Медальон

                Медальон


                1.


   Вся жизнь Седова Николая Павловича пришлась на бурный, жестокий, кровавый и трагичный 20 век. Он был мальчишкой, когда случилась революция 1917 года. Николай Павлович помнил братоубийственную гражданскую войну, смуту, хаос; гнетущую атмосферу страха, слежки, доносов 30-х годов. Он плакал, вспоминая Великую Отечественную войну – столько смертей, людского горя, крови, ужасов нельзя вместить в одну человеческую жизнь. Но люди жили. И сколько было их, прошедших через все эти войны и испытания.
  Всё чаще вспоминал Николай Павлович свою долгую, насыщенную событиями жизнь. Ему было за восемьдесят. Жизнь подходила к концу. Он это чувствовал. «Да, жизнь прошла. Я состарился. Проживу, сколько Господь отпустит. Спасибо уже за то, что всё ещё сам хожу, не в тягость дочери, зятю, внукам. А болезни, немощи – спутники старости. Никуда от них не денешься», - размышлял Николай Павлович, собираясь в поликлинику.
  Подойдя к столу, он выдвинул ящик и достал платок. Бережно развернул его. Там был потемневший от времени серебряный медальон – образ Богородицы. « Вот Кто спасал меня, берёг, вёл по жизни. Спасибо тебе, Пресвятая Дева Мария. Спасибо за всё», - на глазах старика стояли слёзы. Недавно исполнилось семьдесят пять лет с тех пор, как этот образ оказался у него. И все эти годы Николай Павлович носил его у сердца.
  Аккуратно завернув образ в платок, Николай Павлович положил его в левый внутренний карман пиджака. Надев шляпу и прихватив палочку, он вышел на улицу. Было тихое, раннее, летнее утро.
Весело щебетали птицы. Мягкое, ласковое солнце сияло на синем – синем небе. Весь двор был залит солнцем – и деревья, и трава, и детская площадка. « Какая благодать! Как прекрасно Господь всё устроил. В эти мгновения болезнь отступает, не думаешь о ней», – размышлял Николай Павлович, любуясь природой. «Да и грех мне жаловаться – ну сердце пошаливает, голова кружится, ноги болят. Да, ничего, всё в порядке. С Божьей помощью. Бывает и хуже. Вот, схожу в поликлинику, сдам анализы, сделают кардиограмму, и домой. Потом, может, какие лекарства выпишут, полегче будет».

 
                2.


 Коля Седов родился в маленьком Уральском городке. Его окружали добрые милые люди – родители. Коля рос добрым, честным, отзывчивым мальчиком. Помогал родителям по хозяйству, старался участвовать в любом деле. Был смекалист, добродушен. В церковно-приходской школе, в которую он поступил учиться, считался лучшим учеником. Он успевал по всем предметам, но особенно ему нравился «Закон Божий». Этот предмет вёл о. Александр Пономарёв, священник, с которым Коленька был хорошо знаком ещё до учёбы. Отец Александр жил по соседству с матушкой Галиной. Их небольшой дом летом утопал в цветах, с любовью выращенных матушкой в палисаднике.
 - Посмотри, Коля, какой искусный художник Господь, - говорил о. Александр мальчику, указывая на высокие ярко-красные с белой окантовкой гладиолусы, пёстрые георгины, благоухающие белые, алые, красные розы, гигантские мальвы. – Посмотри, как прекрасны эти цветы. Какая тонкая, изящная работа. Мы можем только пытаться подражать Творцу, но никогда не сможем достигнуть в своём творчестве такой естественной гармонии и красоты.
 Отец Александр научил Колю любить природу, видеть в ней Промысел Божий, считать себя частью этого Промысла. Мальчик полюбил Творца всем своим сердцем, всем своим естеством. Ему нравилось уединяться в близлежащем лесу и, созерцая, колышущиеся на ветру берёзки, молиться Богу, Богородице. Он благодарил их за своё появление на этой прекрасной земле, за эти деревья, траву, пение птиц, солнце, сияющее с глубины синего неба. Как нравилось Коле зайти в растущее по грудь ароматное поле донника или душицы, клевера, гречихи, увидеть перелетающих с цветка на цветок тружениц пчёл, пёстрых бабочек. Он впитывал в себя красоту русской природы, красоту, созданную Богом. Сердце мальчика переполнялось великой радостью и умиленно сжималось, когда он благодарил Господа.
 Любимыми праздниками Коли были Пасха и Троица. На Пасху природа оживала после зимы, воскресала, как. Воскрес Христос. Коля помнил все эти приятные хлопоты к Пасхе – куличи, крашение яиц. И долгий пост, и молитвы перед Пасхой.
 - Сейчас, Коля, начинается страстная седмица,- объяснял мальчику о. Александр.  – Мы будем вспоминать, что происходило тогда, много, много лет назад, в Иерусалиме. Господь въедет в этот священный город как царь. Но не как земной царь. Он не воссядет на престоле, как многие ждали, а будет арестован и умрёт на кресте. За всех нас, за все наши грехи, чтобы все мы могли жить вечно.
  У Коли наворачиваются слёзы, он внимательно слушает.
 - Мне жалко Христа, - говорит он сквозь слёзы. – Не нужно ему умирать. Это больно и страшно.
 Отец Александр обнимает мальчика:
  - Иисус Христос пришёл исполнить волю Отца. Он знал всё, что Ему предстоит. Господу тоже было страшно и больно. Мы все плачем и скорбим, вспоминая эти дни. Но эти скорбные дни длятся не долго,- о. Александр гладит по остриженной голове мальчика. – Иисус Христос воскрес из мертвых на третий день, он победил смерть. Господь показал, что мы тоже можем жить вечно. И, поэтому, Пасха – Светлое Христово Воскресение – есть праздник праздников, самый великий день.
  Коле было 7 лет, когда он впервые вместе со всеми был на всенощной. Его детская душа так ясно ощутила радость и воображение явственно нарисовало Воскресшего Христа при радостных возгласах о.Александра : «Христос Воскресе». С великой радостью голос мальчика вливался в общий отклик   - «Воистину Воскресе».
  Какое умиление испытывал Коля, когда входил в светлый, уютный, «свой» храм. Это была небольшая, однокупольная, каменная церковь, обнесённая оградой. Летом храм утопал в зелени: кудрявые берёзки, молодые дубки, старый клён и в самом центре, разделённые дорожкой два больших цветника. Коля любил помогать женщинам в церковном садике – пропалывать, высаживать, поливать цветы, наблюдать и радоваться их цветению.
  Вслед за Пасхой Коля с нетерпением ожидал Троицы. Троица… Берёзки, свежескошенная травка под ногами – как будто не в храме находишься, а в берёзовом лесу, где Коля так любил проводить время. «В этот день,- говорил о. Александр,- Сам Господь спускается на землю, как Ангел-Хранитель земли. И мы, грешные, молимся ему в этот день на коленях, в самую землю». Как любил Коля эти Богослужения, молитвы, песнопения. О.Александр дозволял мальчику помогать ему на Литургии. И, вскоре, Коля неплохо знал Устав службы.


                3.

  Но вот однажды, в их городке началась суматоха, появились вооружённые люди, были слышны выстрелы. Из разговоров взрослых Коля понял, что был переворот в столице, вся власть перешла к каким-то Советам, все заводы, фабрики захватывают рабочие.
  - Что же будет дальше? – спрашивал папа Коли о. Александра.
  - Очень беспокоюсь за будущее России,- отвечал о. Александр.- Всеобщий разброд, хаос. Война. Христианские ценности отодвинуты куда-то далеко и забыты.
  - А что будет с нашим храмом? Говорят, новые власти закрывают церкви.
  - Будем молиться, Господь милостив.
   Во время воскресной службы, на которой находился Коля с родителями и большинство горожан, послышались крики, выстрелы, дверь отворилась и в храм ввалилась серая масса солдат с винтовками. Во главе этой массы выделялся человек в фуражке и кожаной куртке.
  - Я комиссар Фролов,- грозно начал человек в фуражке.- Всё граждане, расходитесь по домам и заканчивайте тут все ваши дела. Церковь закрывается.
 В храме стояла тишина. Глаза всех прихожан были устремлены на батюшку. И тогда о. Александр сказал:
 - Товарищ, комиссар. Ведь Вы, наверно, крещёный, христианин. А храм – место, где невидимо присутствует сам Господь, и всё видит. Прошу Вас, дайте мне возможность закончить службу, не гневите Бога.
 Комиссар готовился встретить какое-то сопротивление со стороны верующих и никак не ожидал таких слов.
 - Хорошо, - коротко сказал Фролов, и вслед за серой массой скрылся за дверью.
Но авторитет о. Александра был так велик в городе, среди прихожан, значительная часть которых работала на местном цементном заводе, что комиссар Фролов не решился тогда арестовать батюшку и закрыть храм .

                4.

    Началась гражданская война. Это было очень трагичное и страшное время, ломка всех устоев и ценностей. Часть жителей городка поддержали новую власть, другая часть осталась верной прежней власти и присоединилась к белому движению. Отец Александр видел, что Россия находится в опасности и молился Богу, чтобы Он не оставил нашу страну в это тяжёлое время, чтобы Он спас и сохранил Россию.
  - Молись, Коля, Господу, Богородице о спасении нашей страны, о мире. Господь милостив. Много было в истории России бед и напастей, но Господь всегда сохранял нашу державу.
   Во время гражданской войны городок несколько раз переходил из рук в руки. В итоге «колчаковцы» выбили красных из города и обосновались в нём. Отрядом белых , захвативших город, командовал капитан Славин. Коля много слышал о нём, но никогда не видел. Он был сыном владельца цементного завода, кадровым офицером русской армии. Геройски сражался с немцами в Первой мировой войне, о чём знали все горожане. Славины почитались в городке за благотворительность и меценатство. Помогали и местному храму.
  Славину было около тридцати - черноволосый, высокий, стройный с правильными чертами лица . Его приятная улыбка из- под небольших усиков располагала к себе, притягивала взгляд.
Впервые Коля увидел его у храма. Славин подошёл к батюшке под благословение.
  - Благословите, о. Александр. Не чаял уже Вас увидеть. Рад, что Вы в добром здравии и храм не разграблен,- улыбнулся он.
  - Господь милостив к нам, Пётр Степанович. Я хотел Вас попросить, - о. Александр внимательно посмотрел на Славина.
  - Да, я слушаю.
  - Вы вчера произвели аресты некоторых наших горожан, которые помогали красным. Что с ними будет?
  - Это враги, враги России. Они воевали против нас, убивали наших товарищей. Они будут казнены, - на лице Славина отразилась жесткость и решимость.
  - Я прошу Вас, Пётр Степанович. Проявите милосердие, ведь вы – христианин. Вы многих из них знаете. Они же работали на Вашем заводе.
  - Да, а что они сделали с моим отцом? – дрогнувшим голосом сказал Славин.- Нет, о. Александр. Я не могу исполнить Вашу просьбу. Идёт война.
  Помолчав, он продолжил:
  - Отец Александр. Как такое могло произойти с Россией? Почему мы допустили всё это – ведь русские убивают русских. Больно смотреть, как гибнет Россия.
 Отец Александр глубоко вздохнул:
  - Мы, русские, на протяжении веков были объединены православной верой. И это нас спасало во всех напастях. Я не знаю, когда это произошло, но люди потеряли веру. Вера сейчас не глубока, поверхностна. Мы стали язычниками, прогневали Бога, как когда-то евреи. Люди пили, ели, веселились, обогащались и забыли о духовной пище, о Боге. Очень, очень мало по-настоящему верующих людей. Больше называющих себя таковыми, но это всё внешне. Мы все ответственны за то, что происходит. Всё это копилось, а сейчас прорвалось.
  - Батюшка, дорогой. Молитесь за Россию. Такие как Вы, о. Александр, нужны России. По нашим данным, красные стягивают большие силы и нам не удержаться здесь. Я прошу Вас, о. Александр, Вы должны пойти с нами,- настойчиво проговорил Славин.- Ведь красные не пощадят Вас. Повсюду разоряются храмы, а священство физически уничтожается. Я прошу Вас, это даже не моя просьба, это распоряжение Александра Васильевича – сохранить наше духовенство.
 Отец Александр посмотрел на храм, на прихожан.
  - Я не могу оставить свою паству, свой приход в это тяжёлое время. Я нужен здесь. Кто же будет крестить, отпевать, совершать службы, венчать, наконец? Это было бы предательством по отношению к моим прихожанам. Да, я слышал о бесчинствах красных. Но Бог милостив. Если мне суждено пройти через испытания, мучения, смерть – я готов. Но свой приход не оставлю.
  - Ну что же, батюшка. Будем молиться за нашу отчизну и да поможет нам Бог.
 С этими словами Славин поклонился батюшке, повернулся и быстрым шагом направился к калитке.
  - И всё же, я прошу Вас прислушаться к моей просьбе, - вслед уходящему капитану сказал о. Александр.
 

                5.

  Несколько дней в городе было тихо и спокойно. Лишь изредка слышались одиночные выстрелы на окраине города. Но все понимали, что это зыбкое спокойствие ненадолго. К этому горожане уже привыкли.
   Спустя дней десять, Коля проснулся ночью от сильной стрельбы, взрывов, криков. Передовой отряд красных внезапно ворвался в город и застал врасплох «колчаковцев». Люди выбегали в нижнем белье, на ходу одеваясь и отстреливаясь. К утру,  было, всё кончено - красные овладели городом, хотя «колчаковцы» отчаянно сопротивлялись. Белые при наступлении потеряли много убитыми, значительная часть раненых оказалась  в плену. Лишь некоторым «колчаковцам» удалось отступить.
   Весь следующий день Коля сидел дома – родители строго – настрого запретили ему выходить на улицу. За окном моросил мелкий дождь, прибивая пыль и смывая кровь ночного боя. Вдруг, Коля увидел что-то серое, медленно приближающееся по дороге в начале улицы. Вглядевшись, мальчик понял, что это пленные. Колонна человек из двадцати медленно двигалась по дороге, конвоируемая шестью красноармейцами. Лица пленных были измученными, усталыми, а одежда грязная, рваная со следами запёкшейся крови. На их телах белели повязки. Когда колонна поравнялась с домом Коли, мальчик узнал среди пленных Славина. Он едва шёл, сильно припадая на правую ногу. На бледном лице отражалась мука при каждом шаге.
   Вдруг, Коля услышал на улице голос о. Александра, а потом увидел и его самого, бегущего навстречу пленным. Впереди колонны шёл человек в кожаной куртке с пистолетом и не обращал внимания на батюшку.
  - Постойте, постойте, - взволнованно проговорил о. Александр, обращаясь к человеку с пистолетом.- Куда Вы их ведёте?
 Человек в «коже» отмахнулся от о. Александра и сквозь зубы процедил:
  - Уйди, поп, пока цел.
  - Прощайте, о. Александр, - собрав силы, сказал Славин.
   - Молчать, - дико закричал комиссар. – Петров, ты чего зеваешь, - крикнул он красноармейцу, который тут же сильно ударил Славина прикладом в грудь.
 От удара Славин повалился, но его поддержали пленные и помогли подняться.
  - Спасибо, братцы, - сморщившись от сильной боли в ноге, проговорил капитан.
  - Послушайте, товарищ комиссар. Будьте милосердны…, - начал о. Александр, но тут же получил удар пистолетом.
  - Была бы моя воля, я тебя, поп, сейчас, вместе с этими шлёпнул. Но ещё придёт твоё время. Скажи спасибо Фролову, что пока жив.
  Всё это происходило на глазах у Коли. Он , прижавшись лицом к стеклу, ловил каждое слово. Затаив дыхание, мальчик повторял: «Господи, спаси о. Александра». В тот момент, когда комиссар ударил батюшку, мальчик, не помня себя и нарушая запрет, выбежал из дома и помчался к о.Александру.
  Батюшка сидел на дороге, приходя в себя. Из рассечённой брови сочилась кровь.
  - О.Александр, Вы живы? Что с Вами? – подбежал Коля, размазывая по лицу слёзы.
  - Не плачь, всё обошлось, так царапина, - ласково проговорил о. Александр, прикладывая к ране платок.
   Коля помог батюшке подняться, и они пошли к дому, откуда бежала им навстречу встревоженная матушка Галина.
  - Господи, Саша. Что они с тобой сделали, - сквозь слёзы тихо проговорила она, осматривая рану.
  - Да, ничего, Галинушка. Заживёт. – спокойно ответил о.Александр.
  - Пойдём в дом, надо обработать рану, - сказала матушка.- Прижми платок покрепче к брови.
  Когда они подходили к дому, раздался оружейный залп, потом второй. В небо взмыла стая серых голубей, испуганных выстрелами. Затем наступила тишина. О.Александр обмяк, по его лицу покатились слёзы, и он медленно опустился на лавочку, опираясь на забор.
  - Всё кончено,- дрогнувшим голосом сказал батюшка.- Скольким ещё людям суждено умереть за нашу страну, за Их страну.
Отец Александр крестился:
 - Помяни Господи души убиенных раб Божиих Петра, Иоанна, Константина, Павла… - перечислял батюшка имена расстрелянных пленных.
 - Матушка, - в порыве обратился он к жене. – Надо отслужить заупокойную о вновь представленных убиенных.
  Матушка Галина всплеснула руками:
  - Да ты весь в крови. Пойдём в дом. Саша, надо немного подождать, там сейчас стреляют, - матушка потащила о. Александра за рукав в дом. – Ну-ка, Коля, помоги, - обратилась она к мальчику.
  - Я должен, - настаивал батюшка. – Кто же ещё отслужит?
  - Хорошо, но сейчас тебе нужно умыться, - твёрдо сказала матушка.
  Пока матушка хлопотала над о. Александром, Коля осматривал комнату. Он часто бывал в этом доме. Какое-то благоговение ощущал мальчик каждый раз, бывая у о. Александра. И это было не праздным времяпрепровождением. Отец Александр рассказывал Коле о святых, церкви, иконах, давал советы и наставления, которые – мальчик ловил себя на этом – помогали ему в будущем.
  Вот и сейчас, батюшка подозвал мальчика к себе.
  - Послушай, Коля. Ты только начинаешь жить. Но у тебя доброе сердце и живая вера в Господа нашего Иисуса Христа. Береги всё это. Вера спасёт тебя, - как будто на прощание, как наказ перед долгой разлукой, говорил батюшка. Его лицо выражало глубокую печаль. Помолчав, о.Александр продолжал:
  - Помолись, мальчик мой, за убиенного Петра.
  - Славин был такой хороший, за что же его убили? – всхлипывая, спросил Коля.
  - Иисус Христос был безгрешен и невинен, но его убили. Он пострадал за всех нас. Сколько порядочных, честных людей сейчас гибнет по всей многострадальной России? – батюшка закрыл глаза, борясь со своими чувствами. -  Они гибнут за веру, за Россию, за царя. И это жертва за все наши грехи.
  Отец Александр  подошёл к образу Спасителя.
  - Господи, спаси Россию.
Коля сидел на стуле, внимая каждому слову любимого батюшки. Он был ещё мал, но понимал, что всё изменилось. Его жизнь отныне будет другой. В сердце мальчика росла печаль и тревога.
 Батюшка подошёл к окну. Тусклый свет едва проникал в дом, за окном моросил дождь.
  - Для нашей страны наступают тяжёлые времена. Сколько ещё погибнет людей? Новая власть гонит церковь, не признаёт. Открыто исповедовать веру становится всё тяжелее и опаснее. Первые христиане тоже подвергались жутким гонениям и смертям. Но они не теряли своей веры. Многие были тайными христианами, - говорил о. Александр, глядя в окно. Но эти слова были обращены к Коле, чтобы поддержать, укрепить его. Батюшка как будто видел внутреннее смятение мальчика.
 - Коля, ты должен сохранить веру. Если будет опасно ходить в храм, молись дома, тайно. Но не отрекайся от Господа.
 С этими словами батюшка подошел к столу и достал из ящика какой-то предмет – платок или сложенный кусок материи.
 - Подойди, Коля, - подозвал мальчика о. Александр.- Я хочу подарить тебе вот это.
Отец Александр развернул сверток, и Коля увидел серебряный, потемневший от времени медальон – образ Богородицы «Казанская».
 - Этот медальон побывал в Иерусалиме. Я хочу, чтобы ты взял его и носил всегда с собой. Он поможет сохранить веру и защитит тебя. Молись Богородице, скорой помощнице, предстательнице пред Богом. Бери.
   С трепетом, мальчик взял медальон. Его переполняли чувства.
  - Спасибо, о. Александр. А что будет с Вами?
  Отец Александр погладил мальчика по голове:
  - Господь милостив. Храни этот образ, как память обо мне,- словно прощаясь, сказал батюшка. – А теперь иди домой. С Богом.
  Попрощавшись, Коля пустился бегом к дому. Это был последний раз, когда Коля видел о. Александра. Рано утром следующего дня о. Александра арестовали, дав на сборы пятнадцать минут. Церковь была закрыта. Матушка Галина, оставив дом старушке- прихожанке, поехала к сыну, который служил дьяконом где-то в Центральной России. О дальнейшей судьбе, о. Александра Коля ничего не знал. Вскоре, семья Коли уехала в другой город к старшему брату Федору. Вспоминая о. Александра, Коля спрашивал себя, почему красные не убили батюшку, как расправились с духовенством в соседних городах. Может, стало известно, что именно по просьбе о. Александра Славин всё же не казнил красных.
  Уезжая из города, Коля пришёл к храму попрощаться. Убогую картину увидел мальчик: цветник вытоптан, деревья поломаны, всюду конский навоз, разбитые окна и сорванный с купола крест. Эта картина убожества, запустения, разрухи навсегда запечатлелась в памяти Коли, на  долгие годы, олицетворяя жизнь, которую ему, как и многим жителям России, суждено было прожить.


                6.

  Николай Павлович вышел из поликлиники на крыльцо. Лёгкий тёплый ветерок приятно обдувал. Вдохнув полной грудью, Николай Павлович ощутил необыкновенную свежесть, принесённую откуда-то летним ветерком. Ему вдруг почудилось, что он не старик, а маленький мальчик и стоит на берегу своего любимого озера, окружённого лесом. Это были запахи из детства, когда Коля проводил время среди душистых лугов и полей, в прохладе леса. Как странно, но Николай Павлович до мельчайших деталей помнил своё детство, юность. А вот последние события плохо хранились в памяти. Врачи говорят, что это старческое.
  Николай Павлович надел шляпу и, опираясь на палочку, направился к дому. Сильное волнение охватило его, а в груди больно кольнуло, когда он поравнялся с городским парком. Он остановился, прижимая руку к груди. «Что-то сердце сегодня шалит. Может быть, так действуют на меня воспоминания? Надо зайти в парк, посидеть, перевести дух».
  Николай Павлович посмотрел в сторону парка и увидел в нескольких метрах свободную скамью. Парк утопал в тени старых деревьев. Июльское солнце, несмотря на раннее утро, припекало. Положив под язык валидол, он вошёл через калитку в парк и по алее направился к скамье под старым тенистым клёном.
  Опустившись на скамейку, старик вынул из кармана платок и обтёр пот с лица и шеи. «Да, сегодня будет очень жарко. Смотри, как печёт», - подумал Николай Павлович, поднимая глаза к синему безоблачному небу.

  Мимо спешно проходили две пожилые женщины в белых платочках:
  - Сегодня сам настоятель о. Александр будет служить. Такой благодатный батюшка,- говорила одна.
  - Не так давно он у нас, а сколько для благоустройства храма сделал. На следующей неделе, слышала, колокола должны привезти,- вторила ей другая.
  Женщины быстро шли по аллее. Николай Павлович проводил их взглядом. «Припоминаю, что недавно в этом парке открыли старый храм, где раньше был музей. Наверно, эти женщины туда спешат, на утреннюю службу. А сколько же лет я не был в храме?», - с ностальгией подумал Николай Павлович.
  Старик достал из внутреннего кармана пиджака медальон, бережно завёрнутый в белый кусок материи. Сколько таких платочков, кусочков материи сменил он за это время – что-то около двадцати. Но образ всё тот же. Старческие глаза стали влажными, по морщинистой щеке прокатилась слеза. Вновь память вынесла с глубины на поверхность в ярчайших подробностях  то, что казалось, было забыто. Николай Павлович немигающим взглядом смотрел куда-то вдаль, вспоминая прошедшее…

 
  Разруха и голод встретили Колю и его родителей на новом месте. Всё было чужое – дома, улицы, торговые лавки. Люди озлобленные, неприветливые. И только приходя в храм в нескольких кварталах от дома, где они ютились у Фёдора, Коля вновь чувствовал умиротворение, спокойствие. Это был единственный оставшийся действующий в городе храм. Все остальные были закрыты. В этих зданиях разместились разные конторы и учреждения.
  Фёдор неодобрительно относился к тому, что его родные посещали храм, молились дома. Он был намного старше Коли и давно жил отдельно. Коля очень редко его видел раньше и плохо знал. Брат работал на железной дороге в депо, и, только благодаря нему, семейство Коли не голодало.
  Однажды вечером Фёдор вернулся с работы и, увидев родителей и брата молящимися, страшно разгневался:
  - Так, послушайте меня. Я сегодня подал заявление – хочу быть коммунистом. Наша партия отвергает Бога и Церковь. Я запрещаю вам ходить в храм, - Фёдор стукнул кулаком по столу. – Это ваши попы одурманивают народ, помогают врагам нашего молодого государства. Ну, ничего, - зло ухмыльнулся он, - скоро мы и этот храм закроем. Будет там какой-нибудь завод или библиотека – в тысячу раз полезнее, чем ваши пустые молебны.
  Коля посмотрел на родителей: они как-то сжались, подавленные.
  - Но ведь как же, сынок, - робко начала мама. – Ведь всё на свете от Бога. Как же нам не ходить в церковь. Да ты вспомни, Федя, ты сам ходил в детстве в наш храм к о. Александру. Как же можно без церкви, без Бога?
  - Я вот что тебе скажу, мать, - сказал Фёдор, нахмурившись. – Да, в детстве вы – он сделал ударение на слове «вы» - водили меня в храм. Но сейчас я взрослый, я другой. Религия несёт вред. Это пережиток прошлого. Мы искореним её. И я в последний раз обращаюсь ко всем вам , - он обвёл глазами присутствующих, -никаких хождений в церковь, никаких молений в моём доме. Живите как все советские люди.
  - Кто же тебя всему этому научил, Федя? – сказал долго молчавший отец. – Иконы- то в доме разрешишь оставить или нет?
  Фёдор бросил на отца злой взгляд, сощурив глаза.
  - Вы все живёте у меня, сидите на моей шее. И пока живёте у меня будете делать так, как я говорю, - грозно произнёс он. – И ещё. Ты, Коля, завтра выходишь на работу. Пора кормить семью, ты уже не маленький. Договорился – будешь работать писарем в конторе. А иконы, - он посмотрел на образа, - пусть пока остаются.


                7.

  Коля видел, как сложно родителям приспосабливаться к новой жизни, менять привычки, уклад. Он старался помочь им: ходили тайком в храм по праздникам, дома подгадывали так, чтобы Фёдор не застал их на молитве. Так прошло семь лет. А когда, окончив курсы,  Николай поступил работать бухгалтером на кондитерскую фабрику, он решил снять комнату и переехать с родителями от Фёдора.
  - Папа, мама, - радостный Николай входит в комнату к родителям. – Моя первая зарплата – её хватит, чтобы снимать нам комнату и жить. Как только найдём подходящую – решено – переедем.
  - Мы с отцом очень рады за тебя, - с улыбкой сказала мама. – Ты всегда заботишься о нас. Федя тоже о нас заботится, но по-своему. Он хороший сын. Но, конечно,  нам лучше будет с тобой.
  - А Федор, наконец, с облегчением вздохнёт, - вставил отец.
  - Ну, что ты, Паша. Надо продолжать молиться за Федю. Он хороший человек, - примирительно сказала мама. – Вот, недавно, подходит ко мне и спрашивает: «Мама, хочу тебя спросить. Как ты думаешь, Бог всё-таки есть или нет?» Конечно, есть, Феденька , - отвечаю. А он продолжает: “Почему же он допустил столько войн, столько горя?». А я ему отвечаю: « Не нам, Федя, грешным указывать Богу, что нужно делать». Он нахмурился, долго молчал.
  - Да, мать, что-то мы с Федей упустили, - сказал, вздохнув, отец.
  - Послушай, Коля, - лицо отца просветлело. - А что за девушку ты от нас скрываешь? - хитро улыбаясь, сказал он. – Мы вас вчера видели на улице.
  - Её зовут Маша, - чуть краснея, смущённо ответил Николай. – Она часто ходит в храм, обычно стоит слева впереди – в белом платье. Представляете, когда ей ещё не было семи лет, она с родителями побывала у батюшки Серафима Саровского.
  - Хорошая девушка,  мы её помним. Она с матерью – старушкой ходит в храм, - сказала мама.
  - Мы с матерью даём тебе своё благословение, – прямо сказал отец. – Женись на Маше, если полюбил. Сейчас редко встретишь порядочную и благочестивую девушку. Вокруг столько разврата и грязи развелось. Ведь не было же такого раньше.
  - Спасибо, вам, мои родные, - отвечал Коля. – Я завтра познакомлю вас с Машей. Вы убедитесь, какая она славная.
  Спустя три месяца Николай женился на Марии. Было решено непременно венчаться, несмотря на трудности и опасность этого предприятия. Им посоветовали венчаться подальше от посторонних глаз в сельском приходе в пяти верстах от города. Это была старая, покосившаяся церковь, но действующая и не закрытая пока властями. В ней служил маленький худенький, такой же старый, как и сама церковь, священник – о. Григорий. Говорили, недавно этот сельский храм хотели закрыть новые власти, приезжала комиссия. Но, когда они увидели ветхое здание церкви и на пороге такого же ветхого старца – о. Григория – кто-то сказал: «Да они через год, гляди, сами кончатся – или церковь рухнет или священник помрёт». Так и уехали, оставив этот приход умирать. Но приход жил по молитвам батюшки и прихожан. Каждое воскресенье о. Григорий совершал службы, крестил, отпевал, венчал. И Господь хранил этот храм.
  Накануне венчания Николай побывал у о. Григория, обо всём договорился. По совету батюшки, чтобы не привлекать внимания, нужно было придти в храм не одновременно, а группами. Так и сделали. Сначала в церковь пришли Коля и Маша, затем – родители Коли, а следом – родители Маши. Фёдора Николай решил не приглашать. Да и не пошёл бы он. А отношения с братом, и без того натянутые, были бы испорчены окончательно.
  Церковь располагалась на окраине села. В местном клубе в это время показывали новый фильм, и большинство селян были там. Но всё же необходимые меры предосторожности были предприняты.
Николай был очень взволнован. Но, увидев о. Григория, его добрый, радостный взгляд и, услышав спокойный мягкий голос, Николай успокоился. Он ощутил то спокойствие, которое чувствует человек, долго спасавшийся от опасности и, наконец, оказавшийся в безопасном месте, под защитой.
  - Ну, дети мои, - сказал батюшка, обращаясь к Коле и Маше. – Как добрались? Встретили ли кого по дороге? Ну, хорошо. Бог милостив. Всё пройдёт хорошо. Давайте будем начинать.
  Николай вспоминал венчания, на которых он бывал в детстве. Как всё было пышно, торжественно. Какие были наряды. Конечно, всё это внешнее. Николай посмотрел на Машу: «Какая красивая моя Маша в этом простом белом платье. И как славно, что мы венчаемся в этом тихом, старом, сельском храме, что всё так скромно. И какой замечательный батюшка нас венчает».
  Отец Григорий читал молитвы, Николай с Машей стояли посреди храма со свечами. «Что ждёт нас с Машей в будущем?» - думал Николай. Он     пытался следить за словами о. Григория, но мысли уводили его от молитвы. «Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть», - продолжал о. Григорий. Эти слова, произнесённые батюшкой, известные Николаю и ранее, сейчас произвели в его душе переворот. «Так значит, нам суждено быть с Машей одним целым, одним существом, одной плотью. Мы будем чувствовать друг друга – и боль, и радость, как единый организм. Даже, если будем далеко друг от друга». Николай взглянул на Машу. Её лицо было спокойно о сосредоточенно.
  Таинство венчания завершалось. Отец Григорий предложил брачующимся поцеловать друг друга, а после сказал: « Поздравляю вас, Николай и Мария. В это суровое, трудное время вы не забываете Бога, о чём свидетельствует ваше искреннее желание венчаться. Это очень редко сейчас. Люди предпочитают регистрировать браки в государственных органах, некоторые живут вообще, не регистрируя браки. И рожают детей. Но все верующие знают, что браки совершаются на Небесах. Многое, мои дорогие, конечно, будет зависеть от вас. Но я уверен, что Господь всегда будет с вами, и брак ваш будет крепким. Храни вас Господь».

                8.

  Венчание оставило в душе Николая незабываемое чувство радости. Но это так не сочеталось с тем, что окружало его: повсюду от людей исходила подавленность, угнетённость, злоба. То же ощущал Николай и на кондитерской фабрике.
  К работе Седов относился серьёзно. В его характеристике значилось: « Николай Седов честный, аккуратный, исполнительный работник…» Секретарь комсомольской ячейки Краснов не раз говорил Николаю: «Седов, вступай в комсомол. У тебя пролетарское происхождение, брат – коммунист. Нам нужны такие честные, исполнительные люди, как ты». Николай чувствовал что-то враждебное и чуждое в этой организации. Он так и не вступил в комсомол, ссылаясь, что « ещё не готов, что это очень ответственно».
  Ещё в детстве о.Александр обнаружил, что Коля неплохо рисует. Батюшка старался развить эту способность в мальчике. Коля много рисовал. Особенно хорошо ему удавались пейзажи. Мальчик тонко чувствовал природу, любил её. И эту любовь он отражал в своих рисунках.
  Об этой способности Николая узнали на фабрике и часто привлекали его к оформлению праздников, к изготовлению стенгазет, объявлений, распоряжений, плакатов. Он охотно соглашался, принимая активное участие. Все эти объявления и плакаты были нацелены на улучшение работы, повешение качества продукции, борьбой с расхлябанностью, ленью, пьянством. Но сегодня…
  - Седов, здравствуй, - Краснов зашёл в кабинет с листом бумаги.- Скоро будет общее собрание. Возьми в помощники, как обычно Иевлеву и Петрова. Завтра утром объявление должно быть готово. В трёх экземплярах.
  Николай пробежал глазами текст. Первые два пункта собрания касались производственных вопросов, третий вопрос звучал так: «Об осуждении Гавриловой Надежды, работающей в кондитерском цехе, за сокрытие информации об отце-священнике». После долгой мучительной внутренней борьбы Николай, сославшись на сильную головную боль, ушёл домой, поручив объявление своим помощникам.
  Собрание состоялось через два дня. Решения по первым двум вопросам были приняты единогласно – о взятии дополнительных обязательств по перевыполнению плана выпуска продукции и о строжайшей дисциплине и бдительности как залоге предотвращения диверсий.
«Третий вопрос нашего собрания, товарищи,- начал председатель,- об осуждении Гавриловой Надежды. Все вы уже знаете, что отец Гавриловой – священник, о чём она утаила при  поступлении на фабрику. Я прошу высказываться по этому вопросу».
  - Да гнать её надо с фабрики, - выкрикнул рослый парень из середины зала.
  - Поповская дочь, сегодня соврала, а завтра Родину продаст, - писклявым голоском кричали откуда-то сзади.
  - Не место ей на фабрике, - поднялся гул возмущения.
  Николая стало дурно. Он ощутил себя в самом центре сгустка зла. «Ну и что в том, что она дочь священника. В чём она виновата?» - думал Седов. «Может, сказать об этом вслух? Но эта разъярённая толпа проглотит меня». Николай обвёл взглядом зал. И вдруг он увидел жертву, на которую это зло было направлено.
  Председатель вызвал на сцену бледную худенькую девушку лет двадцати.
  - Что Вы можете сказать собранию, Гаврилова? – обратился к ней председатель.
Дрожащими губами дрогнувшим голосом она тихо произнесла:
  - Мне нужна была работа, чтобы прокормить пятерых братьев и сестёр и бабушку. После ареста отца я единственная кормилица семьи. Но я не враг и отец тоже, - со слезами сказала девушка.
В ответ зал негодующе зашумел. Судьба девушки была решена. Её уволили как опасный элемент, враждебный Советской стране, облекая на голодное существование.
  Ошеломлённый, Николай прислонился к стене, пропуская расходившихся работников. Надя так и стояла на сцене, беззвучно рыдая. Все проходили мимо. И вдруг от толпы отделился высокий крепкий человек в поношенном костюме и подошёл к девушке. Он взял её за руку, что-то сказал. Она вздрогнула и смотрела испуганно. Но потом успокоилась и перестала плакать. Он дал ей платок и, присоединившись к толпе, вышел из зала. Это был Славин Сергей Степанович, младший брат боевого русского офицера Петра Степановича.
  Впервые увидев его на фабрике, это было что-то около двух лет назад, Николай отметил, что где-то видел этого человека. Вскоре, память привела его в родной город,  в счастливые детские годы – он вспомнил, как Славин приезжал в гости к отцу на лето. Но Славин его не узнал, да и вряд ли бы это было возможно – ведь Сергей Степанович лет на двадцать старше Николая. Уже тогда Сергей Степанович был талантливым инженером, изобретателем – прославленная личность. Каждый в городе знал это.
  Поступив на фабрику, Сергей Степанович определил, что оборудование старое и изношенное. Именно здесь Славин смог проявить свой талант: в короткие сроки он модернизировал оборудование, применяя порой, как нередко бывает с талантливыми людьми, очень простые технические приспособления. После этого поломки свелись к нулю. Директор не мог нарадоваться, что заполучил такой ценный кадр. Славина тогда наградили грамотой и выписали премию. Сергея Степановича уважали, но немало было и завистников. Бездари всегда завидуют талантливым людям. Нередко их злоба доходит до желания физического уничтожения «соперника». Так было и со Славиным: его обвиняли в заносчивости, превозношении, не нравилась его прямолинейность, независимость. Просочились слухи, что его брат активно участвовал в белом движении.
  Николай несколько раз пытался, было, заговорить с Сергеем Степановичем, но откладывал. Ему было как-то неловко. Но сейчас, поступок Славина придал решимости Николаю. Он помчался к выходу вслед за Сергеем Степановичем. Догнав его на улице и поравнявшись с ним, Николай сказал:
  - Вы мужественный и сильный человек, Сергей Степанович, - Славин остановился, внимательно вглядываясь в Николая. – Меня зовут Николай Седов, работаю на фабрике бухгалтером, - сказал Николай, протягивая руку.
  Славин помедлил, потом протянул свою большую руку:
  - Я тороплюсь домой. Если хотите поговорить, давайте сделаем это по дороге. Немного помолчав, Сергей Степанович продолжил:
  - А Ваше лицо мне показалось знакомым, мы не встречались когда-то раньше, до фабрики?
  - Мы встречались, когда Вы приезжали к отцу в гости. Мы жили в этом городе, мой отец работал на цементном заводе. Я тогда был мальчишкой. А вот Вы уже тогда были для меня легендой.
  - Да, как давно это было, - вздохнул Славин. – Иногда мне кажется, что это был сон, или совсем другая жизнь, не моя.
  - Я видел Вашего брата, - начал Николай.
Славин остановился, внимательно изучающее глядя на Седова.
  - Я видел Вашего брата в последние минуты жизни. – закончил Николай.
 Они шли молча. Потом Славин остановился и , глядя Седову в глаза, сказал:
  - Обычно я сдержан и неразговорчив. У меня сложилось о Вас мнение  как о честном и порядочном человеке. Я всегда был вне политики. Мне это чуждо. После 1917 года твёрдо решил, что моя Родина здесь, в России. Ведь Родину не выбирают. Мучительным для меня было известие о гибели моих родных. Я долго боролся с желанием мстить. И помог мне справиться, совладать с собой отец этой девочки, Нади Гавриловой, о.Дмитрий.
  Тяжело вздохнув, Славин продолжал:
  - А вы помните о.Александра? - вдруг спросил он . – Какой благодатный батюшка. Вы не знаете что с ним?
  - Его арестовали вскоре после смерти Вашего брата. Больше о нём я ничего не слышал.
  - Да, как всё изменилось, как всё чудовищно изменилось. Знаете, Николай, я доверяю Вам. Вы частичка той чудесной, но потерянной навсегда жизни. Это трагедия – продолжать жить и трудиться при существующей власти, осознавая, что она причастна к гибели моих родных. И не я один такой в нынешней России. Таких очень и очень много.
  - Что же будет дальше, Сергей Степанович? Как же дальше жить? – в порыве спросил Николай.
  - Как жить? Будьте осторожны. Никому не доверяйте, даже проверенным людям. И этот разговор наш будет последним. Такие как я всегда на подозрении у властей. Я не боюсь за себя, у меня нет никого. Но я опасаюсь за жизнь других, которые могут из-за меня пострадать.
  В лицо дул холодный осенний ветер, моросил мелкий дождь. Небо было серым и низким. Всё это вызывало ещё большее чувство подавленности и безысходности в душе Николая.
  Славин остановился перед дверью в подъезд, взглянул на Николая и, заметив его подавленность, сказал:
  - Ну, я пришёл, - начал он. – А Вы, Николай, не должны отчаиваться. У вас всё впереди. Часто вспоминаю замечательные слова о.Александра, сказанные мне давным-давно: « Не забывай Бога, Серёжа, будь честен, прислушивайся к своей совести». Лучше, пожалуй, не скажешь. Я стараюсь следовать этому. Ну, прощайте.
 Сергей Степанович крепко пожал руку Николая и вошел в подъезд.

                9.

  Славина арестовали, спустя месяц. На  собрании трудового коллектива его заклеймили врагом народа, готовившим диверсию на фабрике, ведущим контрреволюционную агитацию. Директор фабрики неделю ходил белым, как полотно, но его не тронули. Зато были арестованы семь человек, непосредственно работавшими со Славиным. 
  Дух подозрительности витал на фабрике. Люди старались не разговаривать друг с другом. Ощущалась напряжённость, подавленность, настороженность.
   Вскоре был закрыт городской храм. Большинство священнослужителей – арестованы. Николай чувствовал, что его лишили воздуха. Он задыхался. Седов физически ощущал это. С закрытием храма всех верующих лишили последней отдушины. «Как жить дальше?» - спрашивал себя Николай. «И зачем жить?»
  Но тут Седов вспомнил пророческие слова о.Александра, произнесённые при последней встрече:
« Первые христиане тоже подвергались жутким гонениям и смерти. Но они не теряли своей веры. Многие были тайными христианами. Коля, ты должен сохранить веру. Если будет опасно ходить в храм, молись дома, тайно. Но не отрекайся от веры».
  Николай достал свёрток с медальоном и развернул его. «Пресвятая Богородица, помоги мне», - с комком, подкатившим к горлу, молился Николай. « Укрепи меня в вере, пошли силы выстоять, не поддаться искушениям. Помоги мне, немощному, не падать духом, сохранить свою совесть чистой».
  На душе было особенно тяжело сейчас. В течение месяца Николай лишился своих самых близких людей: сначала умер отец, потом Николай похоронил маму. Они тихо отошли ко Господу, почти одновременно, поисповедовавшись и причастившись накануне.
  Но Господь был милостив. В утешенье Он послал Николаю и Маше чудную дочку – Ниночку. «Как жаль, что родители не дожили, чтобы увидеть Нину, порадоваться», - думал Николай.
  Это ребёнок стал спасением для Николая и Маши. Он внёс душевный покой и смысл, сплотил их семью. Тайно, соблюдая предосторожности, Ниночку крестили у о.Григория в той самой ветхой церквушке, где Николай с Машей венчались.
  Как странно, но этот старый сельский храм оказался единственным островком для верующих. На огромной территории это была единственная действующая церковь, которую хотели закрыть одной из первых. Но она просуществовала до конца 40-х  годов, когда здание пришло в полную негодность. А о.Григорий продолжал своё служение, несмотря на преклонный возраст и слабое здоровье.
  Открытое вероисповедание становилось очень опасным. За этим могла последовать, в лучшем случае, потеря работы и проблемы с трудоустройством. Но чаще это заканчивалось арестом или ссылкой. Николай знал немало примеров этому. Но Господь был милостив к его семье.

                10.
  Стоял славный тёплый июньский день. Николай возвращался домой после работы, думая о Маше и Ниночке. «Какая прекрасная погода. Надо в выходные выбраться за город, к речке. Там так хорошо. Отдохнём, покупаемся. Наверно, земляника пошла».
  Николай открыл дверь и вошёл в дом. Было тихо. Какое-то нехорошее предчувствие овладело Николаем. Из комнаты вышла Маша с красными, заплаканными глазами.
  - Что случилось? Что-то с Ниночкой? - не своим голосом быстро проговорил Николай.
  - Ниночка спит. С ней всё в порядке. Вот, - и Маша протянула бумагу.
  У Николая похолодели руки. Несколько секунд он находился в оцепенении. Маша плакала. Седов взял бумагу из рук жены. Быстро пробежал глазами. Это была повестка из НКВД. Николаю надлежало явиться завтра. Седов посмотрел на Машу:
  - Машенька, нам нужно помолиться. Господь милостив.
  - Уже стольких людей забрали, - со слезами сказала Маша.
  - Мы не должны отчаиваться, - сказал Николай, доставая из внутреннего кармана пиджака медальон с образом Богородицы.
Тёмные лики Спасителя и Богородицы печально смотрели на Николая.
  Николай и Мария упали на колени. Долго и горячо молились Богородице помочь, отвести беду от них. Вечером Маша собрала в чемодан необходимые вещи – бельё, продукты. День, казалось, тянулся бесконечно. Наконец, уставшие, они легли спать. Но сон был тревожным и неспокойным.
  Утром, позавтракав, Николай подошёл к детской кровати. Розовое пухлое личико Ниночки выглядывало из-под одеяла. Он долго смотрел на свою дочку, пытаясь запомнить. Кто знает, может
он видит её в последний раз.
  - Маша, береги Ниночку. Если не вернусь, обратись к Фёдору. Думаю, он поможет. Несмотря ни на что, он добрый и честный.
 Николай крепко обнял Машу и поцеловал. Утерев слёзы, она перекрестила мужа.
  - Я буду молиться за тебя сегодня весь день. Я знаю, что, может быть, расстаёмся надолго. Но я верю, Господь, Богородица не оставят нас в беде.
  - Не плачь, родная. Господь милостив, - с этими словами Николай, готовый расплакаться, взяв чемодан с вещами, вышел на встречу своей судьбе.
« Что меня ждёт», - думал Николай. « Что будет с Машей и Ниночкой? В чём меня обвинят?»
 Николай ощущал медальон в кармане у сердца. «Богородица», - взмолился он, взглянув в синее, безоблачное небо. « Помоги и спаси. Отведи от нас эту беду». Он постоянно молился.
  Повернув за угол, Николай увидел серое трёхэтажное здание с решётками. «Какое же оно мрачное и зловещее», - мелькнула мысль у Седова. Перед тем, как открыть дверь, Николай хотел, было, перекреститься, но вовремя удержался. «Помоги мне, Богородица, укрепи меня», - проговорил он про себя и скрылся за дверью. В плохо освещённом коридоре Николай поднялся по ступеням и оказался перед проходной, где сидел дежурный в военной форме.
  -Здравствуйте, я по повестке, - сказал Седов, протягивая бумагу .
Дежурный посмотрел на повестку, сурово взглянул на Седова и, сняв трубку, набрал номер. Через минуту появился конвоир.
  - Седов? Следуйте за мной, - сказал он.
Увидев чемодан в руке Николая, он спросил:
  - Это что?
  - Вещи, продукты.
  - Оставьте у дежурного.
Они шли по длинному узкому коридору со множеством дверей. Сильный запах хлорки доносился из уборной. Поднявшись на второй этаж и, повернув направо, они остановились. Постучав, конвоир открыл дверь, пропуская вперёд Николая, а  сам вошёл следом.
  Напротив двери около окна стоял человек невысокого роста. Он смотрел в окно и повернулся при стуке в дверь.
  - Товарищ капитан… - начал, было, конвоир, но следователь прервал его.
  - Можете быть свободны.
Отдав честь, он скрылся за дверью.
  - Седов Николай Павлович? – спросил капитан, оглядывая Николая.
  - Да.
  - Присаживайтесь, - предложил следователь, указывая на стул в середине комнаты, а сам сел за стол.
  - Так, - начал капитан, открывая папку. – Седов Николай Павлович, 1910 года рождения. – читал он. – Родился в семье рабочего. Работал на железной дороге писарем, окончил курсы счетоводов, с 1930 года работает на кондитерской фабрике бухгалтером.
  Капитан поднял на Николая глаза.
  - Всё верно? – спросил он.
  - Да. Верно, - коротко ответил Седов, чувствуя себя неуютно под проницательным взглядом следователя.
  - Так, - продолжал читать капитан. – В белом движении не участвовал, потому что в то время был ребёнком. Родственников, воевавших на стороне белого движения, не имею.
  Капитан встал из-за стола. Закурил.
  - Значит, в белом движении не участвовали, потому что были ребёнком. – повторил капитан фразу из биографии Николая. – Хотя я знаю случаи, когда дети активно помогали белым, несмотря на свой юный возраст.
  Николай молчал. «К чему это клонит капитан?» - подумал Седов
  - Вам знаком Славин Сергей Степанович, - вдруг спросил следователь.
«Теперь всё ясно», - пронеслась мысль у Николая.
  - Да, он работал на нашей фабрике, - ответил он.
  - А Вы знаете, Седов, что он осуждён за контрреволюционную деятельность, - повысив голос, почти прокричал капитан. Потом, успокоившись, он вновь сел за стол.
  - До фабрики Вы были знакомы со Славиным? – спросил он.
  - Нет, - ответил Николай под пристальным взглядом следователя.
Капитан стукнул по столу кулаком так, что подскочили графин и стакан.
  - Врёшь, - закричал он. – Вы родом из одного города с ним.
Николай на миг закрыл глаза и, сглотнув, почувствовал сухость во рту.
  - Я видел Славина единственный раз летом 1916 года, когда он приезжал к своему отцу погостить. Мне не было тогда ещё семи лет. Мой отец работал на заводе его отца. Мы люди разного круга. И он старше меня лет на двадцать, - проговорил Николай, стараясь быть спокойным.
  - Хорошо, - капитан налил воды в стакан и выпил залпом. – Допустим, всё так, как Вы говорите. А когда он появился на фабрике, Вы его узнали? Вы разговаривали с ним? Он вёл с Вами какие-то беседы?
  - Я его узнал. Но мы никогда не разговаривали, даже по работе, - ответил Николай, вспоминая единственный разговор со Славиным.
  - Что ж, это мы проверим, - сказал следователь, прохаживаясь по комнате. – А почему Вы, Седов, не вступаете в комсомол? Ведь у Вас есть на кого равняться: брат Фёдор – коммунист, возглавляет партийную ячейку. Слушайте, Седов, - продолжал следователь, - у нас есть сведения, что Вы посещаете церковь.
  Капитан замолчал, продолжая ходить по комнате. Потом подошёл к столу и взял бумагу.
  - Руководство фабрики характеризует Вас как честного, исполнительного, аккуратного. Принимаете активное участие в общественной жизни фабрики. Повсюду скрываются враги, Седов. Нам нужны свои люди на фабрике, чтобы вовремя предотвращать диверсии, раскрывать врагов. Мы предлагаем Вам сотрудничество.
  Николай молчал.
  - Послушайте, Седов. Вы молоды, у Вас жена, маленькая дочь. У нас достаточно причин, чтобы Вас арестовать. Но зачем Вам это. Я Вас не тороплю, подумайте.
  - Когда я должен дать ответ, - спросил Николай.
  - Я Вас вызову повесткой.
  Николай не помнил, как пришёл домой. Волнение, перенапряжение, стресс, который он испытал в кабинете следователя, очень утомили его. Седов чувствовал себя разбитым. Он понимал, что ничего ещё не закончено, что это передышка. Николай и Мария благодари Бога, Богородицу за эту передышку, за возможность быть вместе.
  А через неделю началась война…
 
                11.

  Воина… Люди плакали. Внутри было ощущение тревоги, чего-то страшного, грозного, что вторгается в их жизнь. Никто тогда, в первые дни, не мог представить сколько горя, разрушений, смертей принесёт эта война.
  Николай входил в дом с этим страшным известием. Множество мыслей вертелось у него в голове, но он твёрдо решил, что будет делать.
  - Маша, родная, война началась, - дрогнувшим голосом сказал Николай. Маша с Ниночкой на руках, вышедшая в коридор встречать мужа, медленно опустилась на стул. Слёзы катились по щекам и капали на платье.
  - Коля, что же будет? – сквозь слёзы тихо проговорила она. Потом что-то сообразив, она порывисто встала со стула, испуганно глядя на Николая большими серыми глазами.
  - Тебя заберут на войну? Да? – Маша опустилась на стул .
Ниночка, испуганно смотревшая то на мать , то на отца, тоже заплакала. Едва сдерживая слёзы, Николай присел и обнял своих дорогих и любимых.
  - Не плачьте, мои родные, - говорил Николай, целуя маленький лобик Ниночки, нежно вытирая слёзы с лица Маши. – Лучше я буду на войне защищать Родину и вас, чем гнить где-то в лагерях. А Господь милостив, и Богородица всегда со мной. Я вернусь, обещаю.
 Спустя десять дней, не дождавшись повестки, Николай ушёл добровольцем на фронт. Накануне отправки, Николаю удалось получить благословение у о.Григория. Они встретились в городе: батюшка провожал на фронт своего племянника – молодого паренька, только что закончившего школу.
  - Здравствуйте, о.Григорий, - приветствовал батюшку Николай. – Как Вы здесь?
  - Здравствуй, Николай. Провожаю на фронт племянника. Завтра уходит эшелон. Хочу помолиться с ним, поговорить. Парень молодой, необстрелянный.
  - Я тоже завтра уезжаю на фронт. Значит, в одном эшелоне с Вашим племянником буду.
  - Его зовут Миша Кольцов. Держитесь вместе. Он хороший парень.
  - Батюшка, благословите.
  - Благословляю тебя, Николай, на святое дело – защиту Родины от врага. Воюй честно. Да поможет тебе Бог. Буду за тебя молиться.
  - Прощайте, о.Григорий.
  На следующий день Николай уехал на фронт. В его памяти надолго врезался перрон, полный женщин, детей, стариков. Слёзы, плач, гул, звуки гармони. И среди этой толпы Маша в простом белом платье с Ниной на руках.
  - Коленька, ты береги себя. Коленька. Мы будем ждать. Коленька, любимый. Молись. И мы будем молиться, - говорила Маша, глотая слёзы.
  - Машенька, я вас с Ниночкой очень люблю. Родные мои, - обнимая и горячо целуя жену и дочь, взволнованно говорил Николай. – Я вернусь. Обещаю. Буду часто писать.
  «По вагонам», - пронёсся по перрону приказ.
  - До свидания, мои дорогие, - вновь целуя и обнимая, проговорил Николай.
  - Пиши нам. Господь с тобой, - Маша перекрестила Николая.
  Поезд тронулся. Крик, плач усилился. Маша бежала, махала платком и что-то кричала. Николай, высунувшись из вагона, махал в ответ. Ветер трепал его волосы, мешая видеть всё удаляющуюся, теряющую чёткие очертания, фигуру Маши. Спустя несколько минут Николай едва различал белое пятно в разномастной толпе. А потом перрон скрылся из вида.

                12.

  Через несколько дней эшелон с добровольцами прибыл на фронт. Не успели они выйти из вагонов, как налетела вражеская авиация. Николай услышал пронзительный свист летящих с неба бомб, пулемётные очереди, разрывы снарядов.
  - Ложись, - кто-то скомандовал рядом.
Самолёты сделали круг и возвращались.
  - Эх, сейчас бы винтовку, - посетовал молодой парнишка, глядя на Николая. – Возвращаются. Сейчас нас как беспомощных цыплят постреляют.
  Гул самолётов усиливался, они приближались.
  - Рассредоточиться, - кричал капитан, срывая голос. –У кого есть оружие, стрелять по самолётам.
  - Бежим вон к тем деревьям, успеем, - предложил Николай парнишке. – Как тебя зовут?
  - Миша. – на бегу ответил он.
  - Меня – Николай.
  Послышались вновь пулеметные очереди – фашистские лётчики стреляли по вагонам, по не успевшим рассредоточиться добровольцам. Миша и Николай видели, как гибнут их товарищи, как горят вагоны.
  - Гады, хладнокровно расстреливают, - Миша порывисто встал.
  - Да куда ты, убьют, - удержал его Николай.
Самолёты пролетели, удаляясь чёрными точками.
  Вокруг царил хаос, слышались крики, стоны, просьбы о помощи. Как бы человек ни готовил себя к встрече с войной, как бы ни настраивал себя, что он увидит смерть, но реальное соприкосновение бывает ужаснее, страшнее, безжалостнее. Мимо Николая пробежал с воплем и перекошенным от боли лицом пожилой солдат c оторванной правой рукой. Рыжий здоровый парень ходил зажав уши руками, приговаривая : «Я ничего не слышу». Николай видел людей с дикими, ошалевшими, лишёнными разума глазами. Все эти вчерашние мирные советские граждане в один миг стали другими людьми – война меняет людей.
  Оставшиеся в живых помогали раненым, собирали убитых.
  - А как твоя фамилия, - спросил Мишу Николай. – Случайно, не Кольцов?
  - Кольцов. – удивлённо ответил Миша.
  - Я – Седов Николай.
  - Николай Седов? – радостно вскрикнул Миша. - Мне говорил о Вас о.Григорий. Слава Богу, что мы встретились и живы.

  «Товарищи, - через час перед строем добровольцев стоял молоденький лейтенант. – Враг наступает. Наша задача - остановить его. Будем рыть окопы. Приказ – стоять насмерть».
  Первый бой остался в памяти Николая Седова навсегда во всех подробностях. Такое забыть невозможно. Вокруг дрожала земля, рвались снаряды, свистели пули. Николай видел смерть, ужас, искорёженные тела, искривлённые болью лица. А потом пошли немецкие танки. Как могут противостоять танкам винтовки и несколько пулемётов? Скомандовали отступление. Раненые и убитые были оставлены. Николай молился в этом адском огне, мясорубке. И выжил.
  Каждый день шли бои. Постоянные отступления, наступления. Из тех, с кем Николай ушёл на фронт, почти никого не осталось – кто-то убит, кто-то ранен. Миша Кольцов был рядом, но уже не мальчик, а мужчина, закалённый в боях, много повидавший.
  Николай Павлович, сидя в парке, вспоминал, как однажды, после небольшого затишья, опять заговорили вражеские орудия. Командир – лейтенант Скворцов – скомандовал занять позиции. Потом начался ад: по ним били тяжёлые орудия, вражеская авиация сбрасывала бомбы. Гитлеровцы пытались окружить и уничтожить дивизию, в которой воевал Николай.
 По окопам пронёсся приказ комдива о наступлении, чтобы пробить кольцо окружения.
  - Будем держаться вместе. Как всегда, - проговорил Миша.
«За мной. Ура!» - лейтенант поднялся над окопами с пистолетом в руке и побежал, увлекая бойцов за собой. «Ура!» - послышался гул голосов.
Николай посмотрел на Кольцова: он молча шевелил губами и крестился.
 «Богородица, помоги, спаси от этого ада», - Николай коснулся рукой медальона и, вскинув автомат, с криком «Ура!» побежал вслед за командиром. Он не разбирал дороги, как будто туман застлал глаза. Николай бежал вперёд и стрелял. Рядом свистели пули, рвались снаряды, осыпая его землёй. Гарь, дым, крики, стоны. Миша Кольцов бежал рядом. Вдруг впереди показались чёрные фигуры – немцы. Очередью Седов и Кольцов уложили несколько вражеских солдат. Впереди виднелся лесок. «Неужели прорвались», - мелькнула мысль. «Только бы добраться до леса».
  Грязные, усталые, измученные, помогая раненым товарищам, пробираясь по болотам, на следующий день они вышли к своим. Всего несколько сотен человек – всё, что осталось от дивизии.
 
  Николай Павлович вытер платком слёзы. Потом достал медальон. С умилением, глядя на образ Богородицы, он вспоминал бой, в котором был тяжело ранен. Это ранение разлучило товарищей – Николай Павлович встретился с Михаилом Кольцовым только после войны –  в конце 40-х годов.
А тогда шёл бой за небольшой городок. Немцы хорошо укрепились. Городок располагался на холме и, немцы, понимая, как важна эта позиция, отчаянно сопротивлялись. Целый день шли кровопролитные бои.
  Николай и Михаил заняли позицию около трёхэтажного полуразрушенного дома.
  - Смотри, Миша. Вон они,- говорил Николай, указывая на противоположный дом. – Засели на чердаке с пулемётом. Надо потихоньку пробраться в дом. Давай за мной.
  - Хорошо, Коля. Я тебя прикрою.
Вражеская артиллерия, отступив, вновь открыла огонь. Николай услышал гул приближающегося снаряда. «Ложись!» - услышал он позади голос Михаила. А потом что-то тяжёлое ударило Николая.

               
                13.

  Он очнулся в госпитале. Резкая боль в руке вызвала стон.
  - Очнулся, - пожилая медсестра вытерла пот со лба Николая. – Полдня был без сознания. В рубашке родился, милок.
 Седов смотрел на медсестру, видя перед собой размытое белое пятно, которое постепенно приняло правильные очертания.
  - Ты видишь меня?
  - Да, теперь вижу. Что со мной? - тихим голосом спросил Николай, угадывая повязку на голове. Он поднял забинтованную руку и почувствовал сильную боль в теле.   
  - Не двигайся. У тебя сломано пять рёбер, осколочное ранение в руку, травма головы.
  - Помню, как Миша Кольцов что-то крикнул, а потом ничего не помню.
  - Этот Миша тебе жизнь спас. В дом попал снаряд. Тебя долго не могли найти. А потом твой товарищ увидел часть сапога. Так тебя и откопали.
  Николай, было, здоровой рукой привычно потянулся к карману гимнастёрки.
  - Где мой медальон, он был в гимнастёрке, - испуганно проговорил он.
  - Лежи, лежи. Сейчас я принесу твои вещи.
Сестра принесла документы, фото, письма от Маши. Ещё издали Николай узнал знакомый, потемневший от грязи и пота, свёрток.
  Седов взял его, почувствовав твёрдость медальона. Аккуратно развернув, Николай показал медальон сестре.
  - Что там у тебя? – посмотрела на Седова сестра. – Господи, - она перекрестилась. – Богородица.
Сестра рассматривала медальон:
  - Старинный. От бабки, наверно, достался.
Помолчав, она добавила:
  - Она, матушка, тебя спасла. Ну, ладно, пойду, - и она подала медальон Седову.
  Слёзы подступили. Только сейчас Николай осознал, что мог навсегда остаться под руинами дома.
«Спасибо тебе, матушка Богородица, что ты опять спасла меня. Спасибо, что ты не оставила Ниночку сиротой».
  Николай быстро шёл на поправку и, спустя две недели, был почти здоров. Прогуливаясь по госпитальному коридору, он заметил, что привезли новую партию раненых. Грязные, измученные лица. Вдруг он услышал голос начальника госпиталя: «Капитан Седов. Тяжёлое ранение в живот. Срочно оперировать».
  «Однофамилец?» - мелькнула мысль. «А вдруг…» Николай быстро пошёл, побежал к сестре, принимавшей раненых.
  - Сестра, как зовут капитана Седова? – взволнованно спросил он.
  - Уйдите в палату, не мешайте, - прикрикнула на него сестра.
  - Это очень важно, скажите? – умоляюще попросил Николай.
  - Фёдор , кажется, - бросила сестра.
  Николай прислонился к стене. У него потемнело в глазах. На лице отразилась боль. Сестра мельком посмотрела на Николая.
  - Что с Вами? Вам плохо? – тревожно спросила она.
  - Это, возможно, мой брат.
  - Может, однофамилец? Такое бывает.
  - Как он?
  - Не знаю. Тяжёлое ранение в живот. После операции поговорите с врачом.
  На следующее утро Николай узнал, в какой палате находится Фёдор Седов. С врачом поговорить не удалось – он непрерывно находился в операционной, делал операцию за операцией. Сестра сказала, что Фёдор очень плох, потерял много крови.
  - Сейчас к нему нельзя, - сказала сестра.
  - Мне нужно его видеть. Может, я ошибаюсь, это однофамилец.
Сестра колебалась.
  - Ладно, на пять минут. Заходи. Он на койке в правом углу, у окна.
Николай вошёл в палату. Тяжёлый запах гнившей человеческой плоти и лекарств ударил в нос. Не замечая никого, Николай направился к окну, пробираясь между койками. Вглядываясь в землистое лицо, Седов узнал своего брата. Он очень изменился – осунулся, похудел. Сердце сжалось от боли. Николай видел столько смертей, но сейчас перед ним лежал брат.
  Фёдор медленно открыл глаза, почувствовав присутствие Николая. Седов сел на кровать и взял руку брата.
  - Фёдор. Это я, Николай. Твой брат. Ты узнаёшь меня?
Фёдор медленно перевёл взгляд на Николая. Лёгкая, едва заметная улыбка пробежала по его губам.
  - Коля, братишка.
Николай крепко сжал руку брата.
  - Ты поправишься, слышишь, обязательно поправишься. Ты должен бороться. Я с тобой, - говорил Николай, но ему мешал комок в горле.
  - Очень больно, и хочется пить. – тихо проговорил брат.
  - Сейчас, Федя, я схожу за водой, - сказал, вставая, Николай.
 Фёдор удержал его.
  - Погоди, Коля. Потом. Помолись за меня, брат. Страшно умирать. И прости меня за всё. Я молился Богу, Коля, снова, как в детстве.
  Слеза покатилась по щеке Николая. Но он сдержал себя.
  - Федя, и ты прости меня за всё. Я буду с тобой.
Фёдор потерял сознание.
  - Сестра, сестра, - звал Николай. – Сюда. Он потерял сознание. И просил воды.
  - Всё, уходите. Ему нельзя разговаривать, - сказала сестра.
 На следующий день Фёдор умер. Его похоронили в братской могиле недалеко от госпиталя. «Вечная память погибшему воину Фёдору. Прости меня брат за всё и помолись там, на Небе».

                14.

  Николай ехал домой.  Он не видел своих два с половиной года. Как они, здоровы ли? Маша ничего не знает о ранении – Седов не писал, пока не зажила рука. Наверно, сильно беспокоятся. Он отправил письмо незадолго до выписки из госпиталя. Седов смотрел довоенные фото под стук колёс - он, Маша и новорождённая Ниночка . Какая она сейчас, наверно уже говорит, бегает.
  Николаю дали отпуск 5 дней, два дня из которых он добирался домой. Поезд приближался  к долгожданной станции. Николай понял это, когда показалась серебристая лента реки. «Вон там, под берёзками мы отдыхали и купались, а в том леске собирали землянику. Как это было давно». Сердце Николая сжималось от воспоминаний, которые , казалось, были навсегда стёрты войной.
«Вот и долгожданный перрон, минут через десять буду дома», - с волнением думал Николай, спрыгивая из вагона.
  А Маша с Ниночкой в это время были на почте. Вот уже два месяца она не получала писем от Николая. Маша вслушивалась в сводки в фронта, вскакивала при каждом стуке в дверь, ожидая весточки от Коли. « Господи, Богородица услышьте мои молитвы, спасите Колю. Пусть он вернётся живым», - со слезами молили она, и гнала от себя плохие мысли.
  Вот и сейчас, подходя к дому, Маша молилась за Николая, сжимая маленькую ручку Ниночки. Повернув к дому, Маша заметила военного, стоящего к ней спиной. Сердце сжалось от волнения. «Неужели что-то с Колей?» - тревожная мысль закружилась в голове.
  Вдруг, совсем другая мысль мощно  ворвалась в её сознание :  « Коля», - тихо произнесла он.
Она не видела его лица, но какое-то чувство подсказывало ей,  что это он. «Коля!!!» - вырвался крик из её груди.
  Николай обернулся и, бросив вещмешок, побежал навстречу. Маша , взяв на руки Ниночку, плакала, не веря своему счастью.
  - Родные, любимые, - дрогнувшим голосом, не сдерживая слёз, говорил Николай, обнимая и покрывая поцелуями жену и дочь.
 Растерянная трёхлетняя Ниночка ничего не понимала.
  - Ниночка, это папа, - сквозь слёзы сказала Маша.
Николай поднял Ниночку на руки высоко-высоко и крепко прижал к себе. Он долго помнил этот детский особенный запах – запах жизни.
Ниночка обняла Николая за шею и поцеловала.
  - Папоська, а ты не уедесь? – спросила она, глядя на него большими серыми глазами.
  - Родная, - Седов не мог сдержать слёз.- Какая ты большая. Ну-ка дай я хорошенько на тебя посмотрю.
И Николай поставил дочь на землю. Он смотрел на Ниночку, угадывая в ней знакомые черты Маши и свои. Он хотел запомнить её большие серые «мамины» глаза, русые вьющиеся волосы, улыбку. Ведь война продолжается и кто знает…
  - Родные мои, любимые. Мне сегодня нужно ехать обратно на фронт. Но я вернусь. Обязательно вернусь.
  После были ещё два долгих года страшной войны. Сколько горя ещё предстояло увидеть Николаю Седову, сколько смертей, скольких друзей он ещё потеряет?

                15.
   
  Николай Павлович сидел на скамейке в парке. Он вспоминал свою жизнь, друзей, родных, события. И слёзы текли по его щекам. Николай Павлович достал платок. Мимо проходила женщина в белом платочке.
  - Вам нехорошо? Случилось что-то? – тревожно спросила она, обращаясь к Николаю Павловичу.
  - Нет, дочка. Всё хорошо. Жизнь свою вспоминаю, - ответил старик.
  - А пойдёмте со мной. Я всегда, когда плохо, в церковь иду. Свечки поставлю, помолюсь. Или просто постою. Помогает. Ведь там Господь. 
«А ведь я уже столько лет не был в храме», - подумал Николай Павлович.
  - Как тебя зовут, дочка. – спросил старик.
  - Тамара.
  - Я давно не был в церкви, Тамара.
  -  Ну, вот. Сейчас и сходите. Пойдёмте.
 Женщина помогла старику встать со скамейки и, придерживая под руку, повела его по алее к храму. Какое-то давно забытое волнение, трепет чувствовал Николай Павлович, приближаясь к церкви.
  - Сегодня сам настоятель будет служить, о.Александр. Очень благодатный батюшка. Говорят, у него и отец, и дед священниками были. Хочу у него поисповедоваться.
  - Тамара. А много людей ходит в храм.
  - По выходным бывает много – крестятся. Прямо толпы народа. Бедные батюшки. Устают сильно. А в будни, как сегодня, людей мало.
  Они подошли к церковной калитке, перекрестились. На решётке возле калитке Николай Павлович
заметил объявление в рамочке. Остановился прочитать.
  - Это наш батюшка воскресную школу организовывает, - пояснила Тамара.
А старик тем временем читал объявление: « В нашем храме открывается воскресная школа для детей с шести лет. По всем вопросам обращаться к настоятелю протоиерею Александру Пономарёву».
  Как разряд электрического тока прошёл по телу Николая Павловича.
  - Александр Пономарёв, - медленно проговорил старик. – Отец и дед священники.
Трясущимся от волнения голосом он спросил:
  - Вы не знаете, Тамара, где служили отец и дед о.Александра.
  - Отец служил во Владимире. А дед – где-то на Урале.
 «Этого не может быть. Совпадение? Столько лет я ничего не знал об о.Александре и вот, под конец жизни я, возможно, встречаю его внука».
  В храме казалось темно после яркого солнца, горели свечи. В углу священник принимал исповедь. В тот момент, когда Николай Павлович и Тамара входили в церковь, священник наклонился, и свеча осветила его лицо.
  « Это он. Те же глаза», - подумал Николай Павлович.
  - Ну, мне сюда, - шёпотом сказала старику Тамара, становясь в очередь на исповедь. – А Вы можете посидеть на лавочке или свечи поставить.
  - Нет, мне тоже нужно к о.Александру, - решительно сказал Николай Павлович. – Я буду за Вами, Тамара.
  Очередь уменьшалась. Вот и Тамара пошла на исповедь. Николай Павлович вглядывался в лицо священника, вспоминая любимого батюшку.
  - Идите, с Богом, - сказала Тамара, отойдя от о.Александра с заплаканными глазами и светлым лицом, облегчённо вздохнув.
  Николай Павлович неровной походкой, опираясь на палочку, подошёл к священнику.
  - Здравствуйте, батюшка, - сказал он, внимательно глядя на о.Александра.
  - Здравствуйте. Слушаю Вас.
  - Я очень давно не был в храме, лет десять, наверно.
  - Так было почти со всеми. Храмы были закрыты.
  - Я хочу Вас спросить, батюшка, - голос старика дрогнул. Но он взял себя в руки и продолжал:
  - Я слышал, Ваш дед был священником. А где он служил?
  - Он служил на Урале, в небольшом городке Невьянске.
Дрожащим, не своим голосом старик спросил:
  - Его звали, как и Вас Александром?
Священник пристально посмотрел на Николая Павловича.
  - Да, меня назвали в честь его Александром. Вы знали моего деда? – воодушевлённо спросил батюшка.
  - Меня зовут Седов Николай Павлович. Я жил в этом городке по соседству с о.Александром и матушкой Галиной. Перед арестом о.Александр подарил мне вот это.
  И старик аккуратно трясущейся рукой вынул из кармана пиджака небольшой свёрток и развернул его.
  - Медальон с образом Богородицы, - медленно проговорил о.Александр. – Постойте, так Вы тот самый Коля, мальчик, которому дед подарил этот образок. Он рассказывал мне о Вас.
  - Так, значит, он жив, - воскликнул старик. Потом поправился и сказал:
  - Значит, он был жив. С тех пор, как его арестовали, я ничего не знал о его судьбе.
  -  Он умер двадцать пять лет назад в возрасте девяносто пяти лет. Дед много лет провёл в тюрьмах и лагерях. Лишь в 55-м он вернулся. Удивительно, как дед, пройдя через нечеловеческие испытания с подорванным здоровьем, дожил до глубокой старости. Только в последний год жизни он не служил в храме, сильно болел. Я чувствовал благодать, исходящую от него. Его вера была особенной. Он говорил, что именно она спасла его. Дед не имел зла к своим мучителям и гонителям.
  - Жаль, что мне не довелось увидеться с о.Александром. Ведь этот медальон, подаренный им, вёл меня по жизни, спасая и оберегая. Я прошёл с ним всю войну, лишь однажды был ранен. И сейчас не расстаюсь с ним.
  - Дед рассказывал о Вас, о том времени. «Что сейчас с Колей?» - говорил он. «Жив ли, не потерял ли веру? Или давно умер в лагерях, замученный?  А может погиб, защищая Родину?» Мне было тогда лет девять. Дед говорил, что я очень похож на Вас, живой верой. Скорее дед, нежели отец предопределили то, что я стал священником.
  - Скажите о.Александр, - начал старик. – Я много думаю о том, за что мне, грешному, такая милость. Зачем  меня спасала Богородица. Ведь я ничего не сделал. В детстве были мысли стать священником, но им не суждено было воплотиться. Дочь воспитал. Она хороший человек. Но не верующий. Мы с женой старались дать ей понятия о добре и зле, о совести. Но моя вина, она ничего не знает о церкви, о Боге. Отец Александр, - старик умоляюще посмотрел на священника, - возьмите этот медальон, он должен быть у Вас. Мне он не нужен. Жизнь прошла.
  В это время, перекрестившись, в храм зашёл молодой человек. Старик, увидев его, заволновался.
  - Иван, - тихо произнёс он.
  - Вы знаете этого молодого человека? – спросил о.Александр.
  - Это Иван, мой внук. Но как же это, - растерянно проговорил Николай Павлович.
  - Иван с момента открытия храма здесь. У него живая, искренняя вера. Он, вместе с другими прихожанами, помогает в обустройстве храма, - сказал о.Александр.
  - Как же так. Как я мог не заметить этого.
  - Посмотрите на эти замечательные иконы, - продолжал о.Александр. – Это работа Ивана.
  - Да, он очень хорошо рисует, - проговорил старик, глядя на иконы. – Это, действительно, он написал? – слёзы катились по щекам старика. – кто бы мог подумать, что наш Ваня будет иконописцем. Жаль, что моя Маша не дожила до этого дня.
  Николай Павлович наблюдал за Иваном. Молодой человек, поставив свечи и помолившись, вышел из храма.
  - Николай Павлович, - начал о.Александр. – Медальон должен остаться в Вашей семье. Вы прожили долгую жизнь и сохранили живую веру. Благодаря таким, как Вы, выстояла наша церковь, сохранилась вера. Вы, сами того не осознавая, своими поступками, жизнью передали веками хранившуюся веру, традиции, устои своим будущим поколениям.
  Николай Павлович посмотрел на медальон.
  - Столько событий произошло за сегодняшний день. А ведь, о.Александр, это Богородица привела меня в храм сегодня. Она, матушка, - Николай Павлович поцеловал образок.
  - Приходите почаще, буду рад Вас видеть.
  - Послушайте, о.Александр, - продолжал старик. Немного помолчав, он продолжал:
  - На моём веку храмы закрывали, потом во время войны открывали, потом опять закрывали. Вы думаете, всё, что происходит сейчас – это надолго.
  - Думаю, что надолго. России не быть без веры православной.
  Николай Павлович вышел из храма. Он чувствовал какую-то неземную радость. Такое он не испытывал никогда, даже в детстве.
  В церковной ограде играли ребятишки, рядом оживлённо разговаривали их мамы. Вдруг один из малышей, мальчик лет пяти, закричал, указывая пальцем вверх:
  - Мама, смотри, Богородица.
Николай Павлович поднял голову и увидел на небе чудесным образом составленный из облаков
лик Пресвятой Девы Марии. Видение продолжалось мгновение – плывущие облака изменили образ.
  - Да где же, Алёша. Я не вижу. Может, показалось тебе, - говорила мама мальчика, пытаясь, что-то рассмотреть в небе.
  - Я правда, правда видел. Вон там, в облаках, - Алёша вновь указывал на небо.
 Николай Павлович снова посмотрел вверх: белые облака тихо плыли куда-то, гонимые ветром.
  «Спасибо тебе, Богородица, за неизреченную Твою милость ко мне, грешному», - старик стоял на пороге храма со слезами радости.