Арена

Иногда жизнь видится мне ареной Колизея.
Мне безумно жаль, что не удалось побродить по нему в одиночестве, выбросив, к чертям, фотоаппарат и разувшись… Пройти по проходам вниз. Ещё ниже, в подземелья. Потом снова подняться на арену. Лечь на белый песок посреди. И солнце уходило бы за стены, а песок отдавал своё тепло…

Огромный овальный стакан уходящих вверх трибун, сложенных из массивных потемневших камней. Отполированные массивные ступени-скамьи. Бегущие по ярко-голубому небу клочки облаков намекают на бесконечность мира… Иногда мы любуемся ими… Очень редко, когда удаётся. Любуемся и думаем об этой пугающей бесконечности и о том, как славно было бы оказаться по другую сторону стен. Просто думаем… Очень редко. Наша жизнь здесь. Мы не очень часто выходим на арену – нет необходимости, свежих бойцов много. Гораздо больше, чем могут запомнить и оценить неведомые зрители. Нас много. Мы живем в маленьких камерах под ареной, где крохотные окошки, пробитые в потолке, дают крохи света и совсем немного воздуха. Это наш дом, каким бы странным он ни был. В нём кипят страсти, журчит подземными ручейками горе, бурлят обиды и вспыхивают обжигающие огоньки любви. Мы живём… Но каждый из нас хоть однажды поднимается наверх, на арену. Поднимается, чтобы схлестнуться с себе подобными, или с невиданными зверями. В одиночку, или в команде. В окошки камер под ареной сыплется песок, иногда даже капает кровь и слышатся страшные звуки. Никто внизу не знает какой приз ждёт победителя и есть ли они вообще, ведь возвращаются все, все кроме павших. Просто кто-то возвращается другим. Седым, неторопливым и молчаливым. И среди ветеранов, рассказывающих о ужасах арены он тихо смотрит вдаль, а когда его спрашивают, что он видел он говорит: «Я видел небо…».
Мы выходим на арену, щурясь от яркого солнца. Трибуны молчат. Они всегда молчат. Низкое солнце слепит, когда мы поднимаем взгляд на главную ложу. Оно всегда слепит. Мы расходимся по арене. Ничего не происходит. Одни напряжённо ищут глазами противника, судорожно втягивая воздух ноздрями, другие следят за дыханием и расслабляются, умело управляя своим телом, третьи медленно бредут по хрустящему белому песку, слушают прикосновения солнца и мягкого ветерка несущего то жар близкой пустыни, то горькую прохладу далёкого моря. Поднимают глаза к небу. Для одних бой это неприятность, необходимая для того чтобы снова вернуться в привычный мир; для других – битва, в которой станет ясно чего они стоят и могут ли они собой гордиться; для третьих – плата, плата за прикосновения ветра и хруст песка, за океан воздуха и клочки белых облаков.
А потом выходят они. Они такие же как мы. Может чуть наглее, чуть быстрее, чуть увереннее. Нет правил. Можно помогать друг другу, можно выбрать противника для себя лично – это ничего не изменит – устроители знают один секрет, неизвестный нам… Пот заливает глаза под бронзовым шлемом, мышцы каменеют не в силах больше нести невыносимую тяжесть оружия и вот уже на арене только неподвижные тела, действо близится к завершению. Только двое остались и оба измотаны, но им уже не остановиться и если победит наёмник – он просто сделает своё дело и устало уйдёт, вытирая оружие… Но случается, что жителю подземелья улыбается удача и он замирает, уперев трезубец в грудь лежащего врага. Он ищет глазами слепящую ложу и сквозь радужный поток света видит опущенный большой палец. Странно знакомый… Он вкладывает остаток сил в последнее хрустящее движение. Тело врага изгибается, теряет шлем, открывая глядящие в небо, гаснущие глаза. И лицо. Такое знакомое, что победитель не сразу его узнаёт…


Июнь 2010г.