Дневники I-9 Не оторваться от Блока

                Из дневников давних лет

эпиграф Ивана Алексеевича Бунина, цитирую по памяти: "Самое интересное - это дневники, остальное - чепуха."

Молитва о людях – это глубокое погружение в страдания человечества. Может быть,  это и есть сораспятие Христу? Тяжесть людских душ, их грехов Он поднимал на Себя, молясь в кровавом поту. Я понимаю Его слёзы о мире, Его глубочайшее сострадание и Его человеческую солидарность с теми, кто создан Им – Богом.  Великая здесь тайна для меня – отчего не все веруют. Я твёрдо знаю, что сердце Бога преисполнено нежности ко всему созданному Им. Этой-то любви божественной я и прошу.

                Михайловское.

Живу у Толи Давыдова с Галей. У сына Толи Иваши есть няня, баба Даша 82 лет,  она чисто поёт ему песенки, рассказывает прибаутки, Ваню называет “душенькой”.  Я живу в крохотной каморке.

Побывав в гостях у Эли, я познакомилась с Надей Г., которая любит Гёте,  Рабиндраната Тагора, Махатму Ганди, Л.Н. Толстого, М.В. Нестерова. Не любит болезненного в людях, ищет ясности и простоты. 

Видела Володю Самородского, глаза его изменились. В Свете Ивановой спокойствие,  чистота лица, что-то от моей второй сестры Наташи – голос, манера говорить, в ней много детского, она дивная, с ней легко молчать и говорить. Читала Петра Яковлевича Чаадаева и о нём.

Не люблю праздности. С людьми всё больше молчу. Просмотрела Ивана Бунина. Иван Алексеевич, спасибо тебе. Вечером гуляю около озера.

Теперь я живу у Эли на террасе. Разговор с Володей Самородским о встречах с духами зла во сне. Володя верит в Бога.

Эля расспрашивала меня о монастырской жизни. Мне хорошо в доме Эли. Я одна.  Оказывается, я это люблю. Зашла по приглашению Володи к нему. Его мама усердно потчевала меня чаем и вкусностями. По-моему она жаждет иметь невестку. Володя сказал, что когда он пьёт, он во власти злого духа, и тот его не трогает, а когда не пьёт, то злой дух мучает его.

Надя считает бессмысленным молиться за людей. Я не стала с ней спорить,  сказала, что не согласна с ней и, попросив прощения, ушла в спокойном состоянии духа, помолившись о ней. Через довольно долгое время, когда я была у Самородских, приходит взволнованная Надя, говорит, что её мучает совесть, что,  наверное, она обидела меня. Я сказала ей, что обиды нет, пожелала ей спокойной ночи.

Я не знаю, зачем Ты, Господи, познакомил меня с Самородскими.

Пришёл Володя, лицо его осветилось радостной улыбкой при виде меня. Я сразу ушла, извинившись.

Лютый ливень. Я собралась уезжать в Питер. Володя должен был через кого-то отправить в Пушкинские горы мой рюкзак, но в гостинице я его не нашла. Я растерялась, металась, бегала туда-сюда. Пробегая мимо могилы Пушкина, я взмолилась: “Александр Сергеевич, помоги мне”. Я вошла в храм, экскурсоводы сказали мне, что рюкзак мой в кассе у Инны. Я поблагодарила Бога и Пушкина.

Из дома Эли меня провожали Надя, Володя, Эля. Мила Юн. побывала в Новгороде,  она сказала, что принесла радость Володе Поветкину, Володя Г. и его семья ей очень понравились.

Питер

7/VIII. День смерти А. Блока. Со Светой Ивановой после Литургии в Никольском соборе, где мы поминали Блока, его жену и Пушкина, мы приехали на Волковское кладбище, легко нашли могилу Блока. “Я люблю тебя, молись обо мне”, - сказала я мысленно Блоку на его могиле. Гвоздики лежали на могилах Любови Дмитриевны и Бекетовых.

Живу у Люти. Беспокоюсь о Косте Кузьминском.            

Бурный разговор с Сашей Михановским. Он очень умён, с ним интересно обмениваться мыслями. Саша тонко чувствует мои тайные движения мыслей, от которых на поверхности остаются вопросы определенного рода. Мы на разных позициях. Я беспомощна, я чувствую лавину, обрушивающуюся на меня, но не в силах противостоять ей логикой и убедительными доводами. Саша говорит быстро, я не успеваю вставить слово. “Ты утолил свой гнев?”, - спросила я. “Да, но не в свою пользу”, - ответил он.
 
Он детально проанализировал мои письма к нему. Я поражена этим. Он сказал, что для него письма не развлечения, что он знает цену слов. Он говорил о моей двойственности. То, что он придумал, я не могу опровергнуть, не могу защищаться.

Цель моя была узнать о его мировоззрении, средство же было – вопросы о том, что он читает. Саша считает, что задавать вопросы о здоровье в его возрасте нельзя,  о книгах тоже бессмысленно спрашивать, ибо это ни о чём не говорит. После разговора Саша улыбнулся.

С Гришей встретились так, будто и не расставались. Поразительно. Каков фундамент прошлых лет.

Господи, все сокровища мира, ум, дары – ничто перед чувством любви к Тебе. Чем больше одиночества внешнего, тем ближе к Тебе.

Брат Феликс проводил меня на поезд. У нас был разговор о происхождении мира.  Феликс близок к пантеизму.

                Пустынька под Елгавой

Я опять в пустыньке. Мыла пол в церкви, ходила в магазин. Купила постное масло на общий стол.

Что лучше общей молитвы, всех объединяющей?

Собирали в колхозе огурцы. Я очень устаю от непривычки к физическому труду.

Вера Александровна Рещикова  рассказала мне, что на юге в горах живут старцы.  Чтобы их выследить на вертолёте, в ту местность послали летчика. Тот видел, как старцы поднялись на вершину горы, встали на колени и по воздуху перенеслись на другую гору. Лётчик положил на стол своему начальству свой партийный билет,  отказавшись преследовать старцев.

Когда разговариваю с о. Таврионом, чувствую присутствие Бога. Батюшка встревожен положением нашей Церкви, он говорит, что будут ужасные испытания.

Чем больше меня касается любовь Бога, тем мучительнее носить мне в себе равнодушие, холод, пустоту, когда я не чувствую в себе этой любви.

Когда внимание поглощено молитвой, а сердце погружено в Бога – как может интересовать этот мир? Когда я возвращаюсь на землю, я вижу свои слабости и болезни душевные.

Батюшка узнал меня, принял ласково, позвал в комнату, сел напротив. Я сказала ему, что меня мучит неверие в Бога родителей. “Не надо брать на себя то, что может сделать только Бог. Да светит свет ваш пред людьми... ”, – ответил он.

У него в доме всё проникнуто святостью. Он показал мне электроорган, открыл его, но я не смогла играть на нём. Потом он трёх богомольцев и меня кормил арбузом,  говорил, что жизнь – чудо, и арбуз – чудо, что мы в гостях у Бога. Он был мягок и светел, на лице у него часто появляется улыбка.

“Бог благословит”, - сказал он мне, когда я попросила благословения. У меня была мысль, что я его сегодня ещё увижу, хоть он и уезжал в Елгаву. Действительно,  после обеда я вышла на улицу и увидела возвращающуюся машину. Батюшка был в белой шляпе, в узеньком пальто.

Как я люблю этого милого человека, мне радость быть с ним рядом. Я чувствую его святость очень сильно. Я поражаюсь его энергии и трудолюбию. Пустынька стала удобным местом для приема людей благодаря его стараниям. На проповеди он говорил, что каждое причащение - обновление, что мы даже делаемся сотелесниками Христу. Я поблагодарила его за всё, прощаясь с ним.

Легко дышится в обители. Едва я оказалась за её пределами, у меня тотчас отяжелели веки.

Иногда Ты даёшь щемящую надежду. Жажда богообщения во мне бесконечна. На какой-то стадии захочется страдать, чтобы людям было хорошо. Беречь Христа в себе, прятать. Он - полнота жизни. Как происходит, что душа оказывается как бы в застенке, какая-то сила держит её в параличе, любви и молитвы нет. А потом вдруг внутренние стены рушатся, душа освобождается, появляется теплота в сердце и облегчающие, очистительные слезы.

Не лишайся меня, не разлучайся со мной, Господи. Душа осталась в пустыньке.  Когда молюсь о батюшке, то плачу благодатными слезами.

Вечер. Бесстрастно вспоминаю рубцы, язвы, раны, полученные от людей. Исцелились они? Заглядываю в себя, что там? Непоколебимый покой, им окутано сердце, как панцирем.

Частью души я в раю со спасёнными, частью души – в аду, с мучающимися, частью души – с теми на земле, кого вспоминаю. Я уверена, что ни одно из созданий Твоих не оставлено любовью Твоей. Я чувствую иногда Тебя совсем рядом, Твоё величие,  нежность, заботливость, снисходительность.

Умерли, причастившись, П.Я. Чаадаев, Пушкин, Пётр I, Ивана Сергеевича Тургенева мать Варвара Николаевна.

Мы с братом Германом переехали на улицу Башиловскую. Ничтожность и необходимость дел.

Спасибо за жизнь, Господи. Жить интересно и умирать интересно. (А вот сейчас умирать стало не интересно. 2011 г.) А смерть – это новая жизнь.

Была на концерте Феди Дружинина. Там, где его игра была похожа на молитву, мне понравилось более всего, это была музыка Григория Фрида.

Недолгая беседа с Аликом Бобровским. В облике Феди Дружинина благородство. Наталья Львовна любезна и тепла. Татьяна Евсеевна, подруга Н.Л. сказала, что лицо моё стало иконописным.

Разговор с сестрой, я говорю ей: “Неужели ты думаешь, что Блок умер, что Пушкин умер? Я уверена, что увижу их”. Лена: “Я верю в то, что ты говоришь”, - и начинает плакать.
 
Каждый день играю на фортепиано. Читаю письма Блока. Не успеваю жить.

Сон: Александр Блок и Любовь Дмитриевна вошли в класс, где я преподавала музыку, сказали: “Здравствуйте”. У него голос мягкий, немного похож по тембру на голос Феди Друэинина, у Любови Дмитриевны - низкий, тяжёлый, грудной. Я чувствовала смущение, своё недостоинство быть рядом с ними. Они говорили потом друг с другом о своих делах.
 
Не оторваться от Блока. Я люблю его теперь иной любовью. Чувствую его душу иногда рядом с собой. Разговариваю с ним. Интересно было бы с ним дружить.

Обжигающие душу мои  молитвы о Володе Самородском, пушкинисте Валентине Семеновиче Непомнящем, о некоторых священниках.

Приезжал ко мне в гости Володя Самородский из Михайловского, привёз мне антоновских яблок. Даруй мне брата в лице его, Господи. Он мне обил две стареньких папиных табуретки.

Чрезвычайное напряжение внутренних сил. Молюсь о Марине Цветаевой иногда со слезами. Где она, с Тобой ли?

Была у родственников жены Германа Лены Демиденко, пришла к выводу, что я мертва для земной – семейной жизни.

Каков же мой путь в мире? Меня любят папа, Боря Талесник, Володя Самородский,  Н.Л., надеюсь Лина, хорошо относятся многие. Я потенциально люблю всех. Горячее всех люблю папу, о. Владимира (больше всех), Володю С., Валентина Семёновича Непомнящего, Володю Поветкина, Костю Кузьминского, Лину – всегда люблю. На земле люблю храм, пение церковное, музыку, природу, еду, книги, наблюдения над людьми.

Меня пронизывает тревога о всём мире, о живых, об усопших. Мой родной – Александр Блок. Он пишет: “В детях – самое священное”. Милый мой Александр,  друг мой. Молись обо мне всегда.

К стихам я сейчас равнодушна. Жить - хочу: интересно, заманчиво.
 
Явственно вижу во сне лицо Нади, жены Ильи Шифрина. Я говорю ей: “Мне кажется,  в тебе много гордости, в этом твоё несчастье”. Она соглашается и говорит, что ей трудно с людьми.

У всех чему-то учусь. Что я сама по себе? Что во мне – моё?

Мне нельзя видеть Костю, Валерия Б., Илью Ш., но в будущей жизни – не разлучи нас, умоляю Тебя, Господи! Желание иметь семью всё ещё живёт во мне. Детей не хочу, не смогу воспитать – боюсь. 

Гордость отвратительна, но она сидит во мне прочно.

Сердце буквально горит любовью к одному человеку. Я не помню, сколько мне лет.  Мне нет возраста. Этот человек очень дорог мне.

Идя по улице, молюсь, обвожу глазами небо вокруг себя – везде Ты.

Нежность Божьей Матери ко мне и моя нежность к Ней.

Я отдала почитать свои стихи Наталье Львовне.

Когда я заболеваю физически, я молюсь о тех, кто болен.

Была у Мити Засецкого, он меня фотографировал. У него светлое лицо. Он сказал мне, что не боится смерти, когда он уверен, что после смерти ничего нет.

Из моих мужчин друзей - восемь человек ко мне хорошо относятся. Это всё же приятно.

Меня всегда привлекают в людях их страдание, я люблю людей страдающих, жалею их и жажду им помочь.

Господи, Ты воспитал меня так, что у меня теперь нет никого, перед кем я могла бы капризничать.

Перед Линой во мне просыпается Винни-Пух.

В Литературном музее лекция о Марине Цветаевой. Читали её стихи. Были мои любимые чтецы: Ася Мамонова и Ира Ложкина (диктор Радио).
 
Я полюбила Веру Хализеву.

У Н.Л. читали Достоевского конец романа “Идиот” - сначала Ася, потом Серафим Николаевич (муж Натальи Львовны, искусствовед), затем С.Н. читал Евангелие, слёзы полились от его чтения.

У Вити Мамонова святые глаза. Он говорил, что князь Мышкин – Христос, но не Сын Божий, что Рогожин – Иуда. Не согласна. Читать конец “Идиота” нельзя. Людей надо поднимать, а не валить с ног.

В ванной жил сверчок, пищал, теперь он пробрался в комнату, пищит у окна – мой младший брат.

С интересом читаю и комментирую папины стихи. В них есть свежесть образов, искренность чувств, страдание, хватающее за душу. Бьётся в нём жилка поэзии,  страсть к стихам, как некогда у меня была страсть к рисованию при отсутствии таланта и учёбы в этой области.

Ася Мамонова говорит, что сострадание мучительно. Так ли это?

Серёжа Хализев сказал: “Никого не судить, а тебя пусть судят все”. Мне интересно учить его играть на фортепиано.

Вечер в Музее Пушкина: поэт Кайсын Кулиев непосредственный ребёнок с большим сердцем, умный, знакомый с вдохновением. Он произнес: “Молитва от повторения не тускнеет”. Я плачу от его песен. Меня пронизало чувство солидарности с людьми.

Если бы я не чувствовала Бога, не молилась бы Ему, я сошла бы с ума от одиночества. Что весь мир перед именем Твоим? Моя жизнь – на ладони Твоей. Не хочу никогда видеть бесов. В момент истинной молитвы человеку даётся торжественность, величие и глубочайшее чувство смирения, душа тает в слезах.

мой рисунок.