Воспоминания. Не ретрспекции, а ассоциации

Антон ТЮКИН

ВОСПОМИНАНИЯ. НЕ РЕТРСПЕКЦИИ, А АССОЦИАЦИИ
(ПОПЫТКА РЕЦНЗИИ. КАК ПОВОД ОБЪЯСНИТЬ. И ОЪЯСНИТЬСЯ.)

Из милосердия я должен быть суровым…
В. Шекспир (трагедия “Гамлет”)

Есть в современном изобразительном искусстве в на Западе такое направление – гипперреализм.
Вообразите большую картину:
На ней – стена современного здания, где – нибудь в центре Манхеттена. Блестящая зеркальная витрина. За стеклом – барная стойка. За стойкой – бармен. Ряд бутылок… Перед барменом  сидит, склонясь над рюмкой, мужчина в серой шляпе и длинном, кожаном плаще… Рядом с витриной – хромированная телефонная будка. Блестит на солнце. За закрытой дверцей – железный таксофон… Рядом с будкой – уличная урна, из которой торчит краишек смятой газеты… Недалеко на тротуаре лежит окурок…
- Вот типичная картина западного гиперреалиста. 
Все предметы на картине изображены максимально точно. Тщательно и строго прорисованы. Изображение предметов настолько мастерское, что неотличимо от  огромной, цветной фотографии.
Основной принцип данного направления – отсутствие на картине главного. Художник показывает нам жизнь в формах самой  жизни. И делает это мастерски.
Стоп. – скажет критик: - Это не по правилам. При изображении реального мира главное нужно выделять. Отделять главное от второстепенного… Совершенно необходимо отсеивать ненужные детали. Нужно строго делить изображаемый мир. На самое главное. И не совсем… Выстроить строгую систему - иерархию вещей и явлений… А на этой картине… Тут – иерархии – то как раз и нет.
Вещи, изображенные художником, в достаточной мере отстранены и автономны друг от друга. Между ними нет четкой взаимосвязи. А если даже она и есть, то все равно – это как – то слишком сложно… Глаза разбегаются… В конце – концов, так нельзя… Недопустимо… Надо выделять… и упрощать… Нет чисто автономных вещей, как почти нет сложных связей и не пересекающихся миров…
* * *
Помните, как нас учили когда – то:
- Идейность… Партийность… Народность…
Сначала нам было противно. Но мы молчали.
Потом пришла “перестройка”… Мы стали радостно хихикать над старьем, а потом и вовсе выбросили его ко всем чертям… И пошли…
- Куда?
* *  *
Любое искусство на Земле – идеологично. За примерами ходить долго не надо.
Возьмем хотя – бы архитектуру.
- Колоссальные, исполинские храмовые комплексы Вавилона и Древнего Египта. Тяжеловесность жестокого, полудетского  язычества.
- Греческие храмы – компактные, времен ранних городов – республик. И грандиозные, как афинский Парфенон, при правлении Перикла. Создание четкой ордерной системы. Приход на Землю классицизма – номер - первый.
Рождение и рост Древнего Рима. Военная и политическая экспансия. Укрупнение деталей и дальнейшее развитие идеи греческого ордера. Грандиозное строительство по всей империи… Арки. Термы. Cтадионы. Виллы богачей. Дороги и мосты… Строили, естественно, рабы… Такое было время…
- Средневековые соборы Европы. Восторженные слезы христианства. Тяжеловесность… и тут – же необычайная легкость. Иступленный религиозный экстаз. Трагическая оторванность человека от Господа. Осознанная и преодоленная… Из низких городских домишек человек приходит  в храм - ковчег спасения. И взмывает в небо.
- Королевские дворцы эпохи французского абсолютизма. Здания – пирожные. Дома – торты. Вычурный гедонизм причудливого барокко. Абсолютные прихоти. Абсолютная власть. Эгоизм и отстраненность знати от народной жизни.
- Имперская классика эпохи наполеоновских войн. Стиль Ампир. Выражение бюрократической иерархии современного государства. Подчиненность одних людей другим. Выстраивание четкой иерархии – целое – и детали. Бюрократическая гармония. Бесконечное прославление мужества и самопожертвования человека во имя общественных интересов. Мужественное искусство, но … равнодушное к маленькому человеку.
Государство – армия. Страна – казарма. Стиль Ампир - выражение имперских амбиций и крайнего милитаризма.
- Историзм и эклектика конца XIX века. Стремление влить “новое вино” функции (банки, биржи, музеи, вокзалы, доходные дома) в “старые меха” исторически сложившихся форм.
Эпоха образования новых национальных государств (примеры – объединение Германии, освобождение Италии, обретение независимости Грецией, Болгарией, Сербией, образование Румынии). Рождение национализма, как идеологии. Использование национальных мотивов архитектуры более раннего периода при новом строительстве.
Украшательство. Причуды хозяев новомодных вилл и доходных домов. Царство чванства и саморекламы. Безвкусица. Излишество деталей… Беспочвенное царство торгашей. Все накопленное в области культуры и человеческого духа – капитализм пускает с молотка… Осуществился пошлый лозунг – Все на продажу.
- Стиль Модерн – Арт Нуво. Эстетизация жизни и быта высших слоев общества. Стремление культурного слоя отгородиться от “свинцовых мерзостей” капитализма начала ХХ века. Безуспешная попытка людей убежать в царство искусства. Исступленное воспевание страстей и естественной, природной красоты… Кончается с началом Первой Мировой войны. 
- Приходит функционализм. Родился и вырос на руинах Первой Мировой. Дитя революций Русской. Немецкой. Автрийской. Распад империй и экономическая горячка середины двадцатых. И пришедшей ей на смену “Великой Депрессии”… Выражает крайнее упрощение, огрубление, кричащую примитивизацию всех сторон общественной и личной жизни. Офисы – цеха. Дома – казармы. Здания, подогнанные под единый стандарт, как в классицизме. Только много уродливее. Долой историзм! Даешь дома без колонн. И вообще – без мелких деталей. Чем проще – тем лучше.
Вот так. Последние маски были наконец - то сброшены. Произошел казалось - бы полный и окончательный  разрыв ниточки, связывающей человека с историческим прошлым. В стекле модернистских витрин глядит на обывателя полнейшая беспочвенность. Перед нами голая архитектура. Архитектура голого человека на голой земле. Человек – давно уже не цель общества. И искусства. В человеке больше не важна личность. Функция и только функция – вот что его интересует… Человек – винтик огромной бюрократической и производственной машины. Человек – бесплатное приложение к кассовому аппарату, к станку, к винтовке…
- Постмодернизм. Синтез функционализма и историзма. В такую “благородную компанию” они позвали стиль Ампир… Бесконечная игра в старые формы, навешиваемые на новые здания. Игра ради самой игры.
– Не такой уж я и жестокий… - как бы говорит капитализм: - Хотите колонну? – Пожалуйста. Только – бутафорскую. Хромированную… Зато капитель – как у настоящей… Хотите фриз? – Да ради бога. А то, что он гипертрофирован, так это - игра… Весь мир – игра… Пока есть деньги… Разве плохо? У граждан ведь уже имеются социальные гарантии… Что?.. Только в Северной Америке и в Европе? И то, только в Западной?.. Ну а вам – то что до этого? Вы ведь, пока слава богу… Так – что играйте, играйте в кубики… Играйте в постиндустриальный, виртуальный, электронный мир. Пока игровая капитель не свалилась, и не пробила Вам голову…
* * *
Частный случай - советская и нынешняя российская архитектура. Вся – от домов – коммун, через сталинские высотки и хрущевско – брежневские районы – и до современных офисов и бутиков – царство равнодушного зеркального стекла и бутафорской пластиковой облицовки (под гранит!) – вполне точно отражает приведенную мной схему. Только с вариацияими, и в миниатюре. 
И так, искусство всегда идеологично. И в это выражает историческую закономерность.
* * *
Отражение, описание мира по средством художественных образов – главная задача искусства. Субъективное восприятие реальности и рассказ о мире, пропущенный через призму своих представлений - вот задача художника.
“Идеология” – совсем не какое – то дикое, страшное слово. Идеологичен Древний Мир. С его язычеством и рабовлвадением. И средневековье c его феодализмом. Идеологично Новое Время. C национализмом и социализмом. Идеологичен был весь ХIХ век. И век ХХ – тоже.
Идеологична Святая Библия. Идеологичен Священный Коран.
Все произведения русской, и зарубежной классики - идеологичны. Идеолгичен Пушкин. И Гоголь. Тургенев и Некрасов. Достоевский и Толстой…
Идеологичны полотна Жака Давида в залах парижского Лувра. Идеологичны полотна художников – передвижников в Третьяковке, в Москве. И художников Модерна – тоже…
Все выдающиеся музыкальные произведения классического периода идеологичны. Бах и Моцарт. Вивальди и Штраус. Вагнер, Чайковский. Римский – Корсаков…
* * *
Кончился ХIХ век… Наступил ХХ.
Кандинский и Малевич, Маяковский, Мейерхольд, Булгаков… Сплошная идеология.
Шадр и Брекер. Мухина и Торак. Эйзенштейн и Рифеншталь, Иофан и Шпейер, роман Максима Горького “Мать”, и роман Ханса Фаллады “Железный Густав” – это – ли не идеологическая борьба?.. Окончательную черту в этом споре  поставила Вторая Мировая. Потому результаты его нам известны…
Глубоко идеологичен даже Эндрю Уорхол. Переводя на холст через эпидеоскоп картинки из журналов, малюя банки супа, Мао, Кеннеди, Монро… он создавал “иконы” мира потребления. А это уже идеология. Как не крути…
Всякая попытка создать произведение искусства без идеологической подкладки, аналогично попытке сварить суп без воды.
* * *
Почему автор рассматриваемых рассказов обращается к недавно прошедшему времени, к явлениям советской и ранней постсоветской действительности?.. Зачем это?.. К чему вновь и вновь рассматривать печальные и забавные события более чем двадцатилетней давности?..
Может – быль это просто ретроградство? Бегство от реальности?.. Ведь не секрет, что абсолютно подавляющее большинство нынешних россиян психологически не приемлют экономических и политических реалий современной жизни, жизни наступившей (хочется написать слова – “на горло”…) после тысяча девятьсот девяносто второго… Год за годом общество готовит новогодний салат “Оливье”, откупоривает “Советское шампанское” (якобы – “советское”, и якобы – “шампанское”) под речь Президента (а как – бы хотелось многим и многим снова – под Генерального Секретаря…), а после – слушает праздничный концерт. Передают “Старые Песни О Главном №…” Потолстевшая Пугачева. Постаревший Кабзон. Подурневший Антонов…
Вот они – последние жалкие островки. Последний окоп. Последние крохи. Вернее, кость, бросаемая хозяином под стол. Старому, больному, облезлому, разворчавшемуся псу…
* * *
Люди смотрят “Песни”. Печалятся. И рефлексируют…
Почему? Ведь они так ждали прекрасное будущее в восемьдесят девятом… И вот,  будущее наконец  пришло, и …
* * *
- Лицом к лицу – лица не увидать.
   Большое видится на расстоянье. – писал Сергей Есенин.
- Почему общество так судорожно цепляется за прошлое?
- Потому – что нам не нравится наше настоящее. Оно оказалось совсем не таким, каким должно было – бы быть… - вот как ответило - бы общество. Если – бы его только осмелились о том спросить…
После жестокой пьянки на “свадьбе в Маниловке” восемьдесят девятого – девяносто первого, наступило “жестокое похмелье”… И это еще хорошо, если подгулявший “господин” (на “товарища” он в начале девяностых уже как сильно обижался, говоря: “Гусь свинье не товарищ…” ) не оказался под забором. В самом прямом, не в фигуральном смысле слова…
Все, практически все наши наивные, прекраснодушные фантазии “приказали долго жить” в тот январь девяносто второго. А у кого еще и жили, так не долго. До расстрельного, кровавого девяносто третьего. До того самого - нового Октября…   
* * *
Трагическое непонимание настоящего, как всего лишь одного звена в длинной цепочке народной истории, привело  нашу страну на грань национальной катастрофы. Трагическое неосмысление бед, побед и буден явилось началом  трагического разрыва между властью и обществом, между простым народом и интеллигенцией. Последняя так “отделилась от серой массы” и “вознеслась от земли в царство духа”, что  Россия для нее давно уже не “наша страна”… Определенного сорта “интеллигентные господа”  уже давно говорят про Россию отстраненно: - “Эта” страна… Когда – же она “наконец – то станет цивилизованной”…
Случай нравственного падения в мировой истории абсолютно невероятный! Думаю, что такого нет и быть не может даже и у самых диких народов Земли…
* * *
Как – же надо было ненавидеть свою стану, чтобы в угоду пещерному эгоизму наживы порвать живую связь времен, превратив народ в стадо, десятилетие за десятилетием тупо и тяжко борющееся за элементарное физическое существование…
Численность населения России продолжает медленно, но неуклонно снижаться…
Почти полностью разрушена национальная и традиционная классическая культура. Для культуры в современной России есть своя огороженная территория. Канал “Россия К”. Своеобразная жалкая “резервация”, созданная “цивилизаторами” для “новых русских индейцев”. Вне “резервации” эти “индейцам” давно хода нет. Там другая территория - “царство белого человека”…
* * *
Полнейшая деградация промышленности и фактическая смерть сельского хозяйства уже давно не вызывает ни у кого в России ни мыслей, ни тревог, ни удивления. Страна уже давным – давно фактически не производит никакой сложной технологической продукции.
Берите любую отрасль. Радиоэлектроника… Автомобилестроение… Энергетика… Оборонка… Металлургия… Транспорт…
Везде вы увидите только одно. Провал… Провал… Провал… Провал…
* * *
На сегодняшний день Россия не обеспечивает себя продовольствием. Произведенная товарная масса сельскохозяйственной продукции в современной России настолько мала, что в случае какого – либо значительного международного конфликта, и отказа поставлять в нашу продовольствие из – за рубежа, в стране неизбежно вспыхнет голод.
Голод! Это не какие – то там “карточки - талоны”. Голод – это трупы, лежащие по всем дорогам. Как при Владимире Ильиче. Это людоедство и трупоедство, как на коллективизировавнной Украине в начале тридцатых. Или как в блокадном Ленинграде. Или в послевоенной деревне. При Сталине…
* * *
Непонимание страны. Непонимание истории. Непонимание путей. Непонимание угроз на сегодняшний день грозит вылиться в национальную катастрофу еще гораздо большего масштаба, чем мы имеем на сегодняшний день. 
* * *
Художник – всегда “заложник, у времени в плену”.
Трагическая раздвоенность Бориса Пастернака, Осипа Мандельштама, Анны Ахматовой, Михаила Зощенко, Александра Твардовского… Принятие и непринятие художником своего времени. Отражение времени во всей сложности и полифоничности – величайшая задача искусства.
“На недалеком расстоянье…” и “Доктор Живаго”, “Мы живем под собою не чуя страны…” и “Средь народного шума и спеха…”, “Реквием” и “Ода к миру”… Величайшие, трагические вехи подлинного осмысления всей сложности и противоречивости советского опыта. Так. Так и только так мы должны осмысливать наше прошлое.
Ибо только глубочайший, многосторонний и беспристрастный анализ исторических явлений во всей их полноте -  достойный художественный плод от подлинного мастера слова.
Желание глубокой сопричастности к своему народу, своей стране, ее добру и худу как раз и отличает мастера от эпигона.

- Я не хочу средь юношей тепличных
  Разменивать последний грош души.
  Но как в колхоз идет единоличник
  Иду я в мир - и люди хороши.
  Люблю шинель красноармейской складки,
  Длину до пят, рукав простой и гладкий
  И волжской туче родственный покрой,
  Чтоб, на спине и на груди лопатясь,
  Она лежала, на запас не тратясь,
  И скатывалась летнею порой.
  Проклятый шов, нелепая затея,
  Нас разлучили. А теперь, пойми,
  Я должен жить, дыша и большевея,
  И, перед смертью хорошея,
  Еще побыть и поиграть с людьми!

Писал Осип Мандельштам. Человек великой и трагической судьбы. Писал, принимая и не принимая и свое время, и свою страну. И еще:
 
- Моя страна со мною говорила,
  Мирволила, журила, не прочла,
  Но возмужавшего меня, как очевидца,
  Заметила - и вдруг, как чечевица,
  Адмиралтейским лучиком зажгла.
  Я должен жить, дыша и большевея,
  Работать речь, не слушаясь, сам-друг.

Желание общественного резонанса. Желание никогда ни быть посторонним – вот что двигало рукой великого поэта в том момент, когда Осип Эмильевич писал о своем времени. Уродливом и трагическом, cтрашном и прекрасном одновременно…
Поэт Осип Мандельштам – был ухо и глаз для для Советской страны. Объективный, зоркий взгляд на вещи, глубокое вникание в самую суть – вот черты его зрелого творчества.
* * *
Величайшая отзывчивость и горячее желание сопричастности к своей истории, к великим и трагическим судьбам народа, чуткость к голосу страны – есть неизменное качество, присущее любому элементарно честному художнику. Во все века и времена. У всех земных народов. От начала времен – и до скончания мира. Так было. Так будет и впредь.
* * *
На днях, на суд общественности был представлен ряд рассказов. Непритязательные, обыденные, бытовые  сюжетные линии рассказов Тюкина можно сравнить с картинами художников – гиперреалистов.
Вот витрина… Вот окурок… Вот телефонная будка… Да где – же в них главное?
Давайте подумаем. И разберемся.
* * *
Вот рассказ “Римма и Сахаров”. Сюжет его прост.
Учительница старой, советской закваски яростно хулит опального академика. При этом, Римма изливает на своих учеников бесконечный поток из идеологических штампов и грубейших мещанских измышлений. Кстати, большинство этих измышлений в описываемый автором период, были широко представлены в известного рода газетных статьях, брошюрах и “документальных” фильмах. Обычно задача подобного рода материалов была проста – надо было доказать, что любой инакомыслящий в СССР – либо конченный “простак”, либо злобный “продавший Родину за звонкую монету ЦРУ”. При проведении компании той давней идеологической травли Андрей Сахаров представлялся советской публике, как “простак”…
И так, Римма извергает поток измышлений на академика (и не только на него одного). Попутно, она не забывает восхвалять на все лады советскую действительность. Хулить врагов… Только совершеннейшее  равнодушие к обыденной, привычной государственной лжи, спасает головы учеников от зомбирования. Удивительно, как поколение, воспитанное “риммами” не стало поголовно циниками…
* * *
Говорят, что в умеренных, медицинских дозах яд действует, как противоядие… Думаю, что поколение нынешних тридцати пяти – сорокалетних получили его сполна. Чего не скажешь о более младших…
* * *
И так, вот она - Римма. - А где же Сахаров?
- Он невидим.
Сопоставление видимого и невидимого героя делают рассказ гротескным.
Серая мышь советской системы – и академический гигант… Несомненен комический эффект такой неравной борьбы – дискуссии столь разных величин, столь разящий контраст “весовых категории” героев. Вспоминается незабвенное крыловское: - Ай, Моська! Знать она сильна…
* * *
Римма – всего лишь крошечный винтик в огромной  машине лжи и государственного насилия. Но не только. Римма – несомненно порождение системы. Римма рождена системой советского социализма, но … она же от нее и страдает. По крайней мере, на уровне бытовом. Повальный дефицит. Повальный дефицит – острый недостаток бытовых товаров и пищевых продуктов становится столь очевиден, что даже твердолобая Римма упоминает про него в своем рассказе ученикам. И довольно красочно. Правда в конце рассказа она говорит, что это – де временные трудности. Что очень скоро все будет совсем не так… И если даже не совсем уж станет хорошо, то лучше… Много лучше…
- Почему Римма так говорит? Может – быть она слепая? Или конченая идиотка?
Не совсем… Оказывается, все немного сложнее. Римма просто не думает. Преподносимая информация, почерпнутая из радио, cо страниц журналов и газет, с телеэкрана ее абсолютно устраивает. Формируя четкую и понятную картину мира, она создает уверенность в завтрашнем дне. Вот почему Римма так непреклонно оптимистична.
* * *
Примитивная мещанка c промытыми мозгами. Деревянная кукла, запродавшая душу советскому дьяволу за скромный учительский оклад… Неужели только такой образ хотел представить автор на суд читателя?
Это так и это - не так.
Римма – средний советский, да и нынешний российский человек. Смею предположить, что большинство населения самых благополучнейших стран мира как раз и состоит из такого рода “римм”.
Современное общество поражено страшнейшей болезнью. Имя этой болезни – “конформизм”.
Вспомним. Еще совсем недавно все без исключения семьи праздновали седьмое ноября и первое мая. При этом было абсолютно неважно, как люди относились к политическому режиму. Рюмку за столом в эти праздничные дни поднимали все. Посылали друг – другу праздничные открытки. Делали это не только одни “риммы”. Но и многие советские диссиденты…
Или еще на моей памяти. Совсем еще недавно человеком верующим было быть … как – то неприлично. Религиозную веру скрывали. О вере не говорили. Не говорит же больной о дурной болезни… Не говорят  же и о веревке в доме повешенного… А когда о религии и вере все же что - то начинали говорить, то делали это в  тех самых выражениях, которые приведены в рассказе. И говорить так считалось в обществе абсолютно нормальным. По крайней мере, говорить публично. Кто мне не верит – смотрите советское, даже и послесталинское кино. Примеров предостаточно…
Еще недавно любое начальство обходило за версту действующий храм… А сейчас…
А сейчас такая “римма” готова класть земные поклоны перед каждым образом. И креститься на каждый крест… Сейчас и праздники советские народ уже не празднует. Не поздравляет друг друга ни с Великим Октябрем, ни с Первым Мая… Теперь это не принято…
* * *
Потеря мозга. Личности. Лица. Желанье приспособиться. И стать “как все”. Вот основная черта не думающей Риммы.
Хотя и тут не все так просто. C одной стороны конформизм – отвратительное явление. Конформизм – явный вестник застоя и деградации. Но с другой стороны – это стремление к стабильности. А без стабильности невозможно создать традицию. Вечные потрясения ничего не создают. Необходимость десятилетий тишины, спокойного, но твердого порядка и стабильности… Бесконечные перетурбации – взрывы - революции не создают условий для нормального, созидательного развития. Ни экономического, ни социального.
Они, как и омертвевшая костность мешают развитию. Обрывают связь времен. Где еще, как ни в России c ее трагическими, роковыми переломами ХХ века понято это...
* * *
Еще не так давно знал я одну старую - старую бабушку. Древнюю старушку. Иногда та бабушка включала телевизор. А там показывали какой – нибудь документальный фильм на историческую тему. Хронику. Иногда на экране появлялся сам товарищ Сталин.
Завидев Сталина, бабушка качала головой и говорила, обращаясь к тени на телеэкране:
- Милушка Сталин. Знаю все про тебя. Знаю, что ты много невинных загубил. Все про тебя знаю… Однако, лучше чем ты еще не было, и нет. Все равно я тебя люблю…
Вот такая история.
-Что это? Может старушка попросту законченная идиотка? Ведь знает – же она и о голоде, и о репрессиях, и о “миллионах убитых задешево” на фронтах…  - Откуда – же такая любовь? - Чувство раба? - “Стокгольмский синдром”? - Что это?
- Нет. Не “стокгольмский синдром”. Не только репрессии, голод и напрасные фронтовые потери видела от “отца народов” та бабушка. На памяти этой старушки – великие стройки. И первые трактора на полях. Невиданные ранее грузовики. Победа в страшной войне. И автобусы. Автомобили на широких, асфальтированных улицах. Новые паровозы на станции. Пришедший в дома электрический свет. Строительство многоэтажных зданий. Новая больница и районная поликлиника. И пришедшие из ниоткуда - кино и радио. Библиотеки и музеи. Стадионы и техникумы. И большие кирпичные школы… Вот какие чудеса принес в жизнь “сказочный товарищ Сталин”.
Во всех перечисленных больших делах старушка видит его личную заслугу. И разве она не права? Не на памяти – ли всего одного поколения, Россия стала индустриальной, промышленно развитой страной?..
- И что дальше? Будем мы высокомерно презирать “старую дуру”, похвалившую давно умершего тирана… Вот вопрос…
* * *
В сегодняшней России нет тоски по прошлому, “как по прошлому”. Тоска эта – особого рода. Это тоска – по настоящему. Притом – во всех смыслах этого слова.
Задача России – осуществить модернизацию без потрясений. Но с сохранением гражданских свобод. Познакомить, а может и подружить условную “Римму” – земную и условного “Сахарова” – небесного – значит решить одну из важнейших исторических задач. Соединить народ и интеллигенцию.
Надо соделать народ интеллигентным. А интеллигенцию народной. Иначе…
* * *
Что бывает иначе мы и так прекрасно знаем. Знаем из нашего сегодня.
Об этом, собственно говоря, и пишется в рассказе “Игоряша. Петров и окрестности”.
Ложь и подлость порождает трусов. Порождает подлецов. И приспособленцев.
Своеобразный “гений места”, приспособленец – карьерист, “комсомольский мальчик”, “мажор” Игоряша,  он как сам Господь Бог незримо парит над школой и заводом, кинотеатром и танцполом. Над всею горбачевской “перестройкой”.
Неверная пятилетка полуправды. Звездный час авантюристов. Время наивных общественных надежд на пороге горьких разочарований.
Лощеный делец, плоть от плоти своего отца, до поры осуществляющего идеологическую и политическую экспансию в мире. Впрочем, вовсе и не по убеждению. Просто такая игра. Пока.
Скоро и время переменится, и игра будет совсем – совсем другая.
* * *
От спасения камбоджийцев - жертв Пол Пота – до перевозки наркоты. От “полей смерти” в Камбодже – до конопляных и маковых полей – такой географический маршрут проделал игоряшин папа – советский офицер.
От хорового бездумного вранья – через чванливые замашки будущего, да и настоящего начальства - до делячества и дальнейшей моральной деградации и смерти – таков путь Игоряши. Может быть не физической смерти. Но смерти моральной – наверняка.   
*  * *
Но, к счастью, не все так безнадежно трагично в мире.
От нелепостей армейской “швейковщины” до волнений и тревог о судьбах мира, человека и земной цивилизации вырастают герои рассказа “Об орудиях железных, ко всякому делу приготовленных”.
Не случайно в заголовке рассказа стоит библейская строка.
Преодоление идиотизма страшной, серой жизни через иронию – вот путь не одичать, и не сойти с ума. Восхождение героя до метафизических высот духа – свойство психического мира человека. И оно реализуется не смотря на “неромантические условия” военно – лагерного быта. 
* * *
Вот лежат мальчишки на стрельбище в обнимку грозными армейскими “калашами”. Как тысячелетия назад лежали на совсем другой земле , на другом поле воины Иисуса Навина. Прижались к земле. Земле, данной им Богом. И услышали Небо… Древние переболев, перестрадав и переосмыслив мир, подарили людям Библию. За нынешними мальчиками – дальнейший шаг. Или хотя – бы осмысление и сопричастность к достигнутому человечеством.
* * *
Размышлениями о жизни, о бренности бытия, о жизненном  целеполагании, об исторической памяти и беспамятстве наполнен рассказ “Балтии. Последнее лето”.
Рассказ этот – есть глубокий поклон прекрасной и трагической земле латвийского народа. Последнее “прости’. Последний взгляд через широкую, туманную реку. Уже с другого исторического берега. Взгляд без гнева и печали на нашу некогда общую судьбу. И рука, протянутая для рукопожатия через времена и  промчавшиеся годы.
* * *
Последнее лето исторически обреченной империи, построенной на зыбучем песке величайшего чванства и дремучей костности, насилия и беспамятства – таково время действия рассказа.
Песчинка в песочных часах мировой истории – судьба Анны Францевны - главной героини рассказа. Как прекрасен, и как одновременно глубоко трагичен ее образ.  В ее судьбе отражается вся история русского ХХ века.
Потеря надежного крова. И беженство. Трагический путь – от синего детского неба в марте семнадцатого, через март “оттепельных” надежд пятьдесят третьего – до серого неба конца “эпохи Брежнева”. Весь путь. От детства – до могилы. От духовного рождения – до угасания. От восторгов и надежд – до исторического тупика. Так путь отдельного человека совпал с путем страны, c трагическим путем  несчастливой и трудной  советской цивилизации.
Что же дальше? Тупик?.. И смерть?..
* * *
Новые ветра уже дуют над старым миром. И только это внушает читателю робкую надежду. Да еще юный герой. Впрочем, сумеет ли он совладать со стихиями? Будет ли он владеть ими? Или стихии будут управлять героем?.. Этот вопрос не решен еще и доныне.
* * *
Человек, полностью отдающийся воле обстоятельств – раб. Весь мир того раба – тюрьма.
Рабство, несвобода и идиотизм безрадостной, мучительной жизни, армейская муштра и серая бессмысленность рождают  неосознанное чувство протеста. Протест выливается в немотивированную агрессию. Агрессия приводит к бессмысленному насилию. И круг замыкается…
* * *
Невольник, раб – всегда насильник. Об этом рассказ “Кино. Про фашистов”.
Одичалая обалделость обыкновенных советских ребят на фоне равнодушной армейской машины – вот  сюжет рассказа. Сюжет, по нынешним временам, в общем – то, довольно банальный…
Идиотизм родит идиотизм. Насилие родит насилие. Это нехитрое утверждение. Но почему – же люди вновь и вновь не  хотят услышать голос разума?
Ведь всем и давно уже известно, что подавляющее большинство даже самых отвратительных уголовных и даже военных преступлений совершается не какими – то закоренелыми уголовными преступниками. Совершаются подобного рода злодеяния самыми обыкновенными людьми.
Так происходило на всех постсоветских войнах. В Средней Азии. На Кавказе. В Чечне.
Так было в республиках бывшей Югославии. Так происходит и до ныне – в Ираке, в Палестине, в Афганистане.
Насилие – не есть прямое следствие какой – либо идеологической накачкой. Наличие специальной подготовки солдат – боевиков тут тоже не играет особой, решающей роли. Самое главное тут – психологическая готовность творить насилие и становиться его жертвой.
Неестественные, дикие условия жизни, бессмысленность зряшных страданий, напрасность дичайшей борьбы – вот ключ, открывающий ящик Пандоры.
* * *
- Что же делать? Как быть?
- Искать новые смыслы. Новые пути. В жизни и в литературе. Без этого сейчас – никак.
* * *
Рассказы общественного беспокойства. Робкая попытка понять окружающий мир. Попытка сказать о наболевших проблемах по средством художественного слова. Надеюсь, что именно это увидит читатель в несовершенных творениях начинающего автора.
Пожелаем автору совершенствовать язык своих произведений, продолжать и дальше радовать читателя новыми интересными сюжетами.