Отдам историю в хорошие руки

Знакомая лошадница потеряла работу на фабрике. Им, на фабрике, вдруг надоели ее переводы на языки народов мира. Они ей так и сказали, что ее переводы не несут ничего нового и похожи друг на друга, как китайские репатрианты или сообщения состояния на дорогах в часы пик. Сказали, что такое даже и переводить не стоит, потому что это скорее перевод времени, денег и бумаги.
Она не могла на этот счет аргументировать, потому что в душе сама была согласна с ними уже долгие месяцы.
Первые время безработицы лошадница только спала с перерывами на перекур и шла спать дальше. Так продолжалось несколько дней пока, проснувшись однажды, она не ощутила хорошо забытого чувства голода.
Естественно, что в ее жилище не было ничего такого, что можно можно было бы взять в рот, не волнуясь о последствиях. Было, конечно, несколько консервных банок без этикеток с метками неудачных попыток вскрытия. Она примерялась к ним и раньше. Чтобы  выбросить. Но искушение узнать, что в них, не давало ей этого сделать.
В тот день ей  не хотелось неизвестной баночной пищи, а хотелось живой и горячей и в людном месте. Потому что кроме голода по пище ей хотелось увидеть и живых людей тоже. Ведь спала-то она в одиночестве.
Под  полуденным холодным дождиком она просеминила в итальянский ресторанчик под певучим названием Великий Карусо.
Однако войти в него безостановочно ей не удалось. Дело было в том, что как раз на его пороге стоял сам синьор Карусо, и он был велик. Для дверей. Рядом с ним невозможно было пройти. Можно было только протиснуться. В другой раз лошадница семинила бы себе дальше, потому как знала эту скверную манеру знакомства  средиземноморских мужчин с женщинами, но чувство голода явно побеждало, и она начала протискиваться. Где-то на середине пути ее милая сердцам многих грудь уперлась в Карусо, который явно пользовался своим центровым положением и пока  не собирался поджиматься. Лошадница замерла и экономно вдыхала запахи свежей сдобы, мускатного ореха и ванильного ликера. Сам Карусо попахивал свежим Халстоном, что гармонировало с его смуглой кожей и открытым лбом.
То ли от контакта его талии с ее грудью, то ли от возбудающего давления ее тонкого коблука на мизинец его левой ноги, но уголки рта синьора Карусо поползли вверх.