Моя жизнь на малой Родине

    1954-55 учебный год. И на этот учебный год комнаты уже не дали. И я снова, как и от Докшиных, вернулся на свою «малую родину» – Петровку – за тетин шкаф, в полутьму. Тем не менее, я во время представил диссертацию на обсуждение – и был рекомендован к защите.
    1955-56 учебный год.  С 1 ноября1955 году я ассистент. Нам снимают комнату.   Я переписываю диссертацию заново. В 1956 году защищаю. 
   3 июля 1956 г. Решением (далее не могу прочитать, я ослеп, у меня катаракта – 2 января 2004 года)… Чанышеву Арсению Николаевичу присуждена ученая степень кандидата философский наук.
   1956-57 учебный год.  Останкино (1956-63). .. По воле родителей Генриетты я осенью  1956  оказался с ней и с сыном за 52 тысячи в  пристройке с печкой, керосинкой, колонкой, помойкой, дровами… Было только электричество. Эти неудобства тяжко ударили по мне. Одна крошечная псевдопечка чего стоила!
 
                И шепчут капли дождевые,
                Листву и стебли теребя,
                О том, что дни пошли иные,
                Дни на исходе сентября.

                И счастье - тоже на исходе:
                Нет неги летних вечеров!
                Несчастье! При такой погоде
                Влюбленным нужен теплый кров.

                А впереди - и дождь, и вьюга,
                Тяжелый труд и злая печь,
                Топить которую - наука,
                Что в формулы нельзя облечь.
                20.09.57

   Слова о теплом крове для влюбленных очень импонировали моей жене, поскольку она во всю «гуляла».
     Эта покупка была глупостью. Дело в том, что пошли слухи, что начнется кооперативное строительство. И Москва покрылась объявлениями о продаже халуп. Надо было бы переждать год. И тогда за 52 тысячи можно было бы сразу купить трехкомнатную квартиру. Из этих громадных тогда денег надо было выделить 6 тысяч на аренду комнаты, а остальные положить Генриетте на сберкнижку. Но увы! Я не смог перевести стрелку перед самым поездом. К тому же в 1957 году умер Степан Васильевич. А в общем для здоровья там было хорошо. Толкнул дверь – и ты на свежем воздухе. У меня перестало болеть сердце. Я катался на лыжах. Сын ходил в школу.
   В автобусе у Савеловского вокзала. Случайная встреча. Бывший однокурсник:
- «Арсений! Я не понимаю, почему тебя не посадили?
- Я тоже…»
   Весной 1957 года у меня случился флегмонозный аппендицит. Я чуть было не погиб. Операция.
   А тут ещё сокращение в МГУ. Меня переводят на полставки. Летом я в Ессентуках. Возвращают на полную ставку. В денежном отношении я ничего не потерял. Но лето было испорчено.
1957-58 учебный год. Меня переводят в старшие преподаватели.
1958-59 учебный год.
1959-60 учебный год.
    Чужая жена. Так как моя жена меня третировала и на неё у меня была большая обида, то у меня постепенно завелась женщина на стороне. После двухлетнего  ухаживания, она, наконец, решилась изменить мужу и вступила со мной в связь. И  было это летом 1959 года. Наши безрадостные отношения продолжались шесть лет. Первые два года она жила с мужем, я с женой. Вторые два года она якобы жила без мужа («он ушел, приходит только к дочери»), я с женой. Второй период закончился тем, что она родила сына, приписав его и мужу,  и мне. К этому времени эта особа расшатала мою семью. Всякий раз, как мы расставались, она говорила «Пойдем ко мне!» И я верил. И вот я ушел.  «Что же ты меня к себе больше не зовешь?» - «Пойдем, если хочешь скандала». Ведь муж-то продолжал жить у неё, хотя и без прописки,
    Вступив со мной в связь летом 1959 года, эта особа уже осенью заявила мне, что она от меня беременна. Ей надо делать аборт. Но муж ничего не должен об этом знать (как будто бы она не могла сказать ему, что она беременна от него), а потому она будет делать аборт на квартире у какого-то абортиста-старичка почти в антисанитарных условиях, на кухне. На аборт она взяла у меня 50 рублей. Я очень переживал. Я всегда был противником аборта, видя в нем убийство. На следующий день я с трепетом открыл дверь в служебное помещение, где эта особа сидела. Да, на следующий день после аборта сия героиня уже вышла на работу. Увидев меня, особа сделала вид, что её тошнит. Нет, не от меня, а из-за аборта. Я повез её домой. Такси мне было недоступно – и мы поехали на метро,  а далее на троллейбусе. Я её тщательно оберегал от толчков. Она же вручила мне цветную  открытку, на которой была изображена очаровательная маленькая девочка. На обороте же особа написала  об этой якобы не родившейся девочке следующие слова:
«Оно могло бы играть в парках. Оно бы жило, страдало, радовалось…Конец всему, что не обрело сознания, всему, что не обрело жизни – дыхания, восторгов, жалоб, роста, становления. Не осталось ничего, только грязь и пустота».
    Эта открытка и сейчас (27 августа 2003 года) при мне. Я не знаю, куда её передать. А она должна быть увековечена. Это один из главных документов  человечества, превосходящий документы Нюрнбергского процесса. Этот документ от сентября 1959 года. И через шесть лет, в 1965 году, раскрылось, что на самом деле никакой беременности  и никакого аборта не было.
    Я назвал свои автобиографические записки – «Воспоминания лоха». Да, много было в моей жизни лоховости. Но это, как мне кажется, вершина.
     Однако я забежал вперед.