Кузовлево

               
Кто легенду ту слагал - тех давно нет с нами…
Царь ли – батюшка сослал, то ль сбежали сами,
То ль служивыми людьми, то ль людьми лихими,
Кем, попробуй тут пойми, наши предки были?
Эх, лихая старина, за тремя веками:
Три здоровых братана, да все с кистенями,
С топором за кушаком, а вон тот с дубиной,
Грабили купцов тайком на дороге длинной.
Бог не пожалел для них удали и силы,
А фамилию они - Кузовлев, носили.
Время шло. Обзавелись избами, скотиной.
Началась другая жизнь в стороне былинной.
Всяк судьбу свою связал с кем была охота:
Кто астаповскую взял, из Сланского кто-то.
Как грибы дома росли, все трудились рьяно,
А молиться люди шли к церкви деревянной.
Чтоб начало из начал своё помнил каждый:
Храму быть из кирпича,- сход решил однажды!
Не прошло и трёх годков, года три, всего-то,
Храм из кирпича готов. Да, могли работать!
Стороной, чтоб горе шло, по другой дороге,
Под защиту взял село сам Святой Георгий.
Помнят всё твои кресты, помнят всё овраги:
Как возникли КопытЫ, появилось Вагино.
Были мельницы, аж три, кузня, маслобойня.
И, куда ни посмотри, всем дышалось вольно.
Как от века повелось, жили ладно, справно.
Испытать здесь не пришлось крепостного права.
Утром, чуть заря, пахать выезжали в поле.
И умели отдыхать - уж на то и воля!
Под  гармошку для души песни или пляски.
Молодой пока - пляши, строй залётке глазки.
Копны сена в ряд стоят, запах трав медвяный.
В город жить? На кой он ляд сдался окаянный!
Так и жили до поры, до поры проклятой,
Когда, взявши топоры, брат пошёл на брата.
Ах, Россия! Моя мать! Сколько ж в эти годы
Пережить и испытать выпало народу?
Продразвёрстка и колхоз – вынесли всё люди.
Сколько горя, сколько слёз да пропащих судеб?!
Зарабатывал горбом, кровушкой и потом,
Но назвали  кулаком – всё забрать, чего там!
Не смущал ни детский плач, ни родство когда-то.
Разнарядка есть – кулачь! Мироед проклятый!
 

 



Доброй старины уклад сатаной разрушен.
Из святого храма – склад, благо, не конюшня.
Вот и год тридцать седьмой наступил и, вскоре,
Свой глоток из чаши той дед мой пил, Григорий.
Так случилось, злой навет, чья-то воля злая –
И статья, печальней нет: пятьдесят восьмая.
Разобрались через год – чист перед законом…
Но – война! И он на фронт, с первым эшелоном.
Русь Святую защитил от фашистских гадов,
 Но до победы не дожил – пал под Ленинградом.
Сколько их лежит в земле, не познавших старость?
В каждый третий дом в селе горе постучалось.
И не раз в твои дома залетали беды,
Но пришёл желанный май, и пришла победа!
Без ноги кто, без руки, кто живой - здоровый,
Но вернулись мужики, отревели вдовы.
Стосковались на войне по работе ловкой,
По сохе да бороне, по косе – «литовке».
Подоспела тут и весть, что плохой был Сталин.
Съезд двадцатый, в его честь и колхоз назвали.
А в колхозе, как всегда: сеяли, косили.
Председатель был тогда Сграбилов Василий…
Годы шли. Колхоз крепчал. Не совсем от жиру,
Но для своих односельчан строились квартиры.
Новоселью каждый рад. Всё для всех готово:
Школа новая, детсад, Овцекомплекс новый.
Так бы жить да поживать, но лихое время
На дворе сейчас опять. Тяжкое то бремя
Видеть сельский край родной с головой склоненной
Да с протянутой рукой, и, при том – законно.
Кто, не прячась, словно тать, не порой ночною,
У тебя смог всё отнять? Эх, село родное!
Боль и грусть в людских глазах, и печаль, и горе!
Что же там, на небесах, проглядел Егорий?!
Но я верю – не сломить никакой нас силе:
Будет Кузовлево жить – будет жить Россия!


                12 ноября 2005 г.