В столовой

Чуть пригнувшись от тяжести, Антон волочил по бетонной дорожке треугольную тягу от товарного вагона, окольцованную швом электросварки. Серая пыль по краям белой борозды струилась за ней неровной линией. Иногда тяга цеплялась, и Антон ругал её, как живое существо — крепко и сердито. Дотащив железяку до полувагона, выпрямился и вытер со лба пот. На деревянной решётке среди разложенного инструмента дожидался Фёдор.

— Отдохнёшь или начнём? — спросил он.

— Чего тянуть, лучше быстрей сделать, — буркнул Антон и нырнул под вагон.

За ним нехотя двинулся и Фёдор. Его промасленные штаны были заштопаны ярко желтевшей медной проволокой. Антон, присев на корточки, уже опускал на землю чугунную колодку, от тяжести которой вспухли и напряглись жилы на худой мальчишеской шее. Ребята были одногодками. Фёдор вагонные хитрости постигал сам, Антон же прибыл в депо из училища. На работу ходил с пояском на голове и в цветастых брюках. Железнодорожники беззлобно посмеивались над ним. «Это от того, что совсем не знают друга, — размышлял Фёдор, — лучшего собеседника, чем он, разве найдёшь в депо?»

Вот уже месяц мальчишки носились с идеей заменить тягу, не отцепляя вагон от состава. Обычно вагон простаивает не один день. Понятно, что работяги не очень-то обрадовались бредовой идее: кому охота брать на себя лишнее. Но ребята всё же настояли на своём. И вот теперь они доказывали старым «зубрам» свою правоту.

— Мы ещё с тобой не то придумаем, — бурчал Антон, раскручивая болты, — лишь бы не мешали.

— Да кто помешает? — удивляется приятель. — Видишь, даже самим интересно — смотрят.

— Ты чего, думаешь, они здесь собрались? — продолжает ворчать Антон. — Ждут не дождутся, что у нас с тобой не получится. Ну нет уж, фигушки!

По главному пути прошёл состав. Было слышно, как у одного из вагонов перестукивалось с рельсом колесо. Антон прислушался, подумал: «Видать, здорово где-то юзом проволокло».

Трудно, неудобно разъединять рычаги: ни развернуться толком, ни ударить покрепче. Мешает буквально всё: тяги, рама и даже шпалы. Но вот всё раскручено, можно вылезать, размять затёкшие ноги. Руки дрожат от перенапряжения. Однако расслабляться некогда — Фёдор уже ставит домкрат. Он, чертяка, тяжеленный, килограммов на сорок, но и силы зато, как у того крестьянина Микулы. Фёдор что-то шепчет — наверное, не получается. Ребята пыхтят, обливаются потом. Но вот нижняя часть боковины лениво отошла наружу. Металлический треугольник, оставшись без крепления, шумно бухается на землю, а друзья улыбаются друг другу под вагоном.

Время близится к обеду. Рабочим не очень хочется опаздывать в столовую, и они начинают понемногу помогать. Дело спорится, вот уже зашплинтован последний валик.

— Готово! — радуется Антон.

Подошёл начальник. Заглянул под вагон, остался доволен работой, похвалил: «Молодцы!»

Обедать отправились всей гурьбой. Только сейчас Антон почувствовал, как проголодался: сосало под ложечкой.

— На, посмотри на себя, — Фёдор протянул другу зеркальце.

Лицо было в коричневых от мазута пятнах, сравнявших бледность кожи и веснушки.

— Ты на себя лучше посмотри, пугало огородное, — заметил бригадир, и вся ватага разразилась хохотом.

В столовой, только что открывшейся после ремонта, было чисто, уютно и вкусно пахло. Голубые столики, крытые пластиком, уже были затёрты по краям промасленными робами. Встав в очередь, Антон нетерпеливо поглядывал в сторону раздачи, потирая свой веснушчатый нос. Очередь шла медленно. Полная женщина в пятнистом застиранном переднике — она же повар, она же кассир — раскладывала порции и тут же рассчитывала. Делала это не слишком расторопно, однако никто не шумел и не жаловался. Лишь подойдя ближе, Антон понял причину такого благодушия: прижав к животу бутылку, раздатчица срезала ножом пробку и, улыбаясь, разливала водку в подставленные стаканы.

— Ты чего это делаешь? — не удержавшись, вскрикнул Антон.

— Работаю, вот что. А если ты чумной, то отойди в сторону, — зло отрубила женщина, но бутылку спрятала под прилавок.

— Наживаешься ты, а не работаешь. Мужиков с панталыку сбиваешь только, — не унимался Антон.

— Цыплёночек конопатый, а туда же — учить. Не хочешь жрать, так проваливай. Подходи, мужики! — и, показав рукой на выход, она больше не глядела в его сторону.

Антон ещё не умел ругаться. Он обиженно поджал губы и, повернувшись, вышел из столовой. Вдруг он увидел на стене меню и как будто натолкнулся на него. Словно впервые, шевеля губами, он рассматривал белый листочек.

— Почём продаёт? — обернувшись, спросил он мужиков.

— Пару тысяч дай и сам отпробуешь, — хихикнув, посоветовал кто-то.

Антон вытащил листок и в нижней строчке, над чьей-то подписью, дописал: «Водка — 100 грамм — 2000 рублей». Вложил листок за стекло и прижал рукой. Все молча смотрели на него.

— Сумасшедший! — бросила вдогонку растерявшаяся и напуганная случившимся раздатчица.

— Горяч парень, — отметил кто-то с удовлетворением.

Фёдор нашёл Антона не сразу. Обхватив руками коленки, приятель сидел в углу порожнего вагона. Фёдор положил около него два бутерброда с котлетами, вытащил из кармана бутылку кефира. Взболтав, протянул Антону.

— На, поешь.

Тот с благодарностью принял, с аппетитом зажевал.

— Рисковый ты, — усаживаясь рядом, произнёс Фёдор. — Ну, зачем тебе это надо?

— Как зачем? Ты посмотри, что вокруг делается! Отцов споили, теперь за нас взялась. Прямо к верстаку подносят. Ведь так можно и работать отучиться. Ведь почему мужики против нас стоят, да потому, что они, считай, полсмены уже пьяными ходят.

— Может, и так, — согласился Фёдор. — А я не стал на рожон лезть — только шишки набьёшь. Иначе надо…

Повариха между тем времени не теряла. Выпроводив последнего посетителя, завернула в бумагу порядочный шмат мяса и заспешила к кабинету начальника.

— Виктор Васильевич, вот, как просили, три кила свеженького, — заискивающе пролепетала повариха.

— Сколько с меня?

— Да будет вам, пустяки, — замахала она руками.

— Что там у тебя сегодня приключилось? — пряча свёрток в холодильник, спросил начальник.

— Да пацан этот, рыжий, мало того, что нахамил, так ещё сорвал меню и вписал туда водку. А теперь увидит заведующая, что я ей расскажу? И всё из-за того, что налила одному вашему граммулечку, что за беда?

— Предупреждал я тебя. Смотри, Татьяна, плохо кончишь. Чтоб больше ни-ни…

— Да Боже упаси! Чтоб я ещё с этим связалась! Никогда в жизни! Ну, а теперь-то что делать?

— Ладно, разберусь с мальцом.

Когда Антон вошёл в кабинет, начальник стоял у окна, постукивая пальцами о подоконник. Повернулся, устало спросил:

— Почему безобразничаешь?

— Нельзя же так, Виктор Васильевич, она же людей спаивает. Так и до беды недалеко.

Начальник молча закурил. Сизая струйка дыма потянулась вверх, растеклась под потолком. Прошёл к своему креслу и устало сел.

— Пьянство  штука злая, согласен. Сам знаешь, сколько об этом говорю. Но из одного случая не стоит раздувать костёр.

— Это не случай, это уже система. А ваши слова — так, одни круги по воде. Все видят, как повариха бегает по конторе со свёртками. Словно дань разносит.

— А ты, значит, пришёл и решил всё поломать? — иронически спросил начальник.

— Если получится… Но уж за подачки продаваться не буду, — в тон ему ответил Антон.

— Праведник! Молокосос! Мал ещё указывать! — затряс руками начальник.

Антон набычился, но, не сумев. Как и недавно в столовой, ответить на оскорбление, выскочил из кабинета. Завернув за угол административного корпуса, зашёл в кочегарку. Долго стоял, спиной прижавшись к горячей кирпичной стене. Слабый свет лампы падал на лицо, высвечивал белёсые брови, по-детски округлый подбородок и потемневшие зеленоватые глаза.

Дверь резко распахнулась, и на пороге появился запыхавшийся Фёдор.

— Кузьмич  сказал, ты  сюда пошёл. Слушай, там чего-то завертелось из-за этой столовой. Бригадир ищет тебя. Ты топай к нему, а я попозже подойду. Надо одно дельце провернуть. Лады?

В комнате, где собирались осмотрщики, было тесно. У стола возился с краном бригадир. Увидев Антона, вытер ветошью руки, спросил:

— Ну чё ты, паря, разбушевался? Из мухи слона раздул. Суёшь вечно нос не в свои дела. Не хочешь — не пей, но и другим не мешай. Тебе здесь не детский сад. Усёк?

Антон криво улыбнулся ему, слабо покачал головой и ничего не ответил.

— А и правильно сделал. Совсем мужиков споили! — заступилась за него приёмосдатчица.

Она что-то хотела сказать ещё, но не успела. В комнату ворвался путеец в оранжевой куртке, закричал:

— Чего сидите — столовая горит!

Все ринулись наружу. Дверь столовой была заперта, из щелей и разбитого окна валил дым. Несколько человек вышибли дверь. На кухонной плите, обложенной со всех сторон замазученной ветошью, догорал ящик с водкой. Две уцелевшие бутылки, словно спасаясь от огня, откатились к самому краешку и двумя жёлтыми пробками смотрели на ворвавшихся людей. В помещении было не продохнуть от запаха мазута, водки и дыма. Распахнули настежь окна, свежий воздух охладил разгорячённые лица.

— Это кто же так? — спросил голос в толпе. И не дождавшись ответа, с испугом сказал:  — Эх, что же теперь будет?

Сгорбившись, Антон медленно шёл к проходной. Подбежал Фёдор, с надеждой заглянул в глаза: как, мол, выручил?

— Что ты наделал? — горько произнёс Антон. — Я уже ничего, понимаешь, ничего не сумею им доказать. Эх!

Он опять двинулся к выходу. Так они и шли — гуськом: впереди Антон с нелепым пояском в рыжих вихрах, сзади Фёдор, тощий и нескладный, в широкой и длинной не по росту робе.

 

                г. Рига, 1977 год.