Жуки

Это лето выдалось особенно жарким, но наконец долгожданные ветры принесли с собой прохладу. Низкие, серые облака, гремя над головами жестяными барабанами, торопили прохожих домой.

Начинался дождь. Ломаные линии молний заполнили вечерние небо. Тяжелые капли ударили по карнизу, плавно заструились по оконному стеклу, выводя узоры, прекрасные и недолговечные, как любая красота.

У окна на небольшом столике, стоял закипевший чайник. В двух неодинаковых кружках, заваривался зеленый чай, он наполнял комнату тонким ароматом, становясь частью какой-то неуловимой атмосферы этого вечера.

У стола сидела девушка. Последние лучи закатного солнца задержались на ее светлых, коротких волосах и лёгком белом сарафане с пятнами синих ирисов. Отражаясь, свет делал фигуру девушку сияющей на фоне погруженной в сумрак, темной комнаты.

Напротив девушки сидел мужчина. Он молча и немного растеряно смотрел на нее и не решаясь заговорить. Заметив его неловкость она заговорила первой:

- Чем ты занимался все это время?
- Как обычно, прогулки, книги, немного работы, немного безделья.
- Отдохнуть поедешь в этом году?
- Не знаю… скорее всего нет.
Разговор не клеился, он порадовался, что у него еще остались сигареты.
- Ты не против? спросил он, доставая пачку.
- Кури… А ты все таки проспорил мне ящик шампанского, так и не бросил?
- Бросил. Это не трудно. Трудно снова не начать.
Они оба улыбнулись. Он затянулся и стараясь выпускать дым как можно дальше от ее лица сказал:
- Твой звонок и визит были для меня неожиданностью.
- Я знаю.
- Можно я спрошу, зачем?
Он привык говорить всегда то, что думает, спрашивать и отвечать напрямую, не осторожничая и не прикрываясь фальшивым чувством такта. Но перед ней эта прямота всегда оголяла его мысли и чувства. Она видела и понимала все, она молчала и тишина была понятнее любых слов. В который раз он слушал эту тишину, все это было раньше и повторилось вновь. Он уже не ожидал услышать ответа, когда она сказала:
- Мне просто захотелось тебя увидеть
Она слегка улыбнулась и ее улыбка, без участия глаз говорила: Я вижу, что для тебя ничего не изменилось, как жаль, но у меня по-прежнему нет, того, что ты ищешь.
- Ну вот ты меня увидела...
- Ты хочешь чтобы я ушла?
- Прости. Я просто удивлен и … ты же знаешь, мне всегда было трудно понять тебя
- Я тоже себя часто не понимаю
- Например сейчас?
- Нет… Сейчас, нет. Ну так ты все-таки прогонишь меня или угостишь чаем? Но учти, я купила твое любимое имбирное печенье.
Он демонстрационно, тяжело вздохнул
- Тогда без вариантов
И они вновь одновременно улыбнулись.
Горячий чай в чашке согревал руки. Тепло его было так приятно и уютно, и дождь за окном усиливал это чувство. Тишина вновь грозила стать гнетущей, нужно что-то сказать, пусть даже глупость, только не молчать вертелось в его голове, но первой вновь заговорила она:

- Ты не изменился, старше меня, и ни одной морщинки, мне бы так. Ты так и не сказал, что принимаешь, или куришь, ну или что ты там делаешь?
- Ты выглядишь очень хорошо, а мои изменения просто не видны снаружи.


Интересно сколько лет прошло после нашей крайней встречи?
- Три, быстро ответила она.
Он сам прекрасно это помнил.

Их первая встреча. Дикое волнение, горячий глинтвейн, который они пили из в кружек. Они выпили так много, но даже не почувствовали опьянения, потому что ужасно нервничали. Она ушла, и в тот момент он думал только об одном, была ли эта встреча последней. Как прекрасно не знать будущего и как больно помнить прошлое.


Сколько же всего было потом… Их бесконечные телефонные разговоры. Он просыпался и звонил ей, а она брала трубку и говорила сонным голосом «доброе утро». Затем шла на кухню и ставила чайник, и находясь вдалеке друг от друга, они вместе пили чай. Она спрашивала, что ей одеть и ехала к нему. Уходя, она говорила, позвони, как соскучишься, и он набирал номер, как только стихал звук ее шагов за окном.

По ночам она рассказывала о своем детстве, раскрывая перед ним сокровенный мир своих мыслей и чувств.

Не желая расставаться, они засыпали вместе, держа телефон и слушая, как ночная тишина наполняет их квартиры.


Она любила делать ему подарки, и каждый раз что-нибудь привозила с собой. Очень скоро его дом стал полон ею. Он пил подаренный чай, из кружки с нарисованными апельсинами, которую она купила для него. Спал на ее голубой, пушистой подушке в форме сердца, а узнав, что он никогда не видел майских жуков, она поймала и привезла ему одного в баночке.

- Как они летают?, спросил он, и она, прижавшись к нему набросив сверху, подаренную, оранжевую простынь, закружила его по комнате.


…Он допил чай и поставил чашку на стол. Ему хотелось так много сказать ей. Но все слова уже были сказаны, да и что значили они? Звуки, обретшие смысл, они никогда не смогут передать той боли или счастья, тот сонм чувств, которые были рождены благодаря ей одной, в эфемерном пространстве, именуемое - душой.

Как пусты они и нелепы, банальны и сухи. Для чего они теперь? Их можно мять как тесто, лепя из него витиеватые фразы, красочные повествования и ароматные предложения. Остроумные и глубокие, слова всегда будут только словами, ретрансляцией чувств, передачей их сигналов теряющими свою суть в переходе от души к разуму. Он знал, что никакие слова не способны ничего изменить, все они бесполезны. И он молчал. Молчал, глядя в ее глаза. Он растворялся в их зеленной вселенной, как соль растворяется в море.

В их глубине жил огромный мир, который мог познать лишь тот, кому она позволит. Глядя в них, он ощущал себя паломником, который пересек пустыню и стоит теперь перед вратами собора. Он уже слышал журчание фонтанов и пение птиц. Ветер доносил прохладу до его опаленной зноем кожи. Но врата были заперты и серебряные колокола играли самую прекрасную музыку, призывая войти, но не его.

Разве можно добиться любви? Разве можно ее завоевать. Она рождается в самых затаенных и неизведанных глубинах нашей души. Улыбка или жест и вот уже лицо человека не просто лицо, а лик. Человек уже не просто человек, а целый мир, который ты мечтаешь познать и уберечь. Ты готов умереть, защищая его, этот мир уже часть тебя, как и ты, часть этого мира.

Это и есть настоящее подлинное счастье, истина, благодать, нирвана.

И вот он как одинокий паломник долгие годы искавший свой оазис, свой собор, стоял у закрытых врат. Он проклинал караваны, спасавшие его в пути от жажды, он хулил ангелов, которые хранили его, от ядовитых змей, что расползались перед ним, унося в пустыню свой яд. Сколько раз он мог бы не дойти, но судьба хранила его.

-Для чего? Спрашивал он.

И голос внутри говорил:

- Ты должен стать сильным!

- Для чего? повторял он.

- Для того чтобы познать мир, ведь это под силу лишь сильному.

- Для чего?

- Чтобы познать себя, отвечал мудрый голос.

- Я знаю себя! Я слаб, и знание истины не доступно мне, и если я пройду этот путь, меня уже не будет… В моем теле и разуме будет жить кто то другой, сильный и мудрый, мои страданья и мои радости будут ему чужды и я даже не замечу как я стану им.

- Для чего?

И голос молчал.


- Мне пора, сказала она.

Посмотрев ему в глаза, ей захотелось поцеловать его, но она знала, что этот поцелуй причинит ему только боль. Еще она знала то, что это была их последняя встреча. Через несколько дней она уезжала. Уезжала в другой город в другую страну туда, где ее ждала новая жизнь.

Она спускалась по лестнице, обращая внимание на каждую мелочь, нацарапанные ключом надписи на стене, на потрескавшуюся от времени краску. Нежно проводя рукой по старым деревянным перилам, она прощалась со всем, что связывало ее с прошлым. Ей было грустно немного, но это была особая чудесная грусть.

Так грустят мореплаватели, покидая свой порт, отправляясь искать новые земли. Глядя на берег, который был им долгие годы домом, теплым и уютным они покидают его с благодарностью.

Их грусть скоро смоет соленые брызги бьющихся о борт волн, с которыми предстоит побороться, прежде чем достичь берегов. В их новом мире уже нет места спокойной, размеренной и пресной жизни. Их зовет необъятный простор. Зачаровывая своей безграничностью и верой в то, что лучшее впереди.


Его тоже ждало путешествие. Она ехала в поезде и смотрела на проносящиеся за окном деревья, города и станции, когда он отправился в свой более далекий, но очень быстрый путь. О его смерти она узнала спустя много лет. В этот день никто не заметил в ней ничего не обычного. Лишь вечером, когда мир погрузился в сон, она вышла на крыльцо большого красивого дома. И сев в плетеное кресло с чашкой остывающего чая долго смотрела, на ухоженный сад и на большое дерево, над которым в свете угасающего солнца кружили майские жуки.