Днев. I-10 Непонятное в Блоке. Тарковский. В. Бере

ДневникI-10 Непонятное в Блоке. Арсений Тарковский. В. Берестов               

 Христос нашёл меня.

Гостила у Коли Танаева. Веры нет у него. Но мне с ним всегда легко и просто,  естественно. Друг и брат мой.

Вдохновение – это блаженное состояние, но у меня нет его, хотя хочется писать стихи.

              Спи, сердце, спи
              Страстей не надо.
              Что надо? Тихая отрада
              Ко мне смиренно снизойди.

Мне снилось,  что мы с Линой копируем Мадонну.

Вечер у Эрика Наппельбаума. Ум его. Моя беспомощность. Молюсь и молчу большей частью. И он о кончине мира думает. Меня потрясает красота людей,  музыки,  слов.

Непонятное и страшное в Блоке, его смятенное лицо на некоторых фотографиях.  Хочу понять его. Иногда в нём неподвижность. Сейчас Блок на 11 лет старше меня. Он, наверное, любит меня.

Я живу в бедности. Получила письмо от Володи Поветкина и плачу. Почему я люблю и его, и о.Владимира, и Володю Самородского и многих? Как они во мне помещаются?

В доме Аси и Вити Мамоновых была во мне сегодня винни-пушья лёгкость. Жадно читала Одоевскую о Гумилеве, Блоке, Ахматовой. Вкусный чай и я, исполненная благодарности,  думаю: “Как хорошо жить на свете. Хорошо быть медведем. Ура!”

Я обладаю способностью легко влюбляться, пленятся, даже некрасивое делать красивым.

Сейчас: Володя Поветкин и Володя Самородский греют меня. Остальные – в тайниках души – вечно любимые, но сейчас как бы спящие.

По дороге домой – горестная молитва о матери моей, страх напал за её жизнь, за её душу. Пожалей её, Господи. С мамой связано две моих муки: её неверие и недостаточность моей любви к ней.

Теперь я знаю: все молитвы слышит Бог и все тайны и мысли видит.

Януш Корчак помог мне больше полюбить детей, быть к ним внимательней.

Тишина в душе, как дивно. Тихо хочется ходить по земле и молчать.

Были неразлучны и нерасторжимы с Володей П. во сне.

На панихиде в храме Ризоположения отец Михаил стоял с народом со свечой в руке,  молился, лицо у него было грустное. Это его стояние меня тронуло. Когда запели “Христос рождается” на Всенощной, стало радостно. Глаза мои встретили взгляд отца Василия, подпевающего хору – ласковый, живой, радостный.

Держащий в Своих руках солнце и звёзды, приходит к человеку.

Умерла мамина мать, бабушка Вера Платоновна. Я спокойна. Молясь о ней, обрела тихие слёзы. У Иисуса, Матери Божьей, у святых просила помощи Вере. Мама плачет, говорит мне Лена сестра, мама не велела мне сообщать о смерти Веры. Это, я думаю, чтобы я не молилась о бабушке...

Жизнь схватила меня, во мне звучит Блок:

И опять на рассвете весеннего дня
Жизнь охватит меня и измучит меня - это Блок

Влюблённость сердца, сознание вечной жизни, текущей сквозь меня. Жизнь приподнимает меня сегодня. Позади муки рождения духовного, неоднократное сбрасывание кожи.

Виделась с Кларой Ф. Она сказал мне: “Ты очень страстный человек с сильной волей, ты могла бы воздействовать на людей”. Митя тоже говорил мне о моей сильной личности.

Я всегда хочу полноты смирения. 

Вот гаснут утренние страсти, и душа успокаивается.

Что за жадное и странное сердце? После благословления о.Владимира – разверстая душа, желающая океана любви к Богу и к людям. Иисус – сокровище Вселенной.  Пронзительные слёзы о Нём.

Вечер памяти поэта Александра Сергеевича Кочеткова. Он умел восхищаться прекрасным. Был необычайно добр и противоречив, дружил с Сергеем Васильевичем Шервинским, Витковичем, Арсением Александровичем Тарковским. Он был высок, с пышными волосами, с румянцем на щеках, с расширенными глазами. У него был поэтический вид, то есть при взгляде на него думалось: вот - поэт.

Чем больше людей умирает, тем менее страшит меня смерть, тем более она кажется мне некой операцией и временной разлукой с ушедшими.

Иногда мне таким внешним, таким временным кажется мир, что как будто я смотрю о нём фильм, а сама здесь не живу.

Я думаю, что человек, нарисовавший лик Спаса, был близок к Нему.

Утром меня потрясло солнце: его восход. Величественное светило. Меня поразило премудрое его устройство, его служение человеку и всему живому, его мощь и его доброта. Меня пронзило чувство единства с солнцем,  как с чем-то материально-душевным. Этого не передать словами.

У меня бывали моменты, когда даже насекомых я воспринимала, как своих младших братьев, и тоже было чувство единства с ними. А теперь вот с солнцем. Мелькнула даже мысль, что солнце не только материальное. Всё в мире, во вселенной уже тем одухотворено, что Создатель всего – Бог.

Только в своей свободе человек может быть богоподобным, иначе он был бы как солнце, луна, как деревья, и не мучила бы его совесть, если бы он всё вокруг себя сжигал своими лучами. Раз у солнца нет совести, то его нельзя назвать добрым. Его доброта – это исполнение закона Космоса, данного ему от Бога.

Человек – тайна Бога. Мир положен к его ногам, и вне мира человек из души и плоти не может существовать и проявлять себя. Когда тело истратит свои силы,  мир этот не нужен будет человеку материально, но душа, покинувшая тело, не покинет своим участием души оставшихся на земле людей, и как здесь сострадала им, так и там будет сострадать и даже больше, ибо не будет стеснена телом.
 
Лида Савченко была у Тарковского. Арсений Александрович всегда спрашивает обо мне. Ему лучше после болезни.

У моего дома лежала верхушка чьей-то ёлки, я присвоила её себе и украсила игрушками.

Иисус. Не отходи от меня.

Была у Веры Х.. она рассказывала, как танцуют негры, это их стихия, они в упоении.

Прости, Господи, мою неизменную гордость. Для меня решён главный вопрос – зачем живу. Остальное должно приложиться. Течёт время в ночи, кончается год.

Зачем я так хочу, чтобы меня любили?
 
2/I. Лина подарила лик Иисуса с плащаницы. Он освещает все комнату. Прекрасное Лицо, скорбное, величественное, измученное. Я очень хочу, чтобы люди узнали и полюбили Бога.

Мой ученик С. в душе жив и нежность жива, но эта любовь светла и ничего не требует. Его глаза – он так серьёзно и прямо смотрит. Не обмануть.

Жадность к жизни, желание много сделать.

Отец Владимир совершеннее меня, я всегда чувствую его нравственное превосходство, чистоту, благородство натуры, мудрость. Я стремлюсь подражать ему. Глубокая тишина и неподвижность внутри.

Часто снится Володя Поветкин.

В Консерватории на квартете Шостаковича доброе пожатие руки поэта Льва Адольфовича Озерова, Лида Савченко, Боря Талесник, Анюта Шервинская с мужем – он мне понравился. Когда они встретились, то оба сразу почувствовали, что предназначены друг другу. От музыки хочется молиться. Прослушали квартеты Шостаковича № № 11, 12, 13.

Вечер Валентина Непомнящего – радости моей. Он рассказывал о произведении “Выстрел” Пушкина. Очень интересно его слушать. Он прекрасно читает стихи.
Он спускался с лестницы, проходил мимо меня, я устремила к нему лицо своё, он ласково взглянул на меня, как на знакомого человека.

Пушкин – дар России. Космическое явление. Преклоняюсь перед ним. 

Валя Берестов и его вторая жена Таня Александровна звали меня в гости.

Последнее время мне грустно стало расставаться с людьми. Знакомство с Майей,  она очень милая, интересно рассказывала о себе, глаза – звёздочки, она сказала,  что я влюбчива.

В тишине ночи душа мягка.
 
У Одика живёт Саша Морозов, который великолепно знает Мандельштама, он умён,  раним, тонок, болезнен. Я себя перед ним чувствую неприлично здоровой. Немного мы с ним поговорили. У него тихий  голос, нервность. Скорбит его душа, веры у него нет. Одик с любопытством смотрел на меня.

Я вижу, как лица людей подёргиваются зловещими туманом. Возможно, за мной следят – за перепиской. Кажется, нечем дышать и, наверное, так было всегда.

Как я ухитряюсь влюбляться, когда столько горя кругом? Как смеюсь, когда столько людей плачет? Я жалею и мучимых, и мучителей. Вторым - хуже.

Сердце стелется по земле и плачет у ног Христа.

Матушка Наташа, жена о.Владимира поёт в церковном хоре.

По радио передача об Алексее Константиновиче Толстом. “Все моё существо растерзанно” – его слова. “Сестра моей души” - это образ из его стихотворения.

Для меня нет столетий, нет времени. Я ощущаю живого Алексея Константиновича Толстого, брата моего, я уже люблю его стихи. Спасибо за этот подарок, Господи.

Избегаю описывать человеческие слабости, чтобы никого не осуждать и не выставлять в плохом виде.
 
Музыка – самое волшебное из искусств. Весёлая музыка Гайдна. Крылья музыки осеняют, Бог становится яснее и ближе!

Я знаю о Боге, что Он любит всех. Чем больше узнаёшь и любишь Христа, тем больше жаждешь узнавать Его. Нет предела стремления к Нему. Я Им дышу.

В некоторые дни душа бывает объята огнём иной жизни.

С людьми на работе, увы, держусь особняком, иначе, впрочем,  и нельзя, лицо у меня замкнутое, вероятно.

Разговорилась с женой о.Владимира Наташенькой, она очень милая. Она пленяет меня мягкостью, мне кажется, она открыта и простодушна, у неё нежный голос. Она мне часто снится, мы хорошо, дружески разговариваем.

В Литературном Музее Наталья Львовна познакомила меня с Валентином Семёновичем Непомнящим. Дружеские руки его.
 
Была в гостях у поэта Вали Берестова и Тани, с ними легко. Они живут на улице,  где живу и я. Валя рассказал, как его папа потерял веру в Бога.

Приснилась покойная бабушка (не родная, мать моей мачехи) Нина Владимировна,  спросила меня: “Что тебе нужно? Может быть, тебе нужна одежда, может быть,  деньги? Ты мне скажи. Я всё для тебя сделаю”. (не могу это перечитывать без слёз... 2011 г.) Значит ей обо мне что-то другое открылось, чем когда мы вместе жили, и я очень от неё страдала...

Снился Валентин Семенович Непомнящий. В жизни у него очень нервное лицо, сухие, острые, горящие черты. И опять любовь к нему, и тихий трепет узнаванья. Мне так хотелось наяву заговорить с ним, пригласить его гулять, подружиться с его семьей. Но когда я хотела сделать шаги в его сторону, меня схватывало огненное сердцебиение, и я не решалась подойти.

У меня были в гостях Володя Поветкин и Мила, они сидели на полу у стены, Мила плакала, Володя молчал. Несколько месяцев назад, когда Мила ехала в Новгород, я сказала ей: “Не влюбляйся в Володю”. Она влюбилась. А в негоневозможно не влюбиться. И вот теперь наступил разрыв в их отношениях.

У Володи П. и его друга Володи Гр. в Новгороде большие неприятности. Молюсь за них.
 
Хочу сделать поминки по Пушкину и Достоевскому. Пушкин, написавший стихи “Отцы пустынники и жены непорочны” на молитву святого Ефрема Сирина, умер в день Ефрема Сирина. Достоевский умер в день святого Иоанна Златоуста.

10 февраля. День смерти незабвенного Пушкина. Состояние предвосхищения радости, на душе одновременно легко и грустно.

Бог говорит, и земные звуки кажутся грубыми.

Вечером была у Дружининых – три сестры – Мария, Евдокия,  Анна – сёстры Серафима Николаевича (Муж Натальи Львовны). Слушала голос владыки Антония – глубокий,  тёплый, родной. Пел церковные песнопения Шаляпин. Читала пушкинского "Моцарта и Сальери" вслух – богатство интонаций, вдохновение.

На поминках по Пушкину были у меня сестра, Майя, Ира Лернер, знакомая Одика. Я читала Пушкина. Майя была взволнована и в тоже время в скорби – от красоты пушкинских стихов, от невозможности нести красоту.

Есть вопросы, которые  отодвигаю от своего ума. Мне не понять тайн Божьих.
 
У Вали Берестова больное сердце. У его жены Тани доброе милое лицо. Валя читал отрывки из книги Миклухо-Маклая. У меня вдруг заболела душа, когда я рассказала о смерти Блока. Анатолий, брат Вали показал мне книгу Эль Греко. Меня опять провожали до дома Валя и Таня. Мы живём на улице Волгина.

Ольга Моисеевна Грудцова–Наппельбаум просила переписать для неё “Символ веры”.

Люблю Арсения Тарковского, плачу, молясь о нём. Его голос по телефону, его чуткость, которую чувствую в нём, как в поэте – человеке особенном, одарённом.

Мне рассказали, что восемь женщин из Воронежа, сидевшие в лагере, отказались работать в день Пасхи. Их заставили в лесу снять обувь и велели стоять весь день босыми на холодной земле. Они стояли, и весь день пели молитвы. Ни одна из них не заболела. Это из книги Евгении Гинзбург, матери писателя Василия Аксенова.

Посетила, наконец, Тарковских. Арсений Александрович носит крест. Мы рассказывали друг другу всякие истории. Тарковский имеет обезьянку, обезьяньего сына и обезьянью собаку. Он называет себя “винни-пушистым”.

Тарковский читает “Мэри Поппинс” и другие детские книги. Мы с ним были как дети, мне с ним легко. Человек выше того, чем он кажется. Татьяна Алексеевна была приветлива. Арсений Александрович читал свои переводы Важа Пшавелы и свои стихи. Был Алёшенька, сын Татьяны Алексеевны. Я попросила Тарковского перекрестить меня, когда я уходила. И я его перекрестила.

Моё сердце полно Арсением Тарковским. Любовь к нему сияет во мне. “Что мне с Вами делать?”, - несколько раз говорила я ему шутливо.

Беседа с Сашей Морозовым и женой Одика Тамарой о Блоке, о Мандельштаме, о котором с радостью узнала, что он был крещёным. У Саши нет работы, негде жить,  он оторван от семьи. У него детское мягкое лицо, милая улыбка, кротость,  тихость. Великолепно знает он поэзию Серебряного века.

Алик Гинзбург живёт в Тарусе. Он женился на Арине. Я давно его не видела.

Была у Одика и Тамары, сидела рядом с Сашей Морозовым за столом, Саша проявил ко мне внимание, и это отозвалось во мне тихим чувством благодарности. В нём нет покоя. Он не крещён.

Все добры ко мне. Понравился мне родной брат Веры Герман – дитя, простодушие,  обаяние, естественность, прямота. Похож на моего папу.

Эту фотографию Арсений Александрович Тарковский мне подарил с надписью: "милой Гале..., чтобы помнила, кого надо."