Земля и золото. Часть 2

1.
Николай Христофорович Полторак ютился в крохотной, не более девяти квадратных метров комнатушке огромной коммунальной квар-тиры. Скорей всего, комната когда-то была выгорожена из большого зала.
Первое, что бросилось в глаза, когда я переступил порог и вошел в комнату – портрет красивой молодой женщины, написанный маслом. Он был знаком мне еще по Курносовску. Портрет, обрамленный  позо-лоченным багетом, висел на самом видном месте. Женщина улыба-лась, и эта улыбка освещала комнату и как бы расширяла ее.
С мебелью у Николая Христофоровича было не густо, да, собст-венно, ее и ставить было некуда. Узкая железная кровать у стены, старый письменный стол, заваленный папками и книгами, которым не хватило места в допотопном книжном шкафу и на двух полках над кроватью, двухстворчатый, тоже видавший виды плательный шкаф, кресло и пара стульев – вот и вся мебель. Вешалка для одежды была приделана к внутренней стороне двери. Над дверью висело радио, а над письменным столом рядом с портретом часы с кукушкой. Телеви-зора я не заметил. Наверное, его и не было.
- На кухне-то оно попросторней будет, - сказал Полторак, снимая плащ и берет, и вешая одежду на крючок, - но мы лучше здесь как-нибудь разместимся. Ты не против, Сережа? В тесноте, да не в обиде, как говориться.
- Конечно, Николай Христофорович, здесь будет удобней, - согла-сился я. – Никто не помешает разговору.
- Ты располагайся, Сережа, осваивайся, а я пока на кухню схожу, чаек организую…
Полторак удалился, а я, еще раз окинув взглядом убогую комнатен-ку, убедился, что самое ценное здесь – книги. На полках и в шкафу стояли толстые фолианты по географии и книги из серии ЖЗЛ - «Жизнь замечательных людей». Прочитав названия на корешках, я отметил, что все они о знаменитых путешественниках и географах. Амундсен, Нансен, Марко Поло, Владимир Афанасьевич Обручев, Ни-колай Пржевальский. Много стояло на полках всевозможных справоч-ников и атласов. А вот книг по предметам, которые Николай Христо-форович преподавал в нашей школе – по химии и по биологии  я не нашел ни одной. Наверное, они стояли во вторых рядах.
Учитель отсутствовал недолго.
- Что, инспектируешь мою библиотеку? – спросил он, пытаясь по-ставить поднос с чайником и чашками на заставленный письменный стол. – Библиотека эта – моя гордость! Сережа, помоги-ка мне…
Я поспешно пришел на помощь, расчистил середину стола.
- А чем вы сейчас занимаетесь, Николай Христофорович?
- Я, Сереженька, пенсионер.
- Ну, это понятно. Но…, простите, я же знаю - пенсия у учителей мизерная. И знаю, что многие преподаватели, вышедшие на пенсию, как правило, репетиторством подрабатывают. А вы свои предметы замечательно преподавали. Я потому и в медицинский институт по-ступать решил, что благодаря вам химию и биологию как отче наш знал. Вот я сейчас и подумал…
- И правильно подумал. Я, как из школы ушел, хотел этим и занять-ся. Я ведь на старости лет совсем один остался. И пенсия…, сам зна-ешь – кот наплакал. Но не в этом дело, тех денег, что государство мне выплачивало, вполне хватало на жизнь, я в богатстве и не жил нико-гда. Просто очень тяжело одному… В моральном плане тяжело. По началу школьники ко мне наведывались. Не часто, но приходили ино-гда. А потом перестали. Ну, это понятно. У каждого своя жизнь. Те, ко-торые и раньше ко мне в гости приходили, ну, те, которым мои пред-меты нравились, разъехались все. Вот как ты, например. А другие…
Мне почему-то стало стыдно. И за себя, и за тех других.
- Леша, это сын мой, - продолжал Полторак, - с молодых лет все по стране мотался, за большими деньгами гонялся, а в конце девяностых здесь в Новоахтанговске осел. Супругу свою я давно схоронил, еще до того, как в Курносовске учительствовать стал.
- Да, - кивнул я. – Когда мы с друзьями одноклассниками к вам при-ходили, вы были всегда один. О сыне вы нам рассказывали немного, а о жене никогда. Я видел у вас в гостиной портрет очень красивой жен-щины, вот этот портрет, - я показал глазами на картину, - а саму ее никогда не видел. Не решался спросить, догадался…
- Настенька… - Старик погрустнел и, заворожено глядя на изобра-жение жены, задумчиво сказал: - Да, красивая она была, моя Настень-ка. Очень красивая. Я никогда не мог понять, что она во мне нашла?..
Учитель замолчал. Тихо размешивал ложечкой чай. Я заметил, что сахара он в стакан не положил. Потом Николай Христофорович сде-лал глоток чая и продолжил разговор:
- Так вот, вышел я на пенсию и сразу заскучал. Мне сын и говорит: перебирайся ко мне, отец. Что там тебе в этой деревне делать? Да-вай, говорит, вместе жить. У меня домина огромный, телевизоров шесть штук, машина, да не одна, домработница, кухарка, два ротвей-лера. Будешь, говорит, как сыр в масле кататься. И не скучно одному будет… Сынуля-то мой богатым был. Или, как сейчас говорят – кру-тым.
- Был? Почему – был? А сейчас что – обанкротился?
- Обанкротился… Что-то не пошло в его бизнесе. То ли кому-то, еще более крутому, на мозоль наступил, то ли еще что… Я, Сережа, в бизнесе не разбираюсь, а в дела свои Леша меня не посвящал. В об-щем, задолжал он много, и прижали его, крепко прижали. Все прахом пошло. Имущество свое распродал и деньги кредиторам отдал. Рас-продать-то все распродал, а вот долги не все погасил. Не хватило. Вот и сбежал Леша из России. В Америку сбежал.
- А вас с собой не взял, – констатировал я.
- Я не поехал. Леша звал меня, но…, куда мне на старости лет ехать? И кто я без России матушки? Родина моя здесь, здесь и умру. В этой вот комнатке... Она мне как досталась? Я, когда у сына моего эта беда приключилась, свой курносовский дом продал. Часть денег… потратить пришлось, а на оставшиеся вот эти хоромы приобрел. С тех пор здесь и живу… А ты почему чай не пьешь?
- Пью, – я отхлебнул остывший чай.
- Заболтался я. Не хотел ничего рассказывать. Не совладал. Груст-ная история, но, как говориться, из песни слова не выкинешь.
- Сын пишет? – задал я ненужный вопрос; ответ напрашивался сам собой.
Старик покачал головой:
- Даже не знаю, жив ли… - Он замолчал. Я увидел, что в уголках го-лубых по жизни глаз старика, но сейчас ставших вдруг бесцветными сверкнули слезы. Проглотив комок в горле, Полторак тряхнул головой: - Но что это мы все обо мне, да обо мне?.. Давай-ка лучше ты о себе расскажи.
- Да у меня все… - начал я и вдруг понял, что мой рассказ будет ка-ким-то скучным, совершенно неинтересным. И все же решил расска-зать о себе все без утайки, как есть. И рассказал. О Лариске, о Вике, о том, что оказался никудышным мужем и о том, что мы с Викой наду-мали разводиться. Что уже почти развелись, да ЗАГС сгорел.
Николай Христофорович долго молчал, потом сказал:
- Ну и дурак. Вернее, дураком будешь, если разведешься. А то, что ЗАГС сгорел, так это вам шанс даден. Подумай еще раз. Хорошенько подумай. Повинись, прощения попроси у жены. Ребенка своего терять – это, я тебе скажу… Да и жена… Она что – изменяла тебе? Нет! Это ты ей изменял, это ты ее обидел. Поговори, прощенья попроси.
- Так просил уже! Не хочет она меня слушать.
- Еще попроси. А не простит, снова проси. Права не имеешь харак-тер показывать. Вика твоя, наверное, не дура. Ну, может и глупая ма-ленько, принимая в расчет возраст, но не такая дура, как ты. Простит. Она мать, она же понимает, что дочке без отца не сладко будет. И ни-какой другой дядька ей родного отца не заменит.
Поживший и мудрый, он меня еще долго отчитывал и учил уму-разуму. Собственно, учить меня не надо было. Я с ним был совер-шенно согласен. И разводиться с Викой не хотел.
- Ты вот что..., - посоветовал мне Николай Христофорович, - ты не торопись решать. Если сейчас нужные слова для разговора с женой в твою дурную голову не приходят, ты отвлекись. Съезди куда-нибудь. Ни о чем не думай. Наступит момент, слова придут. Сами наружу по-просятся.
Потом мы снова пили чай, я рассказывал о своей работе. О пред-стоящем разводе или о возможном примирении мы больше не гово-рили.
Я уже собирался уходить, когда Николай Христофорович неожи-данно меня спросил:
- А тот друг твой, который был в милиции, когда мы встретились, он туда по каким-то делам заходил, или он там работает?
- Работает, - удивился я. - Старший оперуполномоченный. А что, у вас какие-то проблемы?
- Не у меня. Хотя… - Полторак пожал плечами, - можно и так ска-зать – у меня. Ты помнишь Мишу Каверзнева?
От неожиданности я вздрогнул. Что угодно ожидал услышать, толь-ко не это имя. Честно признаться, когда Полторак спросил меня о Ры-баке, я решил, что старику понадобилась защита от кредиторов сына.
- Нет, - ответил настороженно.
- А, ну да, конечно. Миша ведь года на три или даже на четыре старше тебя. Но учились вы с ним в одной школе.
Точно! Теперь я вспомнил. Михаил Каверзнев не был человеком из толпы. Он был человеком из моего детства. Мы не дружили с ним, не могли дружить, потому что учился он в старших классах. Но фамилию я слышал. И не раз. И самого Каверзнева, наверное, частенько встре-чал в коридорах родной десятилетки. Но не старался запомнить, как не запоминал за ненадобностью внешности всех старшеклассников. Однако память-то все фиксирует.
Вот почему черты лица тарановского приятеля показались мне та-кими знакомыми!
- Миша посещал географический кружок, который я вел, - рассказы-вал Николай Христофорович. - Я ведь не химик и не биолог, как ты, наверное, считал. По образованию я географ, Сережа.
- Так вот почему в вашей библиотеке в основном книги по геогра-фии! - догадался я.
- Совершенно верно. География – моя базовая специальность. Пятнадцать лет в экспедициях провел. Всю Сибирь и весь Дальний Восток пешком прошел. А однажды… несчастье приключилось, под камнепад наша экспедиция попала. Тогда-то Настенька моя и погиб-ла… - Старик глубоко вздохнул. Я думал опять замолчит, но он про-должил: - А я искалечился весь. С тех пор хромаю, а в морозы спина и ноги болят мочи нет… Переквалифицировался в краеведы. С архива-ми в основном работал. Несколько монографий у меня есть изданных. А потом меня в школу позвали, там мой приятель, Семен Поздняков, ну, ты Семена Ивановича помнишь, конечно, директором работал, уго-ворил. Сначала преподавал географию. Но попросил меня Семен хи-мию взять. Я взял по простоте душевной. Благо, химию я неплохо знал. А потом Поздняков и биологию на меня повесил. А география как-то отошла, ее другому учителю отдали. Так и стал я химиком-биологом. Но… от темы я что-то… Так вот: Миша Каверзнев. Мы с ним встретились год назад…, чуть больше. Случайно. Зашел я на почту за переводом, мне одна наша местная газета, «Краевед» называется, знаешь такую?..
Я с умным видом кивнул, хотя ни малейшего представления о газе-те «Краевед» не имел.
- …Так вот, - продолжил Николай Христофорович, - «Краевед» мне за статейку об основателях Новоахтанговска гонорар перечислил. Не ахти какие деньги, но все-таки… За этим гонораром я на почту и при-шел. Захожу, смотрю – мужик какой-то бородатый в темных очках за столиком сидит и что-то пишет. Я на него мимоходом глянул и к око-шечку направился, Мишу в этом бородаче не признал. А он меня уз-нал и подошел сзади. Очки снял, назвался. Обрадовались встрече оба. Я его, как и тебя на чай пригласил, но Миша не пошел, сказал, что торопится. Вид его мне не понравился. Какой-то он затравленный был. Испуганный что ли?.. Когда на улицу с ним вышли, Миша все ог-лядывался, да осматривался. О своих проблемах он мне рассказы-вать не стал, но я видел – есть у Миши проблемы. Собственно, разго-вор наш недолго длился, совсем недолго. Он мне папку на хранение дал. Листочки, на которых писал на почте, в папку сложил и мне от-дал. Сказал…, странно как-то сказал: «Ее бы лучше в милицию отне-сти, да у них там все куплено». Я спросил, конечно: «У кого это, у них?», а Миша мне: «Вам, милейший Николай Христофорович лучше этого не знать». И попросил хранить эту папку у себя до тех пор, пока он сам за ней не придет. А если не придет, то я должен отдать ее че-ловеку, который придет вместо него и назовется Сергеем. Я почему тебя о Мише Каверзневе спросил? Почему-то, как тебя увидел, поду-мал, что это ты должен был за этой папкой прийти. Стало быть, не ты?
- Нет, не я. – Я сразу понял, какому Сергею была адресована эта папка. – А этот Сергей значит, за папкой так и не явился?
- Может, он и приходил, - задумчиво произнес Николай Христофо-рович, - тезка твой, но… Встреча наша с Михаилом Каверзневым со-стоялась сразу после тех событий, что с моим Лешкой произошли. Леша вскоре в Америку уехал, а я почти сразу в больницу слег. Боляч-ки все мои старые обострились. Долго я в больнице провалялся. Чуть не полгода. Даже операцию делать пришлось. На нее-то большая часть денег от продажи дома в Курносовске и ушла.
- А вы, Николай Христофорович, не смотрели, что в этой папке?
- Честно признаться, хотел. Но сдержался. Как никак папка не мне предназначалась. Это, скорей всего, секрет. И это Мишин секрет и этого Сергея.
- Николай Христофорович, а мне вы можете ее отдать? – вкрадчиво спросил я.
- Тебе?.. – удивился учитель. - Тебе-то она зачем, Сережа? Я ду-мал ее в милицию отнести. Только все не решался. Сначала ждал, что Сергей этот все-таки придет. Или Миша сам…
- Они не придут, - сказал я.
- А ты откуда знаешь?
- Не могу вам сказать, Николай Христофорович, простите. Не имею права рассказывать. Пока не имею… Но я точно знаю - ни Миша ни Сергей за папкой не придут.
- Знаешь?.. И не можешь рассказать?.. Ладно, не рассказывай, коль не можешь… Но, может, все-таки лучше в милицию? Я ведь уже и сам решил так сделать. Только хотелось бы в правильные руки Мишину папку отдать, чтобы делу этому ход был. А тут ты объявился! Я ведь потому тебя и о твоем приятеле спросил.
- Будьте уверены, Николай Христофорович, папка Каверзнева по-падет в правильные руки. Тут, видите ли в чем дело…, мой товарищ расследует одно дело…, - произнеся это, я вновь подумал, что тавто-логия из меня так и прет, - в котором фигурирует имя Каверзнева.
- А того ли Каверзнева?
- Того самого.
- Ну, хорошо. - Полторак решительно встал, подошел к книжному шкафу и достал из второго ряда серенькую тонкую папку. Протянув ее мне, спросил: - Потом расскажешь?..
- Обязательно, - искренне пообещал я.
Выйдя на лестничную клетку, я достал мобильник, намереваясь звонить Андрюхе, но мент меня опередил.
- Шар! У меня куча новостей, но сейчас говорить не могу. – Я услы-шал в трубке отдаленный Лизин голос: - «Андрюша! Кому ты там все время звонишь? Еще не наработался?! Ну, сколько можно!..»
- Я понимаю, Рыбак, - заверил я друга. – У меня тоже есть новости, но не буду тебя отвлекать. До завтра?
- Ты завтра в какую? – Рыбак имел в виду, в какую смену я рабо-таю.
- С обеда, - напомнил я.
- Тогда с утречка я и подскочу, - обнадежил меня Рыбак.
- Ну, бывай…
Я сунул трубку в карман и стал медленно спускаться по выщерб-ленным мозаичным ступеням, вдруг на середине марша споткнулся и чуть не загремел вниз. Но споткнулся я не о выбоину в ступеньке, а о собственную догадку.
В памяти всплыли строка Мишкиного письма Тарану (теперь я не сомневался, что именно он писал его, а не наоборот):
«…если вспомнишь о моем школьном увлечении (я тебе расска-зывал) и расшифруешь этот код: НХ3/2К»
Все элементарно!
Школьное увлечение Миши Каверзнева – география, а буквы кода не латинские, а русские. НХ – это Николай Харитонович. Три разде-лить на два получится одна целая пять десятых или полтора, «К» на конце. Получается - Николай Харитонович Полторак!
Миша Каверзнев и Сергей Таран были друзьями. Миша наверняка рассказывал другу о том, что в школе увлекался географией и посе-щал географический кружок. И фамилию преподавателя наверняка называл.
Неужели Таран не смог расшифровать этот код?..



2.
Вернувшись домой, я сварил себе кофе и, распечатав новую пачку сигарет, приступил к изучению содержимого папки.
В папке находилось листов двадцать рукописного текста и сложен-ная в несколько слоев карта. А на самом верху лежала короткая за-писка в пол-листка. И записка и листки были исписаны теми же прак-тически не читаемыми каракулями, что и послание, найденное мною в тарановской квартире между страницами «Гиперболоида инженера Гарина». Рыбак напрасно потратил уйму времени, чтобы получить об-разцы почерков Сергея Тарана и Михаила Каверзнева, буде послед-ний некогда числился в сотрудниках энского НИИ Геологии. И графо-логической экспертизы не потребовалось бы для определения автора текстов.
Я долго не мог вникнуть в суть написанного. Мало того, что почерк у Мишки был ужасным, так к тому же, текст изобиловал множественны-ми сокращениями, причем, сделанными в самых неожиданных местах. По всему тексту мелькали  значки, заменяющие некоторые слова, и мне пришлось хорошенько напрячь извилины и выкурить с десяток си-гарет, чтобы понять, что эти значки обозначают. Но чем больше я чи-тал, тем более понятной и даже логичной начинала казаться мне эта стенография.
Карту я пока отложил в сторону. Начал с записки.

Привет, дружище!
Если ты читаешь эту записку, значит, меня уже укокошили. Вля-пался я, Серега, в полное и самое настоящее говно.
Письмо адресовано тоже тебе. Если решишь передать его, куда следует, а следует его передать только в надежные руки профес-сионала – мента или эфэсбэшника, тебе так или иначе придется давать показания и переводить на обычный язык это письмо. Но вдруг твою светлую голову посетит какая-то другая мысль и ты придумаешь что-то, как всегда неожиданное?
В здешнюю милицию идти не могу, там у этих тварей свои люди. Попробую пробраться в ФСБ. Но меня пасут и вряд ли дадут туда подойти. Уже пробовал – у ворот постоянно маячит эта ужасная рожа. А вообще, в моей голове сейчас только одна мысль: спря-таться где-нибудь в глухомани, чтобы меня не нашли. Но где спря-чешься? В тайге? Нет,  туда нельзя! Туда нельзя в первую очередь.
Страшно… Представляешь, дружище, мне страшно!

Положив записку на карту, я принялся за письмо.

Начну с самого начала, то есть с того момента, как я по рации получил от нашего многоуважаемого А. А. Светловидова приказ сворачивать экспедицию и возвращаться в Энск.
Попсиховал, конечно, но… приказ есть приказ. А что было не пси-ховать, если разведка района еще толком и не началась, а меня оттуда сдернули?
Ты, наверное, уже изучил составленные мною карты, просмотрел дневники и журналы. Может, даже и с пробами грунта поколдовал. И, скорей всего, пришел к выводу, что золота в Новоахтанговском районе нет. Или, его там мало. Я прав? Так вот: могу тебя заве-рить – оно там есть!  Уже в самый последний день экспедиции я нашел самородок величиной чуть больше голубиного яйца. И фор-мой он яйцо напоминает, но более круглый. И гладкий, без каверн и наплывов. Странный, скажу я тебе самородок.. Закралась мысль, что это литье, но, внимательно рассмотрев его и проведя экс-пресс-анализ, я эту мысль отбросил. Самородок. Все-таки это был самородок. Я не стал фиксировать находку в журнале. Что-то меня остановило. А когда прибыл в институт и пообщался с шефом, убедился, в правильности своего решения не декларировать находку самородка. Итогом моего разговора со Светловидовым, как ты зна-ешь, явилось мое увольнение. Шеф меня не уговаривал. Сказал, мол, все равно вернусь, никуда не денусь. А я ему брякнул: не вернусь, не надейтесь Антон Алексеевич. В Америку уеду!
Тебя не было тогда в Энске, Серега. Ты был в отпуске и, навер-ное, зависал где-нибудь со своей очередной черноволосой подругой. Я искал тебя, но найти не смог. Сначала пожалел об этом, а теперь думаю -  хорошо, что не нашел. Иначе уболтал бы тебя поехать со мной и тогда проблемы были бы у нас обоих.
Ни в какую Америку я конечно не собирался. Более того, я сразу решил, что вернусь в Новоахтанговск и продолжу поиски золота. Прилетев в Новоахтанговск, я прямиком отправился в одну инте-ресную контору. Мне нужен был спонсор, а я знал, о существовании некоего «Института Будущего». Это такой фонд, который зани-мается поддержкой молодых ученых. Мне показалось, что руково-дству фонда будет не безынтересно мое предложение о разведке недр Новоахтанговского района на предмет открытия нового зо-лотоносного месторождения. Директора фонда, Пухликова Стани-слава Аркадьевича не оказалось на месте, он был в командировке, и я поговорил с замом по науке Донских Борисом Николаевичем, про-демонстрировав ему в качестве аргумента свое яйцо.
Наверное, ты сейчас заржал? Не смейся! Подумаешь, не так на-писал! Ты же понял, что о том самом самородке речь.
Короче, мое предложение Донских заинтересовало. Да еще как заинтересовало! Он тут же предложил мне заключить контракт с фондом (от суммы, предложенной мне в качестве оклада я выпал в осадок), а уже на следующий день я начал заниматься подготовкой к экспедиции.
Дурак! Я тогда подумал, что мытарства закончились, и впереди меня ждет слава и богатство! Я ошибся, Серега. Мытарства мои не закончились, а только начались.
Решили пока обойтись минимальным набором инструментов и оборудования и двумя рабочими, чтобы этот груз таскать. Если ты видел карты, составленные мной, то знаешь, что места у нас дикие, дорог как таковых нет. Даже тропинки и те через пару-тройку километров обрываются, а дальше – тайга непролазная. Все на горбу. Можно было, конечно, посерьезней к экспедиции под-готовиться, но уж больно мы торопились. И мне и Борису Николае-вичу не терпелось найти золото. Донских даже больше меня сгорал от нетерпения и сразу меня сориентировал на короткую экспеди-цию. Следовало только подтвердить наличие золота, а для под-счета запасов и детального изучения местности для организации прииска позже будет отправлена вторая группа, которую я буду готовить по приезду. Ну, естественно, в случае положительного результата.
Мне бы насторожиться от такой поспешности, но ты же меня знаешь! Закусил удила, как говориться…
А через неделю, накануне отъезда экспедиции (и в день возвра-щения из командировки директора фонда Пухликова) я узнал истин-ную причину нетерпения Бориса Николаевича. И понял, что вступил в говно.
Дело было вечером. Обоих нанятых рабочих я уже отпустил по домам, а сам решил еще раз проверить все ли взяли в дорогу и хо-рошо ли закреплено оборудование. Дорога-то не ахти какая ровная! Залез в тентованный кузов экспедиционной машины (газончик наш стоял в институтском гараже) и приступил к инспектированию груза. Вдруг слышу – машина какая-то в гараж въехала. Припарко-валась рядышком с нашим газоном. Из машины кто-то вышел, и я голоса услышал. Один голос принадлежал Борису Николаевичу, а второй был мне незнаком. Потом я понял, что это Пухликов. Ви-дать, только что из командировки приехал, а Донских его встретил у ворот, сел к нему в машину и сразу стал обо всем происшедшем за время отсутствия шефа докладывать. Наверное, не терпелось по-хвастаться.
Я хотел из кузова газона выбраться, объявиться, так сказать,  но что-то меня остановило. Интуиция, должно быть, сработала.
Сначала они тихо разговаривали, я мало что смог услышать. По-нял только, что про экспедицию мою говорят, разобрал слова «зо-лото» и «территория». Почему-то «та самая территория»… А потом Пухликов вдруг очень громко и раздраженно сказал:
- Боря! Ты с ума сошел! Куда ты бабки вваливать собрался?! Ка-кая дата приближается, забыл?.. День рождения нашего многоува-жаемого мента. Юбилей, между прочим! А мы ему новый «Геленва-ген» покупать хотели…
- Да получит этот коррупционер новую игрушку ко дню своего  рождения, бабки на «Гелен» зарезервированы, Станислав Аркадье-вич, не беспокойтесь. А денежные средства для экспедиции я с про-граммы химиков снял. Ничего, ужмутся. Да и не много я пока взял, самый минимум. Это потом, когда золото наш разведчик найдет…
- А если не найдет?
- Найдет. Вы бы видели этот самородок! Жаль, показать не мо-гу, он мне его не отдал. – (Вот сука! – выругался я мысленно – ведь уговорил Донских оставить мое яйцо в своем сейфе! Так тебе са-мому спокойней будет, сказал. Надежней моего сейфа в Новоахтан-говске места не найти…) – Самородок вот такой… - (не знаю, что там он Пухликову показал, кулак, наверное) - Что он в единствен-ном экземпляре в тайге оказался? Найдет Каверзнев золото. Зато представьте, во сколько раз возрастет стоимость территории, которую наши боссы решили китайцам продать! В тысячу, если не больше. Одно дело – продать кусок никому не нужной тайги и со-всем другое – территорию с месторождением золота!
Пухликов ничего не ответил. Видать призадумался. А в моей башке колотилась единственная отчаянная мысль: «Ну, ни хрена себе! Вот это я попал!!!»
- Ладно, Борис, - наконец сказал Пухликов. – Пошли. В моем каби-нете все обсудим. В твоих доводах есть логика. Думаю, боссам по-нравится такой поворот дела, и финансирование на серьезную экс-педицию они изыщут…

Я взглянул на часы. Шел второй час ночи, но оторваться от письма Миши Каверзнева я не мог.

- И мы с вами, Станислав Аркадьевич, на этой операции неплохо заработаем, - добавил Донских, и они вышли из гаража.
А еще посидел в своем укрытии минут десять, тупо ни о чем не думая, потом спустился на пол, стараясь не шуметь и, подойдя к калитке гаражных ворот, осторожно высунул голову во двор. Огля-делся, никого не заметил и крадучись пошел к выходу. А когда уже подходил к проходной вдруг почувствовал на себе взгляд. Прям, ме-жду лопаток садануло. Повернулся. В открытом окне офиса маячи-ла незнакомая мне личность. Бандитская рожа, иначе не назовешь. Лоб и брови как у австралопитека, на щеке шрам. И лысый к тому же, как и положено бандиту. Но он не лысым оказался, а просто очень коротко остриженным блондином. Альбиносом. Это я на сле-дующий день разглядел. А тогда только взгляд на его рожу бросил и сразу в проходную юркнул.
Мне бы, Серега, сразу из Новоахтанговска свалить, да золото мозги мои затуманило. Я был уверен, что открою месторождение. И прославлюсь и экономику Новоахтанговского района подниму. Ну, и денег заработаю естественно. А то, что эти гады продать кусок родной земли задумали, так это еще бабка надвое сказала. Это мы еще поглядим! В конце концов, хоть и в не очень правовом государ-стве живем, но управу на этот гребаный Институт Будущего най-ти можно. Не здесь, так в Москве. Главное, думал я, золото найти, а потом... Что будет потом, я слабо себе представлял, а точнее, не думал серьезно. А надо было бы…
Короче, на следующий день мы отправились в экспедицию. Когда я в машину садился, снова на себе тот самый нехороший взгляд о-щутил. Вчерашний бандит стоял рядом с Донских, что-то ему тихо говорил и смотрел на меня при этом как-то оценивающе. Как мяс-ник глядит на тушу, что перед ним лежит и примеряется какой лучше инструмент для разделки выбрать. О чем они там с Борисом Николаевичем разговаривали, я не слышал. Может, этот альбинос рассказывал, что видел меня, как я вчера из гаража выходил вслед за ним и Пухликовым, может, о чем-то другом. Это не важно. Не рассказал сейчас, так позже расскажет…
И тут уж я совершенно отчетливо осознал - нельзя мне в Ин-ститут Будущего возвращаться. Золото найду, приеду с радост-ным известием, а меня сразу и прикончат. На фиг я им после того, как результаты экспедиции к Пухликову на стол лягут?! Хоть по-ложительными они будут, хоть отрицательными. Больше того - при отрицательных результатах экспедиции у меня вообще шансов выжить нет.
С такими мыслями и уехал.
Но с дороги сворачивать не стал. Золото очень уж манило, к себе звало. Мне ли говорить тебе о таком состоянии? Сам понимаешь.
По какой дороге добирались до района поисков, говорить не буду, куда я ехал ты знаешь. Когда машина остановилась, так как дальше идти не могла, мы сгрузились, навьючили на себя поклажу и попер-лись через тайгу. А газон наш обратно в город укатил.
Да! Чуть не забыл! Донских мне браслет для часов вручил сразу, как только я контракт подписал. Непростой браслетик, скажу я тебе. В него куча электроники засунута. Сигнал через спутник в офис Института Будущего идет. Где я в тот или иной момент на-хожусь, сижу на месте или двигаюсь – вся информация передается. Так что, Борис Николаевич знал обо всех моих передвижениях. Вы-бросить этот браслет я не мог. Пока не мог. Но потом… Короче, решил позже от него избавиться.
К вечеру, перебравшись через четыре сопки, устроили привал. Отдыхали до утра. А утром, наскоро перекусив, снова отправились в путь. Идти втроем оказалось значительно быстрее, чем большой группой. Работников я себе подобрал молодых и выносливых. И с тайгой знакомых. Одного звали Виктором, второго Кузьмой. Зва-ли… Теперь их уже нет в живых. Но об этом позже.
К середине второго дня нашего похода мы почти дошли до того места, где я нашел самородок. Мои сотоварищи о предмете наших поисков знали, да я дурак, возьми и расскажи им о яйце. Естествен-но, скорость передвижения сразу упала. Витя с Кузей решили на-чать поиски золота, не дойдя до намеченного мною места. Стали пинать землю, под кочки заглядывать. Ничего не нашли, но тормоз-нулись мы не слабо. Я дал команду на привал, и они мигом вгрызлись в землю. Я отдыхал, а они рыли. Все мои уговоры оказались напрас-ными. Я плюнул и стал ждать. Часа через два им это занятие на-доело, и они пришли к костру. Я над ними смеяться не стал, объяс-нив, что бессистемное ковыряние земли никакого результата не даст. Что все изыскания должны осуществляться в соответствии с технологиями геологоразведки. И обнадежил. Сказал, что ровно через сутки, когда мы дойдем до места и разобьем лагерь, им пред-ставится возможность вволю повозиться в земле. Но под моим ру-ководством. Более того, я сам буду рыть шурфы вместе с ними. А сейчас надо не терять время и шлепать дальше. Кое-как уговорил.
И мы пошли. Вскоре начались места, в которых я еще не был, не дошел до них в ту нашу прерванную экспедицию. Не скрою, старик, я тогда подумал, что здесь вообще не ступала нога человека.
Я ошибся.
Пепелище отмечено на карте.
Я его один заметил. Виктор с Кузьмой по сторонам не озирались, шли молча и под ноги себе смотрели. Наверное, с мыслью найти самородок они все-таки не расстались. А я заметил. И промолчал. Тогда я еще не понял, почему промолчал.
Мимо сгоревшего древнего поселения, некогда бывшего хутором или скитом, вообще можно было пройти и не заметить – настолько оно заросло молодым сосняком, кустами дикой смородины и травой. Толстые бревна нижних венцов строений, а только они и сохрани-лись, настолько густо поросли мхом, что мало чем выделялись на фоне кочковатой поверхности земли. Если бы не чудом устоявший в вертикальном положении обугленный столб, который, впрочем, был тоже покрыт мхом и опутан засохшими  лианами дикого винограда, и его обугленность виделась не сразу, я бы и прошел мимо. Да еще ранние таежные сумерки…
Пройдя еще метров двести, я дал команду устраиваться на ноч-лег. Мои «золотоискатели» настолько выбились из сил (я-то хоть немного отдохнул, а они во время дневного привала самородки иска-ли; да и рюкзак у меня полегче был) что, натянув палатку, даже ужинать отказались – замертво попадали спать.
А мне не спалось, да и надо было кому-то бодрствовать – тайга все-таки. Вот и взял на себя добровольно первую смену ночного де-журства. Сидел у костра, пил чай и размышлял о том, кто же здесь мог жить. Какие-нибудь отшельники-староверы, не иначе. О племе-нах коренных жителей этих мест я никогда не слышал. Не было их здесь. Может, очень давно, еще при царе-батюшке?..
Какое-то неясное чувство не давало мне покоя, что-то звало ме-ня пойти и осмотреть руины. Я сидел, боролся с зовом и слушал тишину. Вообще-то, тишина была не полной, в тайге ночью уж со-всем тихо не бывает – шуршат в кустах ночные зверушки, ухает сова, высматривая в темноте добычу, ветерок шевелит ветви де-ревьев. Страха никакого я не ощущал, только это непонятное вле-чение на пепелище. Устав с собой бороться, я закинул штуцер на плечо и, вооружившись фонариком, пошел туда. Едва ступил на территорию бывшего селения – трах-бабах! Я чуть ноги себе не переломал, провалившись в подпол одного из сгоревших до основа-ния домов. Мне показалось, что треск от падения и мой мат были слышны в Новоахтанговске, но дрыхнувшие без задних ног «работ-нички» не проснулись. Во всяком случае, когда я полностью очухался и, потирая ушибленные места, прислушался, то кроме лесных зву-ков ничего не услышал. По-прежнему ухала сова, но как-то насмеш-ливо. Смешно ей было!.. Я, конечно, мог пальнуть в воздух, наверня-ка услышали бы Витя с Кузей и пришли бы на помощь, но, осветив лучом фонарика и ощупав для верности толстое и достаточно прочное бревно, которое съехало в подпол вслед за мной и чуть ме-ня не раздавило в лепешку, подумал, что легко сам по нему выберусь наверх.
Но сначала я осмотрелся. Подпол представлял собой глиняный колодец размерами три на три и глубины такой же. На полу валя-лось несколько крынок, покрытых слоем вековой пыли. На одной из стен сохранился стеллаж, сделанный из толстенных досок, на пол-ках которого стояло еще с десяток крынок. Самые обыкновенные глиняные крынки, какие всегда были в ходу у деревенских жителей, да и сейчас такие же. Однако когда я попытался поднять с пола од-ну из крынок, понял, что это никакая не глина, а вовсе даже металл, к тому же очень тяжелый металл. Что-то екнуло у меня внутри. Дрожащей рукой я достал нож из ножен и острием царапнул поверх-ность сосуда уже будучи почти уверенным в том, что это не чугун. Как я и предположил, металл оказался достаточно мягким; царапи-на сверкнула в луче фонарика желтизной.
Золото!
Я сел на пол и встряхнул головой. Хотелось ущипнуть себя за задницу, убедиться, что не сплю. Но левая коленка и правое бедро, ушибленные при падении, и так болели. Это был не сон.
Серега! Не поверишь, в тот момент я совершенно забыл, что я геолог. Я ощутил себя кладоискателем. Я нашел кучу золота! Каж-дая эта емкость (все они оказались пустыми; наверное, когда-то были заполнены, но содержимое съели лесные зверьки) весила не менее двадцати килограммов, а таких емкостей было пятнадцать штук – пять на полу, десять на полках стеллажа. Представляешь! Триста килограммов золота! И наверняка этот подпол не единст-венный на пепелище!..
Мне не хотелось уходить от моего богатства, но я пересилил себя, выбрался наверх и вернулся к костру. Мои работники спали, не подозревая о моей находке. Я сидел и размышлял – говорить им о золоте или промолчать? Решил не раскрывать тайны. И…, каюсь, Серега, вовсе не из соображений прекращения поисков месторожде-ния. Они, конечно, прекратились бы, не начавшись, сообщи я им о находке. Тут же кинутся Витя с Кузей на пепелище, и через пару дней на его месте образуется гигантский котлован, а рядом вы-растет курган просеянной земли и куча золотых крынок.
Нет, старик, вовсе не это я себе представлял и не о судьбе экс-педиции тогда думал.  Что такое алчность, знаешь?..  Думаю, нет. Но наверняка узнал бы, окажись на моем месте. Любой человек сле-тит с катушек, если перед ним лежит триста килограммов золо-та. И не сомневайся! Просто не оказывался ты в подобной ситуа-ции.
Но не буду спорить, не для того я пишу тебе это письмо.
Короче, я испытал это проклятое чувство – алчность - на соб-ственной шкуре. Мне стало тогда абсолютно по барабану – найду я месторождение золота или нет. Я его уже нашел! Я! Один! Это мое золото!
Не думал я тогда, как вывозить его буду, как в деньги обращать. Я даже об Институте Будущего забыл, о Донских, об альбиносе со шрамом на щеке, о его страшном взгляде…
Кузьма заворочался, что-то пробормотал во сне. Я замер и долго сидел не шевелясь, наблюдал за своими работниками. Убедившись, что оба спят, тихо встал и снова пошел к пепелищу. Замаскировал провал тщательно - не дай бог Витя с Кузьмой за каким-нибудь ле-шим захотят сходить туда и заметят следы моего пребывания.
Потом я вернулся к костру. Будить помощников не стал, без сна пролежал остаток ночи, ворочаясь и изредка подбрасывая в костер дрова.
А утром, не дав Виктору и Кузьме хорошенько проснуться, прика-зал в темпе позавтракать и продолжить путь к золоту.
Вернее, подальше от него.
Но и очень далеко уходить не хотелось. Я намеревался, опреде-лив место для разбивки лагеря, загрузить парней работой и вер-нуться сюда, чтобы обследовать пепелище при свете дня.
Так что, отошли мы недалеко, километра на три. Место для ла-геря я выбрал самое подходящее. (Оно тоже указано на карте). Ме-жду двух сопок протекал быстрый ручеек, а с северного склона од-ной из сопок полого тянулся к ручью язык осыпи. Обнаженная часть сопки поблескивала на солнце вкраплениями слюды и пирита. Мои «золотоискатели» тут же решили, что нашли то, что искали. Мне с трудом удалось заставить их вначале натянуть палатки, устро-ить костровище, оборудовать выгребную яму, а уж после кидаться на выколупывание из скалы «золота».
Часа через два, когда Витя с Кузей напрочь забыв о моем суще-ствовании, неистово вгрызлись в сопку, я вернулся к пепелищу.
Домов в сгоревшем поселении было, по всей видимости, двена-дцать. Во всяком случае, я смог определить только двенадцать ос-нований построек. Наверняка в каждом доме имелся подпол. Но не во все мне удалось проникнуть, многие подполы были завалены обуг-ленными бревнами, землей, перемешанной с пеплом и всякой дрянью. Может, и человеческие останки входили в состав этого конгломе-рата, приобретшего за долгие годы прочность бетона. Чтобы раз-работать его, нужно было угрохать уйму времени, которого у меня было не так много. Поразмыслив, я решил не задуряться решением этой проблемы, а исследовать пока только те подполы, в которые можно было спуститься без больших временных затрат и физиче-ских усилий. Таких оказалось помимо уже исследованного ночью шесть штук. Четыре из них были совершенно пустыми, если не считать мусора, углей и палок, а в одном я обнаружил скелет како-го-то зверька – собаки, волка или лисы - не знаю, какого именно, в зоологии я не силен. И еще там лежали две неплохо сохранившиеся деревянные кадушки и деревянное же коромысло.
Зато в шестом подполе золото я нашел.
И не поверил своим глазам. На дне подпола стояла огромная зо-лотая ступа, не менее центнера весом. И пест, величиной с язык царь-колокола. Правда, сам пест был деревянным, иначе что-то толочь им в ступе было бы под силу разве что какому-нибудь вели-кану. Но набалдашник его был золотым и довольно большим - как средних размеров пушечное ядро. Тут и пара уже знакомых мне зо-лотых крынок была, но я не стал их даже в руки брать, так как уви-дел в углу подпола опрокинутое золотое корыто. Где-то метр на полметра днище, бортики сантиметров двадцать и толстостен-ное к тому же – сантиметра три толщиной. С трудом перевернув корыто, я обнаружил под ним кучу самодельных статуэток. Здесь были человечки, напоминающие идолов и фигурки животных – соба-чек, белочек, птичек всяких разных. И еще я нашел там с дюжину яиц, похожих на найденное мною в институтской экспедиции. Яйца различались размерами и немного формой, были среди них и совер-шенно круглые. Колобашки такие.
Все предметы казались словно вылепленными из глины и вместе с тем, они были золотыми. Что за технология применялась при из-готовлении статуэток, оставалось для меня загадкой. Это не бы-ло литьем, а как еще можно было их изготовить, я себе не пред-ставлял. Потом я протер крынку и рассмотрел ее. Крынка, как крынка. Как глиняная крынка. И концентрические кольца на поверх-ности, будто ее на гончарном круге ваяли. Но золотая! И ступа бы-ла такой же - с округлыми концентрическими бороздками, остав-ленными на поверхности руками гончара.
Мистика какая-то!
Потом я вдруг подумал: а почему тяжелая ступа и еще более тяжелое корыто, наполненное золотыми безделушками, лежат в подполе? Хозяева хранили тут свое богатство?.. Но, в то же вре-мя, складывалось впечатление, что все эти золотые изделия явля-лись для их хозяев самыми обыкновенными вещами – предметами обихода. Что золото для них не было богатством, а лишь прочным материалом. А фигурки наверняка были просто игрушками. Ими дети играли. Но тогда зачем прятать все это в подпол?
Вот дурак! Я хлопнул себя по голове. Все же совершенно логично! Просто золото затуманило мне мозги. Никто не прятал золото в подполе! Крынки, разве что, но это понятно - в них хранились про-дукты, а ступа и корыто просто-напросто провалились сюда под собственным весом, когда дома сгорали в пламени пожара.
А это означало, что многие золотые вещи (предметы утвари, например) лежат на земле!
Я выбрался на поверхность и стал бродить по территории по-селения, ворошить траву и мох, то там, то сям натыкаясь на зо-лотые горшки, миски, ложки, игрушки. Яиц на пепелище валялось не меряно.
Вот тут-то я и призадумался: что мне со всем этим делать?! Допустим, возьму с собой килограммов двадцать золота. Одну крынку! А остальное?.. Хорошо, привезу крынку в Новоахтанговск. И куда я с этой крынкой? В Институт Будущего?! Там меня Донских и Пухликов со своим головорезом только и дожидаются… В милицию? Там у этих ребят мент купленный. Да не рядовой видать мент. В ФСБ? Все же потом отдать придется! Государству. Так не хоте-лось мне, Серега, с государством делиться…
Короче, понял я, что без помощников мне никак не обойтись. Вы-брал золотое яйцо покрупнее (для иллюстрации рассказа), сунул его в карман штормовки, окинул напоследок взглядом свои сокровища и пошел в лагерь. Решил: Виктор и Кузьма ребята крепкие. Втроем мы поболе золота вынесем, спрячем его хорошо, вернемся снова. Надо будет, еще людей наймем, несколько ходок на пепелище сде-лаем. Главное, время выиграть. Меня Донских раньше, чем через месяц не ждет.
Уже когда к лагерю подходил, о браслете вспомнил. Подумал, по-думал, ничего не надумал. И рукой махнул – приду, поговорю с ребя-тами, авось втроем что-нибудь придумаем!
И тут вдруг как-то поплохело мне. Как-то нехорошо стало. Тре-вога какая-то появилась. Другая тревога, с моими мыслями о том, как и при золоте остаться и Пухликова со товарищи  надуть не связанная… Ты когда-нибудь сны такие видел – будто бы ты в люд-ном месте и вдруг понимаешь, что абсолютно голый? Я видел. И сейчас что-то похожее почувствовал. Словно я голый и внешне и внутренне, словно мысли мои всем известны. А кому всем? Нет ведь никого рядом…
Лагерь уже близко был, только с сопки спуститься.
Но я вдруг остановился. Что меня остановило?.. Инстинкт са-мосохранения, наверное. Или та самая тревога. Укрылся я в кустах и на лагерь сверху посмотрел. В бинокль разумеется.
Витю с Кузей увидел. А с ними рядом какой-то человек стоит. Странный. Очень высокий и весь седой. Волосы длинные, сзади в конский хвост собраны. Одет в какой-то несуразный балахон. Что-то моим хлопцам втолковывает, а они замерли, стоят не шелох-нувшись. И лица у них, как у зомби – мертвые. Потом оба снимают с плеч ружья, вставляют стволы друг другу в рот… Этот человек в балахоне подальше отошел, чтобы рубище свое каплями крови не измарать и рукой махнул.
Звуки двух выстрелов слились в один. Я грохот секундой позже услышал, сначала увидел, как головы Виктора и Кузьмы взорвались и осколками разлетелись. Наши ружья картечью заряжены были. Повалились мои лишенные голов товарищи в противоположные друг от друга стороны. А этот седой (я на лицо его смотрю; руки к биноклю словно приросли) зверски улыбается, зрелищем любуется. Потом вдруг в мою сторону посмотрел, пристально посмотрел, сощурился…
Не знаю, увидел ли, не мог вроде бы увидеть. Я же в кустах си-дел. И бликов от бинокля не должен был увидеть, я с запада к лаге-рю заходил, а дело к вечеру шло - солнце за моей спиной находилось. Но смотрел он мне прямо в глаза. Через расстояние, через все лин-зы бинокля, пробивая оптику – прямо в глаза. Смотрел и улыбался. Я этот взгляд никогда не забуду, он мне все время теперь мере-щится. Словно внутрь меня пробрался этот странный и страшный человек, через взгляд. И там, внутри меня поселился.
Мне страшно стало, просто жутко. Я с трудом оторвал бинокль от глаз, отбросил его от себя и бежать кинулся. Бежал, не разби-рая дороги. Ощущение было такое, будто за мной куча монстров гонится. Весь исцарапался, лицо ветками исстегал. Бежал пока в какую-то яму не свалился. Голову себе разбил, плечо выбил. Осмот-релся – я в том самом подполе, в котором ночью золотые крынки нашел. Вдруг шипение со всех сторон раздалось. Из крынок змеи по-лезли. Ко мне ползут и шипят. И жалами шевелят. Я мигом по брев-ну вскарабкался и…
Наверное, не один олимпийский чемпион по бегу меня не смог бы догнать. Но тот, что Витю с Кузей убил, он и не догонял, он во мне сидел. А я бежал, хоть и знал, что убежать не смогу. Но и остано-виться не мог. Ночь наступила, а я все ломился через тайгу. Но си-лы меня оставили и я упал. И отключился сразу. Сон какой-то ви-дел, и ужас был в этом сне.
Очнулся, когда рассвело. Тихо вокруг. И холодно. Внутри холод и страх. Встал и опять побежал. Потом шел, ничего не соображая. Долго шел, день от ночи не отличал. Ноги сами несли куда-то.
Как на трассу выбрался, не помню. Но только из тайги вышел, страх потихоньку уходить стал. Остановлюсь, назад обернусь, снова страшно становится.
Попутка шла. Подобрали меня. В кабине места не оказалось, я в кузов забрался. Оно и хорошо – на ветерке мозги немного прочис-тились. По мере приближения к Новоахтанговску таежный страх ушел. Зато другой появился. О Донских вспомнил, об альбиносе. Странное дело, о золоте, найденном на пепелище мне даже думать не хотелось. Истину осознал: жизнь золота дороже.
Автомобиль тот не в Новоахтанговск шел, перед городом води-тель остановил машину. Я ему сразу, когда садился, сказал, что мне в Новоахтанговск надо. А почему я в тайге оказался он меня не спросил, и я был этому рад. Не смог бы я придумать сходу какую-нибудь байку.
Когда к борту подходил, вдруг мысль меня осенила. Снял браслет и оставил его в кузове – пусть Донских считает, что меня нет в Новоахтанговске.

Последние три страницы текста были написаны на другой бумаге и пастой другого цвета.
 
Собственно, дружище, рассказ мой к концу подошел. Осталось только о событиях последних дней написать. А их немного было.
Ночь провел у проститутки. Но не потому, что женщину вдруг захотел. Во-первых, в гостинице селиться опасался. Вдруг у Дон-ских и здесь все схвачено? Паспорт предъявлю администратору, а альбинос через пятнадцать минут меня навестит. А во-вторых…, после пережитого в тайге ужаса хотелось, чтобы кто-то рядом был.
За ночь успокоился немного, здраво поразмыслить попытался. Решил: хрен с ним с золотом! Не жили богато, не стоит и начи-нать! Надо шкуру свою спасать. Сначала шкура, после – все ос-тальное.
От проститутки рано утром рванул в аэропорт.
Хорошо, что по дороге темные очки купил, а за время своего пре-бывания в тайге не брился ни разу. Борода, ты знаешь, у меня бы-стро растет. Хотел зайти в зал вылета, посмотреть, когда куда какие самолеты летят и билет купить на самый ближайший рейс, как вдруг через стеклянные двери знакомую фигуру заметил.
 Борис Николаевич Донских собственной персоной! Стоит и ка-ким-то крепеньким ребятам указания дает и каждому в руку прямо-угольную картонку сует, наверное, фотографию. Я почему-то сразу подумал – по мою душу он здесь, и фотографии эти с моей физио-номией.
Видать не удалось мне Донских одурачить, оставив браслет в кузове попутки. Собственно, я еще ночью этой понял, что затея моя – пшик! Что, скорей всего, электроника этого браслета не только о перемещениях его владельца в офис фонда информацию передает…
Смешался я с толпой, потом в автобус прыгнул и в город поехал. Понял, что улететь не получится. По крайней мере, в ближайшие несколько дней. И что за эти ближайшие дни меня не найдут, тоже особой уверенности не было. Была мысль добраться на попутке до Курносовска, но я ее сразу отбросил. Там старики мои живут, а по-лучить информацию о месте моего рождения и о родственниках для Донских с его приятелем из милиции не проблема. Не мог я жизни родителей опасности подвергнуть.
Так куда мне теперь?
В милицию идти – все равно, что сразу в Институт будущего. Решил направиться в ФСБ. Памятуя о засаде в аэропорту, подходил к управлению ФСБ осторожно, дворами. Из-за угла голову высунул, осмотрелся. У крыльца управления парковка, крутые иномарки сто-ят. И на противоположной стороне улицы несколько машин. Посто-ял, понаблюдал – вроде, все спокойно. Хотя, черт его знает, кто там в этих машинах сидит! У всех окна тонированные, разглядеть в этой черноте ничего нельзя. Постоял еще чуток и решил про-шмыгнуть. Но тут вдруг из бежевой «шахи», самой ближней ко мне, водила вышел. Плечами покрутил, присел пару раз – мышцы от дол-гого сидения в неудобном кресле видать затекли, решил размять. Размял и снова в жигули забрался. А я голову в плечи втянул и по скорому оттуда свалил.
Ты, небось, догадался уже, кем этот водила был? Да, тем самым альбиносом…
Теперь сижу на почте и дописываю это письмо. Пока не решил, отправлять тебе его или нет.
Прости меня, Серега! Нет, нет, да и вспомню о золоте с пепе-лища. Может, еще есть такая возможность – и выжить и разбога-теть. Сволочная видать у меня душонка. Я когда в ФСБ шел, толь-ко о спасении думал, а когда попытка эта сорвалась, каверзная мысль меня посетила: а может, оно и к лучшему? Может, судьба дает мне шанс? Может, есть еще маленький шансик?
Но ты не подумай, Серега, не из жлобских соображений не хочу я тебе именно сейчас все поведать. Делиться я готов, но только не опасностью. Боюсь подставить тебя. Ты же настоящий друг. И го-рячий парень к тому же. Бросишься мне на помощь, а тут… А вдруг сразу надумаешь в органы идти? Плакало тогда мое золото. Лучше я поищу в Новоахтанговске какую-нибудь глубокую нору, отсижусь малость, обмозгую все, попробую разобраться в расстановке сил. Есть ли у Института Будущего конкуренты и так ли всесильны деятели фонда, как мне показалось вначале… Но потом я обяза-тельно найду возможность с тобой связаться.
А это письмо кому-нибудь оставлю на хранение. У меня в Ново-ахтанговске есть знакомые. Таких друзей как ты нет, просто зна-комые. Сообщу тебе, у кого оставил. Как там, в детективных ро-манах пишут? В случае моей гибели…

На этом письмо Михаила Каверзнева заканчивалось.
Я пошарил в пачке, но обнаружил, что она пуста. Взглянул на часы – четыре ровно, скоро светать будет. Вгрызаясь в каракули Миши Ка-верзнева, я не заметил, как ночь прошла.
Заставив себя не думать о дальнейшей судьбе Михаила, я, не за-быв пожелать Гоше спокойной ночи, лег спать. Отгонял, отгонял от себя мысли и не заметил, как уснул.


3.
Разбудил меня, конечно, Рыбак.
Он заявился в начале девятого, так что спал я часа четыре. В прин-ципе, достаточно.
- Дрыхнешь, как сурок, - сказал Рыбак, бросив насмешливый взгляд на мою помятую физиономию и сразу направился на кухню. Я закрыл дверь и последовал за ним. – Нет, чтобы кофе организовать к моему приходу, - ворчал он на ходу. - Напарник называется! Я, понимаешь, ночи не сплю, и с утра уже полгорода исколесил по нашему с тобой делу, а ты… Ого! – это Андрюха увидел пепельницу, наполненную окурками, - а ты судя по всему, тоже полночи не спал. Детективом, не-бось, зачитался?
- Ага, - сказал я, взяв со стола папку с письмом Каверзнева и сунув ее Рыбаку. – И тебе прочесть рекомендую. Увлекательное чтиво.
И пошел в ванную.
Вода была чуть теплой и рыжей, но я все равно встал под душ и долго стоял, сначала медленно покрываясь ржавчиной, потом, по ме-ре осветления воды, смывая ее с себя. Вскоре вода стала почти про-зрачной и  заметно погорячела. Я не торопился – закончив водную процедуру, приступил к бритью, потом сушил волосы феном, приче-сывался. На все про все у меня ушло минут тридцать. Я думал, что Рыбак пока еще только над началом текста бьется, но, выйдя из ван-ной, к своему удивлению обнаружил, что Андрюха уже дочитывает по-следние страницы.
- Ну, ты даешь! – восхитился я. – Просто шифровальщик какой-то!
- Дешифровщик, - поправил меня Рыбак и многозначительно доба-вил, подняв палец вверх: - Опыт и специфика работы! – и рассмеяв-шись, объяснил: - я с этой самопальной стенографией еще вчера ве-чером познакомился, когда в качестве образца почерка Михаила Ка-верзнева получил из Энска страничку из отчета по какой-то экспеди-ции. А что, нормальная абракадабра, понятная…
- Чего еще вчера нарыл?
- Да много чего… - зевнув, ответил Андрюха. – Чудин здорово по-мог. Я его вызвал, загрузил малость работой. Чтобы служба медом не казалась.
- Думаю, она и так ему медом не кажется, - усмехнулся я.
- А! – отмахнулся Рыбак. – Пусть привыкает к тому, что день у мен-тов ненормированный, и в любую минуту его могут по тревоге на опе-рацию по задержанию вызвать.
- И кого вы там с Чудиным задержали?
- Никого. Кофе сваришь? А я тебе о наших со стажером успехах до-ложу… Никого на этот раз мы не задерживали, а загрузил я Чудина интеллектуальной работой. По наводке Василия Михайловича…
- Какого Василия Михайловича?.. – не понял я.
- Забыл уже? Дворника. Василия Михайловича. Или просто - Миха-лыча. Так вот, по его словам, Михаил Каверзнев был местным жите-лем. Чудин в базу данных паспортного стола залез и узнал, что родом Каверзнев из Курносовска, выяснил, что там живут его папа и мама, и младшая сестренка. Но… - Рыбак упредил мой вопрос. – Я связался с местным участковым - Михаил Каверзнев не появлялся в Курносовске года три. И родители о своем сыне-геологе давно уже ничего не слы-шали. Тогда мы с Чудиным постарались определить круг знакомых фигуранта. Знаешь, есть такой сайт – одноклассники ру?
- Конечно, знаю.
- А, ну, да. Небось, висишь там регулярно?
Я отрицательно помотал головой:
- Ни разу не заходил.
- А Чудин там, как у себя дома. Нашел человек пятнадцать пацанов и девчонок, учившихся с Каверзневым в одном классе. Многие естест-венно из родных мест разлетелись кто куда - кто в Москву, кто по-дальше в Европу. Но есть и такие, что остались жить в Курносовске, четверо их. А три человека  здесь, в Новоахтанговске живут и работа-ют. Одна девица и два парня… – Рыбак мне подмигнул, и я понял, что самые интересные известия меня ждут впереди. - Ну, что, скоро там у тебя? – нетерпеливо спросил он. – В горле пересохло. Все говорю и говорю…
- Сейчас закипит. Ты продолжай, не томи.
- Ну…, кое-кого из этой троицы я утром уже навестил.
- Естественно барышню, - догадался я.
- Естественно! – важно согласился Рыбак. - Но вовсе не по той при-чине, что ты подумал. Одноклассница Михаила Каверзнева Светлана Алексеевна Пирогова. Я предположил…, школьные увлечения, пер-вые поцелуи, то, се. Как без этого - быть здесь и не навестить старую любовь? Предположил и попал в яблочко!.. А барышня… Барышня Пирогова так себе, средних лет и средних достоинств. Не замужняя, но имеется сожитель. Пардон, гражданский муж. По фамилии… ха-ха-ха! Емудьев. Смешная фамилия, правда?
- Обхохочешься, - без улыбки согласился я, разливая кофе по бо-калам.
- И сам этот Емудьев смешной мужичок. Роста… мне по плечо. Го-лова круглая, плешь на всю голову. Уши как у Чебурашки…
- Андрюха, а эти подробности нужны? Вижу ведь, нарыл что-то. Че-го резину тянешь?
- Подробности, это так, извини. Уж больно развеселил меня этот… Емудьев. Короче, Был у своей одноклассницы Каверзнев в начале июля прошлого года. Гостил неделю… Судя по этому письму… - Ры-бак побарабанил пальцами по листикам Мишкиного послания, - …квартира Пироговых-Емудьевых и стала для Миши той самой норой, где он планировал ото всех спрятаться и отсидеться. Он и отсиживал-ся. Практически никуда из дома не выходил. А в один прекрасный мо-мент вышел из дома и не вернулся. Так Света со своим плешивым Емудьевым мне в один голос заявили. Да, еще…, по просьбе Михаила Каверзнева, но я так понял, больше под нажимом своей гражданской супруги, Емудьев летал в Энск, чтобы лично передать письмо…, дога-дайся, кому?
- Тарану.
- Правильно мыслишь, - снисходительно похвалил меня Андрюха, отхлебнув горячего кофе. – И не надо иметь навыки дедукции, чтобы догадаться, что Таран получил то самое письмо, что я нашел на его съемной квартире.
- Я нашел, - в отместку за снисходительность и пренебрежение мо-ей дедукцией поправил я Рыбака.
- Разве?.. Ну, не важно. Мы же напарники… Что было в письме, Емудьев не знал, но там было указано мыло, помнишь? Я спросил о компьютере, он был у Пироговой. Мыло в письме - адрес ее почтового ящика.
- А почему Миша это письмо по почте не отправил, как думаешь? Почему надо было срывать человека с места, тратиться на авиабилет до Энска и обратно?
- Ну, деньги-то у Миши были, я думаю. О яйце помнишь? Которое Каверзнев в карман штормовки положил, когда в лагерь к Вите с Кузей пошел? Да и аванс, наверное, от Донских Миша неслабый получил. А что Емудьева в Энск отправил, так хотел наедине со своей школьной любовью остаться. Емудьев, кстати, безработный. Сидит на шее у же-ны, все время дома торчит. Вот Миша его и… удалил. Я сразу так по-думал, как только мадам Пироговой в бегающие глазки заглянул. От-трахал ее Миша Каверзнев качественно и неоднократно пока мужень-ка дома не было, это понятно. Но… теперь, когда его письмо прочи-тал, понял, что не только в этом дело. Мания преследования у Ка-верзнева началась конкретная. Ты же про его приключения читал. – Андрюха снова задумчиво побарабанил пальцами по листкам письма. - Свихнулся парень. Не мудрено. С одной стороны – Институт Будуще-го и альбинос-чистильщик… Кстати! Подтверждение моей гипотезы, что труп Тарана из Лизиной квартиры убрал человек Донских. Ты, ко-гда читал про альбиноса, он тебе напомнил того, что чуть не прихлоп-нул вас с Лизаветой?
- Он, - кивнул я. – Коротко стриженный, кажется лысым - такой светловолосый. Я тоже подумал, что это альбинос. Шрам на щеке…
- С другой стороны, - продолжал Рыбак, - лесное чудо-юдо, знако-мое нам по рассказу ефрейтора Бугаева. Видать, поковырялся этот гипнотизер в мозгах у Михаила, страху нагнал, что-то сдвинул в соз-нании… А с третьей стороны – золото. Не мог Каверзнев его из памя-ти выкинуть. Вот и свихнулся.
- Ты говоришь, ушел из дома и не вернулся?
- Так Светлана Пирогова и… Емудьев говорят. – Фамилию граж-данского мужа Мишкиной одноклассницы, Рыбак произносил со сма-ком, получая при этом некое мстительное удовольствие. Видать заце-пила его все-таки барышня средних лет и средних достоинств.
- И что сейчас с ним не известно… - задумчиво произнес я.
- А, о! – Рыбак поднял палец вверх, о чем-то вспомнив. Достал из кармана мобильник, позвонил. – Чудин! Ну, что там у тебя?.. Ничего? Понятно… Психушки прозвонил?.. Скинул? Проверил? Тоже ничего… Все, работай. Как это - что делать дальше? У тебя что, работы нет?.. Вот-вот. Все, отбой. – Убрав телефон, пояснил: - Чудин прошерстил базу данных Новоахтанговского ГУВД на предмет неопознанных кри-минальных трупов с июля прошлого года и по сей день. Ни одного по-хожего на Михаила Каверзнева. И ни в одну из двух наших психболь-ниц такой пациент не поступал. Чудин им фото Каверзнева по факсу сбрасывал, не признали. Да, собственно, у них установка, обо всех случаях, когда псих без документов поступает и в полной амнезии, нам докладывать. Не было таких докладов, Чудин проверял. Сдается мне, нет Миши в живых. А то, что труп его не найден, так это потому, что чистильщик из Института Будущего, свою работу хорошо знает.
- А может, все-таки…, - начал я, но Рыбак замотал головой:
- Ты знаешь, Шар, мне как-то по барабану – жив Михаил Каверзнев, нет ли. У меня сейчас в мозгах совершенно другие мысли бродят. Кстати, ты мне еще не рассказал, где ты письмо о Мишиных приклю-чениях раздобыл. Вчера ты позвонил и сказал, что встретил своего приятеля и идешь с ним бухать. Кто такой?
- Это мой школьный учитель. А пошли мы к нему не водку пить, а чай. И выяснилось, что с Каверзневым мы учились в одной школе…
- Точно! – обрадовался Рыбак. – Ты же тоже из Курносовска родом. Так что там дальше было, продолжай.
- А ты не перебивай…
Рыбак поднял руки вверх. Молчу, мол, как рыба.
Я рассказал ему о Николае Христофоровиче Полтораке и о нашем с ним разговоре. Андрюха слушал внимательно, не перебивал боль-ше. Когда я закончил рассказ, он, как-то странно взглянув на меня, сказал:
- Значит, старик не любопытный оказался. В папку заглядывать не стал. Я бы на его месте не удержался. А ты?
Я пожал плечами:
- Наверное, мы воспитаны иначе.
- Ну да, ну да, - задумчиво пробормотал Рыбак. – А знаешь, я вна-чале подумал, что школьное увлечение Каверзнева, о котором он Та-рану напоминал – это и есть Светлана Пирогова. А оно вон оно что…
- А что это за мысли у тебя в мозгах бродят? – спросил я.
- ?
- Ты сказал, что у тебя в мозгах сейчас другие мысли бродят.
- А-а-а, мысли… А ты не догадываешься?
Я помотал головой. 
- О коне своем раздолбанном думаю, - наигранно вздохнул Рыбак. - Пора ему, бедолаге в утиль. О квартире своей однокомнатной двадца-ти девяти квадратных метров общей площади в панельной хрущевке думаю. Ее мне десять лет назад любимое управление за безупречное служение закону выделило. И ровно десять лет я эту хибару не ре-монтировал. Некогда, да и не на что по большому счету… И еще я ду-маю: а не пора ли нам друг Серега перейти на качественно иной уро-вень жизни? У тебя ведь тоже… - Рыбак повертел головой, бросая красноречивые взгляды на вздувшуюся и готовую вот-вот отвалиться кафельную плитку, приклеенную еще наверное в годы советской вла-сти, на бумажные обои не первой свежести, на пятно копоти на потол-ке вокруг стояка, - не хоромы. В «ласточку» твою, ты уж прости меня за прямоту, садиться стремно, не то, что по улицам родного города разъезжать. И вообще…
- О чем это ты, Андрюха? Неужели… - Я не договорил, но, видимо на моем не особенно мужественном лице было написано еще что-то кроме изумления, и Рыбак это заметил но, неверно истолковав мои сомнения, принялся с жаром убеждать:
- То, о чем говорится в этом письме, никто кроме нас с тобой не знает, Серега! До Тарана оно не дошло. А если бы и дошло, Тарана уже нет в живых. Самого автора письма тоже нет. Твой учитель, как его?.. Третьяк?..
- Полторак, - машинально поправил я.
- Старик в письмо, как он уверяет, не заглядывал. И я ему верю! Ты прав – старая закваска, коммунистическое воспитание. Да и старый он уже конкуренцию нам составлять… Институт будущего, сдается мне, тоже ни сном, ни духом. Иначе, давно бы уже все золото из тайги вы-везли. Не стали бы они целый год у моря погоды дожидаться… Со-ратники полковника Рядового сейчас функционеров фонда плотно об-кладывать начнут. Им до тайги дела нет… Я логичен?
- Логичен. Но я, Андрюха не об этом подумал. Имеем ли мы с тобой право на это золото?
- А кто имеет? Хозяева крынок, яиц и корыт? Так они все сгорели! Не сгорели бы, так пришли бы за своими сокровищами. Или ты госу-дарство наше имеешь в виду?
- Ну…, - я замялся.
- Брось, Серега, - поморщился Рыбак, - не имеет государство ника-кого отношения к этим золотым горшкам. Это ведь не месторождение золота. Считай, что это просто клад. А мы – кладоискатели.
- Нашедшим клад только четверть от его стоимости положена, – вяло сопротивлялся я.
- А мы все не будем забирать, - устало сказал Рыбак. - Сгоняем па-ру раз на моем коне. Думаю, на пару ходок его еще хватит. Возьмем только крынки, а ступу с яйцами и прочими побрякушками государству любимому оставим. Только вот думаю, не попадет золото в закрома нашей родины, растащат его чиновники. Все в тайге перероют, най-денное золото взвесят, распилят и поделят меж собой. А потом и этот кусок тайги китайцам продадут. И ФСБ им не преграда. Такое ****ст-во было и будет всегда. Коррупция  непобедима!
Рыбак закурил и, насмешливо на меня взглянув, спросил:
- Ну, что скажешь, честный ты наш?
- Не знаю…
- Да что я тебя убеждаю?! – вдруг разозлился он. – Хочешь быть бессребреником, будь им! Жри говно и живи в халупе! А я собствен-ный дом хочу! Трехэтажный, с мраморным крыльцом! Тачку хорошую хочу! Сигары по пятьдесят баксов за штуку курить хочу!
- Ты же не куришь сигары, - заметил я без улыбки.
- Начну. Разбогатею и начну сигары курить, – с вызовом ответил Рыбак и деловито собрал в стопочку листочки письма Каверзнева, по-ложил их в папку, завязал тесемки. Карту сунул в карман.
Я понял, что Рыбак настроен решительно и от своего не отступит. А я? Чего это я, в самом деле, ломаюсь как целочка? То ли богатым стать не хочу? Каждый человек мечтает разбогатеть. А больших денег честно заработать нельзя. Их можно либо украсть, либо…
Либо найти, вдруг догадался я.
Можно найти в магазине оброненную каким-нибудь растеряхой сот-ню. Вряд ли нашедший станет орать на весь магазин: «Кто деньги по-терял?!». Потому что знает – тут же кто-то стоящий рядом скажет: «Это моя сотня». И, поди, разберись – его или не его?.. Можно найти портмоне с деньгами и документами где-нибудь в подворотне. В таких случаях деньги себе берут, а бумажник с документами оставляют в том самом месте, где его нашли... Бывали случаи - кейс с долларами находили. Но такое редко случается… А ведь можно и целую кучу де-нег найти! Это уж совсем редко, но бывает! Бывает, когда в жизнь вмешивается его величество случай. В мою жизнь вмешался именно такой случай…
Все события, происшедшие в моей жизни за последние несколько дней показалось мне вдруг логичными и закономерными.
Витя позвал меня к себе в гости. Я сомневался – идти или нет, не хотелось идти. Но я пошел.
Там у Вити познакомился с Лизаветой.
Потом мы с Лизой обнаружили в ее квартире труп Тарана.
Потом…
Короче – я ввязался в историю…
Так может, все эти события – звенья одной цепи? Я взялся за конец цепи, потянул, и вытянул клад…
Да, это, несомненно, тот самый счастливый случай! Случай, ме-няющий судьбу.
- Когда едем? – спросил я, решительно выкидывая из головы остат-ки сомнений.
- Я в отпуске, - пожал Рыбак плечами, - могу хоть сейчас. А тебе сложно будет на недельку отпроситься? За неделю, думаю, управим-ся.
- В случае чего, уволюсь.

4.
Из состояния полудремы меня вывел бодрый голос Андрюхи.
- Вот здесь, на этом самом подъемчике взвод Тимоши Колобродова остановил тарановскую колонну.
- И чему ты радуешься? - Я открыл глаза и стал озираться по сто-ронам.
- Я не радуюсь, с чего ты взял? – удивился Рыбак. – Тебе спросо-нья померещилось. Просто ты спишь, а я бодрствую… А ты не туда смотришь, между прочим. Вон там, на пригорке они стояли. - Андрюха кивнул направо.
Я взглянул туда, куда он показывал, и вдруг увидел среди деревьев неподвижную человеческую фигуру. Я зажмурился и тряхнул головой. Открыв глаза, понял, что обознался, приняв за человека чахлую косо-бокую елку с сидящей на ее макушке вороной. Или какой-то другой птицей…
- Рыбак…
- Что?
- Мы с тобой совсем забыли о гипнотизере…
- Ну вот! Еще до тайги не доехали, а ты уже бздеть начал.
- Ничего я не начал, - огрызнулся я. - Просто интересно…, кто он такой? Почему с Мишиными товарищами так жестоко разделался? Почему приказал солдатам по колонне уазиков стрелять? Зачем Та-рана убил?
- Но мы же с тобой это уже обсуждали. Не хотел , чтобы… Слушай, Серега, мне самому не ясна роль гипнотизера в этом деле. Но я и ду-мать не хочу про него. Надеюсь, о нас с тобой гипнотизеру ничего не известно. Нам что нужно? Добраться до места, перетащить к машине золотые черепки и свалить по быстрому.
- Знаешь, о чем я подумал?
- Ну?
- Этот гипнотизер охраняет золото. И он его нам так просто не от-даст.
- А что этот парень вовсе даже не человек, а неупокоенный дух од-ного из сгоревших поселенцев – такая мысль случаем в твою голову не приходила? – ехидно спросил Андрюха.
Я промолчал, не пожелав ответить на глупый вопрос.
- Прекрати, Шар, себя накручивать! Лучше думай о том, что через неделю ты станешь самым богатым человеком в Новоахтанговске.
- Это ты загнул. Вряд ли самым…
- Ну, одним из них.
Оставшуюся дорогу до поворота на северо-восток мы практически не разговаривали. Каждый из нас думал о своем.
Изредка поглядывая на Рыбака, я видел легкую счастливую улыбку, озаряющую суровое лицо Винитту, вождя апачей. Наверное, он пла-нировал свою новую богатую жизнь. Сигары по пятьдесят долларов за штуку и трехэтажный особняк – это так - понты. Я хорошо знал Андрю-ху и был уверен, что о главной своей мечте, которую, разбогатев, обя-зательно осуществит, он мне не сказал. Думаю, Рыбак хотел открыть свое собственное частное детективное агентство. Ему уже давно на-доело работать под началом коррумпированных милицейских чинов-ников. Отдавать дела другим сотрудникам управления или еще кому-то – военной прокуратуре или эфэсбэшникам, закрывать дела по тре-бованию руководства. Надоела текучка и писанина. Надоело все. Ко-гда позавчера в комнате «релаксации» Андрюха рассказывал мне про опера, который уволился из органов и ушел в частный бизнес, я по-нял: Рыбак ему завидует. Не тому, что этот бывший опер разъезжает на «Ауди» новой модели и неплохо себя чувствует материально. Ры-бак завидовал его свободе…
А я думал о Вике.
И не хотел больше оставаться свободным.
Я хотел быть мужем и отцом.
Не таким, как был раньше, а настоящим мужем и настоящим отцом. Я чувствовал - я смогу. Я ведь всегда понимал – лучше Вики женщины нет. Ее просто не существует. Не понимал лишь одного – зачем я та-щился за каждой юбкой? Что и кому я пытался доказать? А главное – зачем?..
Теперь все в прошлом, я поумнел, я стал другим. Но как об этом сказать Вике? Какие слова надо сказать, чтобы она поверила. И про-стила. Может, золото мне поможет?..
Я представлял, как подъеду на новой шикарной машине к нашему дому, припаркуюсь в кармане рядом с Викиным карамельно-сиреневым «Марчем», и чинно шествуя через двор, буду ощущать на себе Викин взгляд из окна. Он будет удивленным… А может, радост-ным?.. Потом я поднимусь на лифте на седьмой этаж, нажму кнопку звонка. Откроет дверь Вика, и я скажу ей…
Я ей скажу: «Здравствуй, жена!..»
Нет, я скажу ей: «Вика, я разбогател и купил дом! Поедем в наш но-вый дом…»
Нет, опять не то!
Я скажу ей: «Любимая! Давай начнем новую жизнь в новом доме…»
Блин!!! При чем здесь дом?! Глупости какие-то! Что я, покупать ее приехал? Не те слова…
Так что я ей скажу? Какие слова?..
Я перестал искать варианты, я понял: правильные и нужные слова еще не пришли. Но они обязательно придут, так сказал мне Николай Христофорович Полторак. Он сказал: «Съезди куда-нибудь. Ни о чем не думай. Наступит момент, слова придут. Сами наружу попросятся». И я верил старику.
Съезди куда-нибудь…
Вот я и поехал.
И не просто так – отдыхать, развлекаться, отвлекаться… Я поехал к богатству. К своей судьбе. И к своему счастью. Может быть…
Рыбак прижался к краю дороги и остановил джип. Но глушить мотор не стал.
- Тебя сменить? – спросил я, очнувшись от своих мыслей, еще не вполне осознав, где мы находимся.
- Да поздно предложил. Кажется, приехали. – Рыбак развернул кар-ту, в которой пунктиром был нанесен фломастером маршрут экспеди-ции Михаила Каверзнева. – Вроде бы вот что-то, похожее на лесную дорогу. – Он показал на едва заметный просвет в сплошном лесном массиве. - Если прикинуть по масштабу, километра четыре, четыре с половиной езды по этой звериной тропе. А потом пешком.
Действительно, лесную дорогу иначе, как звериной тропой назвать было нельзя. Трясло в Андрюхином джипе, у которого уже давно умерли все амортизаторы ужасно. Передвигались мы крайне медлен-но – дорога шла в гору, да к тому же нам приходилось объезжать множество ям, куч валежника и большие кочки. Не проехали мы и трех километров, как я взмолился:
- Слушай, Андрюха, давай уже пешком пойдем! Невозможно эту тряску переносить! Пешком лучше и быстрее будет.
Рыбак был неумолим:
- Еще немного проедем, потерпи. Быстрее не значит – лучше. Чем дальше в тайгу заберемся, тем ближе придется на обратном пути зо-лото на себе переть. Не понимаешь что ли?!
Однако через пару сотен метров ему все-таки пришлось остано-виться – звериная тропа еще не закончилась, но подъем на сопку стал слишком крутым. Четырехцилиндровый движок джипа хрипел и захле-бывался в кашле. Андрюха выбрал площадку поровнее и, косо выру-лив на нее, заглушил мотор.
- Приехали, - зло сплюнул он, выбираясь из джипа, - этот перевал моему «коню» не одолеть! Разгружаемся!
- Правильней сказать: загружаемся, - заметил я, разминая затекшие чресла. – Маскировать твоего «коня» будем?
- А на хрена? Кто его угонять станет? Медведи что ли? Кстати, о медведях и прочих лесных зверушках! Ты стрелять-то умеешь? - Ры-бак сунулся в кабину и вытащил откуда-то из-под сидения пистолет Макарова в кобуре и АКМС. Калаш закинул себе на плечо, а Макара и две запасные обоймы протянул мне. – Вот этот рычажок, - принялся мне объяснять, - предохранитель…
- Да знаю, - отмахнулся я. - Я же, как-никак офицер запаса. У нас в меде военная кафедра была. И на полигон нас стрелять возили.
- И каковы у офицера запаса были результаты стрельбы? – с иро-нией в голосе поинтересовался Андрюха.
- С трех шагов не промахнусь, - заверил я друга.
- Ну что, нормально, - кивнул Рыбак, - Но все-таки не рекомендую подпускать косолапого так близко. Начинай палить с десяти шагов. И не жалей патронов, у меня еще в рюкзаке есть. А лучше вот что – как только заприметишь кого, мне скажи. Хорошо?
- Договорились.
Навьючив рюкзаки, мы отправились в путь.
Сначала шли плечо в плечо, но Андрюха взял такой темп, что ми-нут через десять ходьбы в гору, я стал отставать. Едва я оказался в кильватере, сразу понял, что так идти значительно легче – не надо выбирать дорогу, надо просто ступать след в след за Андрюхой. У не-го здорово получалось прокладывать маршрут. Он всегда правильно выбирал – с какой стороны обойти валун или кочку, за какую ветку ух-ватиться, перескакивая через овражек, когда надо вовремя пригнуть-ся, чтобы не шандарахнуться башкой о наклоненный ствол завали-вающейся сосенки.
- Ты что, горным туризмом занимался? – спросил я, запыхавшись.
- Приходилось, - бросил он, не оглядываясь, и добавил: - В Чечне. Три года назад.
Рыбак был в Чечне?! А я и не знал… Он мне никогда не рассказы-вал, что ему пришлось повоевать.
- Это когда ты сказал мне, что был в командировке? Ты тогда вое-вал в Чечне?
- Воевал – это громко сказано. Так… полазили по горам, постреля-ли маленько. Ты поменьше разговаривай, Шар, устанешь. И вообще… - Рыбак остановился и посмотрел на меня скептически. – Надо было тебе спортом хоть чуть-чуть заниматься. Или хотя бы физкультурой. Малохольный ты, Серега. Вот вернемся, займусь твоим физическим воспитанием.
Я вытер рукавом пот со лба.
- Может, перекурим?
- Не советую. Совсем задохнешься. Устал – давай малость отдох-нем. А курить на большом привале будем.
Андрюха скинул рюкзак и сел прямо на землю. Сорвал травинку и принялся ее сосредоточенно грызть. Я тоже снял рюкзак и упал ря-дом. Немного полежав, приподнялся на локтях и сказал Рыбаку с оби-дой в голосе:
- Ты мне никогда про Чечню не рассказывал!
- А я об этом факте своей биографии вообще никому и никогда не рассказываю.
- Мне расскажешь?
Рыбак посмотрел на меня, помолчал и неопределенно ответил:
- Как-нибудь…
Потом он достал карту и углубился в ее изучение. Я тоже взглянул через его плечо в зелено-коричневый листок и к своему стыду отме-тил, что школьные знания географии начисто выветрились из моей памяти. И пожалел, что, налегая на химию и биологию, проигнориро-вал географический кружок, который вел Полторак. Собственно, даже не знал, что он ведет такой кружок.
- Правильно идем? – спросил я.
- Вроде правильно. Скоро перевал. Залезу на дерево, определюсь с высоты и тогда точно скажу. Все. Пора идти. Нечего рассиживаться. Скоро полдень, а мы еще первую сопку не одолели. А Миша Каверз-нев писал, что они с Витей и Кузей до первого привала аж четыре соп-ки прошли.
- Каверзнев геологом был, ему не в диковинку по горам шастать. И Витя с Кузей – таежники.
- Ну да, - сказал Рыбак, поднимаясь и берясь за лямки своего рюк-зака, - им легче было. А мы с тобой…
Он не закончил, закинул рюкзак за спину, помог навьючиться мне и двинулся вперед. Я поспешил за ним. Мне казалось, после небольшо-го отдыха у Андрюхи сил прибавилось – так резво он зашагал – а у меня нет. У меня их стало меньше, если судить по тому, что поклажа потяжелела. Я шел и думал: как же мы понесем золото? Если сейчас у меня за плечами в легком но прочном капроновом рюкзаке лишь деся-ток пакетиков «кириешек», фляжка с водой, несколько банок тушенки и еще кое-какая мелочь, а язык уже по земле волочится и мокрый весь, то, каково мне будет с парой золотых крынок на горбу? Прав Андрюха, надо будет собой заняться – тренажерный зал посещать, бегать по утрам, зимой – лыжи…
До перевала дошли, на дерево Андрюха слазал. Спустившись, со-общил, что все нормально, но надо ускориться. Не знаю, ускорился я или нет, но к вечеру мы преодолели только две с половиной сопки. На перевале третьей, решили устраиваться на ночь.
Спали поочередно – по два часа - сначала он два, потом я два. А потом еще по два. Вернее, так: в последнюю свою, утреннюю смену Андрюха расщедрился и позволил мне задержаться в объятиях Мор-фея на час больше. Пока я дрых, он приготовил плотный завтрак - вскипятил на костре воду для кофе и разогрел две банки тушенки.
Позавтракав, мы отправились в путь.
У меня болели руки и ноги, ныла спина, но очень скоро все симпто-мы вчерашнего переутомления прошли, и мне даже показалось, что земля под ногами, покрытая толстым ковром мха и густо припорошен-ная серой хвоей обрела некую упругость, а кочек и валунов стало меньше или они сами уменьшились в размерах. Так дело пойдет, ду-мал я, скоро от Рыбака отставать перестану.
Но только я так подумал, пошел дождь. Он лил не переставая, и мы промокли до нитки. Сушиться было негде и переодеваться не во что. Идти промокшему по мокрой тайге – это, скажу я вам, удовольствие сомнительное. Скорость нашего передвижения естественно резко упала. Я стал отставать от Андрюхи и сильно, часто оскальзывался и падал. Измазался весь, как чушка!
«Таежники, блин! – Ворчал я мысленно. – Кладоискатели гребаные! Собрались на скорую руку. Ни какой одежды запасной с собой не взя-ли, ни чего такого, чтобы от дождя спрятаться – ни дождевиков, ни са-пог резиновых. И синоптики, суки как всегда наврали! Обещали всю неделю без осадков!..»
- Ничего, - попытался ободрить меня Рыбак, дождавшись, когда я его догоню, - скоро дождик закончится…
- Дождик?.. Дождище, я бы сказал!
– …закончится дождик, - продолжил Рыбак, проигнорировав мое замечание, - и одежда сама на нас высохнет. Спускаться с сопки по южному склону будем, а там деревья пореже растут. На ветерке в мо-мент просохнем.
Так оно и произошло. Часа через два дождь закончился, и выгляну-ло солнце, а южный склон сопки оказался почти лысым. И, слава богу, каменистым и достаточно пологим. А то пришлось бы нам поучаство-вать в новейшем виде спорта – горном слаломе на заднице по мокро-му мху. Тем не менее, спускались мы осторожно. Шли по диагонали, внимательно глядя под ноги и придерживаясь руками за мохнатые ла-пы низкорослого пихтача.
Не скажу, что одежда высохла, но слегка подвялилась. Зато я про-дрог на ветру капитально. На привале мы просушили одежду и обувь у костра.
Не смотря ни на что, сегодня мы прошли больше, чем вчера – ска-зывались приобретенные навыки передвижения по сопкам. И ноша не так тяготила. Собственно, ее чуть меньше стало. На пару банок ту-шенки, на горсть сухарей и на пол-литра (полкилограмма!) питьевой воды.
Но, конечно, главным стимулом увеличения скорости явился внут-ренний настрой – мы приближались к богатству!
- Завтра будем на месте, - сказал Рыбак засыпая. – Возьмем золо-тишка, сколько сможем унести и… баиньки.
Наверное, он хотел сказать: пойдем домой…
Я чихнул в ответ, но Андрюха уже не услышал и поэтому не сказал: будь здоров!




5.
- Ну и где это долбанное пепелище? - Рыбак остановился, сбросил рюкзак с плеч и нервно закурил.
Радуясь остановке, я в ту же секунду упал у его ног, даже поленил-ся освободиться от поклажи. Сегодня на маршруте мы побили вче-рашний рекорд, не говоря уже о пути, пройденном позавчера.
Всю вторую половину сегодняшнего перехода мы с Андрюхой по-стоянно осматривались по сторонам, боясь пройти мимо места, отме-ченного Каверзневым на карте, но ничего похожего на сгоревшее по-селение видно не было – ни обугленного столба, ни единого просвета в сплошной стене хмурого леса. Между тем подходил к концу третий день нашей «прогулки» по тайге.
- Темнеет, - сказал я, ужом выползая из-под рюкзака.
- Сам вижу, - огрызнулся Рыбак.
- А может, мы не туда идем?
- Давай на ночлег устраиваться. Утро вечера мудренее.
- Логично…

Меня разбудила сосновая шишка, упав сверху и колко ударив в лоб.
Я с трудом продрал глаза и потер защипавшее место. Громко чих-нул, потом еще два раза.
Я еще вчера почувствовал, что заболеваю. Хреново мне было, но я крепился. Шел за Андрюхой, старался не отставать от него, и у меня это с трудом, но получалось. Главное, думал я, не дать себе рассла-биться. Не думать о простуде, и все пройдет. Лечиться все равно не-чем. Поговорка «сапожник без сапог» - это про меня. У меня и дома никаких медикаментов не было. Нет, когда мы с Викой жили, всегда была аптечка, на кухне висела. Но лекарства Вика покупала - она ап-течкой ведала.
Я огляделся.
Рыбака рядом не было, АКМС стоял, прислоненный к толстому стволу сосны, под которой мы с ним вчера завалились спать. Я взгля-нул наверх и увидел, что ветви сосны неестественно шевелятся, дер-гаются. Вот и еще несколько шишек упало. Одна мне по макушке по-пала.
И тут же сверху раздался Андрюхин мат:
- …твою мать! Ни хрена не видно!
Я посмотрел на часы. Почти десять часов утра. Ого! Сегодня Рыбак вместо положенных двух часов сна дал мне целых четыре. Наверное, с утра пораньше сам обшарил все вокруг и ничего не найдя, решил влезть на дерево.
Костер уже остывал; я подбросил в него заготовленных с вечера сухих сучьев и принялся раздувать пламя.
Рыбак слез с сосны. Злой.
- Ни хрена не видно, - повторил он раздраженно. - Все деревья на одном уровне, а на самую макушку залазить побоялся - тонкая. Не птица чай! Грохнусь и расшибусь к чертовой бабушке! Ну…, что де-лать будем, напарник?
Я пожал плечами.
- Тогда пойдем… - Рыбак на минуту задумался, – направо или на-лево пойдем?..
- Может, вперед? – робко предложил я.
- Оно должно быть где-то здесь…
- Что?
- Да пепелище это! Что же еще? Если только…
- Что? – как попка повторил я.
- Если мы вообще той дорогой идем.
- Как это?..
- Ну…, может, мы с трассы не там свернули… Не доехали до нуж-ного места, или переехали… Пойдем направо, - решительно сказал Рыбак. – Перекусим и пойдем.
- А может, лучше вернуться и начать все сначала? -  брякнул я, тут же испугавшись собственного предложения. Возвращаться к трассе, потом опять идти вглубь тайги..., терять уйму времени! Однако, по-размыслив, понял, что мое предложение не так уж и нелогично и оно имеет право на существование, хотя бы в качестве альтернативного варианта.
– А что? – я стал развивать свою мысль. – Действительно, Андрю-ха! Вернемся к началу пути и попробуем поискать другой сверток. А то ведь так и заблудиться недолго.
Рыбак пристально посмотрел мне в глаза, но ничего не сказал. Но я понял по его погрустневшим вдруг глазам, что он мог бы мне ответить.
Он мог бы сказать: «А мы и так уже заблудились…» и добавить на-смешливо: «…напарник»
Впрочем, может, я ошибался. Рыбак – мужик бывалый.
- Хорошо, - покорно согласился я, - пойдем направо.
Позавтракав, мы покинули место ночлега, и продолжили наш путь в западном направлении.
Шли минут сорок - пятьдесят, может, час, я не смотрел на часы. Я вообще никуда не смотрел – ни по сторонам, ни под ноги - и ни о чем не думал. Продираясь за Рыбаком сквозь непролазную чащу, берег глаза, уклоняясь от колючих веток, которые хлестали меня по лицу.
Вдруг Андрюха остановился, и я ткнулся носом в его рюкзак.
- Слышишь? – он поднял палец вверх, требуя тишины.
Я замер и прислушался.
- Шум какой-то. Может ветер?..
- Это река шумит, - тяжело вздохнул Рыбак. - Ахтанговка.
- А может, не Ахтанговка? Может, ручей какой-то?
- Нет, Это река, а не ручей. На порогах волна разбивается. Ручей журчит, а река на порогах ревет. Вот так, как сейчас.
- Это плохо?
- Да, в общем-то, не очень. По крайней мере, теперь нам известно направление, в котором надо идти.
- И что это за направление? – Наверное, я глупость сказал, потому что Рыбак вздохнул еще тяжелее:
- Прямопротивоположное.
Я поискал глазами место, на которое можно было присесть – пенек или кочку, но ничего такого не было.
- То есть, мы шли…, - начал я.
- То есть мы не доехали километров десять до того места, где нам надо было свернуть в тайгу. И, похоже… - Рыбак достал карту, по-смотрел в нее и что-то посчитал в уме, - километров на двадцать ско-сили в сторону. Ерунда! Какие-то вонючие тридцать километров отде-ляют нас от счастливой жизни! Сейчас дойдем до реки, полюбуемся ее красотами, подмоем места потаенные… Да и запасы воды попол-нить не лишним будет. Ахтанговка хоть и в Поднебесной начало бе-рет, но думаю, засрать ее отходами производства китайцы еще не умудрились. Ведь там, у истока тоже цивилизации нет никакой. Как и здесь.
Конечно, я не признал в этом зажатом между сопок бурном потоке мою любимую, спокойную широкую и величавую Ахтанговку, на бере-гах которой провел все детство, юность и…, короче – всю жизнь. Тем не менее, зрелище было великолепным. На том участке реки, куда мы с Рыбаком вышли, начинался каскад порогов. Быстрые воды выбегали из-за поворота лесистой сопки и стремительно неслись к черным кам-ням, чтобы разбиться о них в брызги и пыль. Над порогами тянулось ввысь и закручивалось облако водяной пыли, похожее на торнадо, и в этом веретенообразном облаке расцветала радуга, и часто-часто мелькали серебряные торпеды идущей на нерест вверх по течению рыбы.
Однако вдоволь налюбоваться этой красотой нам не пришлось.
- Что это? – озадаченно промолвил Рыбак.
- Где?
- Вон там. – Он показал рукой в противоположную от порогов сто-рону. – Зверек какой-то в воде барахтается. Медвежонок что ли…
Я посмотрел, куда он указал. Что-то темное и небольшое, но явно живое несло течением в нашу сторону. Существо то погружалось в пенную воду, то снова выныривало, отфыркивалось и поднимало кучу брызг.
- Человек! – вдруг догадался я. - Андрюха, это же человек!!!
- Только маленький человек. Я бы сказал, человечек.
- Ребенок! Он же сейчас разобьется о камни!
Не раздумывая, я бросился в воду.
Меня сносило, течение было очень быстрым, но желание спасти ребенка придавало мне сил. Я шел к середине реки по скользким кам-ням, оскальзывался, запинался, падал и снова поднимался. Большие рыбины тыкались в меня, обходили стороной и продвигались вверх. Можно было позавидовать их силе и упорству.
Ребенка вынесло прямо на меня. Я поймал его, прижал к себе, но не удержался, упал, и нас понесло на камни обоих. Если бы не Рыбак, подвига мне совершить не удалось бы. Андрюха схватил меня за шкирку и потащил к берегу. Силенок у моего друга было не занимать. Я лишь слабо пытался переставлять ноги, тащил он. Зато я крепко держал малыша в своих объятиях.
Через минуту мы уже сидели на прибрежной гальке и стучали зуба-ми от холода и пережитого волнения. Я еще и по другой причине.
Спасенным ребенком оказался пацан лет пяти-шести от роду – так я примерно определил его возраст. Но может быть, и старше. Уж оче-нь он был худ, а потому казался мелким. Одет был странно. Скажем так – слегка необычно. Длинная, ниже колен рубаха, скорее всего, холщевая. Подпоясан самодельным кожаным ремнем, вернее – кожа-ной полосой. Такая же полоса только чуть тоньше охватывала его го-ловенку. Волосы у мальчугана были темные и длинные – до плеч. Су-дя по всему, в парикмахерской он не бывал с рождения. Без штанов, к тому же босой, и это меня поразило больше всего. Однако, поразмыс-лив, я подумал, что штанов могло и не быть, учитывая длину рубахи, а обувь малец наверняка потерял, когда барахтался в реке.
- Ты как здесь оказался? – спросил я его.
Мальчишка молчал, хлопал глазами и переводил удивленный, но совершенно не испуганный взгляд то на меня, то на Рыбака.
- Ты один, что ли в тайге, Маугли? – строгим тоном спросил у паца-на Рыбак. – Где твои родители?.. Ты вообще, говорить-то умеешь?
- Папа! – подал голос мальчик и показал пальцем нам Рыбака.
- Папа?.. – опешил Рыбак. -  Ты ошибся, мальчик! Я не твой папа.
- Папа, – твердо повторил пацан, продолжая указывать на Рыбака.
Мы услышали звук быстрых шагов за нашими спинами, обернулись и тут же поняли в чем дело – вдоль берега шел, почти бежал в нашу сторону какой-то бородатый мужик. Мальчик показывал пальцем не на Андрюху, а через его плечо на своего отца.
- Ну что же вы так, папаша… - начал Рыбак, но тут же замолчал, так как бородач, не обращая на нас внимания, подбежал к сыну, опустил-ся на колени и стал ощупывать руки и ноги своего чада. Убедившись, что ребенок цел и невредим, он воскликнул:
- Дух реки спас тебя, Егор! Хвала тебе, Дух реки!
Он встал и в пояс поклонился речному порогу. Потом приказал сы-ну:
- Поблагодари, Егор, речного Духа.
Егор последовал примеру отца – встал и чинно поклонился реке.
Мы стояли в замешательстве. При чем здесь какой-то дух? И во-обще – что все это значит? Кто эти люди? Что они делают в тайге и почему так странно одеты?
Одежда отца практически не отличалась от одежды сына - такая же длинная холщевая рубаха, такой же ремень и полоска кожи на голове. Только он был в штанах и на ногах самодельные кожаные чуни. Да рубаха расписана какими-то странными знаками. Знаки на груди, на спине, на рукавах. Так же нестрижен, и борода до середины груди. Оружия у странного мужика я не увидел, и вещей никаких не было – ни вещмешка, ни какой-нибудь корзины или короба. Хотя, возможно, их лагерь где-то здесь недалеко…
- Пошли скорей домой, сынок, - ласково сказал бородач Егору, беря его на руки и прижимая к груди. – Ты весь мокрый. Замерз, наверное.
- Совсем не замерз, - заверял Егорка отца. – И совершенно не испу-гался. Я знал, что Дух реки не даст мне погибнуть. Ведь я еще не вы-полнил того, что должен.
- Конечно, сынок! Мы все надеемся на тебя…
- Э…, любезный, - снова обратился к мужику Рыбак, заметив, что эти двое собираются уходить, - вы бы хоть поздоровались и предста-вились ради приличия. Я уже не говорю о словах благодарности. Ведь это же мы с товарищем как-никак, а не какой-то там мифический дух спасли вашего Егорку. Кстати, меня зовут Андреем. А это мой друг Сергей. Между прочим, он первым бросился в воду и перехватил Его-ра чуть ли не у самого порога.
Бородач, наконец, обратил на нас с Андреем внимание и скупо улыбнувшись, сказал:
- Спасибо и вам! Вы вовремя оказались у реки и помогли речному Духу спасти моего сына. Я не буду вас убивать.
- Ого! – Рыбак поправил ремень АКМСа на груди. - На такую благо-дарность я и не рассчитывал! Впервые такое слышу…
- Меня зовут Иваном, а это мой сын Егор. Мы оба благодарны вам. Егор тоже не будет вас убивать.
Мы с Рыбаком переглянулись. Я пожал плечами:
- Может, это просто такая форма благодарности? Образно, так ска-зать…
- Может быть, – согласился Рыбак и повернулся к бородачу: - Иван, как ты мог заметить, мы тоже слегка вымокли, а запасной одежды у нас нет. А кажется мне… - Андрюха взглянул на небо, - кажется, дождь собирается. Сушиться будет проблематично… Вы где-то здесь неподалеку обосновались? Что там у вас – шалаш? Землянка?.. Дади-те приют на короткое время двум уставшим путникам? Отдохнуть, об-сохнуть…
Иван тоже поглядел на небо, но с сомнением.
- Дождя не будет, - уверенно сказал он. – Весь день будет солнеч-ным. Туча сейчас уйдет и будет солнце. Но…, я и не собирался вас отпускать. Вы пойдете со мной. Поселок недалеко, за той сопкой. Иди-те за нами.
Сказано это было тоном приказа.
Почему-то идти за странным бородатым Иваном в какой-то неиз-вестный никому и не помеченный на карте поселок мне не хотелось. Несмотря на его обещание не убивать нас с Андрюхой. Не по себе немного стало. Почему-то вдруг вспомнился гипнотизер. Но Рыбак, судя по всему, моих опасений не разделял. Он весело мне подмигнул, снова поправил ремень автомата и сказал:
- Гениталии-то свои мы помыть не успели, только помочили. А если есть поселок, значит…
- Что?..
Рыбак поскреб небритую щеку.
- В каждом поселке есть баня - вот что! Я-то ладно, а вот тебе про-париться хорошенько и в тепле хоть ночку отлежаться не помешало бы. Я же вижу, что ты еле на ногах держишься. Неровен час – сва-лишься. А меня ты в качестве напарника здоровым больше устраива-ешь. И еще…, ты знаешь что, вернее, кто в любом поселке, даже в та-ком заброшенном есть обязательно?
- Лекарь какой-нибудь? Знахарь таежный?
- Не-а, - помотал головой Андрюха и хитро улыбнулся. – Лекарь – это само собой… Девушки в любом поселке имеются, вот что. И жен-щины незамужние.
- Кто о чем!
- Я, Серый, без бани могу неделю обойтись спокойно. Даже боль-ше. А вот без бабы… Я так устроен. Меня таким матушка природа сделала!
Иван стоял с Егоркой на руках и внимательно, даже с интересом слушал наш разговор. Потом вдруг сказал, обращаясь к Рыбаку:
- Девушек, готовых к зачатию в нашем поселке нет. Но женщин, ко-торые с радостью примут твое семя достаточно. Хватит и тебе и твоему другу.
- Сергею, - напомнил Рыбак.
- И тебе, Андрей и твоему другу Сергею, – повторил Иван, словно намекал, что с памятью у него все в порядке, и внимательно посмот-рел в сторону леса за нашими спинами. Я оглянулся, но ничего не увидел. - И баня есть не одна. А лекарь у нас каждый.
- Так в чем дело стало? Пошли! – обрадовался Андрюха.
- Сомневаюсь, - сказал я тихо, - что нам надо туда идти.
Вдруг в том месте, куда только что взглянул Иван, затрещали кус-ты. Из леса вышел огромный бурый медведь, посмотрел на нас, глухо проворчал и тяжело ступая, двинулся в сторону второго порога.
Андрюха заученным движением сорвал со спины автомат и, сняв его с предохранителя, передернул затвор.
- Мишка нас не тронет, - спокойно сказал Иван. – Убери свое ору-жие, Андрей, оно не понадобиться. Но мы мешаем мишке. Надо уйти, он так сказал. Надо прямо сейчас уйти, а то он может рассердиться.
- Кто сказал? – Андрей не стал торопиться, по-прежнему держал косолапого на мушке. Но на предохранитель автомат поставил.
- Он сказал. Мишка.
- Ты что, понимаешь язык животных? – с иронией в голосе спросил Рыбак.
- А разве можно не понимать своих братьев? – удивился Иван. – Пошли. Не будем мешать Мишке рыбачить.
Если бы не медведь, я бы точно никуда не пошел.


6.
Поселок староверов (иного я не смог предположить в силу абсо-лютного невежества в подобных вопросах) и впрямь находился неда-леко. Он открылся нашему взгляду совершенно неожиданно, едва мы поднялись на пригорок. Расположенный у подножья могучей лесистой сопки, он с двух сторон охватывался сбегающими вниз к реке пригор-ками, на одном из которых мы стояли. Сопка словно бы заботливо ук-рывала таежное селение от ветров и от глаз посторонних своими крепкими мускулистыми руками.
Поселок к моему удивлению оказался довольно большим – около сотни, а то и больше кряжистых изб, срубленных из толстых бревен и, наверное, столько же построек поменьше – бани или сараи… или еще что-нибудь.
Над поселком вился легкий дымок, его сносило в нашу сторону.
Рыбак покрутил носом.
- Чем-то вкусным пахнет. Грибы что ли жарят… Чуешь, Шар?
Я ничего не чуял, у меня был заложен нос, и меня трясло как при-падочного. И вообще, мне хотелось сейчас только одного – завалить-ся куда-нибудь, где тепло, укрыться с головой и спать. Спать! Спать и ни о чем не думать – ни о золоте, ни о гипотетической счастливой жизни. Даже о Вике и о Лариске мыслей не было.
- Знамо дело - грибы, - ответил за меня Иван. – Сейчас самое гриб-ное время. Успевай – хватай, да в лукошко кидай. На зиму, почитай все запаслись уже.
По дороге к поселку, Иван разыскал свое лукошко, брошенное в тот момент, когда он услышал далекий всплеск и крик сына о помощи.
- А я свою корзинку утопил ненароком, - виновато признался Егорка.
- Это ничего, - одобрительно кивнул головой Иван. – Это хорошо. Правильно. Ты отдал ее речному Духу. А он за это спас тебя.
- Тьфу ты, блин! – сплюнул Рыбак. – Язычество какое-то…
Мы ступили в поселок, а нам навстречу стали выходить из домов люди. Мы шли, а людей все прибывало. Вскоре, наверное, все жители поселка сбежались на нас поглазеть. Видимо, такие гости как мы с Рыбаком, здесь бывали не часто.
- Слышь, Шар, - шепнул мне Андрюха, - какие-то они странные, не находишь? Не все, но многие.
Я молча кивнул. Действительно, я сразу заметил на лицах многих поселян признаки вырождения. Скорей всего, были среди них и кон-кретные дауны. И я понял причину – изолированность от внешнего мира, внутриклановые межсемейные браки…
И еще я заметил, что женщин было вдвое, а то и втрое меньше мужчин. Хотя, вполне возможно остальные бабы хлопотали у печек и не пожелали оставить свое занятие.
Детворы тоже было мало и все как один – пацаны.
На всех – на мужиках, на женщинах, на детях – были все те же длинные холщевые рубахи. Все мужики носили бороды и были стри-жены под горшок, а женщины заплетали волосы в косы. У некоторых они висели спереди на груди, у других уложены на макушках змейкой.
Рыбак бесцеремонно разглядывал представительниц женской «по-ловины» староверческого контингента, иногда подмигивал какой-нибудь особо понравившейся ему бабенке.
- А ничего так экземплярчики попадаются! - восхищенно поцокал он языком. – Ты не находишь, Серый?
Я не ответил, мне было совершенно по барабану – есть ли краса-вицы в этом русском селении или здесь живут одни дурнушки. Я прак-тически вырубался.
- Егорка, - сказал Иван сынишке, - сбегай-ка к старцам, сынок, ска-жи, что я привел двух чужаков. Я их в наш дом пока отведу, а там - что старцы решат… Только не задерживайся! Тебе после купания в хо-лодной речке в баньке прогреться надо.
Егорка умчался. За ним побежало еще несколько мальчишек. За компанию, как это принято у всех пацанов. А мы с Андрюхой пошли дальше вслед за Иваном. Собственно, идти было недалеко – дом Ивана был пятым по счету от пригорка.
- Стопи-ка баньку, Анфиса, – ласково сказал Иван вышедшей нам навстречу миловидной женщине лет тридцати, по-видимому, жене. Поставив лукошко на крыльцо, поцеловал ее в щеку. – А мне надо хворым заняться, отвар приготовить, напоить его и спать уложить.
Меня слегка удивило это проявление нежности.
Я считал, что в российских деревнях подобного отношения к жен-щине не бывает. Мужчина – хозяин, глава семьи и главный добытчик, он должен быть строгим и всегда подчеркивать свое превосходство. Он должен приказывать бабе, а не просить ее сделать то или это. И уж тем более, не целовать на людях. И вообще, я считал, что колоть дрова и топить баню – мужское занятие, а стелить постель, готовить снадобья и ухаживать за больным – бабья работа. Во всяком случае, именно такие взаимоотношения полов и распределения обязанностей рисовались мне на основе моего не слишком богатого «деревенского» опыта почерпнутого в основном из художественных фильмов о рус-ской глубинке. Хотя…, может, у староверов, все иначе?..
- Так уже стопила, Ванюша! – счастливо улыбнулась Анфиса, ук-радкой бросив на нас с Рыбаком взгляды – на меня короткий, на Анд-рюху более долгий. - К вашему с Егоркой приходу постаралась.
- Спасибо, родная, - улыбнулся в ответ Иван и, повернувшись ко мне, сказал: - Тебе, Сергей сегодня в баню нельзя. К завтрему окле-маешься, пропарим тебя с Анфисой как надо. А ты, Андрей ступай в баню. Вот она, - он махнул рукой в сторону приземистого сруба, из трубы которого струился ручеек колеблющегося жара. - Чистое белье тебе Анфиса принесет. И веничком тебя похлещет знатно. - И снова, повернувшись к жене: – Пропарь гостя от души, ладно?.. И Егорка сейчас прибежит, я его к старцам отправил. Его тоже пропарить хоро-шенько надобно. Только сперваначалу я его мазью целебной натру. Сынок-то наш в речке студеной искупался.
- Вот ведь! – всплеснула руками Анфиса. - Да как же так?!..
- С обрыва сорвался наш малец. Понесло Егорку на камни, к неми-нуемой гибели понесло. Да спас его речной Дух. Хвала ему!
- Хвала! – эхом отозвалась Анфиса.
- Дурдом, - проворчал Рыбак.
Во время разговора Ивана с супругой он не отрывал от Анфисы восхищенного взгляда, а когда услышал, что именно она станет ему  банщиком, довольно осклабился. Эти взгляды и наглая рыбаковская ухмылка не остались незамеченными Иваном.
- Ежели гость приставать удумает, - строго сказал бородач, - ты его ухватом. Или ковшом по лбу.
Сказал больше Андрюхе, чем жене. Анфиса молча кивнула.
- Вот старцы скажут, - продолжал Иван, - тогда…
- Да не хочу я этого, Ванюша!
- Ну…, не нам с тобой решать, - вздохнул Иван.
- Дурдом, - повторил Рыбак и направился к бане. Остановившись возле низкой двери, обернулся и, взглянув на меня, покрутил головой и сказал: - Ни хрена не понимаю!
Я тоже ничего не понимал.
Что это за недомолвки между Иваном и его супругой? И что должны решить какие-то старцы? Старцы – это наверняка что-то вроде мест-ного начальства. Они что-то должны решить в отношении нас с Анд-рюхой. И их решение каким-то образом коснется Ивана и его жены. Непонятно…
- Кипяток в печи, Ванюша, - проворковала Анфиса. – Я его в очелок поставила, прям перед вашим приходом. Как знала, что отвар понадо-бится.
- Спасибо, родная.
Иван, увидев, что я стою и заметно покачиваюсь и что уже почти го-тов грохнуться на землю, взял меня под руку и завел в дом. Подвел к широкому топчану, стоящему сбоку от печи, усадил и приказал раз-деться.
- Совсем? – спросил я.
Иван молча кивнул и пока я стаскивал с себя влажную одежду, за-нялся приготовлением отвара – нащипал от веничков, подвешенных к потолку над печкой каких-то трав, достал из печи горшок и, бросив в пиалку травы, залил их кипятком из горшка. Потом ушел куда-то, а я остался сидеть как дурак в одних трусах на топчане. Сидел и стучал зубами. В натопленной избе было тепло, но я никак не мог согреться.
В горницу вошла Анфиса. Склонив голову набок, скептически на меня посмотрела. Сказала грустно:
- Хлипкий какой… Кожа да кости.
Я встал и, стащив с топчана лоскутное одеяло, укутался им.
- А вы из меня похлебку варить собираетесь? – попытался пошу-тить я, но женщина моей шутки не поняла, или сделала вид, что не поняла, ответила вполне серьезно:
- Зачем похлебку? Мы ж не звери какие. Ты со своим другом для другого в поселке надобен.
- И для чего же, если не секрет? – спросил я, но Анфиса не ответи-ла. Напротив, спросила меня:
- А ты женат? Жена-то есть у тебя?
- Женат. – Я хотел добавить «пока», но не стал.
- И детки есть у тебя?
- Дочь есть.
- Дочь? – удивленно переспросила она, округлив глаза.
- Ну да, дочка. А что здесь такого необычного?
Анфиса промолчала.
- А вы не ответили на мой вопрос, - напомнил я. – Чем, по вашему мнению, я и мой друг Андрей можем быть полезными в вашем посел-ке?
Анфиса лукаво улыбнулась, и, я понял, готова была ответить, но тут вернулся Иван с маленькой баночкой в руках, глянул на меня, за-кутавшегося в одеяло, и спросил:
- Исподнее тоже снял?
Я выразительно посмотрел на стоящую рядом Анфису. Та хмыкну-ла и вышла из комнаты. Наверное, ушла собирать белье ожидающему ее в бане Рыбаку.
Я скинул с плеч одеяло и послушно снял трусы. Иван велел мне лечь на топчан и когда я устроился, принялся растирать меня прине-сенной мазью. Руки у Ивана были сильными и умелыми. Сначала я испытывал боль, но понемногу притерпелся и перестал обращать на нее внимание. То ли от массажа, то ли от впитываемой кожей мази, мне становилось все теплее и теплее. Вскоре вообще жарко стало.
Иван укрыл меня одеялом, и, держа пиалку в своих руках, заставил выпить все лекоподие до дна. Отвар оказался не противным, даже не горчил нисколько, наоборот, был сладковатым и слегка вязал во рту.
- А теперь спи, - сказал Иван. - К утру полегчает.
Я закрыл глаза, но сон не сразу пришел. Я лежал и ни о чем не ду-мал, наслаждался теплом и покоем. Слышал, как разговаривали во дворе Иван с Анфисой. Неразборчиво, но я и не прислушивался. По-том прибежал Егор, Иван завел его в избу и тоже велел раздеться. Растирал его где-то в другой комнате, я слышал, как пацаненок вере-щал и жаловался отцу:
- Больно, пап! Ну, больно же!..
- Терпи, сынок, - нежно говорил отец. – Тебе простывать нельзя. Никак нельзя. Ты должен здоровым вырасти. На тебя вся наша наде-жда…
Потом я услышал далекий Андрюхин смех…

Откинув одеяло, я встал с топчана.
Я чувствовал себя отдохнувшим и полным сил. В комнате царил полумрак, и мне вдруг очень захотелось увидеть солнце и вдохнуть свежего воздуха.
Я осмотрелся.
Моя одежда, выстиранная, высушенная и отглаженная, лежала стопкой на табурете посредине комнаты. Быстро одевшись, я вышел во двор. Увидев не то, что ожидал, я почему-то совершенно не уди-вился.
Прямо передо мной расстилалась огромная, залитая солнцем по-ляна. Даже не поляна, а ровный аккуратно подстриженный зеленый газон. Посредине газона возвышалась белая беседка с остроконечной крышей, и из нее доносился смех Андрея.
Я подошел поближе и позвал:
- Андрюха!
Рыбак ответил, не выходя из беседки:
- Иди сюда, Шар! Иди, иди, не пожалеешь.
Я вошел в беседку.
Пол беседки был застелен толстым белым ковром, а по периметру разложены большие подушки. Рыбак возлежал на подушках в окруже-нии десятка красивых женщин. Посмотрев на них, я вдруг понял, что все красотки как две капли воды похожи на Анфису, жену Ивана. Все они были голыми и у всех распущены волосы. А Рыбак был одет в се-рую полевую милицейскую форму, на груди орден и две медали. Вме-сто пилотки - венок из ярких оранжевых огоньков.
- Откуда огоньки? – удивился я. – Сейчас же вроде бы осень…
- Весна, Серый! Здесь, всегда весна! – радостно сообщил мне Анд-рюха. – Мы с тобой попали в удивительное место. Это просто рай ка-кой-то!
- Да, - согласился я, - место действительно… странное.
- Присоединяйся, - предложил Рыбак. - Мы неплохо проведем вре-мя с барышнями.
- Но нам же надо идти! Ты забыл?..
- Не хочу никуда идти. Мне здесь хорошо.
- Но ты же сам предложил. Золото… - я осекся, глянув на Анфис.
- Золото? Ха-ха-ха! – рассмеялся Рыбак. – А зачем мне золото? Чтобы построить свой маленький индивидуальный рай? Так я уже в нем! Ты присмотрись – разве это не рай? Вечная весна и прекрасные женщины! А золото… Его и здесь полно. Ты глянь!..
Рыбак повел рукой перед собой, и я увидел, что весь центр беседки заставлен блюдами с фруктами и всевозможными яствами, а между блюдами стоят кувшины, наполненные, по-видимому, вином. И блюда и кувшины были золотыми.
- Да хрен с ним, с золотом! – продолжал Андрюха. – Дороже золота любовь этих прекрасных дам.
- Я бы сказал, одной дамы. Ведь это Анфиса, жена Ивана!
- Ошибаешься, Серега! Это не Анфиса. Это ее сестры. И они такие разные!
- А выглядят одинаково…
- На то они и сестры. Но внешнее сходство еще не говорит о том, что у них одинаковые темпераменты и схожие… м… м…
- Андрей! – прервал я его мычание, - так ты идешь, или остаешься?
- Остаюсь. Лети один.
- Как это лети?..
- А вот так! – Рыбак высвободился из объятий двух ближних сест-ричек и помахал руками. – Не хочешь оставаться с нами - лети, куда хочешь. Тебе карту дать, или так дорогу найдешь?
- Да пошел ты!
Я вышел из беседки и…
Ноги мои оторвались от земли, я взлетел. Сначала я кружил над поляной, с каждым витком поднимаясь все выше. Белоснежная бесед-ка, где в компании с десятью сестрами Анфисы остался пировать и предаваться плотским утехам мой друг Андрей Рыбаков, и откуда до-носился до меня его смех и женские визги, медленно уменьшалась в размерах. Вскоре она превратилась в яркую белую точку.
И тогда я полетел на север, в сторону города. Я знал, лететь надо именно на север…
Мне нравилось состояние полета. Подо мною расстилалась бес-крайняя тайга. Она была похожа на зеленое море – сопки как волны на его поверхности.
Я летел к дому, я приближался к нему.
Но вдруг почувствовал, что падаю.
Разобьюсь же, мелькнула страшная мысль. Разобьюсь и никогда не увижу жену и дочку!
Вика!!
Лариска!!!
Перед самой поверхностью скорость падения резко уменьшилась. Я спланировал по крутой касательной и упруго встал ногами на зем-лю, покрытую мхом.
Оглядевшись, понял, что стою посреди пепелища. Вокруг меня прямоугольные ямы двухметровой глубины, похожие на разрытые мо-гилы. Возле каждой ямы гранитный стол, а на нем мертвец.
Это было похоже и на кладбище и на морг одновременно – какая-то картинка из фильма ужасов.
Мертвецов я не боялся. В детстве, конечно, да - боялся. Повзрос-лев, бояться перестал, и все же некая оторопь при виде покойника меня брала. Во всяком случае, один на один с мертвецом я бы остать-ся не решился. Помню, когда умерла бабушка, мамина мама…
Мне тогда было четырнадцать лет. Бабушка лежала в зале сначала на снятой с петель кухонной двери, потом привезли гроб и бабушку переложили в него. А крышка гроба стояла у входной двери на лест-ничной площадке. Практически всю ночь я провел в соседней комнате один - мама с папой сидели в зале у гроба. Мне было не по себе. Я лежал, смотрел на полоску света под дверью и прислушивался. Мама и папа в основном молчали, и для меня было радостью, если кто-нибудь из них вздыхал и произносил какие-то слова. Я не разбирал слов, но это были голоса живых и родных мне людей.
Я все-таки уснул, сам не заметил как. А наутро родители ушли по делам – хлопот в связи с похоронами всегда много.
- Я скоро приду, - пообещала мама. – Побудешь один с бабулей?
Я сказал:
- Побуду…
Ох, как мне не хотелось оставаться одному!
- Я попрошу соседку прийти побыть с тобой.
- Хорошо, - сказал я.
Мама ушла, а я, боком обойдя гроб с бабушкой, выскочил на лест-ничную площадку. Стоял, заворожено смотрел на крышку гроба и ждал соседку, маму Вити Кучкина. К счастью, к моему счастью, она пришла скоро.
Давно это было. Я повзрослел и стал менее впечатлительным. А институтские занятия в анатомичке очень быстро сняли с моего соз-нания блокаду суеверного трепета перед таинством смерти. Я пере-стал видеть в трупах бывших людей, для меня они стали манекенами, сделанными из несвежего мяса…
Итак, я бродил по пепелищу среди мертвецов, заглядывал в ямы, но все они оказались пустыми. Золота не было – ни крынок, ни корыт, ни ступы. Я обо что-то запнулся. Расчищая мох под ногами, увидел, как блеснуло в земле что-то яркое и желтое. Золото! Я нашел его!
Это были яйца, много золотых яиц. Просто кладка какого-то монст-ра, несущего золотые яйца. Все яйца лежали в мешочке, сплетенной из тонкой золотой проволоки и, кроме того, каждое яичко было связа-но с мешочком и друг с другом золотыми нитями. Я стал выпутывать яйца, обрывать связи и бросать добычу в невесть откуда взявшийся холщевый мешок. Выкопав все, закинул мешок на плечи и быстро-быстро пошел прочь от скорбного места. Почему-то мне вдруг стало страшно. Как в детстве. Мне казалось, что мертвецы приподнялись на своих гранитных ложах, и смотрят мне в спину неодобрительными взглядами.
Неожиданно дорогу мне преградил бурный поток.
То самое место! Пороги!
Ахтанговка надрывалась в реве, но я услышал сквозь шум – кто-то зовет меня по имени:
- Сережа!
Женский голос. Я сразу узнал его.
А потом тоненький голосок:
- Папа!
Я вскинул голову и посмотрел на противоположный берег – он то-нул в тумане. Или в водяной пыли. Но там за белой пеленой были они. Я знал это.
- Я сейчас! – крикнул я, бросаясь в воду.
Я шел по скользким камням, оскальзывался, падал, поднимался.
Шел.
Шел к жене и дочке.
Большие сильные рыбины толкали меня со всех сторон. Я пинал их ногами, расталкивал руками, кричал, ругался, словно они меня пони-мают.
А почему нет?
«Разве можно не понимать своих братьев?»
Кто это сказал? Ах, да! Иван! Эти слова сказал Иван.
Но причем здесь братья? Разве рыбы – мои братья? Они скользкие и противные, они мешают мне идти…
Рыбины стали кружить вокруг меня, они устроили какой-то дурацкий хоровод из которого я не мог вырваться. Я смотрел на это чертово ко-лесо из рыбьих тел, ища просвет, и вдруг понял – никакие это не ры-бы! Это змеи! Длинные, толстые, страшные.
Речные змеи? Анаконды? Или как их там?..
Не братья они мне - враги!
Вдруг змеи разорвали адский круг и встали барьером на моем пути. Выстроились в ряд, высунули из воды свои плоские гладкие головы и зашипели. Вместе с шипением из бледно-розовых змеиных пастей вырывались струи пара или дыма, которые поднимались вверх над рекой и сливались, образуя облако. Плотное белое облако на фоне рыхлого белесого тумана. Облако колебалось, в нем появлялись пят-на и разрывы странной конфигурации. Оно становилось похожим на человеческое лицо.
Выполнив свою задачу, змеи исчезли, а облако окончательно пре-вратилось в лицо.
Я сразу узнал его, хоть и не видел ни разу.
Гипнотизер!
Тот самый.
Черные глаза были бездонными. Как две черные дыры. Они притя-гивали и одновременно проникали внутрь меня.
- Ты спешишь к своей жене и к дочери? – усмехнулся гипнотизер.
- Пропусти меня!
- Нет.
- Кто ты?
- Кто я?!.. Я - Дух реки. Я - Дух леса. Я - Дух огня. Я - неупокоенный Дух сгоревших заживо поселян. Тех, кого ты недавно видел на древ-нем пепелище. Я Дух всех мертвых!
- Почему ты не хочешь пропустить меня?
- Ты вор. Ты украл мое золото!
- Оно было ничьим, - возразил я.
- Оно мое! Брось его! Немедленно брось!
Я скинул с плеча мешок.
- Теперь пустишь?
- Ха-ха-ха! – дикий, страшный смех был мне ответом.
Глаза Духа стали сближаться друг с другом, нос и рот исчезли. Чер-ные глаза встретились и слились, как две черные капли в одну – ог-ромную, которая стала увеличиваться, расти, заполняя собой все про-странство. В черноте закручивалась в спираль пустота.
Я почувствовал, что сам становлюсь частью этой пустоты.
И заорал как сумасшедший…
7.
- Серый! Серый!! Серега!!! Очнись, Шар!
Я открыл глаза и увидел перед собой обеспокоенные глаза Рыбака, Андрюха легонько тряс меня за плечо.
- Ф-ф-фу, - облегченно выдохнул он, – слава богу, проснулся! Я уже битых полчаса пытаюсь тебя разбудить. Мечешься во сне, орешь…
- Во сне?.. Разбудить?.. Так это сон…
- Ну да. Кошмар снился?
- Кошмар. Сколько времени?
- Вечер уже. – Андрей посмотрел на часы. – Четверть седьмого.
- Так я не так уж долго…
- Больше суток ты спал. Я бы тебя будить не стал, Иван сказал: так надо. Мол, можешь сутки, можешь двое проспать. Зато проснешься здоровым. И не будил бы, да орал ты больно… страшно. Я твою пси-хику пожалел.
- Спасибо. Что тут, пока я спал, произошло?
- Да много чего. Тебе по порядку? Или с главного начать?
- С главного, - попросил я.
- Хорошо, - согласился он, - с главного… Короче, живыми нас отсю-да не выпустят, Серый. Либо грохнут…, Иван ведь неспроста сказал – мол, убивать не будет, и что Егорка не будет. Эти слова не были об-разным выражением, как мы с тобой подумали. Они с Егоркой из бла-годарности пообещали нас не убивать, только и всего. Так это они по-обещали, а другие не обещали. Палачи найдутся...
- Стоп! – возмутился я. - Что значит – грохнут? За что?..
- Слушай дальше. Я только один сценарий тебе нарисовал.
- Есть и второй?
- Есть. Второй и последний. Но он более оптимистичный. Могут нас с тобой, друг Серега, здесь жить оставить. На веки вечные. Вернее, пока не состаримся и не подохнем сами. Или еще вернее…
- Бред! – Я перебил Рыбака и попробовал встать. Но едва припод-нялся на локтях, как потолок над моей головой вдруг сиганул куда-то вверх, а комната стала нарезать круги вокруг меня, вернее, я вместе с топчаном и сидящим рядом со мной Рыбаком закружился вокруг ка-кой-то невидимой оси. В глазах потемнело. Я обессилено упал на по-душку, движение понемногу замедлилось.
– Бред какой-то… - тихо повторил я.
- Ага, - кивнул Рыбак. – Правильно слова кладешь, Шар. Бред. Пол-ный бред. Но из этого бреда нам не вырваться. Вот так.
- Но зачем мы им?
- Для расплода, - будничным тоном произнес Рыбак. – Если ока-жемся плодовитыми и нарожаем им девчонок побольше, оставят жить пока пиписки стоять будут. А как опустятся на полшестого, сразу же грохнут. И если откажемся для них осеменителями поработать, или не откажемся, но только пацаны у нас с тобой получаться будут, тоже грохнут. С пацанами у них кое-как еще получается. Правда, через од-ного – дебилы.
- Бред, - в третий раз повторил я.
- Ну что ты заладил – бред да бред! Все очень просто! Живут они здесь давно. Сколько – сами не помнят. Перетрахались все как кроли-ки, пережинились на сестрах. Вот и ерунда такая пошла. Демографи-ческий коллапс! Свежего притока крови нет. Все братья и сестры, племянники и племянницы. Двоюродных уже и в помине нет, все род-ные. А мы с тобой чужие. Старцы не дураки. Они всех баб на две группы разделили. Одних мне, других тебе отдали. Будем осеменять местное население строго по списку. Тебе повезло. У тебя в списке первой хозяйка наша стоит.
- Анфиса? – глупо спросил я.
- Анфиса. – Рыбак закатил глаза. – Шикарная женщина! Пока она меня вчера парила, я раз десять в полок кончил.
Я посмотрел на Рыбака и увидел сумасшедший блеск в его глазах.
- Ты счастливчик, Серый! – продолжал Рыбак. – Мне с Анфисой пе-респать не придется. Никогда. А жалко! Как жалко!.. Но тут… ничего не поделаешь. Старцы за этим процессом строго следить будут.
- Слушай, Рыбак, а что это за старцы такие?
- Да есть тут… двое, - отмахнулся Рыбак. – Правят поселком на па-ру. Один точно старец – лет сто ему. А второй только так называется. Ему всего-то годков пятьдесят. А может, и меньше. Борода черная. Проседь только чуть-чуть. Но дело не в возрасте. Их еще по-другому жители поселка иногда называют.
- Как?
- «Те, кто умеет», - торжественно произнес Андрюха.
- А что умеет-то? – не понял я.
- Золото делать, - огорошил он меня своим ответом.
- Как… делать?..
- Точно не знаю, - пожал Рыбак плечами. – Короче, жители прино-сят им посуду глиняную, а на следующий день забирают золотую. Ну, не только посуду. Всякие изделия из глины. Яйца там, игрушки… Го-ворят люди, что старцы их в руки берут и глина в золото превращает-ся. Может, врут…
- Бред…
Андрюха, наверное, решил не обращать внимания на мой «бред».
- Помнишь сказку о чуваке, который к чему бы не прикасался, все превращалось в золото? Он еще потом от голода помер.
- Был такой… как ты говоришь, чувак, - вспомнил я. – Но это же сказка!
- У меня такое ощущение, что мы с тобой в сказку-то как раз и уго-дили. Вот ты сам глянь. – Андрей встал с топчана, огляделся и, сходив к печи, вернулся с пиалкой из которой я вчера пил Иваново снадобье. – Это золото, между прочим.
Я посмотрел, взял пиалу в руки. Точно золото!
Вчера я не обратил внимания на посуду, из которой пью. Иван дер-жал небольшую пиалку в своих огромных ручищах. А я, считай, почти ничего уже не видел, глаза слипались.
- Тут такого добра полно, - продолжал Андрюха. – Я за сутки уже привык пить и есть с золота. И ты привыкнешь. Да, собственно, пред-ложенный график нашей сексуальной жизни не способствует глубоким размышлениям. А знаешь, Шар, мне такая жизнь стала даже нравить-ся. Работать не надо, преступников ловить не надо, думать о хлебе насущном не надо. Жратвы полно. Правда, сейчас все в поселке в ос-новном грибы едят, да коренья какие-то съедобные, ягоды, но кормят досыта. Баба – каждая вторая - твоя. И, между прочим, бабы здесь все - что надо. Правда, неумехи абсолютные. Элементарным вещам обучать приходится. Одну только позу и знают - классическую. Но обучаются, скажу я тебе, достаточно быстро.
- Дурное дело – не хитрое, - заметил я.
- Ага, - согласился Андрюха. – Я, пока ты спал, уже троих кое-чему научил… Эх, - Рыбак тряхнул плечами, - порезвимся! Очухивайся по-быстрее, счастливчик! Тебя, небось, Анфиса заждалась уже…
Рыбак как-то странно на меня посмотрел, произнес задумчиво:
- А может, сгонять к старцам? Попросить их скорректировать спи-ски. Ты не против, дружище? Я насчет Анфисы.
- По-моему ты не о том сейчас думаешь, Андрюха, - сказал я.
- А о чем думать прикажешь?
- Как отсюда сбежать.
- Не получится, - категорически заявил Рыбак.
- Это еще почему? Из тюрем бегут, а здесь не тюрьма.
- Да есть у них методики. Покруче тюремных. Вернее, методист. Но про этого методиста тебе другой человек расскажет. Он уже больше года здесь чалится, а убежать до сих пор не смог.
- Что за человек?
- Увидишь, – загадочно сказал Рыбак и посмотрел на часы. – Скоро придет, обещал в седьмом часу пожаловать. – Андрюха помолчал, по-том добавил: - Скоро его, наверное - того… Скорей всего, месяц еще поживет и - того.
- Чего того?
- Кончать будут. Слабоват по мужской части оказался.
- Он что, из наших?..
- Ага, - заржал Рыбак, - не местный. От него за год три бабенки по-несли. Две уже пацанами разродились. Третья где-то через месяц ро-дит. По всем признакам тоже мальчик будет. Зачем такого неспособ-ного даром кормить? Грохнут. Тем более что мы с тобой на новенько-го так удачно объявились.
- Я бы сказал – некстати.
Рыбак пожал плечами.
Тут кто-то вошел в сени, скрипнув входной дверью.
- Вот и он, наверное, - сказал Андрюха.
Дверь открылась. На пороге стоял…
- Каверзнев! – охнул я.
Живой и невредимый Михаил Каверзнев, числимый мною в покой-никах, подошел к топчану, кивнув на ходу Рыбаку как старому знако-мому, и внимательно на меня посмотрел.
- Смутно припоминаю.
Голос у него был глухим. И вообще, выглядел Миша подавленным. Видать, знал, что скоро предстоит умирать. А по поводу смутных вос-поминаний, он явно врал. Ну, как он может меня помнить? Даже смут-но! Он уже школу заканчивал, а мне тогда только четырнадцать лет было. За это время я, мягко сказать, слегка изменился. Да и не обра-щали старшеклассники на «малявок» никакого внимания.
Но это все было неважным. Я словно старого приятеля перед собой увидел. К тому же собрата по несчастью.
- Миша, как я раз тебя видеть. Ты жив!
- Пока жив. Но скоро… - Миша замолчал.
- Да, мне рассказывал Андрей о твоих… о наших проблемах.
- Видать суждено, - с обреченностью в голосе сказал Миша. - На-верное, я еще год назад должен был умереть. Не от руки альбиноса из Института Будущего, так другой альбинос… Август… - произнеся это имя, Миша вздрогнул и огляделся, - …прикончил бы. Хорошо, что Август… - снова содрогание, - не один в тот день на старое место по-селения ходил, а вместе с Терентием. Терентий-то мне и даровал це-лый год жизни.
Я не понимал, о чем говорит Михаил. Рыбак вмешался, пояснил:
- Терентий – это один из старцев. Тот, что черный с проседью. Вто-рого, старого, Игнатием кличут. Игнатий никуда не ходит. Шибко древ-ний. Он уже и не соображает ничего
- Зато глина у него быстрее в золото превращается, - смешно всту-пился за древнего старца Игнатия Миша.
- А куда спешить? – возразил Андрюха. – У них нет задачи – дог-нать и перегнать. Им вообще золото как бы без особой надобности. Так – балуются от нечего делать. Я вообще не понимаю – на хрен им это золото, если богато жить и вылезать из тайги не желают?
- Золото – металл. А любой металл прочнее и долговечнее керами-ки, - как маленькому принялся объяснять Миша Рыбаку. – А так как других металлов здесь нет и быть не может…
- А Август? Он-то кто такой? – вмешался я в их ненужный и немного странный спор. Мне показалось, что Миша специально оттягивает рассказ об этом человеке. Боится что ли?
- А это тот самый методист, который не позволит нам отсюда сли-нять, - сказал Рыбак. - Или, как мы его с тобой окрестили – гипнотизер.
- Август не гипнотизер, - возразил Миша, опять вздрогнув, - он кол-дун.
- Ну, это ты Миха, здешнего язычества нахватался, - усмехнулся Рыбак. – Впрочем, если старцы делают золото, то почему бы не суще-ствовать колдунам?.. Ты, Миша, расскажи обо всем, что с тобой при-ключилось. И про Августа расскажи. Серега же не знает ничего. Я ему еще почти ничего не успел рассказать, он только-только очухался.
- Хорошо. Август Вагнер… - начал Миша и тут же замолчал.
- Ну-ну, Август Вагнер, - поддержал я Каверзнева. – Мне это имя ни о чем не говорит. Знаю, был такой композитор Вагнер. Жил когда-то давно, кажется в Германии. Но у того Вагнера другое имя было.
Михаил беспомощно поглядел на Рыбака, словно ждал его помощи.
- Ты вот что, Миха, - предложил Рыбак, - ты этого Августа называй просто колдуном. Может, тебе так проще будет? Или совсем просто – говори: «он», «тот», «этот». Мы поймем.
Миша кивнул и, сглотнув, стал рассказывать:
- Я у своей школьной подруги долго отсиживаться не собирался… Мне Андрей рассказал, что вы с ним и Николая Христофоровича на-шли и Светку Пирогову…
- И Емудьева, - вставил Рыбак.
- Короче, - продолжил Миша, - две недельки покантовался я у них, в себя пришел, стал в город выходить. Я к тому времени мало стал на себя похож – Светка меня приодела, борода у меня отросла, - Миша погладил себя по курчавой русой бороде, - я ее подровнял, стильной сделал, по-другому подстригся, перекрасила меня подруга заодно. Темные очки. Другой человек, сам себя не узнавал. Ходил по городу, не скрываясь. Обнаглел так, что даже к Институту Будущего близко подходил. К бункеру, как они свой офис называют. Все тихо. Альбино-са как-то раз встретил. Он мимо меня прошел, внимания не обратил. Мог бы уехать спокойно куда угодно. И все бы хорошо было. Но…
- Золото, - догадался я.
Миша горестно опустил буйну голову.
- Оно… - Каверзнев вскинул на нас глаза, наполненные болью. - Это зараза, мужики! Наваждение какое-то, морок. Не давало мне про-клятое золото покоя. Глаза закрою – крынки золотые вижу. Засну – все рою и рою, кладки золотых яиц из земли вырываю. – (При этих Миши-ных словах я вспомнил схожий эпизод из своего сна). – И жадность! Алчность! Словно с ума сошел. Не хотел ни с кем своим сокровищем делиться… Долго маялся. Наконец, решил: схожу на пепелище, возь-му золота, сколько унесу, переплавлю его и потихоньку сбывать стану, по малым частям… Светке не сказал ничего, собрался и ушел в тай-гу… Яйцо ей оставил. В коробочку, в которой Светлана деньги от мужа прячет, положил…
Мы с Рыбаком переглянулись; Андрюха хмыкнул.
- Может, зря сделал? – Каверзнев затравленно посмотрел на нас; мы, не сговариваясь, пожали плечами. – Вот и я не знаю. Теперь ду-маю – золото это рукотворное – плохое, неправильное. Оно добра ни-кому не принесет. Но тогда я про это не думал… Дорога мне легкой показалась. Да я и не взял с собой почти ничего. Только два пакета галет, да плитку шоколада. Даже воды брать не стал – в тайге ручьев много… Пришел на пепелище. Думаю, сейчас золота в рюкзак набро-саю и в город. В яму спустился, где корыто с золотыми фигурками на-шел в прошлый раз, стал золото в рюкзак кидать… Вдруг темновато стало как-то. Я думал, солнце за тучку зашло, голову задрал, а на ме-ня двое смотрят. Один с черной бородой, это Терентий был, а вто-рой… - Миша сделал над собой усилие и выдавил: - этот. Я его сразу узнал и… подумал – все, пипец мне! И как-то мне все равно стало. Эти двое стояли и смотрели на меня. Молча. Я золото обратно вывалил, из ямы выбрался и стою перед ними. Тоже молчу…
Миша замолчал. Потом попросил:
- Мужики, закурить дайте. Больше года не курил.
- Так может, уже и не стоит начинать? – сказал я.
- А мне что, здоровье теперь нужно? Мне теперь, мужики, уже все можно, и в любых количествах.
Мы закурили втроем. Курили и стряхивали пепел в золотую пиалу.
- А ничего, что мы в доме дымим? – спросил я.
- А, - отмахнулся Рыбак. – Ты Миха давай, продолжай.
- Да собственно… Этот говорит Терентию: давай, мол, я его душу высосу. Дурачком станет. Или просто здесь в яме закопаем. А Терен-тий ему: у нас дурачков и без него хватает, а вот семя его службу по-селку сослужить может. Ты же не можешь, ты ведь у нас по другой части. И захихикал. Потом говорит: не будем этого парня ни закапы-вать, ни в дурачка превращать. С нами пойдет… Ну и повели меня. С тех пор здесь и живу. Ем, пью, баб здешних пользую. Теперь вот, ви-дать закончилась моя отсрочка. Теперь грохнут или этому отдадут. А он придумает, что со мной сделать. Чтобы я никогда никому о золоте рассказать не смог.
- Постой, постой, - нетерпеливо сказал я. – А ты что, целый год здесь живешь, и ни разу убежать не пытался? Ведь ты тайгу как свои пять пальцев знаешь.
Миша вздохнул в ответ:
- Пытался. Дальше околицы дойти не смог. – Он постучал себя по голове. – Вот тут вот что-то не так. Мне… колдун… установку дал. Только к тайге подхожу, такой страх берет! Бегом назад!.. Мне даже на сопки смотреть боязно.
Я быстро глянул на Рыбака, тот отвел глаза.
- Ты тоже с Августом Вагнером пообщался? – догадался я.
- Пришлось, - глухо сказал бесстрашный мент. – Да и ты с ним уже пообщался.
- Когда?!!
- Когда спал. Вернее, дело так было. Сначала он меня обработал, потом уж и до тебя добрался. Я только из бани вышел, а меня как по-леном по голове – тресь! Я сообразить ничего не успел. Очнулся - си-жу на завалинке дома, спиной к стене прислоненный. В исподнем и босой – ноги в земле все. А рядом этот голубой гипнотизер стоит…
- Почему голубой? - Я вопросительно взглянул на Рыбака. - Это ты его просто так обозвал или?..
- Или, - ответил за Андрюху Михаил. – Они живут с Терентием. Про это все селяне знают, но молчат, побаиваются. Шепчутся меж собой, но открыто не говорят. Терентий старец все-таки. Вообще-то голубых в поселке отродясь не было. Это колдун пидрило. Старцем стать хо-чет. Втерся Терентию в доверие…, ну, и не только в доверие. Короче, втерся. Из-за него все…
- Так, - помотал я головой и попросил: - Давайте-ка по порядку. Сначала ты, Андрюха расскажи как нас с тобой прозомбировали. По-том обо всей этой голубизне Миша расскажет.
- А я и не помню ничего. Как и ты, - сказал Андрюха.
- Но я-то вообще спал, а ты все-таки помнишь, как сидел после ба-ни на завалинке, а Вагнер тебе что-то говорил.
- Да ничего он не говорил! – раздраженно буркнул Рыбак. – Хотя… может, и говорил. Не помню я ни фига… Башка у меня болела после этого общения, просто раскалывалась. Мне Иван какой-то шняги по-том испить дал, немного полегчало.
- А колдун ушел?
- Не сразу. Сперва в избу зашел. Я к окошку подошел и видел, как он разбудил тебя. Ты встал и стоял перед ним как кролик перед уда-вом… Собственно, я, наверное, не лучше тебя выглядел, когда он у меня в черепушке ковырялся… Так вот, постоял ты перед ним и снова на топчан завалился. И тогда Вагнер ушел. Я на всякий случай за угол встал. Но он, сука, знал, что я там стою. Подошел ко мне и говорит: «Вас с приятелем убить бы надо, чтобы по тайге не шастали и золото чужое не воровали. Не могу пока. Но ты не радуйся. И другу своему передай, чтоб не радовался. Отсрочка вашей смерти небольшой бу-дет. Живите пока. Временно». Потом помолчал и добавил: «Все в жизни временно. Жизнь и сама - штука временная. Лишь золото веч-но». И ушел… - Андрюха поморщился как от зубной боли, выругался: - Блин!.. Сука! Пидор несчастный! Автомат мой забрал.
- А Макарова, что ты мне давал?
- Не знаю, - пожал плечами Андрюха. – Наверное, тоже. Я его в твоих вещах не нашел. Может, Иван взял?.. Надо спросить.
- Спросим… Ну, а дальше что было?
- Дальше…, я сразу к тебе кинулся. Хотел разбудить и предложить по скорому смыться. Но ты не просыпался, не смог я тебя добудиться. Потом Иван пришел, велел тебя не будить, а мне к старцам идти. Егорка меня к старцам отвел. Там мне и разъяснили, что к чему, спи-ски вручили. А на дворе меня уже первая баба ждала. Сразу к себе увела. Ну а дальше… - Рыбак махнул рукой. – Потом вот с Михой по-встречались. Он мне много интересного рассказал. Ну, и я ему кое-что.
- Про Тарана рассказал? – тихо спросил я.
Андрюха кивнул, а Каверзнев вздохнул и сказал:
- Пусть Сереге земля будет пухом. Это его работа…, Августа. Но виноват во всем я один.
- Андрюха, - мне очень хотелось задать Рыбаку один вопрос.
- Что?
- А ты не пробовал?.. Ну…, убежать.
- Не то чтобы пробовал… - замялся Рыбак. – Одним словом, подхо-дил к краю деревни.
- И?..
- Эффект такой же, как Миха рассказывал.
- Понятно… Ну, что, Миша, теперь ты расскажи о сексуальной ори-ентации старцев и вообще, как тут Август Вагнер оказался? Он мест-ный? Или пришлый? И кто он тут? Тоже старец?
- Нет. Август не старец, а если бы стал... Тогда нам, мужики, сразу крышка. Вернее, вам, меня-то в самое ближайшее время на тот свет отправят. Как никчемного, девку зачать неспособного. Боюсь, не дож-даться мне смены власти. А, собственно, какая разница?! – Каверзнев махнул рукой. - По поводу старцев… Старцы, они в семьях жить не могут. Ну, в смысле – жен у них не должно быть. Женщины якобы силу забирают, и у них тогда золото делать не получается.
- Ага! – хохотнул Рыбак. – Ежели через жопу, то все чин-чинарем, а по-простому, по-мужицки – никак.
Каверзнев пожал плечами:
- Так положено старцам – холостыми быть и с женщинами не знать-ся. Я уже говорил, что до «этого», о гомосексуализме в поселке ничего не знали. Поначалу вообще ничего понять не могли: как это, мужик с мужиком?.. А иерархия такая была. Собственно, такой она и осталась. Старец один. Он назначает себе приемника из числа девственников, самого смышленого и физически здорового парня, и начинает обучать его своим премудростям и посвящать в таинство превращения земли в золото…
- Постой, - перебил я Михаила, - ты сказал - земли? Вроде бы из глины они золото делают.
- Разницы нет. Старцы любую землю в золото превратить могут. Просто из глины легче посуду делать, яйца катать, фигурки разные лепить. А так, они и обычный речной песок в золотой превратить мо-гут.
- Понятно. Продолжай, Миша. Извини, что перебил.
- Так вот, нынешний старец Игнатий взял в ученики Терентия. Дав-но, лет сорок назад. Их обоих старцами зовут, но на самом деле ста-рец все-таки один - Игнатий. Но он стар, очень стар. Говорят, ему бо-лее ста лет уже. К тому же болезнь его терзает какая-то.
- Да, я заметил, - вставил слово Рыбак. – Желтый Игнаша весь, как лимон. Печень, наверное, ни к черту.
- Старец Игнатий умрет, его место приемник займет, Терентий. Он в свою очередь должен себе приемника выбрать.
- И что, - поинтересовался я, - кандидатура есть уже?
- О! – Андрюха поднял палец вверх. – В этом-то и интрига заключа-ется. И может быть, шанс на наше спасение появится. Но… прости, Миха, что перебил. Ты рассказывай, рассказывай. Молчу.
- Имя приемника, - продолжил Каверзнев, - пока в тайне остается, оно будет названо Терентием только на следующий день после похо-рон старца Игнатия. Но если логически рассуждать, то кандидатуры на звание приемника всего лишь три просматривались. В том числе и па-цаненок Ивана с Анфисой. Во всяком случае, поселяне так считают.
- Егорка? – удивился я. – Он же еще совсем маленький.
- Егор - самый нормальный из здешних ребят. Кроме того, не такой уж он маленький, ему уже десятый год идет. Просто он выглядит ма-леньким. Кстати, все кандидатуры приемников – одногодки. Но двое других хоть и здоровее его физически, умственно от Егора в развитии слегка отстают. А все остальные вообще дауны. Тех в качестве при-емника Терентий с Игнатием само собой и рассматривать не станут. Выбор невелик. Так что, самый реальный кандидат в приемники Те-рентию – Егорка. Но… с другой стороны этот мальчик и для другого поселку нужен.
- И Иван с Анфисой не хотят, чтобы Терентий их сына к себе заби-рал, - вставил Рыбак. – Они надеются, что когда Егор вырастет, пол-ноценное потомство на свет произвести сможет. Но они не решают ничего. Что старцы скажут, то и будет.
- Старцы о судьбе поселка тоже думают, - возразил Миша. - Золото золотом, и без него прожить можно. А вот если поселок в сумасшед-ший дом превратится, а потом и вовсе вымирать начнет, тогда и гли-няные крынки ненужными станут… Проблема… – Каверзнев нервно потянулся к пачке сигарет, лежащей на табурете рядом с золотой пи-алкой, превращенной нами в пепельницу. Я понял, что сейчас он ска-жет что-то важное. То, на что намекал Андрюха.
- Но эта проблема поселянами раньше, так сказать, кулуарно обсу-ждалась, - закурив, продолжил Михаил. – Сейчас другая проблема об-разовалась. И проблему эту зовут…
- Август Вагнер, - помог Каверзневу Рыбак.
- Он хочет стать старцем! - догадался я.
- Слухи такие пошли, - кивнул Михаил.
- На самом деле, - заявил Андрюха, - я думаю, Августу глубоко пле-вать и на судьбу поселка и на возможный статус старца. Главное для него – научиться делать из земли золото. А как научится – свалит от-сюда к едрене Фене.
- Скорей всего, - поддакнул Миша. – Вообще-то Терентий не имеет права «чужака» в приемники брать. Не то чтобы это запрещено, про-сто такого не бывало еще. Но где это прописано? Кодекса законов здесь нет. Закон один – слушаться старца и жить, как он велит. Одна-ко… недовольные в поселке имеются. Вот тот же Иван, например.
- А кроме Ивана, - спросил я, - еще много таких?
Миша пожал плечами:
- Не знаю, не считал. Десятка полтора, думаю, наберется. Могло бы быть больше, если бы нормальных людей, не дебилов, среди поселян побольше было. Дурачкам поровну кто ими править будет.
- Так, и что нам это дает? – стал я рассуждать. – Наряду с демо-графической проблемой в этом богом забытом уголке бескрайней тай-ги имеет место быть политический кризис?..
- Ну, пока не кризис, - уточнил Рыбак, - а всего лишь нездоровая политическая обстановка. Когда верхи не могут, а низы не хотят… Этой ситуацией грех не воспользоваться.
- Уж не задумал ли ты революцию устроить?
- А почему нет?
- Миша что сказал? – напомнил я Рыбаку. – Недовольных в поселке человек пятнадцать. А всего сколько людей в поселке живет?
- Около двухсот человек, - сказал Каверзнев. – Но это всего. Если не считать детей и глубоких стариков, то где-то полторы сотни дее-способного населения наберется. Примерно сто мужчин и пятьдесят женщин.
- Вот. Всего лишь десять процентов…
- Историю творят не массы, а личности, - с пафосом заявил Рыбак. - Главное в этом деле – правильно организовать и провести агитаци-онную обработку несознательной части населения. Ударить, как гово-риться, по мозгам. Поднять народ на бунт против власти колдунов и педерастов!
- Смотри, Рыбак, как бы тебе не ударили. Да что там, уже ведь уда-рили! И еще ударят. Вспомни солдатиков из взвода Тимофея Коло-бродова.
- Да помню я! – махнул рукой Андрюха. – Вагнер частенько из по-селка отлучается, мне Миха говорил. Наверное, в городе бывает. Вот мы и воспользуемся его отлучками. Ну, что, мужики?..
- Я за, - сказал Каверзнев не долго думая. – Мне терять нечего. Пропадать, так с музыкой!
- Мне тоже терять нечего, - заявил Рыбак, - меня вслед за Михой поселяне в расход пустят. Боюсь, даже до конца моей части списка добраться не удастся.
- А это еще почему? – удивился я.
- Я в детстве свинкой переболел, - признался Андрюха, горестно опустив голову. - От меня детей не получится. Я такой же неспособ-ный, как и Миха. Даже еще более неспособный. Я ни девки ни пацана на свет произвести не смогу. Стыдно, мужики, признаваться, но… вот такие пироги… с котятами.
- Нечего тебе стыдиться, - вздохнув, начал я. - Ты же не виноват, что переболел этой заразой когда-то давно в детстве. Ты здоровый мужик, Андрюха. А такое с любым…
- Короче, - перебил меня Рыбак, не пожелав выслушивать слова дружеского сочувствия, - я не понял. Ты, Серый, как относишься к не-большой революции? Ты с нами?
- Я…, - начал я, намереваясь высказать свое согласие, но тут за нашими спинами прозвучало:
- Кажись, вы малость опоздали, мужики.


8.
Это был Иван, хозяин дома, мы и не заметили, как и когда он во-шел.
Иван стоял, подперев плечами дверной косяк, и задумчиво оглажи-вал длинную густую бороду. Наверное, уже давно так стоял и слышал весь наш разговор или, по крайней мере, большую его часть.
- Ну и подслушал, - с вызовом сказал Рыбак, - ну и что?
- Да не что.
- Пойдешь старцам про наш сговор докладывать?
- Не боись, - усмехнулся Иван, - не пойду.
- Не пойдешь – хорошо. А нам тогда что скажешь?
- А то, что сказал. Опоздали вы.
- Это почему так?
- Старец Игнатий при смерти, вот почему. До утра, говорят, несдю-жит. Я к домам старцев ходил, Терентия видел. И этот…, дружок его тоже там. Дожидаются…
- И что Терентий сказал?
- А что ему говорить?.. Ничего не сказал. Скорбью лик укрыл, а в глазах радость. Умрет Игнатий – Терентию смертью своей руки раз-вяжет… Ночью этой Игнатий помрет. А через три дня похороны, а на четвертый Терентий приемника объявит. Август им станет, как пить дать! А не он, так Егорка мой. И то и то плохо.
- Так может… - начал Рыбак.
- Что – может? Может, мне с вами?.. Народ к бунту призывать? – Сказано это было без каких-то особых интонаций, и я не понял, воз-мущен Иван подобным предложением или обрадован.
- Нет, Ваня, - быстро сориентировался Рыбак. – Ты не дослушал меня до конца и не понял сути моего предложения. Все наоборот - не ты с нами, а мы с тобой. Ты - главный, а мы – твои верные помощники.
Я заметил, как сверкнули мятежными угольками глаза Ивана. Одна-ко тут же выражать свою готовность возглавить народный бунт он не стал, нахмурился и опустил взгляд, пряча бесов, произнес смиренно:
- Поясни, Андрей. Что-то не пойму я…
- А чего здесь понимать? – Андрюха развернулся к Ивану, устроил-ся поудобней и как заправский подстрекатель стал излагать мигом со-чиненный план: - Сами-то мы не местные. Здешних обычаев не знаем, с людьми не знакомы. Да по большому счету, и жить-то здесь не соби-раемся. Нам бы просто живыми остаться. Кстати, ты обещал нас с Сергеем не убивать. Помнишь?
- Я свое слово завсегда держу, - кивнул бородач.
- А меня? – подал голос Миша. – Меня убивать не будете?
Иван смерил Каверзнева долгим изучающим взглядом, сказал не-определенно:
- Посмотрим.
- Так вот, - продолжил Рыбак. – Нам тут не жить. А ты, Вань – дру-гое дело. Ты здесь родился, здесь тебе и долгую жизнь жить. Это твоя малая родина. Ты тут всех знаешь: кто чем дышит, кто как о жизни ду-мает… И тебя все знают. Небось, уважают?
- А то! – улыбнулся Иван и хвастливо заметил: - Я ведь плотник знатный. Почитай каждому по хозяйству что-то сделать помог. Дом поправить, сараюшку там…
- Вот-вот. Тебя уважают, а раз так - к словам твоим прислушаются. Мы что? Мы – пришлые, нам веры нет. А ты коренной, здешний. К то-му же достойный и уважаемый человек. За кем, как не за тобой люди пойдут? Ты, Ваня должен огонь в сердце людей зажечь! А не ты, так кто-то другой найдется из недовольных деяниями старца Терентия. Менее достойный, но более проворный. И что тогда? Этот чудило на волне народного гнева поднимется на определенную высоту и станет лидером. А когда Терентия народ скинет, то и старцем его изберет. Его! Слышишь Ваня? Не тебя! Так что…, как сказал один очень про-ворный чудило: «промедление смерти подобно!» Бери Ваня инициа-тиву в свои руки. Народ за тобой пойдет. Сто пудов!
- Ты так думаешь? – Иван расправил плечи, приосанился.
- Конечно! – воскликнул Рыбак. – Кто, если не ты?
«Ну, дает Рыбак! – подумал я. – Прирожденный агитатор! Чего-чего, а этого я от него не ожидал. Наверное, жить захочешь – кем угодно стать сможешь… А я? Я что – жить не хочу? Сижу, молчу, словно во-ды в рот набрал. А Рыбак один за нас всех старается…»
- Прикинь, Ваня, - решил я проверить свои агитационные способно-сти, - скинешь Терентия, сам старцем станешь. Анфиса при тебе бу-дет. Егорка подрастет, жену себе хорошую выберет. Внуков вам наро-жают…
- Так нельзя ж старцам в семьях жить, - озадаченно промолвил Иван, почесав затылок, - не положено. И что теперь делать?..
- А кем не положено? – спросил я его.
Иван пожал плечами.
- Так всегда было, - неуверенно произнес он, - спокон веку.
- Ну и что? Было так, будет по-другому. В чем проблема?.. Новая власть всегда новые порядки устанавливает.
- А мужеложством старцам заниматься положено? – ехидно заме-тил Рыбак.
- Муже… чем? – Иван, понятно, не знал такого термина.
- Ну, это когда мужик с мужиком, - пояснил я.
- А-а-а…, а с Терентием как быть? Казнить распутника?
- Уважаемый Иван, – мягко вступил в разговор Андрюха, – некото-рое кровопускание вашему таежному сообществу, конечно же, не по-вредит, но и излишней жестокости допускать не следует. Тебя народ любить должен за доброту и справедливость. Колдуна грохнуть надо. Это он во всем виноват. Пришел незваный, понимаешь, Терентия с пути истинного сбил, затянул в сети разврата, хотел власть к своим рукам прибрать и террор учинить. Его надо обязательно ликвидиро-вать. А Терентия… От должности старца само собой отстранить, как не справившегося со своими обязанностями и приблизившего к себе интригана Августа. Ну, нетрадиционные взгляды на взаимоотношение полов из головы его выбить, конечно. В смысле, поругать и обещание взять - не делать так больше. Но не казнить.  За это в демократиче-ском обществе не казнят…
- В каком это…, – спросил Иван, перебив, - обществе?
- В демократическом. Это общество, в котором избранное народом руководство стоит на страже его интересов, - пояснил Рыбак. – Для тебя же, Иван, главное – чтобы поселяне хорошо жили?
- Ага.
- И чтобы ты хорошо жил. И Анфиса. И Егорка ваш. И ваши буду-щие внуки. Ведь вы все – народ! – слегка передернул Рыбак.
- Ну да!
- Так вот, в демократическом обществе за гомосексуализм не каз-нят. Однополые браки, конечно, не приветствуются, но… - Рыбак за-мялся, помолчал, потом, видимо решив не развивать эту тему в связи с ее неоднозначностью, перешел к тому, что и хотел объяснить Ивану: - Кроме того, казнь Терентия была бы э-э-э…, экономически нецеле-сообразной.
- Это как? – Иван внимал нам, открыв рот. Он только изредка зада-вал вопросы, когда чего-то не понимал. Вообще-то мужиком Иван ока-зался очень даже понятливым, быстро усваивающим информацию. И было совершенно ясно, что Андрюхино предложение возглавить на-родное восстание, а при его удачном разрешении приобрести статус старца, ему по душе.
- Золото ведь только он делать умеет?.. – стал отвечать Рыбак.
- Ну. Если только не успел еще дружка своего научить.
- Думаю, не успел, - сказал Андрей, но почему так думает, распро-страняться не стал. – Терентия надо не казнить, а использовать его умение во благо жителей поселка. Станешь, Ваня старцем, организу-ешь цех… мастерскую по изготовлению золотых вещей. Будет Терен-тий по-прежнему обеспечивать поселян золотой утварью и прочими безделушками. А реализацию избыточной продукции я готов взять на себя.
«Ну, Рыбак! – восхитился я, - ну, жучило! Андрюха не только хоро-шим агитатором оказался, бизнесмен в нем сидит классный! Это ж на-до же, как все повернул!»
- Я заметил, - продолжал Рыбак, - живете вы здесь, словно камен-ный век на дворе. Лучину жжете, о лампочке Ильича и слыхом не слы-хивали. Оружия огнестрельного нет, а ведь в тайге полно дикого зве-рья. Ни телефона у вас, ни телевизора… - предвидя вопросы, готовые сорваться с языка Ивана, Андрюха махнул рукой: - Я тебе позже обо всех предметах домашнего обихода расскажу, Ваня! Сейчас дело на-до делать!
- Ты прав, - согласился Иван. – Промедление…, как ты сказал?..
- Смерти подобно.
- Так я пошел! С мужиками разговаривать буду.
- Только по-тихому, - предупредил Ивана Рыбак, - чтобы Август не проведал.
- Само собой… - В дверях Иван остановился. – А с потомством как быть? – И почему-то посмотрел на меня.
Я резво помотал головой:
- Я пока не могу. Слабоват еще, не оклемался от простуды. Сил ни-каких.
Иван, мне показалось, облегченно вздохнул.
- А вообще? – спросил он, переведя взгляд на Андрюху.
- Ну, это вопрос простой, - успокоил бородача Рыбак. – Сам ре-шишь, когда старцем станешь - кому и от кого рожать. Понадобятся крепкие мужики, вроде меня, я тебе оттуда, - он указал за спину, на север, - из-за бугра, сколь хочешь, добровольцев доставлю. А по по-воду своей супруги, не беспокойся. Серега ее и пальцем не тронет. Он такой же верный своей городской жене муж, как и ты Анфисе. Плевать он хотел на список, что старцы накарябали. Напротив, он твою жену охранять станет, пока ты людей на правое дело будешь поднимать.
Иван недоверчиво посмотрел на меня, только теперь его сомнения носили иной характер.
- Малохольный уж больно охранничек, - поморщился он.
- Это он с виду такой, - заверил Ивана Рыбак. – На самом деле Се-рега парень жилистый. Только простыл слегка. А так…
Иван с отвращением посмотрел на пиалку, доверху наполненную окурками, вытащил из печи глиняный горшок с варевом и протянул его мне:
- На, испей вот.
Я послушно отпил через край немного того же самого сладковатого отвара. Иван убрал горшок и сказал:
- Все. Пошел я с мужиками разговаривать. А вы это…, - посмотрел на Рыбака и Мишу, сказал приказным тоном: - Твой список, Андрей, пока в силе остается. Хоть и бесплодный ты, да виду показывать нельзя, о том только мы вчетвером ведаем. Пользуй наших баб пока, от них не убудет. Получай удовольствие, коль получается…
- Так может мне среди женского населения разъяснительную рабо-ту провести? – предложил Рыбак.
- Поешь ты конечно складно…, - задумался Иван. – Но не надо. Ба-бы – дуры, и вообще, драка – дело мужицкое. – Потом повернулся к Мише и, едва сдерживая смех, сказал: - Михайло тоже, когда к какой бабе идти знает, у него свой список имеется. Гы-гы-гы, - Иван все-таки не удержался, заржал как конь. Миша густо покраснел, а мы с Рыба-ком обменялись непонимающими взглядами. Отсмеявшись, бородач пояснил: - Михайлу-то после вашего появления в поселке… гы-гы… на дурочек переключили. Авось с дурочками у него что путное сладится. Не иначе как Август, дружок Терентия эту шутку придумал… Так, все! – Иван посерьезнел. - Принимайтесь-ка за работу, мужики. Нечего рассиживаться, да из пустого в порожнее воду лить. Когда надобны будете, я вас кликну, скажу что делать.
- Да мы, - Рыбак гулко хлопнул себя по груди, - завсегда!
- Ну и славно! – Иван вышел из избы.
- А ничего, что мы сейчас… в этот скорбный день?.. – как-то грустно спросил Миша, глядя на закрывшуюся дверь.
- А что такого? – беспечно отмахнулся Рыбак. - Не родственник ведь наш с тобой, Миха умер. Да и не умер он еще, собирается. Вот только, не жравши… – Он взглянул на часы. – Ого! И где это наша хо-зяюшка запропастилась? Кто нас ужином кормить будет? Небось с со-седками зачирикалась, и про гостей забыла.
- Гостей, - хмыкнул я.
- Да гостей, - отрезал Рыбак. – И не просто гостей, а людей выпол-няющих определенную миссию. Таких хорошо кормить надо.
Словно услышав Андрюхино пожелание, в избу вошла Анфиса. По-здоровалась кивком головы и сразу захлопотала у печи. Вытащила ухватом и поставила на стол огромную золотую сковороду и золотой же горшок с каким-то варевом. В избе проникновенно запахло жаре-ными грибами. Я с наслаждением потянул освобожденным от просту-ды носом, а Рыбак кисло поморщился:
- Опять грибы? Видеть их не могу уже.
- Есть еще каша травяная, - стрельнула в его сторону карими гла-зами Анфиса, - с кореньями.
Андрюха закатил глаза:
- Да ел я эту кашу! По вкусу - те же самые грибы… А вы что, мясо принципиально не едите?
- Ну, как же? – возразила Анфиса. – И мясо едим. Только зимой. Сейчас-то чего его есть? В тайге и без мяса пищи разной много. Тра-вы, коренья всякие, ягоды, грибы. А в речке рыбы полно. Она сейчас жирная, икряная…
- Вот именно! А вы одни грибы трескаете.
- Так ведь время такое – грибное.
- Рыбак! – не выдержал я. – Не делай из еды культа!
- А почему – рыбак? – с удивлением взглянула Анфиса на Андрюху. – Ты рыбак что ли?
- Некоторым образом.
- Вот и наловил бы рыбы, коль рыбак. Мы-то все в поселке нынче грибами на зиму запасаемся, а тебе днями делать нечего, вот и схо-дил бы, порыбалил. А я бы пожарила или ушицы сварила. И сам бы ты утробу набил, коль грибы тебе так обрыдли, и мы бы с Ванюшей да Егоркой рыбкой побаловались.
- Это, конечно, идея, – горько усмехнулся Рыбак. – Что, в самом деле, не сходить на рыбалку? Снасти у Ивана твоего взять и сходить. Боюсь только, дальше крайней хаты дойти не сумею.
- А что так? – озорно сверкнула глазами Анфиса. – Неужто умаялся так шибко от трудов праведных? Да…, бабы сказывали, работник ты добрый, дело свое хорошо знаешь и справно его исполняешь. Себя не жалеючи.
- А вы мадам проверить не желаете? – Андрюха встал с топчана и направился к Анфисе, растопырив руки, словно намеревался ухватить ее за крутые бедра, - убедиться, так сказать, в истинности этих утвер-ждений?..
Но не дошел Рыбак до золотой рыбки Анфисы трех шагов, был ос-тановлен ухватом, упершимся ему в грудь.
- Но-но! – предупредительно сказала Анфиса. – Ивану скажу.
Рыбак поднял руки вверх.
- Сдаюсь. Против подобных аргументов возразить нечего. К тому же, это была всего лишь шутка, невинная шутка. – Он вернулся к топ-чану, сунул под него руку и достал рюкзак, извлек из него две банки тушенки. – Что бы вы без меня делали, мужики?
- Лично я взял бы тушенку из своего рюкзака, - ответил я.
- Так это твой рюкзак и есть, - нагло заявил Рыбак. – Ну, что, к сто-лу? А грибы с травяной кашкой будут гарниром к этому деликатесу. Вы к нам присоединитесь, сударыня?
- Я позже поем. Когда Егорка с Иваном вернутся.
«Егорка-то может и скоро прибежит, - подумал я, - а Иван скорей всего припозднится. У революционеров день ненормированный…»
Анфиса ушла хлопотать по хозяйству, а мы втроем сели за стол.
Я ел жадно и с огромным удовольствием, оно и понятно – больше суток маковой росинки во рту не было. Миша Каверзнев медленно и тщательно пережевывал пищу, по-видимому, не получая от еды ника-кого удовольствия. Он был похож на быка-производителя, жующего свою жвачку. Андрюха быстро проглотил полбанки тушенки, выловил деревянной ложкой парочку целых грибков и, взглянув на часы, объя-вил:
- Ну, мне пора, мужики. Меня одна цыпочка заждалась уже. Миха, ты со мной?
Каверзнев проглотил порцию жвачки и, покраснев еще гуще, сказал:
- Куда торопиться? Успею…
По всему было видно, что регулярная сексуальная жизнь Мише уже порядком надоела. А тем более такая… экстремальная.
- Ну, тогда бывайте!
После Андрюхиного ухода, мы с Мишей какое-то время ели молча. Потом я спросил:
- А почему они это делают?
- Что? И кто – они?
- Старцы. Почему они делают золото?
- Золото, помимо своей драгоценной сущности, - стал нудно рас-сказывать мне Каверзнев, – имеет большой ряд полезных свойств. Это хоть и очень мягкий, но достаточно тугоплавкий металл, темпера-тура его плавления более тысячи градусов Цельсия…
- Постой, - перебил я Мишу, - я о другом хотел спросить. Почему именно золото? Почему не железо, например? Ведь не потому же, что железо ржавеет, а золото нет? Ведь это золото! Из него ювелиры вся-кие шедевры делают для услады глаз. Да что цацки, его свойства в медицине используют, в технике, в том числе, космической! А тут… горшки, да сковородки…
- Ну не только…
- А что еще?! Яйца и фигурки животных! Не смеши меня. Игрушки на забаву местной ребятне?..
Миша пожал плечами.
- Ведь должен быть какой-то смысл? – не унимался я. – Какой-то высший смысл во всей этой фантастической… реальности. Не такой примитивный. Золото должно людям служить. Человечеству! Прогрес-су человечества, не сочти мои слова пафосными. А они сидят тут в тайге и… ваяют крынки. Глупо. Мелко как-то.
- Я не знаю, - помолчав, признался Миша. – Не думал об этом. Про-сто дар такой у старцев – менять структуру земли, имея на выходе драгметалл.
- Ну, ладно… - Я понял, что Миша не знает ответа на этот вопрос. Вполне возможно, что ответа попросту не существует. Ну, умеют. Ну, делают. Что не делать, коль умеют? А если получается золото, то его надо как-то использовать. Вот и используют в меру своих нужд и умст-венных способностей.
– А вообще – кто они? – спросил я.
- Старцы?
- Вообще – все. Все жители этого поселка. Как они здесь оказа-лись? Откуда пришли? Где их родина, корни где?
- Да хрен их знает! – отмахнулся Миша. – Я геолог, а не историк. Николая Христофоровича бы спросить! Он краеведением занимается. Наверняка в Новоахтанговских архивах что-нибудь имеется на этих отшельников.
- А может, они инопланетяне?
- Я в эту байду о гуманоидах не верю, - фыркнув, заявил Каверзнев. – Да и какая разница – кто они? Пусть инопланетяне, пусть хоть вос-кресшие мертвецы! Мне поровну! Нам бы, Сергей слинять отсюда. Веришь, уехал бы куда-нибудь подальше от этого места и не разу бы не вспомнил о том, что со мной здесь произошло!
- Ну, это ты врешь, - не поверил я.
- А ты проституткой никогда не был? – зло спросил Миша.
Я помотал головой.
- И, наверное, не разу со слюнявой дурочкой не спал? Да что там говорить, - Каверзнев махнул рукой, - у тебя бы и не встал на нее.
Я опустил глаза. Миша был прав – о таком действительно вспоми-нать не захочешь.


9.
- Ну что там? – спросил Август Вагнер, потянувшись. – Скоро уже?
Он возлежал на огромных подушках в глубине будуара, длинные совершенно белые волосы множеством ручейков растеклись по чер-ному бархату наволочек. Наволочки, как впрочем, и все остальное по-стельное белье были явно не местного производства. Вообще, жили-ще старца Терентия с появлением в нем Августа из простой деревен-ской избы превратилось едва ли не в номер люкс пятизвездочного отеля. Здесь появились вещи, необходимые для комфортного, даже излишне комфортного проживания, о предназначении которых вряд ли смог бы догадаться хоть один житель поселка сюда вошедший. Впро-чем, за последние два года ни одной живой души, кроме хозяина и его дружка здесь не бывало. Лишь старец Игнатий заходил пару раз в об-новленный дом своего приемника, когда еще мог с грехом пополам передвигаться на своих двоих. Но старец не увидел необычного уб-ранства дома по причине слабого зрения, а если бы и увидел, то не осознал бы увиденного – практически ничего уже не соображал.
Терентий не ответил, только глубоко вздохнул.
- Так что, - повторил Август свой вопрос, - скоро?..
- Мучается Игнатий, - снова вздохнул Терентий, подойдя к постели, на которой лежал его сожитель, - мечется, бормочет что-то. Не по-нять, что бормочет. Иногда вскрикивает, но так… слабо-слабо. А как стонет!..
- Жаль старика? – Август протянул длинную руку и ухватил голубого старца за бедро. И улыбнулся, видя, что его приятель сначала зажму-рился от удовольствия, но, учитывая скорбность момента, вяло осво-бодился, однако присел на край кровати.
– Так может, эвтаназию организуем? – спросил Август, продолжая улыбаться.
- Ефта… Не понимаю. Ничего я не понимаю, что ты говоришь. Ни-когда не понимаю…
- Эвтаназия – это когда, желая облегчить страдания умирающего, естественным образом прерывают их.
- Это как? Убить что ли?! – ужаснулся Терентий.
- Просто схожу к Игнатию и прикажу ему умереть. - Август потянул-ся к шелковому голубому халату, висевшему на спинке стула рядом с кроватью. Встал. Когда накидывал халат на плечи, снова улыбнулся, заметив плотоядный взгляд Терентия.
- Не надо. – Терентий отвел глаза в сторону. – Не надо так… Ты прикажешь, ты сможешь, знаю… И откуда в тебе такой дар?
- Природа дала. Мне такой, тебе – другой.
- У меня не дар, - возразил Терентий. – Мне природа ничего кроме здоровья не дала. Меня землю в золото превращать Игнатий научил.
- А теперь ты меня научить должен!
- Я научил тебя всему…, - как бы оправдываясь, начал Терентий.
- Всему?.. – Август быстро вышел из спальни, но вскоре вернулся, держа в руках глиняную плошку. – Смотри!
Взгляд светло-серых, почти бесцветных, но сейчас вдруг показав-шихся Терентию черными глаз Августа впился в плошку. Вагнер на-прягся так, что на его широком лбу проявилась и вздулась, как насо-савшаяся крови пиявка голубая вена.
Сначала ничего не происходило, но вдруг вокруг плошки возникло бледное свечение, и она стала менять цвет - становилась все темнее и темнее, пока не стала совсем черной, похожей на кусок угля округ-лой формы. Свечение пропало.
- Ты этому меня научил?! – Август швырнул плошку на пол, и она рассыпалась на мелкие кусочки и песчинки.
- Я не знаю, - промямлил Терентий, с грустью поглядев на неопрят-ную кучку черной земли, - …не понимаю, почему у тебя не получается. Наверное, виной тому твой дар. Он мешает тебе. Избавься от него, и у тебя все получится.
- Как?! – вскричал Вагнер. – Как я от него избавлюсь?!! Он мне при-родой дан. Природа только и может забрать его у меня.
- Человек и есть природа, - философски изрек Терентий. - Человек все сможет, ежели захочет.
- Ты же не можешь чужие мысли читать, - возразил Август.
- Не могу, - согласился старец. Помолчав, добавил: - Пока не могу. А может, не хочу…
- Так захоти! Что тебе мешает?
Терентий не ответил.
Вагнер подошел к низкому столику, на котором стояла бутылка шампанского и два бокала. Налив в оба бокала один протянул Терен-тию, но тот, поморщившись, отказался:
- Ты же знаешь, не люблю я эту твою кислятину. У меня с нее живот пучит.
- Животик у бедненького пучит..., - рассмеялся Вагнер. - А с кваса не пучит?
- С кваса нет… Ладно, пойду я. Не гоже Игнатия надолго одного ос-тавлять. Да и должен я быть рядом.
- Это ты по поводу того бреда, что сила умирающего с его послед-ним вздохом к приемнику перейти должна?
- Это не бред. Так всегда было, так Игнатий говорил. Рассказывал, что и с ним так было, когда его предшественник, старец Яков умирал. Он, как и я, пока Яков жив был, тоже мог из земли золото делать, но это у него через раз получалось. А как Яков умер…
- Я помню, ты говорил… Ну, иди. А то помрет без тебя Игнатий и сила его вхолостую в космос улетучится.
- Не знаю, про что ты говоришь, но пойду, пожалуй…
- Может, и мне с тобой пойти?.. – задумчиво произнес Август, поду-мав вдруг: «А может и правда, не бред?» Его бесцветные глаза вспыхнули, а на лице появилась дьявольская улыбка.
Терентий не заметил перемен в облике дружка, пожал плечами:
- Вообще-то нельзя… Я в тот самый миг со старцем один должен находиться. Но тебе… не могу отказать. Только обещай…
- Что?
- Уйдешь, когда я скажу. Сразу из избы Игнатия выйдешь.
- Как скажешь, сразу уйду, - легко пообещал Август, согнав улыбку с лица.

Дом старца Игнатия стоял напротив – из одной двери выйти, в дру-гую зайти.
Игнатий лежал на топчане укрытый засаленным лоскутным одея-лом. Руки как две тонкие узловатые коряги вытянулись вдоль тще-душного тельца поверх одеяла. Глаза старца были закрыты, дышал он прерывисто с легким сипом, но не стонал. Наверное, на стоны уже не было сил. Умирающий был похож на желтую высохшую мумию, по-ка еще живую мумию.
- Однако мы вовремя, - заметил Вагнер и непроизвольно взглянул на стрелки наручных часов – обе они стремились к двенадцати, до полночи оставалось меньше минуты.
Вдруг Игнатий приоткрыл глаза.
- Кто этот человек? – Вопрос старца прозвучал очень тихо, но был абсолютно не похож на бред умирающего. Терентий опешил.
- Это…, это… - Он не знал, как ответить. Наконец, нашелся: - Это мой друг.
- Пусть он уйдет. Я умирать буду.
- Не просто друг, - поправил Терентия Вагнер, - а много больше чем друг. Даже больше чем родственник.
- Уйди, уйди, - замахал на него руками Терентий.
Август усмехнулся и остался на месте.
- Ты же обещал…, - умоляюще ныл Терентий, - ты обещал мне...
- Пусть уйдет, - повторил Игнатий свое требование. – Никто не должен… только ты, Терентий…, ты один.
Терентий перестал ныть, неловко схватил Августа за рукав, пота-щил к выходу. Вагнер легко вырвал руку и с силой оттолкнул любовни-ка от себя. Терентий отлетел и, гулко ударившись о бревно затылком, сполз по стене на пол.
- Терентий, - слабым голосом позвал старец своего приемника, - где ты? Я…
Договорить он не успел - глаза закатились, из горла вырвался хрип. Игнатий вытянулся и затих.
Вагнер с минуту пристально смотрел на желтую мумию – не ше-вельнется ли – и, убедившись, что Игнатий не дышит, разочарованно произнес:
- Ну вот, самая обычная смерть самого обычного человека. И ника-кой чертовщины. Эй, Тереха! – повернулся к Терентию. - Вставай, что развалился, как неживой?
Терентий и впрямь не подавал признаков жизни.
- Зашиб я тебя, что ли? – озаботился Вагнер и хотел подойти к ле-жащему навзничь дружку, но вдруг замер, уловив боковым зрением какое-то движение у постели Игнатия. Повернувшись, обомлел – от тела усопшего отделилась и зависла над ним туманно-радужная суб-станция, по конфигурации напоминающая человека. Медленно под-нявшись к потолку, это человекоподобное облако поплыло в сторону распростертого на полу Терентия, но, некоторое время повисев над ним, двинулось к Вагнеру. Август попятился, неотрывно глядя на об-лако, и пятился до тех пор, пока не уперся в дверь, хотел открыть ее и выскочить из дома, убежать, но дверь, не имеющая замков и запоров, не открывалась, словно она разбухла и намертво вросла в проем. За-виснув над Вагнером, облако стало сжиматься и вскоре превратилось в ярко-желтый шар. И вдруг выстрелило лучом прямо ему в голову.
Августу показалось, что во лбу образовалась дыра, и через эту ды-ру в голову забралось что-то чужое, забралось и стало копошиться, устраиваться, вытесняя, бесцеремонно выталкивая то привычное, что там жило прежде. Это было больно и страшно.
- А-а-а!!! – закричал Вагнер не в силах стерпеть жуткий страх и ад-скую боль. И рухнул на пол, потеряв сознание.
 
Очнулся Август от ритмичного раздражающего слух звяканья. Сел на полу огляделся. Труп Игнатия лежал по-прежнему на топчане. Те-рентия в избе не было, а дверь была приоткрыта, через щель в избу проникали удары колокола и тянуло прохладной сыростью.
Вагнер медленно поднял руку и с опаской ощупал лоб, вздохнул облегченно – дыры не было. Но все-таки еще раз убедился, посмот-рев на ладонь, нет ли крови. И крови не было. Он тряхнул головой, и она показалась ему пустой и легкой, как высохший грецкий орех. Чу-жак убрался? Или просто удобно расположился, выбросив из череп-ной коробки все, что посчитал лишним, ненужным?
Или не было ничего, а все только померещилось?..
Вагнер с трудом поднялся с пола, и, покачиваясь, вышел из дома умершего старца Игнатия.
Ночь была прохладной, даже можно сказать холодной. Высоко в небе висели звезды, такие яркие, что ни на что другое смотреть не хо-телось. Однако Терентия, стоящего посреди маленькой площадки ме-жду двумя домами – его и умершего старца Игнатия и звонящего в ко-локол, подвешенный к столбу, Август увидел сразу.
- Народ созываешь? – хрипло спросил он. – Хочешь сообщить пе-чальную весть? Или радостную?.. Король умер, да здравствует ко-роль!
- Уйди, - раздраженно бросил Терентий, недобро сверкнув глазами, - предатель… Ты не должен быть здесь, когда придут люди. Вон, уже идут. Факелы вижу…
Вагнер пожал плечами и молча удалился в дом напротив. Прошел в спальню, выпил бокал шампанского и упал на подушки. Лежал, думая обо всем происшедшем. Потом вдруг вскочил, осененный внезапно пришедшей мыслью, кинулся в сени, где стояла стопка глиняных та-релок, принесенных жителями поселка для превращения их в золо-тые. Схватил в руки одну тарелку и…
На этот раз Августу даже напрягаться не пришлось! Тут же возник-ло свечение. И не бледное, а яркое. Ярко-желтое. Мгновение, и тарел-ка в его руках вдруг резко потяжелела, поменяла цвет - стала золотой.
- Что и требовалось доказать! – громко сказал Вагнер, швырнул та-релку в угол и с удовлетворением потер руки. – Теперь я стану самым богатым человеком на Земле!
Август мечтательно закрыл глаза, продолжил уже мысленно:
«А разве в богатстве дело? Разве о нем я мечтал всю жизнь? Ко-нечно, богатым быть хорошо, кто спорит? Но я по большому счету и не бедствовал никогда. У любого мог отнять кошелек, заставить на-звать код личного сейфа, перевести любую сумму на указанный мною счет. И отдавали, и называли, и переводили… Но всегда мне прият-ней было лишать человека не сбережений, а его воли, подчинять се-бе. Я подчиню себе всех, живущих на этой Земле! Я обрушу мировые рынки, посею хаос и панику, я переверну все вверх тормашками! С моими-то способностями… с теми, что были и с теми, что я приобрел этой ночью! Я стану властелином мира!.. Так, пора уходить из этой та-ежной деревни идиотов и выродков. И так задержался на целых два года. А чего мне это стоило! Ладно, не буду о грустном, теперь-то я получил что хотел, и здесь мне больше делать нечего. Сейчас прямо соберусь и уйду. Мой джип ждет меня. Хорошо спрятанный, с полными баками бензина. Правда, идти через тайгу до него далековато. Да еще ночью… С утра что ли в путь-дорогу двинуться?.. И не пешком, чего ноги бить? Заставлю этих трех придурков, которые пришли сюда за золотом, тащить меня до самой машины. На горбу. Нет, лучше пусть носилки для меня сделают. А потом прикончу их. Это будет смешно! Выроют себе могилу. Сами! И умрут...»
От этой мысли Август развеселился еще больше. Снова налил себе шампанского, подошел к зеркалу, на всякий случай укрытому Терен-тием тяжелой шторой. Сорвав штору и посмотрев на свое отражение, поморщился:
- Бороды всегда терпеть не мог.
Вагнер взял ножницы и стал кромсать усы и бороду, с отвращением отбрасывая отрезанные пряди от себя – они белыми хлопьями опус-кались на темные половицы под его ногами. Потом он долго и тща-тельно сбривал остатки растительности станком. Закончив бриться и помолодев лет эдак на десять, Август освежил лицо туалетной водой и удовлетворенно произнес:
- Ну, вот, более или менее стал похож на цивилизованного челове-ка. Подстричься бы еще…, да ладно. В городе первым делом схожу в парикмахерскую. А пока… - Вагнер собрал длинные волосы в хвост и заколол его костяной заколкой. Подмигнул своему отражению: - Пока и так сойдет. А, в общем-то, неплохо. Я бы сказал – импозантно…
В дом вошел Терентий, Вагнер увидел его в зеркале.
- Поведал народу о кончине Игнатия?..
Терентий кивнул, он смотрел на отражение в зеркале своего помо-лодевшего дружка и не мог скрыть восхищенного взгляда.
- Какой же ты… красивый. И молодой. Прям юноша…
Вагнер усмехнулся:
- А тебе кто бородищу твою сбрить мешает?
- Нельзя, - покачал головой Терентий.
- Так хоть подровняй малость. Покороче сделай. Хочешь, я тебе, - Вагнер взял ножницы и пощелкал ими, - модную бородку забабахаю? Эспаньолку. Так и быть, поработаю цирюльником.
- Нельзя, - отшатнулся Терентий. – Не положено. Старец я теперь. Старец без бороды…, скажешь тоже!
- Ну, как знаешь. – Август выставил из угла тяжелый чемодан, крях-тя поставил его на стол, раскрыл и стал доставать из чемодана и рас-сматривать свои городские одежды. Вытащил белоснежную сорочку, критически ее осмотрел. – Нет, не пойдет, - он разговаривал сам с со-бой, не обращая внимания на оторопевшего Терентия. – Надену-ка я лучше мой любимый спортивный костюм и кожаную куртку. Во всяком случае, их гладить не надо…
- Ты что это, – тихо спросил Терентий, - никак уходить собираешь-ся?
- Ага. Собираюсь.
- Надолго на этот раз?
Август повернулся, взглянул на Терентия насмешливо, но не отве-тил – снова занялся инспектированием содержимого чемодана.
Терентий, помолчав, спросил:
- Что, прямо сейчас и пойдешь?
- Зачем сейчас? Утром. Переночую и пойду. Что я дурак - ночью по тайге шляться?
- А я в доме Игнатия до утра находиться должен, - как-то жалобно произнес Терентий, - рядом с телом…
- Да иди ты…, - бросил Вагнер через плечо, не отрываясь от своего занятия, - куда хочешь.
Во взгляде Терентия не было обиды, там поселилась тревога.
- Ты навсегда уходишь, - догадался он, наконец.
- Конечно.
- А я? – Терентий обессилено сел на лавку у стены. – А я как же?
- Ты будешь руководить этим стадом полоумных. А меня мое стадо заждалось уже. Мычат, слышишь?.. – Вагнер поднял палец вверх, шу-товски призывая бывшего любовника к молчанию.
Терентий сполз с лавки и на коленях бросился к своему милому.
- Не бросай меня, Август! Как же я без тебя? – Он обхватил ноги Вагнера и стал целовать их. – Не бросай меня, не уходи. Я без тебя никто, я пропаду…
Август оттолкнул от себя Терентия, пнул его исцелованной ногой.
- Пошел вон, дебил! Иначе прикажу тебе умереть!
- Прикажи! – вопил Терентий. – Мне все одно не жить без тебя! Мне без тебя свет не мил! Хочешь, не я, а ты станешь старцем? Выберешь себе приемником кого захочешь! А я так, я при тебе буду…
«Успокоить его, что ли?» – подумал Вагнер и попытался разглядеть среди слез и спутанных волос глаза Терентия. Прямой взгляд в глаза не обязателен, но так легче. Нашел, разглядел, мысленно собрался, но… ничего не получилось – Терентий продолжал плакать и выть, ка-таясь по полу.
«Неужели?! – В памяти Вагнера возникло туманно-радужное обла-ко, парящее над телом старца Игнатия. Он вспомнил, как что-то чуж-дое, постороннее копалось в его голове, как оно там конфликтовало с его сознанием. Он вспомнил боль и страх, испытанные несколько ча-сов назад. Сейчас боли не было, но страх снова поселился в нем. Жуткий страх невосполнимой потери. – Неужели?.. Нет! Не может быть! Просто Тереха сошел с ума от горя. Он просто сошел с ума! А с сознанием сумасшедших работать сложно. Практически невозможно… Ну да! Так и есть, - подумал Вагнер, неотрывно глядя в безумные гла-за Терентия, - он сошел с ума…»
Страх не уходил, он гнал Вагнера по пустынным ночным переулкам таежного поселка.
- Надо проверить, - бормотал он, - надо обязательно проверить. Надо убедиться…
Окна изб были черны, ни в одном не горела лучина.
«Спят! Все спят! Никто не хочет вылезать из-под своего теплого одеяла! Людишки! Жалкие букашки! Как я вас всех ненавижу!!!»
Вагнер остановился, услышав чьи-то шаги.
«Лишь бы не придурок попался, - подумал он. – Есть в этой дерев-не хоть один нормальный?»
Тень человеческой фигуры двигалась ему навстречу, Вагнер уже стоял на ее голове.
- Стоять! – громко приказал он. Тень остановилась - остановился идущий в ночи человек. – «Только бы не придурок» - Вагнер сам шаг-нул навстречу ночному пешеходу. – А, это ты…



10.
- Слышь, Серый!.. Ну, просыпайся же!
Я открыл глаза. Луч фонарика светил мне прямо в глаза, мешал увидеть того, кто меня будил.
- А?..
- Серый! Ну, ты даешь! Завидую крепости твоего сна! Больше суток дрых, как сурок и снова дрыхнешь, не добудишься.
Андрюха. Я узнал его голос.
- Что такое? Что случилось?
- Я сейчас нос к носу с Вагнером столкнулся. Побрился гад, бороду сбрил.
- Ну и что?..
- Что-то случилось.
- Вот и я спрашиваю…
- Серый, с Августом что-то случилось. Я ему сейчас по роже его бритой съездил, а он ничего мне не сделал. Понимаешь?
- Нет.
- И я не понимаю. Я ему дал по роже, а он сбежал.
- Ну? – я, наверное, еще не совсем проснулся, соображал туго.
- Вот тебе и ну! Улепетывал Август, как трусливый заяц. Мог бы приказать, и мне бы улепетывать пришлось. Или убил бы он меня од-ним взглядом. А он… сам убежал. Испугался моих …дюлей и убежал.
Я сел. Спросил, сам не понял зачем:
- А ты чего по ночам шляешься?
- Я от цыпочки возвращался… Если честно, меня ее муж выгнал. Сначала к ним Иван приходил, с хозяином разговоры разговаривал. После этого разговора муж цыпочки не меня стал косо глядеть, но только глядеть. Позже колокол зазвонил. Не слышал что ли?
- Нет. Спал.
- Здоров спать… Короче, Игнатий умер.
- Вот как?
- Но это неважно…
- Само собой, - согласился я. – Смерть любого человека – событие вполне рядовое, а уж столетнего старца…
- Иди-ка ты со своими приколами… И не перебивай меня, ладно?.. Так вот, все ушли на зов колокола. И цыпочка ушла. Я спать наладил-ся. Не знаю, сколько проспал. Вернулись они с мужем, но без Ивана, о чем-то вдвоем поговорили и…, короче, меня выставили за дверь. Мне куда идти? Понятно – сюда, мы же с тобой у Ивана на постое. Иду се-бе, о смысле жизни размышляю, а мне кто-то как заорет: «Стоять!». Подхожу ближе – Вагнер. Я ему и врезал. А он…
- Вагнер убежал?! – до меня, наконец-то, дошла суть Андрюхиных слов. – И ничем тебе не ответил на плюху?
- Вот именно!
- И что все это значит?..
- Вагнер мне не спарринг-партнер – соплей перешибу. Но он мог бы применить этот свой… гипноз долбанный. Не применил.
- Может, растерялся?
- Я думаю, он не из тех, кто теряется в таких ситуациях.
- Тогда… Слушай, Андрюха, а если это не Вагнер был? Ты говорил, что тот, кого ты ударил, бритым был.
- А кто? Кто тут самый высокий и тощий? И такой белобрысый? Нет, Серый, Вагнер это был, точно! Наверное, в город намылился, вот и побрился, чтобы в глаза своей оригинальной внешностью не так бро-саться. Но я его и лысым узнаю. Даже если он свою башку бинтом за-мотает, все равно узнаю.
- Тогда непонятно…
- А надо понимать? Может, этот его дар по ночам спит. Может, он его потерял на время. Или навсегда. А может, сила у него в бороде была? Как у старика Хоттабыча. Выдернет волосок и… А он ее сбрил. Какая разница?! Так или иначе, временной нетрудоспособностью кол-дуна надо воспользоваться! Одевайся живо!
Я вскочил и стал натягивать штаны, путаясь в штанинах. И вдруг опомнился:
- Ты предлагаешь его убить?!..
- Нет, - съязвил Рыбак, - в жопу поцеловать и отпустить! Одевайся, давай.
- А может просто уйти? – робко предложил я. – Если его дар про-пал, то может, и блокада нашего сознания закончилась.
- Ясен пень – закончилась, - рассудительно заметил Андрюха. – Я, как только Августа повстречал, у меня сразу же возникло желание вмазать ему хорошенько. Если бы я все еще под воздействием его чар находился, то не это бы почувствовал, а страх. Ну, по крайней ме-ре, захотелось бы убежать. А я ему сходу – на в рыло! Ничего не чув-ствовал, только грохнуть эту падлу хотелось. Убежал сука! Давай Се-рый, одевайся быстрее, у меня руки чешутся! Миху бы еще прихва-тить, да кто знает, где он сейчас?..
Я молча продолжил одеваться, и тут из соседней комнаты вышел Иван. Он был одет, в одной руке держал топор (скорее всего, с золо-тым топорищем), в другой - зажженную лучину. Подойдя к столу, по-ставил лучину в горшок. Потом, пошарив за печкой, вытащил оттуда какой-то предмет, замотанный в тряпицу.
- Пошли мужики! – приказал он. - Я знаю, где сейчас Михайло, тут рядом, у дурочки одной спит. Прихватим его, да еще пару правильных мужиков, с которыми надысь и вечёр разговаривал. И пойдем распут-ников громить – Терентия и дружка его Августа. Думал, завтра еще по домам похожу, да видать, случай для бунта самый подходящий этой ночкой появился. – (Само собой, Иван слышал наш с Рыбаком разго-вор). - Правильные ты Андрей давеча слова говорил: промедление смерти подобно… На вот, - протянул сверток Андрею, - прибрал на всякий случай. Я этой штуковиной все одно пользоваться не умею, а тебе авось понадобится.
Андрюха развернул сверток, в нем оказался Макаров, радостно произнес: «Но пасаран!» и пошел вслед за двинувшимся к выходу Иваном. Я, на ходу застегивая молнию на джинсах и забыв о штор-мовке, поспешил за ними.
- Куда раздетый? – остановил меня Иван, - только оклемался чуток. Ну-ка вернись, оденься.
Я вернулся за штормовкой. Посреди комнаты стояла Анфиса в длинной ночной рубахе, в ее глазах застыли тревога и страх. Егорка был тут же, мать крепко прижимала его к себе, словно опасалась, что он вырвется и убежит. Пацан и впрямь был радостно возбужден, по-видимому, горел желанием пойти с отцом громить распутников, и если бы не папин запрет, и (что более вероятно), не мамино присутствие, так бы и сделал – тайком бы рванул за нами.
- Все будет хорошо, - бодро пообещал я Анфисе, сам не особенно в это веря. И совсем уж по-дурацки добавил: - Вернемся с победой!
 
К резиденции старцев подошли примерно через полчаса, уже вше-стером. По дороге зацепили Каверзнева, вкратце поведали ему о том, что произошло и что намерены делать. Миша пошел с нами с радо-стью, раздумывал недолго. Вообще не раздумывал - в отличие от ме-ня никаких угрызений совести у него не возникло. Еще два деревен-ских – крепкие мужики примерно одного с Иваном возраста – тоже присоединились к нашему отряду с готовностью и большой охотой. Один прихватил с собой топор, такой же, как у Ивана, второй воору-жился длинным пестом с набалдашником. Наверное, в его доме стоя-ла золотая ступа наподобие той, что Миша Каверзнев нашел на пепе-лище. И тот и другой поглядывали на нас косо, особенно на Рыбака.
Не выдержав, Андрюха сказал им:
- Так, мужики, мы вместе идем на правое дело – громить супоста-тов. Может, кому-то из нас суждено не вернуться из этой схватки. Мо-жет быть… Поэтому, действовать мы должны решительно и слаженно, доверять друг другу. Короче, мы должны стать единым монолитным коллективом. И между нами не должно быть никаких недомолвок и обид.
- Ну, - угрюмо сказал тот, что был с топором.
- Я, как вы знаете, - продолжил Рыбак, - не по своей воле…
- Да ладно, - отмахнулся человек с топором, - все понятно. Чего там?.. Я на тебя зла не держу, чужак.
- Я тоже, - скрипнул зубами второй и перехватил пест поудобнее.
- Меня Фролом зовут, - сообщил человек с топором.
- А меня Поликарпом, - назвался вооруженный пестом.
- А меня…
- Да знаем мы…, - сказал Фрол.  - Однако пришли уж почти.
- Вот и замечательно, - сказал Рыбак и передернул затвор Макара. – Установим сообща в вашем поселке истинно народную власть, и… только вы меня здесь и видели.
Последние слова Андрюха произнес очень тихо, практически шепо-том. Я услышал, потому что стоял рядом.
Резиденция старцев состояла из двух домов, стоящих один напро-тив другого. До рассвета было еще далеко, но свет луны и звезд по-зволил мне разглядеть - дома старцев ничем не отличались от жилищ обычных поселян - избы как избы. Окна одной избы были черны, в другой кто-то явно не спал – горела лучина.
- Это дом усопшего старца Игнатия, - шепнул мне Рыбак, кивая на мерцающие окна, – а в том, что напротив…
- Тс-с-с, – цыкнул на нас Иван. – Тихо будьте!
Мы остановились на площадке между избами старцев, прямо под колоколом. Фрол с Поликарпом уставились на Ивана, ожидая даль-нейших указаний, но тот и сам не знал толком, что делать дальше; хмуря брови и напуская на себя грозный вид, он этим пытался скрыть растерянность. А спрашивать совета у Рыбака, ронять авторитет Ива-ну явно не хотелось. Но Андрюха сам пришел ему на помощь – подо-шел вплотную и зашептал что-то на ухо. Иван выслушал, кивнул и ти-хо сказал: «Добро. Действуй», после чего Андрюха вернулся к нам с Мишей.
- Иван со своими односельчанами сейчас пойдет с Терентием раз-бираться, - сообщил он шепотом. - Терентий наверняка сейчас с Игна-тием в его доме. А мы с вами…
Договорить он не успел – удар колокола взорвал тишину ночи.
- Блин! – вполголоса ругнулся Рыбак, хотя можно было уже гово-рить громко – эффект внезапности был утрачен.
Мы посмотрели в сторону столба с колоколом. Под колоколом сто-ял Поликарп и вытаращенными от удивления глазами смотрел то на нас, то на набалдашник своего песта.
- Экий ты… - Иван сплюнул себе под ноги, - неловкий.
На пороге избы Игнатия появился чернобородый мужик, по всей вероятности – Терентий. Глаза старца пылали гневом.
- Вы зачем пришли? – грозно спросил он.
Видя, что Иван сейчас начнет заикаться только от одного вида Те-рентия, Рыбак вышел вперед:
- Где твой дружок?
- Тебе какое дело? – Терентий не выказал ни страха, ни даже опа-сений, однако бросил быстрый взгляд на окна дома напротив.
- А ну-ка быстро зови сюда Августа! – взял себя в руки Иван.
- Ты кто такой, чтобы мне приказывать? – надменно изрек Терен-тий.
- Власть переменилась, - заявил Рыбак. – В поселке устанавлива-ется истинно демократический режим. А плотник Иван - председатель временного правительства. Понял, грязный развратник! – И заорал во весь голос: - Долой тиранов! Долой сатрапов! Долой пидарасов!
Я подумал, что Рыбак явно переигрывает, но поселяне, возглав-ляемые Иваном, фальши в призывах Андрюхи не заметили, потрясая оружием, они решительно двинулись на Терентия. Старец геройство-вать не стал, попытался скрыться в доме покойника - юркнул за дверь, но Иван так мощно рванул ручку на себя, что Терентий пулей проле-тев мимо расступившихся Фрола и Поликарпа, спланировал на сере-дину дворика, гулко ударился головой о столб и затих. Под столбом расползлась темная лужа. Иван зашел в дом Игнатия, а Фрол с Поли-карпом кинулись к бездыханному телу только что низвергнутого стар-ца.
- Серый, оставайся здесь, следи за окнами, - приказал мне Рыбак, указав на дом Терентия. - А ты, Миша на ту сторону дома, там тоже два окна имеется. Эй, мужики! С Михаилом… живо!
Рыбак толкнул дверь и тенью скользнул в черноту проема. Каверз-нев и оба мужика побежали за дом. А я остался один. Присел на кор-точки под окнами и подумал: «А что если сейчас из окна выпрыгнет Вагнер с автоматом? Как я смогу его удержать? Что я вообще могу?..»
И Вагнер появился. Только он не выпрыгнул из окна, а подошел сзади. Я услышал, как клацнул затвор автомата и обернулся. Август Вагнер стоял рядом с телом Терентия во весь свой немалый рост и держал в руках калаш. Но ствол автомата был направлен не в мою сторону (наверное, Август не увидел меня сидящего на корточках в тени дома), а на вышедшего на крыльцо Ивана. В ту же секунду раз-далась короткая очередь, и Иван без вскрика и стона кубарем скатил-ся с крыльца на землю.
«Ну, все, - обреченно подумал я, - теперь моя очередь».
И точно – Вагнер посмотрел на распахнутую дверь дома Терентия, заметил меня и, злорадно ухмыльнувшись, вскинул автомат.
Что бы сделал Брюс Ли на моем месте? Наверное, совершил бы ги-гантский прыжок и ударом босой пятки в лоб… или сделал бы кувырок вперед и подсечкой… Я не Брюс Ли и даже не Брюс Уиллис – я про-должал сидеть на корточках и не мог оторвать задницу от врезавших-ся в нее пяток, она словно приросла к ним.
Вдруг из двери за моей спиной прозвучал одиночный выстрел. Это Андрюха стрелял. Вагнер ойкнул, выронил калаш и, тряся рукой, ки-нулся прочь, скрывшись в глубокой тени неосвещенных улиц. Рыбак выстрелил еще два раза ему вдогонку, но, скорее всего не попал.
- Убежал, гад! – Рыбак грязно выругался и пошел поднимать бро-шенный Вагнером автомат. – Надо же…, прямехонько в затвор по-пал…
Я наконец оторвал свою задницу и поспешил к Ивану. Но он уже сам поднимался с земли, недоуменно глядя на меня.
- Что это меня так по башке шарахнуло? Как колуном… - Иван дер-жался за голову, кровь текла сквозь пальцы и заливала лицо.
- Убери руку, дай посмотрю, - приказал я.
Ива послушно убрал руку, и я осмотрел его рану. Пуля прошла скользом, не причинив особого вреда, только кожу на голове вспоро-ла, но удар о кость черепа и болевой шок привели к короткой потере сознания.
- Все понятно, - заявил Андрюха, взглянув на боевое ранение Ива-на через мое плечо. – Вагнер навсидку стрелял, с руки. Так стрелять – навыки определенные иметь надо. А у колдуна нашего, судя по всему, таких навыков нет. Автомат-то очередью вверх ведет, его книзу при-жимать надо. Или ниже брать. Вот если бы он не в голову, а в грудь целил…
- Рану надо обработать, - сказал я, - причем, срочно.
- Так пошли скорее домой, - правильно отреагировал Иван. – У ме-ня дома все имеется: и тряпица чистая, мягкая и вода горячая. Отвар сделаю. Да и Анфиса с Егоркой волнуются, они же грохот этот слыша-ли...
- Пойдем, - согласился я. - Только тут вроде бы еще одна черепно-мозговая…
- Если ты Терентия имеешь в виду, - грустно сказал Рыбак, - так ему медицинская помощь уже не требуется.
- Мертвый?
- Абсолютно. Теперь некому золото делать. Да и…, хрен с ним!
- Это точно, - подтвердил подошедший Миша Каверзнев.


11.
- Вот здесь на этом самом месте Вагнер расправился с Витей и Ку-зей, - грустно сообщил Миша, остановившись на краю каменистой осыпи.
- А где?.. – Рыбак стал осматриваться.
- Останки? Наверное, зверьки лесные растащили. По норам, по ло-говищам. В тайге трупы не залеживаются.
- Привал, что ли? – спросил я, намереваясь скинуть рюкзак.
- А не боисси? – дурашливо осведомился Андрюха.
- Чего?
- Не чего, а кого. Духов убиенных Виктора и Кузьмы.
Я не счел нужным ответить.
- Да тут вообще-то недалеко до пепелища, - помявшись, заметил Миша. - Километра три.
- Я помню, - заметил Рыбак, - ты писал в письме Тарану. Значит, так: дойдем до пепелища там и привал организуем. – И подмигнул. Мне.
- Мужики, - нерешительно произнес я, - а может, ну его на хрен это золото?
- Ну, начинается! – рассердился Андрюха. – Теперь, когда все по-зади, когда мы чудом выжили, когда до дома – рукой подать…, ты опять за свое! Предлагаешь пройти мимо? Не воспользоваться шан-сом? Ты извини, Шар, но мне кажется, что события последних дней не самым лучшим образом повлияли на твою психику.
- Не спорю. Может, я псих, - согласился я, - но жить, знаешь ли, хо-чется даже психам. А это золото до добра не доведет.
- А куда оно доведет?
- До могилы.
- Да чего ты боишься?! Вагнера? Нет его здесь! Он уже давно купа-ется в благах цивилизации.
- Он знает о золоте на пепелище не хуже нас с вами, - возразил я. – Что ему мешает туда пойти, чтобы, как ты говоришь - купаться в бла-гах цивилизации, но еще с большим комфортом?
- Ничего не мешает, - согласился Рыбак. – И нам ничего не мешает. И никто! Вагнеровские чары закончились, борода у него отрасти еще не успела. А без чар он никто, и звать его никак. Он от меня уже дваж-ды убегал. И в третий раз убежит, только пятки сверкать будут. Толь-ко, думаю, не будет Вагнер судьбу испытывать. Знает же, что мы в по-селке не задержимся, а когда в город возвращаться будем, наверняка на пепелище за золотишком зайдем. И про то, что у нас оружие есть, тоже, между прочим, знает.
- А ты уверен, что у него у самого оружия нет? А может, он засаду где-нибудь устроил? Перестреляет как куропаток!
- Не-а, - помотал головой Рыбак, - Вагнер не боец, я это понял. Не ссы карбидом, Шар, не делай пыли! Тем более что ты меня знаешь, если я удила закусил, меня хрен чем остановишь!
- Ну а ты, Миша? Ты же сам говорил… -  взглянув на Мишу и увидев в его глазах тот же самый сумасшедший блеск, который присутство-вал и в глазах Андрея, я заткнулся, потому что понял – убеждать их бессмысленно, мои товарищи меня не слышат. Я вздохнул, поправил лямки рюкзака и угрюмо бросил: - Пошли.
Сам я твердо решил золота с пепелища не брать.
Шли мы около часа. Вдруг Миша, идущий первым, остановился и, подняв руку, призвал нас к тишине. Мы замерли. Я заметил, как Рыбак дотронулся до пояса, нащупывая пистолет. Вагнер?.. Я напряг слух. Издали доносился неясный гул, состоящий из множества разных шу-мов. Но распознать происхождение этих шумов было невозможно – слишком далеко.
- Там что-то происходит, - повернулся к нам Каверзнев.
И без этой его реплики было понятно, что на пепелище происходи-ло что-то необычное.
- Такое ощущение, что в лесу полно народу, - сказал Рыбак. – Или диких медведей…
- По-твоему, бывают и домашние медведи? – съехидничал я.
- По-моему надо ближе подойти.
Мы прошли еще немного. Вскоре стали различимы звуки ударов железа по дереву, рев бензопилы и даже отдельные голоса, много го-лосов. Люди, находящиеся на пепелище ни от кого не прятались, вели себя как хозяева.
- ****ь! – зло выругался Рыбак. – Опоздали.
- Зато Вагнера там точно нет, - без особой радости в голосе заме-тил Каверзнев.
И вдруг мы разом вздрогнули от строгого окрика:
- Стой! Кто идет?!
На тропе появились два солдатика, вооруженных автоматами.
«Учения что ли», - подумал я.
- Кто такие? – автоматные стволы черными дырами смотрели нам в лицо.
- Местные, - раздраженно крикнул Рыбак. – Пушки опустите! Не во-енный объект чай охраняете! Нет здесь никаких военных объектов.
- Не твое дело, что мы охраняем, - оборвал Андрюху солдатик с желтыми лычками ефрейтора. – Документы предъявите.
- С какого это перепуга? – разозлился Рыбак. – Идите-ка вы, това-рищи солдаты…
Ефрейтор передернул затвор.
- Документы!
Рыбак сплюнул, недобро глянул на бойцов, вытащил из кармана и предъявил в развернутом виде служебное удостоверение:
- Капитан Рыбаков, уголовный розыск.
Ефрейтор нехотя опустил автомат, поставил на предохранитель. Но, не желая терять лицо, попытался продолжить допрос:
- А кто эти люди с вами, товарищ капитан? И вообще, что вы делае-те в тайге?
- По грибы ходили, - нахально заявил Рыбак. - Так, мужики, разго-варивать буду со старшим. Кто у вас командир?
- Старший лейтенант Кутузов, - уныло сообщил ефрейтор.
- Витя? – удивился я, и мы с Андрюхой переглянулись. Бойцы тоже посмотрели друг на друга, потом пристально на меня.
- А ну-ка, бойцы, ведите нас к своему командиру, - распорядился Андрюха.
- К старшему лейтенанту Кутузову, - уточнил я и многозначительно добавил: - к моему другу детства.
Картина, вскоре открывшаяся нашим взорам, ничего общего с древним пепелищем не имела. Более всего это было похоже на строительную площадку, на которой уже начались нулевые работы. Но как-то странно были сделаны шурфы - хаотично.
- Оно? – спросил Мишу Рыбак.
- Оно, - грустно подтвердил Каверзнев.
- Ямы это…
- Подполы.
Почти все деревья и кустарники на площади примерно с гектар бы-ли спилены, порублены и стасканы в одну кучу, осталось лишь не-сколько жиденьких кустиков. В противоположной от кучи стороне стояла большая армейская палатка. Еще одна, но поменьше, явно ко-мандирская была разбита практически в центре площадки. Кругом суетились солдаты в камуфляже, а у открытого полога палатки гордо стоял Витя Кучкин собственной персоной и молча руководил работа-ми. Часть бойцов – меньшая - продолжала расчистку площадки, унич-тожая остатки растительности, а большая часть ковырялась в земле. Создавалось впечатление, что все поле разбито на квадраты и у каж-дого бойца свой квадрат. То и дело кто-нибудь из землекопов отры-вался от своего занятия и направлялся к командирской палатке, неся добытое из земли в руках. Витя пропускал бойца в палатку. А через пару секунд боец выходил из нее, но уже с пустыми руками.
- Золото в палатку стаскивают, - шепнул мне на ухо Рыбак.
- Вижу. – Я показал ему рукой на шестерых военнослужащих, тол-кающих перед собой с самого края площадки что-то цилиндрическое и очень тяжелое, скорей всего, ту самую золотую ступу. А рядом, у од-ной из ям, сидели двое солдатиков на перевернутом корыте и утирали носовыми платками пот на стриженых затылках.
Рыбак вздохнул:
- Вот и пепец моим надеждам…
Увидав караульных, ведущих в лагерь трех незнакомых бородатых мужиков и не сразу признав в одном из бородачей друга детства Сер-гея Шарова, то есть меня, Витя встрепенулся и кинулся навстречу, держа руку на кобуре, вид у него был грозный. За несколько шагов он остановился как вкопанный и удивленно произнес:
- Вот так номер! Шар, ты как здесь?..
- Неисповедимы пути господни, Витюша, - туманно изрек я, посмот-рев на Рыбака. Он понял, вытащил удостоверение и, представившись, сказал:
- Ты, старлей, Серегин друг. И я его друг. Значит, нам с тобой сам бог велел подружиться. – И протянул руку. Витя нерешительно ее по-жал.
- Виктор…
- А я Андрей.
- А… - Витя посмотрел на Мишу.
- А это тоже наш друг. Его Мишей зовут.
- Михаил Каверзнев, - представился Миша и добавил: - геолог.
Прозвучало это так, словно он сказал: «Сэр Михаил Каверзнев, эск-вайр». Я не стал рассказывать Вите о том, что Миша тоже родом из Курносовска и что мы с ним учились в одной школе, дабы не услож-нять ситуацию.
Вслед за представлениями и рукопожатиями наступило неловкое молчание. Кивком головы отпустив патрульных, Витя как-то грустно посмотрел на меня и на моих товарищей. Я понял, его мучил вопрос: что мы делаем в тайге? Более того, он наверняка обязан был его за-дать, но мое совершенно неожиданное появление на сцене и рыба-ковское удостоверение сбило Витю с толку. Видя замешательство моего друга, Рыбак решил расставить точки над «и»:
- Ты, Виктор, не ломай голову над вопросом – почему мы здесь ока-зались. Все просто. Я здесь по долгу службы, а Сергей с Михаилом…, они со мной. Так получилось.
 - Понятно…, - пробормотал Витя, хотя по его глазам я понял, что он ничего не понимает.
- И это…, - продолжал Рыбак, - ты нас не опасайся и не думай ни-чего худого. Мы в курсе дела.
- То есть?..
- Ну… знаем мы, что находится сейчас в твоей палатке… Кстати, ты не боишься вот так – все там оставлять без присмотра?
Витя растерянно оглянулся на палатку.
- Там прапорщик сидит, - пожал он плечами, - принимает и опись составляет… Так вы знаете?..
- О золоте? Конечно. Но мы заинтересованы в том, чтобы о находке знало как можно меньше людей. – Рыбак прищурился. – Виктор, от-веть, пожалуйста - кто еще об этом знает? Кроме тебя и твоих бойцов.
– Генерал знает. Я ведь сразу с ним связался… - Витя взглянул на меня, пояснил: - с тестем, – и снова повернулся к Андрюхе. - Генерал Кутузов, больше я никому не говорил. - И вдруг Витины глаза озари-лись пониманием: - А, я понял! Генерал сообщил куда надо и вас ко мне для усиления так сказать, направили? По линии управления внут-ренних дел?..
Андрюха лучезарно улыбнулся, но не подтвердил и не опроверг Витину догадку.
- Ну что ж, – с облегчением выдохнул Витя, - значит, вместе будем найденное богатство охранять до прибытия вертолета.
- Какого вертолета? – насторожился Рыбак.
Витя взглянул на часы.
- Собственно, охранять-то тут осталось… Ровно через два часа прилетит вертушка с генералом Кутузовым. Мы под нее сейчас пло-щадку и расчищаем.
- Понятно, - кивнул Андрюха. - И на эту вертушку…
- Мы должны погрузить золото, - весело подхватил Витя. - Его уве-зут… куда надо. Здесь останется группа специалистов для более тща-тельных поисков. Я пошарился там…, - Витя махнул рукой на лес, за границу расчищенной площадки, - и мне показалось, что пепелище дальше тянется. По ходу поселение большим было… Ну, в общем, тут другие люди останутся, а я со своим отрядом продолжу выполнение непосредственного задания. Я ведь здесь, мужики, случайно тормоз-нулся. Смех! Вы не проверите! По малой нужде в чащобу отошел и в яму провалился. Гляжу, а там золотые горшки валяются. Естественно не сразу понял, что это золото - подумал, обычные, глиняные - а как в руки взял горшок, а он тяжелющий… Вот и пришлось здесь задер-жаться. Вообще-то, до того квадрата, где нам с бойцами предписано рекогносцировку провести, мы не дошли километров сорок, он южнее расположен.
«Ага, - подумал я, - это примерно там, где находится поселок ста-роверов».
Староверов… По привычке подумал.
- А какое у тебя задание? – спросил я у Вити. - Ну, если, конечно, это не военная тайна.
- Да какая тайна? – плюнул Витя. - Теперь уже нет никакой тайны. Решение о строительстве РЛС в Новоахтанговском районе поначалу на самом верхнем уровне было принято. Само собой, решение это не афишировалось. Чего зря горланить? Зачем раньше времени давать нашему стратегическому противнику пищу для пересудов? Вот прове-ли бы изыскании, привязали бы проект к местности, подготовились бы основательно, тогда… Но в прессу информация каким-то образом просочилась. Ну, газетчики, понятное дело, раздули тему. Уже неде-лю, все СМИ про это трещат. Ты что, газет не читаешь?
Я отрицательно помотал головой.
- И телевизор не смотришь?
- Не-а, - честно признался я, - не смотрю.
- Понятно… - Витя подозрительно покосился на мою бороду. - А три дня назад президент по центральному телевидению про строительст-во РЛС во всеуслышанье объявил. Что ему делать оставалось?.. Но ты же телевизор не смотришь… По тайге что ли все это время шас-тал? А кстати, Шар, ты чего так оброс-то? Не бреешься…
- Я в отпуске. Решил дать коже немного отдохнуть от ежедневного бритья.
- Ну да… - кивнул Витя и посмотрел на заросшего по самые глаза Андрюху и на окладистую бороду Миши Каверзнева, - понятно.
- Миша геолог, - напомнил я, - ему по статусу борода полагается. Ты когда-нибудь встречал гладко выбритого геолога?.. А Андрей…, - я на секунду замер, пытаясь сообразить, что бы такое наврать, и ляпнул первое, что пришло в голову: - Он же опер, у него легенда такая. Капи-тан Рыбаков работает под прикрытием. – Заметив недоверие в глазах друга, я решил увести разговор от опасной темы: - Постой, Витя, а то твое назначение, которое мы обмывали, оно связано с предполагае-мым строительством радиолокационной станции?
- Ну конечно! Тестя моего из Москвы сюда сдернули. Он же пэвэ-ошник. И я пэвэошник. Вот он меня к себе и… - Витя снова озабоченно посмотрел на часы, а потом сердито обернулся на явно засачковав-ших подчиненных – золотую ступу еще не докатили до командирской палатки, а двое бойцов, что отдыхали на корыте, как сидели, так и продолжали сидеть. – Ладно, мужики, пойду я, а то скоро генерал при-летит, а площадка еще не готова. Вы здесь останетесь или со мной?.. Или вообще, - улыбнулся, - даже чаю не попьете?
- Ты, Виктор, иди, руководи своими хлопцами, - сказал Рыбак. – В твою работу нам вмешиваться не велено, у нас другое задание. Одна-ко на ночь глядя мы в тайгу не полезем, здесь переночуем.
- Тогда я распоряжусь, чтобы вам резервную палатку принесли. Устраивайтесь. А как вертушка с золотом улетит, я к вам забегу. – Ви-тя заговорщицки подмигнул: - Посидим. У меня спирта немного есть.
- Замечательно! Да, Витя, - остановил Кучкина Рыбак, - один во-прос. Ты с генералом по рации связывался?
- По мобильнику. Поздно же было, генерал уже домой со службы ушел. Вот я ему на домашний и позвонил.
- И он?..
- Сказал, что понял. Чтобы я по рации с ним не связывался. Он сам, если что, позвонит мне на мобильник. И что все сам организует, а мне приказал площадку для вертушки подготовить и время своего прилета назвал. А я ему координаты места сообщил.
- Понятно…
Витя ушел, а я, взглянув на Рыбака, заметил, что он как-то странно смотрит ему вслед.
- Нет, - сказал я Рыбаку, - ты не прав.
- Это ты о чем?
- Ты ведь сейчас нехорошо о моем друге подумал, я прав? Так вот, заявляю: Витя не такой. Он честный и порядочный. Настоящий офи-цер.
- Ничуть не сомневаюсь, - пробормотал Андрюха, - сам такой - на-стоящий и порядочный… Слушай, Шар, а генерал, он что за мужик?
Я пожал плечами:
- Не знаю. Я с ним не встречался ни разу. На фотографии только видел. Здоровый такой дядька. Я бы даже сказал – грузный.
- Грузный… - задумчиво повторил за мной Рыбак. – Комплекция в этом деле решающей роли не играет.
- В каком таком деле? – не понял я.
Рыбак не ответил, а мне почему-то захотелось уйти отсюда по-дальше. Но Рыбак как всегда был прав – пренебрегать соседством вооруженного отряда и лезть в тайгу на ночь глядя глупо.


12.
Прошло два часа, а вертушки все не было. Только поздно вечером, практически ночью мы услышали громкий стрекот военного геликопте-ра.
Палатку, любезно предложенную нам Витей, мы разбили за преде-лами расчищенного пепелища, но не особенно далеко. Поэтому, когда пропеллер перестал вращаться, мы отчетливо услышали в наступив-шей тишине зычный генеральский мат и вылезли наружу. Вернее, вы-лезли мы еще раньше. Площадка была ярко освещена сигнальными кострами, устроенными по Витиному распоряжению, когда он понял, что генерал задерживается и зажженными с наступлением темноты, и лучами прожекторов совершившего посадку вертолета. Генерал Куту-зов стоял перед вытянувшимися в струнку пилотами и материл их.
- Мать вашу в душу!!! – орал он. – Что значит - не сможем взлететь через час?! Ё… вашу мать! Что значит – клинит?! Почему на аэродро-ме перед взлетом ни х… не клинило, а сейчас вдруг (ё… вашу мать!) клинить стало? Вы как (ё… вашу мать!) военную технику в боевой го-товности содержите?
Слова оправдания у пилотов были, но слышно их не было – все по-сторонние звуки перекрывал мат генерала Кутузова.
- Значит так, орлы (ё… вашу мать)! Чтобы к утру летательный ап-парат был, как говорится, в полной боевой готовности! Вопросы (ё… вашу мать!)?
- Никак нет, - прозвучало тихо и покорно.
- Крут, - заметил Рыбак.
- Да, - согласился я, - Вите не позавидуешь. Иметь такого тестя…
- Однако мат у генерала Кутузова, - продолжил Андрюха, - я бы ска-зал, несколько… однообразный. А это о чем говорит?
- О чем? – спросил Миша.
- С интеллектом у генерала проблемы. Это плохо.
- Почему?
- Люди со слабым интеллектом примитивны, - решил я ответить за Андрюху. - Их поведение в критических ситуациях, как правило, не-предсказуемо, а реакция неадекватна. Обычно они действуют нахра-пом и не умеют идти на компромиссы.
Андрюха почесал затылок и сказал проще:
- Трудно будет договориться.
- А о чем нам с ним договариваться? – спросил Миша.
- Ты так ничего и не понял? – удивился Рыбак.
- Я тоже не понял, - признался я. – Объясни, что ты имеешь в виду?
- И ты не понял? А я думал… Ты так красочно сейчас про генерала говорил. Ладно, объясняю. Ясен пень - генерал замыслил все это зо-лото прикарманить.
- Ты так считаешь?
- Сами увидите. Пошли, поближе подойдем. Интересно…
Мы осторожно подкрались к месту событий и спрятались за кучей наваленных веток.
Матерился генерал долго, мат его по-прежнему витиеватостью не отличался. Это раздражало. Потом они с Витей зашли в командирскую палатку и пробыли там минут десять, после чего вышли - генерал ве-селым и бодрым, Витя напротив - понурым, низко опустившим голову.
 - Не ссы, зятек! Все нормально, - генерал хлопнул Витю по плечу и ушел в свою палатку, которую во время его отсутствия натянули три довольно внушительного вида мужика в камуфляже, прилетевшие вместе с ним. Закончив с генеральской, они принялись растягивать еще одну, по-видимому, для себя.
А Витя остался отдавать распоряжения своим бойцам.
- В салоне вертушки находятся деревянные ящики. Все, что вы стаскали в мою палатку погрузить на борт и аккуратненько разложить по ящикам. Вопросы?
- А как с этим баком быть? – спросил кто-то из солдат. – Он в ящик не войдет.
- И корыто не войдет, - заметил другой. – Да и корячиться с ним…
- Пока грузите мелкие изделия. Прапорщик Кусков!
- Я!
- Все принять по описи. И что в каждый ящик положили, тоже опись должна быть. Ясно?
- Так точно! – прапорщик Кусков, зажав подмышкой папку, напра-вился к лестнице вертолета, а Витя зашел к тестю по всей вероятно-сти посоветоваться с ним по поводу ступы и корыта. Через минуту вышел и крикнул:
- Ефрейтор Голубев!
- Я!
- Ко мне!
- Есть… - это был тот самый ефрейтор из патруля.
- Тебе спецзадание. Слушай сюда. – Я услышал, что Витя тяжело вздохнул. - На борту вертушки находится болгарка. Спросишь там у пилотов куда ее подключить. Бак и корыто распилить на куски и сло-жить в ящики. Ясно?
- Так точно… - уныло произнес капрал.
- Выполнять!
- Есть…
Ефрейтор Голубев нехотя побрел выполнять распоряжение коман-дира, а Витя уселся на толстый обрубок спиленного дерева и закурил.
- Убедились? – шепотом спросил Рыбак.
- В чем? – снова не понял Миша; теперь он был в меньшинстве.
- В том, что генерал Кутузов и его зять не о государстве родимом пекутся. Во всяком случае, генерал. А наш новый друг Витя с ним за-одно.
- Главное – вывести, - нехотя растолковал я Мише слова Андрюхи. - Распилить на куски – и все дела! А тот факт, что помимо драгметалла, из которого эти предметы изготовлены, они могут еще и какую-то ис-торическую ценность представлять – это по барабану.
- Так они же военные, - усмехнулся Миша. - У них у каждого по од-ной извилине и та от фуражки.
Мне стало обидно за Витю, но я промолчал.
- Потому и действуют так… примитивно, - сказал Рыбак. – Как ты Серега сказал: поведение непредсказуемо? А реакция…
- Неадекватна.
- Ага. С характеристикой генеральского поведения не совсем согла-сен. Оно-то как раз очень даже предсказуемо. Пока. А вот по поводу неадекватности его реакции…, надо проверить. Значит так, парни: идите в палатку и ждите меня, а я схожу с генералом покалякаю.
Андрюха ушел, а я сказал Мише:
- Ты иди, а мне надо с другом детства пообщаться. Давно не виде-лись.
Подождав когда Каверзнев уйдет, я вышел из тени на освещенное место. Витя хмуро взглянул на меня и подвинулся на бревне, освобо-ждая место, и когда я сел рядом протянул раскрытую пачку «Честер-филда».
- Закуривай. – Сам он бросил окурок на землю и, раздавив его тя-желым армейским ботинком сорок пятого размера, тут же закурил но-вую сигарету.
Мы сидели на бревне, курили и молчали. Я не знал с чего начать.
- Как же я устал, - вдруг сказал Витя. – Как мне все это надоело!
- Ты имеешь в виду службу?
- Служить бы рад… Тестя своего ненавижу, - неожиданно признал-ся мой друг. – Сволочь! И супругу свою ненавижу! Тварь! Потаскуха! Сволочи все… Вот же семейка! Угораздило меня…
- Так брось! Разведись. Я же видел, не любите вы друг друга…
- Не любите?.. – Витя насмешливо взглянул мне в глаза. – О какой любви ты говоришь, Шар? Мы с Ядвигой друг друга ненавидим.
- А зачем живете?
Витя не ответил, щелчком отправил окурок в сторону генеральской палатки и спросил:
- Что, твой друг пошел с генералом о доле договариваться?
- С чего ты взял? – оторопело спросил я.
- Да брось ты! Сразу ведь, небось, смикитил, что это золото не на укрепление обороноспособности России пойдет, а на повышение бла-госостояния генерала Кутузова и его семьи. А из семьи у генерала од-на только доченька любимая, стерва эта. Ну и я прицепом.
- А ты… сразу смикитил?
Витек хмыкнул:
- Я генерала уже почти десять лет знаю. И как командира и как тес-тя своего. Большего хапугу в армии, да и вообще – по жизни, сыскать, конечно, можно, но генерал Кутузов – один из самых..., короче, мудак. Врать не стану, сразу заподозрил, что тесть золотишко в казну сда-вать не будет. Но тут вы появились. Друг твой с удостоверением мен-товским… А когда тесть прилетел, я его напрямик спросил. Он юлить не стал. Так мне сразу и врезал: «Золото забираем себе. Твоя доля – десять процентов. Будешь залупаться – не видать тебе генеральских пагонов, так на пенсию старлеем и уйдешь. А если вякнешь кому… За-кон – тайга. Жаль, не дождется моя доченька мужа своего из команди-ровки»
«Неужели Витя испугался?», - подумал я.
- Ты его «горилл» видел? – спросил он, словно прочел мои мысли. – Тот, что самый здоровый – капитан Кулаков, губой нашей командует. Отморозок конченный. Солдатиков гнобит и удовольствие от этого по-лучает. Неоднократно в рукоприкладстве был замечен. Садист, коро-че. Его из армии гнать собирались, но тесть оставил. Да еще и при-близил. Видать, для таких вот случаев приберег. Двое других – тоже парни неслабые – майоры Глухов и Разуваев, вместе с моим «папа-шей» приехали. Качки, рожи бандитские. И где он только таких выис-кал? Тоже, наверное, кандидатами на увольнение были. Теперь что-то вроде телохранителей у генерала, преданы ему, как собаки. Кутузов только свистнет – что угодно сделают. Прикажет убить – убьют.
- А твои бойцы? Неужели они если что на твою защиту не встанут?
- Солдаты старшему по званию подчинятся.
- Да…, - посочувствовал я, - дела… А ты генералу о нас рассказал?
- Вылетело из головы.
Мы закурили по новой сигарете.
- И что ты теперь намерен делать? – спросил я.
Витя пожал плечами:
- Ничего не намерен. Ничего кроме безукоснительного выполнения распоряжений своего командира, который к тому же приходится мне тестем, так уж получилось. Знаешь, Сережа, богатый старший лейте-нант, который собирается стать богатым генералом, лучше, чем бед-ный старший лейтенант, который выше майора не поднимется, но бедным так и останется… А что? Ты на моем месте, что бы сделал? Побежал бы в милицию?.. Кстати, Шар, ты мне сейчас-то честно ска-жи: вы как здесь оказались? Ты в компании с капитаном милиции и этим… геологом?
- Долгая история. А началось все, между прочим, с той самой вече-ринки, когда мы твое новое назначение обмывали. Ты хоть знаешь, что я в квартире твоей соседки Лизаветы труп нашел?
Витя недоуменно уставился на меня.
- Ага, - кивнул я. – Лиза меня к себе пригласила…, ну, ты понима-ешь, зачем. А там покойник с ножом в груди. Хотя…, откуда тебе об этом знать? Ты ж бухой был, как зюзя. Да и мы с Лизой шум подни-мать не стали. Труп в тот же вечер чистильщик забрал. А потом нача-лось такое... В общем, долго рассказывать. Но о золоте мы узнали раньше, чем ты на него наткнулся. Его до тебя Миша Каверзнев на-шел, еще год назад. Вот за ним мы сюда и пришли. Так что ты верно догадался – Андрей сейчас с генералом о нашей доли договаривает-ся. Подойдем что ли, послушаем, о чем они там?..
Охраны у генеральской палатки не было. Из соседней палатки, где разместились генеральские «гориллы» - капитан и два майора - несся мощный храп. Ни о какой охране никто не подумал. А чего о ней ду-мать? Бойцы старшего лейтенанта Кутузова генеральский покой охра-няют.
- Я только одного в толк не возьму, капитан, - говорил генерал Куту-зов, - на кой х… ты мне нужен? У меня вертушка, у меня взвод бойцов, а у тебя что? Две руки и две ноги. И удостоверение, которым даже жо-пу подтереть нельзя – корочки жесткие, промежность всю искаряба-ешь.
- Ну не скажите, товарищ генерал! – ничуть не обидевшись, ответил Рыбак. – Удостоверение сотрудника МВД дорогого стоит. Имея его, многое сделать можно, если с умом. А мое знание криминального ми-ра? Без меня с реализацией золота у вас, генерал, большие пробле-мы будут. Гарантирую. А я помочь могу. Легко.
- Ну, хорошо, - немного помолчав, согласился Кутузов, - уговорил. Полпроцента.
- Это даже не смешно. Фифти-фифти.
- Охренел?!
- Да вы не нервничайте так, генерал. Думаете, вам будет мало пя-тидесяти процентов? Пятьдесят меньше, чем девяносто девять с по-ловиной, не спорю, но если положить на одну чашу весов мои пятьде-сят процентов, а на другую множество проблем, о которых вы даже не подозреваете, то чаши останутся на одном уровне. Кроме того…, зо-лото, на которое случайно натолкнулся ваш зять, это лишь малая часть богатства.
- Да… Витя мне говорил, что здесь вокруг пошариться не мешает.
- А я о другом. Здесь, само собой, пошаримся. Но я знаю одну де-ревеньку. Там золота на порядок больше, чем здесь.
- Там что, люди живут?
- Живут. Едят и пьют с золота. В каждом доме куча золотой утвари – сковороды, горшки, корыта, ступы оргомадные, колокола золотые висят во дворах. – (Я улыбнулся; Рыбак явно преувеличивал, пытаясь заинтересовать генерала). - Да в этой деревне золото просто под но-гами валяется. Ходи и пинай. Эта деревня - Клондайк просто. Абори-гены об истинной ценности золота не догадываются, а потому, с ними легко будет договориться.
- А на х… с ними договариваться?! Отобрать, да и все!
- Мы же не конкистадоры какие-нибудь! Воевать, что ли предлагае-те, товарищ генерал? На дворе двадцать первый век. Цивилизованно обогащаться надо. Наладим бартер. Золотые сковороды на «Тефаль» обменяем, золотую посуду на стеклянную, корыта на стиральные ма-шины, ступы с пестами на миксеры системы «Бош» и «Браун».
- На х… такие дорогие вещи покупать? Китайская техника пойдет.
- Можно и китайскую. Так вы согласны, товарищ генерал?
- Насчет бартера?
- Насчет сотрудничества.
- Пять процентов.
- Фифти-фифти, - повторил Рыбак.
- Какие фифти?! Я ж не один в этом деле. Да мне зятю половину всего отдать надо будет (ё… его мать)!
Витя, услышав вранье генерала, усмехнулся и покачал головой.
- Ладно, сорок, - со вздохом согласился Рыбак, - уговорили. Но с чистой прибыли. Расходы в этом деле, сами понимаете, неизбежны.
- Ну, ты и фрукт, капитан! Ты это…, ты иди сейчас, мне подумать надо. Утром свое решение тебе доложу. Что сидишь? Шагом марш!
Мы с Витей отошли от палатки. Я посмотрел на друга. Он усмех-нулся, плюнул и ничего мне не сказав, пошел к вертолету. А я присое-динился к Рыбаку.
- Слышал? – спросил Андрюха, самодовольно улыбнувшись.
- Думаешь, договорился?
- Ну, не сорок, конечно. Но думаю, на десяти процентах генерал сломается. Он, конечно, дурак, но не полный идиот. Понимает, что та-кой компаньон, как я – находка. А нам троим и десяти процентов во будет! - Андрюха резанул себя ребром ладони по горлу. – Во всяком случае, лучше, чем по одному горшку на брата. А ты еще идти сюда не хотел…
- Я и сейчас не рад, что пришел к этому чертовому золоту. Еще не известно, чем все эти твои переговоры закончатся. И вообще…
- Да ладно, Серый, что ты разнюнился, как девочка!
Я посмотрел Рыбаку в глаза и сказал:
- Андрюха, давай уйдем отсюда. Прямо сейчас.
Рыбак покрутил пальцем у виска.
- С ума сошел?
- Предчувствие у меня какое-то нехорошее.
- Предчувствие? Ерунда! Все путем! Не ссы карбидом…
- Ты уже говорил.
- И еще скажу! Сколько ныть можно, Шар!
- Вы что, ссоритесь? – Миша не спал, сидел у палатки и ждал нас.
- Да нет, не ссоримся, - сказал Рыбак. – Так, обсуждаем Серегины предчувствия…

Предчувствия меня не обманули.
Под утро на нас спящих навалились дюжие молодцы из генераль-ской свиты, скрутили, связали и заклеили рты скотчем. На все про все у капитана и двух майоров ушло минуты полторы. Мы с Мишей даже пикнуть не успели. Рыбак пытался сопротивляться, но у них с капита-ном Кулаковым были явно разные весовые категории. Плюс неожи-данность. Сделав дело, военные вытащили нас из палатки на свет божий.
Генерал Кутузов сидел на чурке и курил.
- Оружие у этих архаровцев имелось?
- У этого Макар за поясом был. - Громила Кулаков протянул генера-лу отнятый в короткой схватке с Рыбаком пистолет.
- Мой пустой, - доложил один из майоров.
- Мой тоже, - сказал второй.
Генерал вытащил обойму из Андрюхиного Макара, осмотрел, за-чем-то пересчитал патроны и вставил обойму обратно.
- Зуб даю, (ё… твою мать!), не табельный.
Рыбак что-то промычал в ответ. Генерал вернул Макара Кулакову:
- Возьми, пригодится. – И неожиданно тонко хихикнул. Кулаков ге-неральский смех поддержал – заржал как конь.
Я почувствовал, что липкий пот страха, патокой облепивший мою спину, вдруг стал холодным, просто ледяным. Разжижился и побежал меж лопаток.
- Значится, так, докладываю свое решение, - осклабился генерал, глядя на нас обездвиженных и обеззвученных, - как и обещал. Думал я думал…, всю ночь думал (ё… твою мать!). И надумал. – Он встал с чурки и подошел к Рыбаку, склонился над ним. – Не нужен ты мне, ка-питан. Совершенно не нужен. Зачем ты мне? Хочешь что-то сказать? Подожди. Сначала я, генерал Кутузов тебе, (ё… твою мать), сопляку кое-чего скажу. Потом, если решу, что мне интересно тебя выслушать, так и быть, сниму скотч с губешек. Орать, звать на помощь не будешь?
Рыбак отрицательно помотал головой.
- Вот и славненько! Да и звать-то на помощь бесполезно. До твоей ментовки отсюда далековато будет, а здесь все – мои люди.
«Зачем тогда скотч? - подумал я. – По-тихому все генерал сделать хочет. Чтобы никто и ничего… Оттащат подальше и прикончат. При-стрелят и зароют. Вон морды какие бандитские, особенно у капитана Кулакова. Да и у обоих майоров не краше. Стоят, ждут команды хо-зяина. А в глазах безразличие. Команду получат и убьют. Закон - тай-га. Так Витя сказал. Нет, генерал так говорил. А Витя?.. Где же ты, Ви-тя? Неужели не придешь на помощь? Неужели тебе наплевать на дру-га? Неужели вот так все…»
- Значит, так, капитан, (ё… твою мать), - продолжал генерал, - в по-мощи по реализации… металла я не нуждаюсь. У самого связи кое-какие имеются. – При этом он взглянул на капитана Кулакова, тот со-гласно кивнул. – О том, где твой…, как ты сказал? Клондайк (ё… его мать)? находится…, мне узнать – делать нечего. Покружит вертушка над тайгой, быстро найдем. Договариваться с аборигенами, бартер ка-кой-то организовывать – на х… нужно! Так все возьмем. Без бартера. А местных жителей… - Генерал сделал удивленную мину. – А каких жителей? Кто о них знает? Никто. Не знали тыщу лет, значит, и не бы-ло их никогда. Ну (ё… твою мать!)? Что ты на это мне имеешь доло-жить? – он взялся за край липкой ленты. – Точно орать не будешь?
Рыбак снова энергично затряс головой. Кутузов с силой рванул скотч, Рыбак скривился от боли, но не вскрикнул. Из треснувшей губы текла кровь.
- Так что ты мне скажешь, капитан?
- Прикончить нас здесь было бы непростительной ошибкой с вашей стороны, генерал, - как-то шепеляво произнес Андрюха.
- О (ё… твою мать)! А это еще почему?
- Вы думаете, никто не знает о том, что я с друзьями здесь нахо-жусь?
- Думаю, никто. Иначе вы бы сюда не втроем приперлись и не пе-шими. Вы бы (ё… вашу мать) хоть как-то подготовились.
- Обстоятельства разными бывают, - возразил Рыбак. Мне показа-лось, он тянет время и пытается что-то придумать.
- Брось, капитан, – усмехнулся генерал, - какие обстоятельства? Обстоятельство одно – ты в полной жопе. Сам сейчас сдохнешь (ё… твою мать) и друзей своих на тот свет за собой утянешь. – Генерал потянулся к обрывку скотча на лице Рыбака, чтобы приклеить на ме-сто.
- Я здесь по заданию руководства! – выпалил Рыбак. – Мой шеф…
- Вот про шефа своего не надо! – с улыбкой произнес генерал, за-клеивая Андрюхе рот. - Мы с твоим шефом только вчера в сауне с де-вочками отдыхали. А сегодня ночью я ему звонил. О тебе поинтересо-вался. И знаешь, что он мне сказал? Что ты в отпуске, и где ты нахо-дишься в данный момент, он понятия не имеет. И вообще, он еще не решил, что с тобой делать, когда из отпуска выйдешь. Чего вылупился (ё… твою мать)? Не веришь? Так получилось, что мы с твоим шефом друзья. Практически с детства. Все, хорош трепаться! Так, - он повер-нулся к своим «гориллам», - тащите-ка ребятки этих мудаков в лесок подальше. Сами знаете, что с ними сделать надо. А я пойду с зятьком своим побазарю. Он, небось, затек там весь в путах ваших.
Капитан и майоры двинулись к нам и вдруг…
- Всем стоять на месте! Вы окружены! – раздалась громкая, усилен-ная динамиком мегафона команда. – Оружие на землю! Руки за голо-ву! В случае сопротивления открываем огонь на поражение!
Генерал завертел головой, его гориллы замерли.
- Генерал Кутузов! С вами говорит командир отряда федеральной службы безопасности. Требую проявить благоразумие!
- Ё… твою мать! – сказал генерал и обессилено опустился на чурку, медленно сложив руки за головой. Оружия у генерала Кутузова не бы-ло, зачем генералу оружие, если не война?
Майоры вытащили из кобур и бросили к нашим ногам свои пистоле-ты, а  капитан Кулаков оба – свой и Андрюхин. Ветви деревьев заше-велились, и на полянку выскочило человек десять в черных комбезах без опознавательных надписей и знаков различия и в черных шапоч-ках-масках. Генеральских «горилл» парни из ФСБ моментально и без церемоний уложили на землю, сковали наручниками. С самим генера-лом Кутузовым обошлись чуточку вежливее – наручники на руках за-щелкнули, а мордой в землю класть не стали.


13.
- Не вам ли я говорил, друзья мои, чтобы не совались в это дело?
 Игорь Иванович сидел в инвалидном кресле, смотрел на нас стро-го. А мы с Андрюхой стояли перед ним, как два нашкодивших ученика перед директором школы. Было немного стыдно. И еще, очень хоте-лось курить. Но больше всего – сходить в баню или принять душ, по-бриться и переодеться в чистое. Миша Каверзнев, в отличие от нас, угрызений совести не испытывал, а грязь, наверное, его не особенно доставала, он сидел у окна, счастливо улыбаясь, смотрел на улицу с высоты восемнадцатого этажа и грыз предложенные полковником оре-хи.
– Не вам ли я говорил, что ваше дальнейшее участие в этом деле может стать очень опасным? – распекал нас Рядовой. - Что головы ваши буйные запросто сложить можно. И ты, Андрей обещание мне дал не соваться. Помнишь?
- А я и не совался! – огрызнулся Рыбак. – Я твои рекомендации, между прочим, выполнял.
- Какие такие рекомендации? – удивленно вытаращился на Андрю-ху полковник.
- Ты же сам посоветовал мне отдохнуть. Сказал, что цвет лица мое-го тебе не нравится, что мешки у меня под глазами…
- И как, хорошо отдохнул? Цвет лица, конечно, изменился. Загорел. Когда бороду сбреешь, двухцветным станешь. – Вдруг Рядовой расхо-хотался. – Так это ты мой совет имел в виду, когда сказал ребятам, что находишься здесь по личному заданию полковника в отставке Ря-дового?
Андрюха улыбнулся:
- Ну, естественно!
- Находчивый ты, ничего не скажешь, - похвалил его полковник и вдруг посерьезнел. – Давайте-ка ребятки рассказывайте все по поряд-ку. Откуда про золото узнали? Кто надоумил? Что это за фрукт? - пол-ковник кивнул на Мишу. - Как попали в лапы генерала Кутузова? Во-обще, все!
Мы с Рыбаком переглянулись. Миша по-прежнему смотрел в окно, ему было все до лампочки. Он вышел целым и невредимым из жесто-кой переделки, пережив унижения и страх смерти, и теперь радовался перспективе жить. Собственно говоря, мы тоже хлебнули немало. Но Миша больше. А золото… Одно утешение – теперь оно достанется родному государству, а не какому-то… коррумпированному генералу. Впрочем, скоро Кутузову придется распроститься с генеральской должностью, а может, и со свободой. А Витя как пить дать разведется с Ядвигой и возьмет свою «девичью» фамилию.
- Короче, так, - начал Андрюха…
Он рассказывал, я изредка вставлял свои реплики, Миша молчал, только кивал согласно головой. Когда Рыбак поведал полковнику об Августе Вагнере, Игорь Иванович задумчиво произнес:
- Август, да еще Вагнер? Да еще человек с запоминающейся внеш-ностью – альбинос двухметрового роста. К тому же - нетрадиционной сексуальной ориентацией?.. Странно. Ни разу о нем ничего не слы-шал. Все экстрасенсы – и те, которые что-то могут, и шарлатаны – на-ходятся на учете в ФСБ. А про вашего Вагнера информации никакой. Хотя…, что-то такое было. Сейчас… – Полковник напрягся, вспоми-ная, потом, вжикнув моторчиком инвалидного кресла, подкатился к компьютеру, пощелкал по клавиатуре, повозил мышкой по коврику. – Точно! Проходила информация. Дело двухгодичной давности. Некий альбинос-экстрасенс, кличка Колдун, приближенное лицо покойного Фоки. Но информации крайне мало. Ни имени, ни фамилии. Известно только, что был такой Колдун в группировке. Пропал незадолго до то-го, как Фока сгорел в бронированном автомобиле. И куда делся?
- В тайгу намылился, к отшельникам, - предположил Рыбак.
- Ладно, давайте дальше…
Когда Рыбак закончил, Рядовой восхищенно произнес:
- Роман бы про это написать! Приключенческий. Нет, фантастиче-ский. Золото, отшельники, колдуны…
- Все реально. Никакой фантастики. Да мы это все, - Рыбак ударил себя в грудь, - на собственной шкуре… Ты что, мне не веришь?!
- Реальность событий определяется фактами, а не личным воспри-ятием, - заметил Игорь Иванович.
- А золото? – возмутился Рыбак. – Золото – не факт? Оно-то на-стоящее.
- Пока не знаю. Им сейчас специалисты-эксперты занимаются. – Полковник взглянул на часы. – Наверное, уже и результаты есть. Вы же сутки в изоляторе просидели, прежде чем вас ко мне привезли. Да и у меня уже полдня сидите, байки травите.
- Не байки, а чистую правду рассказываем, - подал голос Миша. – Так все и было. А насчет золота… Мне как геологу интересно – это все-таки золото, или…
- Интересно? Сейчас узнаем.
Рядовой позвонил кому-то.
- Привет, Костя! Игорь. Узнал?.. Богатым буду… И так, говоришь, не бедный? Ну, это все благодаря супруге, бизнесвуменше моей… А зна-ешь, Костя, лучше быть бедным и ходить на своих двоих, чем… Ну, ладно, все это лирика, давай, к делу. Очень, знаешь ли, интересно мне: металл, который из тайги вчера вывезли, настоящий?.. Как?.. Опа! Ничего себе! Спасибо за информацию… У меня тоже для тебя кое-что есть. Кстати, очень интересная информация… Ну да, эта трои-ца… При личной встрече… Когда?.. Через часок подскакивай…
Положив трубку, Игорь Иванович объявил:
- Золото настоящее, - немного помолчал и добавил: - И ненастоя-щее одновременно.
- Как это?
- Химически чистое. Абсолютно. Аурум, сто процентов.
- И что? – спросил Рыбак. – В чем подвох?
- В природе не существует абсолютно чистых химически металлов, - пояснил геолог Михаил Каверзнев. – Золото – не исключение. Хоть оно и не вступает в химические соединения с другими веществами, однако в природе в чистом виде никогда не бывает. В нем присутст-вуют разные примеси – медь, серебро. Иногда палладий, висмут, пла-тина, иридий, осмий, ро…
- Стоп! – перебил Мишу Рыбак. – Лекцию на эту тему ты как-нибудь нам в другой раз прочитаешь. Я не понял: чистое золото – это плохо?
- Это необычно, - сказал Рядовой. – Твоя затея разбогатеть была изначально обречена на провал. Появление такого золота на рынке драгоценных металлов, даже на черном, незамеченным не осталось бы. Неизбежно возникли бы вопросы. Вернее, один - откуда оно взя-лось?
- И по цепочке вышли бы на нас, - уныло констатировал Андрюха.
- Совершенно верно!
- Блин! – раздосадовано воскликнул Миша. – Ведь была же у меня мысль, что это рукотворное золото неправильное. А я ее так и не до-думал. Все алчность!
Я посмотрел на Рыбака, он понял мой красноречивый взгляд: «И я тебе говорил, что это золото до добра не доведет, а ты…». Понял Ан-дрюха то, о чем я не сказал, и даже ответил:
- Ладно, дружбан, чего уж теперь?..
- Вот именно, - сказал Игорь Иванович, - хорошо то, что хорошо кончается. Вы живы, относительно здоровы, и не под следствием. Ко-нечно, в качестве свидетелей по этому делу пройдете как миленькие, но обвинения вам предъявляться не будут. Вы же себе ничего не при-своили и никого не убили. А то и как пострадавшие.
- Не понял, Иваныч! – удивился Андрюха. – О каком деле ты гово-ришь?
- Ну, во-первых: генерала Кутузова за превышение служебных пол-номочий, за организацию преступной группировки, за ваше пленение, наконец, и за покушение на убийство судить будут.
- Это вряд ли, - покачал головой Рыбак. – Там, - он кивнул на пото-лок, - замнут дело. Генерала по-тихому отправят на пенсию или по-служит еще чуток, но где-нибудь восточнее и намного севернее.
- Может быть…, - грустно согласился Рядовой.
- А во-вторых? – спросил Андрей.
- Я еще не решил, привлекать ли вас в качестве свидетелей по де-лу Фонда.
- Кстати, а что там?..
- Пухликов и Донских в СИЗО. В молчанку решили не играть, колют-ся как орехи. По их показаниям уже трех высокопоставленных чинов-ников в Москве взяли – истинных отцов-учредителей Фонда. Прези-денту, само собой доложили, и он, не долго думая, широкомасштаб-ную кадровую перестановку устроил – и в своем аппарате и в прави-тельстве. И у нас тут тоже кое-каким чинам не поздоровится. Кстати, Андрей, твой шеф уличен в коррупции и снят с должности. Вообще в этом деле фигурантов много.
- А этот… бандит…, альбинос? – задал Миша мучавший его вопрос.
- Мойдодыр? – Увидев недоумение в Мишиных глазах, полковник пояснил: - Погоняло у этого чистильщика такое: Мойдодыр. А по-настоящему внештатного сотрудника Института Будущего зовут Вале-рием Николаевичем Шелудько. Сдал Мойдодыра Донских, правда, ему удалось скрыться, сейчас в бегах. Но недолго Мойдодыру бегать – объявлен в федеральный розыск.
Миша облегченно вздохнул, а Рыбак капнул каплю дегтя в бочку меда:
- Иные долго бегают. А некоторых так и не находят.
- Этого найдем, - успокоил Мишу полковник. – Если здесь где-то за-лег – в городе или в районе - быстро найдем. Хотя, вряд ли он рискнет здесь остаться. Они с Донских в достаточно близких отношениях со-стояли. Валера Шелудько - внебрачный сын первой жены Бориса Ни-колаевича, нагулянный ею еще в школьные годы. Донских его даже усыновить собирался когда-то, да передумал, потому что сам с граж-данкой Шелудько развелся. Так что, о своем чистильщике Донских много информации вывалил. Мойдодыру здесь негде залечь, и он до-гадывается, что мы это знаем. Скорей всего, он из нашего района ку-да-то подальше перебрался. Или вообще – за бугор свалил. Но мы его и там найдем. И посадим. На Шелудько трупов, как шариков на ново-годней елке.
- Я одного понять не могу, - вдруг сказал Рыбак. – На Институт Бу-дущего я тебе, Иваныч, наколку дал. Про темные делишки, что там творятся, рассказал. Но как твои ребята о золоте узнали? Ведь на-сколько я понял Донских и сам ничего толком не знал. Только то, что возможно в тайге есть золотое месторождение. Он потому туда и гео-логоразведочные экспедиции отправлял. А про пепелище, про крынки, корыта и всякие безделушки он ни ухом, ни рылом.
- Все просто. Информация получена оперативным путем. Но… можно сказать, случайно. Мы вели функционеров фонда, и в ходе на-блюдения был отмечен интерес, который Донских с Пухликовым про-явили к личности генерала Кутузова. Естественно, мы тоже им заин-тересовались. Однако никаких связей между фондом и генералом не выявили. А чуть позже в прессе пошел звон по поводу предполагаемо-го строительства РЛС в нашем районе. ФСБ было поручено президен-том выявить канал утечки информации. Руководство приняло решение поставить телефон генерала на прослушку. Поставили, слушаем. А тут ему зять из тайги звонит и открытым текстом… Дальше объяс-нять?
- Не надо, - милостиво разрешил Рыбак, - все понятно. А канал утечки-то нашли?
- Нашли. Но не здесь. В Москве.
- Ну, это тоже понятно. Рыба с головы гниет. – Рыбак усмехнулся: - Выходит нам надо газетчикам спасибо говорить?
- Можете газетчикам, а может, и мне стоило бы сказать. И парням, которые вас из лап смерти неминуемой вырвали. – Рядовой посмот-рел на часы. – Значит так, мужики. Идите, приводите себя в порядок, отдыхайте, занимайтесь, чем хотите. Можете в кабак сходить, отме-тить свое спасение. Заодно, придумайте версию, – за каким чертом в тайгу поперлись. Придумаете, мне расскажите, я подкорректирую. Из города никуда не выезжайте. Подписку о невыезде с вас не беру, так как я не должностное лицо, а обычный пенсионер.
«Ну, не совсем обычный», - подумал я.
- Ладно, Иваныч, не прибедняйся, - сказал Рыбак, - обычный он пенсионер.
- А можно… позвонить? – вдруг спросил Миша.
- Конечно, - кивнул Игорь Иванович. - Вон трубка, звони.
Миша взял трубку и вышел в коридор, на ходу набирая номер.
- Небось, школьную подругу сейчас своим звонком обрадует, - ус-мехнулся Рыбак. Я тоже так подумал.
- Але, Света! – услышали мы тихий голос Каверзнева, - это я… Да, живой и здоровый… Ну, ладно, не плачь… Не мог я раньше… Так по-лучилось… Ну как, как? Нормально. Увидимся, расскажу… Да ты что?! – Миша почти выкрикнул эти слова. - Выгнала?.. Ну и правильно!.. Давно пора было. Свет! Я очень соскучился!.. Когда? Да могу прямо сейчас… На работе? Так суббота же... Срочная работа?.. Уйдешь?.. Я…, я… Ну, в общем… я уже бегу.
Когда Миша вернулся, Рыбак спросил его со смешком:
- Неужто Светлана Алексеевна своего Емудьева выгнала?
Миша покраснел и не ответил.
- А вы звонить будете? – Рядовой посмотрел на меня и на Рыбака. На мне его взгляд задержался дольше.
Мы покачали головами.
Когда мы вышли из парадного, мне показалось, что на нас недо-уменно смотрят все прохожие. Но, конечно, только показалось. Люди спешили по своим делам и им было глубоко плевать на трех борода-тых мужиков, похожих на бомжей, но со счастливыми улыбками на об-ветренных рожах.
- К мадам Пироговой? – осведомился у Миши Рыбак.
Миша кивнул.
- Не теряйся, ладно? – попросил я Каверзнева. – Нам с тобой еще к Николаю Христофоровичу сходить надо. Старик будет рад увидеть тебя живым и невредимым и выслушать наш рассказ. А может и нам что интересное расскажет. О таежных жителях, например.
Миша снова кивнул. Я назвал ему номер своего мобильника.
- Запомню. - Пожав нам руки, Миша быстро пошел в сторону авто-бусной остановки. Через несколько шагов оглянулся и крикнул: - А ес-ли вдруг забуду, Андрей знает, где меня искать!
- Как же он поедет? – задумчиво произнес я вслед Каверзневу. – У него же денег нет.
Миша, словно услышав мои слова, резко остановился и, постояв секунду, пошел вдоль по улице.
- Ну, а ты куда направишь стопы свои? – спросил Рыбак.
- Домой.
Я не стал уточнять куда именно. Просто – домой.
- Ну, а я… даже не знаю. То ли Лизавету навестить, то ли опять в тайгу смотаться?..
- Зачем?!
- Коня-то я так и не забрал. А, ладно, - Рыбак махнул рукой. – Куда он денется? Постоит еще денек, поскучает без хозяина…

Я долго не решался нажать кнопку звонка. Стоял под дверью и при-слушивался. Тишина. А может, Вики с Лариской нет дома? Сегодня суббота, нерабочий день. Может, они с утра ушли куда-нибудь? В зоо-парк, в кино на мультики, или еще куда?.. А если Вика дома? Что я ей скажу? Что же я ей скажу?!..
Неожиданно дверь открылась сама. Вика с Лариской стояли на по-роге одетые для прогулки.
- Папа! – радостно закричала Лариска и бросилась мне на шею. – А мама плохой сон видела, - стала она рассказывать мне шепотом по секрету. -  Про то, что ты заблудился в лесу, а мы тебя искали. Мы те-бе аукаем, аукаем, а ты не отвечаешь. А потом… Папа, а ты почему такой бородатый? И пахнет от тебя дымом… Почему тебя так долго не было?
- Я действительно заблудился, - ответил я дочери и посмотрел на Вику. – Но я уже нашелся.
- А мы с мамой хотели погулять сходить. Только сначала мы долж-ны были за Катей и тетей Наташей зайти… - (Наташа – это соседка, живет на шестом этаже под нами, мать-одиночка и Викина подруга, а Катя – ее дочь, одногодка нашей Лариски). - Ты с нами пойдешь?
- Конечно.
- Тогда я сейчас к тете Наташе, а вы с мамой догоняйте! - Лариска спустилась на пол и поскакала вниз по лесенке.
- Осторожно! – крикнула ей вслед Вика. – Спускайся не так быстро и держись за перила, пожалуйста.
- Хорошо мамочка! – ответила наша дочь, даже не думая снижать скорость.
- Ты где был? – спросила Вика. – Я тебе звонила, но ты был недос-тупен.
- У меня телефон разрядился.
- А зарядить ты его не мог! Я же волновалась…
- Не мог. Честное слово, не мог… Вика!
- Что?
- Я люблю тебя! Я без тебя жить не могу! Без тебя и без Лариски. Если сейчас ты меня прогонишь… - Я замолчал, увидев слезы в гла-зах жены. – Я люблю тебя! Давай не будем разводиться.
Вика молчала. Я подошел к ней и привлек к себе. Вика была такая хрупкая, такая тонкая…
- Ты похудела.
- Тебе кажется. – Вика не отстранилась от меня.
- Да нет, правда. – Я нежно провел рукой по ее спине. – По тебе в мединституте можно анатомию изучать.
Сказал и подумал: «Вот же дурак! Зачем об этом?..»
Вика шмыгнула носом и подняла голову вверх.
- Не плачь, родная.
- Я не плачу, они сами…
Если смотреть вверх, то слезы стекают из уголков глаз по щекам, описывая контур лица. Две слезинки встречаются под подбородком, сливаются и сбегают по шее одной слезой, которая останавливается в ложбинке между ключицами. А когда к ним прибегает вторая, такая же двойная, а потом третья, все вместе срываются вниз.
Вот такая анатомия.
- Я не плачу, они сами…
Третья слезинка еще не успела присоединиться, но уже стреми-тельно неслась к своим сестрам. Я поцеловал Вику в шею, в то место, откуда слезинки готовы были вот-вот сорваться вниз. Я не дал им со-рваться.
- Прости меня, любимая, - зашептал я. - Я виноват, но я исправ-люсь. Я уже… исправился. Я понял, что любил тебя всегда, и буду любить всегда. Всю жизнь…
Я говорил, говорил, шептал Вике нежные слова и просил прощения. Я вдруг понял – именно на эти слова намекал мне мой школьный учи-тель Николай Христофорович Полторак. «Наступит момент, слова придут. Сами наружу попросятся» Старый учитель был прав! Они пришли! Пришли и сами попросились наружу. И еще я понял, что очень давно не говорил Вике слов любви.
- А от тебя и правда пахнет дымом, - вдруг сказала Вика. - И тайгой.
- Я был в тайге… Вика, что ты мне ответишь?
- Отвечу, что эти запахи мне нравятся больше, чем аромат женских духов.
- Вика…
- Пошли. Нас Лариска ждет.
- Пошли. Вика… - Я хотел рассказать ей обо всем, что со мной про-изошло, обо всех приключениях, о том, что хотел разбогатеть и купить дом. Но не стал ничего рассказывать. Потом, может быть… Я сказал: - Я люблю тебя, Вика!
Она улыбнулась. И эта улыбка была мне дороже любого богатства.
Мы вышли во двор. Вся земля вокруг была сплошь покрыта золо-том опавших листьев.



Эпилог
«Говорил же, что найду тебя, сука белобрысая! Найду и грохну! Ду-мал, никто тебя не узнает? Перекрасился, усики отпустил, очки солн-цезащитные нацепил. Это что – вся твоя маскировка? Да тебе чтобы я не узнал пластическую операцию делать нужно… Очки хорошие, до-рогие. Фирма. И цвет волос приятный – русый. Как настоящие. Не-бось, краска не здешняя, не турецкая… Но я-то знаю какой ты масти на самом деле. И усики у тебя, Колдун – говно. Как у Гитлера…»
Мойдодыр вытер пот с лица и шеи бумажной салфеткой. Жара, три-дцать восемь градусов в тени!
«Нет, - подумал он, - здешний климат не для меня. Сделаю дело, выполню обещание, которое самому себе дал – дело чести, так ска-зать - и… куда-нибудь севернее перебираться надо. В Норвегию или, скажем, в Данию. Или еще севернее… Хорошо бы на родину, да нель-зя, рано еще. Пусть страсти вокруг «родственничка» и фонда этого гребаного немного улягутся. Небось, сдал меня дядя Боря с потроха-ми. Но, спасибо ему, документы хорошие справил. И бабок пока дос-таточно. Если не шиковать, жить скромно – на полгода, а то и на год хватит. Не хватит, свяжусь с местной братвой, грохну кого-нибудь… А потом поживу еще маленько и на родину» 
Ресторанчик, где сидел Мойдодыр, был расположен напротив юве-лирной лавки, коих здесь на турецком побережье Эгейского моря, да и на побережьях всех четырех морей, тьма тьмущая. Каждый день Кол-дун в сопровождении двух коренастых накачанных турков – личная охрана, не иначе - посещал одну из лавок, потом примерно через час выходил и возвращался в отель. И сидел там, не высовываясь, весь день. За ту неделю, что Мойдодыр пас Колдуна, тот только дважды выходил из отеля днем и без сопровождения и шел на берег моря. Да и не днем даже, а ближе к вечеру, когда солнце уже склонялось к го-ризонту и становилось чуточку прохладнее. Оно и понятно – альбино-сам на солнцепеке торчать – удовольствие не из приятных.
Придя на берег, Колдун купался, но недолго и далеко не заплывал. Потом после короткого омовения некоторое время бродил по линии прибоя, ковырялся в прибрежной гальке, подбирал что-то и складывал в сумку. Потом уходил, но еще до того, как с пляжа уйдут последние отдыхающие.
Что, интересно, Колдун мог найти в куче окатышей? Потерянные купальщиками побрякушки – цепочки, крестики, кольца?.. Такое, ко-нечно, случается – теряют, но не часто.
Когда в первый раз Колдун ушел с берега, Мойдодыр побродил там же и ничего интересного не обнаружил. Не единой золотой вещички. Только камни. Конечно, камни красивые, разноцветные. В основном – серые, но много всяких разных – голубых, желтых, розовых. И округ-лых форм и неправильных. Но не камни же, в самом деле, собирал Колдун?! Это занятие для сопливой малышни. Иногда попадались Мойдодыру мелкие монетки и жестяные крышки от пивных бутылок и от колы. Цветной металл, хохотнул Валера.
На следующее Колдун вышел из отеля в сопровождении своих ох-ранников. Как выяснилось, пошел он в ювелирную лавку. При нем бы-ла та самая пляжная сумка. Логическая цепочка рисовалась Мойдо-дыру простой, но таинственной: берег моря – нечто, складываемое Колдуном в сумку – ювелирная лавка.
Едва Колдун вернулся в отель, Валера снова отправился на берег моря и весь день искал в прибое золото. Долго и бесцельно бродил туда-сюда, глядя себе под ноги пока не примелькался, и на него не стали пялиться с топчанов загорающие.
За весь день поисков Мойдодыр нашел лишь обрывок цепочки, но не золотой, а из какого-то сплава, не имеющего ничего общего с драг-металлом, российский рубль, несколько иностранных монет общим достоинством меньше четверти доллара. Не густо. Непонятно - что же все-таки собирал на берегу Колдун? На мелочи не обогатишься, пив-ных крышек полно на территории отеля, незачем к морю ходить. Кам-ни? Зачем Колдуну камни? Он что, сбрендил? В детство впал?
«Да какая разница?! – разозлился Мойдодыр. – В конце концов, мне нет дела до того – тронулся Колдун мозгами или какой-то непонятный бизнес затеял! Грохну и свалю. Пора мне уже отсюда валить. Слиш-ком людно. Здесь русских туристов больше, чем каких-либо других. Турки и те редко встречаются. А я, небось, в федеральном розыске. Фотографии мои – и фас и профиль - по всей необъятной родине рас-клеены. Опознает какая-нибудь туристочка и стуканет куда следует. И пока я тут прохлаждаюсь… Ха! Вот сказанул! Прохлаждаюсь… При тридцати восьми в тени! Короче, надо ускоряться»
Колдун вышел как всегда через час. Телохранители довели его до отеля (Мойдодыр, стараясь не попадаться на глаза этой троице, а особенно Колдуну, следовал за ними по пятам) и отбыли, получив от шефа какие-то указания, наверное, по поводу завтрашнего похода в очередную ювелирную лавку. А Колдун исчез в кондиционированной прохладе холла отеля. Через стеклянные двери было видно, как Кол-дун подошел к ресепшену, коротко поговорил о чем-то с администра-тором и направился к лифту.
«Как же мне тебя достать, зараза?» – подумал Мойдодыр.
Конечно, самым простым было - проникнуть в номер и прикончить Колдуна там. Голыми руками. Мойдодыр это умеет. А потом по-тихому уйти. Но… Валера опасался, что, едва встретившись взглядом со сво-им врагом, он тут же сам станет жертвой. Колдун…, прежде всего, кол-дун. Ему загипнотизировать человека – раз чихнуть! Надо как-то изда-лека. Но как? Был бы он сейчас в России! Взял бы лучшую свою вин-товку с оптическим прицелом – делов то! Найти позицию, выждать, и… аля-улю, Колдун! А сейчас в его распоряжении только руки, сувенир-ный турецкий ятаган, да арбалет, купленный в спортивном магазине за какие-то совершенно сумасшедшие деньги. Но какая убойная сила у арбалета? А подранить нельзя, только наверняка бить надо. Второго случая не представится. Остается одно – ждать. Авось, Колдун пойдет ковыряться в гальке попозже, когда все купальщики уйдут с пляжа. То-гда можно будет подкрасться поближе и шмальнуть из арбалета стрелкой во вражье сердце…
Плотно закусив в ресторанчике, расположенном рядом со снятым им дешевым бунгало, запив обед кофе и кисло рыгнув (регулярное по-требление кофе вызывало изжогу и отрыжку), Мойдодыр удалился к себе и завалился спать, зная, что раньше определенно часа колдун все равно не выйдет из отеля. Если вообще выйдет. Отдохнув, он по-ложил арбалет и стрелы в деревянном чехле в пластиковый пакет, на-кинул на плечо пляжное полотенце и отправился на берег, где занял облюбованное уже давно место, скрытое от постороннего взгляда ре-шетчатым забором, увитым зеленью и принялся ждать. Время шло, а Колдуна все не было. Уже прошло полчаса с того момента, когда Кол-дун предыдущие два раза выбирался из отеля для принятия водных процедур и последующего блуждания по берегу моря. Наверное, не придет сегодня, решил Мойдодыр и уже собирался уходить, как вдруг заметил знакомую долговязую фигуру. На пляже уже почти никого не осталось, только парочка французов – месье и медам - сдвинув топ-чаны, ловили последние лучи заходящего солнца. Месье щекотал впа-лый животик медам прутиком, та хихикала и что-то ворковала своему месье противно грассируя. Валера терпеть не мог французского язы-ка.
«Шли бы в нумера, - зло подумал он, - там бы и щекотали друг дру-га, хоть до паморока!»
Французы, словно уловив недовольство Мойдодыра, поднялись со своих топчанов, забрали пляжные полотенца и пакеты и в обнимочку пошли с пляжа.
Мойдодыр достал арбалет, зарядил его стрелой, положил рядом с собой. Привстал, огляделся и прислушался. Колдун приседал в воде. С территории отеля, от бассейнов и площадок для игр доносилась му-зыка, взрывы хохота и бодрые крики аниматоров – там шло какое-то шоу.
«Это хорошо, - подумал Мойдодыр. – Все заняты, все счастливы и веселы. И никому нет до меня и до моего злейшего врага никакого де-ла. Вот мы с ним и разберемся в наших проблемах…»
Закончив купаться, Колдун по обыкновению побродил по берегу, пособирал что-то, поскладывал в сумку и, усевшись на топчан, стал просеивать песок между пальцами. Мойдодыр ждал.
«Пусть наиграется напоследок, - думал он, - недолго осталось»
Наконец, Колдун встал, выпрямился во весь свой немалый рост и, повернувшись, пошел прочь от берега. Он шел прямо навстречу спря-тавшемуся за изгородью Мойдодыру, навстречу своей смерти, шел и играючи подбрасывал на ладони маленький камешек. Вдруг Колдун остановился и как-то воровато огляделся. Убедившись, что рядом ни-кого, он весело засмеялся, а потом пристально посмотрел себе на ла-донь, словно раздумывая - выбросить камешек или оставить у себя. Мойдодыру вдруг показалось, что рука Колдуна загорелась. Валера тряхнул головой и зажмурился, а когда открыл глаза, увидел, что рука у Колдуна как рука, и ничего особенного в ней нет – не горит и не ды-мится.
«Все фокусы свои демонстрируешь! – злобно ухмыльнулся Мойдо-дыр. – Сейчас ты у меня…»
Валера через арбалетный прицел увидел, как его враг довольно улыбнулся, бросил камешек в сумку, сделал шаг…
Стрела арбалета воткнулась Колдуну в грудь чуть выше и правее левого соска. Колдун даже не вздрогнул. Просто упал навзничь.
Мойдодыр еще немного подождал, прислушиваясь. По-прежнему от отеля неслись музыка, смех, крики аниматоров. Самое время неза-метно исчезнуть, но… дело сделано только на пятьдесят процентов. А Валера всегда выполняет свою работу на все сто. После него все чис-то. На то он и чистильщик, на то и Мойдодыр. Колдун мертв, в этом он не сомневался – метил в сердце, туда и попал – теперь надо изба-виться от трупа. Как? Очень просто. Плавает он хорошо, ухватит труп за прическу и отбуксирует подальше. Арбалет тоже прихватить надо… Конечно, Колдуна найдут (если его рыбки не скушают!), но найдут не сегодня. А завтра…, завтра Мойдодыра здесь уже не будет.
На дне сумки Колдуна лежали самые обыкновенные камни. Ма-ленькие, серые, в основном, неправильной формы.
«Значит, все-таки, Колдун сошел с ума», - подумал Мойдодыр.
Но вдруг среди этой серой россыпи что-то желто сверкнуло. Валера поворошил содержимое сумки и извлек на свет божий блестящий предмет. И не поверил своим глазам – он держал в руке золотой са-мородок. О том, что это золото сомнений не возникло – тяжелый и яр-ко желтый. Примерно таким же, но больше по размеру и странной яй-цевидной формы хвастался ему дядя Боря. К тому же все вписыва-лось в выстроенную Мойдодыром логическую цепочку: Колдун - берег моря – сумка – ювелирная лавка. Раздумывать над тем, почему кроме одного единственного самородка в сумке Колдуна все остальные кам-ни - самая обыкновенная морская галька, Мойдодыр не стал. Забыв о трупе, он бросился к топчану, на котором перед смертью сидел Кол-дун и просеивал между пальцами песок. Он стал пригоршнями хватать песок и сеять его. Валера так увлекся этим занятием, что не замечал ничего вокруг. А зря. Сзади бесшумно приближался вооруженный от-ряд турецкой полиции. Мойдодыр даже не сразу отреагировал на ко-манду, прозвучавшую на неизвестном языке, зачерпнул очередную порцию песка и пропускал его меж пальцев. Потом поднял голову. По-лицейский опять что-то громко выкрикнул и нервно повел стволом ав-томата. Валера понял, ему сказали примерно следующее:
- Руки за голову, мордой в песок!
Так и сделал.

- Они что же, просто стояли и ждали, когда Мойдодыр прикончит Августа Вагнера? – спросил Рыбак. – Непрофессионально как-то.
- А турецкая полиция и не догадывалась, что за Вагнером ходит киллер, - ответил полковник Рядовой. – Они на него самостоятельно вышли, по золоту, без нашей информации. Да, собственно, никакой информации мы им и не направляли. Мы же ничего не знали ни о ме-стонахождении Августа Вагнера, ни о местонахождении Валеры Ше-лудько. А уж о том, что они могут появиться в одном месте, и вовсе не догадывались. В Турцию оба порознь приехали и по липовым, правда, качественно сварганенным документам. Там случайно встретились… Как недавно сообщил Донских – Мойдодыр поклялся убить Колдуна. Вот и сдержал слово… Таким образом, - подвел итог своему рассказу Игорь Иванович, - Август Вагнер мертв, Валеру Шелудько турецкие власти скоро передадут нам. Пожизненное ему обеспечено. Так може-те и передать вашему приятелю, Михаилу Каверзневу. Кстати, а где он? Почему не пришел?
- Миша не смог прийти, - ответил я. - Он сейчас на собрании по по-воду утверждения плана предстоящей экспедиции.
- Какой экспедиции? Геологоразведочной?
- В деревню староверов направляется экспедиция. Историки, крае-веды, этнографы – целая армия специалистов разного профиля. Ведь эта деревня – своего рода затерянный мир. Его изучать надо.


Рецензии