«Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа?»
1-е послание Коринфянам 15:55
«Господи, неужели вам обязательно нужно убить человека, чтоб понять, что он живой?!»
к/ф «Тот самый Мюнхгаузен»
Тонкие, слегка трясущиеся, покрытые сетью морщин, с неухоженными ногтями, пальцы схватили листья и стебель с жёлтым цветком одуванчика и ловко выдернули его из песка вместе с тонкими белыми корнями. Пожилая женщина выпрямилась и отбросила вырванное из земли растение на асфальтовую дорогу, что проходила рядом с могилой. Потом она снова наклонилась над песчаным холмиком, в который был, воткнут сваренный из металлических труб квадратного профиля и покрытый чёрной краской крест, и постаралась сровнять образовавшуюся после удаления сорняка ямку. Но песок не желал выравниваться. Старушка очень старалась, чтобы всё выглядело ухожено. Каждый проходящий должен был увидеть, что за этой могилой ухаживают ничуть не хуже чем за расположенными. Пожилая женщина аккуратно, но быстро разглаживала поверхность насыпи, утрамбовывая мелкие камешки в песок. При этом её потрескавшиеся и высохшие от времени губы как-то бессознательно повторяли: «Вот теперь будет хорошо. Вам бы обязательно понравилось. И тебе Витя, и тебе Настенька». Когда же всё было закончено, она выпрямилась, оперев руку на разболевшуюся поясницу, отошла к окрашенной, как и крест, чёрной краской, оградке и присела на вкопанную в грунт металлическую скамеечку. Немного посидела, глядя на проделанную работу, потом достала из рукава тёмно-синей кофты белый, с кружевами по краям, платок и вытерла им сухую кожу ладоней, смахивая с них прилипший песок. Машинально подняла руку и поправила выбившуюся из-под чёрного шерстяного платка прядь седых волос. Потом опустила руки на колени, и, вдруг уткнув лицо в ладони, и мелко-мелко затряслась всем телом в тихих рыданиях.
Молодой человек в серых брюках и коричневой кожаной куртке, что всё это время стоял за оградкой, вошёл внутрь, приблизился к женщине и, обняв её за плечи, прижал к себе. Старушка, не переставая плакать, положила голову на его куртку. Мужчина и не собирался прерывать её рыданий. Он лишь терпеливо ждал, когда вся боль, что скопилась в душе женщины, выйдет наружу вместе с горькими слезами. Он стоял и смотрел на золотистую табличку, висящую на кресте. Надпись сообщала, о том, что его отец и сестра умерли в один день. «Как глупо и нелепо всё это. Маленький сбой в системе навигации, и они падают вместе с антимагнитным мобилем с большой высоты. Теперь их нет. Зачем мы здесь? Им мы ничем уже помочь не можем. Что им эта ухоженная могила?»
И словно в ответ на все его мысли женщина, оторвавшись от своих ладоней, подняла к нему заплаканное лицо и произнесла тихим, немного дребезжащим от старости, нежным голосом:
-Володенька, сынок, ты не думай… Я знаю, что они чувствуют. Им хорошо, что мы ухаживаем за ними. Это их дом теперь. Они там лежат и радуются, что мы пришли. Особенно Настенька. Она же такая чувствительная.
Пожилая женщина оборотилась к могильному холму и сквозь вновь хлынувшие слёзы заговорила:
-Родные мои, зачем вы туда так рано? – она протянула руки к песку, словно пытаясь достать тех, кто был под ним погребён. – Ну ничего… Мне уже немного осталось… Скоро я к вам и мы снова встретимся… И не разлучит нас уже никто.
Володя, продолжая обнимать мать, присел рядом со скамьёй. Он с трудом сглотнул ком, стоящий во рту, стараясь не расплакаться. «Зачем мы живём - чтобы умереть? Зачем мы живём, чтобы умереть? Почему бы нам не жить ради чего-то другого? Мы все умрём. Мама права. Мы все обязательно встретимся, но только уже там – в смерти. И ничего с этим нельзя сделать. Ничего».
Поднимался ветер. Он приносил сорванные в соседнем лесу жёлтые и багряные листья осенних деревьев, играл песчинками между рядами могил и гнал к городскому кладбищу тёмные дождевые тучи.
Старушка вновь повернула голову к сыну:
-И по весне надо будет краску на оградке обновить, не забудь, пожалуйста.
Володя нежно погладил её по морщинистой руке, словно пытаясь успокоить:
-Не волнуйся, мама, я всё сделаю… - сказал он, заглядывая в её выцветшие от слёз глаза.
«Это всё, что я могу сделать и для мёртвых и для живых» – добавил он про себя.
-Пойдём, мама, дождь собирается.
Володя помог женщине подняться, и, та, тяжело опираясь на палку, поддерживаемая сыном, медленно пошла вдоль ряда могил к выходу с кладбища.
* * *
Владимир Тундров, штурман звёздного флота, прозванный друзьями за добрый рассудительный нрав дядей Вовой, вглядывался в людей, сидящих вокруг него. Ему казалось странным, что ещё полчаса назад в этой комнате царило веселье. Звучали радостные восклицания, приветствия, шутки. Кто-то встречал старых друзей, кто-то был рад вновь пообщаться с сослуживцами, пусть и бывшими. Правда, были и те, кто отнёсся к этой встрече настороженно, а к старым знакомым даже и несколько враждебно. Но всё равно, пока все собирались, в комнате царило явное оживление. А потом появилась в дверном проёме невысокая коренастая фигура генерала Александра Ло, и все стали рассаживаться по местам. Генерал прошёл вдоль рядов кресел, на которых располагались звездолётчики, к столу возле экрана, висящего на противоположной от входной двери стене, повернулся к собравшимся, поздоровался сразу со всеми и не медля приступил к теме собрания.
-Друзья мои, я хочу вам прочитать один отрывок из Библии – при этом кто-то из слушающих хихикнул, кто-то покрутил пальцем у виска, мол, сдаёт генерал с возрастом, кто-то удивлённо поднял брови. Но Александр, не мало ни смущаясь, открыл книгу, что принёс с собой и теперь держал в руках. – Это книга Откровений, шестая глава с восьмого стиха: «И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нём всадник, которому имя смерть; и ад следовал за ним, и дана ему власть над четвёртою частью земли – умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными».
Генерал закрыл книгу и, включив экран, манипулятором, стоящем на столе, принялся выводить те или иные сведения на монитор, ежесекундно поясняя и комментируя изображение.
Когда же он закончил, в комнате воцарилась гробовая тишина. Все выглядели явно ошарашенными, и кто-то даже спросил генерала, не сошёл ли тот с ума. Генерал заверил, что совершенно здоров и попросил задавать вопросы. Но какие вопросы стоило задавать - этого никто не знал. Володя, перестав вглядываться в лица друзей, сам пытался мысленно осознать, переварить душевно услышанное только что. Суть генеральского доклада сводилась примерно к следующему: в космосе звездолётом разведки совсем рядом с Землёй была обнаружен вход в другое измерение. Никто даже сначала поверить не смог, что вот так вот просто обнаружиться то глобальное, что способно изменить мировоззрение и жизнь всего человечества. И от этого всё казалось ещё более фантастическим. Однако по возвращении разведчиков на лунную базу и предоставлении ими видеозаписей и фотографических снимков, а также после психологической проверки на вменяемость самих пилотов, была снаряжена экспедиция к этому проходу. Результат экспедиционного полёта полностью подтвердил ранее полученные данные. Там, за проходом, был обнаружен город в пространстве, полностью совпадающий по описанию с книгой Откровений, написанной одним из апостолов, следовавших за Христом в своё время. Но, и что не менее важно, был замечен и всадник, выше упомянутый Генералом. Можно было даже сказать больше. Поскольку экспедиция пробыла в параллельном пространстве немало времени, то удалось установить маршрут следования означенного кавалериста. Обладая этой информацией, генерал Ло (которого всадник заинтересовал более всего остального) поспешил собрать всех пилотов-звездолётчиков, которые были доступны на данный момент времени. Предлагалось создать из собравшихся, эскадрилью для прохода в мир иной через найденную дыру (лучше « в пространстве) между мирами и уничтожить всадника на бледном коне, и тем самым, наконец, дав человечеству возможность «вкусить плода от дерева жизни и начать жить вечно». И при всём при этом следовало торопиться: ведь неизвестно, сколько ещё будет открыт проход. А вдруг тем, кто находиться с той его стороны, придёт в голову залатать обнаруженную брешь. Александру Ло удалось донести суть проблемы до некоторых из тех, в чьих руках находились деньги и власть. Он получил финансовые субсидии, позволившие ему закупить около полутора десятка космических истребителей. Теперь эти мощные звездолёты находились на космодроме города Надежд, в котором он собрал всех присутствующих, и теперь им предстояло решить, согласны ли они вместе с ним стартовать к указанному проходу, чтобы пойти на Смерть в самом прямом значении этого слова.
Пилоты молчали.
Они думали.
Они сомневались.
Они пытались осознать происходящее. Ведь не каждый день (и даже не каждый год) тебе предлагают победить не врага в лице человека, а саму Смерть. Не каждый день появляется возможность стать бессмертным не в «памяти народной», а по-настоящему. Жить и не умирать. Никогда. Звездолётчики мысленно всматривались в открывшиеся перед ними перспективы. И многие при этом сомневались, что всё сказанное было вообще возможно.
Генерал Ло, побарабанив ногтями по лакированной крышке стола, напомнил, что время задавать вопросы. Самым первым поднялся человек со второго ряда обтянутых красной кожей кресел. Человек был уже довольно-таки немолод. Он был одет в поношенный костюм, пиджак явно оттопыривался, обозначая круглый пивной животик. На носу прозрачными линзами блестели очки. Когда-то давно Игорь Шверцев, старинный друг дяди Вовы и бывший капитан корабля, на котором тот ходил штурманом, познакомил Володю с этим человеком. Это был Андрей Королёв, отрекомендованный Игорем как самый большой пессимист, встреченный им в жизни.
-Правильно ли я понимаю вас, генерал, что вы намерены сделать так, что люди совсем не будут умирать?
-Совершенно верно, - отвечал ему Ло. Но при этом было видно, что генерал, как-то вдруг весь собрался, словно готовясь к удару и желая немедленно нанести ответный. Видимо, чутьё бывшего чемпиона по боксу, а таковым он был в Космической академии, не подвело его и в этот раз.
-То есть если человеку отрежут в будущем голову, то он будет жить и дальше, и голова его будет жить? Отдельно от тела.
-Да. Примерно так. К сожалению, мы пока не можем предвидеть всех ситуаций, с которыми впоследствии придётся столкнуться. По вполне понятной причине отсутствия, каких бы то ни было прецедентов, связанных с бессмертием.
-И вы хотите, чтобы, ну вот, скажем, я, принёс людям то, что они даже пока понять не в состоянии? – говоря, Андрей постоянно поправлял очки, норовившие соскочить с переносицы. Владимиру, при взгляде на него, пришел в голову вопрос: отчего тот не купит линзы или не сделает операцию?
Генерал оглядел Королёва с головы до ног и, усмехнувшись, проговорил:
-Ну, с таким животиком, вы, Андрей, ежели и понесёте что-либо людям, то донести у вас вряд ли получиться. Но… - Александр Ло поднял в успокаивающем жесте руки, видя, что его оппонент уже покраснел и готов вступить в перепалку – я никого не заставляю и не удерживаю. Мы стартуем через семь дней. За это время вы можете всё обдумать, посоветоваться с родными и близкими, и, на всякий случай, попрощаться с ними. Ведь, сражаясь со смертью и неся вечную жизнь людям, мы можем сами погибнуть. А через неделю те из вас, кто готовы идти за мной на смерть, пусть соберутся в этом же кабинете для получения последних инструкций.
Генерал оглядел присутствующих и завершил собрание:
-На этом всё. До встречи, я надеюсь, через неделю. Желающие ближе ознакомиться с имеющейся информацией, могут подойти ко мне.
Штурман видел, как Королёв, обходя звездолётчиков, потянувшихся к столу, рядом с которым стоял Ло, направился прямиком к выходу.
* * *
Войдя в столовую, которая находилась на первом этаже той гостиницы, где разместились звездолётчики, Владимир увидел, что Игорь уже взял себе порцию обеда и сел за столик у окна. Дядя Вова, пройдя к своему другу через весь зал, заставленный столами, заметил какую-то грусть на его лице.
-Ты чего такой смурной? – поинтересовался Владимир.
Игорь, до того хоть и евший, но погружённый в свои раздумья, смотревший прямо перед собой, повернул к нему голову и, проглотив кусок котлетки по-киевски, отвечал:
-Да не… почему «смурной»? Нормальный. Думаю просто. Да ты присаживайся. – Игорь указал на зелёный пластиковый стул, стоявший напротив него.
-Погоди, я тоже хотел бы что-нибудь в брюхо забросить. Сейчас обед возьму и подойду.
Влекомый ароматными манящими запахами вкусной и горячей еды, дядя Вова прошёл к раздаточной стойке. Полная раздатчица в белом халате и белом чепце на крашеных рыжих волосах, подавала стоящим в очереди в кассу людям порцию того или иного блюда, которое они у неё просили, прежде посмотрев меню. Хотя находились и такие, кто, не смотря в листок бумаги, приколотый к тёмного (или потемневшего от времени) дерева резному столбу, спрашивали у женщины в белом халате: «Чем сегодня кормят?» Та каждый раз недовольно морщилась, сердясь на таких ленивых или глупых людей, но тем не менее отвечала. Дожидаясь, когда подойдёт его очередь оплачивать взятые им сосиски с гречневой кашей, салатик из свежих огурцов и помидоров и сок, Володя рассматривал зал столовой. Дизайнер, оформлявший этот зал, был, видимо, несколько чудаковат. Стены и колонны зала были расписаны различными оттенками зелёного цвета под стебли камышей и болотную высокую траву. Рисунок потолка представлял из себя серые дождевые облака. Вокруг каждой колонны у самого её подножья были приклеены плюшевые лягушки, по одной с каждой стороны столба. А вверху на деревянных подставках стояли чучела уток и селезней. В некоторых местах белели намалёванные цапли. Тюль на окнах лёгким тканевым дождиком опускался до самого пола. Все стулья были зелёного цвета, а скатерти на столах несли на себе изображения травы. Должно быть, оформитель был охотником и, создавая атмосферу помещения, представлял себе завтрак на траве после удачной охоты. А может, у него просто была депрессия. Кто же теперь скажет. Несмотря на эту не очень радужную обстановку, столовая, тем не менее, была полна разным людом.
Аккуратно обойдя столы, стоявшие на его пути, Владимир, держа в руках поднос, на котором дымились тарелки с едой, вернулся к Игорю. Тот уже успел съесть второе блюдо и теперь тщательно и всё так же задумчиво пережевывал салат.
-Ну, так и о чём думаешь? О том, как отказаться от предложенного генералом? – Спросил своего друга Владимир, поставив поднос и присаживаясь за стол.
-Зачем же отказываться? – Игорь недоумённо посмотрел на дядю Вову. – Я же знал о его предложении. Мы с ним до этого по видеофону разговаривали, и я ехал сюда, не ожидая, собственно, никаких сюрпризов.
-Вот как? – теперь уже пришла очередь удивляться Владимиру. – И что ты обо всё этом думаешь?
-А ты? – не отвечая на вопрос, как-то с интересом посмотрел на штурмана Игорь.
-Я тебе так скажу: особо времени размышлять, пока не было. – Володя взял вилку и принялся за сосиски, периодически продолжая говорить. - И я даже рад, что есть такая возможность поразмышлять, прежде чем что-либо делать. Но я вот вспоминаю один случай из своей жизни. Это когда отец и сестра в автокатастрофе погибли. Я тогда думал, что ничего изменить невозможно. Прошлого, конечно, не вернуть, но мы можем изменить будущее. Направить его в другое русло. Ведь, не смотря на наши личные потери, есть и другие люди. Мы имеем, может быть, единственную возможность помочь им не потерять своих родных и близких. Я вот как сейчас помню, как мы тогда с мамой уезжали с кладбища. Ну вот, там автобус ходит до подземки городской. Старый такой. Я даже не ожидал, что такие ещё остались. И когда мы с мамой вошли в автобус и сели на передние места, я увидел одного мальчика. За его спиной стояла женщина, видимо, его мама, потому, что она перед этим сказала ему стоять здесь и никуда без неё не ходить. Женщина о чём-то говорила с водителем, я не слышал, да и не суть. У парня в руках был игрушечный солдатик. Я этого солдатика как-то сразу и заприметил. Вот в чём одет был мальчишка, вообще не помню, а солдатика помню. Такой мускулистый, ярко раскрашенный. В очках и с пластмассовым чёрным автоматом. Так вот этот веснушчатый лопоухий мальчик держит своего солдатика бережно, двумя руками, чтобы тот ни в коем случае не упал, и молча смотрит на него, словно в попытке защитить его. Словно мечтая стать таким же сильным и смелым, чтобы победить всех врагов или хотя бы побить соседского хулигана. У меня тогда ещё пронеслась мысль в голове: «У него отца, что ли, нет, что он так на солдатика смотрит?» И представь себе: когда женщина вернулась от водителя, то, видя мою маму, поздоровалась с ней. И моя мама с ней поздоровалась. А потом рассказала мне, что это женщина живёт в нашем же доме, но в крайнем подъезде. Что зовут её Галя. И что у неё недавно умер муж – отец мальчишки, что стоял с солдатиком. Вот я тогда чуть не завыл от безнадёжности подобных ситуаций. А теперь у меня есть шанс не допустить их вообще в нашей жизни.
-Отцы иногда бросают свои семьи, просто уходя, – вставил Игорь.
-Это совсем другое. Ситуация обратима по своей сути. А смерть - это уже навсегда.
-Что ж… Может быть ты и прав… - Игорь снова погрузился в раздумья.
Некоторое время они ели молча. И лишь допив сок, Володя вновь услышал голос пилота, с которым сидел за одним столом.
-Ты сейчас к себе в ресторан? С женой будешь советоваться или здесь останешься на неделю?
-Скорее всего, останусь здесь. Я Катюшку отправил отдыхать на курорт. Пусть морским воздухом подышит. И ресторан закрыл. Там ремонтники сейчас вовсю орудуют. Так что делать мне дома нечего.
-Слушай, а полетели со мной? – Игорь повеселел и с надеждой посмотрел на дядю Вову. – Хочу своих навестить. А то вдруг в последний раз. А вдвоём как-то веселей, и вместе и подумаем. Мои тебе будут рады, сам знаешь.
-Ну, поехали. Мне здесь одному тоже скучно будет всё это время.
И уже при выходе из зала Володя на секунду приостановил Игоря, взяв того за рукав кожаной куртки:
-А если ты знал, зачем Сашка (так звали они генерала Ло, ибо в своё время он был, лишь первым помощником капитана космического корабля, на котором они все совершали первые разведывательные полёты по галактике) всех собирает, почему сразу всё не обдумал? Зачем приехал? Ведь мог и через неделю, если согласен, приехать. Или уж тогда не приезжал бы совсем…
Игорь ухмыльнулся в ответ:
-Ну, ты же знаешь нашего генерала… Должен же за ним хоть кто-то присматривать. А то кто ж его знает, что у него на уме.
Володя так же улыбнулся:
-Ну-ну…
* * *
-Ты готов?
Володя, войдя в комнату гостиницы, увидел Игоря, стоящего рядом с чёрным небольшим рюкзаком и осматривающего свои апартаменты - светлые, голубых тонов, стены и тюль на окне - не забыл ли чего. Бывший капитан разведывательного звездолёта повернулся к нему и кивнул головой:
-Да. Похоже, ничего не забыл.
-Ты, если что, не волнуйся. Номера забронированы для нас на целую неделю, даже если мы будем и отсутствовать по нескольку дней. – Успокоил друга дядя Вова.
-Опа! Что так? – удивлённо вскинул брови Игорь.
-Это генерал распорядился.
Игорь снова развернулся к комнате и медленно, как бы раздумывая, проговорил:
-Что-то он подозрительно щедр… Наверное, рассчитывает на согласие если не всех, то многих пилотов. И, похоже, ему действительно удалось раздобыть хорошие деньги под эту операцию.
-Впрочем, это уже не наше дело. – Твёрдо и бодро сказал пилот, поднимая с пола рюкзак.
-Давай только зайдём в соседний номер. Ло попросил передать пакет одному из лётчиков.
-Что за пакет?
-Не знаю. Да какая нам разница. – Володя обернулся к двери и, открыв её, вышел из номера.
Игорь, чуть помедлив, прошёл следом за ним.
Шверцев, заперев дверь на ключ и положив его в карман, направился к соседнему номеру, в который уже успел зайти его бывший штурман. Володя, выйдя на середину комнаты, уже разговаривал с молодым звездолетчиком, одетым в чёрный парадный мундир со всеми знаками отличия и значками, говорящими о достижениях в подготовке к полётам среди звёзд. Вся обстановка в номере, - аккуратно застеленная кровать, удобно разложенные вещи на тумбочке, - говорили о хозяине комнаты как о человеке прилежном. Но ни парадный мундир со всеми курсантскими регалиями, ни сама комната не привлекли к себе внимание Игоря, как это сделала фотография симпатичной блондинки, что стояла на столе возле окна. Пилот смотрел на этот снимок и пытался вспомнить, где он мог видеть эту девушку.
-Пётр Котов, - молодой лётчик протянул ему руку. Игорь, назвав себя, поприветствовал его ответным жестом. Потом указал на фотографию, заключённую в стеклянную гранёную рамку, и поинтересовался:
-Красивая девушка. Ваша знакомая?
-Соня? Жена моя. – Тут лицо Петра омрачилось, словно какая-то внутренняя печаль заставила его вспомнить, что-то не очень приятное.
-Что-то не так? – Заметив тень грусти на челе Котова, поинтересовался Владимир.
-Всё не так! – воскликнул внезапно Пётр. – Особенно в свете последних событий.
Пётр заходил по маленькому пространству комнаты размеренными шагами, но при этом как-то суетливо размахивая руками. Золотые аксельбанты мундира раскачивались на плече в такт его шагам. Друзья переглянулись, глядя на него. По всему видно было, что этого красивого сильного высокого человека, что-то глубоко волновало изнутри, и ему страсть как хотелось выговориться.
-Я понимаю, что мы с вами вот только познакомились, но, может, не стоит держать всё в себе и надо рассказать, что вас вдруг так встревожило. Тем более «в свете последних событий». – Заговорил спокойно дядя Вова.
Котов остановился, в нерешительности глядя на двух людей, что стояли перед ним.
-Хорошо., – начал он, после недолгих раздумий. – Только не удивляйтесь тому, что что-то будет сумбурно, я ещё не успел всесторонне обдумать происходящее. Вот у меня всю жизнь происходило всё как-то эмоционально, спонтанно что ли… Где-то чуть больше четырёх лет назад я подал запрос на вступление в Космическую Звёздную академию. Ответа ждал очень долго. Наконец он пришёл. В нём сообщалось, что меня приняли. Счастью не было предела. Всё казалось чудесным и великолепным. И в тот же вечер я встретил Соню. По-моему, она чем-то была сильно огорчена. Но я увидел её и подумал, что влюбился. В общем, я сделал предложение, и она согласилась. Как-то глупо всё тогда получилось. Но я думал, что от жизни надо брать всё и по возможности не думать о последствиях. В конце концов, один раз живём. И, возможно, это и не даёт мне сейчас покоя…
-А почему именно это не даёт вам покоя? И причём здесь ваша жена? – перебил молодого пилота Шверцев. – Я пока не понимаю причин беспокойства и тем более связи между глупым (как вы утверждаете) предложением женится и желанием брать от жизни всё.
-Ну, так я и говорю, что сумбурно всё как-то… - не обидевшись, продолжил Котов. – Просто вызывает меня Александр Ло в этот город по причине вам известной. Это тот легендарный человек, что является для меня героем. Ведь именно он был капитаном звездолета разведчиков, что проложили пути в галактику для людей…
-Вообще-то старпомом, – поправил его Володя («Хорошую рекламу себе сделал генерал» - подумалось ему тогда), - но не суть. И что же вас так смутило в предложении нашего доблестного героя?
-А вы не иронизируйте, пожалуйста. – напрягся Пётр. – Вполне возможно, что вам обоим до него далеко. А смущает меня вот, что: я не верил в Бога, и тут мне говорят про небесный Иерусалим, про всадника смерти и прочую лабуду. И что мне остаётся делать? Поверить и в существование Самого Господа?
-Скорее всего, да.
-Но это, же тогда перечёркивает всю мою жизнь. Ведь это уже другая степень ответственности. Значит, нельзя уже просто так жить и потреблять? Значит, надо думать над тем, что делаешь? Значит, тут либо закрывать на факты глаза и притвориться, что это всё обман, либо начать жить по законам, или, чему там, заповедям вроде, Божьим?
-Послушайте, молодой человек, - попытался утешить Петра дядя Вова, - на вас обрушился поток информации, который люди, может, годами получают из самой жизни. Мой вам совет просто не спешить никуда и, может, пару дней об этом вообще не думать. Вам сейчас это кажется странным, но, тем не менее, лучше немного отдохнуть. А мы с другом вернёмся дня через три и поговорим с вами более обстоятельно. Идёт?
Но, похоже, что Котов и сам уже, вывалив на сторонних слушателей все свои мысли, успокоился. А от предложения штурмана даже как-то повеселел.
-Согласен. Буду ждать вашего возвращения.
Попрощавшись (при этом Владимир передал пакет от генерала Ло адресату), друзья покинули своего нового импульсивного знакомого.
-Крыса! – воскликнул Игорь, ухмыльнувшись, когда они спустились в лифте до первого этажа здания.
-Где? – недоумённо посмотрел Владимир по сторонам.
-Да жена у него, Соня эта, крыса.
-Может, не стоит оскорблять женщину, даже если ты её когда-то знал и в твоих воспоминаниях она представляет не очень лестную картинку?
-Я не оскорблял и не думал даже. Она действительно крыса. Позже обязательно расскажу. Ты мне только напомни. – И Игорь, бодро закинув рюкзак за спину, зашагал по коридору к выходу.
* * *
Грузовой транспорт на антимагнитной подушке с нарисованными на бортах кошачьими мордами оторвался от посадочной платформы и, паря над землёй, перелетел через ворота города, стоящего посреди леса и обнесённого высоким бетонным забором. От зеркальных ворот города через лес тянулась широкая грунтовая дорога, но транспорт, совершенно её игнорируя, повернул немного левее и, едва не касаясь зелёных верхушек высоких сосен и елей, полетел туда, куда направил его движение Игорь.
Удобно расположившись в жёстком кресле из твёрдой, но у же весьма потёртой кожи, Игорь, изредка посматривая на панель навигации и сверяясь с маршрутом, пил крепкий чёрный чай из прозрачной кружки. Володя сидел рядом на одном из пассажирских кресел, что двумя рядами располагались по левую руку от пилота. Чаю ему не хотелось. Хотелось кофе, и штурман ждал, пока кофемашина закончит промывку внутренних контейнеров (Шверцев так редко пил кофе, что остатки успевали засохнуть внутри агрегата, пока кто-либо не решался вновь отведать этого напитка, и машину необходимо было промывать) и тогда можно будет залить в неё чистой воды и, засыпав кофейные зёрна, приготовить желаемое. Глядя на проплывающие за окнами салона управления верхушки хвойных деревьев, Володя как-то внезапно озадачился вопросом, как они вообще могли здесь лететь? Ведь город, который они только, что покинули, окружала не только высоченная стена, но и множество автоматических огневых роботов, сбивавших любое транспортное средство, подлетавшее к городу. Это место люди называли «городом надежды». Дядя Вова часто слышал о нём. Говорили, что сюда приходят те, кто решил глобально изменить свою жизнь и переселиться в другое место. А хозяева города позаботились, чтобы вход был только там, где они смогут проконтролировать всех входящих.
-Как тебе удалось пролететь в город? – задал штурман вопрос пилоту транспорта. – Вроде это невозможно…
-Но ведь я по личному приглашению генерала Ло. Вот мне и выдали пропуск и частоту для опознавательного маяка, по которому системы ПВО определяет мой «Водовоз» (так называл Игорь свой транспорт) как дружественный и даёт возможность пролета.
-Какие, оказывается, у нашего генерала интересные возможности есть в этом городе…
-Так он же сам и был одним из учредителей этого мегаполиса. Года три назад, после провала идеи создания армии наёмников для обороны планет (за соответствующую плату, разумеется), - ну там он где-то что-то напортачил, какой-то контракт нарушил, - решил построить этот пересадочный пункт.
-Пересадочный пункт? – не понял Владимир.
-Ну да! – Шверцев последним глотком допил свой чай и поставил пустую, блестящую в свете диодов, кружку на маленький столик слева от кресла. Этот столик он сконструировал специально для дочери, когда та сопровождала его в полётах. Но в последнее время Лизонька проводила всё больше времени с мамой, женой Игоря, у них дома.
Игорь вновь откинулся на спинку своего пилотского кресла и продолжил:
-Ведь этот город, почему называют городом надежд. Только потому, что у тех, кто сюда приходит, есть хоть какой-то шанс что-либо изменить в своей жизни. Ну там человек потерял семью и хочет поменять обстановку, или просто семья решает эмигрировать в другое государство или на другую планету, то им сюда самый путь. Ты же знаешь, какая сейчас нехватка рабочих рук на разных планетах. Вот генерал, с несколькими другими людьми, и построили, взяв кредит, этот город, и за скромную плату перевозят людей в нужную им точку. Причём платят не те, кто переселяются, а те, кто хотят нанять новых работников. И, вроде, всем хорошо: одни меняют место жилья, пытаясь уйти от прошлой жизни, другие получают деньги за их перевозку, третьи получают работников. Желающих оказалось так много, что Александр Ло уже полностью погасил кредит и собирает прибыль. Никто ведь не запрещает ему зарабатывать на том, чтобы давать людям то, что они хотят. Вернее, надежду получить, то, что хотят. Ты же понимаешь, что надежда это ещё не есть решение проблемы. Это скорее приоткрывшаяся дверь в тёплый дом во время грозы. Но ведь дверь может захлопнуться от ветра или тебе просто лень будет входить. Кстати, многие люди нашли себе работу внутри самого города: ну там гостиницы, кафе и прочее. Так и живут. Правда, быть в городе могут не все, а лишь те, кто хочет этого сам. И без злого умысла. Поэтому вход с оружием запрещён.
Володя услышал, как за его спиной зажурчала жидкость, которую кофемашина наливала в подставленный пластиковый стаканчик. Он встал и, пройдя к аппарату, достал вожделенный кофе. Вновь вернулся в кресло.
-Вот ты помнишь, рядом со мной сидел мужик один? Блондин такой высокий, мускулистый. Он ещё ходит, на палку опираясь из-за ранения в бедро. – Игорь оторвался от регулятора стабилизаторов, который поднастраивал, пока дядя Вова ходил за своим стаканом.
-Помню, и что?
-А то, что он не пилот звездолёта. И попал в город не по своей воле. Мне про него Ло рассказывал. Мужика этого Ганс зовут. Он был в какой-то диверсионной группе, что направили на разведку: нельзя ли попасть в город каким-либо ещё способом, кроме как через ворота. Группа была почти вся перебита. В живых осталась лишь женщина-командир и вот он. Ганс был ранен, и эта командирша притащила его к воротам. Поскольку он нуждался в медицинской помощи, за ворота его пропустили, а что с ним теперь делать, никто не знает. Возвращаться обратно он не может: вдруг проболтается о том, что видел. Да и командирша та его не пускает – вроде как влюблена, и всё такое. А переселяться куда-либо он не желает, потому что просто не думал над этим. Вот Александр, генерал наш доморощенный, и придумал для него какое-то задание особое. Теперь его спешно будут обучать управлять космическим истребителем, и Ганс полетит с нами.
-Какое задание - неизвестно?
-Увы. Ло молчит.
Игорь, закончив информировать друга о месте их недавнего пребывания, смотрел в окно. Крупные дождевые капли падали на стекло, но тут же смывались потоком воздуха. Небо, затянутое медленно ползущими тучами, серело над транспортом. Владимир, немного согнувшись, сидел рядом и, держа двумя руками всё ещё горячий стакан, аккуратно мелкими глотками отхлёбывал кофе.
-Александр у нас поэт в душе, видимо. – Сказал Шверцев, продолжая глядеть за окно, словно ни кому не обращаясь. – Говорит, что город надежд - это здорово. Прямо как город Н. Неизвестность. Романтик, блин!
* * *
Посадить «Водовоз» около больницы не представилось возможным. Вся больничная площадка была заставлена служебным транспортом, и потому друзья, оставив грузовоз в стороне, шли пешком до самого больничного корпуса. Дядя Вова не спрашивал, зачем они совершили здесь посадку. Зная своего друга, он понимал, что не зря, а раз тот не говорил, значит, пока не мог. Или не хотел. Не в привычках штурмана было тянуть человека за язык: в конце концов, захочет - расскажет сам. С тех пор, как они покинули «Водовоз», никто не проронил ни слова. Так они и шли, молча, сопровождаемые шумом от двигателей пролетающих над ними транспортов на антимагнитных подушках и дребезжанием допотопных автомобилей по разбитому асфальту дороги. Сквозь всю эту какофонию изредка прорывался собачий лай и чириканье воробьёв, снующих в поисках пропитания. Желтая опавшая листва от стоящих вдоль дороги деревьев, ковром устилала тротуар, и её тихий шелест был едва различим в звуках большого города.
Когда они, наконец, дошли до ворот в заборе, за которым скрывались больничные корпуса, то увидели одиноко стоящего человека в синей форме. Увидев, подходящих к больнице мужчин, человек направился прямиком к ним.
-Добрый день. Игорь Викторович, если не ошибаюсь? – обратился он к пилоту «Водовоза».
-Всё верно. – Отвечал ему Игорь, начиная улыбаться.
-Я представляю… - начал человек, но пилот его перебил.
-Знаю, знаю: службу Реальных Почтовых Сообщений, и вы принесли мне письмо. Сильвестр, ну хватит, а? Не первый раз приносишь мне почту, и каждый раз одно и тоже.
Почтальон открыл папку, достал из неё белый конверт, запечатанный сургучом, и подал его Шверцеву. Потом протянул следом и раскрытую папку и, показывая перьевой ручкой на графу в ведомости, попросил:
-Распишитесь, пожалуйста, в получении письма. И не ёрничай. Ты прекрасно понимаешь, что я на службе и должен говорить по установленной форме. Сколько уже можно объяснять, что это как бы лицо фирмы. Как бумага, сургуч и прочее.
Игорь взял перо и, поставив подпись в указанном месте, улыбаясь, примирительно говоря (или «улыбаясь, примирительно сказал...», или «улыбнулся, примирительно говоря») :
-Ну ладно, ладно. Уговорил. – Потом он повернулся к штурману: - Володя, познакомься. Это Сильвестр. Почти личный мой почтальон.
-Не личный, - поправил Игоря Сильвестр, протягивая дяде Вове руку для знакомства. – Просто так совпадает, что все его письма проходят через меня. А теперь прошу меня извинить – вынужден откланяться. Спешу. Служба.
И, закрыв папку и забрав у пилота перо, почтальон удалился.
Игорь посмотрел на конверт, на котором было написано его имя и название транспорта, после чего обратился к штурману:
-О! Смотри, это от Василия. Помнишь его? Ну, на рыбалку пару лет назад ездили вместе.
-Конечно, помню. Это друг твой ещё со школы, ты рассказывал.
-Верно. Пошли, присядем где-нибудь. Я прочту.
И, войдя в ворота, друзья направились к одной из синих скамеек, что были расставлены вдоль аллей больничного парка. Усевшись на скамью, Игорь вскрыл конверт и начал вчитываться в текст письма, написанный круглым ровным легко читаемым почерком:
«Игоряша, привет! Сразу же хочу напомнить тебе о твоём обещании приехать ко мне в гости. Потому как надо нам на рыбалку съездить. Давненько мы уже не встречались просто так, поговорить по душам. А приедешь ко мне, возьмём удочки и рванём на озеро. Там тишина и благодать. Особенно по осени. Листья опадают, птицы косяками улетают. Ну и рыба за лето подросла уже. Я, кстати, недавно вытащил щуку размером в полруки где-то. Представляешь? Так вот там много таких, и на твою долю достанется. Так что собирайся и приезжай. Можешь и друга своего тоже взять. Володя, по-моему, зовут его. Удочек и рыбы тут хватит на всех.
Теперь, что касается твоего вопроса.
Ты несёшь какую-то ерунду о том, нужна смерть или нет. Уж не знаю, что тебя потянуло в философию, но я тебе так скажу. Я иногда представляю себе нашу жизнь на этой земле как тюрьму или ссылку. Да, я люблю рыбалку и все прочие прелести жизни, но всё равно понимаю, что дряни и мерзости в жизни тоже предостаточно. Так вот, у каждого человека, на мой взгляд, конечно же, определён свой срок заключения. И пока полностью не отстрадает положенное, никто его на свободу выпускать не собирается. Я, разумеется, не понимаю, чем так провинились наши души, что их заключают в тела и отправляют сюда. Да оно и не суть. И вот по страданиям человеческим и определяется, сколько ему ещё жить здесь. Скажем, жена моя покойная, сиротой росла и уж, конечно, натерпелась по жизни будь здоров. Так и отошла она рано. Я вот вдовствую, а ей, наверное, что-то вроде амнистии выдали там наверху. Или она все, что надо было вытерпеть, уже вытерпела. Опять же есть и те, кто умирают при родах или сердечко останавливается. Стало быть, и срок у них был маленький или вообще чисто условный. А ещё срок можно и увеличить, бывают же всякие сны летаргические. Хотя кто знает, может, этот сон тоже как одно из наказаний для человека. Тут, кстати, понятно, почему не любят и не одобряют, когда человек сам обрывает свою жизнь. Струсил и сбежал. Слабаком оказался. Кому такой нужен. Может, он, что-то важное должен был сделать или выстрадать, а он… Ну вот как-то так мне представляется ситуация.
Но в целом, я стараюсь о таких вещах не думать. Живу себе и живу. Зла не делаю да хлеб жую. Там уж наверху пусть сами решают, когда меня забрать. А про рыбалку не забудь. Жду в гости.
До встречи, и удачи тебе».
Игорь дочитал письмо и задумался.
-Счастливы те, кто умерли, и плохо тем, кто ещё живёт. Где-то я такое слышал. – Проговорил Володя, поглядывая на небо и на желтеющую листву деревьев. – А ты что, рассказывал Василию о том, что нам предложил Ло?
-Ну да. – Игорь вздохнул и убрал письмо вместе с конвертом в один из карманов кожаного жилета. – Я вот не знаю, как правильно поступить в такой ситуации, потому и написал нескольким друзьям. Может, что умное скажут. Как видишь, ответы начинают приходить.
Потом он встал, сунул руки в карманы и уже собрался было идти, но вновь обратился к дяде Вове:
-Пойдёшь со мной?
-Может, я тебя здесь подожду? Погодя хорошая. Посижу, подышу воздухом. – начал было отказываться Владимир, но, видя, как помрачнело лицо друга, спросил: - Что? Совсем тошно туда одному ходить?
Игорь кивнул.
* * *
В больничной палате, в отличие от коридора, по которому они только что прошли, чтобы добраться сюда, было прохладно от раскрытой форточки. Здесь не было запаха бинтов, медицинского спирта, зелёнки и прочего, что витали по больнице. Словно маленький оазис природной свежести среди удручающих флюидов болезней, недугов и хворей. Здесь даже было приятно находиться. Если бы не тело молодой черноволосой женщины, что лежала на железной кровати, стоящей по центру палаты. Кровать была застелена чистым свежим бельём. Хотя трудно было, сказать, свежее оно или нет. Ведь женщина лежала без всякого движения. И не могла запачкать и измять все постельные принадлежности. Вообще в этом помещении словно всё замерло. Всё, кроме трёх вещей. Колыхался от текущего в комнату уличного воздуха белый тюль на окне, капали капли какой-то питательной жидкости или глюкозы в капельнице, что через тонкую слегка желтоватую прозрачную трубочку была вколота в вену на сгибе локтя пациентки, да трёхмерное изображение сердца на мониторе, стоящем на тумбе рядом с кроватью, двигалось, показывая, что женщина ещё живёт. Хотя и трудно было назвать это жизнью. Женщина просто существовала. Присутствовала в палате, но не более. Её глаза под веками не двигались, и руки, вытянутые вдоль тела, покоились поверх одеяла. К запястьям и голове тянулись от тумбы провода с датчиками на концах, прикреплённые липкими пластырями к коже.
-Давно она в таком состоянии? – Володя вдруг сообразил, что ситуация с сестрой Игоря словно до сих пор была чем-то очень привычным и обыденным, и потому совсем не интересным.
Игорь смотрел на женщину мрачным тяжёлым взглядом, и, казалось, был погружён в глубокий колодец души, из которого давно ушла вся влага счастья.
-Людмила? – «вынырнул» из колодца пилот «Водовоза», пытаясь понять, о ком идёт речь. – Лет семь уже. Нет! Восемь.
-И так - пока не умрёт?
-Да.
-И ты всё это время платишь за то, чтобы ей оказывали услуги по поддержанию жизни?
-А что мне остаётся делать? – В голосе Шверцева зазвучали нотки отчаянья. – Если не платить, то они просто отключат аппарат, и всё. Она умрёт. Бесплатного у нас же ничего нет.
-Она умрёт в любом случае.
-Это верно. Но пока она живёт, я должен делать всё возможное. Это просто моя обязанность как брата. Больше некому позаботиться. Но ты знаешь, ведь самое гнусное, что есть во всей этой ситуации, это совсем не её состояние.
-А что? – штурман непонимающе посмотрел на Игоря.
Тот двинулся с места и прошёл к большому окну. Посмотрел на облака, что плыли за прозрачным стеклом по светлому голубому небу. Володя терпеливо ждал.
-Самое гнусное, что пока она жива и жива именно в таком состоянии, я чувствую себя как в какой-то тюрьме. Душевной тюрьме. Словно её болезнь связывает мне руки. Отрезает мне крылья. Вырывает их с корнем. Я не могу дышать полной грудью. Я должен мотаться по этой планете, не смея покинуть сестру. Я обязан платить за её лечение, обделяя в чём-то себя. И так хочется, чтобы она умерла. Пока она жива, я не смогу быть свободным по-настоящему.
-Это не есть хорошая мысль.
-Я знаю. Я гоню её от себя. Но бывает, что она подкрадётся не заметно и как игла резко входит в самое сердце.
-Я могу тебя понять.
Игорь усмехнулся словам штурмана:
-Это вряд ли. Чтобы это понять, надо самому побывать в такой ситуации.
-А я уже и побывал. – Дядя Вова подошёл к пилоту и тоже взглянул на небо. – У меня в своё время с мамой было очень плохо. Она совсем не ходила, только в кресле с колесиками передвигалась. И в таком состоянии она прожила года четыре. Я очень измучился с ней. Ведь надо было готовить еду. Бегать по магазинам. Стирать её одежду и простыни. Убирать за ней «утку». Мыть её. А она постоянно требовала внимания к себе. Ей было очень одиноко, и она всё время хотела, чтобы я был рядом. Могла разбудить меня ночью (а я спал в соседней комнате, и она стучала палкой в стену) ради какой-то мелочи. Постоянно звала меня, когда я был дома, и мешала мне тем самым делать дела. Я иногда срывался и кричал на неё, чтобы она не мешала. Или убегал на ночь к друзьям. А потом её не стало. И вот теперь мне иногда кажется, что я не сделал всего, чтобы она была счастлива даже в таком её состоянии. Не хватило у меня любви и терпения по отношению к ней. И если ты не хочешь, чтобы те же мысли терзали и тебя, гони от себя всю эту гадость. Просто делай, что должен, и всё.
Игорь, продолжая глядеть в окно и слушая штурмана очень внимательно, согласно покивал головой.
-Да. Ты прав.
За их спинами капли всё так же равномерно падали в желтоватую трубочку, неся питание красивой, лежавшей на кровати, словно на часок уснувшей, женщине.
* * *
Перед тем как окончательно повернуть к дому, Игорь решил загнать свой транспорт на станцию техобслуживания. Благо средств, вырученных от последней доставки груза, хватит и на жизнь, и на долгожданный ремонт «Водовоза», который был для их семьи палочкой-выручалочкой в этом нелёгком мире, и его поломка или полный выход из строя могли бы привести к катастрофе. Тогда бы пришлось искать новую работу, и не факт, что она была бы так же высокооплачиваема. Вот только одно было не очень удобно: станция техобслуживания находилась примерно в ста километрах от дома, где жила семья Игоря, и потому до него придётся добираться рейсовым транспортом.
-Я не понимаю, почему мы не можем нанять такси и лететь напрямую к дому? – Спросил Володя у пилота «Водовоза», когда друзья покинули один из длинных ангаров, стоящих на большой площади посадочного порта.
-Ну, ты понимаешь, не могу я летать на чужих антимагнитных машинах. – Оправдывался Игорь. - Всё время кажется, что другой пилотирует хуже, чем я, и очень хочется отобрать у него штурвал. А на электричках сейчас народу никого и, может быть, мы даже будем одни на целый вагон. Это же забавно. Да и потом, поляна возле моего дома не такая уж и большая, и мы там займём всё свободное пространство. А если там уже кто-то совершил посадку, так и вовсе не сядем. А «Водовоз» давно надо было осмотреть на предмет устранения неисправностей и прочей фигни.
Бывшие звёздные разведчики проходили уже последний ангар и совсем уж было собирались покинуть транспортный порт, как солнце мигнуло, и, пролетев над их головами, рядом с входом в один их доков приземлился небольшой, но ярко размалёванный черепами и перекрещенными костями антимагнитный мобиль. Дёрнувшись от неожиданности, штурман оглянулся на машину. Он увидел, как дверь, блеснув отражённым солнечным светом, открылась, и из неё показался человек. Лицо этого человека было знакомым. Более того: самого этого атлетически сложенного человека, затянутого в чёрную кожаную куртку и такого же цвета кожаные штаны, в высоких сапогах с тупыми носами, с белыми длинными волосами, он видел и на собрании пилотов в ставке генерала Ло.
-Ты посмотри, кого нам довелось здесь встретить. – холодный голос Шверцева заставил штурмана оторвать свой взгляд от пожаловавшего на станцию летчика, и обернутся к другу.
-Я так полагаю, вы знакомы? Я ещё в зале заметил, что вы как будто стремитесь избежать встречи друг с другом.
-Мы, друг мой, не просто знакомы.
Игорь стоял, скрестив на груди руки и неприязненно глядя на высокого мужчину, покинувшего своё летательный аппарат, причём последний лишь скользнул по их лицам ничего не выражающим взглядом и зашагал в сторону зеленеющего недалеко здания администрации порта. Игорь продолжал смотреть ему в след.
-Когда-то этот человек был моим лучшим другом. И я был уверен, что надёжнее его нет никого. Мы даже стали родственниками. Он женился на Людмиле.
-На той, что в больнице?! Ты не рассказывал.
-Повода не было. А потом он от неё ушёл. Она ему надоела, он и ушёл. Я как-то говорил с ним об этом: мотивирует тем, что с Людмилой ему было скучно. А тут как раз наш глубокоуважаемый генерал и собирал свою первую экспериментальную группу наёмников. Ты о ней и не слышал. Бегемот к нему и подался. Он же всё-таки ас. И получше всех, которые собирались намедни на сходке.
-Людмила из-за этого в больницу попала?
-Да нет. В больницу она попала гораздо позже. Но не суть. Если бы он её не бросил, то и не произошло бы с ней тех событий, из-за которых она теперь на аппарате.
-Ты хочешь знать моё мнение?
Володя видел как пилот «Водовоза» весь словно напрягся внутри.
-Вообще-то не очень… Но говори всё равно, - Игорь, сутулясь, угрюмо смотрел в бетонное покрытие станции.
-Я склонен думать, что ты в данном случае не совсем объективен, - начал штурман. – Давай немного посмотрим на ситуацию с иной стороны. Я вполне осознаю твою неприязнь к тем людям, которые оставляют свои семьи, но ведь мы не в состоянии постичь всех ситуаций и относится ко всему происходящему одинаково непредвзято. А в отношении твоей сестры ты скорее переживаешь за её боль, и потому осуждаешь поступок своего бывшего друга. Ведь если бы ты встретил человека, который бросил свою семью, но ты не знал бы об этом, то ты бы относился к нему, как и ко всякому другому. И если бы потом ты бы узнал все эти не очень радостные подробности, то тоже не полез бы разбираться, кто там был прав, кто виноват, а воспринимал бы человека таким, каков он есть. Ведь лично тебе он ничего плохого не сделал. Конечно же, остаётся вопрос доверия подобным индивидуумам, но тут я тебе уже ничего не подскажу, кроме того, что мы все люди и все ошибаемся. Да и опять же вопрос личной вины человека в том, что произошло в его жизни. Может, не он был инициатором, и прочее… А твоя боль и боль твоей сестры (ты уж не вздумай обижаться) - это не более чем семейное дело. Я тут тебе так скажу: время всё лечит. Скорее всего, ты спросишь меня, сколько же его нужно, сколько его должно пройти? Тут отвечу честно: не знаю. Быть может, вы уже завтра пожмёте друг другу и сядете попить пива вместе, а может, вашего личного времени вам и не хватит. Не проживёте вы настолько долго, чтобы хватило мудрости и доброты простить друг друга. Тогда смерть вас и примирит. Тебе просто надо перестать зацикливаться на этом деле.
-Ты так говоришь, потому что сам не был в подобной ситуации. А вот представь, что жена от тебя ушла к другому? И как бы ты себя чувствовал?
-Не знаю. Скорее бы всего плохо. Но, наверное, я бы постарался понять её и простить. Чего и тебе желаю. Ты же не собираешься носить всю это боль и весь этот конфликт в себе вечно?
-Может быть… Может быть… Ладно. Поживём - увидим, что там впереди. Пойдём. Нам бы до темноты добраться до дома. Ещё в электричке трястись часа полтора.
-Да. Пойдём.
* * *
Вагон электрического поезда был грязен и стар. Все окна были в давнишней пыли, которую никто не собирался протирать. За этой вековой пылью, что осела на стёкла от дороги и пролетающих мимо составов, все пейзажи казались мутными, серыми и унылыми. Когда друзья вошли в вагон, то увидели, что практически все места у окон заняты, и была свободна лишь одна скамья. Ничего не оставалось делать, как пройти и занять именно это обшарпанное от времени деревянное сиденье. Едва разместившись, друзья достали по банке пива, предусмотрительно закупленного на станции, и откупорили их. Чокнулись «за благополучную поезду», и принялись опорожнять жестяные посудины. Вообще-то распивать спиртные напитки в вагонах не разрешалось, но на это уже никто не обращал внимания. Электрички, в виду их нерентабельности и появления летающих транспортов, вскоре предполагалось совсем изничтожить, и потому по составу уже не то что не шугали любителей горячительных напитков, но и билеты у пассажиров уже никто не проверял. Из полураскрытых дверей попахивало мочой, видимо, кто-то использовал тамбур в качестве туалета.
Осушив залпом половину банки с янтарной горьковатой жидкостью, штурман осмотрелся. За окнами уже проносились одинокие дома и желтевшие осенние деревья. Прочие пассажиры вагона занимались, кому, чем нравилось: кто-то читал, кто-то дремал, прислонившись головой к оконной раме. Одна женщина ехала с девочкой примерно четырёх-пяти лет, одетой в джинсовый комбинезон и белую кофту. Мамашка пыталась кормить своего ребёнка, запихивая ей в рот булку, от которой девочка была вынуждена откусывать большие куски, которые с трудом могла прожевать. После каждого съеденного куска женщина заставляла ребёнка выпить молока из небольшого ярко-разрисованного прямоугольного пакета, в который была воткнута прозрачная трубочка. Каждый раз, когда малышке предлагали откусить ещё «малюсенький» кусочек, та отрицательно мотала головой, но, похоже, выбора у девочки не было, и приходилось есть булку до конца. За спиной штурмана изредка раздавался громкий взрывной смех. Видимо, там рассказывались анекдоты и смешные истории, и люди, рассказывавшие их, тоже не возражали против употребления пива.
Прямо перед друзьями, держа на вытянутых руках широко развёрнутый лист газеты, так что тела и головы совсем не было видно, сидел ещё один пассажир. Видимо, читать газету он начал до того, как Игорь и Володя вошли в вагон. Синие, с отутюженными стрелками, брюки показались штурману до странности знакомыми.
-Да, да. Не удивляйтесь, - услышал он голос, доносившийся из-за газеты. – Это снова я. Я представляю службу Реальных Почтовых Сообщений и принёс Игорю Викторовичу письмо.
Человек опустил газету, и Владимир увидел перед собой улыбающееся лицо Сильвестра. Игорь, едва не подавившись пивом и согнувшись пополам, тихонько ржал. Владимир не мог не восхититься умением почтальона находить клиента в любом месте:
- Однако вы умеете обеспечивать отличный сервис.
- Работа такая, - все также улыбаясь, отвечал с достоинством Сильвестр.
Почтальон открыл папку, достал из неё белый конверт, запечатанный сургучом, и подал его Игорю. Следом протянул раскрытую папку и, показывая перьевой ручкой на графу в ведомости, попросил:
-Распишитесь, пожалуйста, в получении письма. Всё как обычно.
Шверцев взял перо и, поставил подпись в указанном месте.
- Ты как? С нами до конечной? – посмотрел на почтальона пилот.
- Хотя мне и приятно было бы пообщаться с вами, но нет. На следующей остановке следующий адресат – вздохнул Сильвестр, видимо, огорчённый тем, что ему нужно покидать общество приятных ему людей. – Но я надеюсь, что при следующей встрече спешить необходимости не будет, и я с удовольствием останусь поболтать. А теперь пора откланяться. Служба.
И, закрыв папку и забрав у пилота перо, почтальон встал со своей скамьи и, раскачиваясь в такт движениям поезда, направился к выходу.
Игорь смотрел ему в след, пока за Сильвестром не закрылись двери, после чего взглянул на конверт.
- Это от Серёнечки, - произнёс пилот имя их общего с Владимиром друга.
Володя, допив до конца приятный напиток, заинтересованно посмотрел на конверт, который Шверцев уже соизволил открыть, сорвав сургучную печать с изображением перекрещенных молний и почтовых рожков. Он подождал, пока Игорь, видимо, не желая оповещать о содержимом корреспонденции весь вагон, молча дочитает письмо.
- Интересная мысль, - передав листок с Серёнечкиными каракулями Володе, произнёс Игорь и посмотрел за окно, дожидаясь, когда и его друг вникнет в написанное, чтобы обсудить, то, что показалось пилоту интересным.
Дядя Вова принялся разбирать каракули:
«Ну здорова, старый чемодан.
Рад, что ты не умер и продолжаешь носить над просторами этого небольшого шарика, что носится в пространстве, свои пока ещё не старые кости. Житие мое сносное. После того, как мне отморозило ноги, - ты, наверное, помнишь тот случай (Володя указал Игорю на эту часть письма, вопросительно на него глядя, но Шверцев лишь сердито отмахнулся – не до воспоминаний сейчас), - я многое размышлял над своей жизнью и над тем, что произошло. После ампутации я совсем было загрустил. Думал, всё: кирдык! Но потом всё же собрался с силами и решил, что спиться я всегда успею. Не так давно мне сделали протезы, и теперь я, как тот лётчик из книги, Мересьев по-моему, учусь ходить заново. Вот думаю, может, мне и танцевать научиться. Он же научился. Но это не суть. Суть в том, что я начал рассматривать нашу жизнь как школу. Как подготовку к другой, более интересной и более, если хочешь, реальной жизни. Мы здесь лишь познаём то, как надо себя вести, набираемся опыта и учимся думать и действовать. И любая ситуация - это лишь возможность чему-то новому научится. Ну там терпению, или скромности, а может, наглости и упёртости. А смерть - это лишь окончание школы. Может быть, даже выпускной экзамен. И по тому, как человек сдаст этот экзамен, как он умрёт, и зависит, как его будут принимать в следующей, другой жизни. Но ведь вечно учиться нельзя.
Вот, собственно, и всё, что я хотел сказать. Наверное, немного сумбурно, но ответ на твой вопрос должен быть тебе понятен.
В целом же у меня всё хорошо. Жена радует, детки растут. До встречи».
- Да. Мысль интересная, - только и смог ответить Владимир, прочитав письмо до конца.
В дверном проёме показалась полная и какая-то вся потёртая женщина в синем сарафане и в кожаной коричневой куртке с большой блестящей коробкой. «Пиво, квас!» - заорала она на весь вагон. Игорь сунул руку в карман и вытащил из него крупную купюру.
- Не уверен, что у неё найдётся сдача, - глядя на деньги, произнёс штурман.
Сдача нашлась.
* * *
Утреннее солнце влезало в окно своими тонкими золотистыми лучами через преграду тяжёлой жёлтой шторы. Дневное светило неумолимо щекотало глаза даже сквозь сомкнутые веки и, как штурман ни пытался повернуться, оно продолжало беспокоить и побуждать к подъёму с гибкого ложа раскладушки, на которой он спал всю ночь, не обращая внимания ни на громкий храп, спящего рядом Игоря, ни на жужжащее приставание мух. К тому же сквозь щель в двери слышались бодрые и весёлые голоса пилота «Водовоза» вместе со всем его семейством и доносились вкусные запахи молочной каши. Владимир, наконец, очнувшись ото сна, потянулся и огляделся вокруг. Со времени его последнего посещения в этой комнате мало, что изменилось. Всё так же мягко блестели лаковым покрытием деревянные стены и потолок, неизменные перекрещенные боевые топоры висели над печью под тихонько тикающими морскими часами, старый тёмный ковёр и шкаф с незакрывающимися дверцами по-прежнему были на своих местах. Лишь коричневая краска пола стёрлась ещё больше от множества хождений по ней. Кровать, на которой обычно спал сам хозяин дома, была уже ровно застелена.
Владимир поднялся с раскладушки, отчего та жалобно заскрипела всеми своими пружинками, и, подойдя к одежде, небрежно брошенной на стуле, принялся одеваться. Через пять минут он уже выходил на широкую длинную террасу старого дома. Впрочем, дом, заново перекрашенный Игорем в этом году, выглядеть старым и не собирался, а, напротив, молодцевато зеленел своими крепкими стенами и сверкал мытыми стёклами окон. На терраске царили шум и веселье. Игорь, в ожидании, пока его жена София разложит по большим фаянсовым тарелкам горячую рисовую на молоке кашу, играл с годовалым малышом, держа его за руки на коленях, отчего малыш прыгал и хохотал своим заразительным детским смехом. Лиза, более взрослая девочка лет девяти, постоянно смеялась вместе с братиком и в то же время пытаясь, что-то поведать отцу о том, как они живут здесь без него:
-Журжик правда очень смешной? Всё хохочет и хохочет. А смотри, папа, у нас вот тут кормушка. Ну, папа, ну вот ты сюда посмотри, - тыкала она пальчиком в пластиковое блюдечко, положенное на перила террасы, обращёнными к смешанному лесу, что темнел чащей вокруг всего посёлка. – Вот сюда у нас птички прилетают. Вон, видишь, одна на веточке сидит. Это Остаточек – потому что постоянно собирает крошки, которые остались на столе после обеда или ужина. А вон там Хохолок прыгает. Видишь, у него хохолок на голове. У нас все синички тут Хохолки.
Тут Лизонька заметила Владимира, вышедшего из дома.
- О! Дядя Володя! Привет! – девочка бросилась к штурману и радостно запрыгала вокруг него. – А представляешь, у нас тут позавчера три синички на чердак залетели, а вылететь не могли. И мы ждали до темноты, потому что мама сказала, что птицы в темноте не летают. А потом мы гонялись с фонариком по всему чердаку за ними и ловили их. И потом на волю выпускали. Правда весело?
- Да, Лиза, очень весело, - Володя, улыбаясь, пытался всё же обойти прыгавшую девочку.
- А вот это Жужрик! – говорила та без устали, показывая на братика. – Он такой смешной! Он уже ходит.
- А почему Журжик, а не Жоржик? Вы же его Жоржем вроде назвали? – повернув голову, спросил штурман у отца семейства.
Но за папу малыша ответила неугомонная сестрёнка:
- А потому, что он так смешно разговаривает – словно ручеёк журчит.
- Володь, сходи пожалуйста к колодцу за водой, - попросил вдруг Шверцев, просяще посмотрев на друга. – А то шланг с насоса подземного сорвало. Я после завтрака починю, а водички бы на чай. Придешь, и сразу сядем есть, а?
- Да не вопрос, собственно. Где ведро?
И, взяв голубое эмалированное ведро, Владимир, сойдя с терраски, направился к колодцу.
Пройдя по цементной, потрескавшейся от пробивавшейся сквозь неё траву, дорожке мимо аккуратных грядок с капустой, клубникой и горохом, Володя подошёл к калитке, сколоченной из окрашенных защитной красок досок. Сам же забор представлял собой частокол напиленных в лесу тонких стволов и верхушек елей. Игорь как-то жаловался ему, что совсем нет денег на установку нового забора и что он только и делает, что меняет деревянные столбы старого частокола на металлические, дабы забор окончательно не свалился. Засов, сдвинутый штурманом, громко лязгнул, и калитка, скрипя петлями, отворилась. Выйдя на дорогу, Владимир притворил её за собой и отправился к колодцу, что стоял на самом краю посёлка.
Он уже миновал большую часть своего пути и собирался повернуть за угол высокого забора из плотно пригнанных друг к другу, окрашенных в белый цвет, досок, как ему стал слышен какой-то шум и возня. Словно два человека пытались выяснить между собой отношения. Когда же он, наконец, повернул, то увидел, что и впрямь двое мужчин о чём-то громко между собой спорят. Один из них, явно на голову выше второго, был довольно-таки крепкого телосложения, коротко стриженный и одет в дорогой костюм. А вот второй был каким-то тщедушным, небритым, одетым в комканую грязноватую футболку и протёртые, с масляными пятнами, джинсы. При этом тот, что был пониже, стоял, как-то наклонившись, и размазывал по лицу кровь, текущую из носа. Здоровяк, глядя на эту картину, ухмылялся и поигрывал ключами с золотым фирменным брелоком на цепочке, видимо, от стоящего невдалеке воздушного транспорта чёрного цвета с тёмными тонированными стёклами кабины.
- Ну что, чмошник? Понял, чья это земля и кто и что тут может строить, а кто не может? – спрашивал мужик в дорогом костюме у тщедушного. – Или ещё хочешь в пачку получить?
- Я на тебя в суд подам, – отвечал ему тщедушный.
- Ну-ну… Давай, попробуй! - здоровяк ухмыльнулся ещё больше, обнажая золотой зуб, искрящийся среди белизны прочих.
- Чтоб тебя черти забрали! – в запальчивости вскрикнул его собеседник.
- Ага! Иди попроси у них, - тот, что мотал в руке ключами, уже вовсю издевательски смеялся.
- А что? Издох бы, и всем бы легче дышалось здесь сразу, - тщедушный уже не отдавал себе отчёт в том, что он говорил. Кровь, капавшая из носа, успела испачкать и футболку.
- Ты ща договоришься у меня, - обозлился вновь здоровяк. Было видно, как на его лице напряглись скулы. – Самого на тот свет отправлю!
Но второй мужик, как-то вдруг успокоился и пробормотав: «А может, так и лучше будет? Всё отмучаюсь», пошёл вдоль белого забора прочь. Здоровяк, ещё раз ухмыльнувшись, повернулся и, едва не задев широким крепким плечом штурмана, пошёл к своему личному транспорту.
Что-то смутное и неприятное оставила эта картина на душе у Владимира. Он думал о том, что увидел и когда шёл к колодцу остаток пути. И когда набирал воду, и когда шёл обратно. Чёрный транспорт мужчины в дорогом костюме всё ещё стоял на своём месте, когда дядя Вова поворачивал к дому Шверцева.
* * *
Сразу после завтрака Игорь, как и обещал, занялся починкой насоса. Софья, посадив малыша в коляску и повесив на плечи небольшой рюкзачок со съестными припасами, взяла Лизоньку, и они отправились на небольшой пляж, что располагался на лесном озере примерно в двадцати минутах ходьбы от посёлка. За неимением особого дела, Владимир прошёл на кухню и через мобильный компьютер полез в мировую сеть Галаксинет. Он долго открывал те или иные странички и сайты, но особо интересного, что могло бы привлечь его внимание, не было. Он уже потянулся к кнопке выключения, когда его взгляд нащупал в последнем окне ссылку на чей-то дневник, озаглавленный как «Исповедь безрукого». Заинтригованный этой надписью, дядя Вова, дотронувшись до сенсорного экрана, перешел на указанный ресурс сети. Это и впрямь была исповедь. Владимир не мог понять, почему она попалась ему на глаза именно сейчас, но ведь в нашей жизни мало что бывает просто так. Он вглядывался в строчки текста и видел за ними того, кто хотел рассказать всему миру о своей боли:
«Я уже вполне сносно научился набирать текст на клавиатуре. Как оказалось, при определённом терпении это осваивается вполне быстро. Благо, мама попросила знакомого плотника сконструировать для меня специальные щупалки, которые я могу надеть на пятки и с их помощью нажимать на клавиши. Теперь я могу записывать свои мысли. Но вот вопрос: нужны ли они кому-нибудь? Кто сможет понять всю мою жизнь, все те препятствия, которые возникают на моём пути?. Ведь есть такая поговорка: сытый голодного не разумеет. Я уже не раз убеждался в этом. Например, когда я вхожу ко врачихе, которая выписывает мне документы по инвалидности, я вынужден за неимением рук открывать дверь ногами. Когда я пришёл к ней в первый раз, она стала кричать, что сначала надо научиться вести себя в обществе, а уж потом приходить на приём к врачу в солидное учреждение. Я вспылил и высказал всё, что думаю о её мерзкой персоне. Только после этого она обратила внимание на отсутствие ау меня рук. Она, хотя и с ворчанием, но дала мне все необходимые документы. С тех пор каждый раз, когда я прихожу к ней на переосвидетельствование, а должен я делать это раз в год, как будто руки могут отрасти каким-то чудом, она кладёт передо мной все нужные справочки на стол. Потом только она посмотрит на меня и, сказав: «Ах да! Ты ж у нас безрукий» положит всё в сумку, что висит у меня на плече. Я понимаю, что она так вымещает на мне всю свою злобу, и хотя я не намерен опускаться до её морального уровня, мне очень хочется харкнуть ей прямо в жирную лоснящуюся морду. И ведь это не единичный случай. Я совсем-совсем не могу ходить по ресторанам и кафе. Один раз пошёл. Сел за столик и попросил принести мне мороженое. Официант выпучил на меня глаза и стоял, не двигаясь с места. Пришлось повторить просьбу ещё раз и при этом поинтересоваться, хорошо ли он слышит. Он ушёл, но вскоре вернулся и, поставив передо мной чашку с мороженым, продолжал стоять рядом. Вероятно, ему очень хотелось посмотреть, как я буду есть, потому, что на мою просьбу отойти и не беспокоить меня, он действительно отошел к барной стойке и по-прежнему не сводил с меня глаз. Наверное, он был очень удивлён, когда я, сняв ботинок, поднял ногу к поверхности стола и, взяв пальцами ног ложечку, принялся есть. Но вскоре я почувствовал себя не комфортно, и было отчего. Все посетители ресторана (хотя их было и немного в это время) смотрели на меня. Какой-то человек, подозвав официанта и указывая на меня рукой, что-то шепнул тому на ухо. Через минут пять подошёл ко мне метрдотель и попросил покинуть их заведение. Он мотивировал это тем, что они солидная фирма и у них не принято есть ногами, к тому же от моих ног идёт неприятный запах. Вот это он зря сказал. Ноги были чистые, ибо я мою их каждый день. Думаете, мне самому было бы приятно есть грязными вонючими ногами? Ударом ноги я, разозлившись, опрокинул чашку, и часть мороженого попала на его чёрные отутюженные брюки. Надо отдать должное его спокойствию. Он лишь сказал, что если я сейчас же не покину ресторан, то он будет вынужден вызвать полицию и меня выведут как дебошира. Мне было противно после того случая вообще появляться в каких бы то ни было заведениях общепита. И я до сих пор не могу понять: если люди столь негуманно относятся ко мне, видя, что я калека, то насколько же они бесчувственны по отношению к тем, кто болеет душою, и по его внешнему виду не заметно, что его сердце исполосовано ранами. Я очень люблю сидеть на скамейке и наблюдать за небом. Только глядя на этот бездонный колодец для облаков и звёзд, я успокаиваюсь и пытаюсь просто дышать чистым (насколько это возможно в городе) воздухом. Я слушаю пение залетающих во двор нашего старого дома птиц, и мне становиться хорошо и спокойно. Но это лишь на время. Потом я прихожу домой, и вновь чувствую всю унылость моего бытия. Моя мама печёт мне вкусные пирожки. Я их очень люблю. А ещё я люблю семечки. Но когда мамы не станет, кто поможет мне с тем, чтобы очистить их? Мне страшно, что её не станет. Мне страшно, что я потеряю последнего своего друга и останусь совсем один. И иногда я хочу умереть раньше мамы. Быть может, она отмучается и хоть остаток своих дней проживёт без постоянной борьбы за моё счастье. А откуда у меня вообще счастье? Счастлив тот, кто понимает, зачем он живёт, а я лишь бесполезный ходячий кусок мяса в этой жизни. Вот Зойка, она такая же как и я. У неё тоже нет рук, но небо даровало ей талант художника. Она пишет замечательные картины ногами. Она пишет мне письма, в которых советует не унывать и говорит, что жизнь прекрасна. А что делать мне? В чём я могу найти своё предназначение? Всё, что мне остаётся, это только ходить по улицам и показывать своей жизнью, что если уж такой, как я, живёт и находит, чему радоваться, то тем, у кого всё в порядке со здоровьем, вообще грех жаловаться. И я буду писать мои записки. До самой смерти…»
* * *
Когда Игорь разливал себе и Володе по второй рюмке беленькой, послышался скрип открываемой калитки. На цементную дорожку со счастливым визгом вбежала Лизка и помчалась к крыльцу. Следом за ней, широко распахнув дверь и толкая коляску перед собой, вошла Софья. Лицо женщины хоть и выглядело слегка утомлённым от купания и дороги, всё же светилось радостной улыбкой. Но в то же время по его выражению можно было понять, что ей о чём-то очень хотелось рассказать. Она аккуратно провела немного потрёпанную (всё-таки уже второй ребёнок) коляску с маленьким человечком до дома и уже возле терраски достала из неё ребёнка. Жоржик, радостно хихикая у мамочки на ручках, оглядывал всё вокруг, как будто видел всё в первый раз. Так с малышом на руках Софья и поднялась по ступеням крыльца. Тем временем Лиза, уже успевшая подбежать к отцу и его гостю, пролезла под большим столом, вылезла с другой стороны и тянула к себе большущую шоколадную конфету из хрустальной вазочки. Но не успела она вытащить конфету полностью, как грозный окрик матери заставил убрать руку:
- Лиза! Сколько раз можно говорить: сначала спроси, потом хватай?
Лиза посмотрела на отца:
- Пап, можно да, можно?
- Бери, - рассмеялся тот.
Лиза живо схватила конфету и скрылась с ней под столом. Через мгновение она уже показалась с другой стороны и сиганула в дом сквозь раскрытую настежь дверь. Софья уже подходила к мужу. Увидев стоящие на столе наполненные водкой, сквозь которые солнечный свет, преломляясь, выписывал на столешнице забавные яркие кренделя, и выложенные на фарфоровое блюдце малосольные огурцы, она воскликнула:
- Ну, вы, мужики, даёте! Как оставишь вас одних, так обязательно выпить норовите.
Потом она обратилась к Игорю:
- Муж мой, подвинься, пожалуйста, чуток.
Игорь привстал и сел чуть дальше по длинной лавке, что стояла рядом со столом. Софья присела рядом, опустив малыша на пол, отчего тот сразу же пополз, вслед за Лизонькой, в дом. Женщина, нежно поглядев вслед ползущему сыну, положила одну руку на стол, полностью на неё облокотившись.
- Я вот сейчас с дитями ходила на пляж, а там соседку нашу встретила. Марь Ивановну, ну то что вот стой стороны от нас, - начала она рассказывать, показав рукой в сторону одного из заборов, огораживающих их участок. – Так вот она рассказала, что у её сына день рожденья был. Тридцать пять лет отмечал. Он, значит, всех друзей своих собрал и стали праздновать. И представляете, в самый разгар веселья один из его дружков, раз! и лицом в тарелку падает. Они переполошились. Поднимают его, а он уже мёртвый. Весь праздник насмарку. Вызвали кого надо. На следующий день именинник позвонил жене друга, а та и сказала: вскрытие показало, что просто остановилось сердце. А у парня деток было аж четверо. И самому младшенькому ещё и годика не было. Так теперь соседка жалуется, что её сын передумал второго ребёночка заводить. Так жене и сказал: «Зачем рожать, если всё равно все умрут?». Ведь не старые ещё, могут и второго, и третьего, а вот упёрся и не хочет. Боится, что если что «не так», и обеспечить их не сможет. И не понимает, что люди и в войну рожают, и в голод, и в болезни. Как говориться: Бог и ребёночка даст, и на ребёночка даст. А что помер кто, так это жизнь. И таким боком к нам поворачивается…
Володя смотрел на лицо своего друга, а тот, словно подхватив какую-то мысль, что до сих пор ускользала от него, ушёл куда-то внутрь себя. Наконец в глазах хозяина дома мелькнула искра сознания, и он, вдруг задел своей дражайшей супруге вопрос:
- Кисонька, а ты бы хотела жить вечно?
- Зачем? – живо отозвалась Софья. – Старой сморщенной старухой ходить с клюкой, охая от радикулита? Больно надо! Вот живу и живу. И стараюсь не думать. А свой срок придёт – так, значит, так и надо…
-Жоржик, уйди, уйди! – завопила внезапно Лизка откуда-то из глубины дома, и послышался звук чего-то упавшего на пол.
Софья, всплеснув руками, вскочила с лавки и кинулась на крик.
Владимир посмотрел на своего друга.
- А ты говорил жене, куда летишь завтра?
- Нет, - ответил Игорь. – Какой смысл? Зачем её сейчас тревожить. К тому же у меня есть мысль, и над ней ещё стоит подумать.
Последние слова Шверцев выговорил настолько мрачным голосом, что дядя Вова встревожился за рассудок своего друга.
- Что ты задумал?
- Не сейчас. Сейчас отдыхаем, - Игорь потянулся к рюмке и, взяв её, улыбнулся. – Выпьем за хоть и кратковременный, а всё же отпуск.
Ветер внезапным порывом сорвал с деревьев жёлтые осенние листья и бросил их на землю. Те, кружась, погружались в ещё зелёную сочную траву.
* * *
Продавщица в ларьке наполнила пенной янтарной жидкостью второй прозрачный пластиковый бокал и поставила его на узкий прилавок перед окошком. Владимир взял наполненную тару и отхлебнул порядочный глоток холодного пива. Потом он оглянулся на своего спутника. Игорь, опустив голову и хмуро смотря в одну точку перед собой, сидел на бордюрном камне.
- Вот ведь всё как неуклюже-то, - мрачный голос Шверцева вызывал какую-то тоску. – Не могли бы поставить сюда хоть одну скамеечку. Сиди себе здесь и холоди нижний мозг.
Игорь вновь отхлебнул из своего уже полупустого бокала. После вчерашнего разговора с Софией он так и не смог придти вновь в весёлое расположение духа, и остаток тёплого осеннего дня прошёл грустно и уныло. Штурман даже и не пытался вникнуть в сознание своего товарища, поскольку после «исповеди безрукого» и сам никак не мог придти в себя до конца. Владимир пытался разобраться в том, насколько может быть счастлив или несчастлив тот или иной человек, однако сознание, слегка замутнённое накануне парами алкоголя, отказывалось глубоко вникать в этот вопрос. В голову приходила лишь одна мысль, что человек, потеряв часть своего здоровья, постоянно будет находиться под давлением собственной ущербности, и это может довести его до самоубийства или помешательства. В голове возникала совершенно ни к селу, ни к городу пословица: «Сколько волка ни корми – он всё в лес смотрит». Штурман не обращал на ворчание Шверцева никакого внимания. Он прекрасно знал о том, что эмоциональное состояние последнего может меняться очень быстро. Вполне возможно, через пять минут Игорь будет уже радостно рассказывать анекдоты и шутить с продавщицами магазинов.
Тут мимо двоих друзей, находившихся под багровой кроной клёна и потягивающих освежающий напиток, прошла девушка. Что-то странным показалось поначалу в ней для штурмана. Он пытался вникнуть и, наконец, до него дошло, что она хромая. И эта хромота как отголосок собственного сознания повергли дядю Вову в окончательное уныние. Девушка, одетая в тёмную куртку и джинсы, шла по дороге, ведущей к станции. Правая нога её была в совершенном порядке, а вот левая, обутая так же обутая, в белый кроссовок, была вывернута вовнутрь, и при этом пятка никак не желала опускаться на асфальт, на один уровень с носком. Девушка шла быстро. Она явно спешила, словно боялась опоздать. Лицо выглядело напряжённым.
«Вот. Наверное, она тоже хотела бы перестать страдать из-за своей хромоты. Ну ладно, бы если бы парень был хромой. А вот девушке каково? Кто её такую полюбит? Сможет ли она когда-нибудь стать счастливой?» - невесёлые мысли текли в утомлённом мозгу Владимира.
- Однако, пора нам, - Игорь, отперевшись рукой о камень, на котором сидел, тяжело приподнялся и, выпрямившись, направился к станции. Володя поплёлся следом.
По дороге он поделился своими мыслями с Шверцевым. Тот лишь грустно покачал головой: «Не о том ты думаешь, совсем не о том». Владимир даже удивился: как это не о том? Но Игорь и не собирался комментировать свои слова. Пилот спокойно шёл к станции, чтобы сесть на электричку, которая отвезёт их обратно на станцию техобслуживания, где его ждал верный «Водовоз». Похоже, тяжёлые думы на время оставили Шверцева в покое, давая передышку. Во всяком случае, штурман решил какое-то время не беспокоить своего бывшего капитана вопросами и загадками. Так, молча, они и миновали множество палаток с одеждой, обувью, канцелярией и прочими товарами народного потребления.
Так же, не перекидываясь ни словцом, они вошли в практически пустое помещение станции. Облицованные белым мрамором стены были обезображены гнусными надписями и рисунками, повествующими о взаимоотношении полов. Справа от стеклянных дверей приютилось одинокое окно билетной кассы. Вернее, окон было четверо, но остальные три были забраны железными ставнями с проржавевшими засовами. На каменных пыльных подоконниках валялись окурки и темнели грязные пятна от высохших лужиц. Под потолком здания висело несколько люстр в виде перевёрнутых колоколов серого цвета, от которых к потолку тянулись латунные ножки. Как ни странно, горели все. А вот из стоящих в ряд турникетов, призванных служить охраной от проникновения «зайцев», не работал ни один. Все дверки были распахнуты настежь, либо свисали на остатках дюралевого крепежа, либо, вырванные с корнем, вообще отсутствовали.
Владимир, оставив Игоря стоять посреди зала, прошёл к тому единственному окошку кассы, внутри которого поблёскивали стёкла очков женщины, что обязана была продавать билеты. Но билеты купить не удалось. Видимо, давно скучавшая работница станции, обрадованная случаю поболтать, оторвалась от книги и сообщила, что лента для печати проездных документов отсутствует вот уже месяц. Ежесекундно сбиваясь на рассказы о собственной родне и событиях небольшого городка, примыкающего к станции, женщина пожаловалась, что нормальной зарплаты здесь не платят, что она давно уже заменяет собой справочное бюро и что начальник её «настоящий козел, хотя и бывает порой довольно-таки мил». Владимиру с трудом удалось вставить вопрос о времени прибытия электрички. Кассирша ответила, что электричка прибудет через буквально пару минут, и было очень удивлена, что её собеседник резко отскочил от окошка и, дёрнув своего друга, побежал вместе с ним к выходу на платформы. Она обиженно надула губки, но тот час взяла со стола раскрытую книгу и вновь погрузилась в чтение.
И уже стоя на платформе в ожидании подходящей к станции электрички, Владимир вдруг вновь увидел хромую девушку. И рядом с ней молодого человека. Парень нежно прижимал к себе хромоножку и, ласково улыбаясь, что-то ей рассказывал. А девушка влюблёнными глазами всматривалась в лицо своего спутника и внимательно его слушала.
- Вот кто точно не хочет сейчас умирать! – Услышал Владимир за спиной голос Шверцева.
– А согласись, друг мой, в этом что-то есть от величия жизни, - Игорь как-то иронично ухмыльнулся, глядя на влюблённую парочку, и шагнул в открывшиеся двери подъехавшего вагона.
* * *
«Водовоз», плавно оторвавшись от бетонных плит станции техобслуживания, поднялся в воздух и, направляемый уверенными движениями пилота, сидевшего в его недрах, устремился к цели. Игорь, вновь почувствовав в руках привычные рычаги штурвала, глядел сквозь стёкла кабины на мелькавшие под транспортом вершины деревьев. Владимир, сидя в соседнем с пилотским кресле, вдруг вспомнил о том обещании, которое дал Шверцев, когда они покидали гостиницу в городе Надежд.
- Ты обещал рассказать, почему жена Петра, ну того неуравновешенного молодца в гостинице, является крысой.
- А-а… - вспомнив, кивнул головой Игорь. – Ну, слушай. Примерно лет пять назад купил я в одной антикварной лавке зеркало. Да как в сказке не простое, а с секретом. Продавец тогда сказал мне, что в этом зеркале отражается не сам человек, а то, как выглядит его душа. Мне тогда стало очень интересно, и я, заглянув под занавеску, которая скрывала под собой зеркало, увидел в нём какое-то мерзкое чудовище. В общем, я тогда купил сей предмет и вот у себя в транспорте и установил. И сколько ни смотрел, всё время видел в нём всё туже мразь. А где-то через год в очередном рейсе я принял на борт пассажиров, и одной из них была вот эта самая Соня. Жена Петра. Я тогда чуть было не увлёкся этой барышней. И, что самое интересное, Соня совершенно случайно, не нарочно, увидела себя в этом же зеркале. Она очень перепугалась и рассказала, что увидела какую-то толстую крысу. Я сначала не очень придал этому значения, пока не произошла одна забавная ситуация. Не суть, что было, важно то, что у меня была то ли галлюцинация, то ли виденье, я увидел перед собой не симпатичную девушку, а самую натуральную толстенную и здоровенную крысу. А ведь я её тогда чуть не поцеловал. Это при живой-то жене! И главное, когда я вернулся к зеркалу и посмотрел уже на своё отражение, то со мной всё было в порядке. Никакого чудища. Нормальный человек. Я потом проверял несколько раз и выяснил, что зеркало не просто показывает душу, а показывает, во что душа превратится, если совершить тот или иной поступок.
Тут Игорь как-то помрачнел и умолк.
- Что с тобой? – штурман внимательно вглядывался в лицо Шверцева, но тот молчал.
Какая-то гнетущая тишина вдруг повисла в салоне управления. Игорь, переключив управление на автопилот, сидел погружённый в свои думы, а Владимир не находил слов, чтобы вывести пилота из этого состояния. Наконец некая догадка проскочила в голове дяди Вовы:
- А зеркало у тебя сейчас здесь, с собой?
- Да, - отозвался Игорь. – Стоит там, в коридоре, спрятанное за самым обычным зеркалом. Я им давно не пользовался, а вот после одной мысли, там, дома, всё же снова заглянул. И знаешь что?
- Ну, я так понимаю, ты ждёшь от меня вопроса: «Что?»
- Верно. Так вот мысль меня беспокоит, и я не уверен до конца, что она верна. Я не уверен до конца, что хочу совершить правильный поступок. А зеркало показывает, что со мной всё в порядке.
Пилот вновь погрузился в свои думы.
- Тебе интересно моё мнение? – осторожно поинтересовался штурман.
- Валяй! – Игорь кивнул головой.
Дядя Вова откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди:
- Я думаю, что не бывает поступка одинакового абсолютно для всех людей. И то, что ты задумал, для тебя, для твоей совести, может быть вполне нормальным, а для другого это просто будет немыслимым или омерзительным поступком. Вот, например, ты хочешь сделать, что-то глобальное, и после этого у тебя хватит сердца и совести остаться самим собой, а иного это сломает, и последствия могут быть ужасны. Например, ты откроешь свой бизнес, и просто будешь зарабатывать для семьи, бедным помогать. А другой бросит дорогих ему людей и с большими деньгами найдёт себе любовницу, и ему вообще станет на всё наплевать. Вот поступок один, а последствия совершенно разные. Вот как-то так.
- Быть может, ты и прав. Но вот я склонен рассматривать ситуацию с иной точки зрения. Быть может, зеркало все эти годы пыталось заставить меня думать над последствиями моих поступков. И вот теперь оно решило, что я либо вырос и способен соображать сам, либо стал настолько безнадёжен, что учить и наставлять меня бесполезно.
- А можно мне посмотреть в него? – штурману вдруг очень захотелось увидеть, что же сидит у него внутри. Ведь как это здорово: отбросить все сомнения и увидеть всё именно так, как оно выглядит на самом деле.
- Не-а! Я вообще хочу разбить его.
- Зачем? – глаза штурмана удивлённо распахнулись.
- А зачем оно вообще нужно?
- Для того, чтобы не ошибиться и не совершить необратимого поступка.
- И жить под наблюдением «няньки»? А на мой взгляд, человек для того и рождён свободным, чтобы ошибаться и учиться. Ведь когда ребёнок вырастает, он выходит из-под опеки родителей, как бы им ни хотелось удержать его при себе. И как он проживёт свою жизнь, решать ему и только ему. А тот, кто будет надеяться на подсказки, тот слабым и проживёт всю свою жизнь. И разве может человек называться человеком, если не набьёт себе шишек и не научится твёрдо и самостоятельно стоять на на собственных ногах? В конце концов, не ошибаются только трупы. Им тупо незачем это делать.
- Быть может, ты и прав, - миролюбиво начал штурман. – Однако же, если твоя дочь захочет, даже будучи взрослой, сделать какую-то гадость, разве не попытаешься ты её остановить?
- Скорее всего, попытаюсь. В прочем, откуда я знаю, что будет дальше в жизни и как я буду поступать завтра…
Игорь, отключив автопилот, принялся разворачивать «Водовоз» по направлению к видневшемуся в дали городу. Очертания домов показались Владимиру до боли знакомыми.
- Зачем мы туда сворачиваем?
- Да Эльза Мрак (Володя улыбнулся, услышав фамилию) попросила её забрать, когда полетим обратно. Она хотела заскочит к подруге, и я час назад позвонил и сказал, что мы скоро будем.
* * *
Владимир сквозь открытую форточку салона управления вдыхал запах мокрых опавших тополиных листьев, что покрывали разбитый асфальт и чернозём газонов. Лёгкие капли дождя, заносимые ветром внутрь транспорта, освежали его лицо, и он, щурясь как кот, наслаждался аурой родного дома. Все воспоминания детства вдруг разом нахлынули на него. Штурман не мог вспомнить ничего конкретного, но весь этот сонм ностальгических мыслей словно погружал его в ложе, сконструированное из любви, счастья и тепла. Всё здесь было ему знакомо. И сам старый обшарпанный дом, с разбитым в нескольких местах шифером крыши. И качели, всё так же скрипящие около почти прогнившей от времени и сырости песочницы. И каруселька, с которой он упал в детстве и сломал руку. Все эти атрибуты детства вкупе с лавочками, на которых всегда, как нахохлившиеся на ветках воробьи, сидели старушки, живущие в этом доме. Казалось, что стоит только вглядеться, и можно увидеть ещё молодую маму, идущую с работы и несущую ему и сестрёнке по пирожному. И, может быть, даже местный алкаш дядя Жора начнёт выписывать кренделя, пытаясь добрести до своего подъезда.
Единственное, что было новым в этом дворе, так это мигающие синими проблесковыми маячками транспорты полиции и скорой помощи у дальнего подъезда. Володя помнил и этот подъезд. Там жила та самая женщина, на которую в своё время указывала ему мама. Та самая, у которой погиб муж и которая осталась одна воспитывать сына. Сколько же лет прошло с тех пор? Около пятнадцати, наверное. Мальчишка, должно быть, уже вырос.
Наконец, из подъезда, где притулились мигающие машины, вышла Эльза Мрак и направилась скорым шагом по дороге прямо к их транспорту. На лице её застыло выражение полнейшей досады от того, что, вероятно, произошло в подъезде. Женщина обошла вокруг «Водовоза» и поднялась по ступеням внутрь. Дядя Вова слышал, как хлопнула дверь входного люка, и решительные громкие шаги гулко застучали по коридору. Эльза ворвалась в салон управления подобно разъярённой фурии, стремительно приблизилась к сидевшим мужчинам и без предисловия разразилась нецензурной бранью. Игорь и Владимир терпеливо ждали окончания этой тирады. Вскоре она успокоилась и плюхнулась в кресло позади штурмана.
- Эльза, здравствуй, - сказал, спустя непродолжительное время пилот «Водовоза», глядя на черноволосую стройную гостью кротким ласковым взглядом.
- Ага! Привет, мальчики! – Эльза подняла руку с тонкими пальцами, приветствуя не Игоря, а сразу обоих друзей. – Нет, ну форменно не везёт!
- А что случилось? – невинным голосом промолвил Игорь.
- Хватит уже! – женщина чуть ли не в бешенстве рявкнула на Шверцева. – Вечно ты со своими шуточками. Как прикалываться, так ты тут как тут, а как…
Тут он осеклась, открыла сумочку и стала рыться в ней, словно, что-то ища.
Штурман не мог не отметить, что её лицо покрылось смущённым румянцем.
- А всё таки, что произошло? – спросил он у Мрак спокойно, повернувшись к ней на кресле всем корпусом.
Эльза прекратила поиски в сумочке непонятно чего и, вздохнув, начала рассказ:
- Решила я перед операцией зайти к своей подруге, с которой ещё в одном классе учились, Галке (имя показалось Владимиру знакомым), ну там посудачить о том, о сём. Ну и вот сегодня, когда Игоряша позвонил и сказал, что вылетает, я, собственно, уже была готова. Ну, думаю, спущусь и подожду во дворе. Взяла, значит, я сумку, попрощалось с подружкой, да и пошла. Уже опустилась на два этажа, а тут он, голубчик, и лежит. Представляете, труп на лестничной клетке. Нет, я, конечно же, сначала подумала, что человек упал и ему просто плохо. Пульс пощупала, а того уж нет. Пришлось вызвать полицию. Они сказали, что я как свидетель должна, видите ли, дождаться их приезда. Вот и пришлось сидеть на ступеньках и ждать, пока эти доблестные стражи порядка пожалуют на место происшествия. Вы когда-нибудь сидели на лестничных холодных каменных ступенях, в холодном сыром подъезде вместе с трупом совершенно чужого вам человека? Вот. А мне пришлось. Наконец полиция заявилась. Стали ходить, осматривать, ощупывать. Меня расспрашивали: как нашла, сколько времени было и кто я вообще такая. А потом один из них перевернул тело, ну, когда всё замерили и обмерили, посмотрела я на него и говорю: «Это же Лидкин!» «Лидкин муж?» - спрашивает тот, что его перевернул. «Нет, - говорю я полицейскому. – Учитель наш школьный. А Лидкин - это его фамилия. Зовут Алексеем, а вот отчества совсем не помню». «Ну ничего, - говорят. – Выясним» На том меня и отпустили. А я вот, пока спускалась вниз, подумала: вот у нас его не любили. Злой он был. Детей, бывало, по рукам линейкой бил в качестве наказания. Власть свою очень любил проявлять. А теперь вот лежит жалким трупиком и только мешает проходить. Вот и все чувства у меня к такому учителю. Вот у Галки в школе классная руководительница была, химию ещё преподавала, действительно классная женщина. Заботилась и переживала о каждом, кого учила. И класс любил её. А этот…
Женщина, махнув рукой, отвернулась к окну. Владимиру захотелось задать ей один вопрос:
- Эльза, а вот ты представляешь, что такой учитель жил бы вечно?
- Да пусть бы жил вечно, мне-то что? Вот за других обидно. У этой подруги моей сын был. Она его одна растила, без отца. Папка-то умер, когда пацану лет пять было. (Сердце штурмана словно что-то беспокойно кольнуло). А что мальчишке без отца? У матерей-одиночек они или заласканные и забитые вырастают, либо думают, что им всё можно, распущенные одним словом. Ну вот этот рос как комнатное растение. Познакомился с какой-то девчонкой. Шуры-муры, любовь-морковь. А потом она его бросила. Парню и поговорить-то было не с кем. Я, тогда как раз с Галкой вместе домой пришла к ним. Она дверь открывает, а он уже висит на верёвке. Галина-то закричала, кинулась к нему. Пытается его за ноги приподнять, чтобы верёвка на шею не давила. А он уж окоченел. Она не замечает этого, воет белугой да всё его поднять пытается. Так и поседела на моих глазах. Её потом в психушку забрали. Полгода она там провела. В общем, у меня со смертью свои счёты. А сейчас, мальчики, извините, я хотела бы полежать передохнуть. Игорёчек, где я могу расположиться?
- Да занимай любую каюту, начиная с третьего номера.
-Спасибо, - Эльза кивнула. Встав и одёрнув синюю короткую юбку, из-под которой выглядывали стройные ножки в чёрных сапогах, женщина покинула салон.
- Вот так дааааааааа… - Игорь долго не сводил взгляд с двери, в которой исчезла Мрак.
- Сколько ей лет? – В голове у Владимира как-то не складывалось со счётом.
- Уже за сорок.
- За сорок? – удивился штурман.
- Что? Хорошо сохранилась? На десяток лет старше нас, а выглядит так, что другие обзавидуются.
- У тебя с ней что-то было?
- А может, не надо задавать таких вопросов? Хотя… - Шверцев задумался. И после минутного раздумья сказал: - Нет. Не было. Она сама предлагала дважды. Но она была пьяна, а я абсолютно трезв. И уже женат. Вот поэтому она и злится на меня. Нам, мужикам, в этом плане легче, а для женщины очень больно, когда её отвергают. И давай больше не будем об этом. Я и так сболтнул лишнее.
* * *
Сигнал тревоги, прозвучавший громом средь ясного неба, заставил Владимира и Эльзу выскочить из своих кают, где они, собирая вещи, готовились к посадке по прибытии в пункт сбора. Они подбежали к двери, ведущей в салон управления, практически одновременно, и штурман, желая быть галантным, пропустил Мрак вперёд. Та, несмотря на тревожность обстановки, следгка наклонила голову в знак признательности. Когда она проходила мимо дяди Вовы, то он уловил, и лёгкий поворт головы, и блеск лукавого хитрого взгляда. Мягкая улыбка на лице женщины, словно дополнительно сигнализировала, что он стал ей интересен. Но вот она уже в салоне, и штурман просто проследовал за ней, стараясь не думать о произошедшем.
- Нас не пропускают в город,. – сообщил своим пассажирам Шверцев, когда они уселись в кожаные кресла, расположенные справа от него. – Со мной первый раз такое. И не понятно почему.
Пилот «Водовоза» выглядел совершенно ошеломлённым. Из динамика, встроенного в пульт управления, неслись предупреждающие слова:
- Внимание! Владелец транспорта номер 190674, вам запрещено пересекать пределы города. Вам надлежит проследовать до городских ворот. В случае невыполнения распоряжения будем вынуждены открыть по вам огонь. Внимание! Владелец транспорта …
Игорь щелчком переключателя прервал трансляцию.
- Делать нечего. Придётся подчиниться.
Пилот поворотом штурвала заставил повернуться свой летательный аппарат вправо и направил его вдоль высокой бетонной стены, что являлась границей города Надежд. По мере продвижения транспорта из стены или из-за неё появлялись различные ракетные и лучемётные установки, но как только «Водовоз» следовал далее, все эти смертоносные орудия вновь скрывались в своих нишах. Так, сопровождаемые этакой волной из боевых механизмов, способных стереть транспорт в пыль, лётчики добирались до городских ворот. Всё это время штурман почему-то не мог оторвать взгляд от Эльзы, сидевшей рядом с ним и напряженно вглядывавшейся в окна салона на грозящее им оружие. Рука женщины, при этом, покоилась на обнажённом колене, и длинные тонкие пальцы острыми наращенными ногтями, покрытыми чёрным лаком с нарисованным на нём диковинными серебряными цветами, слегка постукивали по белоснежной ножке. Володя представил, как эти ногти с нежностью щекочут за ушком, того, кто будет мил этой женщине, и, в тоже время, с какой лёгкостью эти же коготки способны выцарапать глаза врагу. Он смотрел, не отрываясь, пока, наконец, отполированные до зеркального блеска створы прохода в город не отвлекли его внимание. Перед самыми воротами, на грунтовой широкой дороге, их поджидал человек.
- Ну, конечно! – воскликнул Игорь. – Вот типа так всё просто и банально. А шуму-то подняли, шуму!
Владимир с удовольствием бы сейчас облегчённо вздохнул, но напряжение не покидало его. Разве можно оставаться спокойным, когда несколько лучевых пушек направлено прямо на тебя. А Игорь тем временем посадил транспорт и, покинув кресло пилота, направился к выходу. Владимир и Эльза, привстав в своих креслах, видели, как Шверцев подошёл к человеку в синей форме с объёмной кожаной сумкой, висевшей через плечо. Скорее всего, Сильвестр произнёс обычное приветствие, после чего передал письмо адресату и протянул папку, где следовало поставить подпись. По окончании всех процедур мужчины пожали друг другу руки и, вскоре, Игорь вернулся к своим попутчикам.
Войдя в салон с белым конвертом в руках, пилот вдруг подскочил к окну, раскрыл его нараспашку и прокричал куда-то вниз:
- Сильвестр, слушай, а как ты теперь пешком-то через весь лес один пойдёшь?
- А что делать? - раздался снизу знакомый Владимиру голос. – А ничего тут не сделаешь – работа такая.
- Ага, - только и проговорил Игорь, закрывая окно и проходя к своему месту.
Тут же все пушки и ракетные турели скрылись за стеной, и зеркало ворот, отползая в стороны, дало знать, что вход в город открыт.
- Ну, конечно! – облегчённо рассмеялась Мрак. – Вот теперь «добро пожаловать»! Вот теперь вы само гостеприимство!
- Подождут, - веско и сурово сказал Шверцев, ломая сургучную печать и доставая исписанный кривым стариковским подчерком листок бумаги.
И пока пилот, углубившись в чтение, сидел, не говоря своим пассажирам ни слова, штурман и Эльза обсуждали, на сколько, однако, мода действует на людей. Ведь можно же было отправлять письма по электронной почте или же через спутник на личный коммуникатор. Ан нет! Вновь стало модным писать на бумаге, запечатывать сургучом конверты, расписываться в получении так безумно долго ожидаемого письма. Видимо, в этом был какой-то особый кайф, которого собеседники не могли определить. Но вскоре Игорь, закончив чтение, протянул Владимиру письмо:
- Это от Михалыча, - пояснил он. – Головастый дедок. В своё время служил начальником службы безопасности в каком-то городе. Там что-то произошло: то ли напал кто-то, то ли чудеса всяческие… Он особо не рассказывал. Только после этого он ушёл с поста, уверовал в Бога и отправился путешествовать. Кстати, он летел на моём «Водовозе» вместе, с уже известной тебе, крыской (тут Игорь подмигнул штурману). Там же он и познакомился со своей будущей женой, Клавдией Ивановной. Они поженились, и на этом его странствования и закончились. Михалыч снова начал осёдлую жизнь и периодически пишет мне письма, причем, как правило, на тему, что он познал в Библии.
И пока пилот поднимал транспорт вверх и, не обращая внимания на всё ещё распахнутые ворота, пролетал над бетонной стеной, Владимир пытался вникнуть в текст послания. Мрак, ни сколько не церемонясь, с любопытством, присущим любой женщине, читала, заглядывая штурману через плечо.
«Сердечно рад вас приветствовать, мой юный друг. (Володя удивлённо нахмурился, но тут же сообразил, что для пожилого Михалыча его друг действительно был ещё юн).
Ты спросил меня о необходимости смерти в нашей жизни и насколько правильным будет уничтожение оной. Надо признаться, что сей вопрос довольно-таки презанимателен. И до твоего послания я над ним и не особо задумывался, а посему не серчай, что ответы мои тебе покажутся немного сумбурными. Так вот что я думаю: смерть в нашей жизни есть один из самых необходимейший элементов. Я вот иногда представляю нашу жизнь как один большой работающий компьютер. Не спорю – сравнение странное. Но в свете обсуждаемого вопроса вполне объяснимое. Каждый человек, каждое живое существо суть программа, которая нужна для выполнения каких-то строго определённых функций. А что делать с программой, когда её функции устаревают? Я склонен полагать, что её просто удаляют из памяти компьютера. Во-первых, чтобы не занимала места, во-вторых, дабы не мешала работать прочим программам. Жёстко, должно быть, всё это выглядит, если перекладывать эти соображения на живых-то созданий, но всё же верное. Вот если сравнить работу Творца с самим процессом программирования, то, наверное, так и получается, что очень многое в процессе работы с компьютерами напоминает события, описанные в Святом Писании. Вот, например, прогневался Бог на людей, что супротив Него деяния творить стали. Приказал некоему Ною собрать всякой твари по паре, да семью свою, и в кораблик их засадил. Пролил воду на землю так, что затопил оную. Все и погибли. Только те, кто был в кораблике, и спаслись. Потом вода ушла, и вновь все стали размножаться. Подумайте сами, Игорь, что это такое, как не полная перезагрузка всей рабочей системы с сохранением резервной копии? По-моему, аналогия более чем уместна. Или вот такой момент. Жил некто Лот, и было у него две дочери. Мужей на тот момент у барышень не было, и они решили родить деток от своего отца. Вот ведь грех-то какой! Однако ж, они о том и не думали. А просто подпоили его, да и согрешили. Ну и каждая от него понесла, после ноченьки-то проведённой. Каждая по мальчонке родила. А от мальчишечек сих произошло два народа, с которыми потом очень долго и нудно пришлось воевать избранным людям божьим. Ежель опять рассматривать сложившуюся ситуацию с позиции программирования, то выходит, что эти два народа являются как бы вирусами, что мешают работе всех прочих программ. Причём заметьте, что когда Господь писал закон для своего народа, Он сказал, что отдельные люди из врагов их, коль пожелают, могут присоединиться к народу и жить по новым законам. То есть вирусы надо удалять, а полезные программы сохранять. Да много ещё подобных примеров можно будет набрать, коль вчитываться. Посему смерть для меня суть возможность удаления старого для появления нового. Так что избавлять мир от такой возможности я бы не рекомендовал. Скорее я бы посоветовал понять, хотя бы постараться, какую программу вложил Творец в каждое конкретно живое существо. Тогда и помыслы Великого Программиста станут понятнее. И даже ежель сразу будет не понятно, то доверится Ему, что Он откроет всё в своё время, и просто делать, то, что должен. Ведь программы на твоём хотя ж бы компьютере не спрашивают тебя, зачем ты их запускаешь. За сим я и закончу повествование моё. Надеюсь, мои скромные измышления помогут тебе понять своё предназначение и приблизят к ответу на вопрос, тебя волнующий.
Передавай сердечный привет от нас с Клавдией своей дражайшей супруге. Рад, что она удачно разрешилась от бремени. Благодати семейству вашему и процветания».
- Он, наверное, думает, что очень умный, - дочитав письмо, поморщилась Эльза. – А заставь помирать, так сразу заверещит о том, что ещё пожить хочется.
Владимир же не ответил ничего.
* * *
За всей последующей суетой сборов и подготовок к предстоящему полёту, которые начались сразу же по их прибытии к генералу Ло, Владимир совершенно не замечал, как пролетает время. Настройка всех систем, согласование плана операции со всеми участниками, погрузка на шаттл, который должен был доставить их на орбиту к курсирующему там звёздному авианосцу, различных припасов, как продуктовых так и оружейных, всё это занимало всё сознание штурмана. Но даже за всеми этими чисто житейскими проблемами в его сознании яркими пятнами отпечатались два события. Первое, собственно, являлось разговором дяди Вовы с одним из пилотов, а именно неким Георгием Кроу, старым ветераном, отошедшим от космических полётов для создания собственного бизнеса.
Владимир застал Кроу у него в номере, куда заглянул, созывая всех участников экспедиции на очередное совещание. Георгий пил. Он сидел в глубоком сером кресле, на глянцевой, тёмного дерева, поверхности стола стояла початая бутылка водки. Сильно початая. Банка чёрных крупных маслин дополняла картину. По блуждающему взгляду лётчика было видно, что спиртное уже достигло мозга и человек вовсю погрузился в свои невесёлые думы, отпечаток которых лежал на мужественном челе. Владимир был настолько шокирован происходящим, что не выдержал и крикнул:
- Ты что? С ума сошёл? Завтра вылет, а ты пьёшь!
Кроу кивнул головой, посмотрел на пилота и грустно проговорил:
- Она просто шлюха. Шлюха, которая готова лечь с кем угодно только из-за денег, и ничего более.
По небритой щеке звездолётчика покатилась слеза. Дядю Вову аж передёрнуло: он терпеть не мог, когда мужики плакали. Штурман вошёл в номер, прикрыл за собой дверь и, присев на край стола, потребовал объяснить всё подробнее.
- А что подробнее-то? Я вот когда космос оставил, решил своё дело открыть. Взялся, за дело как говориться, засучив рукава. Работал день и ночь. Потихоньку, полегоньку, а таки выкарабкался из простых предпринимателей в крупные богачи. Всё, что надо, имел. И дом в три этажа да с колоннами и балконами, и пару личных транспортов, и участок у меня был будь здоров. С озером. Да не с прудиком дохлым, а с большим озером. Решил я, значит, жениться, и женился. А как мужику без бабы-то рядом. А уж какая красавица-то. Ноги от ушей, грудь третий размер, высокая, волосы белые, длинные. В общем, мечта, а не женщина. Правда, она моложе меня лет на двенадцать была. Ну да мне не по фигу? Во мне страсти столько было - любому молодому фору дам! Стал я, значит, с молодухой моей везде кататься… На выставки там, на обеды-банкеты всякие. Знаешь, как мне все завидовали. Смотрели на мою жену, слюни пускали и завидовали. А я богател всё это время. На одной из планет филиал фирмы открыл. Так там даже дела по первости лучше пошли, и я уж было совсем туда собирался переселиться, да тут какая-то фигня началась. Проколы какие-то пошли… То тут конкуренты перехватят инициативу, то там поставщик товар задержит… Я не врубился сразу. А потом уже поздно было. Дела, как шарик, под горку покатились, и года за два я растерял всё, что имел. Думаю, не впервой, ща соберусь и заново поднимусь. А жена-то всё это примечала. Прихожу я как-то домой, а жили мы уже не в том шикарном особняке, что ранее был, а в домике в пару этажей да с клочком земли маленьким, а на столе записка: «Ты, милый, уж прости, но я полюбила другого». И смотрю я, она то с одним моим друганом появиться, что раньше слюной на неё исходил, то с другим. Всё побогаче парней выбирала… Так и не вернулась ко мне… Верность, видать, не из золотого ковша разливается.
Георгий опустил лицо в ладони и зарыдал уже во весь голос.
- Ох, не понимаю я женщин, которые бросают мужа, когда у того бизнес не идёт. Они так и будут, что ли, бегать от одного мужика к другому? Денег нет - и всё? Пока, родной? – размышлял в слух Владимир.
- Да шлюха она, вот и всё! – злобно прорычал Кроу. Потом оторвал голову от ладоней и потянулся к бутылке.
Но дядя Вова успел раньше. Он выхватил водку прямо из-под носа лётчика и, вскочив со стола, произнёс:
- Значит так! Ложись сейчас проспись, а завтра чтобы был как стекло. Вернёшься героем, да с деньгами за экспедицию - жена к тебе сама прибежит.
Кроу вдруг посмотрел на штурмана каким-то полусумасшедшим взглядом:
- А может это… Мы с другом одним ещё до армии поклялись сатане служить ради денег. Он тоже разбогател в своё время. И тоже всё потерял. Нет его уже. Умер. Может, это просто час расплаты пришёл?
- Не говори ерунды! – Владимир захлопнул дверь за собой.
На следующий день Георгий Кроу был совершенно трезв, но молчалив. И совершенно спокойно прошёл на посадку. Именно тогда врезался штурману в память ещё один эпизод. Он тогда шёл к шатлу одним из последних. У входа обернулся посмотреть на землю, может быть, в последний раз, и увидел Ганса.
Тот стоял недалеко от стабилизатора. Напротив, чуть ли не вплотную к Гансу, Владимир увидел женщину. Невысокого роста, крепенькую, хорошо сложенную блондинку. Эти двое просто стояли и смотрели друг на друга. Штурман чувствовал, как от этой пары исходит какая-то неведомая сила, которая одновременно управляла и этой женщиной, и этим мужчиной. Они смотрели друг на друга, как две армии, что сошлись на поле последней битвы, но солдатам вдруг объявили, что наступил мир, и они просто не знают, как относиться теперь к тем, кто только, что воевал с ними. Сила этих людей выжгла в сердцах возможность чувствовать, проявлять эмоции, говорить о любви. Они так стремились быть сильными, что стали слабыми и беззащитными перед любовью.
Наконец Ганс протянул руку и провёл ей по голове женщины, что пришла проводить его. Та быстро схватила его ладонь и прижала её к своей щеке, закрыв глаза, словно не желая никуда отпускать этого молчаливого мужественного человека. Но время шло, и Кауфман, высвободив свою руку, резко отвернулся, и побежал к входу в шаттл.
* * *
«У нашего генерала явно страсть к большим кораблям. Может, комплекс, какой?» - подумал Тундров, когда первый раз увидел звёздный авианосец. Конечно, он знал о его громоздкости, но только по чертежам. До того, как шаттл подвёз их к этому величественному кораблю космоса, Владимир не видел даже фотографий, чтобы была хоть какая-то возможность оценить размеры. «В виду секретности!» - объяснял тогда Александр Ло. Видимо, этот корабль изначально предполагалось использовать не только для победы над бледным всадником, и потому было нежелательно, чтобы об этом авианосце узнали преждевременно. Какое-то время Владимир порывался полетать по кораблю, желая его осмотреть, но никак не мог этого сделать в виду плотного графика операции. Как только все её участники перебрались на борт авианосца, генерал тут же приказал всем прибыть в свои каюты и сесть в полётные кресла. До дыры в мир иной планировалось добраться в течение двух-трёх часов. Собственно, после схода со стапеля, авианесущий корабль сразу же переместился в точку, удобную для принятия лётчиков во главе с Ло, которая была максимально приближенна к обнаруженной аномалии. И теперь блестящая стальная туша, начинённая электроникой, оружием, продовольствием, неся внутри себя людей, собирающихся бросить вызов своей человеческой судьбе, грозно продвигалась к месту операции.
Володя, сидел в капитанской рубке, по левую руку от капитана корабля. Собственно, сама рубка представляла из себя обширное помещение, с высоким иллюминатором, занимающим переднюю и обе боковые стены;, вдоль всего иллюминатора тянулся пульт управления этим гением человеческой мысли, за мерцающими светодиодами, горящими мониторами, светящимися кнопками которого сидели те, кто вёл авианосец, во главе с самим капитаном. А по центру комнаты на небольшом возвышении, подобно царскому трону, располагалось кресло самого генерала Ло. В принципе, с этого места обеспечивался обзор перед авианосцем и сбоку от него. Сам же авианосец был сконструирован наподобие тех больших кораблей, которые ещё лет пятьдесят назад, до того как их всех не отправили в утиль в связи с появлением транспортов, снабжённых антигравитационными магнитными подушками, бороздили океанские воды, неся на своих верхних палубах истребители. За основу корпуса был принят авианосец с трамплинным способом взлёта с палубы, поэтому нос космического корабля был плавно изогнут вверх. Но, в отличие от своего земного собрата, звездолёт имел взлётно-посадочную полосу не только слева от рубки, что возвышалась над палубой, но и справа, обеспечивая тем самым большую пропускную способность во взлётах летательных аппаратов. Да и помимо самого трамплина, взлётная полоса была оборудована катапультой, позволяющей разогнать самолёты при взлёте до нужной скорости.
Когда Тундров увидел и услышал о таких приспособлениях впервые, то сильно удивился: зачем в космосе нужен разгон до скорости отрыва. Но, как объяснил генерал, авианосец мог входить в атмосферу планеты, и тогда самолёты не смогли бы покидать палубу, взлетая вертикально вверх. Но даже не это было самым главным, а то, что, согласно данными случайного разведчика, за дырой, в том мире, куда направлялся их космический корабль, существовала гравитация. «Не спрашивайте меня, как это там устроено и почему. Я не теолог и не физик, чтобы объяснять такие вещи. Моё дело сражаться, а не думать над загадочными явлениями» - отмахивался Ло от вопросов звездолётчиков. И всем просто пришлось принять информацию такой, какая она была.
Медленно, но верно продвигаясь вперёд, авианосец, названный генералом «Гром вселенной», приближался к цели. Вскоре Владимир, впрочем, как и все остальные, кто находился в рубке, увидел вдалеке странную картину. Словно из пустоты космоса чья-то сильная рука вырвала клочок пространства, как вырывают кусок бумажки из середины целого листа. Переход действительно напоминал дыру с очень рваными краями. И эти края слегка светились, будто подсвечиваемые с той стороны прожекторами дискотек.
Проход становился с каждой секундой всё ближе и ближе, и его раскрытая пасть дружелюбно готова была проглотить приближающийся к ней «Гром вселенной», который на её фоне уже не казался грандиозным. Но вот авианосец своим носом, словно острым ножом, вонзился в дыру и всем корпусом начал проваливаться в свет. Володя, весь сжавшись в кресле, не знал, как это описать точнее, но весь их корабль словно выставили под яркие лучи солнца. Штурман слева от дыры увидел город. И хотя тот и был очень далеко от места их прохода, чувствовалась вся громада этого иного, но очень светлого мира. Собственно, весь свет и исходил от этого города. Но он не ослеплял. Он озарял. Озарял всю душу, согревая её теплом, любовью, и радужными лучами ласкал, словно материнские руки. Владимир полностью расслабился. Страх и сомнения покинули его. Стало хорошо и радостно. Штурман давно не чувствовал такого душевного подъёма, как сейчас. Он давно не ощущал столько безбрежного счастья, охватившего его сердце. Он словно в реальности ощущал и тёплый ветер, и свет голубого неба, и золотую осень – самое любимое его время года.
-Как хорошо, - услышал он рядом чей-то голос. Видимо, не он один испытывал все самые тёплые чувства, которые только могли зародится в душе человека. Всем своим сердцем ему захотелось развернуть звездолёт и лететь к этому городу.
-Отставить сопли! – резкий голос генерала вырвал всю команду из грез, в которые та уже собиралась погрузиться. Вот уж действительно командир, способный вести за собой и стремится к поставленной цели. – Вы забыли, зачем мы здесь? Вы вообще смотрите не в ту сторону! Капитан, право руля! Включить нижние двигатели!
Володя и вправду осознал, что его тело уже давно, с самого момента прохода в пространственную дыру, испытывает привычную тяжесть. Силы гравитации грозили «Грому вселенной» тем, что могли опрокинуть его. Куда? Этого никто не знал. Но при включённых нижних двигателях, авианосец продолжал парить на заданной высоте. И вот корабль космоса завершил поворот направо, в противоположную от светлого города сторону, и перед глазами всех, кто был в рубке, зияла глубочайшим колодцем кромешная тьма. «Гром вселенной» продвигался к этой тьме, а лучи от города, что он оставлял за своей кормой, словно ветер, подгоняли его вперёд.
- Пилотам приготовиться к вылету! Техникам вывести истребители на предстартовые позиции!
Команды Ло понуждали всех двигаться и действовать согласно намеченному плану. Владимир видел, как на палубу корабля выскакивали техники, облачённые в оранжевые приметные скафандры. Привычная гравитация позволяла им перемещаться так, как будто они находились не в космическом пространстве, а на учебном аэродроме. Тягачи вытягивали отцепленные от фиксирующих в неподвижном состоянии крепежей истребители со сложенными вверх крыльями на позиции, и пилоты в синих с серебром скафандрах уже бежали от нижних люков рубки каждый к своей «боевой птице». Всюду царила обычная для такого момента суета. Хотя сложно было назвать суетой точные отлаженные движения каждого отдельного человека.
- Прямо по курсу цель! – голос вперёдсмотрящего с верхнего смотрового отсека заставил всех, кто был в рубке, устремить свой взгляд вперёд.
Прямо из глубин черной тьмы на «Гром вселенной» мчался всадник. Сначала он был чуть видимой точкой, но по мере приближения к кораблю точка вырастала до размеров самого авианосца. Этот всадник, какой-то полупрозрачный, словно вылепленный или выкованный из тумана и пыли, остановился далеко перед кораблём, вглядываясь в эту досадную помеху на своём пути.
- Остановить корабль! – генерал, сурово глядя на того, кого собирался победить, продолжал командовать. И «Гром вселенной», включивший передние двигатели, застопорил ход и повис в пространстве. Люди на борту космического корабля и бледный всадник, прицениваясь, смотрели друг на друга.
- Какой огромный, - тихо проговорил один из навигаторов у пульта.
- А какой вы хотели? – прозвучал в ответ голос Александра Ло. – Вряд ли всадник нашего росточка мог бы выкашивать толпы народа. И не будь он таким огромным, зачем бы мне понадобилось столько истребителей? А теперь передайте сигнал лётчикам включить двигатели и приготовиться к старту. К бою, господа! Сегодня мы изменим всю будущую историю человечества! Да продлится жизнь!
* * *
- Кауфман, пошёл!
Снабженный наушниками с идущим от них микрофоном, Ло начал сражение.
«Вот мы и дождались, - подумал Володя, глядя как первый самолёт-истребитель разгоняется по палубе «Грома вселенной» и, соскочив с трамплина, устремляется на стоящего вдалеке всадника. – Посмотрим, что у нас получится».
Самолёт Ганса приближался к всаднику. Камера, установленная на носу истребителя, позволяла разглядеть призрачного кавалериста подробнее. Тот, стоя на месте, пытался определить, насколько велика была угроза от летательного аппарата, который был не более закованной в броню головы бледного коня. Тундров долго не мог понять, зачем, собственно, кавалеристу потустороннего мира нужна броня. А ведь не только его конь был облачён в доспехи, но и сам хозяин был полностью экипирован. Когда-то, в молодости, штурман увлекался историей холодного оружия и сейчас, глядя на врага, что стоял перед ними, он всматривался в его доспех и пытался соотнести его с теми доспехами, которые видел на иллюстрациях в книгах и на картинах. Примерно такие же доспехи были на кавалеристах, появившихся в Пруссии примерно в конце шестнадцатого века, и наводивших страх и ужас на своих противников. Их называли рейтарами, но вот только те всадники были вооружены, помимо тяжёлой шпаги, несколькими пистолетами, и действовали в плотном строю. Этот же был один. И помимо висевшей с левой стороны в ножнах широкой шпаги, всадник держал в левой руку круглый щит, прикрывавший его от бедра до головы, а правой рукой, облачённой в бронированную рукавицу, сжимал боевой серп на длинной рукояти, которая тянулось до самой земли. Голову закрывал шлем по типу бургиньота, надетого на голый череп, выставляющий в злобной улыбке полуразрушенные зубы.
Наконец Ганс приблизился к всаднику и выпустил все ракеты, имеющиеся на борту его самолёта. Смертоносные снаряды, оставляя за собой дымный инверсионный шлейф, помчались к рыцарю мрака. Вот они достигли его брони, и часть из них, словно скользнув, отскочила и понеслась дальше вглубь чёрного пространства. Но две-три ракеты вонзились в тело рыцаря. Владимиру послышалось несколько хлопков, и на кирасе всадника появились две отчётливые вмятины, а один из наплечников, не прикрытый щитом, разлетелся на куски, обнажая кости скелета. Причём все отлетавшие от брони куски тут же превращались в пыль и оседали к ногам коня.
Вдруг всадник вскинул руку с косой, и лезвие, блестя в лучах города, едва достигавших места битвы, разрубила самолёт Ганса, который уже подлетел вплотную и пытался уйти вправо. Яркая вспышка озарила всё вокруг, и обломки самолёта посыпались вниз, сопровождаемые дымом и огненными всполохами. «Бедная блондинка» - грустно подумалось вдруг Володе, и он вспомнил невысокую женщину, что провожала Кауфмана.
- Звено Котова, взлетайте! – вновь отдал приказ генерал Ло. – Все видели? Он уязвим! Вперёд, парни!
Слева от рубки, промчавшись по размеченной палубе, один за другим взлетели три самолёта. На переднем летел уже знакомый Тундрову молодой пилот Пётр Котов. Двух других он не знал.
-Молодежь! Орлы! – генерал, расставив ноги и сложив руки на груди, смотрел сквозь стёкла иллюминатора на звено истребителей. – Наша будущая гордость и надежда!
А всадник, наконец, поняв и приняв тот факт, что ему угрожает реальная опасность, пришпорил коня, и тот, дёрнув головой, поскакал прямо на надвигающиеся самолёты. Тем временем истребитель Котова, прибавив в скорости, опустился чуть ли не к самому низу всадника, оторвался от самолётов, сопровождавших его, повернул аппарат вокруг продольной оси, пролетев между передних ног коня, и, обернувшись ещё раз, миновал задние. Всё это время два других истребителя осыпали всадника ракетами, но тот, укрывшись за щитом, дожидался, пока они приблизятся вплотную. Пилоты, не сговариваясь, кинулись в разные стороны, но двумя точными взмахами серпа скачущий на коне рыцарь поразил их по очереди, описав своим оружием в воздухе восьмёрку, едва не обрубив уши коню. Две вспышки блеснули подобно ярким молниям, унося за собой жизни храбрецов. Тем временем, Котов, вылетев из-под гигантского коня, едва не зацепившись за хвост последнего, восходящей петлёй взлетел на уровень головы всадника и, перевернувшись в очередной раз вокруг продольной оси самолёта, выпустил все свои ракеты в тыльную часть рыцарского шлема, и тот, разлетевшись на кусочки, полностью обнажил призрачный череп. От этого удара рыцарь наклонился к к гриве коня, и Пётр благополучно пролетел над ним.
- Каков молодец! – услышал штурман за спиной восторженный голос генерала.
А Котов, уже совершив разворот, вновь мчался на своего противника. Однако тот, прикрывая обнажённую голову, выставил щит, и Петр, скользнув по щиту под косым углом и оставив внушительную длинную вмятину, пролетел мимо. Очередная огненная вспышка положила конец геройству молодого и перспективного лётчика.
- Добров, выводи своих! Коня, Андрей, коня сбейте любой ценой! Иначе он доберётся до «Грома вселенной» раньше, чем все истребители вступят в бой!
Чёрный истребитель Бегемота, разогнавшись по правой взлётной полосе, взлетел и повёл за собой ещё одно звено. Владимир знал, что двое пилотов, сидевших в сопровождающих Андрея самолётах, были недавно поженившейся парой. Их звали Антон и Татьяна. Вот, собственно, и всё, что он знал о них. Причём Татьяна была второй женщиной в их экспедиционном отряде. Краем глаза, Тундров заметил, как на левой взлётной полосе уже выстроилась, готовая к вылету, следующая тройка.
И вновь головной самолёт отрывается от сопровождающих, но на этот раз уходя вправо. Слушая переговоры по рации, можно было понять, что Бегемот отдал приказ отвлечь всадника прямой атакой, в то время как он намеревался, зайдя с тыла, пролететь под брюхом скакуна. Антон и Татьяна открыли огонь. Их ракеты мчались напрямую к неприкрытым бронёй запястьям передних ног коня. Неожиданно для лётчиков всадник поднял своего коня на дыбы, и все снаряды, едва не задев задних ног, пролетели мимо. Конь внезапно сделал огромный скачок вперёд, и его переднее копыто опустилось прямо на самолёт Антона, летящего чуть впереди своей супруги. От раздавшегося в наушниках женского крика, многие в рубке буквально содрали их со своих ушей. А второе копыто уже сбивало второй истребитель. И молодожёны, которые своими жизнями могли бы стать символом вечной любви, в одно мгновение превратились в два огненных шара. Но и конь не смог перенести этой атаки безболезненно. Взрыв под каждым из копыт, снабженных стальными шипами, разломал ноги слепленного из жёсткого тумана животного. Конь, встав на обрубки своих ног, видимо, боялся пошевельнуться, чтобы не упасть. А истребитель Доброва уже описал почти полный круг и пролетал прямо под всадником. Самолёт резко задрал нос, при этом сохраняя прежнее направление полёта. Таким образом, Бегемоту удалось выйти на угол атаки в девяносто градусов, вследствие чего направить все свои ракеты точно в незащищённый доспехом живот. Подорванный изнутри, конь словно брызнул тысячами капель воды. Но это была не вода, а всё тот же пыльный туман. Бегемот едва успел вернуть свой истребитель в нормальный режим полёта, но потеря в скорости от выполняемого манёвра не позволила ему избежать столкновения с падающим с коня всадником. Последний, валясь в туманное озеро, оставшееся от скакуна, совершенно случайно обрушил плашмя на черный самолёт клинок своего серпа. От взрыва самолёта серп разлетелся вдребезги.
- Такой пилот погиб, - с досадой проговорил генерал, наблюдая всю эту картину с мостика авианосца. – Ас. Настоящий ас.
Владимир поймал себя на мысли, что генерала похоже совсем не озаботила смерть Левиных. А ведь можно сказать, что во многом благодаря гибели молодожёнов конь остался совершенно беззащитным перед ракетным ударом снизу.
- Кроу! Выводи звено! – теперь уже напряжённый голос Александра Ло, напомнил, что бой ещё не закончился.
Очередная тройка, разгоняясь, покидала борт авианосца. Из призрачной туманной лужи во весь свой немаленький рост поднимался облачённый в броню скелет. Всадник, несущий смерть, посмотрев на обломок рукояти серпа, отбросил его в сторону и принялся вынимать из ножен тяжелую плоскую шпагу. Самолёты приближались к нему. Три ракеты, оторвавшись от каждого из трёх летательных аппаратов, вонзились в щит, которым быстро прикрылся рыцарь, едва-едва оставив на нём лёгкие вмятины. Георгий немедленно приказал своим сопровождающим отойти в стороны, сам тем не менее продолжал двигаться по прежней траектории.
- Генерал, - услышал Владимир в наушниках хриплый голос Кроу, - там у вас на мостике штурман должен быть, Владимиром его звать. (Ло взглянул на недоумевавшего Тундрова). У меня просьба есть. Пусть найдёт мою жену, там на Земле, и передаст ей, что я люблю её даже такой, какая она есть. Володя поймёт, о чём я.
Голос умолк, и Владимир увидел, как Георгий, не снижая скорости, послал в рыцаря одну ракету за другой. Тот вновь прикрылся щитом. И едва прозвучал последний взрыв, самолёт ударил в туже самую точку на щите, куда до этого метко попали все ударные снаряды. Огненные раскаты отбросили всадника на землю, и когда тот, собравшись с силами, вновь поднялся, то было видно, как с левой стороны его тела болтается костяной обрубок. Смерти больше нечем было защищаться. Но это не значит, что рыцарь не мог нападать. Шпага его, сверкая молнией, уничтожила оставшиеся два истребителя Георгиевского звена, за считанные секунды. Впрочем, свою лепту внесли и они. После их метких попаданий на скелете практически отсутствовала кираса, и правый набедренник болтался на остатке ремня.
На борту «Грома вселенной» оставалась последняя тройка. Ло запретил им вылет всем звеном, надеясь, что одиночные манёвры каждого из опытных пилотов смогут довершить начатое дело.
Генерал отдал распоряжение, и один из истребителей, управляемый Алексеем Потеряным, взмыл вверх. На мостике все всматривались в то, как самолёт полетел по направлению к однорукому всаднику, но вдруг развернулся и помчался совершенно в обратную сторону.
- Извините, генерал, дальше без меня, – мягко и вежливо, попытался объяснить свой манёвр Потеряный.
Но похоже, что генерал не собирался выслушивать никаких извинений.
- Кормовые орудия, уничтожить труса! – взбешённо проорал Ло.
Одна из пушек, установленных на корме большого корабля, развернувшись, послала в самолёт, покидающий место сражения, очередь смертоносных лучей. При взрыве часть осколков упала на палубу, и сейчас же техники бросились тракторами растаскивать их с взлётной полосы.
Предпоследний из оставшихся самолётов уже покидал своё кратковременное пристанище, подчиняясь приказу генерала, который уже и думать перестал о том, что только что произошло. Надо было решать текущие проблемы.
- Игоряша, - ехидный голос Эльзы вещал на весь корабль. – А ты никогда мне на самом деле не нравился!
- Мрак, не засоряйте эфир! – генерал не любил решения личных вопросов в бою.
Но Эльза лишь громко расхохоталась в ответ. Она спешила отомстить тому, кто отверг её чувства. Хотя бы тем, чтобы показать, что именно она одержит окончательную победу, на которую надеются все, отправившиеся в этот полёт. Её истребитель, направляемый уверенной рукой, пролетел под пытающейся разрубить его сверху шпагой, совершил петлю в вертикальной плоскости и вновь вернулся на прежний курс. Четыре ракеты, пущенные в, не успевшую вновь подняться руку, раздробили кости, вонзившись в щель между налокотником и наручем доспехов. Шпага и сжимающий её стальной кулак рухнули в туман под ногами рыцаря. Теперь всадник мог либо бежать, подставляя спину под огонь ракет Эльзы, либо стоять и, бессмысленно размахивая культяпками, смотреть пустыми глазницами на несущейся к нему после разворота самолёт.
- Смотрите и учитесь! – закричала Эльза, но тут же её истеричный голос заверещал ещё сильнее. – Нет! Нет! Не может быть! Не бывает так!
- Генерал, у неё застопорился крепёж одной из ракет! – обернулся штурман к Ло, докладывая о повреждениях, увиденных на экране монитора.
Но это уже не имело никакого значения. Видимо, Мрак уже успела задействовать запуск ракеты, и полыхающие остатки её самолёта ударили в ногу громадного скелета. Как раз в ту часть, которая уже не была прикрыта отваливающимся набедренником. Но враг ещё не был побежден окончательно., Стоя на одном колене, бывший всадник продолжал демонстрировать оскал черепа, словно не желая признать, что он проиграл в этой схватке.
- Шверцев! Час твоего триумфа настал! Взлетай! Добей эту тварь!
Генерал так и сиял от счастья. Он не сомневался в победе. Его мечта сбывалась, его планы, его стремления свершались у него на глазах.
Но самолёт Игоря не трогался с места.
- Игорь, что случилось?
Генерал начинал беспокоится. Он слишком хорошо знал своевольный нрав своего старого друга. И Владимир видел, как на лицо Ло начинает наползать маска отчаянья.
- Генерал! Он собирается вновь.
Все в рубке управления, обернулись на этот возглас вперёдсмотрящего к тому месту, где стоял их враг. Увиденная картина поражала любое самое бредовое воображение. Пыль или туман поднимались из-под ног скелета и словно вливались в его перебитые члены и куски доспехов. Казалось, всадник восстанавливался из мёртвых, хотя и был самой смертью.
- Игорь! – истошно завопил генерал. – Взлетай! Он же сейчас восстановится, и всё будет зря! И товарищи твои погибли зря, и каждый, кто будет умирать с этой минуты, будет на твоей совести. Взлетай!
Неизвестно, внял ли Шверцев словам генерала, или что иное повлияло на него, но самолёт тронулся с места. Поехал по взлётной полосе всё быстрее и быстрей. Сорвался с трамплина палубы и устремился к призраку, который так и не успел вновь восстановиться.
Истребитель летел прямо к голове того, кто не мог не скалиться, глядя на него. И вот одна за другой шесть ракет, шесть разрушающих материй, были выпущены Игорем с истребителя.
- Генерал! Задание выполнено. – Только и отрапортовал Шверцев, заходя на посадку.
Александр Ло, встав со своего места, спокойно смотрел сквозь стекло иллюминатора на только что севший самолёт. На его лице не отображались никакие эмоции.
- Вот ведь мразь! Редкостный ублюдок! – произнеся эти слова без тени злобы, просто как свершившийся факт, генерал покинул капитанский мостик.
А мимо авианосца «Гром вселенной», не причиняя ни малейшего вреда, даже не обращая на космический корабль внимания, промчался бледный всадник.
* * *
- Я вот только понять не могу, как ты, опытный звездолётчик, мог промазать в цель, которая была прямо перед тобой, да ещё и всеми ракетами…
- А я и не промазал. Я хотел не попасть - и не попал.
С тех пор, как Владимир последний раз был дома у Шверцева, прошло около десяти месяцев. Тогда золото и пурпур деревьев только собирались, покинут гибкие ветви, и опустится на землю, подгоняемые ветром, дождём и приближающимися холодами. А теперь стволы и сучья леса уже обернулись свежей сочной листвой, и раскидывались над зелёной травой и клочками папоротника высоченными величественными шатрами. По глубокому июньскому небу, что раскинулось над лесным посёлком, белыми высокими парусниками проплывали облака. Из чащи леса доносились посвисты птиц и дробные удары дятла.
Игорь принимал своего гостя, которого не видел с самого момента приземления в городе Надежд, на терраске дома. Они уже позавтракали и сейчас пили крепкий чёрный чай с мятными свежими пряниками, за которыми Шверцев специально ранним утром сгонял на велосипеде в соседний посёлок, где располагался продуктовый магазинчик. Володя, сделав небольшой глоток из жёлтой с нарисованным ёжиком кружки, не поняв своего друга, переспросил:
- Ты хотел промахнуться?
- Нет. Ты не догоняешь. Я хотел не попасть. Выполнить приказ, но не убивать смерть. Как ещё я мог доказать Александру и иже с ним, что смерть есть важнейший атрибут нашей жизни? Что никто не имеет права решать за других, жить им или умереть? Ведь это огромная ответственность. Как я мог всё это донести до Ло? Причём так, чтобы он попросту не назвал меня трусом? Только так, как сделал.
Игорь говорил совершенно спокойно. Во всех его словах, в том его поступке, свершённом в мире ином, чувствовалась убеждённость человека, который твёрдо уверен в том, что сделал.
- Угу, – промычал в ответ штурман набитым пряниками ртом, и, прожевав, добавил, - Понятно. Я тут заинтересовался одним интересным фактиком. Даже не помню, что меня на это подвигло, но я просмотрел данные по роддомам, которые находятся на Земле. Так вот: месяц назад в один из дней по всей Земле родилось всего двенадцать деток. Даже если учесть, что нашу планету за последние лет семь покинуло около шестидесяти процентов населения, то всё равно такое малое число рождений в день - это нонсенс. Главное, в предыдущие дни и в последующие - всё как всегда. Я кинулся проверять, кто конкретно родился. Выяснилось, что десять мальчиков и две девочки. И самым странным, что мне показалось во всех этих детках, хотя это чисто совпадение, наверное, так это фамилии их родителей, и то, как деток назвали. Попробуешь угадать?
Шверцев, поставил пустую кружку на стол и ухмыльнулся:
- Да я, кажется, догадываюсь. Я даже могу предположить, что двое из них поженятся, как вырастут.
- Посмотрим, - штурман тоже уже улыбался.
Вдруг Игорь нахмурился и, подавшись всем телом к Владимиру, спросил:
- Погоди! Почему двенадцать? Потерянный погиб не в бою с Всадником, а был сбит ракетами авианосца.
- Но он же погиб на «той» территории. А всем им, видно, дали второй шанс для того, чтобы умереть в нашем мире и уже потом ТАМ (Володя мотнул головой вверх) будут решать, что с ними делать.
Шверцев облегчённо откинулся снова на спинку стула и, сложив руки на груди, посмотрел на шевеление листьев в лесу и на то, как ветер несёт над поляной парашютики одуванчиков.
- Да, - пробормотал пилот. – Так, наверное, и должно быть.
- Кстати, я тут встречался с генералом недавно. Он просил передать, что тебе закрыт проход в город Надежд (Игорь равнодушно пожал плечами). Ло ведь попытался ещё раз победить Всадника. Только на этот раз загрузился доверху ракетами и беспилотными самолётами. Хотел обстрелять противника с борта «Грома вселенной». Прилетают к проходу в тот мир, а прохода в известных тебе координатах-то и нет. Три месяца они там проторчали, пока не закончилась жратва на борту. Пришлось оставить разведывательный зонд и уйти восвояси.
- Дурак он, этот генерал доморощенный, - Игорь досадливо поморщился. Но потом снова улыбка осветила его лицо. – Ерундой занимается. Не те вопросы он перед собой ставит. Ведь главное это не то «нужна смерть или нет», а «как прожить достойно». Я даже склонен полагать, что, получив жизнь вечную здесь на земле, человек просто оскотинится, потеряв последний, сдерживающий его звериные инстинкты, фактор. Потеряв страх перед смертью, человек потеряет возможность лишний раз задуматься над своими поступками. Ведь когда человек перестаёт бояться умереть? Либо когда ему уже всё равно, либо когда жизнь других важнее, чем своя, либо когда он просто сходит с ума. И герои выродятся.
- Ты имеешь в виду, что мы потеряем возможность умирать друг за друга, отдавать свои жизни за прекрасных и любимых женщин?
-Примерно так, - продолжая улыбаться, ответил Игорь. – Хотя… Поверь мне, иногда гораздо важнее и труднее жить для друга, побеждая страх перед смертью, чем умереть за него. Я вот после той операции, как и наш переродившийся знакомый Пётр, тоже стал больше задумываться о том, что мы там увидели. Перечитал всю Библию. Великая вещь. Хотя многое и не понятно пока, но ведь не всё сразу. И летать мы с тобой могли не как только сели за штурвал звездолёта, а только через годы учений и наставлений. Но вот, что мне пришло в голову после того, как я узнал о жизни Сына Божьего: не столько важна смерть Христа, сколько Его воскресение из мёртвых. Его жизнь после смерти и есть надежда для людей. Если бы Он просто умер, этого бы никто не запомнил. Так и нам должно умереть, чтобы воскреснуть. Но умереть всё-таки должно. Это как ключ…
Не успел Шверцев договорить, как дверь дома распахнулась, и на терраску выскочила Лизонька. Мама только-только выпустила из угла, где она отбывала наказание, за то, что, торопясь убежать гулять, отказалась допивать чай и разбросала по столу обгрызенные, но недоеденные сухари.
- Пап, я пошла! – махнув на прощанье рукой, крикнула бойкая девчонка и пулей слетела с терраски.
Следом за девочкой из дверей дома показалась жена Шверцева с маленьким Жоржиком на руках. Малыш выглядел сонным и недовольно жмурился от яркого дневного света.
- Мама, - послышался Лизонькин голос от калитки, - тут что-то застряло, и я не могу открыть.
- Ох, горе моё!
Софья, посадив Жоржика на крашеные доски пола и быстро произнеся: «Милый, присмотри за ним», удалилась к калитке.
- Вот, кстати, и ответы на все наши вопросы и недоумения, - глядя на удаляющуюся жену и на сына, который, покачиваясь, вставал с пола, улыбаясь и размахивая маленькими, но уже сильными ручонками.
- И в чём ответы?
- А разве тебя, друг мой любезный, не восхищают женщины? Вот мы, мужики, думаем: «как победить смерть», а женщины думают, как создать жизнь. Проходят через мучения, сомнения и страхи. Беспокоятся, что что-то случиться и ничего не получится, и они не смогут ни выносить малыша, ни родить. Но, вынося, рожают и побеждают смерть новой жизнью. Разве это не прекрасно? И так уж устроен этот мир, что человек всегда видит продолжение своей жизни в своих детях.
А Жоржик, поднявшись на ножки, уже дотопал до стола и, протянув руку, схватил кусок сухаря, который Лиза в спешке не доела. Малыш, радостно взвизгнув, впился маленькими белыми острыми зубками в засахаренный сухарь. Жизнь продолжалась.
Да продлится жизнь!
© Copyright: Алексей Шаповалов, 2010
Свидетельство о публикации №210092800442
Свидетельство о публикации №210092800442
Рецензии