Янтарная заколка

Дуняша, в который уже раз, с увлечением копалась в отцовской, как она любила говорить - «волшебной шкатулке». Эту, и вправду, необычную шкатулку работы неизвестного арабского мастера он приобрел давным-давно в Александрийском порту, на шумном базаре. Большая, медная, с тонко отчеканенным растительным узором шкатулка имела прямоугольную форму, с одним  вместительным отделением красного бархата. По периметру инкрустирована перламутром и различными самоцветами. В первую очередь привлекали к себе взгляд  крупные розочки в верхней центральной части изделия, так искусно вырезанные из цельного сердолика, что практически ничем не отличались от живых цветов. Для Бажена, шкатулка была не просто красивой вещью в интерьере или памятью о дальних странах, а своеобразным домашним оберегом. Он ей очень дорожил. А за долгие годы своей интересной жизни, в ней накопилось множество не менее диковинных вещиц, чем сама шкатулка. И каждая, даже самая на первый взгляд невзрачная, простая вещица, таила в себе определенное воспоминание, слабый волнующий сердце огонек, безвозвратно ушедших дней. Чего там только не было! Различные самоцветные камни, украшения из дорогих пород дерева и кости, потемневшие от времени старые монетки, миниатюрные образы угодников, морские раковины, куски янтаря с застывшими в них древнейшей живностью, маленький перочинный нож, дедово золотое кольцо, переходившее из поколения в поколение, нательный крест, миниатюрные бабушкины часики с будильником, загадочные амулеты из разных стран, земля с родных мест в небольшом мешочке, различные камешки, собранные в «местах силы». Много еще необычных диковинок можно было найти в этой «волшебной» александрийской шкатулке.

- Пап, а откуда у тебя такая красивая заколка? Подари её мне, а? – сказала Дуня, с детским «вороньим интересом» рассматривая небольшую, продолговатой формы янтарную заколку в виде грозди винограда.

Её отец, мужчина лет 40-45, плотного телосложения, высокого роста, с правильными, миловидными чертами лица, которые так нравятся многим девушкам, носил прическу «под Элвиса», а в левом ухе у него висела круглая серебряная серьга. Звали его Бажен Франго. Бажен, сидел в своем удобном кресле и молча, наблюдал за Дуней. Он взял  протянутую ему заколку, подошел к окну и долго рассматривал, как в разноцветных виноградинах играют солнечные лучики. Заколка была сделана искусным мастером из цельного куска редкого янтаря, с плавно переходящими из одного в другой красно-бело-желтыми разводами. Эти фактурные цветовые переходы застывшей смолы создавали ощущение объема натуральных ягод. Бажен потер большим пальцем одну из них  и быстро поднес к носу заколку. От янтаря исходил тонкий аромат хвои. В его голове роем проносились обрывки воспоминаний - светлых, теплых, солнечных - подобных этому дивному куску древесных слез. Грустная улыбка промелькнула на лице. Бажен, очень любил эту вещицу и часто, долгими, одинокими вечерами грел её в своих руках, разговаривал с ней, словно, с живым существом. Она хранила светлую память о её милой хозяйке, о той, которую он не мог забыть до сих пор, о той, которая все эти долгие годы жила в его сердце.

Уютная, просторная комната на втором этаже загородного дома, отделанная сосновой доской и вагонкой, казалось, излучала покой и благодать. Солнечные блики, беспрепятственно прорывались внутрь сквозь большое окно, ложась причудливыми мазками на стенах, полу, потолке. Рядом с окном находился камин из красного кирпича, эффектно окаймленный в нижней части кованой решеткой. Большой книжный шкаф, комод, пара кресел,  письменный стол на тонких изогнутых ножках и несколько полок, на которых собралось множество разнообразных сувениров.

Он, продолжал стоять у окна и задумчиво, перебирая пальцами выпуклые янтарные виноградины,  растворял свой взгляд в огромном, живописном полотне, написанном, самой матерью природой. Стояла теплая, бархатная осень. В саду цвели пушистые, стройные астры - сестры далеких звезд* и «златоцветные» хризантемы. Крупные, налитые соком красные яблоки под своей тяжестью склоняли слабые ветви молодых деревьев почти до самой земли. На выложенной камнем дорожке, в пили, на солнышке, растянулся добродушный пес Пират, прищуривая оба глаза. Было видно, как он время от времени с наслаждением полной грудью вдыхает свежий воздух, вытягивая от удовольствия в разные стороны свои мохнатые лапы. Недалеко от дома, в осеннем пожаре цветов пылал смешанный подлесок. Бродяга ветерок, без всякого стыда и жалости, шутя, раздевал белокурые березки, стройные молодые липы и вечно дрожащие осины. Красочной, последней в этом году одеждой "преданные" укрывали к зиме свою кормилицу, матушку Сыру Землю. Они устилали мягким, золотым ковром дорогу в светлый Ирий, своему отцу - огнеликому царю-царей. Его белый конь, с заплетенными в гриве алыми  лентами, бил копытом и мотал из стороны в сторону буйной головушкой, поторапливая хозяина в дальний путь. «Пора!» - кричали в небе журавли, собираясь в клин.

Бажен тихо подошел к любимой дочери и нежно погладил её по бархатным русым волосам. Она на мгновенье отвлеклась от содержимого шкатулки и глянула на отца. Ее большие, добродушные, цвета морской волны глаза застыли в невольном вопросе.

- Дуняша, возьми эту вещицу, пусть она принесет тебе счастье.

Девочка, переполненная эмоциями, в один миг расцвела в белоснежной улыбке, захлопала в ладоши и потянула тонкие ручонки к шее отца. Он поднял Дуню на руки, и та принялась громко целовать его в обе щетинистые щеки. Затем, ловко спрыгнув на пол, беспечной птичкой скользнула вниз по деревянной, с резными перилами лестнице, радостно выкрикивая:

- Бабуля, ты только погляди, какую мне папа заколку подарил!

На первом этаже дома, еще долго были слышны детские радостные возгласы. Дуня, напевая, какую-ту веселую песенку, из стороны в сторону крутилась возле большого настенного зеркала, закалывая по-всякому свои чудесные кудрявые волосы, так ей приглянувшейся янтарной заколкой. В углу, сидела в кресле-кочалке её старенькая бабушка, Раиса Павловна. Она держала в полураскрытом виде дедово евангелие в кожаном потертом переплете. В «красном углу», под белыми рушниками, висели в несколько рядов закопченные фамильные иконы - Спаса, Казанской Богородицы и некоторых святых угодников. На длинной медной цепочке теплилась лампадка. В комнате пахло ладаном и какими-то душистыми травами. Раиса Павловна, с кроткой безмолвной улыбкой наблюдала, как приплясывает от радости её, совсем уж взрослая, Дуняша.

Через какое-то время, Бажен услышал, как хлопнула массивная входная дверь и дружно, по садовой каменной дорожке, зазвучали чьи-то каблучки. В окне было видно, как вприпрыжку, довольная, размахивая ручонками, шла Дуня, а потревоженный ею Пират, сонный, с пыльным боком вытягивал дугой свою упитанную спину, виляя хвостом. Девочка, была в голубом льняном сарафане и в желтых, лаковых туфельках. На шее болталась нитка янтарных бус, которые хорошо сочетались с отцовским подарком. «Вот и у бабушки чето выпросила, егоза» - прошептал Бажен, провожая любящим взглядом дочь. Маленькая кокетка ловко кружилась в осеннем саду, и её новый сарафан раздувался колокольчиком, а бусы принимали горизонтальное положение; при этом Дуня периодически ощупывала свой затылок, как бы проверяя, на месте ли новая заколка. 

Бажен подошел к старому дубовому камоду, открыл одну из дверц. На дверце был вырезан  сюжет в древнерусском стиле – две, похожие на петухов птицы переплетались куцыми крыльями и тщетно пытались освободить свои лапы от растительных оков. Он достал с полки небольшой потрепанный временем блокнот. В нем хранились путевые заметки различных лет, рассказы,  стихотворения и песни. Быстро пролистав отчасти помятые и надорванные страницы, Бажен, остановил свой взгляд на одной из них. Это было начало когда-то незаконченного им рассказа. Оставалось отредактировать кое-какие моменты, но всё не случалось – то настроения не было, то подходящего времени. Он сел в кресло, рядом с большим двустворчатым окном и пустым камином, закурил в трубке из вишневого древа душистый табак и в очередной раз окунулся в свои мемуары.

Заметки молодого кондитера

Я не знаю, почему мне полюбился именно этот островок  в Эгейском море из всех тех уютных греческих островов, поселков и городов, которые наше судно посещало каждую неделю. Почему, именно здесь, на гористом побережье, в тихой неприметной бухте, где в тайне, день и ночь шепчутся - ветер, море и  величественные скалы, я встретил Софи - девушку в платье из цветущих ирисов…

Когда из камбузного иллюминатора я замечал стены древнего монастыря – это говорило о том, что пора сменить рабочую одежду и подниматься на верхнюю палубу - наш  «Aegean Spirit»* в очередной раз готов бросить якорь на рейде у берегов Скалы.
Мой начальник, кондитер Андре, часто отпускал меня прогуляться на время экскурсионной стоянки. Рослый, круглолицый, усатый, с седыми кудрями грек, всегда старался выглядеть строгим, как, и положено начальству, но это у него не особо получалось. Когда он ругался, хмурил брови и даже сотрясал кулаком воздушное пространство кондитерского цеха, всё-равно, на его лице время от времени, мелькала слабозаметная улыбка. Я с первых дней понял, что под маской хмурого кондитера, скрывается добрейшей души человек. Мы с ним быстро нашли общий язык. 
Что бы сойти на берег именно здесь, в Скале, у меня был извечный повод - помолиться в монастыре. Андре, с ехидной улыбкой, всегда не упускал случая напомнить мне, что бы я в своих молитвах вспомнил и о его здоровье, которое он на меня, негодяя эдакого, изо дня в день тратит.
Пара небольших стареньких катеров в течение часа курсировали от нашего судна к берегу, перевозя небольшими группами разночинный туристический народ. Не теряя драгоценного времени я уверенно пробирался в толпе «сияющих голливудских улыбок» и спускался по трапу на катерок, который качало словно легкую колыбельку на волнах. У трапа стоял, всегда подтянутый, в черных очках сэфети-мастер Николас, строгий, с характером военного,  но как впоследствии оказалось,  очень приятный человек. Его прозвали «Ван Дам», потому что он удивительно был похож на известного голливудского актера, как лицом, так и атлетическим сложением. Сэфети-мастер отвечал за безопасность на судне и проводил регулярные учебные тревоги. Эта личность вызывала во мне большое уважение. Когда приходил стюард с заказом сделать мороженное для мистера «Ван Дама», мне очень хотелось его порадовать, я старался сделать для него небольшое произведение искусства, (хотя шеф, по неясной мне причине,  строго-настрого запрещал такого рода нестандартные эксперименты) украшая несколько уложенных в креманке шариков - орехами, изюмом, фруктами и завивая  кремовыми розочками. Он был знатным сластеной! К тому же, судя по тому, какая роскошная девица жила с ним в одной каюте – дополнительные калории ему были очень даже кстати.
Знаков моего внимания мистер Николас никогда не забывал. При встрече, он часто благодарил меня и с улыбкой напоминал, что в следующий раз можно бы и побольше порцию организовать. А я всегда приветствовал его моим любимым греческим приветствием - «Херумо пушевле по, мистер Николас!».
В небольшом, уютном порту туристов ожидал экскурсионный автобус. С моря, казалось, что миниатюрные домики растут друг на друге, ютясь дружной семьей средь гористой местности, словно многоярусные грибы-лишайники на мощном стволе дерева.
С основными достопримечательностями этого тихого островка я ознакомился в первые же дни моей судовой жизни. Позднее, я предпочел более уединенный отдых, прогулкам в общественных местах. Мне не случилось завести товарищей по интересам. Я был «одиноким волком» и жил в своем мире. К тому же, покой и желание побыть наедине с собой, так были необходимо после нелегкой 14-15 часовой работы среди раскаленных камбузных плит, снующих туда-сюда поваров, посудомойщиков, официантов, стюардов.
В душных, с узким проходом каютах жили по шесть человек. С одной стороны – кровати в два яруса, с другой стояли вряд ящики с личными вещами. Хоть и за пьянку на судне строго наказывали, вплоть до списания на берег, спиртное распивалось регулярно, но тихо. Через неделю работы на судне я понял, что той романтики, которую я себе рисовал в мечтах, в реальной морской жизни - нет. Есть – тяжелый однообразный труд и вечное недосыпание.
Но, как говорится, среди сплошных трудностей и разочарований, если постараться, можно найти что-то, хоть небольшое, но - душевное и приятное. И если, психологически, сконцентрироваться только на этом, «небольшом», то «неприятное и гнетущее» будет гораздо легче восприниматься. Этим-то,  «душевным и приятным», стали для меня прогулки по полюбившемуся мне, тихому, античному острову.

Небольшой портовый городок менял свой обычный, спокойный жизненный ритм лишь в тех случаях, когда у его берегов бросало якорь очередное круизное судно. Словно тараканы из опрокинутой банки разбегались отдыхающие по натоптанным туристическим маршрутам. Разъезжались на автобусах, такси, скутерах, шли пешком. Торговцы сувенирных лавок и хозяева кафешек встречали гостей разученными английскими, немецкими, французскими, русскими фразами. Отовсюду доносилась заунывная греческая песня. А я, в этот время, как обычно, терялся среди извилистых улочек с выбеленными уютными домиками. Около получаса на дорогу и я в тихой безлюдной местности – скалы, море и свежий ветер. Сюда редко заглядывали туристы, да и местных жителей здесь не встретишь. К концу августа, солнце успевало выжечь и так уж скудную растительность. Кое-где встречался редкий кустарник и одиночные карликовые деревья. Побережье дышало каменным зноем. 
Я часто приходил именно в эту тихую бухту.  Однажды, я обнаружил весьма уютное местечко для отдыха. Удачно сложенные временем несколько огромных скальных пород представляли собой нерукотворную хижину. Со стороны моря был небольшой узкий проход внутрь, сквозь который человек моей комплекции мог легко пройти. Внутри, каменная хижина имела площадь небольшой двухместной палатки. В месте соединения двух вертикальных глыб имелось отверстие овальной формы, выполнявшее роль небольшого окошка. Из него хорошо просматривалась та часть побережья откуда я пришел. С потолка, сквозь тонкие щели падал солнечный свет. Было светло и к моему удивлению – сухо, не смотря на то, что практически к самому входу подступала вода.  Осмотрев необычное жилище, я решил, что для  полного удобства мне будет не хватать только мягкой лежанки из трав и веток кустарника. С тех пор, мой новый уютный домишко в нужное время укрывал меня от дневного зноя, где я, растянувшись на ароматной подстилке из разнотравья, частенько мирно дремал.

В один из таких дней, вдоволь накупавшись, я забрался в своё прохладное логово и по привычке, поставив будильник на наручных часах, чтоб не опоздать к последнему катеру, задремал. Мне снилось, что я гуляю по райскому саду, в котором причудливые птицы, похожие на сказочных сиринов с прекрасными девичьими головами, играли на различных духовых инструментах: флейтах, дудочках, рожках, свирелях. Я с наслаждением прохаживался по извилистой тропинке между фруктовыми деревьями, на каждом из которых сидела дева-птица и играла свою партию в общей увертюре. Где-то вдалеке шумело моря. В руках я держал красивый, сине-желтый ирис. Меня так растрогал сей необычным концерт, что непременно захотелось презентовать мой цветок кому-то из этих прекрасных птице-дев. Но кому именно? Они все так отменно играли и все так были симпатичны, а ирис - только один. «Лучше не стану дарить цветок никому, чтобы другим не было обидно», - подумал я. И вдруг, Сирины, как-будто прочитав мои мысли, в один миг перестали играть, погрустнели и дружно взмахнув большими белыми крыльями, улетели. Я остался один. Долго, с сожалением, глядел в серую, гористую даль, пока не скрылась за горизонтом последняя птице-дева. Вот, я уже не в райском саду, а сижу в  небольшой лодке. Лодка плывет сама по себе - без мотора, без весел. Какая-то неведомая мне сила движет ею. Кругом море и туман, а вдалеке еле заметно очертание стен знакомого монастыря. Оттуда доносилась приятная музыка. «Вот куда улетели сирины», - подумал я. Лодка уносила меня в открытое море, а монастырь таял на глазах. И тут, я замечаю, что вместо моего чудесного ириса, держу что-то наподобие броши или заколки для волос.

Я открыл глаза. Как и прежде волны что-то неясное бормотали в расщелинах меж прибрежных валунов. Будильник еще не звонил. Но, что это!? Где-то совсем рядом, как мне показалось, играли на флейте. Звучала та же замечательная мелодия, которую я слышал во сне. Это была очень известная композиция "Stairway to heaven", группы Led Zeppelin. Когда я осторожно выглянул в окошко, то увидел в метрах двадцати от хижины девушку, которая стоя лицом к морю, играла на простой тростниковой флейте. «Вот так сюрприз!» - промелькнуло в голове, – откуда взялась эта таинственная незнакомка, которая так  чудесно исполняет, по правде говоря, одну из моих любимых композиций?»
Девушка была еще совсем юной, лет шестнадцати-семнадцати, которую, мать-природа щедро наградила безупречными внешними данными. На ней было легкое, подчеркивающее стройную фигуру, шифоновое платье с живописными крупными ирисами, небрежно разбросанными  на бирюзовом фоне. На голове была соломенная шляпка с большими красными маками и двумя широкими лентами. Когда незнакомка присела, я смог разглядеть её миловидное лицо - типично греческий профиль, с большими выразительными глазами. Длинные смолянистые волосы, непослушными локонами, ниспадали на её загорелые плечи.

Около четверти часа, я зачарованно слушал, её бесконечную (как мне показалось) музыку. Потом девушка поднялась, обула кожаные с ремешками вокруг икр сандалии и неторопливо скрылась за холмом. Я видел, как ветер небрежно играет с двумя красными лентами на её соломенной шляпке. «Кто же она?». Тут, меня окликнул будильник. Пора на катер.

Думы о таинственной незнакомке в платье из крупных ирисов не давали мне покоя. Кто она – местная жительница, курортница или ожившая греческая богиня? Почему я не вылез из своей берлоги и не познакомился с ней? Но, своим внезапным появлением я мог бы её сильно напугать. Это верно. Эх, теперь, она вряд ли опять появится в удобное мне время, в удобный мне день, на том же самом безлюдном пляже…

В течение нескольких недель, каждый раз приходя на облюбованный мною дикий пляж, я час за часом ждал встречи с  юной гречанкой. Все так же пригревало южное солнце, всё так же шумело Эгейское море, всё так же соленые волны играли россыпью разноцветных камешков, всё так же время от времени я всматривался вдаль, не спускается ли по узкой пыльной дорожке знакомая фигура. Те же стайки чаек и серых буревестников, жалобно покрикивая, в поисках пищи кружили по побережью. Она не приходила. Где-то внутри засела печаль. Однажды, я себе сказал: «Плюнь на всё это, Бажен! Зачем себя мучить! Какими надеждами ты себя лелеешь? Чего ты, собственно, ждешь? Сказку? Таинственную фею полупустынного острова, которая однажды придет, сыграет тебе на дудочке и с радостью подарит свою любовь? И вы дружно и счастливо заживете в каменной конуре. Ха-ха-ха! Ну, ты же взрослый парень и прекрасно знаешь, что сказки оживают только в детских мечтах…А ты, просто-напросто - глупый, смешной романтик».

***

Стоял теплый ноябрь. Курортный сезон подходил к концу. Воскресным днем на том самом острове, праздновали День независимости от турецкого владычества. Ночью обещали торжественный салют. По улицам гуляли нарядные горожане в национальных костюмах, толпы туристов со всех уголков мира, давно уже охмелевшие моряки и строгие представители правопорядка. Отовсюду звучала сиртаки. Уличные актеры веселили народ своими представлениями. Владельцы экзотических животных предлагали прохожим фото на память. Утром, наш старенький «Aegean Spirit» готовился отплыть в Пиреи, где с очередной партией отдыхающих возьмет курс на Канарские острова. Сегодня у меня было больше свободного времени, чем обычно. Андре, позволил мне отдохнуть до позднего вечера и с последним катером вернуться на судно. Я проходил мимо уютных кафе и баров с соломенными навесами и деревянными столиками – любимые места отдыха  членов нашего экипажа. Заведения были переполнены посетителями. В одной из кафешек, я встретил мистера  «Ван Дама» со своей, думаю, невестой. Он пригласил меня за их столик и угостил элитным греческим коньяком. Редко я себе позволяю выпить рюмочку-другую доброго виноградного напитка. Коньяк мне понравился – легкий и ароматный. Слово за слово, рюмка за рюмкой, я и не заметил, как быстро охмелел. Справившись о том, о сём и обменявшись несколькими дежурными шутками, я решил не стеснять своим присутствием любовников и, поблагодарив мистера Николаса за угощение, побрел дальше в хорошем настроении.

Вечерело. Было тепло, но во всем чувствовалось приближение осени и холодов. Еще  неделя и задуют штормовые ветра, польют дожди. Когда судьба в очередной раз приведет меня сюда? 

Поблуждав среди развеселившейся толпы, через какое-то время, необычной для меня дорогой я вышел к тому самому дикому пляжу, где мне так нравилось проводить свободное время. Не спеша, допив купленный по дороге коктейль, я снял обувь и, утопая по щиколотку в мелкой гальке, зашел в море. Оно было прохладным. Но я всё ж искупался. Насухо обтерся захваченным полотенцем и побрел в сторону хижины. Около месяца я суда не заглядывал. Все было как обычно. Только травяная лежанка немного отсырела. Видать, на днях прошел небольшой дождь, и со щелей в потолке накапало. Я выбросил часть намокшей травы, и, постелив на остаток лежанки полотенце, растянулся. Не заметил, как задремал. Во сне мне привиделось, что кто-то с интересом разглядывает  моё лицо. Чьи-то теплые, словно материнские руки осторожно прикасались ко лбу, подбородку, ушам, играли с моими волосами. На мгновение стало трудно дышать. Кто-то страстно прильнул к моим губам. Это была девушка. Она склонилась надо мной и мило улыбаясь, гладила мою голову. Я чувствовал, как кровь пульсирует у меня в висках. «Откуда взялась эта девушка!?» Я отполз немного в сторону и узнал в ней, ту самую гречанку, некогда игравшую на тростниковой флейте. Флейта висела у неё на груди, подвязанная кожаным шнурком. Она была в том же бирюзовом легком платье с живописными ирисами. Перед входом лежала соломенная с красными большими маками шляпка.  Воздух наполнился ароматом женского тела и каких-то нежных цветочных духов. Незнакомка протянула ко мне свои тонкие смуглые руки, всем телом прижалось к груди, и я почувствовал пряный аромат её густых волос. «Это она….та самая прекрасная богиня, которую все эти дни я мечтал вновь увидеть…она в моих объятиях!» Я до конца не понимал – во сне это или на яву. Мои пальцы нащупали заколку в её волосах, тихий щелчок и шелковые пряди легли на смуглые девичьи плечи. Мне захотелось целовать эти черные душистые локоны. Мы молчали. Страсть сковала мою речь, застыла в горле комом. Ни единого звука, ни единого слова. Тихое дыхание и жадные поцелуи. С её плеч упали тонкие бретельки, и шифоновое платье плавно сползло вниз, обнажив красивую упругую грудь…

Когда я открыл глаза, рядом никого не было. Потянуло утренней прохладой. Собираясь с мыслями, я надел мятую одежду. «Но, куда пропала эта девушка, которая умеет так страстно любить?» На часах было около семи. Я вылез наружу, и увидел, как над лысой горой показалось огромное красное всевидящее око. Восход. Кругом ни души. «Странно. Исчезла так же неожиданно, как и появилась. А, может мне всё это приснилось? Да уж, хороша «Metaxa» с коктейлем». Тут я вспомнил что, ровно в 8.00 отходит последний катер, а в 9.00 наше судно. Надо было торопиться. То, что меня ждут на судне проблемы – это, к гадалке не ходи. Не хватало еще остаться здесь без денег и документов. Одним махом я свернул полотенце и сунул в пакет. «Андре меня убьет».

Старенький портовый катер, рассекая встречную волну, переправлял последнюю партию туристов на «Aegean Spirit». Вдалеке, в туманной сереющей массе терялись  дома, улицы, пляжи, бухты, яхты, катера. Чем дальше мы уходили в море, тем меньше становился старый монастырь на вершине пустынной горы. Я разломил завалявшуюся со вчерашнего обеда булочку и бросал  крупными кусками за борт. Преследующие наш катер чайки, камнем падали за легкой добычей. Побеждал самый быстрый и ловкий. Последний кусок я поднял в руке над головой и его стрелою выхватил один из морских охотников.

Рядом со мной вели беседу двое русских стюардов, недавно подсевших в Пиреях на смену своим коллегам. На их лицах можно было прочесть, что «вчера было очень весело, а сегодня - лучше б я не просыпался». Скорее всего, они, тоже провели ночь на берегу, опоздав на последний вечерний катер. «Если они так дальше будут продолжать, то на судне им долго не задержаться. Собственно, и мне тоже» - промелькнуло в мыслях. Я отчетливо слышал, о чем, вернее - о ком, идет речь. Тема меня заинтересовала.

 - Надеюсь, ты уже слышал о местной достопримечательности? – обращался к своему собеседнику  тощий парень с ястребиным носом.
- О какой из? – вяло промычал прыщавый атлет, приглаживая рукой взъерошенные с одного боку волосы.
- Хе-хе…ну уж точно не о местной церквушке и старых развалинах.
- Не тяни, рассказывай, коль начал. Что за достопримечательность такая?
- Дочь местного попа, Софи.
- Ну-ну, любопытно – оживился атлет.
- Помнишь, вчерашнего хозяина «Эллады», нашего земляка?
- Как не помнить – мировой мужик – и атлет поднял вверх большой палец.
- Так он-то мне и рассказал, за рюмочкой аузы, об этой странной девице.
- Чего ж в ней странного?
- Она немного таво – и парень с ястребиным носом покрутил пальцем у виска. – Но, как расписывал Георгий, это не девушка, а ожившая античная богиня. Очень красивая, совсем юная особа. Её внешним данным позавидовала бы любая баба. Говорят, когда её мать померла, у малышки на этой почве "крыша съехала" и речь  отшибло. С тех пор она постоянно убегает из дому, может неделями бродить по острову, плясать на глазах изумленной публики и играть на своей любимой флейте. Представляешь, она даже не раз удирала на круизном судне. Куда только за ней поп не ездил. Однажды из стамбульского полицейского участка её забирал. Во дурёха! Говорят, что поп собирается её в монастырь упрятать, чтоб не позорила своим поведением  его честное имя.
- Вот так история. Взглянуть бы на эту милашку, - мечтательно протянул атлет.
- Хм, разве только - в следующем году, если и вправду, поп в монастырь её не упечет. Слыш, а вдруг, она уже нас на судне поджидает! Тогда, папаше на «канары» придется сгонять – и оба товарища громко расхохотались. 

В лицо дул влажный морской ветер. Я стоял, словно пронзенный молнией. Пассажиры суетились у трапа, поочередно поднимаясь на борт «Aegean Spirit». Сэфети-мастер Николас, как обычно следил за порядком, раздавая указания матросам. Проходящие мимо  задевали меня плечами и возмущались, почему я стою на проходе. В голове роились мысли. Проносились образы таинственной незнакомки, слышалась музыка флейты, улетали птице-девы, расцветали огромные ирисы, крутил пальцем у виска человек с ястребиным носом, гудел теплоход... Поднявшись на борт, я с безразличием наблюдал, как два матроса поднимали трап и что-то кричали хозяину отплывавшего катера. Холодно, но уходить не хотелось. Как показаться на глаза Андрэ? Я дрожал всем телом и всматривался в ту сторону, куда, разбрасывая по обе стороны мутные волны, мчался старенький портовый катер. Остров окутал густой свинцовый туман. Слабо прочитывались очертания гористого рельефа. Вот она матушка-осень вступает в свои права... Руки машинально полезли в пакет за полотенцем, что бы набросить его на плечи и хоть как-то согреться. "Да, чепуха это всё, пьяные россказни… Пора  на камбуз". Но тут, на палубу упала какая-то небольшая вещица. Это была янтарная заколка для волос в форме виноградной грозди…


Август 2010

* «Aegean Spirit» - «Дух Эгейского моря»
*....«стройные астры - сестры далеких звезд» -  "Астра" в переводе с греческого означает "звезда". Легенды приписывают астре родство со звёздами: выросшие из упавшей с неба звездной пыли, астры ночью перешёптываются с небесными сёстрами.