Карибский сексагон

Игорь Мерлинов

«Карибский сексагон»

***1***

В три тридцать, после первых петухов,  под струями отвесно прыскающего дождя и испарениями душного циклона,  три пикапа пересекли возле брода вздувшуюся речку цвета пеко с козьим молоком. Там, за рекой, богатый негр мог стать мулатом, а бедный мулат был просто негром. «Мете са а ла!», - вскрикнул один из нарушителей в сторону волоокого верзилы с обтёртым обрезом на перевес.

«Куман у йе? Мреле...Батист. Са сэ занми мвен Мишель и Кирк. Сэ дэ машин Форд. Мвен безвен лажан...» Верзила сверкнул тухлыми белками глаз и свернул деревянный приклад.

Батист был в костюме грузноватого увядающего мужского тела с узким белым носом и соломеной шевелюрой, обёрнутого в чёрный тонкий полиамид дождевика с капюшоном. Верзиле Жаку было невдомёк, что скрывалось под его маской, словно та была закрытой книгой. От Батиста исходил запах сандала, магнолиевого масла и корабельных снастей. Маска кочевника и костюм доктора всех напастей были взяты им напрокат много лет тому назад в одном речном порту в глубине материка, и так пока ещё и не были возвращены хозяину.

Жак сел за руль первого пикапа. Звёзды колёс удачи из алюминиевого сплава светились в грязи, крутясь цифрами красного, чёрного и зелёного по предрассветной дороге на юг. В Шагренвилле троицу ждала вдова отпетого восемь месяцев назад мастера, старого поставщика Флору, которому теперь должны были отойти три бронзовые стеллы, один мраморный монолит, несколько пятидесяти и стофунтовых скульртур из железного и красного дерева, три дюжины картин и украшения из глубоководного тёмного коралла и черепаховой кости.

***2***

В это самое время, перед тем, как повернуть свои колесницы на юг, большая бабочка-монарх с чёрными прожилками на оранжевом поле трепещущих крыльев, косалась головок клевера и млечного ваточника. Фиолетово-померанцевые райские яблочки были разбросаны под деревьями со случайностью галактических солнц. На кустах светились красноватые плоды шиповника, словно ёлочные игрушки. Кривые сосны нарядялись в зеленоватые шестиконечные звёзды с пятью концами по сторонам, а одной шишкой в другой плоскости, наклонённой из центра звезды.

В это время часы вокруг Батиста всегда спешили, минут на пять-шесть. Необычные слова приходили ему на ум, и он брал в руки книгу и находил эти слова в строчках.

Он пересёк воображаемую черту из обыденного искусства бытия в пост-искусство.

Молнии сверкали почти беспрерывно, снизу вверх, и наполняли воздух головокружительным озоном. Речка вспенилась и дрожала, как сито, через которое земля просеивала слёзы. Колеса тяжело нагруженного последнего третьего пикапа, который остался у троицы, шли по бурым волнам с медлительностью весла. Впереди была полупроводниковая граница. С лёгкостью её можно было пересечь только в одном направлении. Дорога назад требовала пачки сопроводительных документов, украшенных картушами и изображениями национальных героев и пантеонов.

***3***

Батист принял предложение Кирка неделю тому назад. Пятничным вечером он остановился в двухэтажной гостинице «Азия» с зелёными окнами, выходившими на проезжую часть. Ранним утром, после вторых петухов, его сон потревожили истерические крики и причитания. Он выглянул в окно. По улице, спиной к нему, бежала нагая девушка с туфлями в руках. Она кричала что-то невнятное и размахивала платьем, собранным в охапку.

За утренним кофе он поинтересовался у застенчивой портье, что за приключение стряслось этой ночью. «Сеньор, эта детка встречала рассвет с одним американским негром, когда тот превратился из парня в змею! У меня есть тоже один ухажёр, так вот у него есть дьявольские татуировки. Я избегаю его уже неделю. Я боюсь, он рассердится и перевоплотится в дьявола!» - добавила она с испугом.

Удивление Батиста лишний раз подкрепил Карлос, когда за завтраком он рассказал ему престранную историю о том, как его обступила враждебная толпа с подозрением, что он и есть человек-змея:

«Хм, я и есть тот са-амый человек, о котором все разговаривают. Всё случилось в среду вечером...Одна кра-асавица из «Этрусков» согла-асилась провести со мной ча-асик-другой. Мы вышли из клуба и повернули за угол возле сигарной ла-авки и парковки мотоциклетов. Когда мы мы пора-авнялись с баром «Волчье логово», я стал замечать на себе подозрительные взгляды этих ведьмочек. Они что-то нашёптывали моей кра-асавице, кажется, что я ей не ко-омпания. Она, конечно, всё приняла за чистый вздор, да тут ещё её по-одружка стала подбадривать. Стоило ей сесть на мотоциклет, между мною и во-одителем, как тут же нас окружило нехорошее трио. Кто то из них неожиданно осветил мне лицо, а затем я увидел вспышку ка-амеры. Я крикнул водителю поторапливаться в тот самый момент, когда толпа разразилась криками «Дьявол!» и «Змей!»

Смешно, однако, но я никак не могу по-онять, как меня можно было спутать с «аме-американским негром»? Теперь моя фотография известна всему городку. И как такое могло произойти? Я – человек скромный, и излишнее внимание ко мне – это по-оследнее, что я ищу. Я прихожу сюда расслабиться, выпить пару склянок пива да познакомиться с кем-нибудь.

Да вот только вчера, в четверг, как только я примостился в глубине «Фламенко» с одним британцем, с которым нас свела судьба прошлым ма-артом, так сразу он обратил моё внимание на то, что пятеро ведьмочек пялятся на меня сзади. Я объяснил ему, что они думают, что я – змей. Я тут же по-овернулся к ним, вознёс свои руки будто это лапы с когтями, сделал гримасу и за-ашипел. Они все дружно вскочили, как будто мышь про-обежала по их ступням.

Я предложил моему другу перейти в другое место. Я ра-ассчитался, и вышел в сторону «О, Счастливчика», чтобы поймать мотоциклет. Тут как тут стайка ведьмочек стала идти за мною по пятам и прикрикивать. Такое скла-адывалось впечатление, что все побросали свои кресла и бросились в мою сторону, как будто я какой волшебный ду-удочник. Они становились всё шумнее, а всего лишь хотелось убраться оттуда как можно скорее. Вот такие обо-ознатушки!

Меня остано-овил дорожный полицейский и предложил оставаться рядом с ним, пока одна из ведьмочек расска-азывала ему, кто я есть такой. Я намекнул полицейскому, что мне пора, да и толпа стала напоминать мне готовую на ра-асправу. Половиной минуты спустя, а толпа была уже так человек около ста, я бы сказал из ведьмочек в большинстве, па-атрульный меня отпустил. Я вскочил на мотоцикл и исчез в ночи, словно вор.

Я уже не молод, никаких дьявольских татуи-ировок на мне нет, как только я угодил в эту историю?»

Батист смотрел на бледного лысого заикающегося Карлоса и, наливая анисовую, пропел про себя: «И цвет его белый, и день его – четверг...»

***4***

Мишель, по прозвищу «Марлон Брандо»,  как и Карлос, был родом из снежного Эстерсунда. Он любил готовить и всегда появлялся на рынках в сопровождении прекрасной Анаирис. В тех краях существует поверье, что женщины, передние зубы которых разделяет пространство, или которые сколоты наискось, как у Дракулы, обладают особыми любовными талантами. У Анаирис были полные губы, сколотый верхний клык и чудесная диастема. Она успела родиться в Сенегамбии. Когда ей было тринадцать,  родители передали её на попечение одному торговцу с Золотого Берега, который в свою очередь отправил Анаирис в подмастерья на три года, в счёт уплаты разных долгов и за перевозку через море.

Свою утро Мишель начинал с кружки светлого лагера и сигареты. «Сколько в день?» - всякий раз Батист спрашивал Мишеля и слышал привычное «Только две – первую и последнюю».  Мишель был мастером недоговорок и хозяином неполной правды. С другой стороны, всё вокруг только едва лишь напоминало правду. Она, так же как и первая и последняя минуты были скрыты навсегда.

Это Мишелю пришло в голову не возвращаться назад налегке, а перевезти коллекцию для Флора. Флор вырос как раз на том участке Репербана, вход на который женщинам был запрещён. Он провёл юношеские годы на первых рядах заведений, столики которых были уставлены парами накрытых стопок пива и шнапса. Он прожил четверть века в Кондадо, но когда жизнь стала всё больше быть похожей на американскую, Флор перебрался на соседний остров и выстроил затейливый особняк с видом на море.  Флор был одинок и страдал от травмы кисти руки, о причине которой умалчивал.  Иногда он выходил на открытую площадку над третьим этажом, и, смотря на восток, напевал: «...Влюблённый в память поцелуев и память твоего дыханья... Enamorado del recuerdo de tus besos de tu aliento...»

Ветер дул с запада. Подвижная часть депрессии уходила на север левой частью параболы. Она и поменяла обычное направление ветра. На электрических проводах сверкали огоньки. Они пробегали стрекозами в набухшей от влаги серости неба.

У границы троице помахал вслед высоченный старик с белыми мёртвыми слепыми глазами и чёрными дёснами, которыми молва наделяет людоедов.

Батист, Мишель и Кирк свернули с дороги и остановилась в кустарнике, выжидая удобного момента, чтобы продолжить движение внутрь страны, так чтобы избежать пограничного наряда. Дорога оставалась пустынной в течение долгого времени. Затем, навстречу, показалась машина. Затем другая, потом – третья. Потом потянулись ещё три одна за одной, все навстречу. Наконец,  они увидели автобус, следующий в нужном направлении. «Сейчас!»- сказал Мишель.  Они  выехали из-за кустарника вслед за автобусом. «Мой отец был моряком, и многому научил меня в детстве», - рассказывал потом Мишель, «Иногда, чтобы не  разбиться о скалистый берег , куда сносит тебя набегающая волна, нужно дождаться седьмой волны, которая вынесет тебя в открытое море...»

***5***

Кирк, член религиозного общества друзей, провёл большую часть своей жизни на лодке. От этого общества ему привилась лёгкость, с которой он относился к гражданским бракам, а от яхт – непостоянство, как следствие качки и частой перемены мест. Лето кукурузной компании Кирк прожил на Воробьёвых горах, и его не покидали эти воспоминания о молодости и о восторженных поклонницах того времени.

Восемь лет тому назад он привёз свой мотоцикл в Мариэль, а потом отправился через весь остров на восток, где по пути в Ориенте встретил свою будущую жену. Кирк остановился у ротонды, недалеко от госпиталя.  Залитая солнцем, она стояла у поворота. Она была выше Кирка на голову.  Стройная, широкоплечая, она заслонила собою солнце, так что её тёмная фигура показалась побитому пылью Кирку пустынным миражом. Тогда ей не было ещё шестнадцати, и Кирк ждал её три года, по году за каждый пуд её веса. Её звали Элена.

Утром, в один из дней, к марине, в которой был «230-тый Си-Ду Челленджер» Кирка, подъехал джип с тремя офицерами. «У тебя есть  48 часов, чтобы покинуть страну», -заявил старший Кирку и вручил ему письмо. Потом Кирк рассказывал всем, что перегнал эту лодку недавно по просьбе одного испанца. Кто бы мог подумать, что этого испанца задержали с поличным на какой-то контрабанде. Так или иначе, именно Кирк втянул Батиста в это дело с двумя новенькими 150-тыми.

Батист предполагал, что Кирк обманывает его. В то же самое время, он давно осознал, что его разум обманывает его не в меньшей степени.  Он привык делать выводы на основании своего разума. Так в какой-же степени  должен был он полагаться на такие выводы?  Может быть, этот лжец и не врал ему, и, быть может, он принимал всё из его уст за чистую монету в гораздо большей степени, чем тот  того заслуживал.

«Элена никогда не подходила к морю», - рассказывал Кирк Батисту. «Она говорила, что море кишит опасными акулами. Она так и не научилась плавать. Она всегда дрожала от холода в бассейне, когда я держал её в объятиях, а она гладила себя внизу моей рукой.  В нашем доме я опрокидывал её на край, с руками, занесёнными за головой вниз так, чтобы я мог удерживать левой оба запястья. Ты знаешь, что у неё между холмиком и кесаревым швом? Два голубых щита Давида и ниже между ними надпись:  «Всё возможно, ничего не надёжно»

***6***

Ничего не надёжно, и всё возможно. Вечером, около семи, накануне поездки через реку, Батист возвращался к гостинице по шумной улице. На перекрёстке мужчина выкорчёвывал дерево. Две собаки, спущенные с поводков, скалились друг на друга. Возле лавки сидели три хозяйки: Мария, Милагрос и Мадалена. С Марией всё было ненадёжно. С Мадаленой всё было возможно. Чудеса, да и только, но с Милагрос  у него пока ещё ничего не было.

Возле «Самбы», в приталеной рубашке в полоску, его ждала двадцатилетняя Эсмеральда, смуглянка, вроде Шайлы Дуркал с вечера номинации  «Грэмми».  Она балансировала  сигаретой, мобильным телефоном, портмоне и завернутой в салфетку бутылкой ледяной «Брахмы».

Эсмеральда нарядилась в кремово-фиолетовый корсет с чёрной шнуровкой. Она наспех заправила подвязки в эластичную кружевную резинку  полупрозрачных  чулок выше колена. Держась за чугунную решётку окна, она принимает одно положение за другим.  Вот она поправляет солнечные очки. Затем она развёрнута к Батисту открытой спиной с удлиненными передними прядями каре, касающимися её плеч. Потом она устремлена в поток белого света с дельфином, синеющим на левой груди. И наконец, она распростёрта в положении поломойки в чёрных полусапожках на высоком каблуке, доходящих ей до уровня лодыжки.

Одну за другой Эсмеральда растягивает ноги, как балерина у воображаемой шведской стенки. Она очерчивает медленно в воздухе полукруг грифелем мыска, тогда как Батист метает дротики  поцелуев в отрытую мишень.

Он присаживается на корточки и облакачивается  спиной о стену.  Тесно прижавшись спиной к нему, Эсмеральда плавно опукается на  корточках, приподнимается и опускается в такт трения его ладони.

Они  продолжают курить и наступают на горячий пепел.

Эсмеральда садится на угол, правой ногой на рельсе кровати, левой на подножии, и Батист соединяет их запястья на её лодыжках в темп движения.

Эсмеральда  водит влажным леденцом по мякоти лона и окрашивает его в малиновый цвет.

Эсмеральда садится над Батистом на шпагат и движется спиною к нему вперёд и назад, вверх и вниз, вперёд и назад.

На прощание Эсмеральда  медленно целует ему обе руки:  обе стороны ладоней и  кончики пальцев.

Батист представлял себе, как  он делает выбор в скором времени между Эсмеральдой и Хенейзи из соседней комарки, или не делает этот выбор. Казалось, что у него есть только две возможности: «Эсмеральда» и «не Эсмеральда», но в пост-искусстве у него складывалось  некое объединённое состояние — «Эсмеральда — не Эсмеральда», то есть ни то, ни другое, а как бы между ними. Он осознавал, что в условиях его нового состояния, для правильного решения точное решение не было обязательно необходимым.

Двадцатилетняя Хенейзи, преданная и умная, чувствительная и ревнивая, как родезийский риджбек, была родом из дисфункциональной семьи, от которой она унаследовала ненависть к чужестранцам и  тёмные страницы детства. Первый парень  Хенейзи или разбился на мотоцикле, или бросил её в долгах.

« Ты мой толстячок, мой старикашка, такой ты уродливенький и такой лгунище...Я  тебя ненавижу,»- говорила Батисту Хенейзи. «Я тебя ненавижу,» - любила повторять она при всяком случае.

Лёжа на животе, заливаясь от смеха, Хенейзи могла часами смотреть «Луни Тьюнз», пока он гладил её роскошную спину и представлял, что он - Пепе ле Пью, а она - кошечка Пенелопа.

Хенейзи любила становиться своими ступнями поверх ступней Батиста и выпрашивать поцелуй, как хорошо тренированная гончая.

В любви, она лежала на спине, поджав к себе коленки и скулила: «...мамочка!...мамочка!»...

Теперь всё осталось позади. Развалившись на стуле, Батист вычерчивает босой ногой на песке два шестиугольника, стеллирует их в две гексаграммы и пишет между ними: «Todo es posible y nada es seguro». Флор откупоривает коричневую бутыль «Дона Армандо» и проливает стопку на землю. Он молчаливо смотрит на восток между новых «Девушкой с бананами» и «Женщиной в зелёном платье». Под натиском надвигающейся бури молочно-зелёные воды моря вспениваются гребнями над коралловыми банками. Берег оголён до окаменелых обрубков деревьев, выступающих из песка, словно сердца с клапанами и венами. Мишель выбирает украшение для Анаирис, серьги и ожерелье из чёрного коралла в виде трёх овалов, соединённых между собой множеством тонких серебряных цепочек, и приглашает на барбекю из бараньих рёбрышек и чурраско. Кирк что-то говорит о паспорте для своего маленького сына, об адвокате, который обещал ему помочь, о прекрасной Элене, похищенной от него вероломными жителями Куэйбы, о плодах опунции и о лепестках обескрашенной розы в волосах девушек.

2010 г