БИ

    …

                БИ… - (лат  bi…дву (х) –
                в  сложных словах указывает
                на наличие  двух  предметов,
                признаков.



Глава  1
                «Воздушные шары эстрады»

    Популярный  певец  и  композитор  Леонид  Вокуев  отдыхал.   Загородный   дом   маэстро,  сооружённый   в   конце  перестройки, представлял   нечто   среднее  между скитом  отшельника  и замком  цеховика - нувориша. Трёхметровый  дощатый  забор,  выкрашенный  зелёной краской, напоминал о жутких временах  культа  личности. Пусти  по   верху   серпантин колючей   проволоки и бесстрашно снимай фильм о кровожадных  ребятах  в  фуражках  с  малиновыми   околышами.  Такие, мол, они сякие, мучители интеллигенции и народа жаждущих свобод  европейской  демократии и благ частной собственности.  Заманчивых  предложений  в  аренде  забора  было  достаточно,  но  Леонид  твёрдо  и однозначно  отказывал,  он  не  желал  даже  отдалённо  связываться  с  ангажированным  творчеством. Могучая  стена  надёжно  сохраняет  покой  и  личную  неприкосновенность  знаменитости.  Рядом - особняки   бывших властителей братских республик. Весьма приличная публика, мудро пережидающая  лихолетье,   чтобы  возродиться -  в  нужном  месте,  в соответствующем  обличье.
   
        Лёньчик  прилёг   на  кушетку   со  специальной подставкой  для  удержания ног в приподнятом  положении.  Врачи  порекомендовали не  менее  сорока  минут  в  сутки  фиксировать  ступни   выше  головы.  Сначала  он  ощущал  дискомфорт,  потом  привык,  а  через  год  так  втянулся,  что  получал  от  процесса некое  удовольствие. Вот  уже  несколько лет наиболее  важные  решения принимал  в  столь странной для  непосвящённых позе.  Уставившись в видимую только ему  скважину  иного  пространства,  артист  задумался...
«С   каждым   днём   всё   труднее побеждать   орду   младых   да   борзых.  Им скакать и  верещать  дурниной  хоть    в   тулупе,   хоть   нагишом  -  одно   удовольствие.   Это  в  «развитом»   я  был   самый   крутой,  из  всех  динамиков  неслось: «Валуны  на  перекате»,  «Иван-чай»,  «В  той  жизни  былой».   Теперь приходится   напрягать  жилы  до   балалаечного   визга,  чтоб  удержаться  на   приличном  уровне.  Плоть стареет удивительно быстро. Гастроли, выжимая  последние  соки, изматывают,  репетиции  раздражают,  девки   обрыдли,  бандюки - сволочи, клавишник - говно.   К   концу   сольной   программы   хочется   бросать   в   зал   чем   ни   попадя,   желательно   весом   побольше... Как то  в заштатном то  ли  Лопушанске,  то  ли в Голопупинске,  на   пятачке   перед   эстрадой   отрывался  обкумаренный тандем  -  юнец   с   сальными  патлами   и,   восседавшая   на   его   плечах, жопастая подруга. Вентиляция  в  очаге  районной  культуры  никакая,  из  зала  несёт  перегаром, бздом  и  потом  давно  не  мытых  тел. Кто  там  потел  и  бздел , не  имело  значения,  но  очень похоже  на  этих  двух.  Мерзавцы!... Поймать  бы  и  мутузить,   мутузить,   мутузить  ненавистную   пару, потом  разобраться со своими   прохвостами,   разодрать куртчёнку!...  Хорошо,.. но  пошло.   Настоящий   артист   представление  не  испортит.  Вспомнил, что Лара  перед   выходом   сокрушалась о   слабо  пришитом   правом  рукаве... Эврика!  В     творческом   экстазе; «Друзей  я  многих  потерял…»,  рванул  оный   и   швырнул,   целясь   в   угреватую   рожу.   Не   долетело,   но   гурт дружно  взвыл «Вау!» и  взалкал    новой   порции    десерта.    Осознав   остроту   момента, низверг в гудящий  рой остальные детали  художественного  образа.  Фаны  выпали  в  осадок...»
Очередная  фишка  была найдена  как  всегда  случайно.  С  тех  пор, но  не  всегда   и   не   везде,  в  конце сольной  программы публике подаётся возбуждающая  приправа. Проглотив   штаны,   галуны,   бисер,    косяки   маринованных   анчоусов превращаются   в   стаю   акул,   рвущихся   к   основной   наживке... Увы,   закон  эстрадного  жанра    диктует   кривую,   обрывающуюся   на   пике   интереса. Взбухшая  пена  зрительного  зала  ещё  бурлит  эмоциями,  ещё  надеется  лицезреть кумира,  может  быть,  даже  прикоснуться, погладить,  потрепать,  оторвать  кусочек,  разорвать  на  части,... но  он  уже недосягаемо  далёк.  Откинувшись,  расслабившись,  певец «пудрит   нос»  в  шикарном  салоне, дорогого авто. «Мерин», сопровождаемый   бдительно   гудящим    вседорожником,   шелестит  шинами   к   ближайшему   лесу,  на   худой   конец,   к   роще  «для  ритуального  отлива».  Это фишка давняя, для  своих,  бытует с середины семидесятых  годов...  Войдя  в  сень самого большого   дерева,  не  теряя  достоинства помочиться  на шершавую кору и  с  чувством выполненного  долга   катить   обратно... Дурь, возникшая в  пику  одному  из  конкурентов, требовавшего  возить  на  гастроли,  притараненный  им  же  самим, биотуалет. Штука  по  тем  временам  крутая,  но  теперь  этим  никого  не  удивишь, иное  дело наша  «рассейская» причуда - и  не  стареет,  и  всем  нравится,  даже  американцам...  С  восхищением  восприняли  причуду русского,  правда,  чой  то  лопотали  про  Гринпис и  экологию.  Чудаки,  в  России столько  лесов,  им  и  не  снилось... Никому,  даже   самым   близким,  не   придёт  в   голову,  встать   рядом  со  звездой. «Всяк  сверчок  знай  свой  шесток.» 
Да-с,.. пусть  не  велико  достижение, но не бывает прогресса без причуд,  без творчества, без выдумки, иначе тетива  лука так не  преобразилась бы в  рояль,   камышовая   дудка - в   орган… Только  люди  способные  к  оригинальному  взгляду  на  обыденные  вещи,  способны  идти  впереди,  остальные  обречены  следовать  за  ними. Расхожее суждение,   что  в   начале  жизни,  шансы  у  всех  равны  ошибочно,  у  будущих  корифеев  они   на  порядок  ниже. Однако  не верьте  кокетствующим знаменитостям,   утверждающим,   что   они   тайные Обломовы,  но распроклятая   жизнь   заставляет   их   быть   Штольцами.  Врут.  Все,  даже   пытающиеся  говорить  правду, врут, ибо   правда   не   есть   Истина.  Одно   из   бесчисленных   имён   Истины – Творец.  Он, предрешивший явление человека в  мир,  даёт ему полную  свободу  действий.  Только  от  индивидуума  зависит  куда  идти,  что  делать.  И  как  основная  масса  пользуется  божественной  свободой?... Довольно  убого.  Сбивается в стада  и  выискивает  тучные  пастбища.  Только  во  второй  половине  земного  бытия людям, при  взгляде  на  своё  прошлое, становится  грустно.  Вот  если  бы  начать  сначала… Увы!...
Опустив  ноги  в  подставки  на  кушетку, Леонид  Михайлович  Вокуев.... Впрочем, имя человека данное  родителями   или  служителями  культа  не  отражает суть личности  по  внутреннему  самоопределению, и  по  сему  многие  при  взрослении  не  очень  довольны  своими  именами,  а  некоторые  просто  их  меняют. Фамилия  зачастую  полный - блеф,  поскольку  человек  уродился  в  маму,  а  ему  дают  фамилию  папы,  и  наоборот. Отчество?...  Отчество,  лучше  бы  поменять  на  мать... чество,  так  оно будет надёжнее...
Лёня  опустил  ноги  на  пол,  встал,  потянулся. Сверкнув брюликом, зевнул во  всю знаменитую  пасть… Драгоценный  камень, вмонтированный в  передний  зуб, - фишка в угоду стяжательным  временам.  Предполагал  получить  значительный  эффект,  но не  взошло...  Кого  теперь  удивишь  бриллиантом  в  один  карат? Сейчас  требуется  нечто   иное,  ценное,...   отнюдь  не  в  денежном  выражении.   Допустим  родство  с  Английской  королевой, с эвенкийским  шаманом,  обладание  необычными  способностями,  пристрастием  к  религии  тибетских  племён.  Ничего  подобного  в  биографии  певца  не  наличествовало.  Родился  он  в атеистическом  советском  обществе,  вырос  в  деревне,  закончил  заурядный  техникум.  Подобно  многим,  участвовал  в  самодеятельности,  служил  в  армии... 



Глава  2
                «Парней  так  много  холостых...»

    На   шестой части  суши  проблема умер Иосиф  Виссарионович.  Страна  в  трауре,  народ в шоке, соратники  вождя никак не поделят государственный  престол,  а   у молоденькой девчушки   свои   тяготы.   Попросился   наружу  плод,   туго  стянутый   поверх   утробы   шарфом. Видимо   надоели  зародышу  конспиративные   ухищрения  учащейся профессионального училища по сокрытию   вздувающегося   к  носу  пуза. Клонится   к   завершению   день,   девичье   общежитие   суматошно   собирается   на   танцы,   а   тут   пора   принимать   роды... 
Львиная  доля  событий выпадает   не   вовремя.
    Две   верных   подружки   заперлись   с   будущей   мамкой   в   ванной   комнате.   Не   нашли  девахи  подходящий   хлев   с яслями, ослами, телятками,   но   вероятней   всего  не  искали,  поскольку  Новый, равно   как   и   Ветхий   Завет,   они   в   глаза   не    видели и определись местом   по   практическим   соображениям.   Юные   повитухи   решили   принимать   плод   прямо   в   ванну. Не стоит  причислять  их к  поклонникам   сверхмодного  впоследствии    увлечения  -  родов   в  воду.    Отнюдь.   Во-первых,   девчонки    накрасили   ногти,   во-вторых,  оттуда   что-то   течёт,   в-третьих,   если   оно   нечаянно   захлебнётся,...   значит не   судьба.  Третий   пункт   никто   вслух   не   обсуждал,  но  все   надеялись.   
Сперва   отошла   плацента,   так   сказала   Катька,   потом   в  воду   сигануло   нечто   красное,   сморщенное.   Катька   машинально    схватила  это  за   ногу   и   подняла   над   водой.
С  детства   мечтала   быть   продавцом   рыбного   магазина.
Дитя   издало   первый   писк,   не   больно-то   мелодичный.   Клавка   отрезала  портновскими   ножницами   пуповину,   и    они  совместными   усилиями   замотали   розовую   лягуху   в   казённую  простыню. Мамкин   живот  продолжал   неприятное   брожение,   завершившееся   через   четверть   часа  появлением   на   свет   ещё   одного   печёного   яблока.   Клавка  озабоченно   глянула   на   немецкие   часики   и  недовольно  проакала:  «Хватит   уже,  свинаматка   калхозная,   на   танцы    апаздаем».   Роженица   в   полном   отвращении   вылезла   из   грязной   лохани.   Танцы   пропускать  не   резон,  иначе  Пашка-гад   переметнётся   к   дылде   Любке.  Такого  ухажёра   потерять   из-за   пустяка,.. двух   пустяков,   да   ни  в  жисть!   Девочки   допили  «плодово-выгодное»  и  рванули   в  ДК  имени    Сергея  Мироновича   Кирова.
    «Шила   в   мешке  не  утаишь,  не  сегодня-завтра   узнают  и,   в  назидание   другим,    вытурят   и  из   училища, и из   общаги, и  хоть   вой,   хоть   в   петлю   лезь.   Одна    надежда  - околеют,  тогда    можно   в   сумку   да   на   помойку,   или   в  речку...   Только   надо   кирпич   положить,   чтоб   не   всплыло». 
    Кое-как   отплясав,   (Пашка   на   танцы  не   пришел,   а  Любка   весь   вечер   кадрилась   с   Валеркой),   мамка   вернулась   с   надеждой   на   худшее.  Тщетно.  Двойнята   орали   дуэтом,   силясь   заглушить   включённый   на   полную   громкость,   динамик,   но   куда  им  тягаться   с Ансамблем  Советской  Армии.  Из  опаски и любопытства  мамаша   сунула  грудь  в  слюнявый  рот более горластого.   Младенец   зачмокал, присосался, и  произошло   чудо - в   девичьем   сердце   проснулась   материнская   любовь.   Чем   больше   он   высасывал,   тем   милее,   роднее   становился   матери.   И   бровки   у   него  тёмные,   и   лобик    светленький,   волоски   курчавые,   ноготочки   масенькие,   ручонки   пухленькие,   ножонками   сучит,  -  прелесть! 
    Пришедшие   с   танцев   подруги,   внесли   некоторые   корректировки   в   зарождающуюся   идиллию:
-  Кормишь,   корова? -  деловито   поинтересовалась  Катька  и   добавила, -  Рекордистка.
-  Сами   дуры!  - упрямо   парировала   мамка.   
-  Втарого - та    кармила,   мамаша? -  ехидненько   пропела   Клавка.
-  На   кой   ей   второй?   Ай,   вправду,   чё    делать -  то   станешь   с   двумя?
-  Не   ваше   дело!
-  Знамо   не   наше,   только   никто   себя   отцом   двойни   не   признает,   глупая.
-  Пашка   на   стену   палезет   ат   счастья.
-  Они  от   Семёна,..   Игоревича.
-  Оба?
-  Не   знаю,   кажись   оба,  или  один...   Отстаньте   от   меня!
-  Слышь,   а   второй  то   вроде   не   дышит,   ты    его   кормила?
-  Нет.
-  Поди,  околел  с  голодухи,   раз   не   просит.   Да   и   зачем   тебе   двое,   давай   мы   его   отволочем.
-  Куды?
-  Куды-куды...  На   кудыкины   горы,   пойдем   Клавка.
-  Я   не   пайду.
-  Я   те    «не   пайду»,  сучка!   Держи   сумку.
-  Не   ари,   Катька,  пристала   ана.   Кла-ади.
-  Подальше   отнесите.
-  Ладно,  к  вокзалу  свезём,   там   и   кинем.   Вермут   купим.
    С   кирзовой   сумкой   в   руках   подруги   исчезли.   От   обуявшего её  ужаса  комсомолка Вокуева  истово  перекрестилась.   «Пускай   несут, такой   заморыш    не   жилец   на   белом   свете.   Он   скорей   всего   от   Рогалика,   такой   же   чахоточный. Напоил,  урод  и   воспользовался!   А   этот   славненький,   упитанный.   Только   бы   нам  получше   устроиться...   Где   же   девок   черти   носят,   небось   кинут   в   помойку   возле   общаги,   тогда   точно  найдут   и   выгонят».
    Хохоча,  с   тремя   бутылками   в   руках   вернулись   подружки.   
-  Слышь,  мамаша,   твой   засранец   ожил.
-  Да,  мы    спакойно   едем  адинадцатым   номером...
-  Оно   как   запищит!
-  Пассажиры  абалдели...
-  Сама  ты,  Клавка, обалдела,   не   ври.   С  перепугу  чуть  в  рейтузы   не   наделала.   Сумку  ногой  пинает,  от   себя   подальше.   Я   её   схватила   и   в   дверь....
-  Клавку?
-  Сумку,   дура!   Клавка   за   мной   выскочила,   стоим   хохочем,   а   оно   блажит   во   всю   глотку.   Смотрим,   машина   стоит...
-  Пабеда.
-  Да,   и   никого   вокруг.   
-  Я   аткрыла   дверцу...
-  Сунули   его   на   заднее   сиденье   и  дали   дёру.
-  Патом   с ребятами   пазнакомились...
-  Тебе только   рябят   подавай,   лупоглазая,  открывай   фугаску.
    Под   утро   комнатный   совет   принял   решение:  «Пусть   этот   козёл   Семён   узнает,   где   раки   зимуют.» -  «Надо   его  козла пугнуть,   как   следует,  козлину.» -   «Выложить   козлу   на   стол  ребёнка  и  уйти.» -   «Что  он,   козёл,   на   это   скажет!» - «Козёл!» -  «Мы   бы   пошли   с   тобой,   но   пора   на   занятия,   а   ты   вали   прямо   к   Семёну - козлу  и...» -   «На   глани   для   жути  стакан   вер - мути  и,..  ежели   чё, то мы  с  тобой,   после   занятий...» -  «Скажем,   насильничал  козёл!» -  «Пей   до   дна...» - «А   моей  зачётки  в  сумке не было?» - «Нет.» - «Где  же  она?» - «Да  на  кой  она  тебе?»

Глава 3
                «Цветы увядших отношений»

  Козёл,  он  же  Семён Игоревич, был,  естественно, вовсе не  представитель рогатых парнокопытных, а добропорядочный,  советский   гражданин,  к  тому  же  отягощённый  наличием  семьи и  бременем   руководящей  должности.   Торгово-закупочная   база,  вверенная   козлу   в   управление, изобиловала не только свежей  капустой и  товарами  народного  потребления,  но выполняла  функцию  просветительскую - предоставляла   учащимся   торгово-кулинарного училища  места  для  прохождения   производственной   практики. Как член партии, член профсоюза,  член  исполкома никаких  насильственных  деяний, законопослушный, Семён   Игоревич  не  совершал,  он  даже мысли  не  допускал  нечто   подобное.  Другое   дело   добровольно...  Допустим, существовала  в  стране добровольная подписка  на облигации   внутреннего   займа  или  добровольный коммунистический  субботник. Попробуй, добровольно  не  подпишись,  не  выйди,  коль жизнь  уверяет  в  обратном?  Всех,   как   говорится,  подвергали   определённому    убеждению... Ну   и   что, трактовать  сложившуюся  практику как  насилие?..   К   тому   же,   некоторые   учащиеся  сами  стремились  угодить.  Так  и  что,  отказываться?
    Разгорячённая   вермутом бывшая  практикантка   решительно   вступила   на  кровавую  тропу  войны,...  пардон,  на  ковровую  дорожку   служебного  кабинета:
-  Здрасти,  Семён   Игоревич!
-  Я  занят.  Тебе   чего? -  Козёл   начальственно   вылупил   зенки.
-  Здрасти,  Се...
-  Вера   Владимировна!  -  Руководитель  привычно   наклонился   к   переговорному   устройству.  -  Вера   Владимировна,   почему   пропустили? 
-  Она   ушла,   я   подглядела,   чтоб   никто   не   помешал....
-  Работнички,   твою   мать!  Уволю. Как   дела,   Вокуева,   опять   на   базу  пришла   проситься?   Что ж   возьму,   но   сама   понимай...
-  Я,  Семён   Игоревич,   не   на   практику...  Я,  это,  козь,..  я   в   горком   партии   пойду,   если   вы...   У   меня   ребёнок   родился,   от   вас,   мальчик.   Я,  это,   вы   меня   изнас...
-  Что-о!?   Вон   из   кабинета! -  Семён   Игоревич  вскочил,   приоткрыл   дверь   в   приёмную.  Никого.  Лицо   начальника   базы   озарилось  пафосом   гнева   и   оскорблённой   невинности.  - Вон! Всякие  бля,..   соплячки!  Шантажировать?  Я сказал,   вон!
-  Я   же только  с   вами,   Семён   Игоревич...   Вы   обещали... - шантажистка   испуганно   попятилась  к   выходу.
-  Что?   Что   со   мной?
-  Это,  ну   вы   знаете...
-  Ничего   не   знаю,   не   понимаю    и   знать   не   желаю.   Куда   пошла?   Закрой    дверь,   садись.   Как   твоя   фамилия?
-  Вокуева.   
-  Очень   хорошо,   Кокуева.
-  Вокуева.
-  Милиция   разберётся,   сейчас   вызову   наряд....
-  Зачем?
-  А   ты   считаешь,   что   позорить   честное   имя   члена   партии   в   советской   стране  позволительно?   Ты   не   знаешь, с   кем   связалась!   Государство   на   вас   деньги   тратит,   учит,   а   вы   против  советской   власти    выступаете! Почему   не   на   занятиях?  И-и-и,  да   ты  пьяна!   Понятно  -  отягчающее   вину   обстоятельство...
-  Извините,   я   немножко,  для....
-  Немножко   или   множко    в   милиции  определят.  -  Семён   Игоревич  потянулся   к   массивному,   чёрному   аппарату   с   хищными  зубами   белых   клавиш,   нажал   одну   из  них,  поднял  трубку. - Алё,  товарищ   начальник   милиции...
-  Не   надо,   Семён   Игоревич,  я   больше   не   буду!  -  захныкала   интриганка
-  Иван   Дмитриевич,   подскажи,   сколько   сейчас   дают   за   шантаж?   Ого,   много,   да   ещё   и   с  конфискацией. (У  кого  что   болит.)  А   с  отягчающими   вину   обстоятельствами?   Ещё   больше,   это   хорошо…  Сядь  на   место!   Нет,  Иван   Дмитриевич,  это  не  тебе,  я тут  практикантку  воспитываю.   Некоторая  молодёжь   не   желает   жить   по   Уставу   комсомола,   приходится   напоминать   о   безмерном   долге   перед   государством.   Нет,   наряд   пока   не   высылай,   если   потребуется,  нажму   секретную   кнопку   тревоги,   тогда   пусть   едут,   обязательно   с   наручниками.   Да,   а   женщин   в   тюрьме   стригут?..   Правильно,   чтоб   вши   не   заводились.     Ну,   Иван   Дмитриевич,   будь   здоров...   Слышала?  За   клевету   на   должностное   лицо...   Посадят,   цацкаться   не   станут,   они   не   я...   И    слёзы  не   помогут.   Ну,   нельзя   же   так,  к   вам   по   доброму…     Я   тебе   в  зачётку   «отлично»   поставил...
-  «Хорошо»,  Семён   Игоревич.
- Значит, не  заслужила, по твоей   вине   семь  ящиков   шампанского   пропало.
-   Шесть,   я  не   виновата...
-  Опять   «не   виновата»,  Вокуева.   Скажи   спасибо,   что   я   материалы   в  прокуратуру   не  отдал,   там   найдут   виновного.   Вот   они   доказательства,   поняла? - Его  рука  нервно похлопала  по  потёртой   картонной   папке.
-  Я   не   виновата,   Семён   Игоревич,   меня   обма...
- Ладно,  не  будем  вспоминать,  до   поры.  -  Начальник   внушительно  потряс   скоросшивателем   и,   положив   на   стол,   прикрыл   пухлой   ладонью.  -  Ты   у   меня   здесь,  в  папке. Как  подам  прокурору   материал,   так   и   расследует.   Зачем   пришла?
-  Так   я,.. так  это,   ребёнок,   Семён   Игоревич.
-  Только  давай,  Мокуева,   меня   в   свои   дела   не   впутывай,   ясно!
-  Да.   Как   же?
-  Помолчи!   Никому   ничего   не   докажешь,  но   навредить,..   себе навредить, успеешь. Ты  знаешь,  как   определяют   отцовство?
-  Так   я   с   вами,..   впервые,  сами   видели,..  простыни  застирывала.
-  Помолчи,   сказал!   Ой,   выгонят  тебя   из   училища,   за   аморальное   поведение.   И   вашего    директора    по   головке   не   погладят.   Не   знаю,   чем   тебе   помочь.   Столько   натворила;  за  шампанское  года   четыре   светит,   плюс   аморалка,   шантаж...  Ты   комсомолка?
-  Да.
- Исключат. Нельзя   позорить  передовой отряд  молодёжи...   Исключат,   потом   посадят,   обстригут...
-  Что   же   мне   делать,  Семён   Игоревич?
-  Не   знаю,   Вокуева.   Разит   от   тебя   портвейном!
-  Вермутом.
-  Без   разницы,   из   одной   дырки   цедят.   На   коньячку...   Лимоном   закуси.
-  Спасибо,   Семён   Игоревич.
-  То-то  же,   Вокуева,   пришла  на   испуг   брать.
-  Я   не...
-  Молчи!   Сама    соблазняла  и,   нате   вам,   разродилась.   Откуда   мне   знать,   с   кем  ты  его   нагуляла.
-  С   вами...
-  Да   помолчи,  пока   не  спрашивают!  С   кем  ты   его   нагуляла    мне  безразлично,  но   как   лицу   при   исполнении...   Родители,   где   живут?
-  Мама   в   деревне.
-  А   отец?
-  Он,   его...   Я   не   знаю,   где   он,  кажись,  умер.
-  Понятно.   Яблоко   от   яблони...   Возьми   конфету,   печенья.    На   коньяк   не   смотри,  хватит.   Где   рожала?
-  В  общаге...  Одна,   все   на   танцы   ушли.
-  Как   назвала?
-  Никак   ещё,   Семён   Игоревич.  Может,   вы   хотите...
- Я,  хочу!  Один    раз   захотел,...  поимел   заботы.  Назови  Лев...   
-  Понятно,   Лев   Семёнович.
-  И   не   думай!   Ильичом  запиши.  Лев  Ильич,  нет.  Лучше   по-другому.   Твоё   какое?   
-  Отчество?..   Михайловна.
-  Так   и   его  запиши.   Неплохо   звучит  -  Лев   Михайлович,   правда?
-  Да,  но...
-  Никаких  «но»,  сделаешь,  как  скажу.  - Семён   Игоревич   достал  пачку  денег. -  Это   тебе,   на   первый   случай.   Язык   прикуси!
- Никто   и   не   догадывается,  Семён   Игоревич,   честное   комсомольское!
- Комсомольским   словом   не   разбрасывайся   попусту.   На, -  Семён   бросил   деньги   на   стол, -  бери - бери,   не   стесняйся,   но   запомни,   будешь   трезвонить...
-  Никогда!..
-  Вылетишь   из   училища   прямо   в   кутузку.  Ребёнка    отвезёшь   матери,   скажешь...
-  Пьяная   была,   не   помню   от   кого.
-  Как   знаешь,   может,   оно   так   и   было,  тебе   видней.
- Семён   Игоревич!   Вы   же   сами   ругались   за   простыни в   крови.
-  Ладно,  Вокуева,  шутка...   Теперь   вставай   и   быстрей   отсюда.  Ребёнок   где?
-  В   обща,...  в   общежитии   спрятала.   Никто  не   знает,   Сеня,  мамке   скажу,   что   от   Мишки   Полуянова,   его   надысь   бык   забодал,   насмерть.
-  Но-но,   ты не   очень   фамильярничай.  Кому   Сеня,   а   кому  Семён   Игоревич...   Раздухарилась,  коза!  Смотри   мне!
-  Извините,   Семён   Игоревич.
-  Давай   дуй,   не   мешай.   В   конце   коридора   туалет,   умойся...  Стой!   До   конца   года,  чтоб   духом   твоим   здесь   не   пахло.   Вздумаешь   интриговать,   раздавлю!  Мы   с   тобой   не   ровня,   поняла?  -  Шантажистка   кокетливо   остановилась   в   проёме   двери.
-  Где  уж, нам   уж,  Семён,..  Игоревич.  А  говорят,    в   постели   все   равны.
-  В  гробу,   Вокуева,   в   гробу   все   равны.   Закрой    дверь!

Глава  4 
                «Там, в  той жизни иной»

    Через  день   принц  вольных  кровей   агукал  в  бревенчатом  замке  на  три  окошка.  Мать  встретила  дочкин  приплод  не   совсем   приветливо,  но  упускать,  по  крестьянским   понятиям, огромные деньжищи  посчитала   транжирством.   Оставила. 
«Нехай   орёт,   под   присмотром   прабабки,   покуда   жива  ещё  маманя.  Там   посмотрим...   Чей   бы   бычок   ни   прыгал,   а   телёнок,  поди,  наш.»   
Ветреная   мамаша,  утаив   изрядную толику  известной только ей  суммы,  укатила   обратно.
«Известно  дело,  сама  ишо  ребёнок, куды ей с  дитём податься,  в городе  то.» 
Накупила  баба   в   раймаге  разных  пелёнок,  распашонок,  атласное одеяльце, да плюшевую   шубку   на  зиму,  да  две   пары   туфлей   кожаных,   себе -  на   выход,   матери -  на  погребение.   Оставшиеся  деньги пересчитала, перевязала   бечёвкой,   положила   в   металлическую   коробку   из-под   индийского   чая,   заложила   в   потайную   нишу   под   русской   печью   и,   замазав   глиной,   успокоилась,   так    оно   сохранней.   Спустя   некоторое  время записала  Льва  Леонидом, себя  матерью,  переврав   и   день,   и   месяц,  и  год   его   рождения. 
«Неграмотны  мы,   что   с  нас  взять?» 
Изба-то на   отшибе   стоит,   без  надобности месяцами  никто   в   сени   не   вступит,   вот   и  придумала   баба  закавыку,   перед   регистрацией  подушку   под   сарафан   затолкает   и   ходит   по   ферме,   будто   на   сносях.  Обошлось.   
«Спасибо  совецкой   власти,   рожать  не  запрещат,  а    от   пересудов   никуда   не   денесси -  деревня».   
    Рос Лёнька на парном  молоке,  воспитывался  на  скотном   дворе,   певческий   опыт   набирал   на  сцене  клуба,  запевая: «Пионерия   шагает...» «За  фабричной  заставой...». Национальные   особенности   «русского   шансонье»   зарождались  в  глуши  лесов  и  на  просторах  колхозных  полей,   когда  со  товарищи  во   всю   глотку   орал матерные  частушки.  Надо  отметить,  что, на   деревне Леонид   был  далеко  не  самым  голосистым.   Однако  зазря  не  тужил, жилось   ему легко  и  привольно.   Мать   в   сыне   души   не    чаяла,   учиться  не   принуждала, работой   не неволила,   страстей   не   нагоняла.  А как баба Фёкла преставилась, так  зажили вдвоём без  забот,  разве   что   старшая  дочь, сестра   Лёнькина,   издалече нагрянет,  поругает  да  и  уберётся   восвояси. 
«Скатертью   дорога!... Кажный  год  ездит  да  ругат, халда... Ишь  ты  придумала  -  «христьяне  нечесаные»,  больно  городская  стала,  на  сраной  козе  не  подъедешь.  А  мы  то, деревенские,   себе  на   уме, где  сядешь  там  и  слезешь...»
    И   всё б ничего,  и,   может,   получился бы  из  мальчонки  толковый   дояр   или   скотник,  а  того   гляди, бригадиром   назначили,  али   на  зоотехника   выучил  бы  колхоз…   Не   судьба,   не   случилась   престарелой   матери   опора   на   старость.   Прилетела  городская  птица -  директор   магазина,   расшумелась,   раскричалась  и   увезла   Лёньчика   с  собой. Закручинилась   мать-старуха,   да   поздно.
    «Рази с ей, с халдой-то, поспоришь?   Вся   важная,   расфуфыренная,  в голосе   суровость,   глядит   презрительно,   на   деревне  не   здоровается.   Чужая,   совсем   чужая   стала   и   Лёньчика   испохабит   на   свой   манер.   Зря,   ой   зря   отдала!...  А   мо   пусчай,   мо   Лёньке   с   ею - то  лучше   буде?  Мо   она   и   его   на   дилехтора   выучит,  дай-то   Бог...»   
Встанет   баба   ночью   перед   образами на   колени  и  просит   у   Бога   талану   для   дитятка   любимого.  «Мужа  и  двоих   сынов   смерть   унесла,   энта   пошатущая  от  рук   отбилась,   одна  родная   душа   на   белом   свете  -  Лёньчик.  Помоги  ему,  Господи!»
    Помог.  При  развитом, ну  очень  развитом  социализме  уважаемые  граждане  предпочитают   затовариваться  со  стороны  подсобного   крыльца,  да  не  у  каждого смертного  директор торговой  точки  в  знакомцах  числится. Устроили   Леонида   на    учёбу   в   индустриальный   техникум.  Вступительные   экзамены  он   сдавал   вместе   со   всеми   абитуриентами.  Математические   задачки  решил   с   одним   хитрым,    деревенским,   ответом  - «четыре»,   то   есть   намекал   проверяющему,   какой   бал   следует   поставить.   На   что   настраивал,   то   и   получил,   а   уж  по какой  причине  не  важно.  Поселили  студента  в  благоустроенном  общежитии. Сестра   недавно   развелась  с четвёртым,  сильно  несамостоятельным,  мужем и  встретила нового самостоятельного. В  её  квартире  зарождалась то  ли любовь,  то  ли  первичная  ячейка  общества  и  брат,  естественно,  был  лишним.  Нет,   она   не   гнала взашей,  даже  предлагала  остаться...  Далековато  только,  пять  остановок,  а  общежитие  рядом  с  учебным  корпусом…
«Да  уж  конечно, нешто непонятно. В  общаге то  лучше.»   
Лёнька   устроился   как   по  блату. Комнату дали тёплую, на  две  койки,  с  умывальником.  Сосед Вовка  -  племянник  секретаря  горкома  партии,  тоже  деревенский,  малость  тормознутый,  но  с  амбициями. После   сельской  вольницы  учёба им  давалась   трудновато. Вован  вскоре  перевёлся  на  вечернее  и  ушёл  работать  на  завод, а  Лёня, закусив   удила,  и  учил,  учил,  учил.  Второй   семестр   закончил   с  одной   тройкой,   немецкий  подвёл. Впоследствии   разъезжая   по  заграницам,    он   с   лёгкостью   освоил на  бытовом  уровне  почти   половину   европейских   языков,   но   один   навсегда   остался   камнем   преткновения.   Видимо  тринадцать   преподавателей,   сменявшие поочерёдно   друг  друга,  заложили   в  голове   Леонида  непреодолимую  стену   между   русским  и  немецким   языками.  По    остальным   предметам   никаких   проблем   не   существовало,   особенно   хорошо     давались   «Сопротивление   материалов»   и   черчение.   Сергей   Владимирович   Шмунис,   преподаватель   сопромата,   с   ярко   выраженной картавостью,  говорил: «Вокуев,   пьгинесите   мне   на   стой  свои  чергновики   и  уходите,  не   мешайте   остайным,  ясчитывать  байку,   защепённую  на   одном  конце.  Что   это  за   каякули?  Скажите   мне   на   ухо   свои   езуйтаты...  Пъявйно,   идите».   Чертилиха - Майя   Михайловна, красивая  женщина  с   чёрными    блестящими    волосами,   волоокими   глазами,    несчастной   судьбой  и   восхитительной,  по  мнению  однокашников,  дочкой,  наоборот   заставляла Вокуева  объяснять   всей   аудитории,   как   переносится  та   или   иная   точка   с   одной   проекции  на   другую...  Дочь  Майи  была  моложе   Лёньчика,   платонически   влюблена   в   него   и,   обладая   маминым   несчастливым тарсом, страдала от безответности. Леонид  упорно   игнорировал   страстные   взгляды,   на   кой    ему   смазливые   малолетки!
    Взгляды,  флирт,   кокетство   озабоченных   девочек  -  хорошо,   но   первые   шаги   в   ВИА  индустриального   техникума,   куда   лучше.  Сначала   Лёня молотил на   ударнике: «Бум- ч,  бум - ч,  бум - ч - ч...»,   потом освоил  гитару,  наконец,   запел.  Запел   в   силу   сложившейся   необходимости, солист   техникума недавно  «выпустился»,   и   ребята   из   ансамбля   искали   замену.   Вокуев  не   обладал  необходимыми   способностями  пел  робко,  гнусаво,   бесталанно, но  поскольку плеяды  Лемишевых в технарях не   наличествовало,   отдали   микрофон  посредственности. «Пой,  ласточка,   пой...»,  все равно   на   танцевальных  вечерах   не   до  вокала,   лишь   бы    звук   погромче,   свету   поменьше,   да   народу   побольше. Лёня,   подражая  мэтрам   советской   эстрады  и,   пробивавшимся   сквозь   рёбра   рентгеновских   снимков,  забугорным   исполнителям,   шлифовал  певческие  приёмы. В   творческом   угаре  певца   и   прилежном   постижении   тайн   индустриальной    науки   пришло   время   подведения   итогов.   Дипломный   проект на тему: «Расчёт   зубчатых   передач   многошпиндельного   сверлильного   станка» защитил   на   «отлично». По  прошествии  многих   лет,   Леонид,   наткнувшись  на    найденный   заботливыми   поклонниками   «Проект...»,   поразился эрудиции дипломанта  в  вопросах   углов  заточки  резца,  состояния  диаграммы  «Железо – мартенсит», «Допусках и посадках», прочих машиностроительных тонкостях. 
Однако,   былое - дань  вечности.
   

Глава  5
«Над сонной гладью бытия»

По   окончании   славного   учебного   заведения   молодого   специалиста   распределили   в  не  менее славное  Специальное   конструкторское   бюро. Особо   специального   в   нём наблюдалось: общежитие,  зарплата   техника   в  целых   восемьдесят   два   рубля,      эфемерная   надежда   на   загадочную   прогрессивку  и  переходящее  красное  знамя  ГК  КПСС.  От  щедрот   министерства    станкостроения  и  забот  Горкома  партии  Леонид   запел   не   своим,   как   ему   вначале   показалось,   голосом,   но,   что   главное - за  деньги,   а   это   уже шаг  к  профессионализму. Творческий   путь,  спровоцированный  нехваткой  средств  и  случайным  разговором  со знакомым  лабухом,  пролёг  по дощатым   подмосткам  Дворца    культуры   железнодорожников.  Нет, никакого  отношения  к  подвижному   составу,  ремонтной  базе  и  гражданским  сооружениям МПС  Вокуев  не  имел,  просто  решил  маненько  подкалымить  и  изыскал возможность.  В  те  времена    каждая  отрасль   народного  хозяйства,  каждое  предприятие  и  учреждение,  согласно  директивам  сверху и амбициям  первых  руководителей,  желали  наслаждаться самодеятельной  культурой.  Миллионы  колченогих  «Берёсок»,  вызывая  язвительные  замечания,  семенили  перед  коллегами  по  работе, ложкари  выбивали  звук  в  ладонях,  на  ляжках, на  спине  и  пониже.      Интерпретировали,   кто   во   что   горазд,  соблюдая  стержневой   фактор  -  пролетарскую   необходимость.   «А   что   нужно   молодому   пролетарию   прежде   всего?»  - «Перевыполнение  плана   и   социалистических   обязательств.» -  «Отлично,   но   это   на   работе,   а   в  часы  досуга?» -  «Работа   В.И. Ленина  «Что   делать?». -  «Замечательно.   Это  в   читальном   зале,   а   в    ДКЖ?» -  «Кажется,   девки.»  -  «Горячо,   а   что   с   девушками   делают?»  - «Ну,  это,  е-моё...» - «Правильно,   танцуют.   Танцуют   разрешённые  танцы.  Дошло?»  -  «Дошло.»
    В  субботу  и  воскресенье всевозможные   дворцы  обучали   гегемон    искусству   современного   танца. Рядиться  в  сарафаны  и  косоворотки  не  было  необходимости,   мероприятие общедоступное. Для  начала  рабочая    молодижь  кучковалась тройками  в  тёмных  подворотнях, продолжала  в туалете  очага культуры. Цель тройственных   союзов - поднятие  тонуса  способом «из горла». Занюхав мануфактурой рукава изысканный  плодово-выгодный  напиток, парни и девки сбивались отдельными  стаями  за  колонами  обширных   фойе.  Поджидая   вечно  опаздывающих музыкантов, втихаря  курили,  высматривали  будущих   партнёров  противоположного   пола.  Голубой   цвет  в  те  годы   очень  даже  презирался.  Парни громко ржали, толкались, негромко матерились. Девчонки  изображали  целомудрие  и  скромность.   Из   комнаты  ДНД  спесиво  выглядывали   будущие   чекисты,   наивно  полагавшие,   будто  все  их   сильно   страшатся.   Чем   бы   дитя   ни   тешилось…  Если   разгорячённые   претенденты   на   одну   и  ту   же   деваху   отлучались во двор, пустить друг  дружке «юху  из  нюхи», это  вовсе   не  значило,   что   парни   кого - то  там   боялись.  Скорее, стремились  к невмешательству    дружинников   в  сугубо  личное  толковище.
    С   традиционной   задержкой,  чеша   затылки,  зевая,     на   помост  выходили   музыканты  и  невозмутимо   настраивали   инструмент.   Ропот   в   зале  усиливался,   из-за   колонн   летел  залихватский   свист, отборная  матерщина. Заместитель   директора   дворца   культуры она  же  распорядитель   вечера, выбегала   из  методического кабинета   и   просительно   требовала   начинать.   Лабухи: ноль эмоций,  минимум  внимания,   главное  -  настройка.   Анонимная   матерщина,  переходя  в  адресную,   звучала   громче   настраивающегося   оркестра.   Распорядительницу сменяли бойцы  комсомольского   оперативного  отряда, отличавшиеся  от  основной  массы  присутствующих, комсомольскими  значками  на  груди и праведными,  как  у  подпольщиков  из  фильма «Молодая  гвардия»,  лицами.   Дружненько  изымали  из  толпы   самого   злостного,   как   они   себе   наметили,   нарушителя   и   под   характерный   свист  хулиганов,   напоминавший   звук   милицейского  свистка,   уводили   первую   жертву   на   алтарь  рутинных  разборок.  Оставшиеся   живо   обсуждали   случившееся,   позабыв   о   музыкантах,   вот    тогда,   внезапно   следовал   первый   аккорд.
  Распорядительница,  поблёскивая  стёклами  очков   в  полуоткрытой  двери  методкабинета,   с   умилением   слушала   увертюру   к   последующему  культурному  действу - « Танцы  советские,  танцы  народные,  танцы  стран   народной   демократии».   Господствующий   класс   не   столь   умилялся    идеологическому   проигрышу, но   публичного   порицания   не   выказывал.   «Если   надо,   значит   надо...», стоически  терпела   молодёжь.   Кроме упомянутой  увертюры,  просвещённая   администрация  ДК  включала   в   программу   три    обязательных   вальса: вальс  который   «в  ковбойке,   а   не   во   фраке», вальс который  «играет гармонист…»  и просто  вальс. Впрочем,  все  они  объявлялись  «белыми»,  поскольку  среди  пацанов  не  котировались  и  служили  то ли  подсказкой  ребятам,  то ли  подспорьем  девушкам.   На   большее   пылу  у  администраторов   не   хватало,   и   зал   лабал     идеологически   бесполезную   дрянь,  нравившуюся  всем даже   распорядительнице.  Такая   вот,  вкратце,  железнодорожно -машиностроительно - судостроительно - шахтёрско - советская танцевальная   культура.  «Дрянное  отделение открывал  солист  ВИА,   любимец    публики,  Леонид   Вокуев!.. Полагая,  что  явление певца   народу должно   быть   внезапным   и   шокирующим,  на  эстраду он не  выходил, чаще  выбегал, или выползал,  иногда выкатывался.  Чем  больше  похабени  наличествовало в  выходе, тем   громче   звучали   возгласы   восхищения.   Эпатаж   нравился,  но   не  всем,   некоторая   консервативная   часть  узколобых, отрицательно   воспринимала   новаторство, и  экспериментатор иногда «получал   по   сопатке,   чтоб   не   выёживался». Впрочем,   побои,  как  и  аплодисменты,  не  всегда   бывают   заслуженными,  угождать   всем   и  каждому  - занятие  пустое.  Где   теперь   твердолобые  противники Лёнькиных  новаций?   В   первых    рядах   обывательских   разговоров:  «Чё,   Лёнька   Вокуев?   Да   я   ему   в   молодости   харю   чистил.    У   нас  в  ДКЖ  были   соловьи,   чирикавшие   куда   лучше...», - рассказчик  вальяжно   откидывается    в   кресле,      предаваясь   воспоминаниям  о  прыщавой  юности,   согревая   себя  лучами   чужой   славы, -  «Он,   козёл,   носил   пиджачки   с   кучей   пуговиц,   брюки   расклешённые,   в   микрофон   выл,   рычал,  рыгал,   хохотал,  стонал  как   проститутка,  скрипел  зубами...»  Верно,  всё   верно,   но  имелось  нечто,   чего   не  разглядел   доморощенный  летописец - талант, труд  и  риск  успеха. Искусство всегда  требует   игры   на  грани   фола,  и   коль   умелая   балансировка   приводит   массы   в  состояние возбуждения,  то   падение,  даже  в   переносном   смысле, приводит общество  к  экстазу.   Однажды   Лёньчик   познал  взлёт  и  падение   в   совокупности.
Войдя   в   образ   чёрного   кота  -   героя   одноимённого    шлягера,   солист   полез   к   потолку  по  панбархатному  занавесу   расшитому   серпасто-молоткасто,  СССРисто.   Не   выдержав   кощунства,   державная   материя   треснула  и   опустилась   вместе   с  обидчиком   на   группу   ударных   инструментов.   Барабан   прохудился,   литавры   деформировались,  Леонид  сломал  руку,... к   счастью.   Травма   спасла   от пятнадцати   суток, положенных за  недостойное   поведение   в   общественном   месте.   Тернист,   ох   как   тернист   путь   к   сияющим   вершинам  земной   славы…
  Администрация   Дворца  железнодорожной   культуры, спасая  собственную   репутацию   перед   вездесущим  партийным   оком,  в   срочном   порядке   расторгла договор с  солистом.   На  всякий  случай,   не   наш,  мол,  казачок, из   СКБ   засланный.    
    Оклемавшись   на   амбулаторном   режиме,   молодой   специалист  явился  к   основному   месту   работы   в   Отдел   проектирования   вспомогательных    механизмов.  Сослуживцы,   прослышавшие   звон   конфузии,   гнусненько   хихикали,   ожидая   грядущей   расправы   над  молодым  да  наглым.   «Сволочь,   заколачивает   башли   на   танцульках,   а   как   в   народную   дружину   записаться   или   сообразить   после  получки,  так   он   непьющим   прикидывается.  Тихоню   из   себя   строит,  а   сам   вон   что   вытворяет,  да,  поди, ещё  и деньги   лопатой   грёбёт …» Коллектив - могучая  сила,  ему  подай   серенькое,   плоскенькое,   незаметненькое,   тогда   он   с   пониманием,   а  к   убогоньким   да   юродивеньким  даже  с   жалостью,   вот  как.  Этот,  Вокуев,  без  года  неделю  работает,  а  что  выкамаривает.  К  ногтю  его,  чтоб  не  выпячивался!
    В  одиннадцать,  под   аккомпанемент   производственной    гимнастики, помещение   отдела   вспомогательных  механизмов  посетила  комсомольская   вождиха всего   СКБ  Наталья   Комиссарова.   Оригинальная   манера   передвижения   снискала   сомнительную, но   неувядающую   славу   Наталии.   Кто-то  из  технологов   высказал   теорию,  что   Натаха    на  ходу   пукает  и,  смущаясь   запаха   собственных  ветров,   ускоряет   шаг,   размахивая   растопыренными  ладонями   ниже   спины   в   надежде   развеять   нежелательные  скопления   газов.  Конструкторы же  выдвинули предположение,   что   полёт   Наташи   обусловлен   строением  её  тела,  в   частности  детородных   органов. Запутанная,  притянутая  за  уши  теория, ключевые слова которой напоминали  название  разновидности  экзотического  кавказского  плода  королёк и  болезнь  гортанных  связок  вызывающих   сиплость.   
Сколько   людей,   столько  и   мнений,   тем   более   в   высокообразованном   учреждении.   Леонид   не   примыкал   ни   к   единой   группировке   толкователей  эксклюзивного  передвижения  Натки.   Ему   было   глубоко   безразлично,   каким   манером - корольковым  или  сиповым  ходят,  пукают,   размножаются   официальные   вожаки   молодёжи,   в   том   числе   Наташка.   Зато   Комиссарова...   Впрочем,   ей   тоже   было   не   до  морального   облика    комсомольца    Вокуева,   у   самой   муж   пьяница   и   бабник.  Однако,  секретарь   парткома   рекомендовал  комсоргу   пропесочить  зарвавшегося  техника:  «У  нас не  ночное   кабаре  с  бугами-вугами,  у  нас  серьёзное  учреждение».   Как откажешь,   когда   он   несколько   раз   прикрывал   Натахиного  благоверного  после   загулов.   Придав   тембру   партийные   нотки,    Наталья  зычным  голосом   пригласила   Вокуева   явиться   в   комнату   комитета   комсомола  к   семнадцати   сорока   пяти  для   рассмотрения   персонального   дела.  Облегчённый   вздох   ожидания   прошелестел   между   чертёжными   приборами   технической   интеллигенции.  Свершилось.  Далее последовала     пауза,   народ   застыл   в   ожидании   неповторимого     прохода  Комиссаровой  от   середины   зала  к   двери. Оправдав ожидания исследователей, Натуся растопырила  пальчики и, круто    развернувшись,  порхнула к  выходу. Сторонники   конструкторской   гипотезы   устремились  на  отбор  проб  для  органолептического  газоанализа.   Тщетно,   им    ничем  не  поколебать   позиции   оппонентов   из   стана   технологической   концепции,  поскольку   те   обойдутся   одним   словом: «Развеяла».

Глава  6
                «Январский зной»

          В  качестве,   то  ли   обвинителя,  то  ли   адвоката   на   заседание   комитета   комсомола   пригласили   непосредственного   начальника  Леонида, руководителя  группы  разработки  корпусных  деталей  Спартака   Гелиевича   Козюлина  -  личность  скромную, с   застенчивой   улыбкой   и   очками   на   невыразительном   лице.   Поговаривали,   будто   дома   его    избивает   жена,   властная   особа   с   яркой  внешностью,  худая,  длинноногая.   Юродивого   Козюлина, вопреки  чаяньям   тайных   претендентов  на   «высокий   престол»,   повысили  из  простых  инженеров   месяца   три   назад,.   До   того   Лёнька   и  Спартак   состояли   в   единой   касте   молодых   шалопаев,   с   разницей  в   образовании.   Спартак  получил  высшее   образование   в  том  же  году,  что  и   Лёнька закончил   техникум. Авторитет  патрона  покоился   на   точке   замерзания.   Аборигены   группы  ни   во   что   не   ставили  ум,   покладистый  характер,    энтузиазм,  инженерный   талант Спартака.
«Тут   руководить  требуется,  а   не   думать.   Смех,   да   и  только,   рявкнуть   толком   не  в  состоянии,   а   туда   же   в  командиры  производства  подался.   Дома   дурацкие   картинки   малюет,   стихи   крапает   и в   местной   газетёнке под   псевдонимом  печатает.  Как   будто   никто   этого   не   знает.  В  нашем городе концы  не  спрячешь,   даже   то,  что   всем   в   жизни   он  обязан   своему   отцу.  Знаем   почему   его,   а   не   другого   назначили   руководителем   группы,   кругом   блат,  кумовщина!»
Возможно...   Возможно  они   в   чём - то   правы,  а  быть     может,  слишком   завидовали,   но   застенчивому   руководителю   не   оставалось   ничего   кроме  работы,   и   он   пахал,   тянул,  как   слепой   конь  в   шахте  за   всех   своих   подчинённых,   незаметно   превратившихся   из   инженеров-конструкторов  в  капризных,   нерадивых   чертёжников,   воплощавших   на   ватмане   чужие   идеи.   Группа  корпусных  деталей  работала   с   гримасой отвращения  и миной  одолжения,    весь   конструкторский  брак  сыпался   на   голову   Спартака,   в   запарке   просмотревшего   промахи   подчинённых.   Леонид,   как   и   остальные,  бездумно   чертил   по   Козюлинским   эскизам,   не   напрягая   серое   вещество  творческими  замыслами и производственными   задачами.   Правда,   в   отличие   от   других,   не   пил,   не   прогуливал,   не   громил  шефа  на   профсоюзных   собраниях,   не   вступал   в   коалиции  по   свержению   или   защите   Спартака,   теперь   Гелиевича.   
    Заседание   комитета  комсомола   проходило  в обстановке   цейтнота.   Большая   часть  членов  руководящего  органа,   особливо  женская  половина,  которую  обзывать  членам язык не  поворачивается,   опаздывала   в    садики   за   малолетними   чадами.   Какой   уж   тут   комсомольский   пыл   в   груди   и   персональные     разборки?..   Отрубить  бы поскорей  голову  мерзавцу   и    все   дела!      Вот   положим,  в   рабочее бы время…
    Свою   версию   раб  комсомола  выдал так: «Увлёкся,   малость   заступил  за   грань, больше   не   буду».  Теперь   Спартак  пытался   сформулировать,  что   именно  больше   не   будет   творить   маэстро   подчинённый.  Получалось   весьма   коряво   и  не  убедительно.   Напольные   часы   ударили   шесть  раз, родители-комитетчики    устали   слушать   адвокатские   потуги   очкарика.   Полились   прения   в   ускоренном   режиме.   Мысленно   подводя   итог,   Лёньчик   констатировал  -  исключат,   дело   передадут   в   милицию.  Но   тут   опять   попросил   слова   Козюлин   и   стал  пространно   мычать   по   поводу   невиновности,   коллектива и   перевоспитания.   Наташка,   не   менее  остальных   членов  комитета  спешившая   домой,   дабы   не   упустить из   дома гулящего  мужа.   Сорвётся  -  жди  под   утро   с   джентльменским   набором  засосов и лживых оправданий,  раздражённо   кинула  обглоданную  кость   подсказки:
- Спартак   Гелиевич,   у   вас  имеются   конкретные   предложения  или   поручительство  о  взятии  на  поруки?
-  Что?  Да.
- Будьте   любезны,   выскажите   их   комитету   комсомола,   покороче.
-  Я   беру   на   поруки   товарища   Вокуева.
-  Один  человек   не   вправе.
-  От   имени   группы,   по   поручению...
-  Группы   мало.
-  Тогда   отдела.
-  Как,  товарищи   комсомольцы,  поверим?
-  Поверим!  -  спешно   выдохнули  комитетчики,   хватаясь   за  сумки   и   портфели.
-  А   я   не   верю! - Присутствующие   недоумённо   скрестили   взоры   на   новоявленном  Станиславском,   слесаре   экспериментальных   мастерских      Владимире  Тарарыкине. -  Я   предлагаю   поставить   вопрос   об   исключении....
    Веснушки   на   лице  принципиального  комсомольца  бурлили  как  народные  массы,   губки   раскраснелись,   глазки   полыхали   священным   гневом.   Вован   встал   на   защиту   строя,   страны,  комсомола.   Его   послушать,   так   никакая,   самая   изощрённая  казнь  не   будет   достаточной   проходимцу   Вокуеву.  Пламенная  речь   неученого,  к  тому  же  холостого    представителя   гегемона   возымела   обратную    реакцию   образованного   большинства   комитета.   В   пику   слесаришке,   инженеры   не   стали   менять   уже   принятое   решение  и   срочно   разбежались   кто - куда.  Тарарыкин   в   маске   борца-пролетария   проследовал  в   кабинет   секретаря   парткома.   Оно  понятно,   надоело  Вовчику   елозить   напильником   и   крутить   гайки   в   мастерской,   он   жаждал   получить   направление   во   внутренние   органы.   Однако,   свято   место,   пусто   не   бывает,   туда   ещё   протиснуться   надо.   А   как   это   совершить   без   доказательств   верности   делу  партии,   проницательности,   бдительности?..  В  отличие  от  некоторых,  совсем  примитивных  работяг,  Володя  знал  ответ.
    Козюлин   и   Вокуев   вернулись   в  отдел  с  двойственным   чувством   победы   и  изгаженной   души:
-  Спасибо   Спартак,   я   действительно   случайно...
-  Сочтёмся   славою,   Лёня.   Всё   только   начинается,   видел   куда   побежал  «карающий   меч»,   кстати,   вы   знакомы?
-  С   этим?   Нет.   Он   появлялся   в   ДКЖ  с  повязкой.  Кажется,  состоит  в  оперативном  отряде   Дворца  машиностроителей.   Чего    пристал?
-  В   слуги   рвётся.
-  Куда?
-  В  слуги  народа,  которые от  усталости на  персональных  «Волгах» раскатывают.   Впрочем,  плевать,   нам   это   не   грозит.
-  Ну,   ты - то   уже   начальник. 
- Начальник,   эх,  Лёня,   видел   бы   ты   начальников,   моего   отца,   например.   Сталинская   закваска,     директор   СКБ  под   его  властью   ходил   в  своё  время...  Однако   вернёмся  к   нашим   обстоятельствам.  Дела  твои  не  так  уж безобидны,   один  мой  приятель  из   райкома  комсомола  предупредил,  что  есть  мнение  устроить  показательный суд. Рыжик-булыжник - оружие   пролетариата   не  зря  сегодня   выступал   с   предложением   исключить.
-  Да   ладно,  что   я   такого   сделал?  Подумаешь,  порвался  занавес,  авось  пронесёт.
-  Не   скажи,   занавес   ерунда.    Главное   в   струю   не   попасть,  иначе   понесёт,   не   выплывешь. 
-  Настращал...   Ну,   и  что делать?
-  Исчезнуть   на   время,  уехать  например.
-  Здрасти!...   Да   меня   в   военкомате   с   учёта   не   снимут,   осенью  в  армию.
-  Поздно,   лучше  бы  сейчас.
-  Ну  ты  даёшь! Я   вообще   не   хочу,   чё   я   там   забыл?    Может   сестру   попросить,   чтоб   замолвила   слово.
-  Не   помешает,  Лёня.  Пока.
-  Пока.
    Леонид   задумчиво   брёл   по   весенним   лужам.   Влип,  что  называется,   на   пустом   месте.   Просить   сестру   не   хотелось,   не   получалось  у   них   контакта.  Вроде   свои,   но  хуже   чужих.   «Вечные   претензии,  покровительственный   тон,    благодетельница.   Никто   её    не  просил   вмешиваться   в   его   жизнь,   сам   бы   пробился.   Опомнилась,  забрала   из   девятого   класса.  Да   некоторые   однокашники   уже  институты   заканчивают! Устроила  в   техникум  и  уверена,   что   осчастливила.   Я,   может,   хотел   в   мореходку,   или   в   лётное...»
    Дверь   открыла Людмила, заведующая   овощным  отделом   универсама,   симпатичная,  пухленькая,   с   ямочками   на   щеках.   Кинулась   Лёне   на   шею и, целуя   взасос,   ворочала   своим   языком   у   него   во  рту.  «Дура   пьяная,   жиртрест,   скотобаза,  старуха!..   Ну   не   совсем   старая,   целуется   классно,   даром   что   под   тридцать.  Говорят,   под  тридцать   женщины   в   самом   соку...»  Из  дальней   комнаты   слышался   шум   застолья.   Сестра   громко   крикнула:
-  Люд,  кто   там?..  Кто  пришёл,   Людка?
-  ...Лёньчик.
-  Веди   его   сюда,   заслюнявила,   поди,    мальчонку.
- Сегодня   ночуем   у  меня,  -  шепнула   Людмила  Лёньке  и   громко   крикнула.  -  Уж   и   поцеловать   не  дадут,   торгаши   загребущие.  Может  у   нас   любовь,   правда,   Лёньчик!
-  Я   тебе   покажу   любовь,  он   мой, кого   прикажу,   того   и   полюбит.   Садись   рядом,  Леонид...   Выпей!  -  Сестра,  расплёскав   коньяк  на   скатерть,    протянула   рюмку.
-  Не   хочу.  -    «Набралась  до   бровей.  Не   отстанет».
- Пей!  -  Леонид   выпил,   вопросительно   посмотрел   в   глаза   сестры.  «Довольна?»  -  Что   волчонком  зыркаешь?  Ты   мне   по   гроб   жизни   обязан.   
-  Пойду   я...
-  Сиди!..   Сеня,  видел   нашего  Лёньку?..  Больше   не   увидишь...   Я   одна   его   подняла,  вырастила,   выучила.   А,   дурак   ты,  Сеня!  -  Плешивый   старик   с  золотыми  зубами,    равнодушно   отвернулся.  Мол,   выпила   бабёнка.    
-  Ладно,   пойду   я,   надо   маме   телеграмму   дать,   с   днём   рождения   поздравить.  -  Леонид   встал,  Людмила  заговорщицки  подмигнула.
-  Перебьётся   твоя  «мама»!  Она  не  твоя,   она   моя   мама,   а   ты   говно! 
-  Угу,  подкидыш,   приплод  от   козы   Дашки. -  Лёньчик   налил   фужер,   выпил  и   нагло   уставился   взглядом   в   мутные   глаза   сестры.  -  Ты   у   нас   купчиха - благодетельница,  а   мы  с  мамой   лапотники...
-  Подкидыш   другой,  понял...   Тише   все!   Я   скажу...   Танька,   чё  орёшь,   как   в   подсобке  на   грузчиков,  заглохни,   дайте   директору   слово   вставить.  Сеня,   сколько   я   от   тебя  абортов   сделала?..   Тринадцать.    Ты   свою   Сару   бросить   не   можешь.   У   нас   сын  вырос,   матери   хамит   при   всех!   Лёня,   я  твоя   мама,   Семён   Игоревич   -  папа!..
-  А  Хо  Ши  Мин – дедушка…  Нажралась... -  Леонид   брезгливо   отстранился.
-  Не   веришь...   Сеня,   скажи   ему,   скажи!  Умоляю,  Семён...   -  женщина   с   рыданиями  упала   на   колени,  рвала    ухоженные   волосы,   пытаясь   доказать   нелепицу,  не   укладывающуюся  в  ум и   здравый  смысл  молодого,  даже  очень  молодого,  человека.
    Мир не  перевернулся,  но  где-то  в  недрах  сознания  возникла  уверенность,  что  такими  признаниями  не  шутят,  не  играют,  что  он  узнал самую  что  ни  есть  настоящую  правду,  что ЭТА,  именовавшаяся прежде  его  сестрой, на  самом  деле - мать!...  Что  ей  надо?  Как  смеет  она,   отдавшая  сына  в  чужие  руки, претендовать  на  святое  звание?  Каждое  её слово усиливало его отвращение.  Правда,  голая,  пьяная  правда  била  наотмашь.  «Нет,  не  может  быть! Выдумывает,   позорит   и   себя,   и   меня.   Мамка!..»   Отшвырнув   пьяную,  ревущую  бабу,      выбежал   вон.  Обида   жгла   душу,   холодила   сердце.   Лёнька   запустил   обломком    ржавой   трубы   в   лобовое   стекло   сестриной   «Волги».   «Получай, мама! Объявились, блудные  родители!  Твари   ползучие, гады,  гады, гады!»
    Через   квартал  его   нагнала   Людмила,  завела  домой и,  напоив   до   беспамятства,  уложила   с   собой. Что   они   вытворяли!.. Что  они  вытворяли Леонид,   толком   не   помнил,   но  очень   понравилось.  Едва   ли   попадались  в  его  жизни другие   женщины,   настолько   запомнившиеся.   Возможно,   были  искуснее,   но   такого   сочетания   душевного   разочарования   и  плотских  утех  не  случилось. Проснувшись   после   одиннадцати,   он   нашёл   на   кухне   завтрак  с   предусмотрительно   наполненным  фужером   сухого   вина.   Сидел,   опустошенно   думая   ни   о   чём.   Из   состояния   нирваны  вырвал  телефон, защебетала  Людмила:
-  Позавтракал?
-  Угу.
-  На   работу   позвонил?
-  Зачем?
-  Затем.   Позвони,  скажи,   что   приболел,   я   справку   достану.   Твоя,..   родственница  тоже   не   вышла.  Головка   бобо?
-  Немного,   может   нам   расписаться,  Люд?
-  Щя,   только   ногти  накрашу   и   с   мужем   разведусь!
-  Ты   замужем,   а  где  он?..
-  В   Ялте, по   костям   ударяет.  Тощих  любит,  знаток.
-  Почему   знаток?
- Да  так. Обожает   повторять:  «Полные  женщины   для   любителей, худые - для   знатоков».  Лёньчик,   не   напрягайся,   мы   ещё   встретимся.   Будешь   уходить,   захлопни   дверь,   посуду  не  мой,   вечером   не   приходи,   меня   не   будет.   Звони   на   работу...   О,  твоя,  блин,  маман,  идёт!  Пока.  -  В   трубке   пошли   частые   гудки.
    «Раскатал   губу   с   похмелья -  жениться,  надумал.   Сначала   у   «мамки»   разрешение   получи,   жених.   Напился   до    зелёных  соплей,   прогуливаю...  Какой   же  номер   телефона   у   Спартака?   Позвоню  по   общему» -  Лёня   неуверенной   рукой  крутанул   диск.
-  Алё,  Валентин  Николаевич,  Вокуев  говорит,   там,   рядом   Козюлина   нет?
-  У   себя   сидит,   ты   откуда?
-  Да  тут,  задержался...
- Спал   возле   стены,   перелазил   и   задержался,  хе-хе-хе,   работнички!
-  Вроде   того,   заболел  я.   Передайте   Козюлину...
-  Вон   он   вышел,  дать   трубку?.. -  Никитина   корёжил   вид   начальника   группы, а  называть  пацанёнка  по  отчеству  -  нож  в  сердце.  -  Спартак,  это   Гелиевич,   тебя.
-  Спартак,  привет,   Вокуев.  Я   заболел,   отметь,   пожалуйста,  справка   будет.
-  Отмечу,   ничего   страшного,   не   переживай...   Слушай,   Лёня,   сходи   в   военкомат,   в   четвёртый   кабинет   к   майору   Леонтьеву,   поговори.   Скажешь   от   меня,   он   может   помочь  с  Армией.   Никитин   возвращается,   не   хочу   при   нём   говорить...  Ну   ладно,   я отмечу,   выздоравливай   и   сходи   к,..   врачу,..    четвёртый   кабинет. 
«Я сам когда-то раздавал односельчанам котят  от кошки  Анфиски, если  всех не   забирали,  а  в  деревне  такого добра  хватало,  для   котят-неудачников  существовал  один  выход – узел  из старой  тряпки, камень  и  речка.  Сосед   Витька  с  большим   удовольствием  убивал   ни  в  чём  неповинных  зверят...»



Глава  7
                «Папоротник»

    Майор   Леонтьев   без   обиняков   выписал   направление  на   медкомиссию,   заседающую   в   другом   крыле   комиссариата.  К   семнадцати   часам   обескураженный   Леонид  держал   повестку   о   призыве  в   Армию,... через   десять   дней.   Сбор в  десять  возле   здания   военкомата.   Такого   удара,   такой    подлости   он   не   ожидал.   Со   злости   сел   в   поезд  и   уехал   к   матери.   «Провалитесь  тут   все:  и  сёстры,   и  начальники!   Кто  его  просил,   призывать!  Сходи   в   четвёртый   кабинет, поговори.  Спасибо,   сходил,  поговорил!»
    Старуха   не   ждала,   увидев   любимца,   заохала.   Носилась   по  двору   с   просветлённым   лицом,   отлавливая   жирного   петуха   на   ужин.  Поймала,   отпустила.   Побежала   в   избу   нажарила   картошки.   Смотрела   на   сына  и   тихо   млела   от   счастья.
-  Кушай,  сынок,   петуха   я   позже   поймаю,   к  вечеру.   Ты   отдохнёшь,   полежишь,  а   я  тем   временем   ошпарю,   приготовлю.  Мо, сбегать   в   лавку  за  винцом?    
-  Не   надо,   ма. 
-  И  то,   правда,  зачем?   Непьющие   мы.
-  Ма,  мы   с   сестрой   от   разных   отцов?
-  От   разных,   сына,   я   же   говорила.
-  А   почему   фамилия   одна?
-  Так   записали...  Я,   когда   родила,   твой   батька   на   Север   завербовался,   не   местный   он   был,   да   там   и  пропал.   Где   уж   похоронен,   не  знаю.   Она - то  как,   небось,   барыней  ходит,   на   машинах   раскатыват,   халда!   Тебя - то   не   обижат?
-  Сказала,   что   она   моя   мать. 
-  Врёшь,  поди,   Лёнька?  Не   могла   она   тебе   сказать.  Халда   она,   ой   халда, -  ботало   коровье.   Небось,  пьянствует   да   врёт,   как   отец   её,   нехристь. 
-  Почему   нехристь?
-  Дак,   кто  ж   их,   цыган,   разберёт,   крещёные   они   аль   нет.   Кочевали   раньше,  куда   дорога   выведет,  и  топеря    иной   раз   по   деревне   шастают,   но  без   лошадей,  запретил   им  Никитка.   Приезжала   ко   мне   в  пятьдесят  четвёртом   году  Аза, ты  не  помнишь,   Мишкина   сестра   из   Молдавии,  из  города  Атаки.   Пожили   месячишко,  да   и   ушли   пешком,   тоскливо   им   на   одном   месте   сидеть.   А   Мишка - то   мой,  добрый   был,  ласковый,   жалел   меня.   Иди,   говорит,  отдохни,   полежи.   Опосля   заболел   и   умер   от   чахотки.   Оне,   цыгане - то,   любят   простор,  волю,    а   без   того   нет   им   жизни.   Мишка -  то    когда   заболел,   решил   своих  найти,   уехал   да   там   и   помер,  царство   ему   небесное,  сердешному.
-  Может   сбежал,   ма,   кочует   до   сих   пор?
-  Нет,  он,   когда   помер,   пришёл   ко   мне   проститься,   во   сне...   Любил   меня   Мишка.
-  А   мой?
-  Твой?  Тоже   хороший   человек.   Лёнь,   ты   в   Армии   не    больно-то  надрывайся,   серединки   держись,   чтоб   не    ругали.   Попросись   в   оркестр   на   трубе   играть,   коль   научился    в   городе,   да   трубу   полегче   выбери.   Вона   Маньки   Зарубиной   сын  Митька,   пришёл  осенью,   говорит,   мол,   на   трубе   самая   лёгкая   служба.   Он   ноне   у   нас   скотником  работает,   лодырюга...  Может   яичек   поджарить,   в   городе   яйца,  бают,   химические,   желток   бледный....
    В   неторопливых   разговорах,   из   которых   Лёньке   стало   понятно,   что  в  его  скудной  биографии  не  всё  так  просто,  как  представлялось  раньше,   прошла   неделя.   Мать   тщательно   избегала   щекотливой  темы  отцовства  и  материнства,  переводила   речь   на   другое. Лёньке  не  хотелось   расстраивать и  обижать   её   своими   подозрениями,   на    том  молчаливо   сошлись.   
    «Не   всё   ли   равно   теперь?..  Нет,  далеко  не  всё   равно!  Эта!.. Эта бесстыжая купчиха без  сожаления  бросила сына: маленького, хорошего,  ни  в  чём  неповинного,  беззащитного!…  Теперь объявилась и  подавай   ей  сыновней  любви,  да   побольше…  Ну,  нет  «мамаша»,  не   выйдет...  Теперь  я  тебя  бросаю,  плюю  на   тебя!  Ты   навеки  в  сёстры   записана,  навсегда… Цыганское  отродье!...  Сколько, однако, кровей   в моих  жилах  намешано,   расскажи   кому,   не   поверят…» 
    На   деревню   Лёнька   выходил   мало,   всё   больше   по   хозяйству   возился:   подправил   крыльцо,    починил   забор,   залатал   прохудившуюся   в  двух   местах   крышу.   Мать ходила   праздничная,   гордо   посматривала   на   редких   селян,    бредущих   мимо.  В   лавке,   озабоченно   набирала   разных    консервов,  конфет,   печенья,   кося   взглядом   на   окружающих,  видят   ли  какая   она   ноне   богачка:  «Лёнька-то  при   деньгах  приехал,  шерстяную  шаль  привёз. Даром   что   молодой,   да с  дипломом и  хозяйственный,   непьющий.»  Ночью,  потаённо всплакнёт  баба   от счастья  и  предстоящей  разлуки.
    «Щедро  проводы  справила, пригласила своих баб  с  фермы, да   сродственников   деревенских,   да   Миньку   безногого -  гармонистом.   Тот   ладно   играл,   покуда   не   напился.   Стащил,   прохвост,   пол-литра  и    потягиват   из   горлышка,   вроде   квас от   изжоги.    Никому дела   нет,   своим   заняты,   угощаются.   Под   вечер  глянь,   а  Минька   лыка   не   вяжет,   глаза   осоловели,   пальцы   колом.   Отнесли   домой  вместе   с   гармошкой,  от  греха  подальше,   неровён   час,   кому   другому   спьяну   захочется  сыграть,  разорвут   меха,   отвечай   потом.   Славно,  одначе,  посидели,   даже  потопотать  успели под Минькину  двухрядку.  Опосля   всё  песни   орали,...  душевные...»   

Глава   8
                «Лирический марш»

    Тяжела   ноша    солдатская.   В   порыве   искреннего   служебного  рвения   Леонид рьяно   изучал   Устав,   маршировал,   подтягивался,   бегал   кросс,  мыл,  драил,  охранял...   Стоп!   Охрана   внесла   некоторую   корректировку   в   идеалистические   взгляды   советского   воина.  Придётся  пристальней  рассмотреть   судьбоносный  прецедент  случившийся  при   несении   сторожевой   службы.   Даже  не    караульной,   доступной    только   бойцам   принявшим   присягу,  а  именно   второстепенной,   сторожевой.   
    Заступил   рядовой   Вокуев   на   охрану   продовольственных   складов.  «Калашников»  пустым рожком  по  спине  ботает,   на   ремне   штык-нож   висит.   Время   позднее,   в   казармах   отбой,   за   забором  город  металлургов,  день  доживает,  тихо  вокруг,  но  постовой  Вокуев  зорко  бдит. Не   беда,   что   патронов   нет,   если   понадобится, солдат  штыком   защитит   армейское   добро. «Может,   за   это  медаль   дадут?..  Лучше  бы  отпуск. Показаться   матери,   в   форме,  к   Людке   заскочить,   если   мужа   не   будет.   Хорошо  бы...»  Рядом   со  складами,   на   широкой  площадке   громадная   куча   картофеля   свалена  -  запас   на   зиму   готовится.   «Завтра   второй  учебный   взвод   будет   её   в   овощехранилища   переносить.   В   армии   во   всём   порядок...»   Из-за  картофельной   горы   выскочила   полусогнутая   фигура   и   негромко   позвала:  «Эй,   салабон!... Сторож!   Иди    подмогни...   Слышь,   чё   говорю,   подойди».   Повинуясь   инстинкту   молодого   бойца,   Лёня  подбежал.   Два   «дембеля»   расправили   мешки.
-  Ну-ко   подержи,   салажонок.  Чё   рот   разинул?  Деды   пашут,   а    молодёжь   с   ружжом   прохлаждается,  непорядок. 
-  Сейчас,   ребята,   только   автомат   прислоню.  -  Лёня   кинулся   на   помощь   старослужащим.   Набрав   полные  мешки,   поддал   на   спины.  -  Вы   их   на   кухню?
-  Угу,   на   домашнюю.  -   «Деды»  весело   заржали   и   направились   к   пролому   в   заборе.
-  Куда   вы,   ребята?   Вы   же   у  своих,  у  солдат,   воруете...  Стой,   стрелять   буду!
-  Не   ори,   карась.   Стрелять   он   будет,   говнюк.  Сначала   фузею   заряди,   потом   пугай.  Тебе   что   велено   охранять?..   Склады.    Вот   и   сторожи,   гусь   стриженный.
-  А   картошка?
- Картошка   совхозная.  Оприходуют   завтра,   тогда   будет   солдатская,  дошло?
-  Нет.
-  До   чего   молодёжь   тупая    пошла!   Ваш   взвод   гоняли   на   поле?
-  Посылали   позавчера,   грузили...
-  Посылали,  -  обидно   передразнил   старослужащий,  -  послать   бы   вас   всех...  Кто   её   там,   на   поле   взвешивал?
-  Никто.
- Завтра   при    перетаскивании   взвесят,   оприходуют,   и   тогда   она   солдатская.   Ясно?
-  Понятно.   Вы   её   спекулянтам? -  Простой   вопрос   поверг   несунов   в   состояние   близкое   к   шоку.  Они   пристально    смотрели    на   салажонка:   не придуривается ли, не издевается? Нет,   просто  молодой    ещё,   неопытный.
-   Х-эх,   спекулянтам!   Придёт   время,   узнаешь,  какие   спекулянты   тебе   увольнительные    и   дембель   подписывают.  -  Деды   растворились   в   проломе,   унося   вместе  с  бесхозной  картошкой   изрядную   толику     Лёнькиного   ура - патриотизма.
    Приглядевшись,   новобранец   убедился    в   полной    бесполезности    службистского   рвения,   ничего   это   не   даст   ни    ему,   ни   Родине.   В   Армии   главное  -  фасад.   Не   беда,   что   пьяный   ротный   материт   взводных,   взводные  прапорщиков,   прапорщики…  Впрочем,   к   чему   сей   расклад?   «Главно, (як  говорыв  старшына  роты),   шо   постэли  заправлэны, сапогы начыщены,   бодюры  побэлены, цели  пробиты»...  Цели  всегда  пробиты.   Промазав   из   пушки   по   мишени,   её    рубят   топором,   имитируя   осколочные   попадания.   В   меткости   артиллерийских   снайперов   не   сомневается   никто,  даже   проверяющие.   К   чему   сомнения,   когда   близится   время   подведения   итогов   за   накрытым   столом.  «Случай   чего,   в   бою   быстро   научатся.   Поскольку,   личный    состав   политически   грамотен. «Политика   КПСС   верна   потому,   что   коммунизм -   это   единственно   верный   путь   развития   человечества».   Здорово!  Видна   идейная    проработка,   глубокое   понимание   основ   и   важности    текущего   момента.  Наливай!»  А самый    важный   для   настоящего   командира,   текущий  момент -  ремонт  квартиры.  Требуется   правильный   подбор   кадров   из  числа   рукастых   солдат - дембелей.  «И   пусть   стараются,   не   то   за  КПП части  выйдут  тридцать   первого   декабря,   в   шесть   часов    вечера!» 
    Уяснив   суть   вещей,  рядовой  Вокуев,   на  седьмом   месяце  исполнения  ратного   долга,  был  зачислен   в   состав   гарнизонного   ансамбля   солдатской   песни   и   пляски.   Гарнизон  - не   бог   весть,   ансамбль   на   том   же   уровне,   но   постановку   голоса   Леонид   осуществил   в   его   рядах.  Полубогемная   служба,   великолепная   альтернатива  наметившейся   казарменной   тоске.   Испытывая   любовь   к  искусству вокала,  дорожа   местом  в  ансамбле,  солдат   честно   отпел,   отыграл,   отплясал   положенный  конституцией срок и отбившись от  соблазнов  сверхсрочной   службы, вовремя  демобилизовался.   Руководитель   ансамбля,   на   прощанье   выдал  словесный    вексель   с   обязательством,   читай   с   удовольствием,   принять   назад   любимого   артиста.
    Старуха  постарела,   но    приезд   сына   всколыхнул   былые   силы,   много   ли   надо     матери  - доброе   отношение.   «От   дочери   не  дождёсси  ни   приязни,   ни   слова   милого,   совсем   пропащая,   всё    зовёт   к   себе   жить   в   городские   хоромы    с   тёплыми   уборными,   да   ваннами.   Небось,   там   шагу   не   ступи   без   спроса,   коль   здесь   командует,   не   приведи   Господи.     У   Лёньки,   может,   и   пожила   бы,   так   негде,    сам  в  общежитие   думат   устраиваться.   Уехало   дитятко,  даже   денег   не  взял,   что   мать   накопила   для   него.    А   славный   пришёл   из   Армии,    стройный,   красивый,   сапожки    начищены,    каблучками   цокает,   девки   в    окны  глядят,   даже   председателева   дочка  кажный  день  мимо  ходила.   Во   какой   Лёнька - то   вырос,  даром   что   халдой    рождённый,   а   родная   кровинушка   поди   есть!   Негоже   ему   в   деревне   водку   лопать,   пускай   в   городе   живёт,   культурно.  Мы   уж    здесь   щи   лаптём   дохлебаем   да   меж  берёзок   упокоимся.   Избу  подправили,   дров  Лёнька  нарубил,   денег-то как   у   капиталиста,   чем    не   житьё?   Скушно  токмо  одной,   дак     никуды     не  денисси,   уж   сколько   годов   бобылкой   мается,  привыкла. Тиливизир  с  Лёнькой  купили  в  районе,  машину  стиральную»...
Старуха   привычно    перекрестится  на   иконы,   да   и   ляжет бока   мучить,  длинную   ночь   выкряхтывать. 
Старость   -  не   радость.

Глава   9
                «Полынные чары любви»

    Вкусив   сценической   отравы, Леонид   решил, было,  покончить   с   ординарностью   технического ремесла,  но, наткнувшись  в   стенах    родного  СКБ  на   неземное   создание,  передумал.  Правильно  сделал,  в    молодости  иногда  случается   любовь   с   первого   взгляда.  Так   не   ждать   же   зрелости,   когда наблюдается  любовь  без   взглядов,  или   старости,  со    взглядами   без   любви.  Он   находился   на   излёте   первой   стадии   влюбчивости,   когда   многое   изведано    (в   том   числе   Людмила),   но   главное,   конечно,   впереди.  Например, Лена.  «Елена Прекрасная» - жрица   технологической   мысли,  в   одно   мгновение  сразила    Лёньчика   наповал. Вокуев   твёрдо  принял решение   покорить  сердце  незнакомки.  Дорога   к   вершинам  блаженства   пролегала   через   терни  отдела  кадров,  где   за  барьером   восседала   бюрократически - неприступная   особа   в   строгой   пиджачной   паре   гестаповского   покроя  и  в   не   менее   строгих   очках. Начальник всех специальных  конструкторских кадров, в том   числе   и   прелестной   «кадры»,   встретившейся  Лёне  в   вестибюле,  оч-чень   деловая   дама   замшелого  тридцатипятилетнего   возраста   проскрипела:
-  У нас  приём   после   обеда,  Вокуев. -  Не  забыла,  видать,  бывшего сотрудника. -  Вы   за документами?   Сейчас   отдам,   отвлекают....
-  Нет,   не   надо.   Я   хочу   обратно,  можно?
- Что   вы   нас   с  толку   сбиваете,   Вокуев,  то  звоните   забрать,  то   обратно!   
-  Я   передумал,   когда  пришёл   и   увидел...
-  Идите   к   Юрий    Петровичу,   Вокуев,   пусть   он   решает.   Только   не   надейтесь,   что   руководство   забыло   ваши   художества.   Скажите   спасибо,   что   я   не   передала   ваши   документы   вместо   военкомата   в   милицию.
-  Спасибо… «Ты  в  то   время   инспектором   была,    решать   могла  только  то, что   прикажут, сейчас   другое   дело,   нагадишь  -  не     разгрести». - Я   больше   не   буду.
-  Прям  детский  сад.  Идите-идите, Вокуев,   так     вам   и   поверили.    Я   доложу   Юрий   Петровичу,   напомню.  К   нам   только   после   четырнадцати,   работничек.
    Юрий    Петрович,   индифферентно,    слушая   сбивчивый    рассказ  Леонида о неуёмном   желании  трудится   во   благо развития   технической   мысли,   делал    какие-то   пометки   в   документах,   потом   спросил:  «Самодеятельность   сможешь   организовать?»    Получив   утвердительный    ответ,   подписал   заявление,   прибавил:  «Будешь    работать   опять   у   Козюлина,  его   благодари. Учти, Вертинский, занавеси  в  актовом зале закреплены слабо».   Настоящий   мужик,  он   к   чужим   делам   не   примажется,   зла    не   припомнит.   
    «Прекрасная  Елена»  инженерила  технологом   отдела  вспомогательных  процессов  и, о, несомненный   перст   судьбы,  пела   в  самодеятельности. Муж   красавицы   обретался    в   исполкомовских   стряпчих,  что, по   представлению   влюблённого,  соответствовало  межгалактическому  расстоянию, и  не  могло помешать, но  только способствовало   его  тайным  замыслам.  С   талантом   наперевес   Лёньчик   устремился   на   приступ   восхитительной   крепости.  Вскоре  цитадель  супружеской   верности пала, а  победитель   сдался   в   почётный    плен   взаимности.   
    Лучшие   произведения     рождаются    во   влюблённом   состоянии,...   отнюдь   не   в   любовном   бреду,   обуявшем   нашу   увлечённую пару.  «Полынные  чары  любви»,  «Эсоп-трава»,  «Цепи  мои  нежные»,...  какая  пошлая  избитость, Господи!…  Да,    их   дуэт   был   прелестным,   не   более   того,  однако  чувства,    крепчая   день   ото  дня,   грозили   превратить любовь   в   обыденную   историю   с   разводом,   разделом   имущества и  прочими   атрибутами   мещанства.  Дурман   любви,  плотские   наслаждения  довели  старшего техника Вокуева  до   вершин   существующей   глупости.  Он   поступил  на   заочное   отделение  Политехнического   института,   возмечтал   о   карьере,  квартире,   даче,   машине...  Что  ж,  высокая  романтика способна   низвергнуть   нас   в   тину   обыденности.   Но   есть   Бог, счастливый   случай  и  масса  «доброжелателей».
    Как   мы   презираем   сплетниц,  завистников,   наушников,   забывая,   что   природа   создаёт  только   необходимые   вещи.   Нет   в    мире   ничего,   что   против  Истины.  Самый    кровожадный   диктатор,   самый   последний   мусорщик   нужны   для   соблюдения  баланса   и   гармонии  человеческого  общества.   Но   вернёмся  к героям классического  треугольника.  Двое   из его  сторон задержались   в   актовом   зале   для   окончательной   шлифовки   новой  песни  «Жасмин  опадает  в  июле».  Творческий процесс  сопровождался   милой   перебранкой   и  компромиссными   поцелуями,  когда  в   дверях,  совершенно  неожиданно,   возникла    рогатая   тень  совслужащего.
-  Закрывать   дверь   надо,   ребята,  -  посоветовал   вошедший.
-  Порядочные  люди   стучат.  -  Нехотя   парировал   Леонид,   Елена   застыла  в  изумлении.
-  Порядочные   люди   с   чужими   жёнами!..  -  Речь   незнакомца   заклинило.
-  Слушайте,   кто   вы,   что   вам   здесь   надо?  -  удивился  Лёня.
-  Я!?.. -  Пришелец   здорово   огорчился   неведенью  собеседника,   его  выручила   Елена.
-  Лёня,  это  Вася,   мой...   Вася.
-  Здравствуйте,   Вася.  -  Любовник   малость   смутился.
-  Я   вам    не   Вася!   Я...   Ты,   почему   тут   одна,..    с   этим?
-  Мы   репетируем,  -  Елена   побледнела,  -  у   нас   скоро   концерт.
- Наслышан  про ваши репетиции, рассказали...    Собирайся,  домой,   Пьеха!
-  Зачем   же   так   грубо?   -  вспетушился   полюбовник.
-  Не   твоё   дело,   сопляк!  -  вознегодовал  рогоносец  и  прибавил   неверной  супруге.  -  Иди   в   машину,   мы  тут  поговорим   с   твоим   Хилем,...  Хихилем...
-  За   сопляка   могу   и   по   роже.
-  Лёня!   Вася!   Перестаньте!...   Ну,   пожалуйста!  -   взмолилась   Елена,   и   любящий   муж   осадил   малость  назад.
- Ладно,   «сопляка»   забираю   обратно,   Лёня.  - однако  «Лёня»   прозвучало   довольно  насмешливо.
-  Тогда   я    исключаю  «по   роже»,   Вася.  - Возлюбленный   тоже   внял   мольбе  дамы,  но  «Вася» с  пришепётыванием  получилось куда  язвительней.
-  Ребята,   прекратите...   -   Елена   попыталась   встать   между   мужиков.
-  Что   тебе   надо   от   моей   жены?  -  спросил   Вася.
-  Ничего.   Я   её   люблю, просто  люблю…  -  ответил   Лёня.
   Вася   бросился   на   Лёню,  Лёня  на  Васю.   Завязалась   драка   дилетантов  -  полуборьба,   полубокс   с   участием  Елены,  вероятно,  в  качестве   рефери. 
Пока   стороны увлечены   взаимными  доказательствами и  контраргументами,   попытаемся   разобраться,    почему    образованные,   воспитанные    люди     решают сложный  вопрос взаимоотношений    столь   примитивным   образом.  Во -  первых,   каждый    из   них   хотел   показать  удаль,  во -  вторых,   оба   искренне   ненавидели   друг  друга,   в -  третьих,  молодость - прекрасная  пора,  когда   хочется   самоутвердиться,   в -  четвёртых,   и   это   пожалуй   главное,  Елена, вроде   бы   призывавшая   к   консенсусу,  именно  этого  не желала. Интонации её  голоса  начисто   перечёркнули   суть,   выраженную   словами. Многие женщины довольно   часто используют   данный   приём   в   корыстных   целях.  Если   вы  когда - либо  наблюдали   драки,   то   непременно    замечали,   что   присутствие   в   них   женщин, призывающих  к   миру,  не   уменьшало   накал   страстей,   а   наоборот  усиливало.
  Однако,   вернёмся   в   актовый   зал,   где   после   действия   первого  -  «Не  ждали»,   продолжается   действие   второе  -  «Я   тебе   покажу!».  «Любовный   треугольник»   чередовал свои   тригонометрические   функции   по   логике   Броуновского   движения.   Прекрасная   гипотенуза,   в   пылу   схватки   двух   катетов,   получала   свой   квадрат   пинков,   соответствовавший   квадрату   пинков   и   ссадин   катетов.   Отлетев   в   очередной  раз   от   эпицентра   эмоционального   взрыва, Елена -  катализатор  бурной   реакции,   улетучилась.   Ингредиенты   гремучей   смеси  Вася  и  Лёня,   застыли   в   недоумении.  Реакция,  в  результате   которой   часть   мебели   и   реквизита   выпала  в  осадок,  прекратилась...
Прекратилась   благодаря   отсутствию  женщины.  Что и  требовалось доказать.
Протрубив   сопернику  грядущие   несчастья,   самцы-соперники   разошлись.
    Любовь   всегда   права,   всегда   бывает   первою,   всегда   единственной. Всегда,  всегда,   всегда...  Чего   только   не   творит   божественное  чувство? Возбуждённые ристалищем, муж  и любовник принялись с удесятерённой настойчивостью отстаивать  своё   право   на  полное  обладание  душой   и   телом  Елены. Глухари,  закрыв   глаза   и   заткнув   уши,   токовали.  Один   доказывал любовь,   умноженную   на  семейную   привязанность,   другой -  любовь   в   квадратной   степени  искусства.  Оба  вместе продемонстрировали столь стойкий эгоизм, что несчастная   женщина совершенно  растерялась. Через  три  месяца   после   актового   побоища,  петухам-обладателям было  объявлено о  беременности их  курочки. Надо   отметить, что в указанный   промежуток   времени  супружеские   обязанности жены  исполнялись   с   кротостью,  а   страсть к  любовнику   достигла   наивысшего  накала. Каждый   из   соперников,  естественно,   возомнил   себя   отцом   будущего   ребёнка.  Елена   срочно   уволилась,   собрала   вещи   и   укатила   в   Питер   донашивать   плод   мучительных   исканий   под   присмотром   любящих   её   родителей.   Отцы-конкуренты   писали   письма,   звонили,   огорчались,   но   время  незаметно   затягивало  ноющие   раны  разлуки,   туманило   прекрасный   образ   возлюбленной.  После   рождения   мальчика   оба   побывали   в   городе   на   Неве,  и   каждый   получил   свою  долю  разочарования. Интенсивность   письменных   и   телефонных   сношений   уменьшалась,   пока   не   прекратилась   вовсе. Вскоре Елена   встретила   одноклассника,    беззаветно    любившего   её   со   школьной   скамьи,   долгие  годы   сожительствовала,   покуда    не   оформила   фактический   брак   законным   образом.   Вася   впал   в    экстаз   карьеризма,   и  вскоре  к   нему   обращались только  по   имени-отчеству.   Вот   тебе   и   Вася.   Леонид   по  прежнему   остался  Лёней,   закинул  к   чертям  собачьим  учёбу   в   институте,   забыл   о  машиностроительных и  обывательских  химерах   бытия,   полностью    отдавшись  творчеству   на  заплёванных  подмостках  ресторана   «Парма».
       Кабак, заурядный,  как и  остальные злачные  места  общепита, тем  не  менее   располагал    замечательным   свойством  -   наибольшим   удалением  от  пределов городской   суеты.  Основная   масса   посетителей   приезжала сюда  для  отрыва   от  занудств   общественной    морали   и   семейной   тягомотины.  Вели   себя   соответственно.  Музыканты  исполняли  коронный шлягер  местного  разлива:  «Ресторан  «Парма»,  далее  шли региональные  хиты - «Минус  сорок  два,..  в  тени», «Вурдалаки»,  «И  вновь  свобода  предо  мною».  Пару   раз   наткнувшись   на   знакомых   гуляк   с  молодящимися   женщинами  в   обнимку, Леонид стал  выступать   в   этаком   камуфляже   из   парика   и  усов. Иначе  перепуганный   насмерть   приятель  попытается  залить Лёньчикину   память  своей   халявной   водкой.  При   появлении  сослуживцев  или  просто знакомых  лиц  шли  в  ход  зеркальные   очки.  Его   не   терзал   зуд   разоблачений,   не   занимало  преображение   праведников,   взбрыкивания   ханжей,    Лёньчик   просто   наслаждался   любимым  делом,  не желая отвлекаться  на  любителей  супружеских   измен  и  тайных  почитателей  спиртного. Он   любил   прокомментировать коллегам  поведение   наиболее   ярких   представителей   взлягивающей   публики,   но   увидев,   что   вытворяет,   чиновница   его родного  отдела    кадров,   Лёня   не   включился   в   поток   ехидства,   изливавшегося   из   уст,   видавших   виды,   музыкантов,  не  признался,  что  лично   знаком,   даже   в   какой-то  степени  её   подчинённый.   Нельзя   же   подрывать   наивные   взгляды   лабухов   на   авторитет   государственного   учреждения,   в   рядах   которого    Вокуев   числился  уже  аж   старшим   техником.  Утром следующего  дня   он,    будто - бы   по   делу,   зашёл   в   отдел   кадров.   Там  по-прежнему    сидело  неприступное   изваяние  -  символ   бюрократии.   Старший   техник  невольно  проникся   уважением   к   загадочному   сфинксу пустыни  кадров.
    Вопреки   бытующей    сентенции   о   почитании  каждого   вида   работы,  труд   ресторанного   исполнителя   не   обладал   способностью   к   продвижению   на   стези   официального   деятеля   советской   эстрады.  Лёня   уволился   из   СКБ,   расторг   контракт   с  рестораном   и   принялся   изображать из себя профессионального артиста  в   составе городской  филармонии.  Ему   вменялся   «подогрев» зала   перед   выступлением   местных   и   заезжих   знаменитостей.   Со   временем,   последние  даже   мечтать  не  смели   о   совместном  с   ним    выступлении.  Но   это   почти   другая    история,   не   имеющая  должного  значения   в   нашем   сюжете.

    Глава  10
                «И вновь свобода поманила»

    В   конце   семидесятых   годов,  на  всесоюзном   смотре   артистов   эстрады,   Леонида   заметили и, присудив   первое   место  за  «Валуны  на  перекате»,    предложили   приличный   контракт  с   филармонией   одной    из   Автономных   республик   России.   Артист   согласился,   памятуя,   что   дорогу   осилит   идущий,   а   уж   по   какому   пути   идти   пусть   решает   фортуна,...    и   немножко   он   сам,   определивши   конечную   цель   маршрута.  Как   утверждали   древние  -  все   пути  ведут   в   Рим,  однако   Православная  церковь  тонко  намекает,   что истинный Рим - Рим третий,  и находится  он  в   пределах    Садового   кольца.
    «Значит  и  нам,   «хрестьянам»,    предначертано   жить   в   «большой   деревне». 
  Всему   своё   время,  а   пока   работа,   работа,   работа:  «Вороньё», «Над  сонной  гладью  бытия»,   «Сойдя с  ума,  я  возвращаюсь»,  «Воздушные  шары  эстрады»...  Неужто   это   работа?  Нет,  это   муки,   это   пот,   это   нервы,  это  интриги,   это  ожидание,  это  овации  и несколько   минут   счастья,   всего   пару   минут,   но   блаженства!
    В    России   талантов,   как   у   дурака   махорки,   да   разве   ж   тот   дорожит   ею,   а   она   ими?   И  одно,   и   другое    вскоре   превращается   в   дым   или   рассовывается   по   чужим   карманам.   Остаются только парни бедовые, самые  преданные, самые   настырные.  К  тому  же  русская   земля   не   жалует   отступников. Талантливые  личности,    свалившие   за   кордон   по   вполне   объективным   причинам,  не   совсем  понятны  нам  живущим  здесь среди  их  недругов. Вспомним   гениального    Ивана   Бунина,  превосходного  Набокова,  замечательного   Аксёнова   или  великого    Шаляпина, популярного  Петра  Лещенко,  да   и   сотни   других   талантливых   людей,   сбежавших от революции,  от  взбесившегося  простонародья.   Они   все  были  правы,   несомненно  правы,  по-своему  правы.  Каждый  сам  решает   бросать ли  ему неправый   народ,   вознамерившийся  строить светлый   рай   на  земле. Но  раз  уж  бросил,  то  нечего  нас  учить  издалече.  Небось,  и рассудительный   Горький,  и,  впавший   в   маразм,   Куприн, и декаденствующий Вертинский, вернулись.  Как   и   многие   другие,   наверняка   знающие, что   едут  на   верную   смерть,   в   лучшем   случае   на   нары   в   районе   шестьдесят   седьмой   параллели.  Иные  же,   пристроившись  к  благам обустроенного  закордонья,  и,  глядя  свысока, жалеют своих соотечественников.  Забыли, что дикий    народишко  то  даст   по  загривку   псам-рыцарям   на  Чудском   озере,   то    триста   лет   валяет   Ваньку   под   монгольским  игом,   а   когда   надоест, разгонит нехристей  и   приберёт   к   рукам   земли   азиатов.  Полежит   на   печи  да   от  скуки   приплывёт  в  Америку   с   другой   стороны,  безо   всяких   навигаций. Что  с   него взять, народец-то, безграмотный, некультурный. А уж расточительный да  непоследовательный,  не   приведи  Господи! Не   может   пользоваться   своими   богатствами,  то   Аляску   продаст  за   бесценок,  то,  с  дури,  первого   космонавта  запустит,  то   даст   вольную   четырнадцати   советским   республикам,   со   всем   вложенным   в   них  скарбом,   -  дуйте,  мол,  на   все   четыре   стороны,   обрыдли.   Так   и   живёт,   при   полной   свободе,   под  барами,  под   татарами,   под   коммунарами,   да   всё   сам   по   себе… 
Но   к   чему  эти  историко-философические отступления и  наш  герой?..   Зная   сложную мешанину  в крови  артиста  логично  предположить, что ему выгодно намекать  на  свою  принадлежность и  к  Богом  избранному  народу,  и   к  цыганскому племени... Ан  нет,  не  случилось,  не  взошло.  Видимо генный замес был  произведён  в пропорции  обеспечивающей  приоритет российских  кровей. Леониду и  в  голову  не  приходило  свалить  «за  бугор»,  тем  самым  прославиться.  Там  своих горлодёров  полно.  К  тому  же,  никаких  особых  конфликтов  с  существующей  властью,  у  них  свои  заботы  у  него  свои.  Политика  Лёньке  не  нравилась,  ему  нравилось  быть  русским  артистом,  и  он  был  им.
Итак,   автономная   республика,    гастроли   по   Союзу,   робкие   отскоки   в   сторону  масла  масляного,   то   есть  в  страны народной  демократии.  Однако,  как  мы  уже  знаем,  не притянутые   за   уши  страны нардемократии и даже  не  спесивый  Запад составляли  главную   цель  артиста.  Гений,  вероятно,  для  Леонида сказал: «Москва -  как   много   в   этом   слове...» Но бастионы столицы только с  виду лощеные, взять их собственными  силами - гиблое  дело. Без  поддержки  со  стороны,...  со  стороны  женщины, нечего  мечтать.  И  вот  свершилось,  длань Великой  примадонны  милостиво протянута, плацдарм  создан,  наступление продолжается.
  В  те, бедные  на  информацию  времена,  земля  полнилась  слухами  о  любовной   интрижке  Леонида  с,..  нет,  не  будем  упоминать  столь  легендарное  имя.  Мы   не   биографы,   мы   беллетристы,   нам   подавай   линию   сюжета,   фабулу,   латентный   смысл. Попробуем,  а  уж  как  получится  судить  не  нам.
    По  достижении   определённого   успеха  человек   расслабляется  и,  почивая   на   лаврах, впадает   в   шапкозакидательство.  Ярким   примером   тому   было   поведение   Лёньчика  после   присвоения    ему   звания   «Заслуженный   артист» некоей  небольшой,  но  очень  гордой республики. Звание  приносит   немножко   денег,  пригоршню  известности  и  кучу-малу   писем.  Эпистолярным   жанром  балуются  многие: и  студентки, и  ткачихи,    сватьи   бабы-бабарихи.  Особливо докучали девы,  жаждущие  «изумить  царя   прям  к  исходу   сентября».  Как   тут   не   сотворишь   из   себя   кумира,   не  уляжешься  на   мешок  с   «травкой», с  грохотом не   покатишь «колёса»?...  Было,    естественно.  Случались, однако, и  злобные   послания.  Более  других  досаждала  тварь  по  имени  Инна.  Проживающая, что  Леонид   определил  по штемпелю  на  конверте,  в  его   родном  городе,...  в  бывшем  родном.  Эта  мерзавка  чего   только  не  писала,  в  чём  только  не  обвиняла:  и  голоса   нет,  и  на  ухо  медведь   наступил,  и  душа   его  песен – фанера,  и  происхождение   у   него  жидовское,  а  папа   его – алкоголик  Пашка,  мама – торгашка.  Прочитав   первое,  задевшее  за  живое,  письмо,  Леонид  с  упорством  мазохиста   в  каждой   очередной  порции  корреспонденции  выискивал   конверт  со  знакомым  почерком.  Радовался,   когда   находил,  дрожал  от  негодования,  когда  читал…  Яростно  швырял  эпистолу  в   огонь,  на   третьем   послании  придумал  более  достойную  казнь – топил  в  унитазе… Большой  ребёнок!.. Если  случались  перерывы  в  творчестве   загадочной  Инны,  он   скучал,  расслаблялся,  допускал  брак   в  работе  на   сцене  и  в выборе   новых   песен.  Вникая  в  историю  вопроса,  надо  отметить,  что  поначалу   Леонид   подозревал  в   написании  писем  эту,  которая  сестра. Первым  делом  позвонил  ей  с желанием   высказать  то,  что  думает  о  мнимом  материнстве,  злобе  и  зависти,   но   купчиха   сильно   болела.  Лёня   решил   повременить   с  семейными   разборками.   Плюнул   на    запланированный   концерт (тогда  он  ещё  мог  себе  это  позволить),   уехал   в  деревню.   Мама   тоже    болела,  была   ранняя   весна,   когда   болезни,  особливо старческие, обостряются.  Не   стал   бередить   тему   материнства.   Два   дня   гулял   по   лесу,   угождая   старушке   хорошим   аппетитом,   уговаривая  её   переехать   к   нему   жить.  Обещалась,  но   не   сразу. 
«Куды   мне   ехать-то   от   своих   гнилушек,  Лёнька?   Собаку  не  на   кого   оставить,   опять  же,  кошка   на   сносях   ходит,  разродится,  куды  котят  девать?..  Мне   тута   хорошо,   Лёнь,   не   переживай.  Ты   вот   деньги   шлёшь,  а   мне   оне  без   надобности.   Правление   дров   выделит,  фуражу   привезли   три   мешка,  девать   некуда.   Хорошо   живу,   грех   жаловаться.   Деньги-то,   Лёнька,  под   печкой   спрятаны,   ты знашь  где. А  на   похороны,   я   собрала,  в   сундуке   лежит... наряд.   Мо  мне   загодя   гроб   заказать   у   Митрофана?   Он   недорого   возьмёт?   Пожалуй,   надоть,   пусчай   на   чердаке   сохнет,  а,  Лёнька?...   Уснул   дитятко,   притомился.»
Визиты   к   матери   лучшее, что  было   в  те  годы.   «Я   ещё   покажу   злопыхательствующим   Иннам,   кто   чего   стоит!»  Инна  представлялась  ему   в  виде   костистой   бабищи   с  тоненькими   губами,   закрашенными   жирным   слоем   помады; изображались добрыми,  но  смотрелись  как  злые.  Возможно,   он   ошибался,  быть   может,   загадочная  Инна  мила   обличьем,     но   на   характер  легла  зависть  к   чужому   успеху? Послания   приходились   в   периоды   его   «почивания    на  лаврах»,   случались   короткие   телеграммы:  «Сообщите   цены   фанеру.  -  ИННА».  «Фанера» конечно  была, от   силы  два-три   раза,     исключительно   по   причине   плохого   самочувствия  или  по  техническим  причинам,   но   не   система.  После  телеграммы Лёньчик пел  только   «вживую». Заметив   в   зале   нечто   подобное   на   придуманный   им   образ   Инны,   маэстро  напрягался   до   предела,   ожидая   записки   от   хулительницы, владеющей  некоей его  тайной.  Однако   никаких   записок   и   разоблачений   «а  ля   индийский   фильм»   не   следовало,  страна,   знавшая   крестьянское   происхождение   любимца,  не  прислушивалась  к   досужим   вымыслам   и   слухам.   Даже   вездесущие   органы   государственной   безопасности  ни   разу   не   смутили   певца  разговорами  да  намёками.   

Глава  11 
                «Мой колокол в тумане затихает»

     Умерла старуха  поздней   осенью.   Отдала   Богу    душу   в   полном   одиночестве,  как   и   предполагала.   Не   то   чтобы   осталась   совсем   покинутой,  нет.   Иногда   жила   у   Лёни   в   новом   доме  две - три   недели  к   ряду,   однажды   месяц выдержала. Погостит,   порадуется,   что стал сын  знаменитый,  что  известные в  стране    люди   к   нему запросто  захаживают,  угощаются. Поначалу  Марья  стеснялась  всех.  «Уж,  больно  шумные,  да  заковыристые,  да   вилками  с  ножам  едят,  а  уж,  обходительные…  Особливо   один,  красивый,  как  Мишка  в молодости, и  всё: «Марь Ванна», да «пожалуйста», да «будьте  любезны». Хороший  мужик,  даром  что  не  русский». Потом  обвыкла,  освоилась,  даже  за  стол,  бывало,  присядет,  посмешит юмористов  московских  и   уедет   с   миром.  Избу   свою   любила;   одиноко   там,  покойно,  не   мозолит   старуха   никому   глаза   своим   присутствием.   Растопит   печку,   сидит цветной  телевизор   смотрит,  размышляет.
  «Энтот-то,   кудрявенький, к Лёньке   часто  захаживал,   страсть,   как   много   ел.   И   куды   в   его   влазило?  Небось,   на   дармовщину   кажный   любит   поесть  да  выпить.   Только  оне мало   пили,  культурно…  Мо  старухи   стеснялись,  мо  горло   берегли   для   концертов?..  Почитай  кажный   день   в   телевизоре   знакомых  вижу.   Энта,   как   же   её,  забыла...   Вона   как   кривляется,  а   в   гостях   ничего,  Лёньку   хвалит,   не   нахвалится...   И   то   есть  за   что,   он  ея  три   раза   в   Америку   возил    с   собой, нешто   хаять   станешь!  Кривляйся, милая,   коль  бог   талану  не  дал.   Сердце   колет,   на   погоду   видать...»
    Соседи   обнаружили   покойницу    только  на   второй   день   к    вечеру, жутко  собака   выла.   В  избе прибрано,   на   столе   узел   с   чистой   одеждой,   приготовленной   для   похорон,   сберкнижка.  Последнее   было   совершенно   бесполезным   предметом.  Село   не   город,   ритуальные   услуги  бесплатные.  К  приезду   Леонида   мать   лежала   в   гробу   обмытая,   одетая,  готова   к   погребению.  В   избе,  на   общественных   началах,  сидели   умиротворённые   старухи,  негромко   обсуждая  тему: «Все  там   будем».  Самая   шустрая   из   них  подошла  к   Лёньке   с   инструкциями.  Научила.   Сын   поцеловал   покойницу   в   лоб,  перекрестился  и,   малость   постояв,   вышел   во   двор.  Две   старушенции   последовали   вслед.
-  Слышь-ка,  Лёнька,   тута   колхоз,  али  как   его   ноне,..  забыла,  дал   денег   на   похороны.   Так   мы   не   тратили,   вас   ждали.  Купчиха-то   приедет?
-  Не  знаю.   Зачем   мне   деньги?  Я  не   нищий,  отдайте   обратно.  Вот, возьмите   на   расходы, садитесь   в   машину,   прикупите,   что   требуется. Колбасы   и   водки  я  привёз.  Слава,   выгрузи!  -  Не  надеясь   на  проходимость  «Мерса»,  Леонид   приехал   на   джипе   с   водителем   Вячеславом.
-  Дурак  ли,   колхозу   деньги   отдавать,   ещё  чего   удумал!  Ты,  Лёнька,   брось   форсить, поди,   не   в   город   приехал,   песни   по   телевизорам   горланить.   Ты   старших   слушай,  все   там   будем...
  Не церемонились  деревенские   бабки  со звездой эстрады,  научив  уму-разуму,  гордо   укатили  «на  жипе»   в   район  за   продуктами  да   веночками. Леонид   с   двумя   бывшими   однокашниками пешком  отправился на  погост. Мать завещала  похоронить рядом  с  могилами  своих  деток  умерших  в  малолетстве.  Стоял   ноябрь.  Первый   снег,  покрывший   землю    на   прошлой  неделе,  наполовину   стаял,  обнажив   опавшие   листья   и   побитую   холодом  зелёную   траву.  Голые   осины,  с   густыми   капельками   на   ветвях,  застыли   в   ожидании   зимних   стуж.  Тишина,   только карканье   ворон   да   чавканье  грязи  под    неспешными   шагами нарушали  архаичный  покой.   Брели   молча.   Деревенские   несли  кирку   и   две  лопаты,  Лёнька   шёл  налегке. Из-за кустов  стремительно   выскочил    заяц. Перебежав   дорогу,  косой  скрылся   в  ложбине.  Селяне,  смачно   матернувшись,   остановились. В  нерешительности  закурили.
-   Примета - то   плохая,  Лёнька...
-  Известно. Что   хорошего    в   похоронах?   Пойдём,   хуже   не  будет.  -  Леонид мужественно возглавил  отряд,   мужики,   трижды   плюнув   через   левое   плечо,   пошли  за  ним.
-   Слышь,   Лёнька,  ты   Горбачёва - то  видел?
-   Видел.
-   А  Ельцина?
-   Тоже. -  Замолчали,   не  придумав   о   чём   говорить.
-  Ты  с   имя,  небось,  коньяки  хлещешь  в   ресторанах? -  Не  то  спросил,  не  то  предположил   Никола.
-   Угу,   ссать  ходим   на  брудершафт. -  подтвердил  Леонид.
-   На  что?
-   На   брудершафт.
-  А-а.  -  Николай   понятливо   умолк.  В  деревне  тоже   не   против  хором  отлить.
-  Кончай   фуфло   гнать! -   возмутился   Анатоха.  -  Думашь   мы   не   знам,   что   так  шампанское   пьют.  Тоже   мне   городской   нашёлся.   Вспомни,   как   списывать   у   меня   просил,   грамотей!
-  Вот  те на...  Здорова,  я  бык,  а  ты   корова!  Вы-то   чё   пристали?   Нужны   мне   ваши    президенты.  Сгодились,..  зайцу  слоновьи  яйца.
- Дак  ты-то чё,  идёшь насупившись. Думам,  мо, че,  мо  загордился Вокуйка,  забыл,  как  вместе  сады  чистили  и  девок  за  титьки  лапали.  Городской  скубент  стал,  бля.  В районе  сказывали,  мол,  тебя,  это… -  Николай смущённо  замолк,  не  придумав  как бы повежливей  выразиться. – Говорят  артистам  это  положено,  иначе  голоса  не  будет.
- Чё  мелешь-то, ботало  коровье? -  возмутился    Анатоха.
- Что,  «это»? – не  понял  Леонид.
- Опидарасили.  -  выдохнул  Никола.   
- Ну,  сказанул,  бля!  -  Анатоха  совсем  засмущался.
- Как  же,  в  Сандунах  мыло  уронил,  наклонился…  А  в  это  время  ваши   из  района  со   свечками  стояли,  подсматривали,  что  и  как. Топеря  кажный  день  туды  бегаю,  от  двери  задом  пячусь. Только  ваших  из  района  не   видать,  знамо  свечки  кончились. -  Леонид  намеренно  перешёл  на   деревенский  сленг.
- Дак  значит,  не! – Обрадовался  Никола. -  Я  и думаю,  столько  вокруг    балеринш  скачет.  А  голос-то  можно  яйцами  подправить, сырыми.
- Ты тогда, блин, в  районе  кабана пропил, наслушался и  несёшь. Лучше  вспомни,  как  тебя  рак  за   мошонку  ухватил,  в  восьмом  классе. – Анатохе  явно   не  нравилась  голубая  тема.
- Как же, а  помнишь  Борьку  оса  в  конец  ужалила  тем  летом.  Дак  он  в  кармане  дырку   сделал  и  два  дня  пятак   прикладывал.  Помнишь, Лёнь?  -  Николай   досадовал,  что  ляпнул  не   подумавши.
    Разговор   мало-помалу  наладился.  Пришли,  неспешно определились. На   пригорке,  под  молодой  берёзкой - место  хорошее,  привольное. Не  скупясь,  отмерили  на  две  лопаты в   длину,  на  одну  в  ширину.  Помянули.  «Неплоха  столичная  водка,  но  продират  мало.  Ну, ещё  по  единой, Царство  небесное!.. Ты,  Лёнька,  иди,  не   положено  тебе  работать. Второй   пузырь  забери  от  греха, нам  ещё  копать,  засыпать.  Забирай, забирай,  опосля  наверстаем».  Леонид  медленно побрёл  к  деревне.
    «Как-то мама  заболела,  к  вечеру   поднялась  температура   под   сорок,  приехала  скорая  на  чешской  машине  «Шкода»  и  увезла в  районную  больницу.  Остался  я  один  со   своим  горем и  жуткими  мыслями о  смерти. Как  просил я,  пионер  Вокуев,   Бога,  как   истово   крестился   на  закопченную  икону  Богоматери,  прося  жизни   своей,  без  которой,  так  тогда  казалось,  рухнет  мир,  оборвётся  и  его  существование… Маме  сделал  сложную  операцию  молодой  хирург,  недавно   распределённый  в  больницу  из  мединститута,  и  она  через  месяц   выписалась,  а  через  два  уже   работала. То  ли  просто  обошлось,  то  ли  Бог услышал,  помог?..  Врач  тот,  впоследствии,  прошёл  Афганистан,  сейчас трудится   в   Питере - знаменитость.  Никому,  даже  матери,  не  рассказал  о  пережитом,  о  самодеятельных  молитвах.  Теперь  уж  не  расскажешь…  Теперь  не  то   состояние… Есть боль, но  не  безысходность,  утрата,  но  понять  могу… Мать  в  гробу  лежит,  а  мне  на  ум  пришло, как с  Настюхой Кулешовой в  орешнике,  после  дембеля, кувыркался. Не  дала  ехидина  рыжая, зря  коленки позеленил…  Скачут  мысли,  петляют  по-заячьи не  в  срок  и  не  к  месту,  просто стыдоба.  Неужто  и  другие  так  безучастны и равнодушны в подобных  случаях? Нет,  только  я  -  выродок  бессердечный.  Вот  так  внезапно  умереть,  не   предупредив…  Глупо, как глупо  оборвалось… Сорвал  сольные  программы  в  Питере…  Эта  не  приедет,  лежит  в  больнице…  Врёт?  Вряд  ли,..  а  впрочем,  с  неё  станется.  Жалко  маму,  не  вернёшь…  Все  там  будем…  Чёрт,  я  уже  как  старушка  деревенская,  совсем  раскис… Хорошо  бы  Костя  был,  так  он  в  Питере,  весь  в  делах…  Сольные  позже  отработаю,..  «Ступени  счастья  ниспадая...»,  «Глубокой  ночью»,  конечно  же,  ремикс «Валуны  на  перекате»  и  «Красивых  бабочек  полёт».  Костик  согласует  сроки.  Ему  не  хочется  неустойку    платить…  А  мамы  нет,  но   ощущение  такое,  что  ей  многое   известно,  будто  рядом  находится…» 
    Хоронили   в   тот   же  день, пополудни.  Народу   пришло   необычно много, больше молодые, желающие увидеть всероссийскую знаменитость. Сам глава районной администрации Владимир  Кузьмич, (с  семьёй), удостоили  присутствием. Соболезнуя, проникновенно  похлопал Леонида по плечу. Артист, привычный   к  обилию  любопытствующих   взглядов,   прилежно   выполнял    задумки   престарелых   режиссеров.   Дело   своё   бабки  знали   туго,   поднаторели  в  постановке погребения.  Хоронить   старуху   -  одно   удовольствие,   никто   не   падает   в   обмороки,   не   рвёт   на   себе   волосы.  Чинно,  степенно,   жаль  только,  что  отец   Виктор,  не   отпевает,   приболел   некстати.  «Больно   хорошо  службу   правит,   батюшко.»
    Жёлтая   земля   лежала  двумя   аккуратными   валами   по   сторонам   развёрстой   могилы.   Добровольные   помощники   сняли   с   открытой   машины  гроб,  поставили     на     один   из   глиняных  холмиков.   Родственники  и   односельчане  тихо   подходили    прощаться.   Кто   молча,   кто  неслышно   шептал   слова   молитвы, крестились  многие,  но  истовей   всех   бывший   парторг   колхоза   Авдотья    Басаргина.  Старушки   подтолкнули   к  гробу  Лёньку.  Восковое,  с   обострившимся   носом,    лицо   покойницы    внушало   скорбь   и   уважение.  Лёньчику   стало   жалко   себя,  оставшегося  без   единственного   на   земле  человека,  искренне  любившего   его,  болевшего  о   нём. Встал, как  научили,   Леонид   на   колени,  поцеловал  обтянутый   пергаментом   кожи   лоб,  натруженные руки  покойной. Глаза   его   увлажнились,  поднялся  и  громко  попросил: «Простите,  люди,  моей  матери  всё! Простите,  люди! Простите!» Трижды  поклонился  в  пояс, вызвав поток   женских  и   девичьих    слёз.  Бабки   одобрительно   пошептались  и,  выдержав паузу,  отвели  прилежного  исполнителя  их  печальной  драматургии,  в  сторонку.
    Анатоха с Николаем деловито пристроили   крышку,  забили   предварительно всаженные   гвозди,   опустив  в   яму, малость  отошли,  дабы   не   мешать   присутствующим   бросить   свои   горсти   земли.  Отмучилась   Марья,  земля   тебе   пухом. Похоронщики   взялись   за   лопаты,   споро   исполняя   нехитрую   работу.  Повалил пушистый,  густой  снег,  комья   земли,  покрыв  домовину, не   стучали   а  мягко  заполняли  призму   иного  пространства…      
Все   там   будем...
    Большая  часть   присутствующих  предположила   конец   действа   и  неспешно  потянулась  к  селу.  Ошиблись,   трагедию   сменил    гротеск.   Из-за   снежной   мглы   послышались   частые   сигналы   автомобильного    гудка,  на   сцену   бытия  выехала   серая  «Волга», из  которой    выскочила   примадонна   купеческого  разлива  и  с  воем   кинулась к  недозакрытой   могиле.  Дочь   приехала   на   похороны   матери.   Любопытствующие,   взалкав   чувственных  зрелищ,  повалили  обратно.  Николай   и   Анатоха,   понимающе   переглянувшись, неспешно  закурили.    Приметы - то  не   врут,  придётся   поднимать   гроб  наверх.   Чёртова   баба!
    Пока   шёл   процесс  откапывания,   дочь,   изображая   вселенскую  скорбь,  голосила:  «Ой,  на  кого  ты  меня   покинула-а!  Ой,  да   как   же   я   без   тебя    оста-анусь!  Да   кто  же  хоронит   без   музыки-и!  Ой,  почему   ты   меня   не   дождалась,  я   бы   тебя   во   всё   новое   одела-а!   Ой...»  Подняли.  Шофёр   «Волги»  принёс   монтировку.   Принялись   отдирать   крышку.   С   трудом,   со   скрипом   открыли  и   сдавленно   ахнули.   Лицо   покойницы,  бывшее   полчаса  назад  сурово-благостным,  почернело, ощерилось  злой  гримасой. Плакальщица, захлебнувшись  собственными  причитаниями,   испуганно   велела   опускать   обратно.   Вместо   земли   бросила    горсть  крупных   купюр.   Деревенские   старухи,   вполголоса   сокрушаясь по выброшенным   в  яму   деньжищам   и  изгаженной   режиссуре, посеменили  к  автобусу.   
    Леонид,   глянув  на   поменявшийся лик,   злобно   скрипнул   зубами:   «К   чему   ни   прикоснётся,  всё   испохабит,  «мама»!  Ведь когда созванивались,  сказала,  что  болеет». Круто   развернувшись,   пошёл   к   джипу.  «Пропади  ты  пропадом,  халда!»   
        Вывалив на накрытые столы  привезенные  яства, старшая принялась  руководить  тризной, бросая колкости в сторону Леонида. И  то  не   так,  это  не  этак. Ища   поддержки, заигрывала с  собравшимися.  Спутала, видать,  похороны  со  свадьбой.   Деревенские,  по   обыкновению, прикинулись  туповатыми,  глуповатыми,  да  простофилями: «Что   с   нас   взять,   окромя   анализов,   да  и   те   неважные. Нашо   дело  маленькое,  нам  делить  нечего,  Вам  то,  известное  дело,  придётся.  И  дом   со  двором,  и  сад,  и  три  козы,  и  деньги,  небось,  у   Марьи   припрятаны».  Леонид   не   стал  идти  на  поводу,  выпив «за  упокой», уехал. Раздосадованная   лавочница   продолжила   интриги  с  удесятерённой  силой.  Старухи  ушли,  оставшиеся   перепились,  приволокли  Миньку  с    гармошкой…   
Бог   нам   судья...
    Уже  в  машине,  на  полдороги   в  Москву  вспомнил,  что на   кладбище,  в  толпе  мелькнуло   знакомое   лицо.  «Он,   что  ли?  Нет,  померещилось».


Глава   12
                «Дифференциал»

    «Период   и   доза,  вот  что   необходимо  соблюдать.  Как  только   зачастишь   или   увеличишь  -  жди   неприятностей.   И   ещё:   не   дело  для   дури, а   дурь  для   дела».  Так один   приятель  натаскивал   Лёньчика   на   заре   популярности.   Хорошо  учил,   правильно.  Жаль  только,   сам   не  соблюл.   Заходил  к  ученику иногда, по старой   дружбе  денег  стрелял.  Умер  от  передозировки.  Лёня  потянул   ноздрёй   и   откинулся   в   кресле. За   окном   темно,  моросит   мелкий   дождичек, а  в   доме   тепло,   уютно.   Финиковая   пальма,  изогнув   ветви, бросает   неверную   тень   на  замысловатые   узоры  ковра. Дюны  ковра,  дрожа   в  полуденном   зное   пустыни,   струятся  к большой  воде, к  морю,  к  океану,  бьющему  солёными   брызгами  о  борт,   освежая   горячее   лицо.  Мокрая  рубаха приятно  обволакивает   тело.   Паруса,   дрожа   от   напряжения,   несут   яхту    средь   огромных   волн,   то взлетая на  гребнях,  то  опускаясь  в  бездонные  их  впадины.  Резвятся   дельфины,   летучие   рыбки,   огромные   киты,   украшенные   гирляндами   цветов.  Матросы  с  веночками   из   одуванчиков  на  головах, тянут  пеньковые  канаты  и  поют.   Бородатый    капитан  в   белом   кителе,  загорелый,  с  тату  на   обеих кистях  вертит  штурвал. Из пучины выныривает китайский  дракон:  «Инна   приветствует   вас,   дядя   Леня!   Дядя   Лёня,   дядя   Лёня,  а,  дядя   Лёня!»   Море  качает и  качает  утлое  судёнышко, Лёньчику  становится   дурно,  он открывает   глаза.  Взор  поганит   тупая,   бандитская  рожа:
-  Дя  Лёнь,  можно  сказать?
-  Что   надо?  -  Лёньчик  не  препятствовал  некоторым  называть  себя  «дядя   Лёня».
-  Вас  спрашивают.
-  Кто?
- Не   знаю.   Очкарик,  типа   бомжонок.   Вроде   вы   служили   вместе  с   ним,  дя   Лёня.
-  Ну   и   что? 
- Грит,   вы  обрадуетесь. Я  своих  друзей  по  службе  тоже   уважаю,  думаю,  может  и   вы…
-  Тебе  думать  вредно,  даже  опасно.
-  Он  грит,  мол,  принёс   вам  свои   труды  и  привет...
-  Не   надо   мне   никаких  приветов.   Нет  меня   дома.   Гони  на…  прочь.
-  Понял,  дя   Лёня,   щя   я   ему покажу   и  труды,  и  привет   от   Инны... 
-  Стой.  Он   сказал:   «привет   от   Инны»?
-  От  Инны,  дя  Лёнь,  кажись.
-  Как  звать?
-  Гарик.
-  Не   тебя,   его   как   звать?
-  Казбек,...  не,   кажись  Торпедо   или  Динамо.
-  Похвально.  Всё   перечислил?  Может   ЦСКА,   раз   служили   вместе? 
-  Не,  дя   Лёнь,  фамилия  у   него,  кажись,  Козлов  или  Козлюкин.
-  Иди,  не  напрягайся,  голова   заболит.
-  Щя   я   ему   очки  вправлю,  глаз   на...  -  пробормотал   Гарик   направляясь  к  двери.
-  Спартак?
-  Ага! - просиял  Гарик.
-  В  жо... -  Леонид опять  вспомнил,  что  дал   слово   не   выражаться.   -  в  ухе   нога,  вундеркинд.    Спартак   Гелиевич   Козюлин.   В   очках?
-  Да,   с   чамаданом,  дя   Леня.   
-  С  чаманданом  или  с  чуймайданом?
-   С  чимаданом,  дя  Лёнь,  с  большим.
-   Ладно,  пусть   заходит  с  чемоданом.
    Гарик,   неуклюже  повернувшись,   вышел.  Уже   более   года    Леонид,   по   совету   одного   из   соседей - партийцев,  использует   «крышу»  в   нуждах   мелкой   обслуги.   Они   не   готовят,  не   моют,  не   убирают,   но   в   качестве    посыльного или   швейцара   вполне  пригодны.   Одно    неудобство,   часто   меняются.  «Гарик   недавно   объявился,  видать   из   пригорода   или   местечковый,   ещё   не  сильно  испорчен,   по   глазам   видно.   Все   они   хороши,  даже   по-своему   уважают   меня.  Пока,   покуда   в   силе, в   славе,   при   деньгах.   Только   закончится    три   слагаемых   успеха,   обчистят   и   бросят   или   взорвут   как...  О   грустном  лучше   не   думать,  от   забот   и   так   голова   кругом   идёт.  Эта  навязалась... Теперь   Козюлин   с   чемоданом… «Придя  к  нему  через  века»…  Кажется,   Гарик   матерится... Гарик!  Небось,   бабушка   в   детстве   Игорьком   звала.   Почему   Козюлин  от   Инны   привет   передаёт?  Может   он   её   знает,   допустим, рядом   живут...  В  коридоре   послышались   шаги,   дверь   робко   приоткрылась,   и   в   гостиную   протиснулось   весьма   странное   существо  -  человеческая   трущоба. Стоптанные   кроссовки, распузыренные   на   коленях портки, китайский   пуховик, в  котором  нечто,   изображающее  пух,   сбилось  по   низу   куртки.   Тоненькая   шея  и впалые   щёки  покрыты  недельной  щетиной.  Глаз  не   видать, запотевшие  очки   подпирают  дужками   внушительный   лоб,   переходящий   в   лысину.   Капли   влаги  неспешно   орошают   дубовый   паркет.  От   чемодана   несёт   хомячками.
-  Здравствуйте,   Леонид,...  -  Козюлин снял  очки,  мельком   глянул   на   Гарика  и   прибавил,  -  Михайлович.
-  Так   уж   и   Михайлович. -  «Скорее  Семёнович,   тебе-то  Инна  рассказала». - Здравствуйте,   каким   ветром?...  Очень   рад   вас   видеть,   -  последняя   фраза   прозвучала   до  того   фальшиво,  что   хозяин   сначала   смутился,   потом   взъярился   на   невиновного   Гарика.  -  Что   застыл?  Сними   куртку,   возьми   чемодан,   помоги   человеку!
-  Счас, дядя   Лёня.  -  Гарик   рванул   чемодан   к   себе.
-  Нет - нет,   чемоданчик   пусть   здесь!.. - увидев   лужу,   Козюлин смутился   и   прибавил.  - Извините.   Конечно,   берите,  молодой   человек,   только   далеко   не   уносите.  Извините.
-  Потише   ты,   не   в   тёмном   переулке,   -   осадил   не   в   меру  активного   Гарика  Леонид, -  принеси   выпить   и   закусить.
-  Спасибо   я   не   пью,   Леонид... -  Козюлин  опять   запнулся   на   отчестве.   Леонид  насторожился   в   ожидании   подвоха.  Спартак   продолжил.  -  Вы  знаете,   мне   так   неудобно   за   собственное   нахальство...
-  Ради    Бога,   Спартак   Гелиевич,   какие   церемонии,   Инну   давно   видели?
-  Какого  Инну?
-  Которая   привет   мне   передала.
-  Привет?..   А!   Не   Инну,  это  ваш  племянник  перепутал,  от   Нины   вам  привет,  от Нины   Василенко.  Ваши   «Кульманы»   рядом   стояли.  Она   теперь   замужем,  двое   детей.
- Спасибо. (Зря  позвал,   сейчас   посыплются   воспоминания.  Инна   опять   ускользнула).  Вы   по-прежнему   в   СКБ   трудитесь?   Присаживайтесь.
- Спасибо.   Числился.   Работы   нет,   денег   не   платили,   все   ушли   в   коммерцию,   я   уволился.  Свободный   человек,    что   хочу,   то   и   делаю.   Могу   в   монастырь,   если   примут,   или   в   зоопарк   пойду,   возле   животных  убирать. С   детства   люблю   собак,   у   нас   дома   была   овчарка   Альма,   я   её   кормил.   Теперь   говорят,  что   при   коммунистах   голодали.   Может   быть,   но   мне   не  приходилось.  Мы   хорошо  жили,   безбедно.   Поголодать, пожалуй,   тоже  необходимо.   Душа   о   Высоком  вспоминает. -  Козюлин   отстранился,  пропуская   Гарика   с   обильно   сервированным   столиком,  тот  постарался   от   души.   У   Спартака   Гелиевича   непроизвольно   дёрнулся   кадык,  он   с   усилием   отвёл   глаза   от   громадья   закусок.
- Дя  Лёнь,   можно   мне   отскочить   на   пару   часов? -  Гарик   ловил  момент.
- Отскочи,  -   недовольно   разрешил   хозяин, -  принеси   ещё   дров   для   камина.   От   комля   выбирай.   Посмотри,   как   там   во   флигеле,  и  иди.
- Послушный  у  вас племянник. -  не то  спросил, не   то  констатировал  Козюлин.
-  Да, -  Лёньчику   не   хотелось   посвящать   визитёра  в  сложности   домашних   обстоятельств. -  По   рюмочке   французского? «Накормлю,  и  пусть   валит,   нечего   здесь  спальный   вагон   устраивать».
-  Не   устою.   Я,   знаете,   попытался   однажды   запить,  так   сложилось.   Взял   отпуск,   накупил   водки...
-  Будем   здоровы,   Спартак   Гелиевич.   Пейте,   закусывайте.
- Спасибо,  будем.   Накупил,  значит,   водки.   Выпил  одну,  вторую.   Чувствую,   не   справлюсь,   позвал   соседа.  Он   рад   стараться,  хлещет  родимую   и   всё   допытывается,  за   что   пьём. Ну   как   ему   объяснить,   что   смысл   жизни  неизвестен,   смута,  хаос,  хочу  запить...
-  В   запой   не   идут,   туда   падают   как   в    бездну,   без   желания,  вроде   оступившись.
-  Возможно, но  я  этого  не  знал.  Продолжаем...  Сосед   пил-пил   и   уснул   за   столом.   Я   попытался   последовать    его   примеру,   закрыл   глаза,   опрокинул   стакан   водки   в   себя,     захлебнулся,  и  меня   вырвало, почти  наизнанку   вывернуло.  Ночью   снились   кошмары,   забылся   под   утро.    Тут   сосед   будит: «Вставай   голову   править».   Поднимаюсь как  в   тумане,   тело   ломит,   совесть неизвестно   почему  мучит.   Спиртное   на  дух   не   переношу.  Только   учую  запах,   воротит.
-  Не  нюхайте.   Будем!
-  Ваше   здоровье...   Сосед   опрокинул   стакан   и  опять   захрапел.  В   квартире  грязь,   вонь.  Он   намочил   прямо   в   штаны,   здоровый   бугай...   Принуждал   отжиматься   от   пола   на   руках,   играть   с   ним   в   шахматы,   маршировать  и  выполнять  команды:  «На  плечо»,   «На  грудь»,  «За   спину».  Оба   глаза   подбил,   ухо   надорвал. На  работу  не  ходил, четыре   дня  удерживал,   пока   его   жена   не   вернулась   от   больной матери   и   не  прекратила   разгул.   Такой   вот   запой   получился.
-  У   соседа.   Закусывайте.   Ещё   по   одной?
-  С   удовольствием...   Хороший   коньяк.   
-  А   где   ваша   жена   была,   в   период  эксперимента?
-  Валя?   Она   уехала,   мы   с   ней   разошлись,   задолго   до   этого.   Потом   я   переехал   в   коммуну,  где   всё   и  произошло.
-  Зачем   в   коммуну?   Говорили,   что   у   вас   самая   шикарная   квартира   в   городе.
-  Уверяю   вас,   не   самая.   Отец   был,..    солидным   человеком,   большим   начальником,  в  соответствии   с  должностью   ему  полагалось.   Мне,   зачем   такая   большая.   Там   Валя   осталась.
-   Вы   же  сказали,  уехала.
-  Да,  но   потом   приехала.  Она   очень   правильная   женщина.  Всё   разделили   по-справедливому,   как   договорились,   -   собеседники   случайно   наткнулись   на   больное   место   Козюлина,   обсуждавшиеся   не   единожды   со   многими   оппонентами,  и   он  горячо   продолжал  отстаивать  свою   точку   зрения,   казавшуюся   другим   абсурдной.  -  Поймите   правильно,   Валя   ничего   не  хотела   лишнего.   Предлагала   мне   забрать   мебель,   другие   вещи,   но   я   сам   отказался,   сам.   Никто   меня   не   обманывал.   Она   честная.   Когда  забеременела,   призналась   и   уехала   в   деревню   рожать. Потом   приехала с дочерью,  им  больше   негде   было   жить.   Девочка   не   виновата,   правда?
-  Правда.  Будем!
-  Ваше   здоровье!   У   меня   свой   комплекс   по   поводу   детей,   но   это   никого   не   касается.   Валя   в   квартире   прописана,   я   не   хотел   разменивать,   перешёл   в   коммуну.    Там   раньше   её   муж   жил.  Валя   правильно   говорила,   что  моему отцу   несправедливо   досталась   квартира -  своего рода плата, от   сталинского   режима.  У   Вали  обострённое   чувство   справедливости,   но   окружающие   этого   не   понимают.  Когда   у   них   случились   серьёзные  отношения,  она   мне   честно   призналась,   рога   не   наставляла.  Может   даже   наоборот,  Валя   подчёркивает,   что   Инна   очень   на   меня    похожа,   я   и   сам   видел.
-  Неужели?  (Вот  оно,  вот  где  Инна   всплыла!)
-  Честное   слово!  Напрасно   она   назвала   девочку  мужским   именем.
-  Как   мужским? 
-  Так. Был   в  Греции   монах,   Инна...   Ваше   здоровье,  Леонид   Ми...
-  Стоп!  Пьём   за   повторный   переход   на   «ты»,    ты   меня  уважаешь?
-  Уважаю.  А  ты   меня   уважаешь?..
    Токовище,   в   котором   имеют   понятие   только   двое,  открылось.   Остальные,   в   особенности   трезвые,   могут   догадываться,   предполагать,  насмехаться,   издеваться,    и   это   их  неотъемлемое,  почти  конституционное  право.
-   Мир   биполярен,  даже   круглая   Земля    имеет  множество   разных   полюсов,  географические,   магнитные,  тепла,  холода,   высоты,   глубины. Мы   тоже  имеем   полюсы,   поскольку   наши   прародители  вкусили   плод   от   древа   познания  добра  и  зла...
-  Никакого   древа   не   было,   надо   работать,   и   тогда   будет  и   познание,   и   признание,  что    касается   зла,   то   у   меня  его   нет,   я   добрый...
- И  Валя   тоже   добрая,   она  уехала  и  родила…  Справедливая… 
- Ха-ха,   справедливая,   она   меня   бросила   и   завела   ребёнка.   Моего   ребёнка   отдала   другому!   Справедливая?   Милая...
- Милая   и   красивая.   Моя   мама…
- Мама   это   святое,   за   мам!
- Я   пью   за   нашу…   
- Хитрый, за   нашу   победу  и  славянский  шкаф  с  тумбочкой…
- Наша   «Победа»   сгнила...
-  Победа  никогда  не  сгинет.  Одним  победа,  другим   поражение.               - Биполярность.     Всё   большое   можно   увидеть   только   на   расстоянии   или   познать   изнутри.   Я   и   говорю:  «Зачем   девочке   мужское   имя?»  Например  -   Инна. 
- Инна  - стерва   и   завистница.   Я   её   достану,   куда   бы   она   ни   пряталась,  никто   не   сможет   меня   остановить…
- Мир   биполярен,   его   полюса   связаны   одним   телом,   одной   сутью.  Два   отдельных   индивидуума   могут   создать   биполярную    систему,  представляясь   как   единое  целое   периодически,   по   мере   необходимости.  Например:   материя   и   дух  - два   полюса   единой   вселенной,   хотя   каждый   из   них   является   сам   по   себе,  будучи  автономно   биполярен.   Дух разделён   на   полюсы   добра   и   зла.   Материю   разделили   на   твёрдую   и   жидкую, на  жидкую   и   газообразную.   Даже   люди  делятся   на   мужчин   и   женщин,   составляя   единую   биполярную   систему.   Всё   просто.
-   Не  скажи,... просто  так   и   чирей   не   вскочит,  на   мягком   месте.  Вот  так-то,  брат.  Ты    кто?...  Ты  мне  брат  по  разуму…
-   Не,  я  брат  во   Христе.
-  Во,  в  чём?  Нет   у   меня   брата.  И   брата   нет,  и  сестры,   я   сирота,   круглая.
-   Я,   сирота-сиротинушка,   мама   умерла…
-   Да?   Ты   тоже   сирота?  За   сирот!
-   Нет,   за   братьев!
-  За   сирот....
-  За   братьев....
- С   точки   зрения Заратустры  мы   составляем   единую  биполярную   систему,   имея   противоположные   устремления  по   признакам:  «За   сирот»,   «За   братьев»...
- Братья, может, хорошо, но сёстры - плохо.   Сёстры   лживые,  бессердечные   дуры!   Не  уберегла  избу.   Может  быть,  я  бы  там   поселился   и   жил   один,   а   она...  Лучше  её  сжечь.
 - Огнепоклонники   сжигают   свои    жертвы   на   алтарях.   Заратустра   учил,   но   его   учение  украли,  а  Его   имя   предали  забвению.   Плагиат  учения  Пророка  Заратустры,  есть  концепция,   необходимая   человечеству   на   переходном  уровне   развития  общества.   В  будущем мы вернёмся   к   мудрости   празнаний   Заратустры.   Информационный   поток,   пронизывающий   вселенную,   не   может  быть   принят   нынешними,   примитивными  человеческими   приёмниками.  Только   посвящённые   адепты  вроде Заратустры,  Христа,   Будды   или   Пророка   Мохамеда   способны   получать   мудрость   праматерии,   именуемой   Вселенский   Разум.
-   Правильно,  но   это  у   матери  разум,   а   у   сестры -  ни  ума  ни   разума    и   никогда   не было.  И  пусть   не   притворяется,   что она   мать. Нет,   мать   умерла. Меня   вся   страна   знает,   я   всего   добиваюсь   своим   трудом,   своим   талантом.
-   Талантом?… «И   обратился   я,   и   видел   под   солнцем,   что   не   проворным   достаётся   успешный    бег,   не   храбрым -  победа,  не   мудрым   -  хлеб,   и   не   у   разумных  -  богатство,   и   не   искусным   -  благорасположение,  но   время   и   случай   для   всех   их.  Ибо   человек   не   знает   своего   времени.   Как   рыбы   попадаются    в   пагубную   сеть,  и   как   птицы  запутываются   в   силках,   так   сыны   человеческие   уловляются   в   бедственное  время,   когда   оно   неожиданно   находит   на   них».   Екклесиаст.
-   Хоть   Екклесиаст,  хоть   Эзоп.   Что   кто   может   положить   на   Алтарь,   то   и   возлагает.   И  если   не   принял   Бог   жертвы   Каина,   значит,   не   угодил   он   Ему.   А   моя   жертва   принимается.   Успех   у   людей  -   отметка   наверху.
-   Мир   биполярен,   существует   некая   система,   условием   существования   которой   является  успех   и   неуспех.  Некто   икс   является    полюсом  противоположным,  полюсу    признания   игрек...
-   Например,   Инна.
-   Инна  -  монах.
-   Ты -  Инна.   
-   Я -  Спартак.
-   Ты  кто?
-   Конь,..  в  этом, с  воротником.
-   Тулупе.
-   Я – Гений!  Я  могу…
-   Гений  в  тулупе?  Что  ты  можешь?
-  Я могу.   Показать?  Сейчас   принесу…   Смотри.   Не   то   смотришь.  Это   носовой   платок.
-   Да?  Тоже   пригоже.   
-   Красиво?  Да, но абстрактно,  слишком.  Вот   «Нил  Столпник».     За   Нил…
-   Не,  за   «Столпника».  Ему  налей.
-   Он   не   пьёт,   святой.
-   Не  пьёт,  не  курит,  не  нюхает,  не  ширяется…
-  Быть   святым  не  просто,   нужно   создать   биполярную   систему   со   злом   на   другом   полюсе.   
-   Никаких  полюсов,   только   работа,  работа  и   любовь  к  работе.   Вот   ты   что   любишь?..  Не   говори,   я   сам   отвечу.  Тебе   нравится...
-   Биполярный   мир.
-   А  мы  за  мир   во   всём   Мире пили?..
-   Биполярный…
-  Не  пили. Молчишь.   Потому,   что   ты  не   Инна.   А   мне   наплевать   и   на   Инну,   и   на   Елену.  Знакомься   с   моим   Васей.   Это   кто,   кот   Васька?   Нет,  муж  Васька.    Мы   пели   такую   пошлятину! «Жасмин  опадает  в  июле»…  Брр...  Я   её   предал,   она   сказала,  что   ждёт   ребёнка,   а   я   не   хотел.  «Цветы  увядших  отношений»…  Ты   бы   хотел   иметь   ребёнка   вместе   с   Васей,  с   Ленкиным   мужем?   Вдвоём,  на  брудершафт.   Два,   пара...
-   Пара  -  би...   Всё  есть  би...  Смотри,   это «Герострат».  Поджигателя, в действительности, звали по-другому.  Он  пытался прославить   своё   имя   в   веках,  для   чего  сжег   храм   Артемиды   в  Эфесе,  одно  из  семи  чудес  света…
-   Жалкий,  на  тебя  похож…
-   Да?..  Вправду  похож!  Я  не  специально… Значит, поджог  он…
-   И   прогремел…  «Громы  гулкие  гремят…»
-  Нет  не   прославился.   Имя  преступника   предали   забвению,   назвав   его   Геростратом.   В  ту    ночь,    родился   Александр,   сын царя  Македонии Филиппа,  он-то  и  получил    мировую  славу.  Кто  знает,  может   в  действительности,  поджигателя  звали  Александр. 
-  Один   хотел,     другому   досталось.  Но не  Ваське!..
- Допустим, мы составляющие  бисистемы,  и я вынужден   прозябать   в   безвестности,   поскольку    второй   полюс  купается   в   славе.   Значит, я  его   питаю.
-   На  что  ты   намекаешь?.. На  меня?..  Я,  сам,  как  папа  Карла,  до  седьмого  пота!  Никому не  должен…
-   Ты  обязан  другому  полюсу…
-  Какому?
-  Другому…  Генератору  бисистемы  «слава – бесславие».   
-  Ты не генератор, ты  - динама, Москва - динама! Я   научу   тебя  работать   и   зарабатывать   заслуженную   славу.
-   Куда  уж,  мне  бы  всё   в  тени,  в  безвестности.
-  Беру  на   работу,   будешь   ставить   «зеркало   сцены»,  я  плачу…
-   Батюшки - светы,  благодетель!   Снизошли...
-  Не   надо,   не   терплю   самоуничижения.   Искра   у   тебя   мерцает...
-   Пламени   нетути,   батюшко,   ни пламени,   ни   денюжков...
-   Деньги   будут.
-   Не   хватит,   Ангел  ты мой,  я - гений.   Никаких   твоих   сраных   денег   не   хватит,   чтоб   купить  мой  талант.   Кто   ты   есть?   Ты   никто,   я -  генератор...
-   Динама....   «Дифференциал»  помнишь,  мою  песню?..
-  Я  - отрицательная    составляющая   биполярной  космической  цепи.... 
-   Цепная  динама...
  Вернувшийся   за   полночь   Гарик,   разнёс   уснувших  оппонентов  в   разные  места:   хозяина   на   свою   постель,   гостя   пристроил   на   диване   в   соседнем  помещении.


       Глава  13
                «Он враг мне был, но мы  сдружились»

    Спартак   Гелиевич   проснулся   поздно.   Незнакомая,   шикарно   обставленная   комната,   в  окно   хмурится   осенний   день,   взлаивают   собаки...   Голова   и   мочевой   пузырь   составляют  два    полюса единой   системы.  В  верхней части - хаос,   в   нижней – память   о   вчерашнем   вливании.   Где  пил   и   с   кем,   информация   стёрта.  Опустил   ноги   на   пол,   перед   глазами   поплыло,   на   лбу   выступила   испарина.   Дверь   неслышно   открылась,   в  комнату   вошёл   молодой,   коротко   стриженый   крепыш.
-  Драсти.   Оклемался?   Вставай,   счас   бабка   убирать   придёт.   Дя   Лёня   велел   вас   кумысом  кобылячим  отпоить.
-  Кто?
- Забыл?  Дя  Лёня...  Леонид   Вокуев,   на,   глаза   обуй,  -  парень   подал   Козюлину   очки.
-  Да-да,   спасибо,   конечно,   извините.  А   где  он?
-  Дя   Лёня?   В   Сибири.
-  Вы   шутите.   Глупо.   Почему   в   Сибири?
-  Гастроли,  блин....
-  Господи,   где  мой   чемодан?
-  Украли.
-  Как   украли?
- Молча...   Ах ха-ха-ха!  Чё,   перетрухал?  В   калидоре   твой   чамадан,   понял.   Кому   он   нужен?   Там   ничего   нет,   одни   уроды.   Богомаз,   бля!  У   нас   ничего   не   пропадает...
-  Вы   не   в   церкви,   вас  не   обманут...  А   ваш   дядя,..  вы      родной   племянник?
-  Я?  С   чего   ты,...  вы   взял?   Ну,   воще!   Совсем   ку-ку!
-  Да,   нет.   Извините,   где   у   вас   туалет?
- Чё,   радиатор   вскипел?  Вона,   дверь   рядом   с   твоим   чамаданом.
    Воспользовавшись   физиологической   паузой,   Спартак   предался  анализу  вчерашнего дня.  «Ничего  особого,   посуду   не  били,   уши   не   драли, нагишом не   плясали.  Вполне   дружелюбно,   по-русски   встретились,   по-английски  разошлись.   Этот   молодой  наглец  видать   из   вневедомственной   охраны.  Незнакомые  милиционеры   меня  всегда   презирали.   Надо   с  ним   построже,   официально...   Помыться   бы,  да   неудобно...  Пойду».
    В  коридоре   столкнулся   нос   к  носу   с   крупной,     в  розовом   халате,  женщиной, тащившей    пылесос.  Спартак   поздоровался,   в   ответ   женщина   неопределённо  хмыкнула   и  вошла   в   комнату,  послужившую  ему  спальней.  На   веранде,   пуская   дым   в   форточку,   курил   знакомый  крепыш. 
-  Похезал?  Айда   кумыс   пить,   дя   Лёня   велел.
-  Спасибо,   молодой  человек.  Вы   от   милиции?
-  ...Чё?  Ну,   воще!   От   полиции,   бля!  Мы   с   дя   Лёней   по   корешам,   понял...   Ему   без  нас,   воще.   Да  мы   за   дя   Лёню!   Всяких  хмырей   полно,   понял...  Ну,  ты   придумал!  Он  у   нас   как   у   Христа   за    пазухой.   Причём   здесь   менты?  Пойдём.
-  Нет-нет,  молодой  человек.  Извините,  как  вас  звать?
-  Гарик.   
- Гарик,   как   мне   лучше   к   остановке   пройти?   Поеду,   извините.
- Не-не,   дя  Лёня,   сказал,  что   ты   тут   останетесь,   вы  же   вчера   договорились.   Париться   бушь?   Потом   порнушку   запустим.   Только   тихо,   чтоб   его   сестра   не   орала.
-  Какая   сестра,   разве   она   здесь?
-  В  фигеле,   где   сауна,   на   втором   этаже.   Не   беспокойся,   она   парализована   и   чокнутая,  говорит,   мол,  дя   Лёня    её   сын.   Все   знают,   что   у   бабы   крыша   поплыла   после   пожара,   а   ей   по   барабану  -  сын,  и   всё   тут.   Вот   падла!   Славка,   маму  дяди   Лёни   сам   помогал   хоронить,   так   она   тоже   приезжала.
-  Я   слышал,  что   она   умерла?
- Угу,   умерла.   Она,   как   Илья   Муромец,   тридцать  три   года   лежать  будет,   не   протухнет.   Дя   Лёня   ей   сиделок   нанимает,   старух.   Пей   кумыс. Пива   налить?
-  Может  мне   уехать,   Гарик?
-  Мне - то   чё,   дя  Лёню   обидишь.   Ты   ему   обещал   нарисовать   картину,   большую   и   стихов   насочинить.   Признайся   честно,   врал?   Дя   Лёня    велел   купить   краски,   там   помазки   всякие.   Мне-то   чё,  в   натуре,   я   бы   своему   братану  не   отказал.   Мне   в   СИЗО, один  пацан  такой   портрет   забацал!  Менты   забрали.  Скажи   чё   надо,   братва  достанет.
-  Какую   картину?
-  Нормальную,   понял.
-  Ничего   не   понимаю.
-  Чё   непонятного,   нарисуй   картину.  Большую,  с   голой   бабой!
-  Леонид   просил?
-  Да   не,   бля!   Я   те   говорю,   чё   лучше   рисовать,   в   натуре!  Ты,   дя  Лёню    лучше  не   обижай,   понял.   Раз    говорит,   значит      надо, понял. Рисуй «Три богатыря» или трактор, да  хоть тех   чертей,   что   в   чамадане.  Мне чё, ему   говорят   как   лучше, а  он...  Я   чё,   министр  художников,   в   натуре?   Если   бы   не   дя   Лёня... 
Братва   Вокуева   уважала,   а   посему   у   Козюлина   не   возникало   проблем   с  необходимыми   материалами   и  принадлежностями.   Чем  больше   он   привередничал,   тем   выше  поднимался  его  рейтинг как  специалиста.   Спартак   Гелиевич   работал   много,  иногда  по   ночам.  Обосновавшись   в   нижней   веранде   флигеля,   сам   установил    мощный   обогреватель,   дополнительное   освещение  и…   «Крыша»   безразлично   взирала   на   уродов   средь   кривых   замков,   олигофрена   с   велосипедом   во   дворе  старой  мельницы. Мазилки им  «по  балде»,   но    Спартак определённо   вызывал   симпатию.   Братки   снисходили   до   общего   «косячка»,  обожая  покалякать с  художником  на   темы   жизни   и   смерти.   Что-то   он   понимал   в   этом.   Хотя   и   замысловато, но  по  делу   базарил,  даром   что   очкарик.  С   Гариком установились  довольно  близкие  отношения.   Игорёк,  по  мнению художника, был человеком  заблудшим, но  малым  добрым.   Знал   толк   в    машиностроении,   раньше  работал   в   Мытищах,   фрезеровщиком.  Козюлина   звал   Гелич,   иногда   подчёркнуто   выкал,   дабы   уважить. Спартак   даже   стал  придумывать   разные   предлоги,   чтоб   не   отпускать   Гарика   «к  подруге». Хороша   подруга, то фингал  поставит,  то руку порежет... Разве   удержишь?   Подъедут свои  на   «Бёхе»   цвета   «металлик»,   и   укатил   Игорёк.   
Охота    пуще   неволи. 

Глава   14
                «Шальные деньги оглушили»

    В декабре, измочаленный, худой, вернулся  с гастролей  Леонид.  Нервно,  с   лихорадочным   блеском   в   глазах,   смотрел на  картины,   зарисовки,   акварели.   Сзади   ревниво   шепталась   разношёрстная   команда.   «Неплохо,   но  примитивно...   Я   бы   сказал,   что   цветовая   гамма  довольно   блеклая... Нет   второго  и  последующих   планов,   не   чувствуется   объёма...   Мрачно.  Нет-нет,   неестественно   ярко  выпячены   второстепенные  детали...  Мэн  с   амбициями,  но   не   хватает   мастерства,  школы...   Вульгаризм   в   степени   маньеризма...  Мазня,   блин...»  К   счастью,  Спартака   Гелиевича   побаловали   «травкой»,    и  он, ничего   не   соображая,   ходил   рядом   с   Леонидом, блаженно улыбался,   невпопад   кивал,   в   конце - концов   исчез.   Уснул   во   флигеле   за  перегородкой,   отделявшей   «студию»   от   жилого   угла.
    В   доме   понеслась  традиционная   разухабистая   гулянка - раскрепощение   после   многодневных   переездов.   На   огонёк   слетались   как    нужные   и   заслуженные   люди,   так   и  подпевалы,   прихлебалы,  друзья  и  подруги,  приятели и недруги. Текло,   курилось,   нюхалось.   Собаки   захлёбывались   собственным   лаем,  охрана   бдела  порядок, в  странном   понимании    этого   слова.   Иногда   на   суд   толпы    вытаскивали  работы   Козюлина   и  его   самого.   Рассматривали.   Богема  плела   козни   про   сюжеты,   палитру,     сюрреализм.   «Деловые»,   глядя   на   плешивого   представителя   изобразительного   искусства, натужно  соображали: «Сгодится   ли  для    бизнеса?»  Советовались  между   собой,   морщили лбы и, наконец, интерес к  объекту,  предполагаемого инвестирования, утратили.
    Козюлин   в   процессе общения   с   элитной   публикой   отстаивал  теорию   биполярности   Мира,   чем,   вероятно,   больше   всего   оттолкнул   от   себя   представителей   деловой   касты.   «Таких шизоидальных в Москве  пруд   пруди,   нарисуют   всё,   чё   ни   закажешь,   пусть Лёнька с ним   возится, раз  по   душе   пришёлся».   Леонид   и   Спартак   наедине  не  общались,   атмосфера   тусовки    не   способствовала.
    Через   четыре   дня  хозяин   впал  в  почти летаргический  сон.  Вертеп   захлопнулся.   Окружение   звезды,   как   самостоятельно,   так и  под   нажимом   извне,   улетучилось.   Команда   секла   предназначение   и,   если   Леониду   требовался   покой,   покой   воцарялся   во   всех   помещениях   усадьбы.   Под   общий   аврал   вытурили   Козюлина,   предложив  забрать   свой   чемодан,   но   он   заявил,  что   все  вещи   оставляет   хозяину.    Подмафники,   критически   оглядев   Спартака   Гелиевича   с   ног   до   головы,  весело    загоготали:
-  Ты  чё,   в   натуре,   охринел?   Зачем   дя   Лёне   твои   шмотки?  -  удивился    Стас.
-  Я   говорю,   «вещи».
-  Ну   а   мы   чё?   -   не   понял   Влад.
- Вы   признаёте  вещи,  как  предмет  утилитарного  предназначения,  я  же   предлагаю  объект  чувственного   восприятия,  называя  его  «вещь», но это   разные   вещи...
-  Понятно,   молоток   и    клещи - хорошие   вещи.   Может   китайский   пуховик   и   чуствительная   вещь   на   морозе,   но   дя    Лёне   она   не   сгодится. Так   что   не   лепи   горбатого   к   стенке,   можем   на   станцию   подкинуть,   собирайся.
-  Погоди,   Стас,   -   вступил   в   разговор   Гарик,  -   я   разберусь,   вы     идите   в   машину... Гелич,   извини,   шеф   сказал:  « Всех  на хрен   на   три   дня».   Я   бы  вас  оставил,   но  понимаешь...
-  Да,   Игорь,  понимаю,  сам  собирался   уйти.  Может,  ещё   заскочу.   Впрочем,   не   гарантирую.   Предназначение    отрицательного   полюса   лежит   в   иной   плоскости   бытия.   Надеюсь,   мой   визит   внёс   положительный   результат   обитателям  сего гнезда  -  некоей   системы,   застопоренной  шлаковым  накоплением  отмирающей  жизни.  Свои  «вещи»,   вы   меня   понимаете?
-  Само - собой,   Гелич. 
-  Те,    которые    принёс   и   эти,    которые   написаны   здесь,   завещаю   Леониду....
-  Вы   чё,   Гелич,   в   натуре!   Рано   коньки   отбрасывать.  Через   недельку   приезжай,    дя   Лёня   как   молоток   будет.   Ему   надо   отоспаться.   Приедешь,   замастырим...
-  Нет, Гарик, кажется,    мне   пришла   пора   подумать   о  другом.   Да,  чуть  не   забыл,  вот  твой   портрет.   Отвезёшь   родителям,  самого или   убьют,  или   посадят,  пусть   родным   память   останется.
- Накаркаешь,   Гелич.   Слушай,   у   тя   бабки   есть?   А   то  возьми,   сними   гостиницу,   потом   отдашь,   в   натуре.   За   портрет   возьми.   
-  Спасибо,   Игорь,    может отдам. 
    Козюлин   подъехал   с   ребятами   на   станцию,   сел   в   электричку,      идущую в сторону   Москвы,   и  был   таков.
    Все люди странники, даже сидящие в камере-одиночке. Свободного   человека      манит   за   горизонт  дорога,  несвободного – мечта.   Не   зря любой   религией   мира пилигримы почитаются  на   уровне   святых. Суровые  правители терпели, но  не  приветствовали   в  своих  владениях свободное  праздношатание.   Чем же не  угодили могущественным  владыкам  жалкие,  голодные   бродяжки? Трудно  сказать,  может, свободой   духа и отсутствием благ,  из-за  которых   возможно  терпеть  гнет и  понукания повелителя. Ведь страх потерять имущество, закрепощает,  делает человека подневольным.  Но мало  кого  из  людей это  беспокоит. Признаемся, нам  нравится   чувство  собственника, уверенность  достатка, сладость роскоши.  Мы  стремимся  увеличить  своё  состояние и немножко (по  белому)  завидуем  более  обеспеченным.  Нам  сильно завидуют  (по чёрному) многие объективно не  способные  достигнуть  должного  уровня. Мелкие людишки, мешающие и  раздражающие!  А  вот глядя  на бродяг,  попрошаек,  нищих… Нет, они  тоже  не  радуют глаз, но искренне   пожалеть, посочувствовать,  даже  поругать мы  в  состоянии,.. мысленно. А  коль  кинем  убогому   пару   монет, есть возможность  представиться  чуть ли  не  Ангелами  небесными,  полными   праведности  и  добродетели. Непременно  подумаем, такие  уж  мы  наивные,  что  «Там»   это   зачтётся… За  мелкую   монету   надеемся    расположить   к   себе   Небеса…   Наивные?.. Как  бы  ни  так. Плохо  воспитаны?..  Но  не  комиссары,   не   попы,  муллы  да  раввины   виноваты,   не   придуманные   ими уставы,  исповеди,   индульгенции,   молитвы,   псалмы.   Сами   мы   творим   свою   суть,   сами   впадаем   в   состояние   ханжества.   
Ничтожные    притворяшки,   исповедывающие   маразм   благопристойности!

Глава  15
                «Время  моё позабытое»

    Отоспавшись,   Леонид   первым   делом  наведался   во   флигель. Козюлин   отсутствовал.  Поднялся   наверх   к    больной,    которую   почти   не   навещал.   По   его   полному   убеждению,   эта   просто   притворялась  парализованной,  дабы    насолить  ему   побольше.  Переломать,   заставить   мыслить   по-своему,   доказать  что  именно  она  ему   мать. В  физиологии он не   сомневался,   но  упрямо  отстаивал  версию о матери, покойной.   Поднимаясь   по  лестнице,   Леонид   вспомнил,    как   истово   защищал   теорию   биполярности   мира   Спартак.   
«Пожалуй, вот  мы  с  этой, два   полюса   соединённые  взаимным  чувством   неприязни».   
    Женщина  лежала   с   открытыми   глазами,   видно   давно   дожидалась   визита,   приготовив   немало   казуистических   заготовок,   способных   сбить   с  толку   строптивца  сына,   не   признающего   матери.   
-  Пришёл,   сынок.  Скорей   бы   мне   умереть   и   не  доставлять  тебе   столько   хлопот.   За  свой   грех     так   страдаю...   Зачем   я   тебя   отвезла   к    бабушке   в   деревню?   Мне   и   Сёма,   твой   папа,  большую   помощь   оказывал,   могла   бы   оставить,   да   нечистый   попутал,  Лёня.   Ты   вот   добрый,   зла   не   помнишь,   принял   родную,   грешную   мать  под   свою   крышу,   заботишься,   волнуешься.
-  Не   забочусь   и   не   волнуюсь.
- Не   наводи   на   себя   напраслину,   сынок.   Ты   у   меня   единственный,   кто   остался,  даже   Сёма   бросил,   уехал   в   Израиль.   Папа  твой  живёт   в   Герцлии,   возле  Тель-Авива. Если   на   гастроли    поедешь,  зайди  к  нему,   сделай   приятно  папе.   
-  Боюсь.
-  Почему?   Он   добрый,  помнит  тебя.  Не  бойся,  евреи  хорошие  люди…
- Боюсь, заставит   обрезание   сделать.  Да  и   стоит  ли  ему,   принимать   вы****ышей   от   каждой   встречной  - поперечной.   Тем   более,   что   он   уверен   в полной  своей   непричастности  к   моему   рождению.  Я   с   ним   разговаривал   после   Армии,   он   предполагает,  что  я  от  Пашки.
-  Врёт. Сеня  мне  деньги   давал, значит  признал.  И  про Пашку  он  не   знает.  Ты   сам   Пашку   придумал.  Не  было   никакого   Пашки.  Сеня   платил...
-  За тринадцать   абортов,   которые   ты    якобы  от   него   делала. На   самом   деле   вы   просто   воровали   на   пару.   Он   списывал, ты   реализовывала.   Денежки   гребли   лопатой,   а   милому   сыночку   фигу  с   маслом   посылали,   любящие    родители.   Теперь  вам   сыновней   заботы    и   ласки   подавай.  А   ху-ху   не   хо-хо? 
-  Вот   так   ты   с   беззащитной,   спасибо,   сынок,   уважил.  Лучше   бы   я   тебя,   мерзавца,   выбросила   на   помойку!  И  не   радуйся, все равно    докажу,   что   ты   мой   сын.   Я   и   этому   плешивому  Спартаку сказала,  другим  говорила  и буду   повторять.  Поверят,  разнесут...
-  Ошибаешься,   уже   разнесли.   До  твоего   переезда   сюда  было   объявлено  про  твой  стойкий  бзик   в  связи  с  бездетностью,  про  навязчивую  идею  материнства. Чем   больше   будешь   это   доказывать,   тем   меньше   будет   веры.   Так   что   лей   воду   на   колёса   моей   мельницы,  «мама».
-  А знаешь,  что  я   скажу  только  тебе,  по   секрету.   Ты   был   один   из   двойни.  Из   двух   я   тебя   одного   выбрала,   вот   крест   поцелую,   что   не   обманываю. 
-  Тебе   крест   поцеловать,   что   цыгану  перекреститься.   У   меня   мать   умерла,   братьев   нет.   Все выдумки   оставь   для   сиделки.   Старухи   обожают   подобные   истории. 
-  Я   крест   целовала,   значит,   правду   говорила,   Лёнька.   Из-за   тебя   братец   пропал,  ты   орал   громче,   вот   и   залила  глотку  своим  молоком,   а   он,  бедненький,   молчал   и   поплатился.
-  Умер   Максим,   и  хрен   с   ним,   положили   в   гроб   и   мать  его...  С   таким   же   успехом   на  месте братика  мог бы  оказаться   я,   если   и  вправду   так   случилось,   чему   я   не  верю.  Врешь   как   всегда… Значит,  не   повезло  ему...   
-  Он   живой,   ты   его   знаешь...  Молчи,   не   молчи,   все равно   не   скажу,   меня   не   перехитришь.   Пусть  прозябает,   голодает,   так   его   карта   легла,  за   счёт   твоего   успеха.   Наслаждайся, Лёнька,  но  знай, что   ты   с   рожденья   обязан   своему братику.  Вот   и   попытайся   теперь  жить  спокойно,   раз    ты   у   нас   такой   умный.   Ты   думаешь,   если   принял   к   себе   родную   мать,   так   уже   и   добренький,   и    праведный.   Нет,   сынок,   потрудись   взять   часть   её   ноши   на  себя.   Может,   ты   поймёшь,   каково   было   девчушке,   родившей   в   общежитии   двойню!  Ты,  сам  того  не  желая,   виноват.
-  Угу,  без  вины  виновный.  «Христа  мученья  не  напрасны».   
-  Виноват-виноват,  сам  хорошо  понимаешь. Ты  не  Христос,  ты  Исусик  юродивый…
-  Ну   и   кто   он,   раз   я   его   знаю?   
-  Не   скажу.  Думай,   переживай.  Если   ты   жалуешься,   что   я   тебе   денег   не   высылала,   то   ему   вообще   ничего   не   досталось.  Лучше   бы   я  его  оставила,   нежели  тебя.
-  Красиво   излагаешь.  Наслушалась   от   Козюлина  теорий  и  придумала  душещипательную сказочку  про   серого   бычка,..   про   двух   бычков.   Одного   ласкового,   двух   маток   сосущего,   другого   несчастного,   брошенного.   Лежишь   тут   фантазируешь,   Петрушевская...
-  Спартак,  между   прочим,  из   нашего    города,   вполне   может быть   твоим   братом.
-  Да  уж,   к  тому  же  близнецом,   будучи   старше   меня   на   два   с   половиной   года.   Тем   более  что   мы   «так  похожи».
-  Именно…  Я   родила   вас   тринадцатого   июня,   пятьдесят   третьего   года,   а  ты   записан,...   не   помню  когда.     Близнецы,   для   посторонних,   может   и   похожи,   но   двойняшки -  никогда.
-  Веские   доказательства.
-  У   его   отца    была   машина,  «Победа».   Моего    родного   сыночка девки  подбросили   в   «Победу».   Не   веришь,   можешь   его  позвать,     спросим.   Позови...
-  Я   и   без   тебя   выясню.
-  Нет,   ты   позови - позови,   праведник.   Боишься,  скрываешь...  Мне-то  скрывать   нечего...
    Леонид   досадливо   ретировался  с  поля  брани.
«Напрасно,   встрял   в   разговор! Она   не   простая,   не   примитивно   злобствующая  фурия,  нет,  она -  творческая    натура.   Каждая   её   фантазия   обрастает   тысячами   правдоподобных  мелочей.   Наряду   с   путаностью  отдельных   постулатов,   доминирующая   мысль   представляется  стройной,  логической   системой,  в   которую   она  искренне   верила.   Верила   в   свою   непогрешимость,   в   то,   что   сотворённые ею гадости,  вовсе   не   подлость,   а   только  маленькие   хитрости,  необходимые   для   свершения   нужного, почти  богоугодного   дела.  Отбивая  мужиков   у  знакомых,  не  гнушалась  рассказать подробности   из  некоторых,  известных  ей, секретов соперницы.  Боже   упаси,   возвести   напраслину,   сказать   неправду.  Она   всегда  могла   честно,   с  долей  изумления  и  твёрдой    убеждённостью   посмотреть   в   глаза  измаранной,  вопросив: «Разве  я   сказала   неправду?»    Конечно  правду,  истинную   правду   и  ничего   кроме  правды.   Но   зачем?   «Да   просто  так,  об   этом   же   многие   знают,  разве   нет?» Витиеватая правда,   ханжеская  порядочность,   иезуитская   честность  и,   в   конечном   итоге,    абсолютная   ненадёга. Мужья,  разобравшись  в  её   сущности,   бежали    как   от   проказы,  и  это  при   полном   материальном   благополучии!   Осталась   одна,  старая,  больная,  никому  не  нужная,   но   продолжает   плести   интриги  хоть   с   сиделкой,   хоть   с  первым  встречным.  Живучая...  Спартака   приплела    к   своим   гадостям.  Может   и    вправду    он    брат?     Помнится,   бросал   какие - то  намёки   про  «брата,..  во    Христе»,  про   Инну...   Брат   или  нет,  теперь  неважно...   Скорей  сговорились,  раз   она   так   уверена!  Теперь     будут   мне     лапшу   на    уши   вешать   вдвоём.  Ну   нет,   голубчики,   я   вас   выведу   на   чистую   воду!   Где   этот   творец   от   слова   худо?»

Глава   17
                «Герострат»

    Челядь  доложила:  «Ушёл  в   неизвестном   направлении,   предположительно   в   сторону   Всевышнего.   Мы   его   пальцем   не   тронули,   наоборот   настойчиво   просили   остаться.   Не    захотел.   Гордый.  Картины вам  в   наследство оставил.   Предлагал   и  свои   шмотки,   но   мы,   как   положено,  вежливо отказались.   Последнее   и  менты  не   берут... Шеф   в  Сочах,   Гарик   в   больнице,   картины   в   чулане... Можно   нам   отскочить   на   пару   часиков?»  Лёня    махнул   рукой.   Что  с   таких   взять.  Лучше   позвонить   Косте,  своему  директору:
-  Костя,   знакомство   на  Крымском   валу   имеется?
-  Поищу,   а   зачем?
-  Выставку   организовать   надо.
-  Картин?
-  Трусов...   Что   ещё   там   выставляют   кроме   картин?
-  Ну,..   скульптуры,   акварели,   рисунки...   
-  Правильно,   извини.
-  Ладно...   Что  за   картины?   А-а,   того   чудака!   Зачем   тебе?
-  Надо.  Можешь  устроить?
- На Крымском   трудно,   но   в   другом,  приличном   месте,  попробую.   Ты   уже  оклемался?..  Тут   контракт   с   индусами   просматривается,   обсудим? 
-   Приезжай.
    Что   явилось   побудительным   мотивом   к  такому   повороту   событий,   определить   трудно.   Довольно   часто   мы   поступаем    вопреки   логике,  по   смутному   движению   души   поддавшись   воле   эмоций,   нежели   разума. Тем  не  менее,  Леонид   повернул   ключ   зажигания,     механизм  завертелся.   Трансмиссия   связей,   денежная   смазка,   топливо  власти  понесли   доселе   неизвестные   предметы   по   нужному   руслу   раскрутки.   Первая   выставка - продажа  прошла   в   небольшом  престижном   зальчике,   и   особого   фурора, несмотря   на   обилие   известных   лиц,   тусовавшихся   по   просьбе   Леонида,  не   произвела.  Эстеты   находили    творчество  автора   вульгарным,   с  необоснованными   претензиями   на   авангард.  Было   продано  всего   два   больших   полотна   и   несколько   акварелей.   Не   густо,  если   учесть,   что   одно   из   больших   полотен   приобрёл   давнишний   приятель  Константина,   разбогатевший   на   торговле   спиртным,   акварели   раскупили   знакомые   Леонида,   и   только    «Нил Столпник»   достался   чахлому   французу,  и то   под   воздействием   сопровождавшей   его   дивы.  Кажется,   она   была   единственным человеком на   вернисаже,   неподдельно   изумленным  работами   Козюлина.   Лиха   беда   начало,   раз   понравилось   взбалмошенной   девице, и  она  убедила  француза,  значит,  есть   смысл   выставляться   дальше.   Такие   неуравновешенные   натуры   с   подвижной  сменой  чувств   на   лице,   с  нездоровым   блеском  в  глазах    вызывают  раздражение   у   солидной,   консервативной   части   посетителей,   но  именно  они   первые   распознают   скрытый   от   остальных    талант.   Константин,   скептически  отнёсшийся   к  затее   с   выставкой,   понаблюдав   за   девицей,   прикупил   несколько   мелких   рисунков   отсутствующего   автора.   Через    месяц   выставились   на   Крымском  валу.   Сбыли   несколько   работ,   заслужили   пару  похвальных   рецензий.   На   последующих   вернисажа,   работы   Козюлина  к   огорчению   не   очень   состоятельных   ценителей поднялись  в   цене,  выставили   только  несколько   вещей.   Забрали   все. Эстетствующие   критики   и   критикессы,  забыв   про   вульгаризм,   наперебой   печатали  свои   впечатления   от   встреч   с   высоким   искусством.  Рейтинг   художника   поднялся   до   заоблачных  высот,   в   особенности   среди   иностранной   публики.   Довольно.   Леонид   честно   приобрёл   «Герострат»   и    прекратил   выставлять  Козюлина.   Но   за   дело   взялись   умельцы   из   народа.   Измайлово  и  Арбат   заполонили   «подлинные»   работы   автора,   пропавшего   в   застенках   КГБ,   спившегося   из-за   несчастной   любви,   умершего   от   туберкулёза.   У  каждого   свой   бизнес   в  свободной  стране.   
    Константин  Жарский, административный  директор  творческого  коллектива  Леонида  Вокуева,  воспринимал идеи  Лёньчика  весьма  терпимо.
«Широкий   творческий   диапазон  одного  и  административные   способности  другого, творит из   провинциальных     артистов  -  звёзд,...  почти   мировой   величины. Но  знаменитости  ко   всем   их   недостаткам   ещё   и  до  дури романтичны,   им   мало   поклонения   собственных   фанов,  славы,   популярности,   всенародной   любви,   денег.   Им  хочется   найти  и   удивить,   ошеломить,  поразить   провинциального   мазилу,  получившего   шанс,    благодаря   гениальной   раскрутке.   Эх,   да   что   говорить!»
Константин   с   отвращением   принялся   звонить   в   захолустье,   выдавшее   на-гора сначала  звезду  эстрады, а теперь   модного   (известно,   чьими  стараниями),  художника.   Дозвонился.   Условились   на  три   концерта,   в   июне,   как   просил   Лёньчик.
«Всё   ничего,   только   весь   график   летит  козе   в   зад...   Так   Ялту   немного   отодвинем...   Одессу   придвинем...   Сочи?.. Сочи,  Сочи,   Сочи...   Как  быть?..
Ялта  -  Одесса  -  Сочи,
Старый   пиратский   бриг.
Судно   ведёт   с   похмелья
Сам   капитан-старик...

Море,   верни   мне   сына,
Буря,   верни   мне   дочь.
Пусть   и   они  увидят
Ту   голубую   ночь...

Судно  пиратов  тонет
Некому  им  помочь,
Только  в  душе  мерцает
Та  голубая  ночь…

    Господи,   какая   глупость!  Ничуть   не   пошлее   того,   что   поют   малявки,   пытающиеся   выползти  повыше,   втиснуться   в   обойму.  Но  куда   им   до   Лёньчика,..  с   гениальным   директором   Костиком.   Мы   свою   нишу   заняли,   и  пусть только  туда   кто   сунется!..  Позвоним   и   уладим,   куда эти  Сочи   денутся!   Знали   бы,   какому  городишке   приходится   уступать...   Да   кто   ж   скажет   правду?»   
    Город   встретил   земляка   радушно.   К   трапу   самолёта   подогнали   лучшее  авто,   постелили   ковровую   дорожку,   поселили   в   особняке.    Мэр,   Василий   Фомич,   к   сожалению,   не  смог  участвовать,   за   два   дня   до   гастролей  улетел на   Канары. Ничего   не  попишешь,  здоровье  государственного   мужа   надо  беречь,  не   ему   одному   принадлежит.  В   кассах   полный   аншлаг,   в   умах   брожение,   в   груди   гордость. Половина   горожан в   спортивно-концертном   зале,   вторая  рядом,  на  площади,  в    ожидании,   вдруг   удастся   лицезреть   самого   Вокуева...   О    счастье,   вон   он   пошёл,   сел   в   «Мерседес»,   поехал   почему - то   в   сторону   леса...   Там   же   тупик?
    Заключительный   концерт   объявлен   в   честь   талантливого   местного   художника     и    поэта    Спартака      Козюлина.   «Это,      какого      Козюлина, никак сына бывшего   начальника   комбината?  Знаем  какой он  художник,  всё   папины   связи,  да   деньги   делают  знаменитостей.  А  вот   Лёнька - то  наш,   молодец,  его   полмира   знает».  «Напрасно   он   всякие   завлекалки   затевает   с   художниками,    народ   и   без   того  валом   валит».  «Как   же   пропустить,   впервые  за   двадцать   лет   приехал,   может   больше      не  приедет».   
    Козюлин   не  объявился.   Милицейская   справка:  «…прописан,    но   давно   не   проживает»,  не   внесла   ни   ясности,   ни   удовлетворения.   Раздосадованный   Леонид   улетал  один,  оставив   команду   для  пожирания     приготовленных   администрацией   хвалебных   речей   и   фирменных   деликатесов.   
  Будем   искать!

Глава  18
                «Незнакомка»

    В  электричке   Спартак   Гелиевич   оказался  в  одном  вагоне   с   молодой,   одинокой   и   несчастной   девушкой.   Собственно,   она   была   не   совсем   девушка, и совсем  не одинокая.  Довольно  молодая  женщина   с   двумя   малолетними   детьми.  Звали   её   Валерия.   При   посадке   Козюлин  помог   им   внести   в  вагон рюкзак,  большой    баул   и   тяжёлую   сумку. Поехали,  познакомились.   Электропоезд   только   из   ремонта,   чистенький,   тёплый,   к   тому   же   следовал   не   по   графику,   народу   было   мало.  Дети   вольготно   бегали   между   скамейками   или   тихо   возились   с   игрушками,   безразлично   поглядывая   на   незнакомого   дядю,   разговаривающего   с   мамой.   Валерия   оказалась  прекрасной   собеседницей.   Вот   так   бы   ехать   и   ехать   до   бесконечности...   Конечная,   Москва-главная.   Спартак   лихо   схватил   вещи,    Валерия   взяла   детей   за   руки, с  трудом  протиснулись   сквозь   толпу мужчин,  жаждавших  первыми   втиснуться   в   вагон  и,  заняв   места   возле  окна,    читать,  не   замечая  стоящих  в  проходе  старух.   Прошли   к   турникетам   метро.  Там   с   негабаритными   вещами   не   впускают.  «Идите-идите,   нечего  тут.   У   нас   инструкция.   Какое   нам   дело,   что   вам   надо.   Всем   надо!»  Хапуги-таксисты   равнодушно   смотрели   и   советовали:  «Да   тут  пешком  пройти  дешевле».    Москва   слезам   не   верит,   пошли   пёхом   с   остановками.   Бдительные   милиционеры   три   раза   проверили   документы,   но,   убедившись   в   полном   безденежье,  (деньги - то   были,   но   кто   ж   им   признается,   кавказцев   ловите,  они   богатые),   отпускали.   Шли  долго,   обувь   промокла,   дети   хнычут,   тяжёлые   сумки   обрывают   руки.   К   двадцати  часам   пришли   на   Курский,   ещё   раз   показали  документы,   развязали  баул,   открыли   рюкзак.  «Едем   домой. Там,   в   паспорте   прописка,   это   мой   родственник,   помогает   перевезти   вещи...  Работаем.   Записывай,   воздух-трест,   стюардессой   Жанной...   Я    не   хамлю,   веди  меня   к   начальнику,   веди!»   Валерия   взяла   билеты   на  электричку,   Спартак   затащил   вещи   в   вагон.
-  Ну,   до  свидания...
-  Как  это  «до   свидания»?   Я   взяла   билет   на   вас.  Ночь   переспите  у  меня  на   диване.
-  Нет-нет,   неудобно...
-  Правильно.   Вам   неудобно,   а   мне  ночью,  одной  переть  тяжести  очень  удобно.   Ваш   поезд   уже   ушёл.
-  Ушёл?  Но   я   могу   на    вокзале...
-  Ещё   чего!   Садитесь.   Даня,   Катя,   не   путайтесь   под   ногами,   что   за   наказание!  Идите   сюда...   Спартак   Гелиевич,   садитесь  пока   место   не   заняли... 
    Поезд,   зашипев   дверями,   медленно   набирал   скорость.   На   деревянных   скамейках   дремали   запоздалые   пассажиры.   Бледные,   землистые   лица,   впалые   щёки,   запах  стресса,   пота,   спиртного.  Москва – солнце  России   выплевывает протуберанцы   из   своих   недр,   чтоб   завтра   поутру   втянуть   их   обратно   и,   выжав  накопленную   за   ночь   энергию,   снова   отпустить   на    отдых.   Человеческая  плазма   с   вожделением   напитывает   громадную   массу   мегаполиса,   сливается   с   ним,   любит,   ненавидит   его,   не   мыслит   дальнейшего   существования   без   ежедневных   донорских   откачек.   Иначе   переизбыток   энергии   захлестнет,   разрушит   мозги,  привыкшие   к  шквалу информации, эмоций,  общения.   Тусклый   свет   ламп,  грохот,   давка,   холод,   жара,   шуршание   газет,   матерок   в   тамбуре.   Попрошайки,   студенты,  доценты, сантехники, инженеры,   строители,   интеллигенты,   хулиганы -  всё   смешивается,   мирно   соседствует  на   скамейках.   Спартак,  не  впервые   попавший   в   нутро   подмосковной   электрички,   поражавшийся   её   демократизму,  устало   отметил,   что в  последнее  время   народец  изменился,  посерел. 
«Повсюду   наблюдается   биполярность   мира.    Мы   не  можем  развиваться  иначе,   наши   полюса   возникают,   исчезают,   но   суть   биполярности    остаётся   неизменной.  Я   такой  недобрый,  эгоистичный   попадаю   под   странную   тягу   к   Валерии.    Не   иначе  она   мой   противоположный   полюс.   Когда   мы   с   Валей   потеряли    взаимное   притяжение,   я   сразу   почувствовал   свою   неприкаянность.   И   вот   снова  появилось   ощущение   гармонии   мира.   Как   в   случае   с   Лёней...   С   ним   мы   тоже   биполярное   соединение,   но   только   по   иным  параметрам...   У   нас  свои,  особые   связи...»
-  Спартак   Гелиевич,   вы   кушать   хотите?   Сейчас   бы   окорочков   да   с   красным   портвешком...   Вы   как,   непротив?
-  Ма,  я   тоже   хочу   кефир   с   хахалем,  -  подала   голос   Катя.
-  Рано   тебе   с   «хахалем».   Это   она   так   сахар   называет. -  объяснила   Валерия   
-  Я   возьму,   у  меня  деньги  есть. Только   где,   магазины  давно закрыты. -  Спартак    суетливо   зашарил   по  карманам
-  На   станции или  в  палатке... всю   ночь  торгуют. Капитализм.  Только  никаких   я,   вместе   купим,   у   меня   тоже   деньги   есть.
-  Ма,   и  жувачки   купи,  и   банан. -  Катя   своё   не   упустит.
-  Вот  девки   пошли,    банан   им   подавай   среди  ночи!   
    Действительно  домой  заявились среди  ночи.  Двухкомнатная   квартира   на   втором   этаже   обшарпанной   «хрущёбы»:   полы   скрипят, краны   поют, тараканы, шурша,  неторопливо   разбегаются  по  щелям.  В  раковине,   горка   немытой   посуды,   электроплита   «Лысьва»  со   сколами   эмали   на   углах,   в   ящике   под   столом   вялая   картошка   и   три   пустых   бутылки   из-под   вина.   В   большой,   проходной  комнате   диван,   два   кресла,  в   углу  телевизор   на   табуретке.  У   стены   старый   трёхстворчатый   шкаф   с  треснувшим   зеркалом   посредине.   Под   потолком   плексигласовая   люстра   на   пять   лампочек,   из   которых   горела   только   одна.   Круглый   стол,   на   столе   пепельница,   кустарного   литья  в   виде   русалки   с   промежностью   жирно   утыканной пеплом  окурков.   За   шторой   ещё  две   бутылки  из-под   водки.   В   детской    комнате   две   детсадовские   кроватки,   на   полу   коврик,   в   углу   коробка   с   игрушками.   Всё. 
«Где   же   она   спать  ляжет,   если   меня   на  диван   устроит?»

Глава  19
                «Дон Жуан»

    Детвора,  утомлённая   нелёгким   днём,  крепко  уснула.  Спартак   и   Валерия  за   разговорами   выпили  весь   портвейн  и  малость  удручились.   Каждый   в   отдельности   пожалел,   что    купили   только   одну   бутылку.    Козюлина  обеспокоила  мысль,  где  и  с  кем ему  придётся  спать. Перспектива разделить  постель с  малознакомой   женщиной,   отнюдь  не   возбуждала.
«Лучше  бы  сидеть  всю   ночь  на  кухне  или  напиться  до  беспамятства,  а  там  будь  что  будет…  Как  в  первый  раз,  в  стройотряде… Строили  колхозу телятник.  После  расчёта,  от  радости что  справились, напились  до  зелёных  соплей… Проснулся  в   чужой   избе   с   бабой   Ягой,   охающей   на   печи.  Больше   никого   в   доме   не   наблюдалось.   Старуха   была   глуха,   больна   и  как-то   не   интересовалась   залётными   мужиками,  нашедшими  ласку   в  кровати   её   дочери.  С  больной  головой  добрёл  до  общежития,  пацаны  ржут,  подначивают… К  обеду  уехали.  Женщину, лишившую   его   девственности  не  видел…  Собственно  говоря,  видел,  но  не  помню  лица…  Второй  была   Валя   -   законная   супруга.   В   постели   руководила   как   в   президиуме   профсоюзного   собрания.   Никаких   излишеств   и   отступлений,   выступления и  реплики,  строго   по   регламенту    с   предварительной   проработкой.   Теперь   предстоит   с   Валерией. Страшно.  Вдруг   не   смогу.   Я-то   могу,   но   не   сразу   же   так.  Люди   должны   полюбить   друг  друга,   привыкнуть...   Не   стоило   мне   ехать   с   ней,   сидел  бы  себе   на   вокзале...  Неужели   она   не   понимает,   что   я   не   могу,...   в   таких    обстоятельствах,   вдруг  дети   проснутся.   Конечно   я   могу,   но   как   докажешь?   Вдруг   она   подумает,  что   я   совсем   не   могу...   Позор!...  Без   сомнения,   я   могу,   но   всякое   может   случиться   от   неожиданности.   Как   объяснишь?...  Проклятый   диван   наверно   раскладывается...   Да,  разложила   и   подкладывает   под   нависший  край   детский   стульчик...  Зачем?...  Для   остойчивости.   Чтоб  крайний   не   свалился.   Ха!   Кто   ляжет   с  краю? Я  не   лягу,... с   ней...   Скажу,  что  болен...   Нет,   она   решит,   что   я   не   могу,   а   это   не   так,   я   могу,  но   не   сегодня...»      
-  Спартак.   Вы   с   краю   предпочитаете,   или   от   стены7
-  Я?  Я,..   не   знаю.
-  Диван   очень   старый,   сиденье   свисает,  во   сне   можно   свалиться.   Но   пружины   крепкие.   В   какую   сторону   подушки   положить?
-  Что?   А,   мне   всё   равно.   
-  Я   люблю   спать   ногами  к  окну,   обнявшись.   Мы   с     братом  в детстве   привыкли    спать   вместе. Он  пропал  без  вести  в  Чечне,  до   сих   пор   вспоминаю.   Иной   раз   беру   в   постель  Катиного   слонёнка.   Идите   в    ванну.   У   нас   часто   воду    отключают   по   ночам.
    Козюлин   встал   под   душ.   Вода  текла   жёлтая,  еле-еле   тёплая. 
«Зачем   она   отправила   меня   в   ванну?...  Дурацкий   вопрос… Ха!  Ура!   Она тоже  пойдёт   мыться.   А   я   тем   временем   крепко   усну.   Некоторые   люди   засыпают      мгновенно,   да    так     что   их   ничем    не     разбудишь.   Я    такой:  устал   и   уснул...   Вот  тебе,   хитрюга.   Только    бы   не   изъявила    желание   к   совместной   помывке.  Не   впущу.     Разговоры,   разные,...   про   слоников,   с   хоботом,   про   хахалей...   Кажется,  пошла   в   туалет...   Теперь   стремительно   в   постель   и  спать.   Беспробудно.   До   утра!»   
Диван   жалобно   скрипнул.
 «Скрипи,   скрипи, не   разжалобишь,   нас   не   разбудишь,   мы   крепко  спим,   слонёнок   и   хобот...  Ложитесь  рядом...   Стоп.   Ну,   я   так   и   знал,   за   столом   раскладушка   постелена!  Я   тут   губу   раскатал,   мучаюсь    вопросом,   где   ложиться   с  краю  или  от   стены,  а   она   раскладушку...   Жалко.   Я   бы  с   удовольствием...   Валерия   очень  милая,  как принято   говорить,   сексуальная...   Жалко,   после   стольких   намёков  раскладушкой   отделаться   решила.   Напрасно   она...   О,   вышла...  Намылась   уже,   шустрая,  опять   намекать   будет.   Я   сплю...  Выключила   свет   в   прихожей,   идёт,   споткнулась,   села...   На   диван!   Зловредная  подруга!  Всхрапну   для   убедительности...»
-  Ай!..
-  Что?  Где   я?   
- Ой,   извините,   Спартак,   я   по   привычке   на  диван   примостилась.
-  Что   случилось?
-  Я   испугалась   и   вскрикнула.   По   ошибке   к   вам  присела.
- Ничего-ничего, ложитесь,  пожалуйста... Только посплю   малость,..   м-м-м... -  Спартак   натянул  одеяло  на  голову.
    «Дура! Хохочет,  думает, я  не   слышу под   одеялом.  Что   смешного?   У  нас  в   группе  тоже   училась   Валерия.  Неприступная, волосы   длинные,   белые  -  натуральная   блондинка...  Может,   крашеная.   Все   её   презирали...   Может   не   все,   мне  она  нравилась.   Но   я   никому  не   говорил   об   этом.   Просто   молча   не   соглашался   с   подавляющим   большинством   ребят,   называвших   Валерию   и   её   подругу - «чёрные   хуны».  Кличку   придумал её  тёзка,  Валерка   Новицкий,   парень    из   Одессы.   Возможно,   ему   стало   обидно   за   своё   испоганенное   имя.  Суть   в   том,  что  Валерия   и    её   подруга   в   присутствии   Наташки   Ермаковой   малость   порассуждали   о   замужестве.  В   частности   о   браке   по   расчёту,  с   негром   или   арабом.  Физиологические   особенности  и   цвет   кожи   принимались   как   отрицательный   фактор,   но   не  настолько,  чтоб   стал   помехой   в   осуществлении   главной   мечты  -  выезда   за   пределы   Союза.   К  тому   времени  в стране   прошла   волна   восторженного   восприятия   «чёрных   братьев»,  не   такие   они   нам,  оказалось,  братья,  как   о   них   писали   во   всевозможных   «Правдах». Выйти   замуж  за  иностранца  считалось  непатриотичным  фактом,  выйти  «даже  за   негра»  -  отдавало душком   расизма.   Когда   Наташка, «по секрету», разнесла   подслушанный разговор  всему   институту, обе   подружки   получили   изрядную   толику   презрения   и  неприятную   кличку от искренне  расиствующих    коллег. В   принципе,   изощрённый  расчёт   двух   девочек   был   более   расистским   в   сравнении   с   примитивной   дискриминацией,   принятой   однокурсниками.  И,   тем   не   менее,   девушки,   наткнувшись   на   дикость   в   просвещённом   обществе,   не   сломались.  Нашли   себе   по  негру   из  буржуинских   стран,   вышли   замуж    и   вырвались  за   пределы   ржавого   занавеса.   Вскоре    Валерия   вернулась   с   негритёнком   на   руках,    подруга  её  так   и   пропала   в   «кобуре»   африканского   континента.   Может,  жива   ещё,   может, съели…  В   ту  пору я ходил  нетронутым, (доярка  случилась  позже),  но   не   признавался.  Как  и многие  ребята,   делал  вид,   что   за  два   года   половой   зрелости,  совратил дюжину баб-с.  На   самом   деле   всё  это   было,..  во   сне.   Ко   мне   приходила   белокурая   бестия,   и   со  стоном   «Валерия»   я   просыпался...  Так   и   есть,   поймал   в   трусы   «белого  медведя»!  Замечательные   юношеские   сны,   навеянные  здоровыми   половыми   инстинктами   и   той   Валерией...   Пора    спать,   пусть   мне  приснится   любая   из   двух   Валерий...»
«Спокойной   ночи,   Спартак...    Вы   спите?»
    «Так   я   тебе,  смешливая, сразу  дам   утвердительный   ответ,  жди.  Меня   на   мякиш  не   поймаешь,   может   я   болею,..   или   ты  больна!   Да,   я   не   хочу   с   тобой,  именно  по  причине  боязни  заразиться!  Сам    себе   вру.  Спать…»

Глава  20
                «Полёты  сна»

    Ночь.  Горы.   Тайное   свидание   в   тёмном   саду.  Трещат   цикады,  журчит   ручей   под   горой,   шепчутся  листья,  поёт   соловей.    В   призрачном   свете   ущербной   луны,  белеют   волосы    и   нежные   руки   возлюбленной Валерии.  Мы,   обнявшись  за  талии, тихо   разговариваем,  почти  шёпотом,  потому  что  за  нами  следит  цыган  Дало.  Это  на   цыганском   его  звать   Дало, а  по-русски   Толя.  Одет  «ромал»  по  кочевому  неряшливо, небрежно: зловонная рубаха,  цвета  недозрелых  стручков  гледичии,  вылезла на  пузе  из  серых,  с пыльными пятнами,  портков.  Штанины в порыжевших «хромачей». Голенища сбиты  «гармошкой», каблуки  стоптаны. Лицо  у цыгана  одутловатое,  коричневое  в синеву, верхняя  губа,  нависая  над  нижней,  прячет в  уголках  рта  остатки  густых  слюней,  зубы большие, щербатые. Дало  постоянно   следит   за   нами. Мы   забираемся   в   самые   тёмные   уголки   запущенного  сада.   Но   цыган, всегда   появляется   с  неожиданной   стороны.   Валерия    вздрагивает  и  прижимается,   ища   защиты. Дало  криво    ухмыляется...  Мы  назло  ему раздеваемся.  Смуглое  лицо  индуса бледнеет.  Поцелуи   становятся  продолжительней,  объятия  жарче   и   жарче...    Пусть   смотрит,   пусть!   Дало,   злобясь,   по лошадиному   косит  глазом   и   растворяется   в   лунном   сиянии.   «В  лунном   сиянье   снег   серебрится...», звенит  нежный   голос   Валерии.   Она   прижимается   всё   сильнее,   сильнее,  сильнее...   О   прекрасное   чувство!   Она    меня   любит,  по   настоящему,   о   Валерия,   милая  Валерия!...   «Где   она?  Я   просто   спал,   мне   приснилось.  Валерия,   не   та  - «чёрная  хуна»  и  не   эта   с   раскладушки.   Зря   остался,  зря.    Надо   спать…»
    Мы   пробираемся   на   конюшню.   Уставшие   за   день   лошади,   пощипывая  сено,   изредка   бьют   копытами,  отгоняя  насекомых,  со  свистом   секут  бока  роскошными  хвостами.  Лошадям  нет   надобности   следить   за   влюблёнными.   Это   нужно  цыгану...  За   дощатой   стеной    воркуют  и  спариваются  голуби,  на   чердаке   благоухает   свежее   сено.   У   Валерии  глаза   подведены   косыми,  черными  стрелками,   загорелые   руки   нежно   растирают   мою   грудь  опускаясь  всё   ниже   и  ниже.   Я,   обнимая, пытаюсь  поцеловать  возлюбленную,  но она   изгибается,   отстраняется   и   вдруг   налетает,  обволакивая   собой   каждую  клеточку   моего   тела.     Целуемся...   Дышим, воздухом   друг - друга,  вдыхая   кислород,    выдыхаем   озон.  Наши    тела   сплелись   в   змеином,  самозатягивающемся   узле…  Проклятый  цыган подсматривает!   Ходит  по   крыше   конюшни   и   цокает,  словно   сарыч,   своими   нестрижеными   ногтями  по   черепице.   Надоедливый   «ромалэ»,   что   ему   надо?   Валерия   снимает   тунику,   Дало   прячется  за   блестящими   лошадиными   гривами.   В древнем  Риме  гогочут потревоженные  гуси,   Красс    посылает   гонца   к    Помпею.   Валерия     пристально   смотрит  в   глаза,   её   взгляд   прожигает душу,   причиняя   неимоверно   сладкую,   облегчающую   боль.   Валерия,   милая   Ва...   Валя?    Дало   привёл   Валентину.   Они   стоят   в   проёме  двери,   держась   за   руки...   «Откуда   им   известен   адрес   Валерии?..  Опять  приснилось...  Валерия   спит,  попытаюсь  и я…»
    Ласково   улыбаясь,    Валерия   идёт   навстречу,   покачиваясь   вместе   с   несущейся   в   пространстве    электричкой.  В   вагоне   пусто,   только   в   тамбуре   прячется   сумасшедший,   бродячий   цыган - Дало.   Его   жена   наворовала   своими   бесчисленными   юбками    множество   кур  и  гусей. Дало,   пытаясь  спрятать   курицу   от   Валерии,    сидит  в  тамбуре  на   полу,     опасливо   поглядывая   на   громыхающие   половинки   двери.   Грациозно   покачиваясь,   идёт   Валерия.   Узкие   бёдра,   длинные,   малость   в   кривизну,   ноги.   Иным   нравятся   прямые,  но  кривые, обхватывающие,   кавалерийские,  с   памятью   о   рахитичном   детстве,   куда   лучше.   Ах,   как   они   скачут   верхом!.. Слежу молча. Валерия, манером  знаменитой   манекенщицы   приблизится,  сядет   рядом...   Валерия,   ласково  улыбаясь,   идёт,   проходит   мимо   и   исчезает   в    тамбуре.   Страх   мгновенно   парализует   моё   тело.  В   тамбуре   сидит цыган  с   ножом   за   голенищем!  Нож   выкован   бородатым   кузнецом  в  городе Сороки   на   цыганской   горе   из  найденной   в    окопах  немецкой   каски.  Клинок   закален  в   животе   младенца,   рукоять  изготовлена   из   слоновой   кости,   принесённой   предками   из   берегов   речки  Цыг.  Волшебная   сила   ножа   кроется   в   биполярной   связке   древних   и   новых   Ариев.   Дало   знает   о  магических   свойствах   кинжала. Он - сумасшедший  цыган,   пьяница   с  гнилыми   зубами,   затхлым   запахом   рта...  Дало   достаёт   из-за   голенища   нож   и   с  жутким  оскалом   ползёт   к   приближающейся   Валерии.   Сталь,   синевато   блеснув,   переходит  в   хрупкую   руку  женщины.  Стоя   на   коленях,  цыган   вынимает  из   мешка   рябенькую   курочку.  Пеструшка   смирно   переходит   в   руки   девушки.   Валерия   нежно   гладит   птицу   лезвием   ножа   в   области   шеи.   На   клинке   выбито  тысяча   девятьсот   девяносто   восьмой,   дробь  Святая   Троица....   Это   же   получается   то   число!...  Валерия,   ласково   улыбаясь,   перерезает   курочке   шею.   Кровь   фонтаном   вырывается   из   перерезанного   горла,   хлещет    по   скамейкам,    окнам,    застилает   глаза.   Ужас   и   оцепенение  охватывает   каждый   член,   каждый   атом   человеческого   тела!...  Валерия,   ласково   улыбаясь,   отпускает   обезглавленную   птицу,   и   она   отчаянно   скачет   по  вагону,   разбрызгивая   кровь   по   потолку,   по   окнам   вагона.   Глупое   тело   ищет   пропавшую   голову,  но   не   находит.   Голова   грустно  смотрит   на   беснующиеся   тело.   Как   печально,   что   они   навек   потеряли  друг  друга.   Как   печально!  Печально...  Валерия,   ласково   улыбаясь,   склоняется над   моим   неподвижным   телом.   Сливаемся   в   печальном   поцелуе,   кровь   медленно   начинает    течь   по   холодным   жилам,   согревая   их    теплом   сердца.   Куриная   голова открывает   клюв,  закрывает   глаза,   она   устала   ждать.  Глупая   тушка   тела   лежит   бесконечно   далеко,  изредка    подёргивая   крылышком,   холодеет.   Сердце   мерно   стучит   в   такт   с   вагонными   колёсами,   ужас   сменяется   желанием.   Валерия,   ласково   улыбаясь,   снимает  ситцевый   халатик   и   ложится   сверху...   Милая   Валерия!  Из   тамбура   скалит   зубы   сумасшедший   Вокуев,   у  него тёмное,  как   у   индуса,     лицо   и   закисшие   глаза   с  желтоватыми   белками.   Это -  Дало,   вовсе   не   Лёня.  Валерия,   ласково   улыбаясь,   колышется   в   такт   поезда…
-  Валерия,   как   мне   хорошо!  Прогони   его...
-  Кого?
-  Дало.  -  Спартак   открывает   глаза.  -  О,  Валерия!
-  Тсс,   дети   спят.
-  А   я?
-  Ты   так   стонал,   бедненький,  и   я   не   выдержала,   пришла.   Ничего?
-  Милая,   милая   Валерия!
    Женщину   в   действительности   звали...   «Не   всё    ли   равно   как   меня  звали   раньше?   Теперь  Валерия,   потому   что   у   Спартака   не   может   быть   возлюбленной   с   другим   именем.   Это  я   поняла   ещё   при   знакомстве,   в   электричке.   Детям   моё   имя  ни к чему,  для   них  я  просто   мама».   А  мама  Валерии   называла   её   по-разному,   в   зависимости  от   возраста   и   ситуации. «Разве   Симон   не   превратился  в Петра?» -  говаривала   она.  Мама   болеет   и   находится   под   пристальным   наблюдением   врачей   в   стационаре.   Раньше   работала   на   разных   киностудиях   Москвы,   её   многие   артисты  знали,   режиссеры.   Мама   была   знаменитостью  для   знаменитостей,   сценарии   писала,   имела   два   высших   образования,..   незаконченных.  У  меня,  к   сожалению,   только   одно    не  совсем   нужное,  потому   и   бросила    на   четвёртом   курсе.  Сейчас   образование    не  первостепенная   необходимость,   главное   выжить.   Мелениум,    возможны   кардинальные   перемены.  Например,   чёрное   станет   белым   и   наоборот.  Изменится   полярность   восприятия».   «При   непременной   константе   его   биполярности»…
    Валерия   торгует   жвачками    в   розницу.   На   местном   базарчике   у   неё   имелось   своё   место,   которое   никто   не   занимал.   Рэкетные   ребята   взыскивали,   положенную,   по   их  экономическим  расчётам,   мзду,   но   на   обратном   пути   покупали жвачек  на  гораздо    большую   сумму,  такой   вот   рэкет.  Дети,  Даниил   и   Катя,   целыми   днями   предоставленные   сами   себе,   жили   разными   заботами.   Данька   учился   во   втором   классе,  принося  в   тетрадях  редкие   вкрапления   двоек   среди    «хорошо»  и  «отлично».   Катя   с   утра   рисовала   девушек   в   модельных   платьях,   после   обеда   они   занимались   проблемами   брошенных   зверюшек.   Этого    облезлого   добра   набиралась   полная   квартира.   Собаки   гонялись   по   кроватям   за   кошками,   кошки    прыгали   по   верхам,   пока   не   находили   безопасное   место  на   шкафу.   Осуществив   миссию   расчёсывания  и  кормления,   сборище   отправлялось   гулять.   Во   дворе  зверьё  потихоньку   рассеивалось   между   другими   защитниками  прав   животных.
    На   третий  день  проживания детки стали  именовать Козюлина  «папа»,   чем    он   сильно    возгордился,   однако   на   Валерию  сие   не   произвело   никакого  впечатления.   Мало   ли   пап   на   свете,   почитай   каждый   мужчина.  По   утрам   Спартак   тащил   на   рынок   тележку   с   товаром.   За   три   ходки  обычно   управлялся.  Тем   временем   Валерия   неторопливо   начинала   торговлю.   Первыми   подходили   «водилы»  Газелей,  в   тщетной   надежде   заглушить  с   помощью   жвачек   запах   перегара,   потом   стайками  подходили  прогуливающие   уроки   школьники,   брали   жвачки   вперемешку   с  леденцами.   Основной   поток   ребятни   наблюдался   от  двенадцати  до  трёх,  дальше  можно   было  стоять   только   из-за   хорошей    погоды   или   приятного   разговора   с   соседями   по   прилавку.   Кстати,   в   холодную   погоду   Валерия   не   баловала   покупателей   своим   присутствием,  пускай    конкуренты   радуются.   В   морозные   или   вьюжные   дни    они   со   Спартаком   закупали   с   утра    бутылочек   пять   винца   и   приятно  поводили   время   за   философско-теософско-литературоведческими   беседами,   перемежая   их   урывками   сна,   валяния   на   диване,   чтением    стихов   собственного   сочинения.   Спартак пытался   запечатлеть   прекрасный   образ   возлюбленной   на   холсте,   но    дальше   дюжины   эскизов   не   продвинулся - не   получалось,   не   нравилось.  Валерия   большей   частью   сочиняла   стихи   мистического   характера   и   была   склонна   к   декадентским  настроениям.   Тем  не   менее,   грань   между   трезвым   образом    и  алкоголизмом   оба   не   преступали,   просто   припились,   приспались,   притёрлись.   Изредка   на   огонёк  гостеприимной  квартиры   заскакивали   знакомые,  однокашники,  бывшие   мужья   и  сожители   Валерии.   Народ,   в   основном,   умный,  испытывающий  временные   трудности. 
У  кого   не   бывает   чёрных   полос   в   жизни?

Глава  21
«Плоды  от  дерева познания»

    Чем   хорош  капитализм   после   полной   победы над  коммунизмом?  Всем,   в   первую   очередь  свободой   совести,  то   есть  свободой   веры - даже  вероисповедания    противоположного   общепризнанному. Свободой  как  таковой  и  свободой  пития  в  частности.  Далее  можно  летать,  например,   восемнадцать  часов  над  Ирландией, праздновать  разные  дни. Были  бы  деньги. Справлять можно, дни конституций,  независимостей,  шахтёров,  геологов… 
    В  Сочельник,   настоящий,  не    католический,   приволокся   Катин   папа    Руслан - пропащая  душа,  «шурави».  От   роду   лет  трид,..   сор,..  неопределённо. Ноги  в резиновых  сапогах,  на  голове   кроличья,...  затруднительно   назвать  предмет  шапкой,   но   допустим   головным   убором,..   тоже   не   получится.   Ладно,   он   уже   снял   нечто  непонятное   и   кинул  в  угол,  на  валенки. Катя  и Даня  называют пришельца Руся. Руслан  временами  впадает  в   веру,  ходит  в  церковь, истово молится.  Юродивый.  Вот   и   сегодня   явился...   Без   бутылки,    с   проповедью    о...   
   «Садись,   знаем   без   попа,  что   Рождество   праздник».
   «Такие   Русики  норовят  в   день,..  за   день   до   Рождества....»   
   «Чё   мелешь,   кто   знает,   когда   Он   родился   и   рождался   ли   вообще».
   «Ни   единого  документа   об   исторической   личности -  Иисус  Христос,   никакой   достоверной   информации   о   двенадцати   Апостолах,  только   вера!  Мы   в   Афгане...» 
   «Выдумки,   гениальная «деза»,  выпестованная  стриженым   Павлом   во   мраке  Римских  катакомб».
   «Вера   в   Евангелического   Христа - вот  основа   Христианства. Историческая   правда   о  рождении,   распятии   и  о  телесном вознесении  Христа   на  Небо не  имеет никакого  значения. Кстати, все исторические  факты, могут  быть,   просто  изъяты   с   целью...»   
   «Людмила,    мы   в   Афгане   под   пулями...  Спаситель!»
   «Она - Валерия». 
   «Людмила.   Богатырь   схватил   Афганского   карлика   за   бороду   и...» 
  «И   славит    сладостный   певец
Людмилу-прелесть    и   Руслана,
И   Лелем   свитый   им   венец.»
   «Александр   Сергеевич,   очень   мило».
   Выпили  всё.  Мало. Снарядили Русика за   водкой,   раз   Спаситель   родился.   
   «Пусть   бежит,   он  в   сапогах-скороходах.   К   людям   по-доброму,  а   они...   Какой   пример   с   него   может   взять   ребёнок?  Данька,   например...   Данькин  папка,   Владимир,   утверждал,   что   в   стенах   церкви,   даже   разрушенной,   его   Бог   защитит...»
    «Мама,   можно   мне   ещё  мороженого?»   Дети   играют   в   маленькой   комнате,   отвлекаясь  на   охоту   за   сладостями.         «Руся  такой   вонючий!»
    «Не   смей   применять   грубые   слова!  Надо   выражаться   красиво  -  дурно   пахнущий,  с  дурным   запахом...  Возьми   себе   и  Кате...  Он   говорит: «Раз    вы   мне   не   верите,   а   ты,  Надька»,-  Владимир   меня   звал   Надька,   но   я   была   его   Надеждой...  « Ты, -  говорит, -  Надька,   насмехаешься,   я   вам   докажу.»  Взял   верёвку   и   пошёл   в   церковь   вешаться.   Мы  не   предполагали,   что он  взаправду.    Пришли   следом,   Вова   висит.   Пока   снимали,   он   упал   на   арматурину  и  пропорол  правый   бок,   сам   замёрз,   дрожит.  Решили   отогреть   возле   костра,  случайно его  подожгли.   Но   он   к   тому   времени   умер.  Эти   ребята   нетрезвые   были,   нервные,   ничего   не   помнят...  Следователь   нашёл   какие-то   ленточки,   ритуалы   приписывал...  О,   Русик   пришёл...»
    «Ритуалы   в  вере  имеют  огромное   значение...   В  ночь  на  Рождество злые   силы  вершат  свои  чёрные  дела...»
    «Трусливые   зайчишки,   вам   слабо   испытать,   наливай...»
    «Я   готов.   Я  верю   в   Иисуса   Христа   и   готов    к   любым   испытаниям.»
    «Никаких   испытаний,    всё   известно.   Мыслительные   и   эмоциональные   импульсы   биологических   структур,  в   первую   очередь    людей,   способны   влиять   на   состояние, развитие   или   разрушение,  что   в   принципе    однозначно,   окружающей   среды.   Разница   только   в   эффективности   воздействия,   зависящей   от   глобальности   или   ничтожности    биологической   структуры».   
    «Кто?   Я   ничтожен?»
    «Ты   ненормальный».
    «Олигофрены,   дебилы   и   прочие   недоразвитые  в   составе   той   или   иной   нации составляют   полюс,  противоположный   полюсу   так   называемых   Великих   людей.  Нация,  сохранившая  полюс-примитив,  тем   самым  сохраняет   элитный   полюс.»
    «Мы   в   Афгане   насмотрелись  всего. Я, конечно,  не   имею  образования,  но   примитив...  За   это   по   харе  дают.   Я   инвалид,   на   голову.   Могу   прибить,  и  меня   оправдают,  правда,   Людка».
    «Валерия».
    «Людмила,    скажи   ему,   пусть   не   нарывается.  Ты   меня   знаешь».
    «Не   знаю - не   знаю,   сами   разбирайтесь.  Шашлыка   хочу,   настоящего   с   костра...»
    «Мы   в   Афгане   такие   шашлыки  жарили...   Лейтенант   однажды   взял   на  задание.  У нас  пули,   запрещённые  Венской   конвенцией,   со смещённым центром   тяжести.   Гранатами   забросали,   забрали   двух    баранов,  зажарили   на   костре.  Афганцы   не   жрут   много...»
«Почему, соблюдают  пост?»
«Нечего, потому.  Какой  там  пост, дикая   нация».
    «Нация   есть   сообщество   людей,   исповедывающих  единые   родовые   корни.   Но   очень   расплывчата   по   признаку   биполярного   строения.»   
    «Какие   строения,   там   одни   мазанки.   Людка...   Людмила,   пойдём   шашлыки   жарить».
    «Стану   я   зад   морозить,   сами   идите   раз    хочется...     Разве   что,   проверить   про   злые   силы...  Нет   никакой   силы!»
    «Есть!»
    «Нет».
    «Есть!  Ты,   гладиатор,   докажи   ей   про   добрые   и  злые   силы».
    «С   биполярной   точки   зрения   наличие   полюса   добра,  должно   уравновешиваться   полюсом   с   противоположным  знаком,  иначе   нарушится   принцип   всеобщей   гармонии...»
    «На хрена   попу   гармонь...   Пойдём!»
    «Ладно,   вы   оба   меня   уговорили.   Только   надо   захватить   нож,   ленточки,   спички,   ведро   для   разделки.   Не   буду   я   нести   всё   это».
    «Я   понесу...»

  Глава  22
       «Искушение»

    Расположились   в   кустарнике   на   берегу   незамерзающего   озера  -   техногенной   аномалии   регионального  значения.   Химзавод,   от   военки,   сбрасывал   в   озерцо  отходы,   полезные   для   мутации   микроорганизмов.   Они   видоизменялись,   подчиняясь  закону   эволюции,   открытому   Дарвином.  В   результате   получалась   морозоустойчивая   биоэмульсия   со   специфическим   цветом   и   запахом.   Возможно,   такие   озерца   дадут  новый  виток   жизни   после   очередного   Апокалипсиса   в   бесконечной   спирали   бытия.
    Разожгли   огонь.  Спартак, спотыкаясь, собирает   сучковатые   палки и бросает  в   костёр.  Руслан   тупым   общепитовским   ножом   с   деревянной   ручкой   пытается   разрезать   кусок   мёрзлого    мяса.   Людмила   наливает    Руслану,   Валерия  -  Спартаку.  На   небе   темно,   только   искры,   пытающиеся   сыграть  роль   звёзд,   взвиваются  ввысь   и,   осознав   тщетность своих   намерений,   беззвучно   гаснут.    Никаких   злых   сил,   ни   добрых   проявлений,   абсолютное   единство  -  моногамия   в   квадрате.   
    «Уставшие»   мужики,   не   дождавшись   шашлыка,   дружно   всхрапнули.   Женщина,   достав   из  сумки   чёрные   сатиновые   халаты,   в   которых   любят   ходить   контролёры  ОТК  машиностроительных  заводов,   накрыла   ими   спящих.   Один   одела   сама   и   стала   ходить   кругами   вокруг   трёх   существ:  огня   и   двух   уснувших   людей.   Движения   всё   убыстрялись,   убыстрялись,   огонь,   теряя   силу,   угасал,   со   всех   сторон   наваливалась   первозданная   темень.   Зловещий   танец  продолжался,  ведунья     скакала   и   скакала, глаза   наливались   силой,    забранной   от  костра,   слюнявая   пена   застыла    вокруг  растрескавшихся   губ.   Грянула   полночь,   из-за    кустов   на  свет   угасающего   костра, словно   ночной   мотылёк,  явилась   бесформенная   фигура   и  медленно   приблизилась.   Женщина пристально   уставилась   в   заросшее   волосами   и   грязью   лицо.    Незнакомец   изнемогал   от   жажды,   от   дрожи   в   конечностях,  от   мерзкой,  не  отлакированной   алкогольными   парами, действительности.  Подойдя    ближе, коршуном   кинулся   на   бутылку.  Пустая!... Неуловимое  движение  и  в  руках  танцовщицы   полная,  прозрачная,  желанная. В   центре   ёмкости   заиграл   пузырьками   «зелёный   змий».    Прекрасное   виденье,   лучшее   из   того,   что   можно   лицезреть   на   земле.   Человек  попытался   взглотнуть.   Не   получалось,   шершавый   язык   драл   сухую   пасть.   Сделал   шаг   в   сторону   жидкости,  второй,   третий.   Вдруг   дорогу   преградил   большой   нож   с  удобной деревянной   ручкой.   Схватил!   Поднял   глаза   и   наткнулся   на   невыносимый   взгляд.
-  Дай!
-  Перебьёшься.
-  Я   тебя   суку   счас!
-  Не   двигайся!  Не   то,   разобью   бутылку   в   костёр.   Водочка   хорошо   горит.
-  Дай   немножко,   дай...  Трубы   горят...   Щя,   бля,   замочу!  -   Нож   завис   над   головой   Козюлина.
-  Только   попробуй,   увидишь....
-  Тогда   этого.  -  Смертельная   угроза   нависла   над   грудью  Руслана.
-  Ну   и   что,   он   все   мои   духи   выпил   и   Шарика   утопил,   собачку.
-  Шарика!?   У   пидор! -  Лезвие    ножа   легко  вошло   в   грудь  Русика,  разъярившийся   незнакомец   колол   и   колол,   повторяя   с   каждым   ударом,   -  Пидор,  пидор!..
-  Не   надо,   не   надо!   На.  -   Женщина   протянула   убийце  бутылку.   Тот  дрожащими   руками   свинтил   пробку,   изрядно   отпил.
-  Могу   и   другого...   Только   это   будет стоить  дороже,...  три   пузыря...  Ладно,   два.   Ну,   один,  дашь? -  Глотнул   ещё,   по  лицу   разлилось   блаженство.  -  Сразу   бы   сказала,   чё   надо.
-  У   меня   больше   ничего   нет!  -   женщина   оторопело   сидела   на  грязном   снегу.
-  Ну   и   мочи   его   сама,   сука! -  Убийца  проворно  шагнул   в   темень.  -  Шарика    утопил.  Врёшь,   сука,    Шарик   живой.   Шарик!   Шарик!  Шарик!..
   С  неба   смотрели   звёзды.   Валерия   растолкала   Спартака.  Он   уставился   на   рукоять   ножа,   торчащую   из   груди   Руслана.
-  Зачем   ты   его?
-  Я?  Я   убила!?
-  А   кто?
-  Ты.   Вы   ещё   дома   поскандалили,   ты   ему   угрожал,   обещал   убить.
-  Это   он обещал,  меня.  Инвалид  войны.   Валерия   не   обманывай   меня,  я   расскажу...
-  Нет,   ты посмотри!  На  себя  посмотри,   весь  в   крови...   Милиция  расследует.   Вставай,   отрезай   ему   голову.
-  Зачем? 
-  Зачем-зачем,..   надо!   Экспертиза   по   глазам   выяснит,   кто   убил...  Могут  расстрелять,   понял.   Он   сам   виноват,   бросился   на   тебя,   но   ты   сильней   оказался. Я   ходила   за   хворостом,   возвращаюсь,   а   вы...   Ты   его   уже   добиваешь. Потом   допил   бутылку   и   уснул.
-  Не   помню.
- Пить   надо  меньше.   Что   уставился,   отрезай   голову.  Оттяни   за   волосы.   Да   не   по   кости   елозь,   меж   позвонками   старайся. Теперь   кидай   в  ведро.
-  Зачем?
-  Выварим   глаза,   чтоб   тебя   не   опознали.   Толкай   его   в   костёр.  Тело   толкай,   не   ведро.  Обложим   хворостом   и   сожжем.    Выпить   хочешь?.. Таблетки.     Носи   хворост…
    Ясный   день,   морозец.   По   заснеженным  улицам   гуляют   праздничные  люди,  иные   выпивши.  Козюлин    прислонился   лбом   к   холодному   оконному   стеклу.  «Убил?   Кажется,   я   вчера   убил   человека.  Да-а!  Голову   отрезал.  Надо   идти   с   повинной,   может   зачтут,   не   расстреляют.   Не    помню,   ничего   не   помню.  Где   Валерия?  Испугалась,  сбежала».
-  Валерия...   Валерия!
-  Что   случилось?  -  Валерия   выглянула   из   ванной.
-  Надо   идти   в   милицию.
-  Зачем?
-  Признаваться.   Явка   с   повинной.
-  ?
-  Я   Руслана   убил!
-  ...  и   в   землю   закопал,   и   надпись   написал.   Что   за   бред,   хорошо,   детей   дома   нет.
-  Я   убил   и   отрезал  ему   голову.
-  Зачем?
- Ты   сказала.
- Я?  У   тебя   жар,  горячка.   Руслана   духи   не   могли   убить,   куда  уж   тебе.
- Какие  духи?
- Душманы.  На,   выпей   таблетки. От   мамы   остались,   успокаивающие.  Запей   водой,   Спартачок.   
-  Валерия,   ты   правду   говоришь,  я   не   убивал?
-  Правду.   Его  какой-то   бомж   убил,   за   бутылку   водки...
- Врёшь!   Я   помню,   как   отрезал   ему   голову...   Цыганским   ножом   с   костяной   ручкой,   мне   его  Дало  дал...  Голова   в   ведре,   а   тело   прыгало,   прыгало, прыг...
-  Тело  не  прыгало,  выдумал  ты  всё,  Спартак,  выдумал.
-  Нет,  прыгало…  Весь  вагон  кровью  забрызгала  пеструшка,  а  Дало  на  ходу  соскочил…
    Трое  суток   Спартак   метался   в   жару   без   сознания.   Скорая   иногороднего   не   брала,  присоветовали   лекарств   и   оставили   на   попечении   верной  Валерии.  Спустя   полтора   месяца,   больной   потихоньку   стал   ходить   по   квартире. В  худое   тело  возвращалось  здоровье,   но   рассудок...   
Впрочем,   рассудок  -  понятие  абстрактное.

Глава 24
«Преображение»

    Заместитель   начальника   милиции,   Александр  Иванович  Тульев,  обкусил   ноготок  мизинца,   аккуратно   смёл   мусор  в  пепельницу   и   нажал   кнопку   вызова.  В  щель  двери просунулась   голова   в   форменной   фуражке.
-  Слушаю,  товарищ   майор.
-  Зайди...   Узнаёшь   посетителя?
-  Как   же   не   узнать,   Козюлин   Спартак   Гелиевич,  сын  собственных  родителей,  родился  по  собственному  желанию...  Думаю,   просит   поискать   труп...
-  Хватит.   Отведи   его   к   сержанту   Харченко,   и   пусть  этот  хмырь   попытается   там   найти  одно   из  двух  или  труп,   или   пятый   угол.  После  поиска   продолжим   разговор.
    Конвоир  и   Козюлин   вышли,   Александр   Иванович   досадливо   поморщился,  сплюнул слизь  в  квадратный  листик  бумаги  предназначенной  для  заметок, смял,  бросил  в  урну  под  столом. Попытался  углубиться  в чтение  служебной  корреспонденции. Не получалось.   Назойливый   посетитель   выбил   всякое   желание   работать...  «Три   недели   подряд  ходит  на   приём настаивая   на   поиске  обезглавленного трупа.  Опера   сходили,   проверили,  никаких   следов,   одна   грязь   и   вонючее   озеро.  А   этот ходит...  Три  раза  у  начальника  был!  Ходит  и ходит,  хоть    убей...  Хоть  убей!...»    Майор   нервно   поднялся,   пару   секунд   поразмышлял, быстрыми  шагами  отправился   в  дальнюю   камеру   подвального   этажа.  Поиск   пятого   угла   только   начинался.   Сержант   Харченко   успел   сделать  вступительную   часть   мероприятия.  Для   Козюлина этого   было  больше,   чем  достаточно,   он,   лежа   на   полу, по-рыбьи   хватал   воздух   открытым   ртом.   Александр   Иванович   дал   знак   к   прекращению   «поиска»,   присел   на   прикрученную   к   полу   табуретку   и   произнёс    выстраданную   сердцем   тираду.  «Слушай   меня   внимательно,   рогомёт  плешивый.   Ты   уже  задолбал, и начальника,  и   всё   отделение   своими   заявлениями.   Тебе   русским   языком   говорят, нет   никаких   вещественных   доказательств,   никто   не   знает   никаких   Русланов,   Людмил  и   дядек  Черноморов.   Мужа   твоей  сожительницы   звали  Сергей,   её   звать   Афелия,   вовсе   не   Валерия...   Дурацкое   имя,  но   не   хуже   твоего   отчества,   да   и   имени.   Тоже   мне,...   Спартак   нашелся,   но   не   в   этом   дело.  Дело,   как   мне   представляется,   в   твоём   желании   захватить   чужую   квартиру,   засадив   бабу   за   решетку.   Не   выйдет,   сядешь   ты...  Нет,  ты   не   сядешь,   мы   тебя   расстреляем   согласно   секретного   Указа   Президента   по   борьбе   с...   Короче,   есть   такой   Указ.   Харченко,  хватит  цацкаться  с  мерзавцем,  в наручники   его! Отвезём   на   спецполигон,  расстреляем,  напишем   акт  согласно   установленной   формы,  подошьём   его   показания   против   себя  и  сдадим   дело   в   архив.   Поехали!»    
    Закованный   в   наручники,  постанывая   от   боли   в   пояснице,  Козюлин  трясся   в  кузове    милицейского   «УАЗика».   На   пассажирском  сидении   расположился   майор   Тульев,   вёл   машину   сержант   Харченко  -   худощавый   субъект   с   хищным костистым   лицом.   Ментовская  «буханка»   весело    петляла  по  выбитому  асфальту   позабытой,  позаброшенной  дороги.  Спартак   почти   удовлетворённо   ждал   конца   путешествия. 
«Правильно,   пусть   разберутся,   а   там   хоть   расстрел,   если   заслужил.   Не   может   быть   такого,   что   не   осталось   улик.  А   череп,   спрятанный   в   туалете   за  пустыми  пачками из-под  стирального   порошка?...  Я   отчётливо   помню,   как   отрезал   ему   голову!...   Пусть   разбираются,   пусть,   за   это   им  жалование   выплачивают.   Жалко,   глаза   выварили,   может   действительно,   не   я   убил,   в   глазах,   говорят,   как  на  плёнке,   остаётся   лицо   убийцы.   Эти хитрые,   хотят   меня   на   испуг   взять   расстрелом,   так   я   им   поверил.   В   следственный   изолятор   везут   не   иначе...  Может,   я   не   отрезал  ничего,   и   череп   мне   померещился?...   А   Дало!   Дало  был,  я   точно   помню, на   другом    берегу...   Разберутся,   на   то   они   профессионалы...  Я посижу   в   тюрьме...   Ганди   говорил,   что   каждый   порядочный   человек   должен   отсидеть в  тюрьме  свой  срок.   Я  не   ощущаю   себя   убийцей,  но...»
    Приехали.   Сержант   открыл   дверцу,   снял   наручники.   За   плечами   милиционера,   настороженный   Козюлин   увидел   только   стены   песчаного   карьера.   В   полном   недоумении   он   сидел   на   полу,   растирая   зудящие   запястья.
-  Выходи.   Последнее   желание   есть?  -  грозно  спросил   сержант.
- Как   последнее?  -  Козюлин  попытался   протереть   очки   пальцами.  -  Почему  последнее?
-  При   расстреле   положено   спросить,  -  терпеливо   объяснил   майор.  -  Может   дать   закурить?
-  Нет.  Дать!  А   где   суд,   приговор?  Вы   не   имеете   права!...
-  Имеем.   Секретный   Указ Президента.   Вы   сами  признались,   настаивали.   Я   вас   за   руку   не   водил,   не   принуждал   к   показаниям   против   себя.  -  Майор   услужливо   поднёс    зажигалку   к   сигарете   Спартака.  -  Курите.   Время   расплаты   в   конце   сигареты.  Не   торопитесь,   мы   понимаем.  Сержант,   проверь   оружие,   чтоб   без   осечек   и   мучений.
- Полный   порядок,   товарищ   майор.  -  Харченко   зловеще   лязгнул   затвором.
    Трое   человек   молча   курили   в   песчаном   карьере,   узкий   выход   из   которого   перекрыла   ярко   раскрашенная   в   жёлтый   цвет  машина.   Каждый    думал   о   своём.   Сержант   о   выпивке,  майор   о   еде,   Козюлин...   Выразить  одним  словом   мысли  человека,   только   что  приговорённого   к   смертной   казни  довольно  трудно.   
«...Бред!   Идиотизм.   Такого  не   может   быть,   без   суда.   Поизгаляются,   попугают   и   отвезут   в   тюрьму...  А   вдруг   и   вправду   есть   такой   секретный   Указ?   Нет,   не   может   быть,  блефуют! Сержанту,  конечно,   убить   не   составит   труда,   но   Александр   Иванович.  Он   больше   похож   на   завхоза  или…  Может,   они   инсценируют    попытку   к   бегству.   Нет,   я   не   арестован,   я  сам   пришёл.   Кто   их   знает,    скажут,   что   пытались   арестовать, но он  бежал,  отстреливался.   Сунут   в   руки   завалящий   пистолет,  и  вся   инсценировка...  Дурь,   теперь   не   тридцать   седьмой   год,   не   те   времена...  Сейчас   убьют,   и   концов   не   сыщешь,   искать-то   им   поручат.  Кто   поручит,   кто   обо   мне   вспомнит?  Значит,   конец.  Поворачиваться   спиной   не   стоит, на  всякий   случай.   Не   имеют   права,   может,   я   не   убивал!   Правильно,   я   ошибся,   возвёл   напраслину,   пошутил...»
-  Пора,   перед   смертью   не   накуришься.  -  Майор   стрельнул   окурком   в   стену   карьера,   посмотрел   на   часы   и   скомандовал.  -   Сержант,  оружие   наизготовку!  Гражданин   Козюлин,   вы   можете   повернуться    спиной.
-  Не  повернусь!   Я  не   убивал,   я   всё   придумал!   Товарищ   майор,   послушайте,   я   беру   свои   слова   обратно!  Я,   прокурора,..  где   прокурор?
-  С  прокуратурой   согласовано,   подшито   в   дело.   Сержант,   целься.   Внимание! 
-  Позвоните   Вокуеву,   он   мой...
-  Пли!
    Из   дульного   среза   вылетел   яркий   сноп   пламени,   потом   ещё,  ещё...  Звук   выстрела ещё не   долетел   до   ушей,   когда   Спартак  стал   медленно   оседать   на  сырой   песок.  В  глазах   потемнело,   голова   закружилась,   втягивая  безвольное   тело   в   страшную   чёрную   воронку. Центробежная   сила вращения  всё   усиливались,   иссушая   из   плоти   влагу   и   вес.  Тело,   подобно   выжатому   белью   осталось   лежать   на   земле,   а     суть  человека  продолжала   лететь   в   пульсирующем   конусе   по   направлению   к   голубому   отверстию   в   вершине.   Рядом   порхали   стрекозы,   бабочки,  Ангелы,  Херувимы,   Серафимы 
«Совсем   не   страшно,  даже   приятно.  И  интересно…»
    В   эскадрилью   духов  влетел   Архангел   Гавриил.   Деловито   пощупав  у   Козюлина   пульс, прохрипел: «Малость   обоссался,   от   страха.  Бывает,  Алексанваныч,   трупы  всегда  обоссаные...»
Сознание   отключилось,   навалило   беспамятство.

Глава   25
«Красивых  бабочек  полёт»

    Миловидная  стюардесса,  приветливо   улыбаясь,  провела  Леонида на его  место  в  первом   салоне,   недалеко  от  аварийного   выхода.  «Здесь  вам  будет  удобно.  Не  откажите   в  автографе...  Спасибо.»  Сидящий   рядом  молодой  нахалёнок   тоже   сунул  Леониду   свой   авиабилет.  Леонид   расписался   и  отвернулся  к  иллюминатору...   
«Братья  мы  или  нет, никого, кроме  нас со   Спартаком, не  касается.  Мы  сами  по  себе.  Главное,... главным было - изобличить,  доказать  этой!...  Что?...  Что, доказать?  В  чём  изобличать,  если  она  не   скрывает  правды?  Более  того,  я  сам  не  желаю знать  никакой  правды....  У  нас  разная  правда;  раньше  она  меня  не  признавала,  теперь  я  не  хочу,  имею  право,  не  признавать  её.  Я  не  мешал её  развесёлой   жизни, и  она  не  имеет  никакого   морального  права влиять  на  меня... На  нас. Мы  братья,  а  она  нам - никто...»
    По  давнишней  привычке,  как   только   вырулили  на  взлёт,  Леонид   уснул.  Приснился  ему   замечательный  сон.  Как   будто   он  находится  в  цыганском  таборе   средь   выжженных  солнцем   Буджакских   степей.   Вечереет,  на   горизонте,  в  мареве   остывающей  земли   извиваются   силуэты   пирамидальных   тополей.  Свет  костра,  изредка  бросающего   искры  ввысь,   становится  всё   сильнее.  Наконец   одна   из   искорок   зацепилась  за  ткань  небосвода, разгораясь всё   ярче  и  ярче.   Седобородый   барон  Дило,  пошевелив  огонь,  выбросил   на   небо  очередную порцию  созвездий.
«Так   вот  откуда  они  берутся!» 
«Да,  Лёня,  днём  небо   прозрачное,  и  наши   искры  не   могут  ни   за  что   зацепиться,  ночью   другое  дело,  ночью,  когда  эфир  сгущается, искры  как  звёзды  висят  на  нём.  Так   и  при   Пушкине   было,  и  сейчас  при   те6е». 
«Ты  видел  Пушкина,  Дило!» 
«Видел,  он   со  своим   братом  Спартаком в  Каменке  жил,  к   нам   в  табор  наведывался,   верхом   на   гнедой  кобыле». 
«А   Спартак  разве  его  брат?» 
«Спартак?  Спартак,  известное   дело -  чемпион.  Та,  та.  Та-та-та.  Та-та, ти-та.  Та-та.  Спартак!»
«Я  думал,  что  он  мой  брат». 
«Принимая  за  основу   постулат   биполярности  мира,   отмечу  вероятность  совпадения,  как   фифти-фифти,  но   при  определённом условии дискриминационных обстоятельств, данный коэффициент фактически равен  единице,  что нам  и   следовало   доказать». 
Барон  щёлкнул   кнутом,  по  степи  с  гулом  поскакали  лошади,  в  свете  костра   возник   силуэт  цыганки,  вещавшей  бледными   губами   в  маленький  микрофон...
«Прошу   всех   пристегнуть  ремни,  наш   самолёт   идёт   на   вынужденную   посадку. Мужчина,   сядьте   на   свое  место,  пристегнитесь. Женщины  с  детьми,   пройдите   вперёд....  Молодой   человек,   сядьте   на   место,   пристегнитесь.  Женщины,   сядьте   на   пол,  упритесь   спинами   в   стенку,...  детей   прижмите   к   себе.  Мужчина,   сядьте   на   место!  Сохраняем   спокойствие,  командир   корабля  -  пилот   первого   класса   Бронислав   Сергеевич  Малахов  принимает  экстренные  меры  к  вынужденной...» 
В   иллюминаторе   мелькнули   верхушки   сосен,  раздался   удар,   скрежет   и,   теряя   сознание,   Леонид   увидел,  как   оторвавшаяся   плоскость  раз   взмыла   вверх.
«Красивых  бабочек  полёт…»  Это  не  плоскость  взлетела,  это  мы  падаем. Пришёл конец,  но   никакого  мгновенного  просмотра  прожитой жизни…»   
    Сознание   вернулось  через  секунду. Мужики,   пытаясь   открыть   аварийные   выходы,  бестолково  топтались,  мешая  друг другу.  Люк  открылся,   и   нетерпеливый   молодой   нахалёнок  бросился   вниз.   Высоко.   Упав   на   сломанную   березку,   пассажир   пропорол   низ   живота. Лежал,   безмолвно   шевеля   губами.  Его   внутренности   висели   рядом.
«В  левой  руке  зажат  билет  с  моим  автографом.» 
Выбросили  аварийный   трап,   стали   спускать  женщин   с   детьми.  Из  хвостового   отделения   повалил  жирный, оранжевый   дым.   Огромная,   толстая   бабища   застряла   в   проёме.   Стало  невыносимо  душно.  Леонид   и   стоящий   рядом   с   ним   татарин   растерянно  уставились  на  жирные  телеса...
«Цепями  маясь,  Гименея...»
Женщина   истошно   орала,   сучила   ножищами   и   вдобавок   обгадилась.  Сзади  напирали.  Татарин,   увёртываясь   от  женской   ноги,   стал   толкать  толстуху   в   ягодицы.  Тщетно.  Дико   сверкнув   белками,  он   наорал   по-татарски   на   Леонида.  Помогай,  мол.  Лёня  ударил  плечом   в   рыхлый,  не  пропечённый  зад... Уже  внизу  кто-то  упал  певцу  на   голову,  и  он потерял  сознание,  надолго.
Рухнувший   лайнер   нашли   спустя  шесть   часов после   аварийной  посадки.
Известный   певец  Вокуев отправлен  в реанимацию одним  из  первых,   отнюдь   не   по   причине   своей   славы   и   узнаваемости,   но   по   определению   врачей. Вскоре   все  пассажиры  лечились  в  одном  отделении,  общаясь  как  родные.  Татарина,   спасшего   ему   и   другим   жизнь, Лёня не  видел. Дородная  Евдокия   Николаевна,  так   неожиданно   застрявшая   в   люке,  лежала  в  соседней   палате.
«Кажется,   от неё  до   сих   пор  попахивает».    
    Черепно-мозговая   травма,   травматический    шок,   сломанная   ключица оказали отнюдь не  благотворное   влияние   на   творческий   процесс. Все   договоры   в   спешном   порядке   расторгнуты,  счета   в   банке   похудели,   команда  расползлась   по  «заграницам»,  «братва»   откатила   по   своим   неотложным  делам,   у   вчерашних  друзей-приятелей   находилось   всё   меньше   и  меньше   времени  для   общения.  Конкуренты  мигом   втиснулись   в   освободившуюся   нишу,   и   вскоре    неблагодарная   публика   почти   забыла   о  своём  недавнем   кумире.
    Леонид  с «припудренным»  носом   откинулся   в   кресле,  открыл  глаза.  В   окно  смотрел   двухголовый   змей - Бабочкин,  а   фамилия   его  Чапаев.  Берёт  оно   картошку  и  рубит   шашкой.  Из   картошки   выползает   червь - брат  Митьки, ухи   просит. Митькин   отец   с   козлиной   головой   бродит   по   стенам   Архангельского   собора   Кремля  и   просит   прощения сына  Дмитрия,  нареченного   Донским  за   победу   над   татарами.  Их  хан,  «Он  враг  мне  был,  но  так  случилось»,   не   смог   выкарабкаться   из   самолёта,   и   его   затоптала конница.  Жалко  татарчонка,  ох  жалко!..    
-  Дя  Лёня,  а  дя  Лёня...   Это   я   Гарик...   Ну,   Игорь  я....
-  Князь?
-  Угу,..   из   грязи  в   князи.   Нанюхался   ты,  дя   Лёня   в   лом.   
-  Что   надо?
-  Я к  вам  привет   передать, от   Гелича.   Слышь,  дя   Лёня?  Спартака  вашего   видел.   На   прошлой   неделе   Влада   отпевали,   так,  в   монастыре,  Гелича  встретил.  Он   монахом   или  кем  там  устроился,   йо-майо...  Вам   привет   передавал,  благословение,  блин,   по   ихнему.   Воще,  Гелич  ничё   мужик,   даром,   что  в   попы  подался.
-  Про   деньги  спрашивал?
-  Вы   чё,  дя  Лёня,  в  натуре!...   Мы   с   батюшков  не   берём.
-  Спартак   спрашивал?
-  Ну,  вы  воще...  Он  же,   это,  святой,  на   кой   ему   деньги?   Они, дя   Лёня,  как   солдаты,   на   всём   готовом,  только  служи.
-  Где  монастырь?   
-  Да  тут,...  часа  три  на машине.  Щя,  дя  Лёня,  я   на   пачке   сигарет   записал...  О,  ребята   сигналят,   я   побежал,  дя  Лёня.   Если   чё,   так   я   могу   вас,   на   вашей  тачке  отвезти   туда  к   Геличу.
-  Ладно,   давай   адрес...   Ну  и  каракули!
- Извиняй,  дя  Лёня,  из  котетжев в  колледжи  не  ходил.  Образования  то  - семь  классов  и  восьмой  калидор.
-  Иди   уж,   разберусь.
    Прочитав   запись,   Леонид  удовлетворённо  откинулся   в   кресле  и   произнёс:  «Ну,  змей!» К  вечеру  остатки  наркоты   полетели  в   унитаз.
  Вскоре,  эстрадные подмостки ощутили  знакомую,  немного  в  растяжку,   поступь   немеркнущей   звезды.
               
Глава  26
«Мне  сладки  узы  заточенья»

    В  конце   июня,  хмурым   дождливым   днём   приехали   в   возрождающийся   монастырь.  Грустное   зрелище.  Когда-то  он   был   самый   нарядный   из   бесчисленных  твердынь    российского   православия  -  Монастырь-щёголь.... 
«Дощеголялся!»   
Леонид   решил  пройтись  в   одиночестве.  Гарик   обиженно   полез   обратно   в   машину.
 «Перебьётся».   
Дождь прошёл,  только  вдали   изредка   погрохатывало.  Над  гладью  озера   изогнулась   радуга. 
«Святые   места,  тут   и   умереть   можно...  Успею, пока  рано…»
    Небольшой   речной   теплоходик  с  тракторной  покрышкой  на   форштевне  лихо   врезался  в   гранитную   стену     набережной.  Стоявшие   на   верхней   палубе   пассажиры   дёрнулись,   некоторые   упали  на колени.  Мужская  часть   беззвучно  матернулась, кинув   суровые  взгляды  на   шкиперскую   рубку.  Женщины   покорно   ждали.  Началась   швартовка.   Стекло   ходовой   рубки   поднялось,   и   на   нивчём   неповинного   матросика  полетели  обвинения   капитана.   Можно   подумать,   это   салажонок   долбанул   гранит  православной  твердыни.  Ругаясь,  кэп   ещё   пару   раз  тюкнулся  в   ненавистную   стенку.
  «Пришвартовались.»
  На   берегу,   стоял   молодой   послушник  в  чёрном   одеянии   и  комсоставовских   сапогах.  Он  принял   поданный   матросиком   трап,  закрепил   его,   смиренно   отошёл  в  сторонку.  Экскурсанты,   опасливо  держась  за  поручень,  пошли  на  берег.  Пока   жаждущий   познания   народ   выгружался,   развесёлый   шкипер   заорал   в   мегафон   служителю   культа: «Здорова,  Сашка!  Чё,   едрит-твою  мать,   не   весел,  хули,   голову   повесил?»   Послушник   стоически   молчал.  Кэп   не   унимался: «Сань,  мать  спрашивала,   мо   домой   вернешься?  На  кой   тебе молодому эти  молитвы,  забобоны?..» Перекрестившись, послушник  кинулся   наперерез  пудельку,  весело   выбежавшему  впереди  поношенной, но с   претензиями   на   увядающем   лице,   женщины.  Шкипер  тут   же   встрял: «Дама,  в   монастырь  с  собаками  низя.   Совсем   обнаглели,  религию  оскорбляют!..»  Мужчина   в   очках   и  шляпе   стал  доказывать,  что  «собаки   тоже  люди,  то  есть божьи  твари..»,  но  послушник   был   неумолим.  Шкипер  опять  за   мегафон: «Эй,  граждан!  Эй, ты, в   шляпе,  веди   пса   обратно.  Русским  языком   говорят, низя,  а  ты...  Ну,  люди!...  Привяжи   его   за   брашпиль...  За   брашпиль,  говорю...  Это  кнехт,  не   видишь, очки  протри».  Привязанная   собачка,   от   безысходности,  принялась   кидаться   на   проходивших  мимо  пассажиров.  Движение   к   трапу   застопорилось.  Кэп   активно  продолжал   руководящую  деятельность: «Эй,  на   пристани,   граждан   в  шляпе,   перевяжи  свою   псину...  Отведи   его   на   ют...  Где-где,  в  корме... Сам   ты   в   заду!.. Пожалуешься,..   в  Синод...   Ты   мне   прежде   справку   предъяви,  что   он   не   бешенный...  Тем   более,   если   она.  Выходите   на   берег,  гражданин,  люди,   из-за   ваших  сучек,  не   должны   время    терять...  Сань,   ну, чё  матери  передать?..»  Послушник  отвернулся.
    Бесплатное   представление   завершилось.   Леонид,   не   желая  быть   узнанным,   скрылся   за   углом  здания   бывшей   трапезной.   На   обширной   лужайке   паслась  корова   с   телёнком.  Деловито   подняв   хвост,   скотина   уронила   несколько   лепёх   и,   задрав   голову,   громко   замычала.
«А  и  вправду,  чем  корова   священнее  собаки?.. Богохульствую...»
    В  сыром,   со   строительными   лессами  храме,   правилась  служба.
«Хорошо   поют,  необычно...  «Времена  былые  позабыты…» Спартака  среди  поющих  нет...»
    Вскоре   служба  закончилась,  служители  ушли. Верующие туристы,  поглазев  на   облупленные  стены,  занялись  приобретением   иконок,   крестиков   и   прочей   церковной  атрибутики.  Леонид   медленно   направился к  выходу,  раздумывая  у  кого   бы расспросить  о   Спартаке.
«Должно   же   быть   нечто   подобное   отделу   кадров.  Им  бы   ту   из  СКБ   посадить   в   конторку,   то  бишь   келью,   она  навела   б  порядок…   Опять   богохульствую». 
Сзади   негромко   прозвучало:
-  Леонид. -  «Послышалось?» - Ты   меня   ищешь? -  Из   сумрака  строительных  лесов  вышел  Спартак.
-  Тебя,  кого же  ещё?
-  Некоторые  Бога,   большинство   зрелищ.
-  Только  я  брата.   Эта  сказала,  что   ты   мой   брат.
-  Все   мы   братья…
-  Во   Христе.   Слышал,  но   я  о   другом.   Она   утверждает,   что   родила   двойню   и   одного   из   сынов   подбросила   в   «Победу»,  другого,  то   есть   меня,   отправила  в   деревню,   там   меня   бабушка  и  усыновила.  Тебе   что-либо   известно,   по   этому   случаю,   или   я   вбил  себе   в   голову   невообразимую   чушь  и   маюсь   дурью?..   Что   ты   молчишь?
-  Думаю.  Пойдём  наверх,    у   меня  краски   сохнут.  Ты  не   спешишь?
-   Собрались   два   еврея,  блин!
-   Почему еврея?
-   Вопросами   на   вопрос   отвечаем,  к  тому  же  если папа Сеня   у   нас   общий,  как  утверждает  якобы  мама…
-  Глупости.  Ты  же не  считаешь её матерью?  Садись  на   лавку,   она   чистая.
-   Моя   мать   умерла.
-   Моя   тоже.  Подай  шпатель.
-  Я   некоторые   твои   вещи   продал,   деньги   привёз,   в   смысле,   они   у   меня   на   счету,  готовые   в  любой   момент   перекочевать   к   тебе  в  карман. Костик  организовал раскрутку,   ты   теперь   модный,  обалденно  востребованный  в  столице  художник…
-  Я   и  тут  востребован.
-  Кем?
-  Делом, братией  и,  надеюсь,  Богом...
-  Да  ладно  юродствовать.   Зачем  тебе   это   монашество?
-  Надо.
-  Поехали  со  мной...
- У нас есть послушник Александр, молодой   человек,   ему   родственники  ни  дня  спокойно  прожить   не   дают,  домой   зовут.
- Видел.  Высокий,  худой,  жидкобородый,   в старомодных офицерских   хромачах,   сегодня   теплоход   встречал.      
-  Он   его   всегда   встречает.   В  основном  мать  приезжает,  плачет,  умоляет   вернуться  домой.
-   Не  ходил   бы,   спрятался.
-   Он  себе   такие    испытания   назначил…
-   Издеваться   над   матерью?
-   А   она   не   издевается?
-   Мать  ведь,  хочет  как  лучше...
-   Кому  лучше,  матери?
-   Сыну.
-   Сыну? Он  прежде  всего  личность  и  сам  решает  по  какому  пути  идти.  Тебя   мать  отговаривала   петь?
-   Нет.
-   А та,  которая   сестра,  которая   во  флигеле?...
-   С  этого  места  поясней  и  поподробней.  Вы  общались?
-   Бывало.
-   Выяснили  свою  би?...
-  Мы  полюса разных  образований,  у  которых  нет  единого  начала,  если  хочешь,  тела,  корпуса,  которые  способствовали  бы  возникновению  биполярной  системы.
-   А   у  меня  с  ней   есть!
-   Возможно,  иначе  ты  не  стал  бы  селить  её  у  себя,  выяснять  подробности  своего  появления  на  свет,  наконец,  кровного родства   между  нами.  Твой  противоположный  полюс  под   условным   названием  «Эта»,  вынуждает  к  перечисленным  мыслям  и  действиям.  Она,  испытывая  острую  необходимость  в  обретении  биполярной  системы,  стремится  создать   её  с  тобой...
-  Я  не  желаю...
-  В  таком  случае  ей  придётся  искать   иной  полюс...
-   Прелестно,...  а  какова  же  основа   для   нашей  с  тобой  биполярной  системы?  Где  это  тело,  корпус,  образование?...
-   Взаимное  притяжение - я  приехал  к  тебе,  ты  нашёл  меня,  нами создано  единое  поле.  Чем  выше  напряжённость  этого  поля,  тем эффективней  работает  наша  система.
-   Мудрено...  Так  на  чём  же  зиждется  это  взаимное   притяжение  создавшее  систему  и  единое  поле,  если  не  на  кровном  родстве?
-   Не  исключено,   но  не  доказуемо.
-   Доказуемо!  При  современных  методах  исследования,  гарантия  девяносто  девять  процентов...
-   И  что же  делать с  одним  процентом?
-   Короче,  ты  не  желаешь  признавать  нашу  кровную  связь...
-   Не желаю.  К  чему приведёт  достоверное  выяснение  данного  факта?...   Мы  разуверимся  в  искренности  собственных  матерей,  отцов...
-   Мой  отец,  как  бы,  пропал  на  Севере. 
-   А  мама,  как  бы,  не  мама...
-   Ты,  оказывается,  злой...
-   Подай   кисточку,...  впрочем,   сиди,   я   спущусь,   посмотрю.  Ты   попал   в   авиакатастрофу?
-  Было.  Жизнь  хрупка  и  скоротечна...  Даже  если  мы  не   братья,   должны   помогать  друг  другу,   выручать  из   беды.   Вот   у   тебя   сейчас   незавидное   положение,   монашествуешь,   работаешь   за   зря,   а   в  банке   деньги   лежат,   опять   же,  заказы   организуем…
-   Я,  Лёнь,   человека   убил,  голову   отрезал.
-   Иди  ты!... Скрываешься?
-   Нет,  неоднократно   заявлял    в   милицию.
-   Ну?
-  Меня  сначала  избили,  потом расстреляли...   В   овраге,  только   промахнулись.
-  Без  суда?
-  По  Указу   президента,... секретному.
-  Промахнулись?..  Глупость!  Нет  никаких  таких  указов,   это   полный   абсурд,  менты  не   промахиваются!   Найдём  хорошего   адвоката,   собирайся.
-  Куда?
-  На   свободу…
- Угу, «на  свободу  с   чистой   совестью».   Это,   Лёня,   из-за   другого   забора  так   выходят.   Я,   не   отбывающий  свой   срок убийца, а искренне   раскаивающийся  человек.   И  ещё,  о  взаимной  помощи...  Возможно,   находясь   здесь,   я   помогу  тебе.
-  Не   понял...  Никак,  Богу  словечко   замолвишь?
-  Молиться  буду.  Мир   биполярен…
-  Опять  двадцать  пять!  Мы  с  тобой  два  берега  у  одной   реки.   
-  Истинно, у  реки   жизни.   Следуя  тебе, предположим,   что   мы  братья   двойняшки  и   являемся противоположными  полюсами  одной   судьбы. Назовём  их,   допустим,... полюс - баловень  и   полюс - ответчик.
-  Я,  конечно,  баловень...
-   Я  сказал  «допустим».
-  Нет  уж, я – баловень, отправленный заботливой мамашей на  лоно  природы,  взращённый  в излишествах, доходящих до роскоши, просвещённой колхозной дояркой, нежившийся в апартаментах  общаг,  вытолкнутый   на   эстраду  жирной  и  мохнатой   рукой   протекции. Ты,   естественно,  ответчик  -  сын полуграмотного начальника  комбината,  маявшийся  в  квартире  из   шести   комнат,  измождённый  поеданием  паюсной   икры,  ананасов   и   марципанов,  затурканный  учёбой   в  МГУ,  творивший  карьеру   в   непосильной   борьбе  с   коварными   бюрократами.  Замечательно!  Кстати,  эта,  якобы  мамаша,  недалека  от  тебя   в   своих   суждениях.   Вы  сговорились   за  моей  спиной,   в   моём   же   доме…
-  И   посему  я  оказался   здесь? Я  никому  не   навязываюсь  ни   в   сыновья,  ни   в  братья!   Я -  преступник!
-  Угу,  Филька   Шкворень. С   деньгами,  что   будем   делать, убивец, может   на   нужды  монастыря  отдать,   раз  ты у нас такой   рак-отшельник,  иеромонах  драный!...
-  Послушник.  Надо  помочь   одной  женщине...
-  Валентине?  Никогда!
-  Валерии,   она  должна   родить.
-  У-у-у!  В  тихом   омуте…
-  Она  слабая,   её   настоящее   имя, - Афелия,  для  меня  - Валерия.  Мы шашлыки  жарили,  когда  я   убил  Русика…   Отварил   голову   в   ведре.
- Зачем?..
- Убил?
- Убил  и  убил,  но голову  зачем  варил,  на  холодец,  что  ли?
-  Чтоб  в его зрачках  милиционеры меня   не  узнали.
-  Идиот!...  Обратись к  психиатру.  Если  всё, это  правда,   в  чём  я  сильно  сомневаюсь,  вы  оба   больные.  Все   деньги  ей   отдать?
-  Частями   можно?
-  Для   вас,  милорд,   что  угодно.  Давай   выпьем,  у   меня   тут   коньяк  армянский  «Наири».  Пробовал?
- Отец  любил...  Я  не  буду.
-  Как  знаешь,  а  я  глотну...  Он   к   тебе   как  относился?
-  Любил,  мама – обожала,  только  сын  подвёл...  Мать   видела   во   мне   поэта, художника,  отец – инженера,  руководителя.  Не   получилось.
- Моя  мечтала  выучить  сначала  на   зоотехника, а   потом,  когда   вырасту  и  смогу сам себя  обеспечить,  продолжу   учёбу,  стану   ветеринарным   врачом.
-  Хорошая  профессия,   лечить   животных.  Вот   адрес  Валерии.
-  Которая   Афелия.
-  Для  тебя,  вероятно,  Анжелика.  Ну,  с  Богом... 
-  Я   ещё   приеду. Когда  у  тебя,  забыл,...  это,  вроде  присяги?
-  Постриг.  Как  Бог  даст.  Пока  я  не  готов  к  таинству.
-  Ладно,  Спартак,  молись  коли   охота... Совсем  сбил  с толку,...  ни брат,  ни  чужак.  Может ты  и  прав.  Я  подумаю... Ещё  приеду,  не  возражаешь?
-   Приезжай...   С  Богом,  Лёня...

Глава   27
       «Янычары»   

    Валерия   разродилась  мальчиками,  весом   под  три   килограмма  каждый.  Родила  в   самое   неподходящее  время,  денег  нет,  родные  и  друзья  пропали,  впору  руки  наложить...   Или  ждать   чуда.  Чудо   явилось из  соседнего  подъезда,  ссудло   Афелии  внушительную   сумму,  абсолютно   бескорыстно. 
«Отдашь,   когда   сможешь».
«Есть   на   земле   добрые  люди!»   
    Близнецы   подрастали   под   беспокойным   вниманием   старших.  Даня  и  Катя,  забросив  животных,     переключили  своё   внимание   на  братиков.   Только  один   вопрос   не   вносил   единство   в  дружное   семейство:  «Как  назвать?»   Даня   предлагал именами   черепашек нинзя -  Микеланджело  и  Рафаэль,   Катя   настаивала  на – Фреди  и   Барби,   но   не   могла   решить,  кто  из   братиков  на   что   претендует,  особенно на  роль  Барби.  Их   мама,  в   глубине   души,   склонялась   к  легендарным   близнецам-основателям   Вечного   города,   хотя   и   не   считала  себя  волчицей… Где-то  её  мысли,  навеянные  воспоминаниями  детства,   занимали   Чук и  Гек, хорошо,  но как-то несовременно. В общем, пребывая  в бесконечных   творческих   метаниях,  окончательно не   определилась  ни   в   именах,  ни   в  отчествах.
    Вскоре   случилось   непредвиденное.  На   добрейшую   соседку,   буквально   спасшую   Афелию  от   суицида,  наехали   бандиты   с   требованием   вернуть   какой-то   мифический  долг,   о  котором   та   и   думать  забыла. 
«Ну,   что   ты   будешь   делать   с   этой   доморощенной  мафией.   Когда-то  у   меня   в   школе   учились,   тройку   вымаливали,   чтоб   отец   не   порол,   теперь   повзрослели,   крутень   из   себя   корчат.  И   ведь   если  захотят,  убьют,   дебилы. Так   что,   отдай   деньги,   Афелия,   иначе   замочат   нас   с   тобой   как   миленьких,  и   деток   сиротами   оставят.  Я,  по   дури,   сказала   им,  что   тебе   одолжила,   уж   извини».
«Убьют?»
«Не знаю, может покалечат  или  гранату  бросят  в квартиру.»
Закручинились   бабёнки,   пригорюнились,   сели  с   портвешком  на  кухонке,  тоску   разгонять,   слезой   умываться.  Где   деньги   брать,   уму   непостижимо.
- Есть  же  бабы   бессовестные,   своих   родных   детей  в   Америку   продают.
- Как  продают?
- Известно   как,  за  деньги. Подписывают   контракт,   оговаривают   условия  и,   пожальте - баксы   на   стол,   ребёнка   в  Колорадо  к  Колорадским  жукам.  До   чего   довели  русский   народ,  мерзавцы.  Ну,   ты   же   не   станешь   продавать  свою   безотцовщину?
-  Почему  безотцовщину?  Не   вегетативно  же  они  произведены. 
-  От   Серёни,  или   этот  козёл   Спартак,  клонировал?
-  У   нас   любовь   была,  я  до   сих   пор  забыть не  могу.
-  Только   он   хвостиком   махнул   и   скрылся  от  алиментов…  Стучат,   спрячь   бутылку,   неровён   час   участковый!
     Открыли. На   площадке  приличный,  молодой,...   ну  очень  молодой, человек бухгалтерского типа.  В  очёчках  с  позолоченной  (а  может,  золотой) оправой,  в   ручонке  кейсик  импортный,  к   ушку   «мобила»   прижата,  разговаривает,   интеллигентно.
-  Да-да,  как  же, Феррапонт  Фильдиперстович,   разъясню,  не   беспокойтесь,  пожалуйста. -  Аккуратно   захлопнул   крышечку   сотельника. -  Здравствуйте,  господа,  пардон,  сударыни.  Кто   из   нас   счастливая   мамаша,   можно   пройти?   Я   к   вам   с   поручением.
-  Здравствуйте,  проходите.  С   каким   поручением?
-  С  приятным.   Официальный  представитель  Лиги   защиты   материнства   при  районном  комитете   солдатских   матерей,   Денис   Хоменко,  вот   моё   удостоверение.  Пособие   получаете?   Детки   не   болеют?
-  Нет,  не   получали,  болеют,  иногда.
-  Картина  ясная,  типичный  случай,  извините.  Как   всегда,  наша   исполнительная   власть  не   на   высоте.   Мы   работаем   под   патронажем   Государственной  Думы.   Ой,  простите,  я   зарапортовался,   разрешите    сверить   ваши   паспортные   данные  с   моим   ордером.  Вдруг,  я   не   по  адресу.  Всякое   бывает,   деньги,   понимаете,   и   немалые.  Так-так,  всё   сошлось,  Дирижабельная, Афелия  Зырянова,  двойня. Ребят   регистрировали,  крестили? 
-  Не   успела.
-  Надо  успевать.  Ничего,  не   расстраивайтесь,   дело  поправимое.  Наше   общество,  я   имею   в   виду  Лигу,  обеспечит   решение     этой,   довольно  мелкой,   проблемы.
-  Они  у  Бога,  в   Небесной   канцелярии  записаны.  -  подала   голос   соседка.
-  Вы  бабушка?  -  поинтересовался  у неё  бюрократ.
-  Дедушка!  -  обиделась  молодайка.
-  Простите,  темновато.  Да,  о  чём, собственно,  я  хотел   сказать?  Да,  регистрацию  мы   берём   на  себя,   никуда   не   ходите,   не   просите,  это   наша   забота.  Как  решили  назвать?
-  Рэм  и  Ромул.
-  Замечательно.  Отчество?
-  Спартакович.
-  Оригинально...  Мы  понимаем,  вам   не   до  формальностей, не  до  этаких   пережитков   социализма,  однако   некоторые   условности   приходится  соблюдать.   Вам   необходимо   подписать   договор.   Я   повторяю,  мы   функционируем   под  патронажем   Государственной  Думы,  но   анахронизмы  прошлого  как, например,  отчёты, протоколы,  налоги,    наличествуют.  Требования  к  ведению  документации  очень  высокие,   извините.  Итак,  поскольку  у  вас   двойня,  сумма  дотации  увеличивается   в   полтора   раза. По   логике, конечно,  желательно   увеличить  вдвойне,  но  мы,   к  сожалению,  не  смогли  убедить   правительство,   за   что  искренне   приносим   свои  извинения.  Мы   люди   подневольные.  Кстати,  в  договоре  чётко   разъяснены    ваши   права   и  обязанности.  Надеюсь  вам,  как  человеку  образованному,  нет  необходимости   их   зачитывать?  Ну,  и   ладненько.  Типовые  требования,  главная   обязанность - растить   детей  умными  и  здоровыми.  Сами   прочтёте.  Вы   не  злоупотребляете?
-  Что?  Нет.  По  праздникам,  разве…
-  Ну  хорошо.  У   нас  в   стране  «сухой   закон»   не   установлен.  Распишитесь,  пожалуйста,  здесь   и   здесь.    Получите  и,  пожалуйста,  пересчитайте.  Всё   правильно?  Не   смею  боле  отвлекать   ваше   внимание,  всех   благ,  деточкам – здоровья.  До   свидания.
-  Спасибо,  Денис,   вы   просто  Ангел.
-  Падший.  Шучу,  шучу...  Я  недостоин   никаких   похвал,  это   моя   работа,   мой,  если  хотите,  бизнес.  Увидимся. -  Дверь  захлопнулась.
-  Козёл!   Какая   я    бабушка?   Сам,..  дистрофик!  Импотент!
-  Ты  что   завелась?   Мы   спасены,  человек  деньги   принёс!
-  Ну  вот,  а  ты   говорила:  «Детей  продам».
-  Да  это  ты   сказала. 
-  Не   может  быть,  я  такого   не  говорила.
-  Ладно,  купля-продажа  отменяется.  Сколько  я   тебе   должна?
    Праздник  не красный   день  календаря,   праздник  -  состояние   души  и  потребность   тела.
«Каково, Фелечка?   Вдруг,  средь   бела   дня   является   субтильный   очкарик  и нате, вываливает   кучу   денег  на   стол    с   извинениями,  что сам  без  галстука, трусы  не  глажены,   а  денег  мало».
«Извиняем,   приходите   ещё,  и  да   не  оскудеет рука дающего,   мало - помалу   наносите.»   
«Но   всё-таки,  что  за  Лига   такая,  неужели   Спартак   разбогател?»   
«Он   может…  Хвастался,  мол,   отец   был   не   промах,   и   вообще…»   
«Спартак твой,  оказывается  неординарная   личность,   жаль   только,   что испугался   дурачок.  Вместо  себя этого  придурка  подослал...» 
«Нечего  пугаться,  сам  убеждал,  что   Сатана   обратный   полюс   Бога».
    Переслюнявили  сударушки купюры,  поуговаривали   друг   дружку,   кто   кому   больше   должен и злоупотребили,  как   водится,  самую  малость,  для  чудного   ощущения   праздника.

Глава  28
  «Тоска  мою  терзала  грудь»   

Итак,  затяжной  полёт  певца в  бездну безделья,  завершился.  Осколки  дружного  коллектива:  директор  Константин  Жарский,  бухгалтер  Эмилия  Николаевна  и,  естественно,  Леонид,  ввязавшись  в  битву  за  потерянные  позиции,  набрали  молодых,  подающих  надежды, пригласили   со   стороны   группу  поддержки  с   великолепным   хореографом,  обновили аппаратуру,  реквизит.  В   общем,  влетели  в   копеечку,   даже   в   долги   залезли.  И  заварилось,  зашипело  на  творческой  кухне  Таланта.   Проколесили  державу с  новым  репертуаром,   не   забывая,  однако, хиты   прошлых   лет.  Приняли!  Благодарная   у   нас  публика,   доброжелательны наши  сограждане,  приветливы  администраторы. Лёня   обрёл  новое  дыхание.  Невесть  куда   ушли   старые   болячки,  работалось  легко   и  денежно. 
Окрестности   российских  городов,  заросшие   вековыми   деревьями,  вновь  почувствовали   ласковое   журчание тёплой  струи...
На  втором   этаже   флигеля  терпеливо   лежала   женщина. Лежала   и   ждала.  Ждала,  но не  звала. Понимала, интрига и сумятица, задела Леонида  за живое. Предвкушая   диалог,  наслаждалась  смакованием  различных  вариантов предстоящего  разговора, с  коварными  зацепками  на  будущее.  Сиделка  Маша,  чувствуя  настроение  хозяйки,  поддерживала  разговоры  в   нужном   русле.
«Чтой-то  Леонид  Михайлович  носа  не  кажет.» 
«Придёт, Маня,  не  выдержит. А  коль  заявится,  моё   слово  должно  быть  последним... Как  с  Митькой…»
«Это  который,  Митрий  то?»
 «Я тебе  не  рассказывала?  Ну  да, тебе  нет,  это  я  Дуне  говорила,  которая  до  тебя  была.   Митя – мой третий  благоверный,...  нет,  второй,...  сотрудник  ОБХСС. Первый  Николай - пьянь  беспробудная. Вышла  по  глупости и сразу  выгнала… Третий  Павел...  Так  связалась,  в  честь  Пашки  - первой  девичьей  любви...»
«Как  же   помню,  вы  рассказывали...»
«Пашку  посадили  за  драку,  потом  за  грабёж,  потом... «Потом»  было  столько,  что  до  «вора  в законе»  дошло...»
«Бандит,  что  ли?  Страсти  то  каки-и-и!...»
«Пашка - человек,  по  старой  дружбе  помог  с  магазином...  Не  за  так,  конечно.  Но  дети   не  от  него  были,...  кажется.  Лёнька на  Пашку чуть  смахивает,  но  больше  на  Сеню.  Митька такая  же  сволочь как Сеня...  Через  год  счастливой супружеской  жизни, повадился  к  молоденькой   кассирше  кинотеатра,  да   так  скрытно,  что не  догадаешься.  Какая же  я доверчивая,... дура! Все  меня  обманывают.  Купили  ему  «Москвич 403»,  могли  бы  и  «Волгу»,  но опасались выпячиваться...  Раскатывал Димочка на  авто с  кем  желал,  куда  хотел.  При   такой мобильности   одно  удовольствие  девок завлекать.»
«Экий  мерзавец!»
«А  то! Благо дело, выпимши  любил ездить, от  того   и  погорел. Ночью,  на   бешеной  скорости, врезался   в   оградительный   барьер,  снёс его  под   основание  и  вместе   с  зазнобой  бултыхнулся   в   речку… Мелкую! К  сожалению, очень   мелкую… Миловидную головку кассирши в  морге суровыми   нитками пришили, губы  накрасили,  щёки  нарумянили, тело  в  подвенечное  платье  убрали.  Дескать,  девственница  непорочна...» 
«Угу,  вся  как  есть  разворочена...  А  он  то  что?»
«Что,...  неделю в  коме  лежал,   под  капельницей.  Как я ждала возврата  сознания,  ни  на   минуту   от  его   постели  не   отходила,  пот   со   лба   вытирала,  «утки»  подкладывала!… Дождалась-таки.  Открывает   «ментяра»   глазки   блудливые,  а   перед   ним   супруженция   родная  ласково   вещает:  «Машина   разбита,  ****ь  убита, собственный хрен  оседлаешь  и  ездить   будешь!»
«О  как!  Ну  и  придумали...»   
«А  то.  Поднялась  с  достоинством и пошла  в  суд, развод   оформлять.  Неделя,  конечно,  не  срок, но  едва  выдержала, пересилила искушение - удавить  мерзавца,  отравить...»
«Да  неужели!...» 
«Кабы  не   опасалась,  что   поймают,  извела  бы   и  греха   не  почувствовала.  Бог   сохранил.  Как  только  высказалась, ненависть   прошла,  осталось    разочарование.  Ведь  так  дружно  жили;  денег   не  меряно,  связи,  блат,  оба   молодые,  полные   сил,  энергии,  и  всё   насмарку…  Разделила всё  честно...» 
«Добрая  вы,  ой  добрая!...»
«Машину,  естественно,  в   убытки   отнесла   за   его   счёт,  кой - какие  побрякушки   замылила,  он   и   не   помнил   о  них.  Что   машина,  побрякушки?  Дачу,  сволочь,  на   папину   фамилию   построил.  А  поди   заикнись,  у  него   такие   компры   найдутся!  Разошлись  почти  мирно. Его  из больницы  мать забрала  и  с Танькой, первой  женой,  примирила…  Меня свекруха терпеть  не  могла,  гнида  блёклая!..»
«И спросить  бы, за  что?  За  доброту  вашу...  А  его-то  посадили?»   
«Да  уж,  станут  менты  своего  сажать. Смылся  Митяй  на  Север,  на  зоне  начальником  цеха   работал,  вольнонаёмным. Удалось мерзавцу  переждать жалобы разгневанных родителей убитой...  К  нему первая  жена,  Танька  опять  прибилась,  родила двух  дочек,  потом  сына…  Хитрющая  бабёнка  не  то  что  я, всю  жизнь,  в одиночку  пробивалась.  Сама торговый техникум  закончила,  университет  марксизма-ленинизма  при  ГК  КПСС...»
«Надо  же,  и  добрая,  и  умная...» 
«Славные   были  времена: молодость,  зрелость,  торговля,  блат,  мужья,  квартиры!  Теперь не  то - сплошной  беспредел,  попытались  бы   нынешние   бизнесмены  с   «обехеэсниками»   ладить  да нужникам  деликатесы   припрятывать...  А всякие «шишки» перед  праздником державной   поступью   по   лавке   пройдутся,   директора во  всеуслышанье перед очередями поругают да  поучат, как  правильно  советскую  торговлю   организовать...»
«Им  бы  только  учить...»
«Покуда  народец,  кивая  ушами,  бесплатное  представление   смотрит, персональные  шофёры  с  заднего  крыльца  загрузятся  и  подъезжают к  центральному   входу.   Начальство пальчиком  строго  погрозит,  плюхнется   на   заднее  сидение,  и  был   таков.  Дальше  твори,  что  заблагорассудится.  Хорошее   дело  -  Советская  власть,   привычное…»
«Знамо  дело.» 
«Только Козюлин  Гелий   Модестович  за  всё   время  так  и   ни   разу в  магазин  не  зашёл,  и  супругу   его  не   знали.  В  других  местах,  знать,  отоваривался,  даже  Сеня  в  «поставщики  двора  Его  Величества»  пробиться  не  мог...» 
«Неужели...  Этот-то,  Спартак  не  признал  вас?» 
«Мой  он!  У   нас  кровя  с  цыганской  примесью, смуглинкой,  а  Спартак,   белесый,  вроде  бабка   моя -  зырянка  из  Усть-Цыльмы,...  прабабкиных   кровей,  такой  же  бестолковый,  да  ещё  и  с  придурью...  Не   привыкла  я   к   нему,   не   сроднилась,  Лёнька   другое   дело – свой… Не  признает,   измывается,  хамит,  но  не  чужой...»
«Уж  как  озорничает...»   
«И  жить   у   него  я   имею  полное   право,  не   нахлебница,  пенсию  получаю,  помимо  того есть  кой-какие  наработки, а  если  ему   хочется   сиделок   нанимать – хозяин-барин,   это   не   моя  прихоть...  На  вот,  Маня,  тебе  платок  из  старых  запасов,  ни  разу  не  ношенный...  Бери,  я  себе  много  наворовала.»
«Скажете   тоже,  наворовала.  Рази,  вы  воровка,  вы   святая  женщина,   в  прошлый   раз  шубу   отдали...»
«Бери,  не  жалко... Изолировал меня  от   людей  и  маринует.  Ничего,  посмотрим,  кто  кого  больше   удивит...»
«Уж  исстрадались  вы!...»    
«Возьму   да   сожгу  и  эти  хоромы,  сама   сгорю,   пусть  знает,  как   мать   родную   уважать.  Три   дня   как   из   гастролей,  должен   явиться,   должен...»
«Да неужели...»
    Леонид   зашел  во  второй  половине   дня:
-  Здравствуй,   Лёнечка, спасибо, что  не  забываешь.  На   всём  спасибо:  за  лекарства,  за  сиделку.   Хороший   ты   у  меня,   сынок.  Спартака   то   не   видел?
-  Нет.  Марь  Ивановна,  сходите  в  аптеку,  купите  всё  по  этому  рецепту.  Вот  вам  деньги...
-  Иди,   Маша,  коли  хозяин  велит,  иди.  Ушла,  сынок.  Как   же  ты   не  смог   догадаться   раньше,  что  он   твой   брат  родной?  Нет   у   тебя   души…
-  У  тебя   есть.  Не   брат  он,  мы   кровь   на   анализ   сдавали…
-  А   говоришь,  не  видел,...   нехорошо   врать   маме.  Эти   анализы  ничего   не  доказывают.   Кости   Николашки,  царя – кровавого,  обследовали,  обследовали,  так  и  не   доказали   ничего. Про  Спартака  ты  обманываешь,  я   тебе   не   верю.  Ты  вот  меня   за   мать  не   считаешь...
-  Ты  мне   не   мать.
-  А  давай,  и  мы  обследуемся   у   специалистов,  анализы  сдадим.
-  Зачем?
-  Убедишься,  кто   из   нас   прав.  Что,  испугался?
- Поджилки  трясутся.  Надоели дискуссии  по   никчемному   поводу.  Ну,  снесла  кукушка  яйцо,  и  что   из  этого?
-  А  то,  кто   бы   кукушонка  ни  вскармливал:  воробей   или   ворона,  он  ни  чирикать,   ни  каркать  не   станет,  куковать  будет.  Понятно,  сынок,  или   ты   у  нас  «Иван – не  помнящий  родства»?
-  Ты   сильно   памятливая.
-  Да   уж,  не  чета   тебе.  Своего   ребёнка  забросил,  а  мать   горазд учить,   праведник.  Чья  бы   корова  мычала…
-  Какого   ребёнка?
-  Ленинградского,  от   Елены,  я   всё   знаю.
-  Да  он  не  мой,  он  чужой!
-  Я  то, кукушка, тебе   дорогу   проторила,  как   могла,  а ты…
-  Так, к   чему   эти   разговоры?
-  Найди  брата.
-  Иди  туда,  не  знаю  куда,  найди  то,  не  знаю  что.
-  Про  анализы  наврал?
-  Он  сам   сказал,  что   мы   не   братья.
-  Ему-то  откуда   знать,  он   от   силы   восемь  часов   жил,  когда   мы  расстались. 
          -  У  нас  разница  в   два   года.
-  Два  года!  Дурак,  ты   полагаешь,  что  твой  день   рождения  именно   твой.  Как  бы   не   так.  Тринадцатого  июня  вы родились -  близнецы.
-  Оно  и   видно,  зеркальное  отображение.  Как   две  капли…
-  По  зодиаку   близнецы. Если  ты   не   способен,  может  он   мне   внука  подарит,  на  худой   конец,  внучку. 
-  Спартак   в   монастырь   подался,  в   монахи,  от  какой  сырости там   внуки  заведутся?   
-  Правильно,  куда   бедному   деваться,   когда   брат   родной  его  картины   продаёт   и  на  том   жирует...    Я  всё   знаю.
-  Пора   сиделку   менять.
-  Меняй,   не   меняй,  от   правды   никуда  не   денешься.  Опять   убегаешь,   погоди,  я   ещё  не  всё  высказала.
-  Придётся  тебя  в  богадельню   определить,   страдалицу.
     -  Не  сдашь,  побоишься  огласки,   звезда   фанерная!.. Ушел.
«Ничего, через  месячишко  заявится».
«Столько   времени   держался  и,   нате,  опять  зашёл.  Она, разговорами как  паутиной  оплетает,    притягивает  и  жалит. Подумаешь,  Елена  с   ребёнком, «Цепи  мои  нежные…»,  неизвестно  от  кого.  Даже   если  ребёнок   мой,  что   тут  страшного?   Живёт   себе  с   матерью,  горя   не   знает,  фамилия  другая...  Я - иное   дело,  меня  почти   вышвырнули.  Почти!  Второго,  допустим  Спартака,  точно   выбросили.  Надо   будет   спросить  Костика,  нашли ли они  эту  Валерию,  беременную?»

    Глава  29
«Янычары» 

     Малыши   сладко  сопели,  их  осчастливленная   мать   решила   основательно   прибраться,  сдать   пустую   тару,  постирать  пелёнки   с  распашонками,    прочее.  Не  успела.   В  дверь  постучали,  довольно вежливо,  но  очень  настойчиво.  Открыла.  На   пороге незнакомые  женщины,  приветливо   улыбаются.  Представились комиссией  от  Лиги  защиты  материнства.  Прошли.  Приветливость  словно   ветром  с  лиц  сдуло.  Посчитали   пустые  бутылки,  сняли видеокамерой  неубранную  квартиру,  написали   протокол  и,  пообещав вселенские  неприятности, в  полном   негодовании  ушли. 
«Чтоб  вы  сдохли!»
    Афелия  стала   торопливо   рыться  в  сумочке,  пытаясь  найти   телефон,  оставленный   ей   Денисом.  Не  нашла.   Оставив  Даньку  и  Катю  на  хозяйстве,  побежала   к  доброжелательной   соседке   на  работу,  благо  дело,  недалеко.  Та  в  местной   командировке,  будет  только  завтра.  Куда  ни  ткнись,  везде   непруха.  Вечером,  когда  отчаяние,   достигнув  наивысшей   точки,  стало  опускаться  в  тину   безразличия,  пришла  долгожданная  соседушка.   Покалякали,  решили,..  что  могут  решить  две   напуганные  неизвестностью  женщины?  Придумали   говорить,  что  никаких  бутылок  и  беспорядка   в   квартире   не было.  Соседка  обещала   завтра   же   найти   по  своим  каналам  этого   очкарика  Дениса.  Он  парень интеллигентный, с  понятиями,  поможет.
    Денис  настращал  ещё  больше  и  прокуратурой  и  милицией,  и  ФСБ,  разве  только  богом  Аллахом  не   грозил,  но   туманные  намёки   на   чёрные   обряды, костры   и  ленточки   бросал. Глупая   соседка  возьми  да  и  бухни:
-  Она  уж  задумалась,  не   продать  ли  малышей  за   границу,  богатеньким   капиталистам,  правда,  Феля?
-   Не  знаю,  разве   можно?
-  Такая  форма  устройства  младенцев  имеется,  но  всё   должно   быть   сугубо   добровольно.  А  что,  это,  пожалуй,  выход   из  вашей   сложной  ситуации,  Афелия  Степановна.  Отдел   зарубежных  контактов   нашей  Лиги  может  заинтересовать  ваше   предложение.  Вы  намерены  решить   вопрос  с  обоими  младенцами?
-  Не   знаю.
-  Ты,  Фелечка,  говорила,  что   хочешь  одного   отдать,  что  двойня   слишком   для  одинокой   женщины, - вспомнила  соседка.
-  Я говорила?  -  удивилась  Афелия.
-  Не  я  же,  у   меня  и  детей то  нет.  Ты  вспомни,  когда  мы  с   тобой  тут - соседка  выразительно  щёлкнула  пальчиком  по  шее -    сидели,   ты   сказала,  что  Рэма,  у  которого  на   мошонке  родинка,   недолюбливаешь.  Денис, сколько  один  ребёнок   будет  стоить? 
-  Наша   организация   не   торгует   детьми,  мы   оказываем,  из  гуманных   соображений,  посильную   помощь,  только   и  всего.  Охрана   материнства – первостепенная   задача  нашей   организации,  если  мы   убедимся   в  искренности   ваших   убеждений,  будем   располагать  положительными  данными  о  семье  или  человеке,  желающих  заключить   контракт   на   усыновление  ребёнка,  мы   подключим  свои   усилия.  Вы  просто   привели  меня   в   замешательство   своей  настойчивостью  Афелия  Степановна.  Так  и  быть,  я  назову  примерную  сумму  -  три   тысячи.  Лига  комиссионных  не   берёт.
-  Три  тысячи   рублей? -  разочаровано  произнесла  соседка.
-  Нет,  скажем  так,  у. е.
-  Ага,  долларов,  значит.  Это ж, у. ет. твою  мать,  даже  очень  неплохо,  правда,  Фель?
-  Не  знаю.
-  Мы  согласны, давай,  Денис,  своего  американца  или  германца.  Фелька,  чё  молчишь,  я,   что ли  мамаша? 
На  следующий  день   пришла   та  самая  комиссия,  которая   и  заварила  сыр-бор.  Надели  белые  халаты,  долго   рассматривали  родинку  у  Рэма, заодно   посмотрели   и   выслушали  Ромула,  тоже   оказался   пригодным,  мальчиком.  Но   какие-то  сомнения   мучили  ответственных   представительниц.  Так   и   ушли,   не   дав   ни  положительного, ни отрицательного ответа. Сплошная бюрократия!
  Поневоле   вспомнишь  Клавку   с  Катькой:  без  долгих  антимоний,  сунули   малыша  в  «Победу»  и   рванули   за   винцом.  Всё   гениальное  в  простоте,  граждане   из  защитительных   лиг.
  Соседка,  после   столь   неоднозначного  визита,  всё   кликушествовала: «Не  возьмут,   оглоеды,  забракуют!  Что  ж  тогда  делать,  Фелечка?» Афелия  не   знала   и  не   предполагала,  ей  уже   порядком  надоела  соседка  и  лига,  и  дотошные  комиссии.
  «Скорее  бы  разрешилось  в  любую  сторону,  пусть   забирают  обоих,  даже   бесплатно.  Не   совсем,  конечно,  но  за   пять  штук  отдам  вместе   пелёнками  распашонками  и   памперсами.  Мне  хватит   старших.  Взрослые,  сами  себя  обихаживают,  а   уж   на   пять  штук  я  им   и  себе  обнов  накуплю,  маме  в   больничку   передачу   сделаю.  Хотя  нет,  она  на   полном   обеспечении,  да   и  не поймёт   ничего,  не  та   стадия.  Больная  она,  что  возьмёшь...»
       Через  два  дня   томительного  ожидания  приехал  Денис    в  сопровождении дородной   иностранки, с   неестественно  худой   шеей.  Валерии  даже померещилось, что  она  где-то  видела  эту  матрону, но  события,  развернувшись весьма   стремительно,    исключили  зуд  воспоминаний.  Пришлось  подписать  уйму   бумажек,   обязательств,   пересчитать  деньги,  выданные   ей  в  рублях   по  курсу   Центрального   банка.  Деньги  Денис  выдал   не  все,  только   половину,  как   он   выразился:
-  Первый   транш,  второй  ожидается  через   восемнадцать  дней.  Если  вы,  Афелия  Степановна,  согласитесь  решить  вопрос   таким  же  образом  со  вторым  младенцем,  процедура  будет  не   столь  обременительна.  Подумайте, Афелия  Степановна.
-  Я  согласна. Они  попадут  в   одни  руки,  и  как  узнать  к   кому?
-  К  сожалению,  Афелия  Степановна,  эти   сведения   носят  конфедециальный   характер  и,  в  интересах  детей,  а  также   наших   клиентов,  не   разглашаются.  Некоторые  категории  детей  наши  партнёры   берут  на  консигнацию,  то  есть  с   испытательным  сроком.  В  нашем  случае  никакой  консигнации,  но  возможны   другие   варианты,  которые  ни   в   коем  случае  вас   не  обременят.  Мы   ратуем  за   удобства   своих   партнёров.  Таковы   правила,  принятые  в   мировом   сообществе,  не   нам  их  менять.  Одно  могу   вам   подтвердить,  дети  попадают  в   надёжные   руки.  Да,  ещё   один  момент,  вынужден   забрать  весь  этот  ворох  документации с  вашей   подписью  для   регистрации  сделки,  я  хотел  сказать  не  сделки,  а  ребёнка  в  соответствующих  инстанциях.  Вы   не   возражаете?  Спасибо.  А   где   же   ваша,  столь  агрессивная,  родственница?
-   Соседка.  На  работе. Передать  ей  что  ни  будь?
-  Нет,  очень  даже  замечательно,  что   она  отсутствует.  Ну,  попрощайтесь  со  своим  почти  зарубежным  родственником  и  подумайте  о  втором  этапе  наших   отношений.  Полагаю,  вы   внакладе   не  останетесь.
-  Идите  уж... - Афелия  со  слезами  на  глазах,  бросилась  в  ванную  комнату. 
    Матрона  положила   Рэма  в  плетённую  корзину,  пролопотала  нечто  вроде  «ауфидерзейн,  майне кляйне,  лезен  зи мираж»,    торопливо  вышла.  Странная  женщина,  совсем  мало  похожа  на   немку   или  англичанку.  А  впрочем,  мы  их  совсем  не  знаем,  как  и  они,  сердешные, нас.  Эти  западные  фильмы   про  русских  разведчиков напоминают наши  шедевры   военных  времён,  только  теперь  мы  в  роли извечного зла –  изгои, коммунистические  уроды,  тупоголовые  бандюки,  белобрысые  ублюдки.  Не  любит  нас  благодатная   Европа,   презирает  кичливая  Америка.  Раньше  боялись,  теперь только  опасаются,  а   зря!... 
Мы  к ним  своих  младенцев   зашлём,   подорвем  изнутри  их  ханжеские  устои.

Глава  30
«Сверкают  огни  казино»

    «В  иных   случаях,  «крыша»  весьма  облегчает   жизнь.  Ну,  какой  прок  от ментов,  блюдущих  закон.  Разделены  на  ведомства,  работают  по  старинке.  Иное  дело  братва Пецы.  Пеца - нормальный  бугор  с  крепкими  понятиями. Пеца  берёт  по-божески, работает  надёжно с искоркой!  Лёньке то  хорошо: «Найди,  Костян,  Валерию,  которая  вовсе  не  Валерия,  но  зато  беременная,  если  не   родила».   Костик  и  думать  забыл  о  всяких   роженицах,  мало  ли  закидонов   у    творческой  личности.  Так  Лёнька  обиделся  не  на  шутку,  велел  срочно   найти  и  разузнать.  Ну,  отправил Пеца двоих,   ну   разузнали  они,  что  баба  с  тараканами,  что  родила   двойню.  Одного  дедовская   группировка  за  бугор   сбагрила,  другого   пасут.  Эта  Валерия и  его  продать  не против,  кто  ж   от  бабок  откажется,  даром,  что  шиза.  Дедовские  тоже  в   чистой  прибыли;  ни  мочить  никого,  ни  грабить  -  завидный  бизнес.» 
    После  репетиции  Костя,  что  прояснил,  то  и  вывалил:
-  В   общем,  Лёнь,  не  знаю,  стоит  ли  ей  денег   давать,  если  она  пацанятами  торгует   направо  и  налево.  Одного  уже   сбыла,  второй   на  торге.  Алчная  и,  к  тому  же – шизанутая.
-  На   учёте?
-  Вроде   нет,  но   мамашу  её в  дурдом  года   три   как   поселили,  считай   навечно.  Раньше  на   киностудии  архивариусом   работала,  умная   была,  грамотная.
-  Валерия?
- Нет,  Климентина, её  мать. А   у  этой,  Афелии,  блин,  Степановны  свои   прибабахи,  братки  говорят, сатанистка.
-  Много  они   понимают.  У  самих   лапы  по  локоть  в  крови.
-  Не  знаю,  за  что   купил,  за  то  и  продаю.  Так   что,  может  отслюнявить  пару ей  штук  и  забыть.  Остальное - Спартаку, на  Храм.  Бабки я уже  достаточно   прокрутил.
-  Куда  они   первого  отправили?
-  Пацана?  Вроде  немцам...  Киндер-сюрприз  из  России.  Я  удивляюсь  этим  европейцам  можно   подумать,  что  там  своих ублюдков  не   хватает. 
-  А   второго,  куда  наметили?
- В  штаты.  У  дедовских  этими   делами  Денис  заправляет,  толковый   парнишка.  Сбил пяток подходящих  вуменш, бабло лопатой   гребёт.  Не  вижу  особого  смысла  в   финансировании  этой  Калерии.
-  Валерии.
-  Конечно,  особливо если учесть,  что  по  паспорту   она   Афелия,  а  пацанов  нарекла  Рэмом  и  Ромулом.  Ромула  в  янки  готовят,  Рэм   в  швабы   записан.  Помнится,  в  Дойчлянде,   некий  Рэм  уже  наводил  арийский   порядок,  может и этот  вырастет да завопит: «Сарынь  на  кичку,  фройлян  в  Рейн,  зиг  хайль,  майн  брудер!»   
-  Смешно.
-  Не  грусти,  она   вернётся,  и  вы  поженитесь.  Звонили  твои   земляки,  приглашают  на   какое-то  летие  их  промкомбината,  обещали   неплохо   заплатить.  Обсуждать?
-  Нет,  туда  я  больше   не  ходок. 
-  Непатриотично,  за  хорошие  бабки…
-  Мальчишки  от   Спартака?
-  Вроде…  В  крайнем   случае,  исполнения   японской  народной   песни  «А  то-му  ли  я  да-ла?»,  что  в   переводе  на   русский  обозначает – «Сомнение»  не   наблюдалось.  Кстати, при  современном  развитии  медицинской  мысли, возможен  любой  анализ как на химическом,  так  и  на генном  уровне,  обеспечивающий  стопроцентное   определение  родственных  связей  между  отдельными  индивидуумами.  Фу,  даже  упрел  от  собственной  просвещённости.  Значит,  зашибать  бабки  на  ниве   патриотизма  не  светит.  Прирастать  богатствами,  по   наставлению  Михайлы   Васильевича,  бум  Сибирью?
-  До  Магадана,  включительно.  Ну,  и  как  этот  анализ   проводится?
-  Квалифицированно, за  умеренную  плату. Годятся  всевозможные  носители  хромосомных  спиралей обследуемых, от  мочи  до   крови.  На  кой   тебе  эти  анализы,  алчная  мамаша   за  пару   штук  отдаст  весь  этот   орущий  сгусток   генов  с  превеликой   радостью.  Вопрос  в  другом,  согласятся  ли  дедовские?
-  Они  то  при  чём?
-  Здрасти,... приехамши-посрамши!  Пасли, прикармливали,  а  мы  нарисовались  и  за  здорово  живёшь  хапнули.  Нехорошо,  в  делах   следует  быть  честным. 
-  Сколько  они  запросят?
-  Вопрос  не  в  сумме,  вопрос  в сути.  Мы,  что  решили  покупать?
-  Я   гипотетически  спрашиваю,  просто   интересно.
-  Нездоровый   интерес. Миша  Яковлев  из  Нового  Йорка, недавно  погорел   на  любви  к   детишкам...
-  Да  я  не  в  том  смысле.
-  Смысл не  в  том,  что  по  манянь  кнутом,  смысл  в  том,  что  больно.  Когда  конкурирующие  супер  и  мега астры  просекут  мишурную  возню патриарха Вокуева  вокруг  младенца,  они,  с  помощью продажного   пиара, такого   нагонят,  что  «Жизнь  двенадцати   цезарей»  предстанет  невинным  лепетом,  а Леонид-стар величайшим  педофилом   всех  времён   и  народов.
-  Напугал.
-  Ежа  голым  задом.  Гражданин, младенца брать будем,  вам  чек  выписывать, товар  завернуть?
-  Работорговля  на  склоне  второго  тысячелетия.
-  Нормальный  пацан  из  раба  в  янычары  выбьется.  Лёнь, а  давай  Анталию  отбомбим  после  Сибири.  Там  нашего   народу,  с  пухлыми  лопатниками,  восемьдесят  процентов.   Все  стремятся   к    необузданному веселью и безумному транжирству. Работники  поп культуры, отберём у  турков  значительную  толику  уплывающих  за  рубеж  российских   баксов!  Нам,  Лёнь, положено  вести  патриотическую  пропаганду  на  чужой   территории,  в  особенности,  когда  слышен  тихий   шелест  малахитовых  купюр.  Уговорил?
-  Допустим...  Уладь   проблемы   с  крышей,  таким  образом,  чтоб  ребёнок   остался  у   матери,  дай   ей   денег.
-  И  бандюкам   платить,  и  шизе,  неэкономно.  Может тебе  отработать  в  ночном  клубе  для  братвы, разумеется.  Они  могут  клюнуть,  и  нам  дешевле. «Начинаем  ночной   концерт  в   честь  преступной дедовской  группировки.  ****ь*****ев,  слова  Алькапонова,  «Соловей  мой,  соловей, Соловей  Разбойников».  Исполняет,  супер  стар,  Лёнька  Вокуев,  аккомпанирует  на   микрокалькуляторе  его  дилехтур,  Костантин  Жарский!  Уважаемые  посетители,  убедительная   просьба, на   время  концерта   выключить  свои  пейжеры, сотовые  телефоны,  пистолеты,  автоматы,  гранатомёты». Согласен  на   подобное  спонсорство?
-  Костя,  тебе   бы   разговорным  жанром  заняться,  большой   талант  пропадает.
-  А  я,  что  делаю?  Будешь  братву  окультуривать,  разучи  «Мурку»,  фраер.
-  Я   её  с  детства  гундосил  и  «Ванинский   порт»,  и  «По  тундре,  по  железной   дороге…»  Обсуждай.

Глава  31
«Деньги,   деньги,  всюду  деньги»» 

    Комната,  в  которой  лежат пожилые больные, отвращает  людей молодых  и  здоровых.  Там,  в  лучшем   случае,  стоит   сладковатый   запах осыпающейся  перхоти,  валяются  седые   волоски.  Старики  не   любят  мыться,  проветривать  помещения,  им  всегда   зябко,  малейший   шум   раздражает.  Ничего подобного во  флигеле  не   наблюдалось.  Леонид  подозревал,  что   она  залегла  на   его  территории  с  определённой   целью.  С какой   сказать   тяжко,  но,   во   всяком  случае,  не  по   причине   болезни.  То  есть,  врачи-психиаторы,  неопределённо  намекают  на  затянувшееся   послешоковое  состояние.  Приватизировала  баба  магазин,  да   не   потянула  в  изменившихся  условиях  свободного  рынка.  Дальше больше – наехали  бывшие   дружки-приятели,  наслали  бандитствующие   элементы,  закрутили,  замотали  по  судам,  налоговым  конторам.  Дважды   по   окнам   квартиры   стреляли:  один   раз   из   автомата,  второй   раз   из   «Мухи»,  гранатой   возле кухонного  окна.  Какая   психика   выдержит?  Закончилось  пожаром   в  избе  матери.  Приехала  продавать  родное   гнездо,  так   в   ночь  перед  продажей хибара загорелась с  подветренной   стороны.  Пожарники   считают,  что  от  короткого   замыкания,  селяне,  спасшие  владелицу,  божатся,  что   незадолго  до  пожара  видели  улепетывающую  к  большаку  «Ниву».  Как  бы  то  ни  было,  телеграфировали  Леониду,  помогай, дескать,  не  чужая.  Пришлось  поселить  больную  на   время,  благо  дело,  флигель  пустовал. Теперь занят, надолго. 
    Леонид  поднялся  на  второй  этаж  флигелька.  Работница, дрыхнувшая  в   импровизированной   кухоньке,  испуганно  вскочила  с  диванчика.  Метнувшись  к  плите, загремела  кастрюлями. 
«Вся  прислуга одинакова;  им  бы   только  отлынивать  да подслушивать, такова их сущность,  будь  они  высокопоставленные  лакеи  или  просто  кухарки.  Но  нет  правил  без  исключения, случаются слуги фанатично  преданные. Те настолько  закабалены  харизмой  властелина,  что становятся  его  вторым  «я», страдая раздвоением  личности.  Неприятель  шефа   становится  их  личным  врагом,  друг – тонким  интриганом,  мечтающим внести ложку  дёгтя   в бочку  медовых  отношений  босса  и  подчинённого. Мудрый  король  все   интриги  при  дворе  провоцирует   сам,  а  простодушный  пытается  жить  дружно.»   
Анна  Романовна  была  седьмой  по  счету,  нанятой  Леонидом  для  обихода.  Предыдущих  больная  успешно   пере- вербовала   на  свою  сторону,  не  смотря   на  то,  что   зарплату  им  выплачивал  он.
-  Анна  Романовна,  Сходите  за  тортом,  к  магазину,  что  у  станции,  там  я  видел  свежие  разгружали... «Не  менее  получаса  ходить  будет.»
-  Так  надо  было  купить.
-  Что?
-   Так,  торт,  вам  всё  равно  было  по  пути... 
-  Денег  при  себе  не  оказалось...   «Наглеет  старуха.»
-  Это  у  вас  денег   не  оказалось?  Шутите...
-  Я  сюда  затем  и  пришёл,  чтоб  с  вами  пошутить. «Придётся  тебя  отправить  в   путь,   проторённый   предшественницами.»
-  Может  она  не  хочет...
-  Я  хочу!  Возьмите  свежий,  «Птичье  молоко». - Недовольно  бурча,  служанка  потёхала.   В  комнате  послышались  старческие  стоны, кряхтения.
-  Ты, что ли, сынок?  Уж  и  не  надеялась  увидеть   тебя.
-  Я,  бабушка,  не   надейся,  бабаня.   
-  Что  с  тобой,  обкумарился,  сына?  Вам  это  не   в  диковинку -  духовная  пища.   Раньше   мужики  обопьются  да  горло  дерут,  а  вы  нанюхаетесь  и скачите  голыми  по   сцене,  нет  на  вас  советской  власти…
-  …профсоюзной  и партийной  организации.  Ты,  бабаня,  у  меня  тут  филиал  мавзолея  открыла,  али  как?  Живее  всех   живых,     ещё  и  с  наставлениями.  Валяй,  учи  дурака  уму – разуму,  как     жить,  деньги  зарабатывать,  твою   прислугу   содержать.
-  Я  пенсию  получаю.
-  На твою пенсию, бабушка, киска  не  купила  бы  Вискас.
-  Никак  ты  мне   внука  сотворил,  что  заладил  как   попугай  про  бабушку?
-  Мои  дети,  тебе   племянники.
- Издеваешься.   А вот Спартак - добрый, коль от  вашей  дерьмократии  в  монахи  подался.
-  Ему  грехи  надо   замаливать.
-  Грехи?  Какие  у  него  грехи?.. А,  намёк  понятен – мои!  Тобой  придумано?  Сын  замаливает  прегрешения  беспутной  матери! Не  судите,  да  не   судимы  бу…
-  Спартак  человека  убил,  голову  отрезал.
-  Не  ври!..  Если  даже  убил,  значит,  было  за  что.  Молодец! Он  не  молодой  несмышленыш,  нельзя  давать  себя  в  обиду.  Бог  сказал, «око  за  око,  зуб  за  зуб», лучше  один  кающийся   грешник,  нежели  десять,  таких  как ты,  праведников. Пусть  кается,  может, и  мой   тяжкий  грех  замолит,  простит  мать   родную.  Я  бы от  такой  жизни сама  в  монастырь  пошла,  да   больных  не   принимают.
- - Тебя  туда  бульдозером  не  затолкаешь.  Нашлась  мне,  сестра  во  Христе...  У  Спартака  ребёнок,  двойня.
-  Двойня?  Там  что, монастырь семейный или  ещё  какие  новшества?
-  Подруга   его   родила,  здесь,  на   воле.
-  Да,  не   того  я  себе  оставила.  Теперь верю,  что  он   человека  мог  убить, мерзавец!  Не  то,  что  ты  мерином  скачешь,  потомство оставить не в  состоянии.  Для  кого  стараешься,  евнух?  Самому   за  сорок,  а  всё  козликом   взбрыкиваешь,  седину   закрашиваешь,  как  баба,  тьфу  на  тебя!  Привези  мне  внука,  посмотрю  и подохну  спокойно.  Ох,  не  того  я  себе  оставила,  не  того...
-  Торговка была,  торгашкой  и сдохнешь,  всё   выгадываешь,  но  даже  собственных   детей  прохлопала, как  магазин  и  родительскую   избу.  Ты - лживое цыганское  отродье!  Такая  же  тварь  попалась  Спартаку,  не   успев  родить,  одного  продала,  за второго  торгуется.  И  глядя  на  это,   я   должен  жениться,  оставлять  потомство,  плодить  твои  кукушечьи  гены?
-  Коль  своих   нет,  плоди   мои,  неврастеник.  Привези  того,  который  остался.   Как,  бишь,  его  нарекли?
-  Ромул.
-  Опять  цыган  в  нашем   роду,  Лёнька!
-  Какой  цыган?  Деревня  ты  моя,  деревянная  дальняя! Ромул – один  из  основателей  Рима,  вскормленный   волчицей.
-  Всё  равно, хоть  волчицей,  хоть  лисицей, вези  его  сюда.  Раз  Спартак   не   может,  я   взращу   и   воспитаю.
-  Мало  мне  мавзолея   в  собственном  дворе,  теперь  ещё   и  дом  малютки  откроем,  для  подкидышей.  Может  мне  убраться?..
-  Может… Да,  было  бы   неплохо.   Ты  думаешь,  что  я  не  в  курсе  про   твою  восьмикомнатную квартиру  в  Москве?  Ошибаешься,  я  всё  знаю.  Давай-давай,  беспутный,  убирайся,  будешь  мешать  воспитанию  мальчика.   
-  Я,  мешать!  Ты колодой   лежишь  три  года…
-  Как  лежала,  так  и  встану, если  понадобится.
-  Наглая,  сумасшедшая  бабища!.. -  На  лестнице   послышались  шаги,  вошла   работница  с  тортом   в   руках. -  Анна Романовна,  вы  уволены, завтра получите  за   месяц  вперёд.  Нет,  получите сейчас  и  уходите.  Прощайте!
-  Мне  идти? - Вопрос  адресован  больной.
-  Анка,  сиди  тут,  он   меня   отравить  задумал,  стрихнином  и...  сжечь в  печке. Не  уходи,  Аннушка,  спаси  душу  христианскую!
-  Мне  хозяйка  не  велят...
-  Анна  Романовна,  уходите!  Я  здесь  хозяин.
-  Не  знаю...
-  Хозяин  нашёлся,  глянь-ка,  Аннушка!...  Кулак - мироед!  Не  дай  бог такому топтыгину  в  лапы   попасть. Впрочем,  иди, Аня,  завтра   придёшь,  когда  он  уедет.  Если  головорезы  не  будут  пускать,  зови  милицию,  звони  на  телевиденье.  Пусть   снимут  на  плёнку,  как  сын  собственную  мать  зарезал.  Иди,  Аннушка,  всем  расскажи.
-  Анна  Романовна,  она   сумасшедшая,  я   ей   ничего   не  собираюсь  делать  и  не  намерен в  дальнейшем.  Идите,  торт  себе  забирайте, нам ничего не надо… - Леонид подвёл работницу к  двери.
-  Да,  меня  стрихнином   накормят, от  пуза!
-  Сумасшедшая,  что  возьмёшь.  До  свидания,  Анна  Романовна.  Она  всем  говорит, что  моя  мать,  не  обращайте  внимания,  болезнь  прогрессирует. -  Ошеломлённая  домработница, больше не  испустив звука,  ушла, неся  дар на  вытянутых  руках.
-  Испугался!   Ничего,  ты  меня  плохо  знаешь,  я,  таки,  припрятала   стрихнин  и не  погнушаюсь   наглотаться,  чтоб  тебя  подставить,  благодетель.  Прежде  письмо  напишу,  что  ты  давно  замышлял  меня  извести. Наглотаюсь  и  сдохну,  а  тебя повяжут. Повяжут  как  миленького,  не  поможет  ни  слава,  ни  связи.
-  За  что?  Что  тебе  от  меня  надо,  карга  старая?
-  Не  такая  старая,  как  ты  полагаешь.  Выкупи  мне   Ромула… Боже, до  чего ж  славно нарекла!  Купи  в  Москве   двух,..  нет трёхкомнатную   квартиру  на  меня,  и  я  отстану.  Все  расходы  возмещу.
-  Конечно, с  пенсии  отдашь, я  подожду…
-  Глупый  ты,  глупый! Решил,  что  я  зря  сорок  лет  в  советской  торговле  рубилась  или  свой,  приватизированный  универсам  за  бесценок   отдала,  благодетель драный.  Горлодёр  бестолковый,  ты   в  сравнении  со  мной  безлошадный  середняк,  понял?  Куда  тебе.  И  избу  я  сожгла.
-  Избу-то, зачем?
-  Затем...  Чтоб  покончить  с  твоим  и  со  своим  прошлым.  Нет  у   нас малой  родины.  Короче,  если  моего   сына   упустишь,  я  таких  неприятностей  наворочу.
-  Какого  ещё  сына?
- Ромула  Спартаковича  Вокуева!  На  меня пацана запишем.  Я  завещание  родной  кровиночке  напишу.  Тебе,  шиш  с  маслом!
-  Кто  на  тебя,  человеческую  трущобу,  младенца  запишет?   
- Кому  деньги  нужны,  тот  и  оформит.  Ступай,   устала  я. -  Женщина    поднялась,  достала   из-за  шкафа  початую   бутылку дорогого  виски,  отпила  глоток.  -  Так то,  Лёнька.  Ты  полагал,  что меня  парализовало, что   твою   грешную  мать  настигла   суровая,  но  справедливая  кара.  Ни-фи-га,  праведник!  Ошибочка  вышла. Там  знают,  что  я  не  виновата,  потому  не   наказывают.  «Виновата  ли  я,  виновата  ли я,  виновата  ли я,  что  люблю…»    Закончилась  моя  лёжка,  считай,  исцелилась…  Иди,  голубь, лети.
-   Старая  ведьма!
    «Крепка!...  Не  будь  у  меня  такой,... родственницы  жрал  бы  я,  на  брудершафт,  самогон  в  деревне...  Говорят,  Анатоха   сгорел  вместе  с пустым  коровником.  Что делать?  Пусть идет, как идет– куда   стремнина   понесёт.  Но  крепка, мерзавка!»
Многие  наивно  полагают, что  они  плывут против течения…   

Глава 32
«Ковчег  фараона» 

    Сольный концерт для  «дедовской  группировки» Леонид  давал  в  ночном  клубе  «Жако».  Публика  вела  себя  безупречно,  если  не   считать пару выстрелов. «Это  они  холостыми,  от  избытка  эмоций.  Извиняемся,  сейчас  нарушителей  приведут  в  чувства». Обошлось  и  без  нежданных  визитов  конкурирующих   организаций,  типа   «маски  шоу»  с  наручниками  и  «заречных»  с  гранатами,  которые  «дедовских»,  мягко  сказать,  не  приветствовали.  Лёня  сильно  не  напрягался,  предоставив   неограниченные   возможности   фанере,  особенно   в   разгар  мероприятия.  Для   приличия,  посидел  за  одним   столом   с  руководящей  макушкой,...   «организации».  Ребятня с  понятиями, некоторые с образованием, вели себя вполне уважительно и корректно.  Кроме  известной  договорённости,   повесили   солисту  толстую  золотую  цепь  на  шею.  Отказаться  было  неудобно,  но  не   цветами же  им  выражать  свои   эмоции,  братва  всё-таки. «Милые»  застольные   разговоры  на  профессиональные  темы  сводились  к  одному – дубовый,  изнутри  отделанный  дорогим  атласом,   гроб. Покойничков  зарывали  со  схороненным,   под  бортом   пиджака,  любимым  оружием,  так,  на   всякий   случай.  Средства  разные,   от  заточки  до  автомата,  но   гранату в  карман  обязательно.  Бомба   называлась  -  месть  фараона.  Плевок  в  будущее придумал  Денис,  самый изощрённый  среди  «дедовских»,  даже  его шеф  Слобода,  (Игорь  Геннадьевич  Леутов)  поражался  циничности  торговца проститутками и младенцами.  После   очередной  попытки  Дениса   подсесть  к  артисту  поближе, дабы  завести  душевный   разговор  на   короткой   ноге,  Леонид  предложил  браткам  песни   из  нового, ещё не обкатанного на публике,  альбома.  Быки  восторженно  взревели.  Работорговец,  понявший   манёвр  солиста,  потемнел лицом.  «Гонористый.»  Откатав  на  бис  пару  будущих  шлягеров,  Леонид   уехал, но  веселье   продолжилось. В  пику  вокалу,  Денис  выставил  в  «Жако» дюжину  подневольных  жриц  плотских  утех.  Дескать, посмотрим,  кто  лучше  понимает  запросы  криминальной  тусовки.
    На  другой  день  под  вечер  Леонид  взял  такси  и  инкогнито  отправился  по  известному адресу. Сидел  на  заднем  сидении,  слушая  свой  ремейк  «Шаги  по  воде»,  разошедшийся  в мгновение  ока.   
«Хорошо…  Хорошо,   когда  звёзды  благоволят  тебе,  когда   работа   в   радость,  когда  Мир,   даже  ничтожная  часть   его,   у  ног   твоих. Отработал Ромула  и глупо  философствую. Старею   видать,   ветшаю.   Не   буду   я  ей   покупать  квартиру  в  Москве,  пусть живёт в  доме,  в  крайнем   случае,  выкупит   его  у  меня,  раз   такая  богатая и гордая.  В   районе   Барвихи  есть  избенка  в  три  уровня  с  баней  и  бассейном. Владелец недорого   просит,  а   если  поторговаться,  так   вообще  халявой   станет.  Сожгла,  сволочь,  мамину  избу!  Я  там  каждый   гвоздик   любил,  крышу   сам   чинил,  крыльцо.  Старую  домину   не  жалко,  пусть  эта пользуется,  пацана  воспитывает…  Но  в умыкании и усыновлении,  я   ей  не  помощник,  просто  посмотрю,  что  из  себя  представляет мамаша. Но эта! Симулянтка! Богачка! Алкоголичка!   Отдаёт предпочтение,  видите   ли,  дорогому  виски,  а   я  для   неё  безлошадный   середняк!   Посмотрим,  наглючая   старуха,  кто  из  нас  безлошадный.  Там,  под   Барвихой,   заведу   лошадей,  а  тебе,  сродственница,   завинчу  такую  цену!..  Приехали.»
    Леонид, попросив  подождать, кинул таксёру Франклина, вышел  из   машины.  Обычный  подъезд пятиэтажки - мусор  под  ногами, ни  тебе  охраны, ни домофона,  дверь  на  одной  петле  висит,  запах  кошек, надписи на  стенах  лестничных   пролётов «Спартак – чемпион», «Вокуев – крутой,...  кал»...
  «Помнят,  знают.»
Квартирный  звонок  не   работал. Лёня  оробел, нерешительно  топтался на  площадке,  готовясь  уйти  восвояси.   Тут послышалась  возня,  дверь  отворилась  и,  чуть  не   сбив  Леонида  с  ног,  на  площадку   выкатились  чумазые  дети.  С  гиканьем и ревом  ребятня  пролетела   мимо,  не   обращая внимания на  ошарашенного  народного   кумира.  Леонид  Михайлович  продолжил неуверенно  переминаться перед  полуприкрытой   дверью.  Из   недр  квартиры   несло  запахами   манной   каши,  детских  испражнений  и  сигаретного  дыма.  Артист  робко  поскрёбся.  Никого.  Постучал  громче.  В прихожую  вышла  женщина   неопределённого  возраста   в застиранном   ситцевом  халате  с   сигаретой  во  рту.  Лёня  поправил  отклеивающийся   ус  и  выдавил  из  себя:
-  Здрасти,  добрый   день,  я  могу  видеть,..   Карелию?
-  Купите  билет  до  Петрозаводска  и  смотрите.
-  Извините,  не  понял.
-  Так  меня  ещё никто не  называл.  Деньги   принесли? 
-  Что?
-  Заходите.  А  Денис  где?
-  Занят,  я   за  него.
-  Ребёнка  сразу  заберёте,   или  опять  драную  комиссию   ждать?   
-  Комиссию,  наверно… 
-  Так ведь Денис обещал  без  всякой  помпы   в  шесть  забрать.
-  Когда  обещал?
-  Сегодня,  утром.  Говорит,  что  по  заказу  Вокуева.
-  Он  мне  ничего  не   говорил. – (На  часах  пять  минут  шестого.)
-  Здрасти,  вы -то  здесь  при  чём,  вы  что,  Вокуев? 
-  Да...  Я?...  Нет!  А  сколько  надо  денег? 
-  Как   условились,  две  с  полтиной.
- У  меня  только,  тысяча   семьсот  пятьдесят,  больше   нет  с   собой,   но  я   отдам,  честное   слово.
-  Угу,  честное  пионерское.  Взрослый человек,  а  усы  приклеил, не   стыдно!  Давайте  уж  что  принесли,  Ромула, как   велели,  молоком  с  водкой  напоила   и  в  коробку уложила,  спать  будет  часа  три, не  меньше.  Врёте   вы  с  Денисом, про  Вокуева. Спартак  с  ним  в  одном  институте  работал, можно   сказать,  родственники.
-  Как  родственники?   
- Так, братья...  От  одного  отца  и  разных  матерей. Берите  коробку   и  уходите,  скоро  Данька  с  Катей  вернутся,  они  против сделки. Я  им   скажу,  что  скорая  увезла, поплачут  и  забудут.  Валяйте,  конспиратор,  не  забудьте  должок  вернуть.
-  Верну.  А  что  ещё   Спартак  говорил  про,  э…  брата?
-  Да  врал  всё  и  про него, и про  Серёню  врал.  Не  убивал  он   никого.  Серого  Тот   зарезал.  И  Володя не сам  на  арматурину   напоролся.  Соседушка-то  моя,   больше   не   ходит,  деньги  заняла   и  носа  не  кажет...  Думает,  хитрюга,  я  не  поняла,  кто  меня   подбил  детей   продать.  Да  я  её и вашу  комиссию  собственными  глазами   лицезрела, когда  в  ресторане зенки шампанским  заливали, бесстыжие. Денис   с  ними  был,  вас,  правда,  не  наблюдала,  врать  не  стану. Как  звать? 
-  Меня?..  Вася.  А   Спартак  брата…
- Вася?  Гуляй,   Вася,  ешь  опилки…  Какой  он  Спартак,  одно недоразумение  да  и  только...  В  милицию  пошёл.  Я  таких   молодцов  родила,  а  эта: «Продай,  продай,  продай!»  И  ты, Брут, продался большевикам. Уходите,  пока  я  людей  не  позвала!  Ироды  вы  все,  младенцев  изводите!   
    Леонид,  с  ребёнком  в  руках,  вернее  в  упаковочной  коробке,  поплёлся  вниз. 
«Самый  настоящий  торговец  детьми,  подпадающий   под  грозную  статью   уголовного  кодекса.  Но   не  отдавать  же  его  Денису,  я   честно  отработал  свой   долг   перед  «дедовскими». Дела, ну  и  дела!  Куда  теперь  с  «этим»?  Как  назло,  такси  взял,  чтоб  никто  не  знал,  куда   еду.  Водитель,  вроде,  большой   пофигист,  и  коробка  в   багажник   войдёт.  Пусть  до   трёх  вокзалов  довезёт,  а   там  возьму   другого  или  отвезу  на  электричке.  Да  я  не  знаю,  как  в  неё  садиться!  А,  пусть  везёт  домой,  что  будет,  то  будет!   Нет, лучше  поеду    к  Костику,  он  поможет.  «Минус  сорок  два,..  в  тени…».


Глава  33
«Угли  любви,  сгорая» 

    Константин, без  выражения   посмотрел  на  коробку и посторонился,  пропуская  Леонида  в  квартиру.
-  У  нас на   носу  выборы?   
-  Какие   выборы?
-  Президента.
-  Нет.
-  Почему  же   некоторые  одиозные   личности, с  коробками  из-под  ксерокса, озабоченно шастают по  квартирам  рядовых  избирателей?
-  Там   ребёнок.  Спит.
-  Чебурашка?
-  Ромул.  Забрал  у этой, Амалии.   Купил...
-  Афелии.  Почём  нынче  младенцы?
-  Я   отдал  только  часть, тысячу   семьсот  пятьдесят...
-  В  рассрочку!  Похвально,  отличная   сделка.
-  Что  делать,  Костя?
- Здрасти,  берём  на  распродаже товар, даже  не  подозревая   зачем.  Как  его,   Калигула? 
-  Ромул. 
-  Ах, Ромул!  Ромул  совсем   другое   дело.  Подбросим   волчице,  и  пусть  строит  Рим  на  Клязьме,  в   районе   Загорянки.
-  Она   готова,  только  как   сделать,  чтобы   я  не  был  в  этом  замешан,  чтоб  не   догадались. 
-  Всё  тайное  становится  явным,..  в  своё   время.  Сделаем,  Лёнь. Теперь  о  деле,  новоявленные   турки  готовы   встретить   своего   кумира  с   простёртыми  купюрами  заокеанского   образца. 
-  Да-да,  программа  готова.  Костя,  надо  доплатить  этой  Валерии.
-  Афелии.
-  У  неё   ещё   двое  детей,   и  я  должен…  Тысячу.
-  Ладно. В   берёзовом  эквиваленте  даму  устроит?
-  Что?
-  Рублями,  спрашиваю,  пойдёт? 
-  Пускай  рублями.  Может   побольше?
- Хватит, все равно  прогудит.  Впрочем,  могу  устроить её ублюдков  на  съёмку  рекламного   ролика,  пусть  зарабатывают   сами,  если  смогут.  Если   не   потянут,  извини,  мы   не  Армия  спасения.
-  Справятся.  Ты  их  не   видел   и  сразу – ублюдки.
-  Хорошо, милые  детки  от разных  пап.  Лёнь,  ты   помнишь  Яну  Забудько? 
-  Сейчас  скажешь,  что  она  родила  ублюдка,  якобы  от  меня.
-  Не   скажу,  Яна  звонила  из  Сан-Франциско,  тебе   привет.
-  Осчастливил.
-  Ирония  здесь  не   уместна,  мэм  предлагает  тебе   свою   руку,  или  как   там  выспренно  про   узы  Гименея  поётся? 
-  Сердце  и  руку.  Пройденный   этап,   она   мне   такие   рога   нацепила   с  осветителем…  А  развод!  Приволокла  в суд  всех   евреев  Москвы   и… 
-  Да,  из её  увлечений, и не только с осветителем,  Лёнь, ты мог  настоять железнодорожную  цистерну   пантокрина, в  то  же  время настой из Яниных рожек заполнил  бы океанский  танкер. Вы  квиты.  А  суд – ерунда, дались тебе её евреи.  Можно   подумать, что  ты   антисемит.  И  потом,  у   еврейки  соответствующие  родственники. Что   ей   татар   приглашать?  Короче,  ты  заключаешь   брачный   контракт   с  гражданкой  Соединённых  Штатов,  приобретаешь  на   законных   основаниях  коттедж  на  берегу  Тихого  океана  и…
-  Она,  у   меня,  благополучно  его   отсуживает.
- Обижаешь,  начальник.  Забыл  про   брачный   контракт?  Я,  между   прочим,  с  Раей   уже  разведён  и  намериваюсь   подобным манером  прикупить   недвижимость  в   Калифорнии.  Сделка  с  Риммой. Потом  переоформлюсь.  Будем   соседями,  Лёнь!
-  А  деньги?
-  А  зачем  мы  в   Турцию   собрались,  потом  на  Кипр?  Есть в  тех местах  некоторые  сточные  каналы   для  грязных   денежных   потоков,  со   слабой   фильтрацией  и  сливом  на  другом  континенте. 
-  Не  поймают?
-  Кого  и  зачем  ловить?  Ты,  вообще,  не  в  курсе,  я  всегда  могу  представиться  облапошенным  директором.  Так  что…
-  Прощай,  немытая  Россия…
-  Не   прощай,  а   до свиданья.
-  Ну  да,  кому   мы   в  Америке  нужны  со  своей   балалайкой.
-  Как  и  в  России,  когда  нишу   потеряем.  Не  надо  о  грустном,  наше  дело – нести  людям   доброе,   вечное... наше искусство за  их  деньги.
-  Кажется,  ребёнок   проснулся.
- Значит  живой.  Я  тебе машину  вызову...  О  мальце   не  беспокойся,  пристроим   его  к твоей  квартирантке. Феликс  Эдмундович,  мой  земеля,  на  заре  советской  власти  провозгласил  борьбу беспризорщине,  чем  мы  хуже  чекистов.  Мы  лучше, мы не чека,  но  чеки  выписываем.  Значит,   с  Яной  решили?
-  А  ей  зачем  эти  хлопоты?
-  Известно  зачем,  за   проценты.  Или  Яне  идти  на  заводы  Форда  поднимать  народную  американскую  экономику?
-  Ладно,  но  только  без  юридических  закавык  с  плачевным  для  меня  результатом.  И  ещё,  спать  с  бывшей  женой  я  не  намерен.
-  Не  царское  это   дело,  прикажем…
-  Именно.  Абсурд  какой-то,  Ромула  от  Америки  спасаю,  сам  в  то  же  время  гешефты  за  тёплое местечко  в  Штатах  устраиваю.  Где  логика?
-  Вся  логика в силе. Наша сила – в  плавках, говорили  советские  сталевары.  Но мы не  будем,  как  советские  радисты,   поднимать бокалы  за  связь  без  брака,  мы  устроим  брак  в  связи  с   необходимостью  обеспечения   каждой  семьи  благоустроенным  коттеджем  на  тихоокеанском  побережье  Америки.  Догнать  и  перегнать мировой  уровень   благосостояния - вот наша  первоочередная  задача!  Ура,  товарищи!   Мы  передавали  призывы  Центрального  комитета  к  празднованию  дня  российского  похитителя  детей.  Лёнь, хочешь, мы   тебя  настоящим  евреем  сделаем?
-  По  паспорту?
-  И  по  паспорту  и  по  крови.  Ты  же,   вроде,   имеешь  основания?
-  Нет,  не  хочу.  Я   русский…
-  Все  мы  россияне,  понимаишь.  Ты, по  утверждению  твоей,  допустим,   сестры, - русский  еврей.  Папа  у  тебя   почти  юрист.  Поднимем  связи,  сварганим  метрическое  свидетельство…
-  Зачем? 
-  Возьмёшь  второе  гражданство,  на  всякий   случай.
-  Нет,  я  не  вижу необходимости.  Я  русский  по  всем  признакам,  какая  бы  мешанина  в  моей  крови  не  присутствовала.  Моя  мать  из  Великороссов,  из  настоящих  руссов,   смешанных  с  меря,  это  не  так  уж   плохо,  если  не   сказать  хорошо.  У  меня:   от   славян  дикость,   от  зырян – кротость,  от  цыган  любовь  к  вольной,  кочевой  жизни…  Чем я  не  русский?
-  Цыгане  откуда?
-  Был, цыган,  точно  знаю.
-  А  Семён?
-  Семён Игоревич  в  Израиле.  Маракует,  как  ему  свинтить  от  всех   этих   палестинцев  в  Канаду.  Передал  этой   письмо  с  жалобами  на  соплеменников,  мол, ребята  там  свои, но  слишком  много   их   в  одном  месте  собралось,  а  это  уже  полный  отстой.  Так  что  не  надо  меня  делать  евреем,  мне  больше  русским  нравится.    
-  Правильно,  сделать, не  есть  быть.   «Линкольн» подъехал. 
    Леонид  как  был  в конспиративном  гриме,  сел  в  машину  и  укатил  на  квартиру.  Константин  вплотную  занялся  судьбой  Ромула.

Глава  34
    «Храм  Покрова»
 
    Монастырь  постепенно  преображался. Для  начала, наладили скудный  быт, наскоро    отремонтировали  трапезную,  оборудовали  кухню,  утеплили  кельи. Иное  дело  храмы,  тут торопится  не  резон,  надлежит    делать  основательно,  с  чистым  сердцем  и  открытой Господу душой. Приступили с извечной   российской  раскачкой,   медленно, неторопливо. Нагребали  кучи  мусора,  снимали  навешенные на  храмы  механические  устройства, двигатели,  прочие  ужасы  колхозных хранилищ. День за  днём  обитель  преображалась. Спартак, не  испытывал  острого  желания принять  постриг,  но   от  монастырского  устава  не  отлынивал, молился,  соблюдал  посты  и послушания.  Братия  относилась  к  нему  с  бережливым  уважением,  освободив  от  грубого труда. Из всех  обитателей   монастыря только он один владел ремеслом художника, одарен мастерством реставратора. Так  и  жил, от   одной   росписи  до  другой,  от  одного  храма  до  другого.  Гулкая  тишина, запахи  ладана,  воска,  кисти,  краски  и  полная  свобода   размышлений. Однажды, при расчистке росписи начала девятнадцатого  века,  в  лике  Девы  Марии  он  узнал  покойную  мать.  Долго  не  мог  прийти  в  себя,  до  чего  же  явно  было  подобие. И хоть убедился, соскребя  в  другом  месте, что   есть    более  древние  слои, решил  восстанавливать этот, с  ликом   матери.
То  была  не  работа,  то  было счастье.
    «У  мамы   до  сорока  лет   не было  детей.  Я  появился   совсем  неожиданно,  когда  почти  все  надежды угасли.  Любовь  и нежность   измаявшейся души  хлынули  бурным  потоком.  Мама  даже  не  стала  возражать  против  папиного  желания  назвать  сыночку  таким  странным  именем.  «Пускай  будет  Спартак, - решила  она, - в  сочетании   с  отчеством  звучит  вполне  гармонично».  А  уж какой умницей  рос сынок, - мамина  радость,  папина   гордость. Отец  был  большой  человек,  не  по   габаритам и должности, а по  душе и  сердцу.  У  нас  была  удивительная  семья.  Бабушка, Эльжбета  Яновна  Сосницка, католичка, что хранилось в жуткой тайне, во  внучке  души  не  чаяла. Пребывая в санатории  славного  города  Одессы, путевку, куда оплатил любимый зятёк Гелий  Козюлин, совершила  в  семье  советского  руководителя своего  рода  пакость: снесла  дитя  в  костёл  и  окрестила. Как  идейный  коммунист,  отец  исповедовал  одну   религию - Устав  партии.  Иное  дело   его  крестьянская   родня,  особенно  бабушка Глафира,  сильно  разобиженная  на  сына. «Уехал  из  села  Гурий,  вернулся  Гелий. Что  за  Гелий,  зачем?  Нешто можно,  родителев  обижать?» Со  временем  успокоилась,  так  новая  напасть  с  внуком…   Ба-Глаша, догадавшись  о  последствиях посещения  им одесского костёла, перекрестила гостившего «мнука»  в   истинную веру.  Переход  в  православие  совершалось  при  некотором  осознании  процесса,  ведь  Спартаку  незадолго стукнуло  семь  лет.  Батюшка,  глядя  на  рукоположение отроком креста, заподозрил  нечто  неладное,  но Ба-Глаша  сумела  убедить  служителя  культа  в   непричастности  «мнука»  к  антагонистической  православию  ветви  Христианства.  Обманула.  Иное  дело  имя,  Спартаков  в  православии  не было  и быть  не  могло.  Что  ты  будешь  делать?  В  день  крещения  были  именины  Инны, но  сошлись на  Егории.  А  коль  в  ЗАГСе  ребёнок  поименован  Спартаком,  батюшка  своевольно   записал  его  Инной. Обманул.  Ба-Глаша  о  поповской  подлости узнала  спустя  несколько  лет, случайно,  да  только  рукой   махнула.  «Что  с  им, окаянным,  сделаешь.  Правильно  Гурий  говорит:  «Попы – опиум  для  народа». Смесь имён, религий и идеологий,  низвергшаяся  на  бедного  ребёнка,  привела  к  ответному  результату.  Дабы  не  огорчать  Ба-Лизу, Спартак  крестился  на  левую  сторону, а чтоб  Ба-Глаше  было  мило, крестился  по православному,  нисколько  не  задумываясь  и  не  терзаясь  своей  пионерской совестью. Рука  не  отсохла  ни  от  крестного  знамения,  ни  от салюта юного ленинца.  Давненько  это  было,  настолько  давно,  что  сейчас  кажется  глупым  кривлянием  или детской выдумкой.  Раньше  представлялись  невозможными  вера  в  Бога,  монастырь,  росписи.  Столько  воды  утекло,  все   родные   люди  умерли,..  почти  все.  Остался   он   на  свете   неприкаянный.  Друзьями  как-то  не   обзавёлся,  родственники со стороны мамы сгинули,  папины – слишком  отстранены  и  за своего не  признали. И я  их … Папы  после   третьего  инфаркта не  стало.  Умер  легко, шёл по своему комбинату,  упал....  Мама,  затосковав,  пережила  его  на  год  и  три  дня, уж  очень  страдала  без него. Потом Валя  разлюбила,  возможно, и не   было любви.  Принялась,  как  шальная,   деньги  зарабатывать,  то  в   Польшу  мотнет,  то  в  Китай,  то  в  Турцию.  С  огромными   клетчатыми  сумками  «мечта  оккупанта»,  ей ли!  Тяжело.  Может  уже   не   ездит?.. Не  стало   родителей и  всё,  как  будто  локомотив   с рельс  сошел,  а  он   в той поездке  в   первом   вагоне  сидел.  Сорвались   они  под   откос, ржавеют,  а  остальные   составы,  стуча  на  стыках,  несутся  мимо… Пожалуй,   хорошо,  что  родители  не  дождались  этого.  Впрочем,  кто,  кроме  Маяковского,  знает,  что  такое   хорошо? Я  познал «Что  такое   плохо»,   когда   отселился  в  коммуну.  Валя  настояла,  пришлось  уступить  ей   квартиру.  Я  бы   и  так   ей  с  ребёнком оставил,  но  она ничего,  кроме   шантажа,  не  придумала. Сам  виноват,  позволил  разобрать  папины  архивы.  Она  рылась,  рылась,  пока не раскопала  дневники  и...  Главное,  сразу  ничего  не  сказала,  затаилась  как  сиамская  кошка,  потом  прыгнула,  ошеломила.  Дрянно… Впрочем  я  тоже собрался  поступить  подобным  манером,  да совесть… Если честно,  не совесть,  не  совсем  совесть - кишка оказалась тонка. В  такие  игры  играют  тигры, а  я… Собственно,  моя  подлость  никому,   ничего хорошего  бы  не  дала. Валя  за  квартиру  билась  не  просто  так, а  для ребёнка.   Добилась.  Я  как  бы  спасал  добрую  память  родителей,  и  себя...  Хотя,  что  жуткого  в  их  супружеской  тайне?.. Не  знаю.  Они  не  разглашали,  и я  не  желал,  чтоб узнали,  обсуждали… Дневники  сжег  сразу, предмет  шантажа   при  мне...  Зачем  только?...  Просто  храню,  как  память  о постигшем потрясении,  которое перекувырнуло  жизнь… Вскоре, случилось  чудесное  видение  со  Звездой…  И  даже  после  этого не  покидала   подлая  мысль  насолить  другим.  Стыдно,  ой  как  стыдно!  Слава  Богу,  не  материализовал… Страшно,  но пора  принимать  монашеский  сан,  иначе  буду  всю  жизнь  колебаться,  не  воротиться  ли   в  мир…   А   церковь  с  Матерью, хороша!  Душу   ублажает.  Уж как  я натерпелся с  убийством  Руслана!... Который   Сергей. Господи,  прости   меня,  если   на   мне  кровь,  не   желал  я!   И  Валерию  вразуми,  не   ведает,  что  творит,  и  Леониду   помоги,  и  дитя   сохрани…  Возможно  нет  у  меня   ребёнка,  выдумки  Валерии,  а  я  поверил.  От  Леонида ни  весточки, ни  письма.  Кто  я   для   него?  Никто,  и  звать  меня  «никак».  У  Леонида  своих   забот   полно,  опять  же   больная  на   шее. Несчастная   и  сиротливая.  Не  важно,  по  какой  причине,  человек  обездолен, пусть  даже   по  собственному  желанию»…   
Шаг  за   шагом,  день  за  днём,  Спартак  отдалялся  от  суеты  мира,  от  человеческих   страстей.  В  памяти  стирались  мгновения,  эпизоды  и  годы  прошлого.  Образы  людей, некогда  дорогих  ему,  туманились,  уходили  в подсознание, сохраняясь  как  нечто  ценное,  но отвлеченное,  как  и  всё,  что  повстречалось в  жизни. 
«Добровольное  заточение  -  обратный   полюс  принудительного  заключения.  Здесь  не  нужна  колючая   проволока,  вышки,  автоматчики. Некогда,  в  тридцатые   годы,  в  далёкой  сибирской   тундре   существовал   Отдельный  лагерный  пункт,  внутри которого,  за  колючей   проволокой. Вышкари охраняли провиант  и  самих  себя,  а  зэки:  и  политические, и  уголовники, находились  снаружи.  Вроде,  беги  на  все  четыре   стороны!...  Одна  незадача,  до  ближайшего   поселения  чуть  более  тысячи  вёрст,...  вот  и  убегай.  Попытки,  конечно,   были; срывались  по  глупости,  от  отчаяния,  но  вопрос  в  другом, кто находился  в  заключении?... В  заточении всегда слабые,  сильные на  воле.  За  стенами  монастырей  нет заключенных, ибо мощны они духом...  Кстати, о  политических  узниках,  что  за  никчемная  романтизация злодеев,  чем  они  лучше  уголовников? Своим стремлением  захватить   власть  и  диктовать условия народу? Да  это хуже злоумышленника, обкрадывающего  одиночку... Политики  желают  грабить не  по неписаным бандитским  правилам,  а  разбойничать  тотально,  по законам, ими же изданными. Нет,  мирское  общество  несовершенно,  и  мне  нет в нём места... Вот  классические  сюжеты  из Библии.  Сотворение  Мира,  Адам  и  Ева - чистые  незапятнанные  люди,  но их  дети  Каин  и  Авель... Что  они  символизируют? Начало  новых  отношений?... Бог  принял  жертву  Авеля,  тем  самым  спровоцировал  неприязнь  Каина  к  брату.  Для  чего?  Чтоб  произошёл  естественный  отбор?  Каин  остался  на  земле  для  продолжения  рода  человеческого,  грубого,  завистливого,  но  сильного  и  решительного  иначе  людям  не  выжить  в  жестоких  условиях  Бытия.  Я  вырос  в  неге  и  холе,  прилежно  учился,  весь  из  себя  примерный,  правильный,  но  люди  не  приняли  всю  эту  праведность и  благие  намерения. В  то  же  время  иные  мерзавцы ни  о  чём,  кроме  собственной  корысти  не  помышляют  и  день  ото  дня  благоденствуют...»
За   лесами,  сооруженными  на  входе   в  храм,  что-то  упало,  кто-то  чертыхнулся.  Спартак  вздрогнул,  повернулся   всем  туловищем  и  узнал   Леонида.
-  Здравствуй, блин, брат  во  Христе.  Еле  пробрался,  ты,  что  специально   завалы   устраиваешь?  Я  к  нему   с доброй  вестью   спешу,  можно  сказать  с  Евангелием, а  он  забился  в угол   и  ни  гу-гу.  Не  рад  гостю?
- Спаси Господь... Не  ожидал     сегодня,  вот и растерялся.  Проходи,  садись.
-  Дай тряпку  ботинок  оттереть,  вымазался  в краску, чёрт  побери!
-  Не  богохульствуй!   В  храме  находишься.
- Извини,  нечаянно  вылетело.  Задание  выполнено,  ваше  преосвященство,  Ромул  у  нас.
-  Какой  Ромул?
-  Ромул  Спартакович  Вокуев.
-  Родила,  значит.  Почему  Вокуев?
-  Целая,  можно  сказать,  опупея   была  с  этим  ребёнком.  Я  сам  его  выкупил,  представляешь,  сам! – Лёня  сиял,  довольный.
-  Зачем?
-  Ты  просил…
-  Я? 
-  Ну,  не  просил,  но  я  подумал,  что  так  будет  лучше. – Леонид оторопел.
-  Забрать  у  матери  ребёнка,  это,  по-твоему,  лучше?
-  Она  все равно  решила  продать  его  в  Америку!
-  Зачем?
-  Ради  денег. 
-  Ты  же  обещал   дать  ей.
-  Обещал,  вот  и  отдал.  Ромула  взяла  на  воспитание,  эта,  из  флигеля.
-  А  Валерия,  она  что,  тоже  с  ними?
-  Во-первых,  она   Аралия, тьфу, в  смысле,  Афелия.  Заметь,  я  не  чер,..  не  богохульствую.  Во-вторых,  они  ей   не   нужны.
-  Деньги?
- Дети.  Дети  ей   не   нужны,  она  решила  их  продать.  Она  сумасшедшая.  Да, твоя  любовница  или   кто  она  тебе,  просто  душевно  больная,  и  болезнь  прогрессирует,  ясно.   Ромулу   лучше  будет  у  бабушки! -  Лёнька  стал  заводиться.
-  Ты  так  решил,  или  вы  совместно  с, как  ты выражаешься,    бабушкой?  Благодарю  за  оказанную  милость…
-  В  общем,  блин,  понятно,  я,  как  всегда, наделал  глупостей,  не  догадался, не  угодил!  Ещё  что вы придумаете,  какие  цели наметите,  задачи  поставите?  Я  не справился,  а  вы? Что  сделали,  кто  вы  такие?  Вы  - эгоисты,  сволочи  поганые  и  ты,  и  эта,  и  твоя  Аномалия,  и  её  дети!  Какого  дьявола, захребетники, навязались  на  мою  голову?   Богомаз   паршивый,  настругал  детей   и  спрятался   за   высокими   стенами!  Эта,  притворяшка,  одолела   своими   притязаниями  на  материнство.  Да  пошли  вы,  знаете  куда?..  Бросай   свои  кадила  и  вали,  забирай    ребёнка,  воспитывай! Обвенчайся   с  шизанутой  Калерией!  Что   вам  от  меня  надо? И то не  так, и  это  не  этак!  У  меня  гастроли,  публика, гитарист   болеет,  репертуар  хиреет…  - Глаза    Леонида  отсверкав, увлажнились,  он   сел   на  грязный   табурет  и  уставился  в  одну  точку.  Спартак  сосредоточенно  оттирал  кисточки.  Пауза  затягивалась,  обещая   перерасти  во  взаимную  неприязнь,  отчуждение,  вражду. Леонид  не  выдержал, ему  не  хотелось  рвать  эту  странную,  почти,  мистическую  связь.  -  Ладно,  извини,  сорвался.
-  Рэм,  с  ней  остался? – Спартак  тоже  не  желал  ссоры.
- Продала, в  Германию.  Откуда  тебе  известно,  что был  Рэм?
- Ромул  не  может  быть  один, у  него  должен  быть  брат  Рэм,  так  же   как  у   Спартака возлюбленная  Валерия,  у  Владимира – Надежда. Прости,  я   не  желал  дурного  никому,  прежде  всего  тебе…  Я,  Лёня, в  мир  не  вернусь.  Сейчас  решил.  Ничего  я  в том  не  понимаю.  Что  бы  ни  делал,  всё   получается  не  так,  как  задумывалось,  что  ни  скажу – не  в лад, невпопад.  Не  моя  стезя  нормально  жить:   зарабатывать  деньги,  покупать машины,  дома,  квартиры, любить  женщин, растить  детей  и  прочее.  Не  могу, и не  хочу.  Пить  и  бомжевать  тоже  не  подходит;  от  спиртного  мне  плохо,  ничем  не   заниматься  ещё  хуже. Пойми и прости  меня…
-  Ладно,  я  тоже  хорош...
-  Пойдем, покажу  тебе  церковь  Покрова  Богородицы.  Это   мой Храм.  Так  я  считаю.  Никому  не  говорил,  даже  на   исповеди, тебе  первому, что расписал  в память  мамы. -  Они  неспешно  шли  через  мощённый  булыжником  двор.
-  А  что запретного?
-  Грешно  утаивать  правду.
-  Ну,  началось.  Ты  же  ничего  дурного  не  желал,  не   сделал… 
-  Зачем выкупил  малыша? – Спартак  поспешил  сменить  тему.
-  Так   получилось,  спонтанно.  Не  отдавать  же  его в  Америку  как  чёрного  раба.  Эта,  из  флигеля  попросила.  Но я сперва не  для  неё  выкупил.  Вопрос   решали  минуты,  если  не  заберу, то  больше  не  будет  такой  возможности. Оформили  сыном  этой,  я  им  оставил  дом,  живу  в  квартире.  Мальчонка  здоров,  шустрый,  смешной…
-  Она  же больная, почему  ей?
- Здорова  как  лошадь, и  деньги  имеются…  Утверждает, что  Ромул  её  внук...  -  Вошли  в небольшую  церковь,  расположенную  у   западной  стены  монастырского  подворья.
-  Вот,  мой Храм,  моя  Мать. - В лике  Богоматери, исполненном  по  канонам  иконописи, еле означена неуловимая паутина индивидуальности, но  она не  портила  Образ. Роспись розовато-голубых  тонов, изнутри светилась цветом материнской любви  и ласки.
-  Тебе  бы  не   разрешили?
-  Что?
-  Вместо  Божьей   свою  написать…
- Это  роспись  начала  девятнадцатого  века,  я  лишь  реставрировал. 
-  Сотворил,  значит,  себе  кумира.
-  В том  и  грех.
- Не  большой.  По  сути,  христиане,  так  и  остались  язычниками,  не  могут  молиться  без  Икон,  распятий,  мощей.  Даже  шаманы  на  севере,  иногда  обходятся  без  кумиров,  христиане  ни  за  что…
-  Икона – окно  к  Богу.
-  Придумки это всё, да  не  мне  тебя  учить.  Бог  с  ними,  с  Иконами  и  теологическими  спорами.  Замечательная  церковь!  Тебя  к  бабам не  тянет?
-  Я  не  думаю  об  этом.
- Вот  и  я  всё  реже…  Молоденьких  предпочитаю,  лет  восемнадцати.
-  Непорочных?
-  Непорочных за  всю  жизнь так  и  не  встретил. Впрочем,  не  важно, всё условности,  никому  не  нужные  условности.  Ты  сына   увидеть  хочешь?
-  Нет.
- Однако.  Настырная старуха норовит  привезти  Ромула  тебе  на  смотрины.   
-  Не  надо,  я  буду  молиться  за  них,  за  тебя,  но  от  встречи  уволь,  отговори  её.  Никого  видеть мне  не  следует.  Приму   постриг,  и  нет  больше   Спартака  Козюлина,  дважды  крещённого,  растерявшего  всех  своих  родных  и  близких. Видение  мне  было,  одной   ночью  не  стало  крыши  над   головой,  и  только  Свет  Звезды,  яркий  Свет,  и  душа  моя  отделилась  от  тела,  и   стал  я  чувствовать  себя,  как  в  детстве,  когда  мне  было  лет восемь. Божья  Матерь обласкала  взором,  и  хорошо   мне   стало,  и  жутко  одновременно,  и  понял  я,  что  нет  у  меня  иного пути  кроме  как  к  Богу...  Но  потом  засомневался,  не  сошёл  ли  с  ума.  Подлость  задумал,  шантаж, да  Бог  отвратил,..  и  ты  помог,  и  Валерия  подтолкнула.   Вот  так,  Леонид.  А  теперь  уходи  и  прости  меня,  брат! 
-  Мне  больше  не  приезжать?
- Приезжай,  но  не   часто,  только  по  крайней  нужде.   Не  тревожь  мою  душу.  Ступай… Спаси  Христос... Ступай,  говорю!  -  Спартак,  встав  на  колени,  ушел  в  молитву.
    Леонид,  забыв  перекреститься,  вышел  из  церкви  Покрова  Богоматери.  К  трапезной,  дохнувшей  постным   супчиком  и  рассыпчатой  кашей, неспешно потянулись  послушники. Видно их плоть ещё  давала  о  себе  знать. Перекрестившись,  ныряли  в  клубы  пара,  вырывавшегося  из открытых дверей. Проходя  мимо,  Лёнька не  удержался,  заглянул,  но  наткнувшись  на  суровый  взгляд  священнослужителя,  стоящего  за  столом  посреди  зала  с  поварёшкой  в  руке,  смутился.  Пробормотав:  «Приятного  аппетита»,  выскочил  вон.   «Нет,  это  не  моё, ни постные трапезы, ни  молитвы,  ни иконы. «Ступени  счастья,  ниспадая…»  Господи,  Ты, конечно,  есть,  но  мне  рано  о  Тебе  думать.  Может  быть  позже  созрею,  буду  истово  молиться,  поститься,  но  только  не   сейчас. Мой  бог – сцена и  зрители».
    В   ресторане  «Берег»  Леонид  заказал холодные  лини  с  хреном  и  горячих  карасей  в  сметане. Увидев  знаменитость, вместо  официанта  пришёл  обслуживать  сам владелец,  тучный, грациозный  армянин.  Сервис на  высоте,  в  качестве  платы  хозяин  попросил: «Нэмножко  напиши, что ти  сдесь  кушаль, и нэ  надо  никакой  дэнег.  Мой  внучка  Кариночка,  хотель  с тобой  фотографироваться,  я  сказаль: «Нэт!»  Леонид нехотя написал  дежурную  фразу, положил  на  стол  пятьдесят  долларов и хотел было уйти,  но,  приметив  за  ширмой  ветхого  старика  в  фетровой  шляпе,  стоящего  в  обнимку  с  допотопным  аппаратом  на  деревянных  ножках,  сжалился.  «Где  там  ваша  Кариночка,  зовите».  Зардевшись, во  всём  ярком,  ненадёванном,  из  боковой  двери  вышла  внучка, лет  четырнадцати.  За  её  спиной  в  глубине  комнаты  собралась  бесчисленная  армянская  семья.  Леонид  снялся  и  с  Кариночкой,  и на фоне дружного  семейства.  Провожали  дорогого  гостя  до  машины  с песнями и танцами. Уже  на  выезде  из  городка,   водитель  признался: «Хозяин,  дя  Лёнь,  сунул  в  багажник  освежеванного  чёрного  барашка,  три  бутылки  коньяка,  копну зелени,  лаваши,  сыр,  бастурму,..  чей-то  ещё,  но  я забыл,  дя  Лёнь.  Я  отказывался,  но  он  сказал,  что  у  них  так  принято.  Вот  чурки!  Извините, дя  Лёнь». - «Что  с  тобой  поделаешь, не  пропадать  же  продукту,  гони  к  Жарскому, сейчас  я  позвоню, устроим  шашлык  в  его  бане.  В  наказание  будешь   готовить и накрывать». «Да  запросто,  дя  Лёня!» «Сверни  к   дубраве,  что  на  пригорке». Водила,  счастливо  избежавший  взбучки,  «притопил»  напрямки  к  самому  высокому  дубу.  Над  озером  поплыл  колокольный  звон. Звали  к  вечерне,  как сто, триста и  пятьсот лет назад.
«Колокольный  звон,... следовало  бы  перекреститься,  да  не  приучил  никто  смолоду,  теперь  уж  поздно. «Мой  колокол  в  тумане  лет  всё  глуше…» Нет, не  по мне  благость  и  строгость.  Пускай  Спартак поклоны  отвешивает,  а  я под  дубом  помочусь  без  угрызений   совести. Собственно,  почему  я  должен  угрызаться?»
Вырулив  на  трассу,  выжали  более  двухсот  вёрст.  Дя  Лёня  любит  быструю  езду. 

ЭПИЛОГ

Осень  долго  отпугивала  зиму. Воздух  уже  не  радовал  запахом  благородного  сухого  тлена,  изредка  от  земли  тянуло  кислой  гнилью. Опавшие  листья, потеряв великолепный  золотой  окрас, тлели  под  мелким  надоедливым  дождичком.  Ни  тебе  снега,  ни  морозца,  ни  даже  заморозков.  Спартак, истово  трудясь, спешил,  чтоб  к  постригу  закончить  Храм  Покрова.  Успел. На  следующее, после  окончания  работ, утро белый  траурный  саван  покрыл  грешную  землю. Тихо выйдя  из  кельи,  Спартак  направился  на  берег. Низкие  тревожные  тучи  нависли  над  монастырём,  отражаясь  в  свинце  озера.  Ни  ряби,  ни  всплеска,  даже  на  другом  берегу,  в  городишке  никакой  суеты.  Пять  утра, люди  спят.  Послушник  достал  из  внутреннего  кармана  маленькую  завёрнутую  в  полиэтиленовый  пакет  книжицу,  и,  не  разворачивая,  примотал  суровыми  нитками  к  плоскому  камешку.  Резко  размахнулся...  Озеро,  утробно  взглотнув,  проглотило  жертву  почти  без  колебаний...  Монах  зашёл  в  воду,  развёл  руками  рыхлый,  мокрый  снег,  умылся  и,  развернувшись,  ушёл  на  подворье.
На   Сретенье,  выкроив,  свободный  денёк,  Леонид  посетил монастырь. К  певцу  вышел отец  Инна. Именем святого  наречён  раб  Божий  по   совершению  таинства  пострига.
  «Ба,  Спартак,  ты  стал другим  полюсом  одной  личности?...»
«Спаси  Христос...»
  Суровость  и  самоотречённость на  лице  монаха не  давали  повода  к  былому, шутовскому  тону.   Мирские   новости  служителя  культа не  волновали,  упоминание   о  любимой   церквушке вызвало только  горечь  и  досаду. 
«Неправедное  дело творил, по  собственной   гордыне  и  недомыслию.» 
«Рэм  нашёлся,  в  Германии...» 
«То  промысел  Божий...» 
Через  два   месяца  после  их   встречи,  отец  Инна,  приняв  обет   молчания,  удалился   в  дальний  скит.
Леонид Вокуев выпустил диск со странным названием – «Би…»
Конец.