снова пробурчал Ганьков.

Буличев, прикинув все «за» и «против», сдался:

– Хорошо. – И бросил мне: – Задавай, если хочется.

Мне не хотелось, но Субботина следовало умыть. Тем более что он сам напрашивался, повторяя:

– Задавай-задавай!

«Семь пятниц на неделе!» - подумал я. Вздохнул и приступил к делу:

– У меня для начала сразу три вопроса. Первый: почему заместитель Сорокина Козин, как мне говорили, признал в вас, Ганьков, своего начальника? Второй: кого беспрекословно могла послушаться Локшина, секретарша? И третий: почему Локшина сидела перед дверью заместителя, а не директора?

Ганьков почти с восхищением смотрел на меня:

– Вы, действительно, все знаете.

– По большей части, - подтвердил я.

Он потер нос:

– Я еще тогда, возле елки, понял, что с вами возникнут проблемы. Хотя, когда вы взяли окурок на анализ слюны, я решил: пронесло, этот мент – слабоумный. Выходит, ошибся.
 
– Дважды, - уточнил я.

Ганьков сдвинул брови:

– Почему дважды?

– Я не мент, и не слабоумный.


ГЛАВА  21

ВСЕ  ТОЧКИ  РАССТАВЛЕНЫ

– А я себя сейчас ощущаю именно таким, - возмутился Буличев. – Может, кто-нибудь просветит меня, недалекого?

Просветил Губанов:

– Исходя из вопросов Уварова, получается, что главарь банды – Козин Андрей Александрович. И он, к тому же, настоящий директор.

Я кивнул:

– Очевидный ответ.

– Вам следовало представляться не старшим лейтенантом, а сразу полковником, - сделал мне комплимент Ганьков, чем, сам того не желая, подставил меня.

– Каким это старшим лейтенантом? – зарычал Субботин. – Когда это он представлялся старшим лейтенантом?

Ко мне на выручку пришел Губанов. Он строго посмотрел на Субботина, а потом обратился к Ганькову:

– Уваров задал вам три вопроса. Суть понятна, но хотелось бы все же, чтобы вы на них ответили. И поконкретнее.

Ганьков сглотнул и приступил к рассказу: 

– Если по вопросам… Хотя… как получится. – Он снова сглотнул. – Сорокин был и трусоват и наивен. Он на самом деле считал, что руководит сетью магазинов. И думал, что его фирма занимается только продажей новых автозапчастей. Он до последнего времени не мог и предположить, что Козин вовсю торгует крадеными машинами и запчастями. А когда узнал, уж я не знаю откуда, то устроил скандал. Он потребовал… ха!.. вы слышите?.. он дрожащим голосом потребовал у Козина, чтобы тот все прекратил, пока их не арестовали. Козин же, мужик серьезный, но вспыльчивый, врезал Сорокину и сказал, что уже поздно отступать. Мол, какой-то журналист все разнюхал, и его пришлось убрать.

– Вы присутствовали при их беседе? – спросил Буличев.

Ганьков закачал головой:

– Нет.

– Откуда же вам так все хорошо известно? Про дрожащий голос, например.
 
– Козин после ухода Сорокина вызвал меня, Толика и Рому к себе и в двух словах пересказал разговор.

– Кто такие Толик и Рома? – Губанов приготовил блокнот и ручку.

– «Шестерки» Козина. Фамилии, к сожалению, не знаю. Выполняют всю грязную работенку.

– Опишите их.

Ганькову не пришлось напрягаться:

– Один молодой парень, щуплый такой, другой – огромный бугай. Оба работают в шиномонтаже. Это как бы на поверхности. А на самом деле: разбирают краденые тачки на запчасти.

– К тому же, убивают людей, - добавил майор. – Так, Юрий Алексеевич?

Тот опустил глаза, не подтверждая этого, но и не опровергая.

«Каратист» и детина», - мысленно предположил я. И спросил:

– А Александр Степанович заодно с ними?

– Кто? – переспросил Ганьков. 

– Александр Степанович. Работал в том же шиномонтаже.

Ганьков скривил губы:

– Значит, и он тоже. Просто мне не все знакомы. Я знаю лишь верхушку айсберга. А есть еще угонщики, перекупщики…

– Александр Степанович работал вместе с Толиком и Ромой, - уточнил я. – Недавно уволился. 

Ганьков задумался, потом уверенно заявил:

– Нет, впервые о нем слышу.

Если учесть, что лже-Сорокин до этого так охотно все рассказывал, я поверил ему.

– А-а-а, Юрий Алексеевич, - Губанов замахал авторучкой, - уточните: кто из них кто? – И взглянул в блокнот. – Щуплый – это кто?

– Рома.

– А бугай, соответственно, Толик?

– Да.

– Ясно. Спасибо. – Губанов сделал пометки. – Получается, вам известны только три фигуранта: Козин, Рома и Толик?

Ганьков подтверждающее кивнул.

– Хорошо, продолжайте.

Лже-Сорокин оглядел нас:

– На чем я остановился?

– Козин вызвал вас троих к себе, - напомнил Буличев. – Зачем? Поручил убить Сорокина?
– М-м-м… Напрямую при мне он не говорил…

– Поручил или нет?

– Да. Роме и Толику. Я же должен был только занять место Сорокина. Я внешне похож на него.

– Однако вы не похожи на дурака! – многозначительно заметил Губанов и потянулся за сигаретой.

– Не понял? – лже-Сорокин посмотрел на капитана.

Тот объяснил:

– Зачем вам нужна была такая рискованная игра? Где гарантия, что в скором времени Толик и Рома не пришли бы к вам с тем же поручением?

Ганьков как-то даже растерялся:

– Во-первых, мне предложили неплохие деньги. Во-вторых, я не собирался становиться на пути Козина. Да и потом, Толик с Ромой скорее пришли бы ко мне, если бы я отказался.

– А кем вы были до этого предложения? – поинтересовался Буличев.

– Я перегонял машины.

– Краденые?

Он ответил после паузы:

– Да.

– Значит, можете назвать еще нескольких участников. Других перегонщиков, например.

Ганьков совсем завял:

– Я работал один.

– Верится с трудом. – Майор подмигнул Губанову и задал Ганькову следующий вопрос: – Кто задушил Сорокина?

– Рома. То есть я не…

Майор ухмыльнулся:

– Раз уж вы начали говорить, говорите все начистоту. Не юлите. Вам же лучше будет. Итак, Сорокина задушил … ? Кто?

– Рома.

– Что вы делали в это время?

– Ждал в машине. Потом увидел, как в дом проник он, - указал на меня, - и предупредил Рому. Мы спрятались. Толик отволок тело на улицу и положил в багажник.

– Предварительно сняв с него халат, - уточнил я.

– Да, - кивнул Ганьков. – Мы не думали, что вы заметили мертвеца. Решили, что вы сразу пошли на второй этаж. Вот я и появился перед вами как хозяин дома.

– Ты когда-нибудь доиграешься со своей самодеятельностью! Обещаю тебе это! – не преминул припугнуть меня Буличев. – Незаконное проникновение в чужое жилье!

Субботин поддержал его:

– Для Уварова законы не писаны!

Не отвечая на нападки, я невозмутимо поинтересовался у Ганькова:

– А кто отправил Толика и Рому на перрон вслед за мной? Скажите, не вы?

– Не я. Козин. Я позвонил ему, он и приказал.

– Они должны были убить меня?

– Не знаю. – Ганьков вроде бы и смотрел на меня, однако глаза его бегали. – Но думаю, вам крупно повезло.

Губанов, ухмыльнувшись, погасил сигарету. Я же с горечью заметил:

– Я вообще везунчик. В огне не горю и в воде не тону. Может быть, попробовать как-нибудь прыгнуть с парашютом?!

– Прямо как… – начал было Субботин, но я опередил его:

– Не надо неприличных сравнений.

Майор Буличев был человеком серьезным, поэтому вернул разговор в деловое русло:
 
– Где сейчас тело Сорокина?

Пожав плечами, Ганьков ответил:

– Толик вернулся за машиной. И уехал. А труп оставался в багажнике. Где он теперь, мне не известно.

– Допустим, - майор бросил взгляд на часы. – Почему убили Локшину? И кто это сделал?

Ганьков попросил сигарету и, уже закурив, пробормотал:

– Толик или Рома.

– Говорите громче.

– Толик или Рома. Кто же еще? А вот кто из них – не могу сказать.

– За что ее убили?

– Козин испугался, что она проболтается. Мы не успели предупредить ее, и она чуть не выдала меня. Здесь. В этом же кабинете. Потом ею заинтересовался… «Уваров» ваша фамилия?

Я подтвердил кивком.

– Так вот, - продолжил он, теперь глядя мне прямо в глаза, - решено было устроить так, чтобы все походило на несчастный случай. Локшина должна была вас усыпить. Потом отзвониться, что все в порядке.

– Не подозревая, что сама станет жертвой, - прибавил я.

– Я тоже об этом не подозревал, - замотал головой Ганьков, - честное слово, не подозревал.

Никто не высказал свою точку зрения: верит он ему или нет.

– Вы знаете, как они все устроили? – спросил Буличев.

Ганьков снова замотал головой:

– Нет.

– Стукнули по голове, - подсказал я.

– Да, эксперты указали на рану в области затылка, - буркнул майор.
 
«В области затылка» - ох уж эти мне эксперты! – подумал я. – Нормальные люди так не выражаются».

Губанов отложил ручку и с сомнением в голосе произнес:

– Юрий Алексеевич, судя по вашим словам, в этой банде, вы – фигура не крупная. Я прав?

– Так и есть, - закивал Ганьков. – Пешка! Только пешка!

Капитан оттопырил нижнюю губу:

– Тогда возникает одна несостыковочка: вы, как сами себя называете, пешка, однако в курсе всех планов и намерений Козина. Почему он во все вас посвящает? Зачем ему это нужно? Почему бы не использовать вас вслепую? Ведь вы всего лишь перегонщик, подрабатывающий двойником?

Ганьков нахмурился, но ничего не ответил. Сделал последнюю затяжку и тщательно затушил окурок.

Буличев переводил взгляд с лже-Сорокина на Губанова и обратно. Потом остановился на капитане:

– Жень, к чему ты клонишь? Думаешь, что главарь он? – И указал на Ганькова.

Тот покрылся испариной и почти заорал:

– Вы ошибаетесь! Я не главарь! Я все честно рассказал!

– За исключением того, что вы не пешка, - поправил Губанов, - а полноценный член шайки. И виноваты в убийствах и покушениях не меньше Козина. Я готов спорить, что ему не пришлось вас долго уговаривать занять место Сорокина.

Теперь Ганьков, подобно хамелеону, поменял цвет и стал пепельно-серым.
 
– Нет! Нет! Нет! – запричитал он.

Капитан настаивал, повторяя ему в тон:

– Да! Да! Да!

– Но я же сотрудничаю с вами, - продолжил причитать Ганьков. – И в суде скажу все, что надо. – Замотал головой. – Заверяю, я всегда был против убийств. Если бы была моя воля, я бы никогда… понимаете, никогда…

Он не договорил, но и без того было произнесено достаточно.

Губанов удовлетворенно выдохнул, откинулся на спинку кресла и закурил.

А Буличев посоветовал лже-Сорокину:

– Лучше всегда сразу говорить правду. Она ведь рано или поздно все равно откроется. Уж поверьте мне!

Я смотрел на раздавленного Ганькова, и мне ничуть не было его жалко. Я вспомнил о Липатове, о подозрительных, но таких манящих заигрываниях Локшиной, о Кате… и о том, что сегодня ко мне должна вернуться Аня.

– Я сделаю все, что вы скажите, - пробормотал лже-Сорокин, с рабской преданностью глядя на майора.

Буличев поднялся, взял со стола Губанова несколько листов бумаги и ручку.

– Пишите, Ганьков. Все, что сейчас говорили. – И добавил: – Не забудьте число и подпись.

Тот промямлил:

– Мне это зачтется?

– А как же! – Майор наморщил лоб. – Кстати, Юрий Алексеевич, а зачем вы сами приходили в отделение?

– Когда?

– На следующий день после того, как Уваров проник к вам… тьфу!.. к Сорокину. Зачем?

– Чтобы узнать, из милиции он или нет. И что его интересовало.

Майор несколько секунд молча смотрел на Ганькова, затем хлопнул в ладоши:

– Хорошо. Последний вопрос: где сейчас Козин, Толик и Рома?

Ганьков приподнял правое плечо:

– Кто их знает? В офисе, наверное. – И опомнившись: – Извините. Должны быть там.

– Значится так, - Буличев решительно потер ладони и повернулся к Губанову: – Жень, отправишься туда. Возьмешь с собой Субботина и Груздьева. Я договорюсь насчет ОМОНа. Без него не обойтись.

– По любому, - согласился капитан. – Эти парни из шиномонтажа просто так не сдадутся.

– Да. Своими силами не получится.

Ганьков, не написавший еще ни строчки, сказал:

– Козин держит в сейфе пистолет.

– Весело. – Буличев взглянул на часы. – Тогда так: я – к Роднину, вы пока здесь. Я мигом.

– Товарищ майор, - окликнул я его.

Он обернулся:

– Что?

– Можно и мне поехать на задержание, - попросился я. – Все-таки Липатов мой коллега и друг. Обещаю, что останусь в машине.

– В ней места мало, - буркнул Субботин.

– Ничего, потеснитесь, - неожиданно поддержал меня майор: – Дима может пригодиться.

Я закивал:

– Я такой. Я пригожусь.

– Только без разрешения из машины ни шагу.

– Разумеется.

Буличев перевел взгляд на капитана:

– Ждите. Я скоро.


В отличие от первого раза, Буличев вернулся так быстро, что Ганьков не успел написать и половину своих «мемуаров». Помимо приятной новости о поддержке ОМОНа, майор внес некоторые дислокационные изменения.  Младший лейтенант Груздьев был оставлен с «писателем», а сам Буличев решил отправиться с нами, чтобы возглавить операцию.


ГЛАВА  22

А  ПОД  КОНЕЦ  ДВА  ВЫСТРЕЛА

Есть в русском языке несколько фраз, которые всегда пугают меня или повергают в шок. Одной из них является выражение: «работает ОМОН». Даже понимание того, что мы, как правило, на одной стороне, не сильно успокаивает. В том, кто свой, кто чужой, эти парни никогда особо не разбираются – их задача не в этом.

В тот день, к моей великой радости, мне не пришлось даже увидеть их, только услышать по рации вышеназванную фразу.

– Все! Погнали, - скомандовал Буличев, и операция по захвату преступников началась.

Я, как и предполагалось, остался в машине, светло-серой волге. Роль няньки при мне исполнял сам капитан Губанов. Женя рвался в бой, но Буличев мотивировал свой поступок следующими словами:

– Ты будешь прикрывать наши тылы. Это важно.

«К тому же, - мелькнуло у меня в голове, - больше оставить со мной было некого. Про нашу с Субботиным антипатию ходили легенды».

План у оперов был такой: когда всех, находящихся в офисе Козина, скрутят, мы с Губановым по-королевски проследуем внутрь. Если же там никого не окажется, мы вместе с омоновцами отправимся в шиномонтаж. В случае неудачи и там… Впрочем, так далеко опера не заглядывали. И правильно: к чему излишне напрягаться, если все может благополучно закончиться и здесь – в офисе Козина.

Таков был план. Но, увы, он нам не пригодился. Все пошло наперекосяк с того самого момента, как я заметил проезжавшую мимо нас иномарку – красное «шевроле» с тонированными стеклами. 

– Жень, парни из шиномонтажа ездят на такой же тачке, - обратил я внимание капитана на иномарку. – Да и Липатова как-то подрезала такая же.

– Уверен?

– Абсолютно. Хотя я и не запомнил номера, думаю, это она.

«Шевроле» притормозило у входа в офис, затем резко рвануло с места и понеслось прочь.

Губанов включил зажигание, и волга помчалась вслед за преступниками.

– Звони Буличеву, - бросил мне капитан. – Предупреди, что мы преследуем убийц.

– Хорошо. – Я принялся набирать номер майора.

Голос у того был раздраженным:

– Да? Уваров, ты? Здесь никого нет. Мы выходим. Придется отправляться в шиномонтаж.

– Не придется, - возразил я. – Мы с Губановым преследуем преступников. Они подъехали к офису на красном «шевроле». Потом заподозрили что-то неладное и быстро уехали.

– Куда?.. В смысле: где вы?

– Повернули на Калужское шоссе.

– Сколько человек в «шевроле»?

– Не известно. Тонировка что надо. Куда только гаишники смотрят?!

– Значит, может быть, от одного до пяти человек. Или даже шести.

Я согласился:

– Вполне.

– И все могут быть вооружены.

Обрисованная перспективка, конечно, была та еще. Однако, кто оспорит предположение Буличева?! В этот раз мое везение может меня и подвести!
 
– Да, хреновые дела, - только и сказал я.

– Хреновые. – Майор соображал недолго. – Вот что: следуйте за ними, но в контакт не вступайте. Не пытайтесь задержать их самостоятельно. Геройства с перестрелками мне не нужны. Там несколько постов – они просто так не проскочат, если превышают скорость.
 
– Нет, - сказал я, - они пока не догадались, что за ними погоня… слежка. Едут нормально, по правилам.

– Пока, да, - согласился Губанов. – Но у нас бензина после Щекина – кот наплакал. Долго их вести не сможем. А если остановиться заправиться, можем упустить.

– Какие номера у «шевроле»? – спросил Буличев.

Я сощурился:

– Не могу точно разглядеть. Что-то: Н320 или 329…

– Н329МВ, - подсказал капитан. – Вон они. Я их вижу. Еще минута – и догоним.

– Догонять майор запретил. – Я ткнул пальцем в телефон. – Слежка и все!
 
– Черт! – выругался Губанов.

Буличев между тем, прежде чем отключиться, пообещал:

– Я объявлю перехват. Держите меня в курсе.

Однако перехват не понадобился. Красное «шевроле», по неизвестным нам причинам (возможно, из-за тонировки), остановили на посту ДПС.

– Правда на нашей стороне, - довольно произнес Губанов. – Теперь наши силы либо на уровне, либо превышают силы противника.

– На меня не рассчитывай, - возразил я. – Боевики со свистом пуль мне нравятся только в кино.

Губанов ухмыльнулся:

– Без тебя обойдусь.

– К тому же Буличев приказал в контакт не вступать, - напомнил я. – Это его дословный приказ!

Капитан посерьезнел:

– Если бы он был здесь, он бы изменил приказ. Всегда нужно действовать по обстановке. – И через паузу добавил: – Чувствую, удача сегодня на моей стороне.

– Еще бы, - кивнул я, - ты находишься рядом с самым везучим человеком на земле.

Он хлопнул меня по плечу:

– Если хочешь им оставаться и в дальнейшем, из машины ни шагу.

– Слушаюсь, папочка.

Капитан остановил волгу и, достав пистолет, за несколько секунд проверил его боеготовность. Потом повернулся ко мне:

– Ты все понял?

– Угу. – Я пожелал ему удачи.

Губанов вылез из машины и быстрым шагом направился к «шевроле», на ходу вынимая удостоверение. Инспектор ДПС сделал было шаг ему навстречу, как вдруг выгнулся всем телом и упал лицом вперед на дорогу.

Стреляли из «шевроле». Губанов пригнулся и, вытянув правую руку, начал стрелять в ответ. К нему на подмогу пришел второй сотрудник ДПС, который, не мелочась, принялся палить короткими очередями из автомата.

Должен заметить, что подобные сцены вызывают повышенный интерес действительно только в кино. В жизни, оказавшись в подобной ситуации, всегда испытываешь непреодолимое желание очутиться где-нибудь в другом месте. Там, где тепло, уютно и не то, что пули, – мухи не летают.

Открыв дверцу, я кубарем выкатился на дорогу, потом сделал кувырок и в итоге укрылся за машиной. В следующую секунду лобовое стекло рассыпалось на мелкие осколки, а сидение, которое я только что покинул, изрешетили пули.

«Аня меня точно убила бы, если бы узнала, во что я вляпался! – подумалось мне. – Просто конец света!»

А преступники были настроены решительно. Они попытались скрыться, но Губанов прострелил шины на обоих задних колесах. «Шевроле», отъехав метров на двадцать, влетело в ограждение дороги и загорелось. Сотрудник ДПС, матерясь и завывая, принялся хаотично «поливать» иномарку очередями пуль. И продолжал бы это занятие, если бы, увы, сам не получил пулю.

Из «шевроле» выбрались мои старые знакомые: детина и «каратист». Оба были вооружены, и ни один из них сдаваться не собирался. Тем более, что теперь преимущество однозначно было на их стороне.

Губанов, отстреливаясь, оказался за машиной ДПС, но никак не мог дотянуться до рации.

– Жень, я позвоню с сотового, - крикнул я ему и сразу принялся за дело.

– Давно пора, - огрызнулся капитан в ответ и сделал два выстрела в сторону преступников.

Изо рта шел пар, на улице было градусов пятнадцать ниже нуля, и все же у меня футболка под свитером прилипла к телу, да и на лбу выступили капли пота. Напряжение, охватившее меня, зашкаливало. Руки дрожали так, что прежде чем дозвониться майору, я умудрился уронить телефон и несколько секунд безуспешно пытался поднять его скрюченными пальцами.

По встречной полосе к нам приближалась темно-зеленая «четверка». Детина, заметив ее, направил пистолет на водителя и бросился наперерез.

– У меня кончились патроны, - прочитал я по губам капитана. – Все обоймы пустые.

Что я мог ему на это сказать?! Свою задачу я выполнил – дозвонился до майора.

– Да, Дим? Слушаю, - отозвался он.

Описав Буличеву ситуацию и получив распоряжение не высовываться, я убрал телефон, выскочил из-за волги и подбежал к первому сотруднику ДПС. Парень (лет двадцать пять, не больше) получил пулю в спину. Он был еще жив, но двигаться не мог.

– Держись, помощь идет, - обнадежил я его. – Главное, держись. Слышишь?

Он, если и слышал, никаким образом это не подтвердил.

– Тормози! – орал детина владельцу «четверки». – Убью! Тормози!

Вынув у раненого депеэсника из кобуры пистолет, я направил его на детину и несколько раз нажал на курок.

Выстрелов не последовало.

– Сними с предохранителя, - взвился Губанов. И, следуя моему примеру, подскочил ко второму депеэснику и схватил автомат.

Время было упущено. Теперь попасть в детину стало проблематично: можно было зацепить водителя «четверки».

– Черт! – выругался капитан. И крикнул мне: – Подожди, Дим, не стреляй!

«Если этот гад завладеет машиной, - подумал я, - нам его уже не достать. И каратиста тоже».

И все-таки, Губанов был прав: следовало подождать. Сейчас стрелять было никак нельзя.
Водитель жигулей, увидев перед собой разъяренного вооруженного бугая, затормозил и резко вывернул руль вправо. Машину занесло, и она, протаранив ограждение, вылетела в кювет.
Детина стал отличной мишенью, чем мы с Губановым и воспользовались. Первая же очередь капитана полоснула преступника по груди и животу. Детина развернулся, и следующие пули получил в спину. Две или три из них были уже от меня.

После первых же выстрелов у меня перестали дрожать руки, и появилось… хладнокровие, что ли. Кто бы что ни говорил, но оружие в руках мужчины придает своему обладателю уверенность. Это, я думаю, на генетическом уровне. 

– Один готов, - крикнул Губанов и огляделся. – Где второй?

А, действительно, где «каратист»? Пару минут назад он улепетывал от горящего «шевроле» – и вдруг исчез.

Я первым заметил его, но, замешкавшись, слишком поздно предупредил:

– Жень, обернись!

Губанов не успел обернуться – «каратист» словно вынырнул из-за машины ДПС и несколько раз выстрелил.

Капитан упал.

Должно быть, я потерял самообладание и вместе с ним осторожность. Выпрямившись, я зашагал к убийце, не прячась и не прикрываясь.

«Каратист» стрелял в меня до тех пор, пока у него не кончились патроны. Вот тогда-то наступила моя очередь: я поднял руку с пистолетом и принялся методично расстреливать преступника.

Он, в отличие от меня, предосторожности не утратил и укрылся за машиной.

Меня это не остановило. И решительность возымела успех: выпущенные мной пули прошили насквозь стекла машины ДПС и пронзили «каратиста». Когда я приблизился к нему, он, истекая кровью, барахтался на снегу, будто перевернутая черепаха. Глаза его слезились.
   
– Везет тебе, журналист! – на издыхании произнес он. И, сощурившись, с ненавистью посмотрел на меня.

Я опустил дымящийся пистолет и сказал:

– Я не журналист! Я корреспондент!


– Ты его убил?

Наверное, скоро я совсем разучусь вздрагивать и чему-либо удивляться.

Обернувшись, я спокойно ответил Губанову:

– Кажется, да.

Капитан расстегнул куртку и постучал по бронежилету:

– Аргумент в пользу предохранения.

Я равнодушно пожал плечами:

– Даже если бы ты просто воскрес, я бы не удивился. Ожившие мертвецы для меня не новость. Я такое на днях уже видел.

Губанов, то ли ухмыльнувшись, то ли оскалившись, подошел ко мне и склонился над «каратистом». Потом что-то достал из своего кармана и положил это в карман убитого преступника.

– Надо же, - как бы изумился капитан, - старое удостоверение Субботина было у Ромика. – Он похлопал мертвеца по плечу. – Выдавать себя за милиционера – скверная привычка! Это, мой друг, статья. Хотя тебе одной больше, одной меньше…
 
Вдалеке послышались звуки сирены. Губанов распрямился:

– А ты, Дим, говоришь: уничтожить, уничтожить!

Я повернулся к нему:

– Молчу. – Потом, взглянув на пистолет в своей руке, спросил: – Что дальше? Ждать?

Губанов покачал головой:

– Нет. Давай проверим, остался ли кто, кроме нас, в живых.

– Он остался, - указал я на водителя «четверки», который стоял возле своей покореженной машины и дрожал.

– Эй, вы как там? – окликнул его Губанов. – Я капитан милиции. Вы не пострадали?

Тот открыл рот, но так ничего и не сказал.

– Он в порядке, - процедил сквозь зубы капитан. И резюмировал: – Голова цела – и ладно. А машина – дело наживное.

Я, не стремясь к спору, возразил:

– Я так и не нажил.

Губанов вздохнул:

– Посмотрим, что с депеэсниками.

Я в который раз взглянул на оружие в руке:

– Тот, у кого я взял пистолет, был еще жив.

– Это хорошо. – Капитан достал сигареты.

Немного помявшись, я попросил:

– Жень, дай закурить.

Он с изумлением взглянул на меня:

– Может не стоит?

– Стоит.

– Ты так долго держался…

Я лаконично прервал его:

– Дай.

Он протянул пачку:

– Есть только крепкий «Альянс». Легких, «девчачьих», нет.

Проигнорировав стремление Губанова подколоть меня, я сказал:

– Отлично. Мне сейчас чем крепче, тем лучше.


ЭПИЛОГ   ПЕРВЫЙ

Аня выслушала меня сдержанно, без эмоций. Скорее всего, потому, что моя версия сильно отличалась от того, что произошло в реальности. Да и свадебное кольцо, благодаря стараниям Губанова, было на прежнем месте.

– Нет худа без добра, - убежденно произнесла она, когда я замолчал. – Ремонт – это почти жизнь с чистого листа.

Я поцеловал жену:

– С тобой хоть с чистого, хоть с… не совсем чистого.

Аня нарочито сдвинула брови:

– Ты в курсе, что тебя нельзя оставлять одного.

Погладив вертевшегося у ног Арчи, я согласился:

– Вывод: не оставляй!

– Больше не буду. – Она опустила глаза. – У меня для тебя есть одна новость… нет, одно сообщение.

– Сообщение?

– Да.

– Надеюсь, приятное? – Я изобразил ревнивца. – У тебя кто-то появился? Какой-нибудь ухоженный бесполый москвич?

Она подняла глаза:

– Появился… Правильней будет сказать: скоро появится. Но не у меня. Не только у меня. У нас. Понимаешь?

– Будем жить втроем?

Аня хлопнула меня по груди:

– Дурак! У нас будет ребенок.


ЭПИЛОГ  ВТОРОЙ

Дня три спустя меня возле редакции подловил старший лейтенант Субботин.

– Привет, журналист!

Я сунул руки в карманы и небрежно ответствовал:

– Последний, кто посмел назвать меня «журналистом», сейчас кормит червей!

Субботин не смутился:

– Хорошо, что ты его вспомнил. Я как раз собирался поговорить о нем.

– А что о нем говорить? Дело прошлое.

– Не такое уж и прошлое. Есть о чем поговорить.

– Неужели? По-моему, за эти дни я наговорился на год вперед. Сказал больше, чем требовалось. – И покашляв: – Все, что знал. 

– Все ли? – Он начал подергиваться. Я всегда считал, что ему необходимо сделать сорок уколов от бешенства. – А?

Чтобы быть Субботину в тон, я ответил, слегка покачиваясь:

– Все.

Он сжал кулаки. Потом разжал. Затем повторил упражнение.

– Я снял отпечатки со своего старого удостоверения, - проскрежетал старший лейтенант. – С того, что нашли у убитого тобой бандита.

– И что?

– На нем были и твои отпечатки. Не четкие, кто-то постарался удалить все «пальчики». Но ты по-любому прикасался к нему.

– Быть не может? – Я попытался обойти Субботина, однако он перегородил мне путь, вытянув в стороны руки.

– Ты никогда не клеил себе усов? Тебе бы пошли.

Я посмотрел на старшего лейтенанта, как на умалишенного:

– Что еще спросишь? Поинтересуешься, надевал ли я когда-нибудь брюки задом наперед?
– Нет, другое. Ответь: откуда на моем удостоверении твои отпечатки?

Я пожал плечами:

– Загадка! – И поднырнув под его левую руку, вырвался на свободу.


ЭПИЛОГ  ТРЕТИЙ

Выйдя из комы, Липатов быстро шел на поправку. Его жена настолько обрадовалась этому, что, столкнувшись со мной в коридоре больницы, поздоровалась и даже чуть заметно улыбнулась.

– Можно мне пройти к Олегу? – попросился я.

– Да, но ненадолго. Так врач сказал.


Олег был бледен и к тому же заметно похудел. Однако, увидев меня, приподнял руку и протянул мне:

– Привет! Я ждал тебя.

– Вот я и пришел. – Я ответил на рукопожатие. – Привет, Олег! Как дела?

– У меня? – прохрипел он и облизал губы. – Какие у меня могут быть дела?! Таблетки и полный покой. Ты скажи: что там с угонщиками?

Я подмигнул ему:

– Все о’кей. Главного, им был Козин, заместитель Сорокина, взяли на вокзале. Остальных застрелили во время задержания. Твоего обидчика – «каратиста» – тоже. – Я не стал уточнять, от чьей руки погиб Рома.

Липатов вздохнул:

– Опять я все пропустил. Как обычно. Снова плетусь за тобой.

Я возразил:

– В свете последних событий, как сказал бы Серегин, вынужден отметить, что ты стал гораздо круче, чем я. Меня ни разу не взрывали. Ни-ра-зу!

Липатов облизал губы и улыбнулся:

– Дим, какие твои годы?!

«А Олег прав, - подумал я. – В тридцать пять жизнь только начинается!»