Привет

     Сентябрьское, еще ласковое солнце, красиво просвечивая сквозь кроны деревьев и с каждой минутой удлиняя тени, устойчиво клонилось к закату, в осеннем лесу ощутимо пахло грибами, уже начавшей увядать травой и первыми опадающими листьями. В ветвях весело пела синица, где-то подавала резкий голос сойка, в кустах коротко и тонко попискивала крошечная розовогорлая зорянка.
      По старой, давно не убиравшейся, засыпанной полуистлевшими листьями и мелкими ветками дороге, медленно катил черный внедорожник. Подъехав к перекрестку, он на несколько секунд замер, мигая левым поворотником, потом, убедившись, что помех нет, резко стартовал и исчез за плавным изгибом шоссе.
     В салоне машины стояла непривычная тишина, возмущаемая лишь доносившимся шорохом шин по асфальту, не работало даже радио. Игорь сидел, нахмурившись и отвернувшись к окну, почти не видя пробегающих мимо окрестностей и пытаясь осмыслить происшедшее, разобраться в чувствах, переполнявших его и мыслях нескончаемой каруселью вращающихся в голове. На душе было тяжело, он посмотрел на своего товарища – Степан, поджав губы, и крепко сжав руль, сосредоточенно смотрел на дорогу, легкое подергивание плечом  и подрагивавшие пальцы говорили,  что он тоже о чем-то глубоко задумался. Игорь невесело усмехнулся и, чуть отвлекшись от мрачных мыслей, опять уставился в окно.
     Шоссе тянулось между аккуратных ухоженных и уже убранных полей, иногда мимо пробегали такие же аккуратные, вычищенные и, казалось, расчесанные перелески, поодаль виднелись пряничные под черепичными крышами домики близкой деревни. На востоке над горизонтом густо синела туча, с двух концов которой свешивались слегка изогнутые сероватые полупрозрачные занавеси поливающего землю дождя.

     Сегодня утром Игорь был почти счастлив, полон необыкновенных предчувствий, но сейчас он злился на себя и горько жалел, что согласился на эту поездку. И ведь знал, что ничего путного не выйдет, отчетливо чувствовал, чем закончится их предприятие, и все равно, поддался на Степкины уговоры. Хотя почему поддался? Тут он был неправ и, кажется, пытался обмануть себя, по привычке перекладывая ответственность на другого. Разве не знал он, что увидит? Ведь, сто раз рассматривая это место в Google Планета, он уже был готов ко всему, ясно представлял все окрестности, и даже что и как выглядит.
      Ну да, конечно, все знал, но ничего поделать с собой не мог, потому что сюда, именно сюда его тянуло всегда и неудержимо. Сколько раз во снах он ощущал себя здесь, опять пробегал по знакомым тропинкам. Свое детство он непременно отождествлял с жизнью именно здесь, а, бывало, вместе с уловленным необычным запахом, вдруг вспыхивало яркое воспоминание, и он безошибочно мог угадать, где и когда этот запах услышал первый раз, и это тоже было отсюда. Здесь он научился дружить, любить, завязывать шнурки и врать, при необходимости. В этой точке планеты он впервые по-настоящему осознал себя в этом мире, понял и почувствовал почти все, что положено человеку и получил главную часть необходимых знаний. И, наверное, именно поэтому, где бы и когда бы он ни жил и что бы ни делал, душа его, в молодости не слишком настойчиво, а с годами все чаще и явственнее стремилась сюда.
     Так, должно быть, упрямо поворачивается в сторону магнитного полюса стрелка компаса, птица летит к месту своего рождения, ребенка влечет к матери, и, может, преступника притягивает место совершенного преступления.  Наверное, это странно, невероятно и, может, ненормально, но он – русский по крови, родившийся и практически всю жизнь проживший в России, именно эти два или три десятка домов среди соснового леса в другой стране за тысячи километров от места своего рождения в душе считал своей малой родиной.

     Лет шесть назад, от безделия впервые рассматривая планету с высоты птичьего полета, ему вдруг пришла в голову мысль увидеть этот поселок. Он повернул виртуальный глобус, нажал приближение, потом набрал название ближайшего к искомому месту города.
      Программа услужливо подвинула изображение и, увеличив его, остановилась. Игорь на секунду замер, с удивлением почувствовав, что волнуется, потом опять взялся за мышь. Теперь он знал, что нужно делать и куда двигаться - вниз на юг по железной дороге. Вот, кажется, появились знакомые очертания, крыши домов, изогнутое шоссе. Он, чувствуя, как предательски задрожали пальцы, сжал мышь, - по бизнесу он привык к работе с картами и, вполне отчетливо представляя, как должно выглядеть это место сверху, не мог ошибиться.
     Игорь, ощущая, как вместе со снижением точки обзора, начинает колотиться сердце, максимально уменьшил высоту камеры...
      ...Да, он попал именно туда, куда хотел, и поворот дороги, и перелесок, и темная клякса озера были ему до боли знакомы. Побежали волнующие воспоминания, взгляд самопроизвольно поднялся чуть вверх и… остановился на красно-коричневом квадратике крыши…
      Господи, это ОН! ...Давно Игорь не испытывал такой бури чувств, несколько минут он, совершенно забыв, что перед ним всего лишь компьютерная фотография, рассматривал его, пытаясь, взглядом проникнуть внутрь, разглядеть, что там, кто живет. Иногда он пробегал и по окрестностям, но квадрат черепичной крыши с угадываемым переломом конька и еле видимой печной трубой неизменно притягивал к себе, заставлял вглядываться в него снова и снова. Увиденное взволновало, и его можно было понять, ведь это была крыша дома, который, несмотря на все перемены и переезды, навсегда, на всю жизнь остался для него ЕГО домом.
 
     Наконец, оторвавшись, он нашел и школу, и улицу, по которой шесть лет с ранцем за спиной бегал за знаниями, стадион и клуб, и библиотеку, в которой, наверное, не осталось ни одной не прочитанной им книги. Нашел и старое болото – место игр в индейцев и партизан. А вот и еле видная сквозь кроны деревьев дорога, по которой они с отцом ездили на велосипедах за грибами и на рыбалку. Отец считал, что по грибы выходить нужно по первой утренней заре, а он не любил ранних побудок, но как же приятно тогда шуршали шины по ровной брусчатке!
     Игорь увидел все, и воспоминания, отдаленные десятилетиями вдруг вспыхнули в нем ярко, живо и красочно. Вот здесь, по этой дороге на спуске зимой он катался на санях,  там, на берегу лесного озерца летом весело бесились с друзьями, а до того перекрестка он, мучительно краснея, впервые в жизни нес портфель одноклассницы.
        Долго он тогда бродил взглядом по знакомым местам, с волнением и радостью, иногда хмурясь, но больше блаженно улыбаясь, вспоминая события и людей. Удивительно, но, несмотря на десятилетия, отдалявшие его от чудесного времени той поры, он вспомнил мельчайшие подробности; глядя на экран, он отлично знал, где находится его класс, куда нужно повернуть, войдя в дверь, чтобы попасть в библиотеку, как найти своих друзей и не меньше пяти способов проникновения в кинозал без билета. Тогда он вдруг поймал себя на совершенно шальной мысли, что будь он не перед экраном компьютера, а на низко парящем самолете, наверное, не удержался бы и спрыгнул вниз в милое сердцу и душе место...

       И вот, наконец, сбылась мечта идиота – «прыжок» состоялся, но почему же нет ни радости, ни счастья?
       Еще утром они подъезжали к вожделенной цели в приподнятом настроении. А как заколотилось сердце, когда машина свернула на знакомом повороте с треугольником газона на развилке! От волнения даже загудело в ушах, и он уже хотел было для успокоения глотнуть валокордина, но решил, что должен доехать до конца с незамутненным сознанием.
      Потом они, сознавая, но не решаясь признаться друг другу, что боятся, долго стояли на мосту, под которым бежала, теряясь между деревьев, все та же речка. Не изменился старый мост, и вода так же тихо журчала внизу, завивая и вытягивая длинные пряди зеленых водорослей. Потом вдоль дороги потянулся бетонный забор, которого не было в их время и, наконец, въезд в поселок. Они оставили машину, пешком вошли в открытые ворота и… остановились потрясенные.

      Поселок был оставлен людьми. Давно, двадцать лет назад жители ушли из него, и он, лишившись того, для чего был создан, лишившись души и смысла своего существования, умер. Точнее, умер он, конечно, не сразу. Сначала удивленно замер, прислушиваясь к установившейся на улицах странной тишине, и долго ждал возвращения жителей, с радостью и надеждой вздрагивая, услышав голоса и заметив все реже появлявшихся людей. Но со временем радость угасла, надежда сменилась отчаянием, потом угасло и отчаяние, и это был конец. Теперь вместо живого поселка среди сосен и кленов был его труп.   
      Наверное, будь это где-нибудь в России, от него за это время не осталось бы ничего, но в этой стране разворовывать брошенное, было не принято, поэтому и дома и строения остались в том состоянии, в котором были покинуты.
      Вокруг царили спокойствие и тишина. Природа, как говорят, не терпит пустоты, и здесь она не стала ждать, пока появятся новые хозяева, а полноправно и всеобъемлюще вступила во владение некогда отнятой у нее людьми территорией, и теперь везде и повсюду были видны следы ее полновластного правления. На дорогах густо пробился кустарник, во дворах перед домами образовались почти непролазные заросли, и ласточки со стрижами стремительно вылетали из открытых окон.
 
      Тихо переговариваясь, рассматривая сквозь кусты потемневшие фасады зданий, друзья медленно шли по пустым улицам, посреди которых уже успели вырасти немаленькие деревья. Когда-то в поселке было много каштанов, пышно расцветавших в мае веселыми белыми свечками, а осенью рассыпавшими по земле коричневые круглые орехи и колючую скорлупу. Некоторые плоды, упав на землю не лопались, и считалось удачей, раскрыв шипастый шар, найти там два, а иногда и три влажных и прохладных сегмента. Каштаны никуда не исчезли, только разрослись, а, может, вместо тех, что были тогда, выросли новые, но на дороге валялись и, задетые ногами, перекатывались все те же их коричневые кругляши.
      Слева за молодым березняком показалось длинное здание спортзала, друзья, не сговариваясь, свернули за него – там была их школа.
      Открытая дверь, в проеме которой вырос куст, приглашала в темное фойе. Справа когда-то была раздевалка,  а прямо у стены на тумбе стоял гипсовый бюст Ленина, который однажды во время перемены сшибли на пол и разбили. Кажется, виновного исключили тогда из пионеров на целых полгода.
      Они прошли в пустой класс, тихо постояли, вспомнив, где были парты, и кто, где сидел. В конце коридора друзья заглянули в кабинет директора, где, бывало, за проделки выстаивали они, понурив головы, выслушивая внушения, с ужасом ожидая появления вызванных отцов и заранее ощущая почесывание задних мест. Тогда, правда, не было ни седого Степана Олеговича, ни облысевшего Игоря Николаевича, а были они ушастыми и шустрыми Стёпиком и Гарькой.
      -Пойдем ко мне,- выдавил из себя Степан, они, перейдя заросшую кустами баскетбольную площадку с проржавевшей вышкой, подошли к дому.
      Степан зашел в подъезд, а Игорь остался.
      Было тихо, лишь шуршал в вершинах деревьев легкий ветер, и это вызывало ощущение неестественной дикости. Весь накопленный им опыт и вся прожитая немалая жизнь говорили, да, пожалуй, не говорили, а кричали, что все вокруг не нормально, в домах должны жить люди, смеяться дети, по улицам должны катиться автомобили; там, где есть дома, все должно быть заполнено звуками и свидетельствами человеческого существования. И это несоответствие реальности требованиям сознания вызывало чувство некой мистики происходящего, желание проснуться и увидеть все, как было когда-то.

      Наконец Степан вышел, судя по покрасневшим глазам, свидание с бывшим домом далось ему нелегко. Они повернули по улице, ветви разросшихся деревьев свисали над дорогой и заставляли в некоторых местах обходить их.
      Вот летний кинотеатр, в котором можно было бесплатно смотреть кино, и где они, живо представляя себя во вражеском тылу, раз по восемь посмотрели «Щит и меч» и «Подвиг разведчика». Через минуту за поросшей мелким осинником площадкой показался клуб с просевшей от времени крышей. Это здесь ими была отточена до совершенства технология незаконного проникновения в кинозал. А слева от входа были скамейки, где однажды они с отцом и матерью сфотографировались, и фотка эта в родительском альбоме сохранилась.
      Дорога чуть повернула, и Игорь заволновался. Разум упрямо отговаривал, тормозил, свинцом наливал ноги, напоминал прописную истину о том, что не стоит возвращаться туда, где когда-то было хорошо, но душа тянула его, и он, чувствуя, как с каждым шагом от волнения кровь начинает все сильнее стучать в висках, упрямо шел вперед, не оборачиваясь, а глядя туда, за угол желтого здания, где его ждал ОН.
      Они прошли перекресток, обогнули разросшуюся пышную сиреневую куртину, и перед ними вдруг распахнулось открытое и светлое пространство, редко поросшее высокими соснами. И там, между сосен Игорь, наконец, увидел предмет своего вожделения, к которому стремился последние годы, а может и всю жизнь. Не отрывая взгляда, от волнения ничего не слыша вокруг и ни на что не обращая внимания, он ускорил шаг, потом почти побежал. Лежащая на земле хвоя мягко пружинила, поглощая звуки шагов, лишь изредка потрескивала попадающая под подошву сухая шишка.

      Внешне ОН, казалось, совсем не изменился, те же коричневые дощатые стены, красно-коричневая черепичная крыша, и труба на месте, лишь только деревянные решетчатые  ставни на окне гостиной оторваны, засыпанный желтой опавшей хвоей настил перед входом прогнил, и в потемневших облупившихся рамах веранды отсутствовали несколько стекол. Игорь остановился, стараясь прийти в себя. На секунду, не больше, ему вдруг показалось, что стоит лишь толкнуть дверь, и он, увидит мать, хлопочущую на кухне, и читающего газету отца, почувствует запахи, иногда вдруг возникавшие в его памяти, и волшебным образом вернется в необыкновенное и неповторимое детство.
      Но, тем тяжелее разочарование, чудеса ведь бывают только в сказках, да и в одну и ту же реку, как известно, не войти. Ничего, напоминающего о том времени в доме не осталось, кругом царил лишь беспорядок разрушения: обои, которых он не помнил, лохмотьями висели на стенах, потолки почернели; сорванные, а может уже самопроизвольно упавшие, двери лежали на полу. Не было и знакомых запахов, и неудивительно, ведь сколько лет, даже не лет, а десятилетий прошло с того момента, когда за его спиной закрылась дверь этого дома.
      Игорь поднялся на второй этаж. Его комната показалась сейчас маленькой и тесной, и лишь поразмыслив, он понял, что это из-за разницы в росте, ведь тогда он был почти на метр ниже. В углу стояла позабытая и никому не нужная табуретка. Игорь поставил ее к окну, сел и посмотрел сквозь запыленное стекло. За окном деревья заметно поредели. Когда-то перед входом на веранду стояла толстая сосна, дребезжавшие чешуйки коры которой в ветреную погоду частенько будили его по утрам. Вместе с отцом они соорудили скворечник и приколотили к этой сосне на уровне окна, и как он радовался, когда по весне на дощатой крыше деревянного домика однажды весело засвистала вертлявая серая птица.
      Теперь сосны не было, да и вообще деревьев перед домом почти не осталось. А ведь тогда неохватные великаны казались нерушимыми, почти вечными, и вот, безжалостное время не пощадило и их.
      Да, течение времени неудержимо и, поняв это сейчас, Игорь вдруг ощутил себя стариком, явственно почувствовал навалившуюся тяжесть лет.

      Спустившись вниз по скрипящей с шатающимися подгнившими перилами лестнице, он на минуту остановился. Игорь знал, что больше никогда не попадет сюда и не увидит своего дома, поэтому хотелось запомнить побольше. Взгляд еще раз пробежал по родным стенам, затемненный коридор освещался лишь прямоугольниками падавшего из комнат света.
      Он оглянулся, посмотрел на лестницу и…, кровь жаркой волной ударила в голову и молотком застучала в ушах. Шагнув вперед, он протянул руку и дрогнувшим пальцем дотронулся до ступеньки, потом провел под ней ладонью и ощутил твердый бугорок.  Это был гвоздь, загнутый и много раз закрашенный гвоздь, который  отец когда-то заколотил изнутри находившейся под лестницей кладовой, и на вылезший под ступенькой конец которого он, сбегая вниз, напоролся пяткой. После этого несчастья гвоздь был загнут, но ему пришлось получить обязательный курс уколов от столбняка и неделю хромать с забинтованной ногой.
      И еще раз старый загнутый гвоздь царапнул его, только теперь не пятку, а где-то внутри в груди вдруг кольнуло, и эта боль стала последним испытанием на сегодня, выдержать которое он уже не смог.  Давно позабытое чувство безысходной жалости, перехватив дыхание, захлестнуло, сжало сердце; Игорь опустился на ступени, закрыл лицо и слезы, лет двадцать не увлажнявшие его глаз, вдруг потекли по ладоням. О чем рыдал странный седой лысоватый человек посреди пустого заброшенного дома, наверное, он и сам не смог бы объяснить, ведь не сказать, что детство было непутевым, скорее наоборот, и жизнь в общем вполне удалась, но так, наверное, плачет сын, после длительного отсутствия, наконец, приехавший к отцу и нашедший вместо него лишь заброшенную могилу…
      Слезы принесли облегчение, от сердца немного отлегло, Игорь несколько раз глубоко вздохнул, вытерся платком и поднялся. Больше здесь делать было нечего, он вышел на улицу.
      Степан курил неподалеку возле толстой старой березы. Когда-то, кажется во втором классе, увидев в учебнике, как сажают деревья, Игорь сходил на недалекую опушку леса и не выкопал, а, поднатужившись, с корнями вырвал из земли совсем маленькую березку, которую затем закопал возле дома. Казалось, от такого зверского обращения деревце непременно должно было погибнуть, но, вопреки всему, оно принялось, зазеленело и исправно пошло в рост. Может, это и была та береза, а может нет, в его время возле дома росли только сосны, но прошло уже столько лет. 
      Он погладил рукой по шершавой в черных трещинах коре, подняв голову, посмотрел на колышущиеся под ветром зеленые змейки ветвей, потом сказал, - Прощай! - и, не оглядываясь, зашагал прочь.

      Автомобиль стремительно катил по шоссе, справа поднялись невысокие лесистые холмы, когда-то по тропинкам этих холмов носились они на велосипедах. Весело свистел ветер в ушах, крутые повороты захватывали дух, вызывая восторженный вскрик, и впереди, в такт движениям педалей, заставляя приятно вздрагивать сердце, задорно извивались по худой спине русые косички…
      Из-за поворота показалась окраина городка, над которым, подчеркивая живописную перспективу, высилась остроконечная с часами  башня ратуши. Скоро по сторонам побежали первые дома, Степан сбросил скорость – конфликты с дорожной полицией в их планы не входили. По всему было видно, что обитатели домов на этой улице жили ничем не омрачаемой и счастливой жизнью. Стоявшие среди утопающих в цветах двориков дома под черепичными крышами были чисты, ухожены и тоже источали довольство и достаток. Вымощенные брусчаткой тротуары были пустынны - рабочий день еще не закончился - лишь раз мимо проехал по обозначенной у обочины дорожке велосипедист.
      Игорь, погрузившись в мысли, рассеянно смотрел в окно, не обращая внимания на красоты, как, вдруг, мелькнувшее среди розовых кустов ярко-красное пятно вывело его из задумчивости. Возникла неясная туманная ассоциация, он несколько секунд попытался понять, что это и, внезапно догадавшись, почти крикнул, - Степик, стой!
      -Ты что?- от неожиданности Степан ощутимо вздрогнул и недоуменно оглянулся.
      -Останови машину, говорю!
      -Совсем ошалел ты, Гарька,- Степан аккуратно припарковался и заглушил двигатель, - Ну, что случилось?
      -Степик, я, кажется, увидел Его!- лихорадочно блестя глазами, прерывающимся голосом произнес Игорь.
      -Кого увидел? С тобой все в порядке?- забеспокоился Степан.
      -Брось, я в норме, пойдем, посмотрим, Он - Там!- Игорь ничего не стал объяснять и выскочил на тротуар, Степан, тихо матюкнувшись, вылез из машины.
      Они пошли обратно, заглядывая через невысокие кованые заборчики. Вот и нужный двор.  По тротуару вдоль забора стояли красивые глиняные вазы с цветами, во дворе вторую ограду составляли аккуратно подстриженные кусты белых и красных роз. В глубине под традиционной черепичной крышей стоял оштукатуренный, наполовину завитый плющом дом. Под стеной дома блестело маленькое озерцо, на берегу которого алело яркое пятно.
      -Сейчас ты его увидишь,- Игорь схватил Степана за рукав и почти силой подтащил к забору. Тот усмехнулся, хотел что-то сказать и… замер с открытым ртом.

      Озерцо было искусственным, круглым метра три в диаметре, выложеным крупным, местами позеленевшим и проросшим травой булыжником. В дальнем конце озера рос небольшой куст камыша, на поверхности плавали листья кувшинок, а между кувшинок замер большой красно-белый рыбацкий поплавок. Ловил же рыбу… гном! В кумачевом, загнутом на сторону колпаке с кисточкой, зеленой куртке, полосатых чулках и деревянных башмаках он неподвижно сидел на берегу за камышами, крепко сжимая в руке удочку. Несоразмерно большие глаза на румяном щекастом лице с крупным носом и маленькой бородкой внимательно следили за поплавком. Сказочный рыбак был полностью поглощен процессом и совершенно не обращал внимание на происходившее вокруг.
      Несколько минут друзья молча рассматривали гнома, первым зашевелился Степан.
      -Гарька, неужели это тот же самый?
      -Думаю - да, и дом и озерцо, все как тогда, цветов на тротуаре, правда, не было,- отозвался Игорь.
      Дверь в доме отворилась, и на крыльцо вышел хозяин - пожилой полноватый человек в мягких домашних брюках, свитере и кроссовках.
      -Hallo, meine Herren! Was wollen Sie? (Здравствуйте, господа! Что Вам угодно?) – вежливо улыбнулся он.
      -Keine Sorge, keine Sorge! Wir haben gerade gefiel Ihre Terrasse und Zwerg. Wenn Sie nichts dagegen haben, freuen wir und gehen. (Не беспокойтесь, просто нам понравился ваш дворик и, конечно – гном. Если Вы не против, мы посмотрим и уйдем.)- Степан всегда отличался хорошими способностями к языкам.
      -Oh, danke! Dies ist das Haus meines Vaters, und Zwerg Fischerei seitdem sein Grosvater. (О, благодарю Вас! Это дом моего отца, а гном ловит рыбу еще со времен деда.)-  хозяину явно импонировало внимание, оказанное его дому, он присел на стоявший у входа деревянный стульчик и, все так же вежливо улыбаясь, стал рассматривать странных людей.
      -Ты слышал? Говорит, еще со времен деда гном сидит, значит точно наш - курилка,- Степан улыбнулся и хлопнул друга по спине. В это время тень от набежавшего, было, облака скользнула в сторону, вечернее солнце осветило дом и красиво заблестело на зеркале пруда. Потянул легкий ветерок, вода покрылась мелкой рябью, поплавок качнулся и, казалось, чуть подпрыгнул, пустив по поверхности еле заметные круги. «Клюет у тебя, рыбачек!» звонко смеясь, крикнула тогда Ирка, встряхивая косичками.
      -Клюнуло, - машинально произнес Игорь и расширенными глазами посмотрел на друга, -Степик, ты видел, у него клюнуло!?
      -Точно клюнуло!- Степан хихикнул, а потом громко крикнул,- Эй, рыбак, у тебя клюет! Давай, тащи рыбу!
      И они захохотали, глядя на этот неожиданный и необыкновенный привет из умчавшегося за нагромождения времени детства, и давившая с утра непомерная тяжесть вдруг свалилась и куда-то исчезла, освобождая души, и жизнь опять показалась им прекрасной и почти бесконечной, КАК ТОГДА.
      А вежливый хозяин с недоумением смотрел на двух непонятных далеко немолодых хохочущих чудаков и, тоже улыбаясь, повторял,- Oh, ja, ja, es ist ein Zwerg, mein Zwerg (О, да, да, это гном, мой гном!)