Прислушайся ко мне

*Картина автора

                (Из жизни художника)


Упорная борьба за выживание, – под этим лозунгом проходила жизнь.
Уже в утробе матери, на клеточном уровне он боролся за право рождения.
Родители не могли позволить себе третьего ребенка. Проблемы в семье, недостаток, напряженные отношения не позволяли радоваться появлению новой жизни.
Мать принимала таблетки, чтобы вытравить плод, но плод был упорен, цепко хватался за жизнь, умудрялся не пропустить в себя смертоносное зелье, сопротивлялся всем материнским уловкам и победил.

Непомерные усилия остаться в живых отразились на ребенке, он родился слабым, тщедушным, полуживым. И тогда, раскаявшись, мать отдала все силы, чтоб дитя выросло здоровым и сильным. Она любила его сильнее других детей, постоянно испытывая горечь от содеянного, искупая непомерной лаской чуть было не совершенное убийство.

Мальчик рос трудным, нелюдимым. Интуитивно искал свой путь. Отвергал популярные виды спорта, не посещал многочисленные кружки, куда предприимчивые родители и заботливые педагоги пытались его определить. Никакие уговоры не действовали.
Он шел по жизни, ни с кем не соглашаясь, если это противоречило его желаниям, бесстрашно и гордо, не сомневаясь в себе, в своей интуиции.

 Подвергался жестоким нападкам однокласников. Смело вступал в бой с обидчиками, и отвоевывал свое право быть независимым. Жестокие мальчишеские драки не могли подчинить его рабскому послушанию.
Внутренний стержень не позволял жаловаться на обидчиков родителям или учителям. Просто не приходило в голову обременять других своими проблемами. Считал это недопустимой слабостью. Борьба была долгой, изнурительной, но он выстоял, защитил свою свободу, и его оставили в покое. Прекратили общение, изолировали.
 
Одиночество не было тягостным, напротив, в уединении было столько гармонии и насыщенности, что не требовалось никакого дополнения.
Случай привел в мастерскую художника, и тут состоялось глубокое, непостижимое преобразование. Он обрел смысл и назначение своего существования, ощутил родную стихию. Отныне живопись заняла центральное место в жизни. Появилось стремление, ставшее источником терзаний и ослепительных восторгов.

Учился увлеченно, немного педантично, жадно постигая азы профессии.
Академия учила сдержанно, деловито использовать художественные приемы, просвещала, воспитывала. Но ни школа, ни академия не имели решающего значения. Он учился у Рембрандта, Ван Гога и других великих художников. Если образование – явление, скорее, качественное, то опыт и трудолюбие рождают совершенно новое видение и осмысление.
По окончании академии его посылают на работу. Но работать по заказу, следовать чужим наставлениям не в его характере. Он спрятал диплом и навсегда забыл о нем.

Началась жизнь полная разнообразных встреч, радостей, разочарований. Он создавал свой мир, мир полный страстной любви к Искусству. Благословенная работа над картинами лишала реальности. Он погружался в нее, как в свою Атлантиду, черпая силы и вдохновения. Началась двойная жизнь. Вроде он здесь, но стремится в параллельную реальность. И в какой-то момент перестает понимать, какая из этих жизней реальней.
 
Жил, не требуя наград, поднимаясь над суетными желаниями людей, работающими за плату.
Был груб с женщинами, не доверял их любвеобильным излияниям.
Жажда новизны, новой натуры заставли менять их часто, без сожаления.
Женщины тянулись к нему, предлагали себя бескорыстно и жертвенно. Ему прощалась бедность, грубость, нетерпимость.
Нередко кажущееся спокойствие сменялось неожиданным, буйным всплеском эмоций, сносящим всякое сопротивление.
 Не слыша жалоб, работал  несколько часов, не разрешая натуре менять позу, не  в силах прекратить сеанс.
Ненавязчивого предложения написать портрет было достаточно, чтоб уложить на жесткий диван даму из высшего общества. Очарованная, загипнотизированная, она выполняла все его требования и через пару сеансов радостно и самозабвенно отдавалась ему.
Он не делал различия между женщинами. Грубая торговка с рынка, нежная трепетная поэтесса, – чем индивидуальнее и отчетливей натура, тем больше страсть.
Лицо старика, изпещренного морщинами, огромные, мускулистые руки, – вызывали восторг. Грустная улыбка старухи восхищала не меньше, чем улыбка младенца.

Долго пристально изучал натуру, затем брал кисть и поджигал себя. Пламя бушевало несколько часов. Время исчезало. Ни голод, ни жалобные стенания натуры, ничто не способно было оторвать от мольберта, – все переплавлялось в огне созидания.
И являлось чудо. Шедевр пронзительной чистоты и духовности.

Многочисленные выставки принесли популярность. Искусствоведы единогласно признали высокий профессионализм и детскую открытость его работ, завораживающую игру мазков и цвета. Масса покупателей, большие деньги, почет. На всех выставках   высокие призы, статьи в крупнотиражных газетах.
 Женитьба на скромной миловидной женщине прекрасной во всех отношениях.
Рождение двоих  детей.

И  тут все рушится. Революция. Смерть брата, родителей, друзей, уход из семьи, полная неразбериха в стране. Изоляция… Безвыходность. Усталость. Нищета.

 Он лежал опустошенный, изнеможденный, умирающий. Уже стемнело, встать, зажечь свет не было ни сил, ни желания. Только одна мысль билась в затуманенной голове:
- Зачем жить?
И тогда, сквозь прикрытые глаза, он увидел свет. На темной стене холодной, неотапливаемой мастерской проступил лик Христа. Он улыбался.
- Прислушайся ко Мне. Живи, – пронеслось в голове.
Видение длилось несколько мгновений.
 Потрясенный художник схватил уголь и стал наносить увиденное изображение на холст.
 Он понял, – это была награда за все муки, потери, взлеты и падения, за израненную душу, за скорбь, за одиночество.
 Жизнь возвращалась. Не знавший до сего момента Христа, художник, подобно Павлу, уверовал в спасительную, благотворную Его силу.
Непостижимым образом ему открылась Истина, что события времени и усилия материального существования – это лишь временная опора, мост, ведущий на другую сторону, в обетованную  землю духовной реальности и небесного бытия!
Ему, смертному, нелегко постигнуть идею вечного замысла, он практически неспособен осмыслить  вечность – то, что не имеет начало и конца. Все что он знал, было конечно.

Духовно озаренный и обновленный с божественно наполненной душой, он жил теперь не зависимо от материального существования  в том, что касалось земных радостей.
Тема Христа стала основной в его живописи. Он стал вести затворнический образ жизни и  лишь немногие, видевшие его работы  поражались энергетике исходившей из них.
Картины не выставлял, несмотря на усиленные просьбы, и навсегда потерял интерес к публикациям.
На вопросы немногих близких людей
-Как можно так замыкаться?
Неизменно отвечал
-Я не один, со мной Вселенная!