Неоконченное. Молитва для Серебрянного Зверя

В час зарождающегося заката, когда в окна струится нежный пропитанный сумеречной тайной свет, заполняя все пространство небольшой комнаты и каждую клеточку тела; когда, закрывая глаза, видишь не темноту, а просто пока еще не заполненную воображением пустоту. В такие минуты с полки бралась одна и та же книга и открывалась на одной и той же странице, где лежал простой лист бумаги, хотя он был не такой уж простой, как можно было подумать с первого взгляда. Немного пожелтевший от времени, с бахромой по краям лист с несколькими словами на самом верху «Молитва для Серебряного Зверя…» - и больше ничего. Кто такой Серебряный Зверь, и где сам текст молитвы? Пустой лист бумаги ответов на эти вопросы никогда не давал.
Темнота в комнате потихоньку начинала сгущаться и, забравшись с ногами на огромное кресло, с дрожащими отблесками свечей на раскрытой книге, начиналось это необычное повествование.

 
 
Она
Она открыла глаза и ничего не увидела. Она провела рукой по простыне и ощутила еще теплую материю. Приподнявшись на локтях, она села и попробовала обвести взглядом помещение, в котором находилась – все пространство вокруг представляло собой туман, она обхватила себя руками и поежилась, было холодно, холодно и темно. Безжалостный сумрак скрыл не только свет, предметы, которые еще вчера находились в ее комнате: старинную кровать с балдахином, сундук с вещами, несколько лавок, еще вчера вечером они были здесь, но и… звуки – мертвая тишина царила вокруг и… внутри нее.
Касаясь знакомых стен, она привычным путем шла из дома, туда, на воздух. Почувствовав босыми ногами дощатый пол крыльца, она остановилась и вздохнула полной грудью – стало светлей.
Из тумана начали проступать деревья, стоявшие сразу за домом и служившие началом Бесконечного Леса. Так много раз они были ей убежищем в дни ее детства, даря покой и тишину, и стараясь в эти минуты даже укротить ветер, пробегающий по ветвям и оставляющий легкий шепот листвы за собой. Сейчас они казались чудовищами, тянущими к ней свои шевелящие щупальца, в страшном безмолвии, разлитом вокруг. Были они и  непреодолимой преградой к тому, что манило ее теперь. Небольшая лесная речка, что еще вчера серебряной змейкой весело струилась между огромных корней, сейчас застыла белесой свинцовой лужей, и трава почернела у ее берегов. Лес, «поседевший» за одну ночь, словно посыпал голову пеплом, умирая на своих похоронах. Словно само зло вырвалось на свободу и устроило здесь свое пиршество.
Она зажмурилась, чтобы оторвать взгляд от леса и огляделась: небольшой двор казался пустынным - странно, она вышла на улицу и направилась вдоль стройной череды домов в сторону полей и пастбищ, простирающихся на многие лиги вокруг. Но город был мертв, дома и улицы были пусты, ни единый звук не нарушал этой страшной тишины. И тут она все поняла, истина как боль обрушилась на нее, не давая дышать – город на самом деле был наполнен сотнями людей и миллионами звуков, просто прошлой ночью для нее изменилось все.
Она давно мечтала об этом, она молилась каждую ночь, но она не знала, что это достается с такой болью. В ту ночь ЭТИ люди умерли для нее так, как она умерла для них. Она больше не могла видеть их. Не проронив ни слова, она побежала, она убегала от тех, с кем ее уже ничего не связывало. Она уходила от людей, так и не понявших ее, не принявших и не давших ей ничего, кроме боли, разливающейся у нее в груди, пульсирующей в каждой клеточке ее уставшего тела и усиливающейся с каждым ударом ее измученного и умирающего сердца. Она знала, что здесь ее ничего не удерживает, вернее, уже не удерживало. А перед глазами был все тот же туман, и слезы, нескончаемым потоком лившиеся по бледным щекам, но ни один мускул не дрогнул на ее лице, обращенном к унылому лику луны, нареченному стать для нее путеводным. Но туман скрывший для нее прошлую жизнь, скрывал  и будущую.
Она уходила, уходила навсегда оттого, что уже не удерживало ее. Она уходила в Сумерках, которыми стала вся ее жизнь. Вечный полумрак, который стал для нее обителью, а может быть и спасением. Она уже ничего не слышала, только голос ее сердца, который звал ее за Луной, заменившей ей Солнце.
Она проснулась.
Она уходила в Сумерки и они уходили вслед за нею, топя в себе голоса, раздающиеся за спиной и все звуки, которые наполняли живительный душистый воздух… ясного весеннего утра…

 

Лес

Она добежала почти до самого леса и вдруг остановилась. Бесконечный Лес стоял перед ней зловещей молчаливой стеной. Она упала на колени и разрыдалась, давая волю чувствам. И не было богов, кому можно было бы помолиться. Так могла плакать лишь душа, покидая бренное тело, так плачет небо, над всеми страданьями земли, так плачут матери, хоронящие своих детей. Так рыдала и она, давая себе клятву больше никогда не плакать, навсегда заперев свою душу от каких бы то ни было чувств. Боль потери стала потихоньку стихать, она поднялась с колен и посмотрела на сумрачное небо. Одинокая луна настойчиво манил за совой  в глубь леса. Она вздохнула, задержала дыхание и сделала шаг.
Лес больше не пугал ее, она всей душой хотела, чтобы он стал ее домом, темным, молчащим, но домом. Ведь дом это не место, где мы рождаемся, как семья -  не люди, которые окружают нас с самого рождения. Дом это то, куда мы хотим возвращаться, что выбираем сами, и где мы чувствуем себя защищенными от внешнего, порой враждебного, нам мира.
Она наклонила ветку ближайшего дерева и, сорвав несколько листьев, неторопливо вплела их себе в волосы, она старалась стать неотъемлемой частью своей новой жизни, она вступала на порог нового дома.
Из всех дорог, лежащих перед ней и манивших в самую душу Бесконечного Леса, она выбрала для себя самую неприметную тропинку и двинулась вперед, изредка поднимая голову, чтобы увидеть среди верхушек деревьев свою проводницу. С каждым шагом, отдалявшем ее от людского жилья, воздух становился слаще, а лес вокруг – светлее. Ее мысли становились плавными, а тело наливалось силой, словно черпая ее из земли, которой касались ступни ее босых ног. Огромные стволы деревьев расступались перед ней, указывая дорогу в самое сердце леса, и тишина больше не пугала ее.
Она шла много дней, иногда останавливаясь, чтобы отдохнуть на мягкой подстилке изо мха, когда Сумерки сгущались и воздух становился настолько холодным, что можно было видеть собственное дыхание, она старалась ускорить шаг. Но если в такие моменты тело изнывало от усталости, она садилась недалеко от тропинки, обнимала свои ноги, тихо дрожа, но ни одна слеза не оставила следа на бледной щеке. Она попыталась сплести накидку из трав, чтобы хоть как-то согреть свое тело, но и она скоро завяла -  ничего не могло спасти ее от болезненного холода. Переживая холодные часы, она часто думала об огне, но не о том огне, живущем в домашнем камине и дающем уютные отблески на стенах, украшенных шкурами и богатым оружием. Нет, она вспоминала веселые пляски язычков костра, согревающие путников во время их странствий. Во все времена обязательно будет тот, кто что-то ищет в этой жизни, к чему-то идет, от чего-то бежит и конечно верит в свою дорогу, да будет всегда огонь у вечных странников! И она начинала молиться об этом, дрожа от холода и стараясь сохранить перед глазами теплый манящий образ. Но молилась она не богам, она молилась лесу – теперь он был ее богом, лишь на его милость она могла надеяться или ждать его кары.
Звери не беспокоили ее, хотя за удаляющейся фигурой из густых зарослей постоянно следили пара-тройка, светящихся в Сумерках, глаз. У нее не было никакого оружия, ведь она ничего не взяла с собой кроме того, что было на ней одето в то страшное утро, когда она ушла. По началу она утоляла свой голод знакомыми ягодами и плодами диких деревьев, но скоро этого стало не хватать, и чувство голода неотступно преследовало ее, гоня ее вперед, к неизвестности. Свойства кореньев и трав были ей не знакомы, она ничего не знала о лесе, в ее городе не было знахарей и травников, у которых она могла бы научиться тайным знаниям. Жажду она утоляла в ручьях, если таковые попадались у нее на пути, но набрать воды на ближайшие несколько дней она не могла – руки были пусты, поэтому иногда ей приходилось собирать росу с больших листьев, чтобы хотя бы немного смочить губы. А дни все шли, и теперь она чувствовала, как земля, которая давала ей силы в самом начале пути, потихоньку высасывала их из нее. Она похудела, черты лица заострились, платье клочьями спускалось к ее ногам, а прорехи не могли скрывать ее худое обнаженное тело. Но она все равно, стиснув зубы, после очередного небольшого отдыха, поднималась на израненные ноги и упорно шла вперед. Она не знала, что ждет ее впереди, вернее старалась не думать об этом, просто в одиночестве и полном молчании шла по своей тропинке – предоставленная и принадлежащая только самой себе, и в этом было ее счастье, и в этом была ее неизбежная погибель: либо от голода, либо от когтей диких лесных существ.
Однажды она вышла на большую поляну, словно выжженную из лесного полотна и покрытую когда-то поваленными стволами вековых деревьев, сквозь толстый слой  обугленных щепок, кое-где пробивалась трава. Она обвела глазами древнее поле битвы и поежилась, даже и через тысячи лет это место будет наводить ужас, храня на своей земле следы чужой разрушительной силы и сохраняя в воздухе запах паленой плоти – лесной и когда-то живой. Ей захотелось как можно быстрее покинуть место смерти, и она осторожно, чтобы не поранить ноги острыми осколками, перешагнула через первый, лежащей на ее пути, ствол. Она хотела зажмуриться и перестать дышать зловонным воздухом поляны, но конец выжженной земли скрывался в тумане у горизонта, а из-под обломков деревьев и вывороченных на поверхность громадных корней старожилов, земли практически не было видно, и приходилось постоянно смотреть под ноги, выбирая себе путь.
До конца поляны оставалось несколько шагов, когда ее внимание привлек странно поблескивающий в лунных лучах предмет. Этот блеск не вызывал чувства тревоги или страха, поэтому она решила приблизиться к нему и попытаться рассмотреть любопытную вещь. Ей не понравилось то, что лежало перед ней. Перед ней лежал скелет, время выбелило кости, и трава прорастала между ними. Судорожно вздохнув, она попыталась сделать шаг назад, но споткнулась и упала рядом с его рукой, все еще сжимавшей деревянный с тонкой металлической отделкой лук. Она быстро встала и огляделась. Из-под ветвей недалеко торчал кусочек колчана с единственной стрелой. Странно, гладя на царившие вокруг разрушения, трудно представить, что один из сражавшихся воинов был вооружен только луком, верно, поэтому он в одиночестве и остался лежать здесь, и после смерти не расставшись с верным оружием. Ее взгляд снова вернулся к скелету. 
«Мертвецу не нужно оружие», - подумала она и, наклонившись, высвободила лук из сжатых пальцев, потом подошла к колчану и вытащила его из-под груды обломков. «Я даже не умею стрелять, а в колчане только одна стрела, но лучше это, чем ничего». Она поклонилась останкам в знак благодарности за дар, который приняла, и постаралась побыстрее вернуться к тропинке, чтобы покинуть гиблое место, но ноги не слушались, колени дрожали. Нет, на проклятие чужого оружия это не было похоже, наверное она просто устала… устала. Собрав последние силы, она устремилась в живой лес и как подкошенная упала на настоящую, не покалеченную силой, живую траву. Тяжелые веки сомкнулись сами собой, и она погрузилась в глубокий тревожный сон, а руки продолжали сжимать… лук.

 

Перерождение

Она голодала вот уже несколько дней, последний ручей она оставила за собой уже давно и влагу, разлившуюся на травах росой, она уже, не поднимаясь с земли, пыталась хватать жадными губами. Потом несколько часов собиралась с силами и, пошатываясь, вставала, чтобы двигаться дальше. Колчан казался ей тяжким бременем, а рука становилась свинцовой под тяжестью лука. Но в голове билась только одна мысль – вперед.
Начинало темнеть, она понимала, что если сейчас опустится на землю, то завтра у нее просто не будет сил, чтобы подняться. Вздох, последнее усилие и резкая боль в коленях от удара о землю. Опираясь на руки она поползла вперед, не было сил даже смотреть вперед, и ее взгляд был обращен к земле. Она очень боялась, что не сможет защититься от нападения диких животных или лесной нечисти, даже оружие было сейчас бесполезно, но пальцы судорожно продолжали цепляться за лук.
«Все, - подумала она, не в силах сдвинуться с места. – Спасибо тебе, мой Лес, ты даровал мне счастье, пусть недолгое, но счастье. Ты был мне убежищем, ты принял меня, когда другие хоронили меня, ты осушил мои слезы и облегчил мою боль. Да будь же благосклонен и в мой последний час, дай мне умереть самой». Она решила последний раз посмотреть на тропинку, которая честно вела ее, откликнувшись на зов сердца.
Из последних сил она подняла голову и лицом к лицу оказалась с необыкновенно красивым существом, внешне очень напоминавшим человека. «Эльфы», - мелькнула последняя угасавшая мысль. Она больше не слышала звуков множества приближающихся шагов, она умирала.