На грани

Елена Кириченко

   Промозглый мрачный день. Зима одаривает не искристым белым снегом и легким морозцем, а колючим ледяным ветром, мелким градом вперемежку с дождем и чавкающей под ногами грязью.

Какая-то сечка (то ли дождь, то ли снег) бьет по стеклу, и из теплой уютной комнаты никуда выходить не хочется. Но срочное дело выталкивает взашей на улицу. Мало того, что надо идти, а еще и быть в наилучшем виде, в бодром и приподнятом настроении. Дело важное и надо не подкачать.

Привела себя в порядок, принарядилась, собрала всю свою бодрость и энергию, аккуратно сложила в папку бумаги и глянула на часы. Все чин чином, все в порядке, да к тому же и заблаговременно.

Хоть на улице было слишком уж скверно, и обжигающая сырость пробирала до костей – шла уверенно и быстро. Забрызганные грязью машины мчались с двух сторон непрерывным движением, у некоторых уже зажглись фары, мол, с нами не шути. Но я шла вдоль трассы, закрывая лицо поднятым воротником, и мне совершенно до них не было никакого дела.

Вдруг все чаще машины начинали сигналить, визжали тормоза, и из открытых окон вылетали режущие осколки водительского мата.

Хоть я и спешила, но пришлось приостановиться. Неспроста ведь все это? Да, неспроста… Посреди дороги стояла собака, овчарка. Собака была тощая, больная и явно старая. Там, где раньше была чернота, теперь все покрылось сединой, шерсть свалялась, к тому же была мокрой и грязной. Собака стояла не шевелясь, не опуская головы и своими отчаянными, умоляющими глазами смотрела навстречу несущемуся транспорту.

- Самоубийца! – мелькнуло у меня в голове. И я не ошиблась. Глаза собаки ждали, просили, умоляли быстрой смерти.

Я испугалась, что потеряю рассудок от такого зрелища. Но меня, как магнитом, приковало к этой трассе. К своему несчастью, я стала свидетелем страшного таинства: жизнь и смерть стоят на одной грани и, сцепив зубы, смотрят в глаза друг другу: ну, а кто сегодня сильней?

Мне было уже плевать на мое срочное и важное дело. Я поняла, что перед лицом жизни и смерти, когда они сливаются воедино, все остальное суета сует.

Зверь всегда умирает стоя. Собака стояла не шевелясь и не скуля. Движение машин продолжалось. Водители, как могли, объезжали ее. Вдруг одна машина затормозила, водитель дал знак следующему за ним, и движение пошло на спад. Тот, который затормозил первым, пытался вытолкнуть собаку на тротуар. Она упиралась. Тогда подрядился на помощь еще один. Они все-таки вытолкали собаку с проезжей части.

Я кинулась к ней, стала заговаривать, пыталась погладить. Собака гордо от меня отвернулась.

Движение машин опять усилилось, мчались уже новые водители, которые и не подозревали о своем недавнем происшествии на этой дороге.

Я считала, что беда миновала, и пыталась привести в порядок разгоряченные свои мысли, а потом уже и дела.

Вдруг собака, неожиданно для меня, но для себя уже все решившая, собрав свои старческие силы, молниеносно бросилась опять навстречу движущимся машинам. Всего долю секунды она встречала смерть стоя, как и положено зверю. Заскрежетали опять тормоза, и собака, как подкошенная, упала на асфальт.

Помню бледное лицо водителя, растерянные глаза и … тишину. Водитель оказался интеллигентом, даже в сердцах не смог выругаться. Не смог и переехать лежащую собаку, не смог и отправляться дальше, не узнав, что с ней.

Я, глотая слезы и давясь рыданиями, кинулась к сбитой собаке. Я забыла, что на мне новое пальто, с которого раньше сдувала пылинки. И моя элегантная шляпа и подготовленная к встрече прическа были нелепы в этой ситуации.

Двумя руками обхватила большую собаку, еще живую, лежащую на грязном мокром снегу. Прижав к себе, я изо всех сил тащила ее, взяв под передние лапы, на тротуар. Водитель, сбивший собаку, мне помогал. Мы положили ее на остановке, под лавкой. Осмотрели, она была жива и, к радости водителя, почти цела. Сочилась только кровь с одной лапы, но кость была не повреждена. Упала она от удара машиной, но не даром ведь так визжали тормоза, водитель сделал все, чтоб сохранить ей жизнь.

Мы остались с собакой вдвоем, она под скамейкой, я – на скамейке. Пальто мое все было в грязи, крови, воде, липли мокрые снежинки и тут же таяли. Лицо мое было ужасно: косметика, слезы, мокрый снег смешались в однородную массу. Рядом лежала грязная, со сбившимися клочьями собака, около ее передней лапы теперь краснела маленькая лужица.
Теперь я была похожа скорее на безумную, чем на деловую даму. А люди всегда стараются побыстрее проскочить мимо безумных, зачем себе сердце надрывать? Поэтому, хоть на нас и поглядывали, но не затрагивали.

Я все старалась понять: что, что толкало собаку на самоубийство? Старость? Болезнь? Бездомность? Что? И вдруг, молния поразила мое сознание: предательство! Да, предательство! Оно, и только оно, лишает живое существо веры, надежды, любви и самой способности жить. Каким образом предал ее хозяин – уехал в другой город, а ее оставил или выгнал старую за ненадобностью – это уже неважно. Главное – предал, предал ту, которая сама предавать не умеет. Не дал собакам Творец этой способности, оставив самым верным и преданным существом на Земле!

- Милая, - заговорила я к собаке. – Ну, зачем же ты так? Зачем самовольно лишаешь себя жизни? Ты думаешь, одну тебя только предали? Мне ведь тоже предательство хорошо знакомо. А я, вот видишь, выдержала, живу еще, по важным делам спешила. Если б ты не стояла, как вкопанная посреди несущихся машин, а на тротуаре на меня посмотрела, то увидела б, какая я была элегантная, в шляпе, с прической, с макияжем. А теперь, конечно, я такая же грязная и жалкая, как и ты. И для тебя уж явно не образец для подражания.
 
Собака недоверчиво скосила глаз, а потом вдруг пристально посмотрела в мои глаза. Я потупилась, и мне пришлось сознаться:
- Не веришь мне, отчасти ты права. Я тоже после предательства долго была на грани. Да, это у вас, у собак, не принято предавать, а у нас, у людей, такое случается сплошь и рядом. А хозяин твой ведь человек. А у человека оно, предательство, видно, в крови.

Вот посмотри на этих двуногих, что мимо нас тут снуют, каждого из них кто-то предал, и почти каждый тоже предал кого-то.

Так что, голубушка, не одни мы с тобой тут такие. А жить как-то надо.
И заговорив о жизни, я наконец-то вспомнила о своем срочном и важном деле. Наверно, до сих пор ждут меня! Знают, что раньше я никогда не подводила. Надо бежать!

Перевязала носовым платком собаке рану. Почистив салфетками, которые как нельзя кстати валялись в сумке, себя и пальто, я решила все-таки попасть на запланированную встречу.

Погладив собаку по голове, рядом положила несколько штук печенья. Это все, что было в моей сумке.
- Ты, если хочешь, подожди меня. Я быстро сбегаю по делам, а потом, вдруг, и столкуемся с тобой. Может, у меня захочешь доживать свой век…

Я побежала, держа под мышкой папку с бумагами. Важное дело мое разлетелось в пух и прах, но я не очень-то переживала. Перед искренностью и обнаженностью чувств, чему была свидетелем, все казалось мелким и ничтожным.

Потеряв контроль над своим разумом, я опять помчалась к остановке, где оставила лежащую собаку. Собаки не было…

От этого места я прошла три остановки в одну сторону и три – в другую. Я всматривалась в дорогу и в обочину. Но того, чего больше всего боялась увидеть – не увидела. От сердца отлегло.

Опять вернулась к остановке и тут только заметила, что не было не только собаки, но и печенья.
Может, будет все-таки жить?
Мы-то живем…