Печальный клоун

Каждый день как в вязкой паутине. Она липкая, она опутывает руки, ноги, все тело, оплетает лицо, силясь  ослепить. Она непрочная, она рвется от каждого движения, но ее много, и чем больше пут обрываю - тем больше их становиться. Они безжалостны в своем количестве и мнимой слабости. Каждый день - как шаг, чем дальше - тем труднее. Лучше бы путь был тернистым и ноги босыми. Капли крови от колючек, они куда как реальнее и несут куда как больше уверенности в том, что шаг сделан. Липкость противна, она вызывает безотчетную панику пополам с брезгливостью. Паника и брезгливость, отвращение и страх. Это больше похоже на бред. Но это настолько реально, что я почти вижу. Они тонкие, бело-золотистые, они отсвечивают на солнце и почти прозрачны в темноте, они проникают в мысли, они опутывают всю сущность. И в липкости их сладость горькая, что так тщательно скрывает капли медленного сильнодействующего яда, от которого почти нет противоядий. Только не дает этому яду  золотистому, пленительно прекрасному в своей отвратительности растечься по венам тот факт, что  я уже отравлен. По моиему телу вместе с кровью уже течет благословенный яд. Я отравлен. Полностью и бесповоротно. Наказание или благословение? Иглы по венам, впивающиеся в сердце ежесекундно. И ощущения от каждого "укола" все разные. От невыносимой нежности и всевозрастающей любви, до тянущей, выматывающей всю душу, боли. Волнами, без собственного ритма или закономерности, волнами эти ощущения накатывают ежесекундно, хитросплетаясь в самые разнообразные и причудливые коктейли, что заставляют  корчиться и выть в углу ванной по ночам, а порой внушают спокойствие, что подобно полному наркозу, когда телу все равно, а разум далеко.
Острое, холодное лезвие ритуального ножа плашмя ложиться на крохотную темную точку свежего недо-ожога, успокаивая прохладой, только для того, что-бы в следующий момент так обманчиво ласково пройтись по коже. Не нужно никаких усилий, нужна лишь крохотная капля крови, которая будет долго-долго набираться из крохотной узкой царапины. За ней можно наблюдать, за алыми переливами, за тем как растет все больше и больше, но все равно оставаясь преступно крохотной. Когда недостает терпения - просто слизнуть, пытаясь распробовать на вкус. Но ее слишком мало, что-бы понять. Что же такого в этой  странной жидкости пурпурно алой.
А не все ли равно? Совершенно.
Ведь в следующий момент накатывает чернейшая тоска. Вот просто так, изниоткуда. Она подавляет все мысли и чувства, она вырывает из горла  истеричный всхрип, руки взметаются к лицу, пальцы прижимаются с  силой к глазам, будто пытаясь удержать слезы, но поздно. За секунду до этого соленый град капель орошает щеки, и каждая из этих капель жжет невыносимо, выжигая свой собственный невидимый след где-то там, глубоко. Там, где все испещрено этими следами, что похожи на следы от выстрелов, когда пуля отскакивает, наталкиваясь на твердость и не в силах проникнуть внутрь, но из мести оставляет вмятину, унося за собой крохотный осколок этого чего-то. А сколько еще осталось, сколько еще будет так? Когда сломается последний барьер, запуская все без остатка и возврата? Я не знаю.
Тоска несет за собой яростную ненависть к себе. За каждый шаг, за каждое действие, за каждое слово, за все существование. Я ненавижу тебя - собственному отражению. Я ненавижу тебя - собственной слабости. Я ненавижу тебя - собственной нелепости. Я ненавижу тебя - собственной бессмысленности.
И закономерно уже. Потом. Потом - усталость. Глухая и бессмысленная, когда опускаются руки и только шепот безостановочный и безмолвный остается - "пожалуйстапожалуйстапожалуйста". ЧТо?  Зачем? Я не смог бы сказать даже под страхом смерти, который итак уже прошел. Нет больше такого страха в моем собственном реестре страхов, ибо знаю,что больше не воскресну. А к чему бояться, если потом  -все. Если потом уже ничего не будет. Я много раз умирал. Страшно потом воскресать. Страшно потом собирать себя заново по кусочкам, видя явную бессмысленность действий.  Страшно потом  искать что-то, что неясно, что не знаешь, что может быть и не существует, но без чего жить невозможно. Каждая жизнь - попытка и право на ошибку, верным может быть лишь один выбор. Последний.  Потому что потом искать уже нечего - все найдено,  теперь бы сберечь. А значит собственная смерть не страшит. Теперь есть что-то страшнее.
Ладони сжимаются судорожно, ногти впиваются в кожу до крови, глаза закрыты и сухи. А под веками, в ярко огненном вихре является воспоминание.И я как зритель единственный в огромном пустом кинотеатре смотрю на экран и смотрю немое кино.
Потому что слов не нужно, я и сам знаю каждое слово и каждую интонацию, следующую за движением губ. Протянуть руку - прикоснуться к экрану с обманчивой надеждой, что рука пройдет сквозь белое полотно и хищный водоворот утянет всего меня туда, как в вечный сладостный сон.
Этого не происходит, увы. Глаза открываются, кино закончилось. Остался только клоун собственного цирка, с потеками темной краски на лице. Так смещнее. Чем печальнее мне - тем смешнее. Я могу улыбаться, я могу быть красивым, я могу упасть, я могу наткнуться ладонями на острые шипы, что прокалывают кожу и истерически начинают пить кровь. Только зал пуст, зал утопает в кромешной тишине и темноте. Разыграть представление самому себе - это ли не искусство? Так интереснее намного.
Ноги подкашиваются, губы застыли в картонной улыбке, пальцы судорожно хватают воздух, захожусь в немом крике, но не слышно ни слова, ни звука. Можно только лежать, смотреть вверх не видя ничего, не чувствуЯ ничего. Все исчезает как и я.
Что произошло?
Мне просто нужна еще одна доза того самого яда.