Династия

     Истоки банковского дела Реннеров в Гамбурге.

     На севере Германии, на реке Эльбе, стоит город Гамбург. Город с необычной историей, основан еще в девятом веке. В девятнадцатом веке Гамбург считался союзным государством Германской империи, городской республикой со своими органами управления. Город с давних времен разделен на две части рекой Эльбой, каждая из которых имеет свои названия св. Георгия и св. Павла. Река Эльба, на которой стоит Гамбург, впадает в Северное море, и он считается морскими воротами Германии.
     На дальней, безлюдной окраине Гамбурга, среди лесистых холмов, зеленых лугов и хлебных полей, приютилась усадьба, объединяющая в себе старинный, каменный замок, похожий на рыцарский. Тут же рядом, располагалась и добротно отстроенная сельскохозяйственная ферма. В документах ратуши Гамбурга отыскалась запись, из которой явствовало, что в девятнадцатом веке хозяином замка и фермы являлся немец Карл Ганс Реннер, родовые корни которого уходят в глубину средневековья, к тому времени, когда процветало немецкое рыцарство. Карла Ганса Реннера нельзя было считать чистым бауэром – крестьянином, но и нельзя было отнести к бюргеру – городскому жителю. Он пополнял свои доходы и натуральным хозяйством, содержал сельскую ферму, и торговлей, имея городской магазин. Карлу Гансу Реннеру в то время, которое описывается, было лет сорок, он был высоковат ростом, широк в плечах, крепок здоровьем. Продолговатое, с румянцем лицо, густые, пепельные волосы, покрывавшие голову, делали его хорошо запоминающимся. Всегда одет в сюртук из плотной шерсти и брюки такого же материала, заправленные в сапоги из добротной блестящей кожи. Из карманчика сюртука свисала золотая цепочка от часов, и тоже золотых, которая завершала внешний вид Реннера, подчеркивая его состоятельность.
     Когда и кем был построен замок, не известно. Его внешний архитектурный вид, напоминавший миниатюрное средневековье, говорил, что он построен давно, возможно, кем – то из предков тех, кто теперь в нем проживал. Привлекал замок обликом готического стиля постройки. Крепкий каменный фундамент из валунов, схваченных серым раствором. Боковые, полукруглые стены замка, выложенные из красного кирпича, служили продолжением круглых башен. А над башнями торчали шпили, высоченные, островерхие, четырехгранные, словно стрелы, направленные на покорение неба, между которыми высокая, круглая крыша, покрытая кирпично – красной черепицей, маячившая среди ветвистых зеленых кленов. В простенках высокие окна, напоминавшие щели бойниц замка. Вход в замок через портал, выступавший наружу.
     Замок привлекал не только своей готической архитектурой. Его окружали огромные ветвистые клены и дубы, под сенью которых в летнее тепло было прохладно. Перед входом в замок лежала большая зеленая лужайка, разделенная пополам дорожкой, посыпанной красным песком, По бокам дорожки подстриженная зелень, оттеняя ее от лужайки. За домом простиралась внутренняя площадка, на окраине которой стояла огромная рига, выложенная из камня под высоченной крышей. В ней просушивались снопы хлеба нового урожая.
     Ядро жилого помещения замка – просторный квадратный холл, в котором большие окна, и в нем всегда светло. При входе в холл бросался в глаза большой камин, примыкавший к стене, выложенной из камня и обрамленный кирпичом. Зима в Гамбурге теплая. Рядом Северное море, которое когда – то называлось Немецким, в него попадают теплые воды Гольфстрима. И для обогрева в холле замка достаточно камина. На его внутренней стенке, свисали железные крючья, что свидетельствовало о его древнем происхождении. На крючьях подвешивали котлы и в них варили пищу. Интерьер камина завершала верхняя полка, а на ней стояла большая статуэтка, отлитая из меди, изображавшая рыцаря в железных доспехах верхом на лошади. В висевших в углу холла доспехах – старинный стальной шлем, а под ним – такой же старинный круглый металлический щит с мечами крест – накрест, было что – то особенное, идущее из глубины немецкого рыцарского средневековья, они характеризовали воинственное значение его бывших владельцев. Присутствие в доме боевых рыцарских доспехов говорило о том, что хозяин дома чтит принадлежность своих предков к этому средневековому привилегированному сословию.
     Немцы с давних времен любили основательно обставлять домашнее жилище добротной мебелью. Посредине холла располагался стол, по обе стороны которого стояли стулья с высокими спинками, обитые кожей. На стене, между окнами, висела большая картина в золоченой раме, на которой был нарисован маслом дородный немец в старомодном кафтане в белой рубашке с ленточкой. Наверное, это был кто – то из предков хозяина дома. Под картиной стоял массивный комод, сделанный из мореного дуба. В нем лежала гроссбух, или в переводе с немецкого, большая книга. В ней имелось несколько сотен плотных листов бумаги. Книгу облегали две деревянные обложки, покрытые телячьей кожей и пробитые медными шпильками. В книге с давних времен велись семейные записи, и она считалась святой. Записи в гроссбухе не носили характер родословной, в ней имелись лишь некоторые сведения из жизни предков, или каких – то происходивших событий. Однако, несмотря на отсутствие  систематических сведений о родословной, по записям можно было проследить много любопытного из жизни предков, когда – то заселившихся в этом месте. Записи в гроссбухе интересны еще и тем, что они имеют разные письменные изображения. Первые записи в виде каких – то знаков, последующие состоят из латинских букв и римских цифр. Поздние записи имеют вид грамотности, в виде готического шрифта, с вытянутыми буквами. Вид записей подтверждает, что они имеют давнее происхождение.
     Предки Реннеров брали свое начало из глубины веков. Отрывочные записи в книге говорят о том, что кто – то из предков еще в ХIII веке служил германскому герцегу, участвовал в войнах, которые вели немцы в походах в Прибалтику, воевал на эстонской земле. На окраине эстонского города Отепя есть самая большая в этих местах холмистая возвышенность. Между возвышенностью и поселением, которое в давние времена называлось городищем Отепя – «Медвежьей головой», - болото с внутренним озером. Лежавшие на подступах к возвышенности, они много веков назад служили своеобразным заграждением, помогавшим эстонцам в сражениях с немцами. Кто – то из предков Реннеров, участвуя в одном из походов на эстонские земли, и воевавший под городищем Отепя, привез оттуда молодую эстонскую крестьянку, сделав ее своей женой. Произошло кровосмешение немецкой и эстонской крови, или кровосмешение гота и эста. Крестьянку звали Ренне. Наверное, от имени Ренне и пошла фамилия Реннер, а уже потом и сам род Реннеров.
     На протяжении веков предки Реннеров постоянно участвовали в завоевательных походах германцев. За усердную службу германскому герцегу один из предков Реннеров получил под Гамбургом большой земельный участок, на котором был построен замок воина, а со временем на обработанной земле была обустроена и ферма. Фермерское хозяйство Реннера нельзя было назвать большим, но и считать маленьким, тоже было неверно. На зеленых лугах пасся скот, нагуливая вес, на жирных землях полей колосилась золотистая пшеница, в свинарнике откармливались, хрюкая, голландские мясистые борова. Карл Ганс Реннер любил лошадей, у него их имелось с пяток, они «проживали» в добротной однорядной конюшне, каждая в своем стойле. Карл Реннер часто заходил в стойла и в кормушки лошадям засыпал золотистую кукурузу. Самую резвую из лошадей он иногда запрягал в двухколесный кабриолет и выезжал по делам в город. На его сельской ферме постоянно работали двое мужчин, а в городском магазине торговал нанятый молодой парень. И назвать Карла Ганса Реннера однозначно немецким бауэром – крестьянином, было нельзя, он на него не походил. В нем было, что – то особенное, похожее на военного: и выправка, и командный голос, и строгая дисциплина, и аккуратность.
     Карл Реннер жил и работал, соблюдая ту дотошную обязательность и расчетливость, какая была присуща немцам. Такое отношение к жизни у немца появлялось не в одночасье, оно вырабатывалось веками, передавалось из поколения в поколение. Он был тем, для кого многие человеческие ценности не были пустым понятием. Чтил закон и дисциплину, и как человек, исповедующий религию, по воскресным дням и религиозным праздникам обязательно посещал кирху – лютеранский приход.
     Карл Ганс Реннер жил по определенному, заведенному раз и навсегда порядку. Завершив летний сезон сельхозработ,   он записывал в специальную книгу собранный урожай и приплод скота, и наступившей осенью вывозил заготовленную продукцию на гамбургский городской рынок. Распродав все, подсчитывал вырученные деньги, складывая пфенниги в железный ящик, который шутливо называл семейным банком. С немецкой щепетильностью он распределял все деньги по частям семейного бюджета и опять ехал в Гамбург, где в городских магазинах покупал детям и жене обновку в одежде и обуви. Приобретал какие – то технические новинки, нужные для сельского хозяйства. Не забывал и о себе. Покупал для охоты провиант, пачку, другую, ароматного табака, а для веселья бутылку немецкого шнапса – водку. Этот день в семье Реннеров был праздником. Хозяйка дома ставила на стол все, что удалось ей приготовить: ветчину, окорок, кружки копченой колбасы, жаркое из мяса с картофелем, большой пирог с яблоками, сладости. На стол ставился графин со шнапсом. Хозяин выпивал рюмку, другую шнапса, закусывая окороком, а дети и жена лакомились яблочным пирогом.
     Карл Ганс Реннер был хозяином рачительным. В летнюю пору все дни напролет верхом на лошади он объезжал поля, на которых колосилась пшеница, и луга, где пасся скот. Во дворе стояла коптильня. И глубокой осенью, когда наступали холода, и происходил забой скота, Карл Ганс Реннер коптил свинину и колбасы. С большим удовольствием он занимался копчением колбасы. Сначала  разделывал на специальном столе мясо, вырезал из него хрящи и кости, мелко крошил его, засаливал, перемешивая с чесноком и засолившееся, набивал в телячью оболочку и загружал в коптильню. Во дворе пахло копченостями, а Карл Ганс Реннер довольный этими запахами, щекотавшими нос, ходил по двору, вдыхая их. После трудной работы вирт – хозяин дома, как это было в традиции немцев, любил в летнюю пору посидеть на веранде за столом, выпить кружку, другую немецкого, холодного, пенившегося пива, выкурить трубку ароматного табака, который выращивали в Гамбурге.
     Увлекался Карл Ганс Реннер и охотой. В холле у стены стоял деревянный стенд, на полочке которого были расставлены образцы охотничьих ружей, тут же на крючках висели ягдаш, патронташ и охотничий нож. На весенних разливах Эльбы стрелял уток, осенью в гамбургском лесу – тетеревов, на полях по снежной пороше тропил с гончей собакой зайцев.
     Карл Ганс Реннер был тем человеком, кто рачительно анализировал происходившие события и делал выводы, дают ли они пользу для ума и жизни. Он заложил для последующих своих поколений традицию такого анализа, и они всегда следовали этому правилу, часто что – то записывая и в гроссбух. Как истинный немец, он считал фатерлянд (отечество) и кайзера (императора) превыше всего. И когда Бисмарк пришел к власти и объединил раздробленную до этого Германию в единое государство, и стал ее рейхсканцлером, Реннер был этому рад. При Бисмарке получили развитие промышленные и банковские монополии, все это выразилось в росте экономического состояния Германии. Реннер был сильно доволен денежной реформой, которую провел Бисмарк, сделав марку в качестве единой валюты Германии. И Карл Ганс Реннер избавил себя от надоедливого складывания мелких пфеннигов в железный ящик. Реннер обо всем происходящем часто читал в газетах, беседовал с соседями латифундистами и бюргерами и поддерживал курс государственного управления Бисмарка.
     Супруга Карла Ганса Реннера – Марта Рейнгольц – выходец из местного купеческого сословия, цветущая женщина, высоковатая и статная, с копной пышных волос на голове. Своими спокойствием и уравновешенностью она как бы дополняла своего мужа. Между ними всегда было полное согласие. Сам же Карл Реннер считал, что нет смысла выстраивать семейную жизнь так, чтобы в ней требовалось заниматься  какими – то разборками, которые он наблюдал в жизни свих знакомых. Он был сторонником той жизни, в которой больше времени надо тратить на создание ее условий.
     В 1855 и 1857 годах в семье Карла и Марты родились сын Зигфрид и дочь Берта. Когда Зигфриду исполнилось восемь лет, отец запряг лошадь в кабриолет и поехал в Гамбургский привилегированный закрытый пансион, чтобы устроить туда сына учиться. Реннеру отказали в приеме сына в пансион, заявив, что таким правом пользуются дети только крупных латифундистов. Тогда старший Реннер вернулся домой, взял с собой гроссбух и снова появился в пансионе. Он раскрыл привезенную с собой семейную книгу и показал записи, из которых явствовало, что в давние времена предки Реннеров были на службе у немецких герцогов и считались немцами знатными. Сын Зигфрид был зачислен в пансион, и через десять лет вышел оттуда достаточно грамотным парнем, приобретшим нужные для жизни знания и навыки. Проходило время, дети повзрослели. К двадцати Зигфрид возмужал, стал походить на взрослого мужчину, обликом напоминал отца Карла Ганса. Сохранившаяся фотография периода молодых лет свидетельствует, что на ней заснят мужчина высокий, с русыми волосами на голове, с правильными чертами на лице. Зигфрид Реннер обладал такими качествами, как спокойствие и осторожность, которые достались ему по наследству от матери Марты.
     Карл Ганс Реннер знал, что жизнь не бесконечна и надо передать нажитый капитал и хозяйство в надежные руки. А для этого надо разумно женить своего сына Зигфрида. Невестой оказалась Матильда Бергет – дочь гамбургского бюргера, торговавшего винами. Она оказалась невестой богатой. Отец отвалил при замужестве единственной дочере солидное приданое, выложив большую сумму денег. Чтобы не ударить лицом в грязь, венчание Зигфрида и Матильды происходило в старинной гамбургской церкви – Катериненкирхе.
     В 1875 году Карл Ганс Реннер умер. Сын Зигфрид похоронил отца за домом, на взгорке, где уже лежали две гранитные плиты, но на них не было выбито никаких имен, Однако по записям в семейном гроссбухе можно было узнать, что одно захоронение относится к пятнадцатому веку, другое – к шестнадцатому. Сын, учтя ошибку прошлых родственников, на могилу отца положил гранитную плиту, на которой было выбито, что здесь покоится Карл Ганс Реннер, живший в 1815 – 1875 годах. По старой немецкой традиции старший сын Зигфрид по завещанию отца получил наследство – прибыльную сельскую ферму, городской магазин и скопленный денежный капитал. Наследник не стал жадничать и часть завещанного отцом отдал младшей сестре Берте. Зигфрид Карл Реннер оказался наследником очень предприимчивым. Следуя традиции отца иметь собственное сельское хозяйство, Зигфрид Реннер покупает на юге Германии жирную землю, на которой выращивает пшеницу, а на  лугах разводит скот, сколачивает солидный капитал и думает в какую выгоду его вложить. Вскоре в семье Зигфрида и Матильды Реннеров рождаются дети: дочь Цецилия, сыновья Иоганн и Август. Прибавлялась семья, росли доходы от выращивания пшеницы, разведения скота, увеличивались расходы на содержание семьи и хозяйства.
     В конце ХIХ века в Германии, как и во всей Европе, происходило небывалое ускорение промышленного развития. Заметно развивалась промышленность и в Гамбурге. А участие в этом процессе требовало капиталов, которые можно было брать в качестве кредита. К этому времени в Германии уже существовали первые коммерческие банки «Краузе», «Зиберт», «Братья Зульцбах», которые легко соглашались на выдачу своих кредитов для открытия кредитных контор. Зигфрид Карл Реннер, задумав открыть свою кредитную контору, был хорошо осведомлен, что входить в финансовый контакт с этими банками опасно. Денежная зависимость потом не позволит от них избавиться. И в 1885 году Зигфрид Карл Реннер идет на риск и самостоятельно открывает в Гамбурге кредитную контору. Перед тем, как ее открыть, встал вопрос, где взять подходящее помещение. Помогла решить проблему немецкая изобретательность. В замке Реннеров имелся большой подвал, который в бытность отца использовался под хранения вин, мясной продукции, фруктов и овощей. Подвал был переделан и хорошо оборудован, а помещение приобрело просторный вид. Затратив на это немалые деньги, Зигфрид открыл здесь кредитную контору, у которой вскоре появилось много клиентов и со временем она стала приносить большие доходы. Роль банков в экономике к этому времени сильно возросла. Зная об эффективной деятельности кредитной конторы Зигфрида Карла Реннера, «Балтийский Торгово – Промышленный банк», находившийся в эстонских городах Ревель – Таллин и Юрьев – Тарту, предлагает ему на правах компаньона войти в него. Но Реннер опять отказывается от предложений и этого банка, он не хотел быть зависимым ни от кого.
     В 1895 году Зигфрид Карл Реннер преобразует кредитную контору в Гамбургский банк «Реннер и сыновья», продолжая выращивать пшеницу и скот. Соединив сельскохозяйственную коммерцию с банковским делом, он быстро сколачивает ощутимый капитал, вкладывая его в доходное кредитное дело. Так возникли истоки банковского дела Реннеров. Еще при жизни отец Карл Ганс часто повторял, что если бы был младше возрастом, создал бы собственный банк. Сын Зигфрид выполнил давнюю мечту отца и создал собственное банковское дело.
     Первое время клиентами кредитной конторы Реннеров были бауэры – крестьяне, жившие неподалеку. Они брали кредиты на постройку подворий, разведение скота и покупку технического инвентаря. А когда Зигфрид Карл Реннер преобразовал кредитную конторру в банк и разместил его в городском доме, клиентами стали и городские жители. Зигфрид Реннер помог освоить банковское дело и супруге Матильде. Вышла все же из купеческого сословия и хорошо усвоила смысл оборота денег и получение прибыли. Мать Матильда понимала, что основательное занятие банковским делом требует хорошего образования. И она стимулировала своих детей, дочь Цецилию, сыновей Иоганна и Августа в учебе в гимназии, не забывая рачительно воспитывать в них прилежность, типичную для немцев. Зигфрид Карл Реннер, начиная кредитное дело, а потом и банковское, думал о том, что в этом сложном жизненном процессе должно быть главным: выбор, или подчинение фатальной  неизбежности – судьбе. Уже искушенный в выборе некоторых путей жизни, он убедился, что в ней все намного сложнее. Жизнь устроена так, что иногда она протекает между выбором и судьбой. Если выбор представлялся Зигфриду Реннеру в качестве предвосхищения пути, то судьбу он понимал как замкнутое пространство. 

     Путь из немецкого Гамбурга в русский Енисейск.

     В один из наступивших дней нового века Зигфрид Карл Реннер с утра находился в своем банковском офисе. Он хотел, было заняться просмотром последней сводки погашения банковских кредитов, которую ему подготовили агенты, но рука почему – то потянулась к большой пачке поступивших свежих газет. Реннер обратил внимание на сообщение, опубликованное в «Норвежском вестнике», выходившем на норвежском языке, но имевшем и немецкий перевод. «Норвежская  продовольственная компания» предлагает немецким коммерсантам поставлять в Норвегию в больших объемах хлебное зерно и мяса убойного скота», - сообщала газета. Все оставшееся время этого дня из головы Зигфрида Карла Реннера не выходила эта информация. Реннер усмехнулся, подумав, что он уже давно собирается раздвинуть сбыт пшеницы и мяса за пределы Германии. Прошло несколько дней, Зигфрид Карл Реннер твердо решил ехать в Норвегию. Свое мнение о поездке в Скандинавию он выложил жене Матильде. Выслушав супруга, Матильда сказала, что судьбу поездки к норвежцам решать ему самому. 
     Прибыв в Кристианию (Осло), Зигфрид Карл Реннер уже на следующий день был в офисе «Норвежской продовольственной компании», где вел переговоры с норвежскими коммерсантами о сбыте своей сельхозпродукции в Норвегию. Завершив переговоры на выгодную, большую поставку хлебного зерна и скотского мяса в Норвегию, Зигфрид Карл Реннер познакомился с норвежцем Иоганном Гансовичем Митом, представителем норвежских коммерсантов. Долговязый, с длинной шеей и вытянутым лицом, с усами щеточкой, одетый в изысканную одежду – костюм тройку, в белую рубашку с твердым, стоячим воротником и широким галстуком с золотой заколкой, он был заметен среди коммерсантов своей активностью.
     Мит был младше Реннера наполовину, хорошо говорил на немецком языке, и это быстро их сблизило. Мит с достоинством присущим северянину, признался, что в его родовых корнях имеются и немецкие, и датские следы корней. Норвежец поделился с немцем своими планами открыть в России, в Сибири, в Енисейской губернии, грузовое коммерческое пароходство для доставки лесоматериалов Северным морским путем в Европу, которая сильно нуждается в этом сырье. Он предложил Реннеру стать компаньоном и внести свою долю в создание пароходства. Мит, зная норвежский рынок, посоветовал Реннеру отлаженную коммерцию по поставке хлебного зерна и скотского мяса из Германии в Норвегию не бросать, она со временем принесет хорошие доходы. Поразмыслив над предложением норвежца, немец согласился внести свою долю в создание компании на паях. Однако намеченные планы не так быстро продвигались. Дело в том, что в создании компании могли участвовать лица, имеющие русское гражданство. Мит оказался человеком, удивительно способным на разрешение разных трудных вопросов. Имея в столичном Петербурге надежных покровителей, он быстро все уладил. Вскоре Мит и Реннер приняли российское гражданство и получили соответствующие юридические свидетельства и право на организацию предпринимательского дела в России. И вот Зигфрид Карл Реннер, преодолев долгий путь от Эльбы до Енисея, из Гамбурга через Швецию, Финляндию и Россию, добрался до Енисейска, который считался «золотым городом», центром золотодобывающей промышленности, здесь базировались крупные сибирские золотопромышленные компании. В характере Реннера сидела та черта, какая была присуща его предкам, которые долго не задерживались на одном месте и часто ходили в дальние рыцарские походы.
     Теперь вдали от дома предстояло заняться большим делом и ему самому. К приезду Реннера в Енисейск Иоганн Мит успел многое сделать. У норвежского судовладельца зафрактовал два буксирных парохода и четыре баржи, по контракту нанял на предстоящую навигацию матросов. Нагрузив суда цементом и техническим оборудованием, причалил их в Енисейск, под Маклаково, где на лесопилке суда для обратного рейса будут загружены лесоматериалом. Побывал в Енисейской городской думе, где уплатил пошлину на капитал и зарегистрировал пароходную компанию на паях.
    Реннер, появившись в Енисейске, прежде всего, поинтересовался его историей, и был удивлен, что город Енисейск основан давно, в 1619 году как военный, казацкий острог и выступал связующим звеном между центральными областями России, Восточной Сибири и Китая. Енисейск расположен по берегу Енисея в том месте, где река разливается особенно широко. Мимо Енисейска, как и мимо Гамбурга, не проплывает ни один пароход, сплавляясь от южного Минусинска и до северных низовий Енисея. Реннер на первых парах по рекомендации Мита поселился в доме местного золотопромышленника Востротина, бывшего городского головы, который был большим сторонником использования Северного морского пути в торгово – промышленных сношениях с Европой. Большой, двухэтажный каменный дом стоял на берегу Енисея, рядом с песчаным причалом, где летом пришвартовывались пассажирские пароходы. Подплывая к причалу, пароходы шлепая лопастями, отрывисто гудели, на берегу собирались толпы людей, судача между собой и испытывая от этого большую радость. Реннер стал часто бывать на причале, в Енисейске это было самое бойкое место. По енисейцам, толкавшимся на причале, можно было до некоторой степени судить об их укладе жизни. И он сравнивал уклад жизни русских енисейцев с укладом жизни немцев Гамбурга.
     Перед отъездом в Енисейск Зигфриду Карлу Реннеру надо было решить вопросы, возникшие в семейной жизни дочери Цецилии. Когда дочере исполнилось девятнадцать лет, Реннер выдал ее замуж за Отто Фрица Меркеля. Его отец представлял в Гамбургском ландтаге, городском органе самоуправления, юнкерство – крупных землевладельцев. Через год у них родился сын, которого назвали Виконтом. Цецилия Реннер и Отто Меркель внешне не были похожими друг на друга. Она небольшого роста, смуглая и изящная, рассудительная и спокойная. Имела типичную для немецких женщин прическу: причесанные назад волосы, на затылке схваченные брошью. Отто не по возрасту тяжеловат, его заметно выделяли рыжеватые волосы на голове, движения его были резкими. Тем не менее, жизнь молодой семьи начала только складываться и ей надо было помогать.
     Уже на втором году их семейной жизни произошел непредвиденный случай, в центре которого оказался Отто Меркель. Однажды молодой Отто по обоюдному согласию своего отца и тестя Зигфрида Карла Реннера выехал с большой партией хлебного зерна для продажи в Западной Украине, в городе Львове или по австрийски Лемберге, который в то время принадлежал Австро – Венгрии. Продолжавшаяся уже несколько веков кровавая борьба между непримиримыми польскими и украинскими националистами до сих пор для Львова была опасной и часто заканчивалась смертельной схваткой между ними. Украинские националисты, подстрекаемые крупными помещиками, не пускали на рынок торговать иностранцев, особенно немцев. Отто Меркель продал весь хлеб по заранее оговоренному договору на солидную сумму денег. При нем были два агента, которым гамбургские отцы наказали после получения денег никуда не отлучаться от Отто Фрица. Все дни, пока он проживал в городском отеле, с ним не произошло никакого эксцесса. Но в последнюю ночь агенты загуляли и в отеле не появились. Украинские головорезы выследили отсутствие агентов в номере Отто Меркеля, были осведомлены, что у него солидная сумма денег.
     Львов окутала глухая, ночная темень. Отто Фриц находился в номере отеля и мысленно готовился на завтрашний день для выезда из Западной Украины домой, в Гамбург. Скрипнула дверь, и в номер ворвались двое мужчин, потребовав от Отто Фрица все деньги, иначе он будет уничтожен. Отто Фриц был не из трусливого десятка и мгновенно смекнул, что стычка завершится смертельным исходом, выхватил револьвер и мигом расстрелял налетчиков. Быстро одевшись и прихватив саквояж с деньгами, он покинул отель. Дежурный отеля, услышав выстрелы, вызвал полицию. Уже следующим днем львовские газеты сообщали о случившемся в отеле и о просьбе полиции к горожанам оказать помощь в поимке мужчины, застрелившего украинцев.
     Когда Отто Фриц Меркель вернулся домой, то в немецких газетах уже появились сообщения о розыске молодого мужчины, проживающего в Гамбурге и приезжавшего в город Львов. А чтобы Отто не обнаружили и не арестовали, отцы сговорились и купили для него новые документы. Учитывая, что в крови его матери текла не только немецкая, но и польская кровь, в его паспорт вписали имя поляка. И с этого времени немец, юнкерский сын Отто Фриц Меркель стал польским гражданином  - коммерсантом Яном Жижановским. Судьбу Отто Фрица Меркеля, а заодно и Цецилии и их сына Виконта, надо было решать, не откладывая в долгий ящик. И тут Зигфрид Карл Реннер принимает решение всех троих забрать с собой в далекую и неведомую Сибирь, в «золотой город» – Енисейск. Так с Зигфридом Карлом Реннером на берегах Енисея оказались Отто Фриц, Цецилия и Виконт.
     В один из летних дней Иоганн Мит предложил Зигфриду Карлу Реннеру выехать в поселок Маклаково, где пароходы из их совместного речного хозяйства загружались пиломатералом для транспортировки в Европу. К дому, где проживал Зигфрид Карл Реннер, Мит подплыл в сопровождении двух своих агентов на небольшом  моторном катере. Расстояние между Енисейском и Маклаково небольшое, чуть более тридцати километров, и они быстро туда доплыли. Иоганн Мит и Зигфрид Карл Реннер побывали на лесопилке, на причале, посмотрели, как идет загрузка пароходов и барж пиломатералом. И прежде чем вернуться обратно в Енисейск, Иоганн Мит предложил своему немецкому компаньону сплавать в деревню Усть – Тунгуску, которая находилась совсем рядом, на берегу Енисея. Иоганн Мит и Зигфрид Карл Реннер шли по енисейскому тракту, разделявшим деревню Усть – Тунгуску на две половины. С Енисея несло прохладой, крестьяне выглядывали из ворот, рассматривая двух респектабельно одетых мужчин, идущих по дороге. Крестьянам и невдомек, что ладно сложенный немец, а долговязый, худой норвежец. Норвежец горячо рассказывал немцу о том, что эта деревня является перевалочным пунктом между Енисейском и Удерейскими золотыми приисками. По «золотому» пути зимником можно перегонять большие обозы, груженые разными грузами – продовольствием, фуражом, техническим оборудованием. Зигфрид Карл Реннер сразу же вычислил, что использование деревни Усть – Тунгуски в своей коммерции – это подарок судьбы, и он начал действовать. Он хорошо понимал, что если не приложит к развитию своей коммерции в Енисейске, среди золотопромышленников, требуемых сил, то завалит все свое дело, вероятно, обанкротится, и его не спасет даже Гамбургский банк «Реннер и сыновья». И он, идя на большой риск, действовал в духе той настойчивости, какая у него выработалась за прошлые годы жизни.
     Зигфрид Карл Реннер, прежде чем приступить к созданию своего коммерческого дела в Енисейске и, как это присуще истинному немцу, решил собрать сведения об Удерейских приисках, с которыми ему придется работать. Подробные сведения об этой золотоносной системе долго собирать не пришлось, они были хорошо подготовлены в отпечатанном виде и находились в архиве Енисейского музея. Зигфрида Карла Реннера встретил при входе в музей интеллигентный, почтительный старичок, одетый в сюртук длинного покроя, с золочеными пенсне на носу. Он проводил посетителя в большую квадратную комнату, заставленную шкафами с книгами, и усадил в удобное кресло. Хранитель музея подал гостю сброшюрованную в пергаменте толстенную книгу. Зигфрид Карл Реннер долго и внимательно читал поданный ему материал о золотых приисках огромного Приенисейского края. Удерейские золотые прииски, открытые еще более шестидесяти лет назад, на заре «золотой лихорадки», находились в тайге, за низовьями реки Ангары и составляли ядро Южно – Енисейского горного округа. К началу нового века в округе имелась сотня работающих приисков, на которых за последние три года за один летний сезон добывалось 75 – 80 пудов золота. В горном округе, на речке Удерей, разворачивалось большое строительство современных золотопромывальных фабрик – драг, которые завозили из Англии и Новой Зеландии. Словом, строился дражный флот. «Это хорошо, - отметил про себя Зигфрид Карл Реннер, - значит округ имеет тесную связь с иностранными промышленными фирмами и для подвоза технического оборудования требуется много лошадей». В округе базировалось несколько золотопромышленных компаний, работало около тысячи мастеровых рабочих. А всего население горного округа составляло три тысячи человек.
     Округ имел отлаженную систему управления: государственный орган был представлен в лице Канцелярии окружного инженера горного округа, а коммерческий орган представлял Совет съездов золотопромышлеников Южно – Енисейского горного округа, в который входили самые крупные золотопромышленники.
     Утомившись от чтения интересных материалов и поблагодарив хранителя музея за предоставленную любезность с ними познакомиться, Зигфрид Карл Ренер покинул его. Тишина, ярко и тепло светившееся солнце, располагали к тому, чтобы не спеша пройтись по городу и кое о чем подумать. Окинув взглядом площадь, на которой находился музей, Реннер прошел мимо бойкого места – городских торговых рядов и красивого архитектурного сооружения, каким являлась трехэтажная каменная гимназия. Проходя мимо купеческого магазина, стоявшего на углу и торговавшего мехами, Реннер невольно остановился. Магазин привлек его внимание тем, что был добротно выложен из красного кирпича. Разглядывая магазин, Реннеру показалось что – то знакомое. Да, ведь в его родном Гамбурге таких кирпичных магазинов много. Он вышел на песчаный берег Енисея, откуда изредка доносились отрывистые гудки пароходов.
     Зигфрид Карл Реннер, прокрутив прочитанный материал об Удерейских приисках, решил для налаживания контактов выехать в губернский город Красноярск, что он и сделал в ближайшие дни. В Красноярске он познакомился с председателем Совета южноенисейских золотопромышленников Павлом Козьмичем Гудковым, который произвел на него благоприятное впечатление хорошим знанием золотопромышленного дела. Освоившись с Енисейском, Зигфрид Карл Реннер, прежде всего, открыл почтово – финансовую связь со своим домом и банком в Гамбурге. Он создал в Енисейске самый большой извоз, закупив сотню лошадей, с помощью которых предстоит доставлять грузы на золотые прииски. Появление немца Реннера в Енисейске и разворачивание им большого коммерческого дела не было для местных купцов чем – то неожиданным. Начиная с конца восемнадцатого века в Енисейске постоянно занимались торговлей, разным предпринимательством приезжие французы, немцы, евреи. Реннер, живя в Германии и занимаясь коммерцией на хлебном и мясном рынке, имел большой опыт определения житниц, где выращивали хлеб, и откармливали скот. И он определил, что главными житницами в Енисейской губернии являются города Минусинск и Канск, куда он выехал для знакомства с ними. Здесь он заключил с местными купцами договоры на поставку муки, скотского мяса и фуража в Енисейск. А отсюда по договоренности с золотопромышленниками, все это предстояло перевозить на своих лошадях на Удерейские золотые прииски. А поставлять на прииски продовольствия приходилось много. На отдельные базовые прииски за один раз надо было завозить до трех тысяч пудов муки и до ста пятидесяти скотских мясных туш. Извоз давал большой доход. Доходной была и пароходная компания Мита, в которой Реннер имел долю в половину капитала. Пиломатериалы, вывозимые на пароходах в Европу, пользовались большим спросом. Коммерческие дела у Зигфрида Реннера в Енисейске пошли сразу хорошо, в них он вложил большие деньги, хотя порою сильно и рисковал. Прибыль, получаемую в коммерции, он пересылал в Гамбургский банк «Реннер и сыновья». Со временем Реннер стал обменивать продовольственные и промышленные товары у золотопромышленников, разрабатывающих Удерейские прииски, на золото и его накапливать.
     Вскоре была окончательно устроена жизнь дочери Цецилии, зятя Яна Жижановского по новому паспорту, и сына Виконта. Зигфрид Реннер помог своему зятю создать в деревне Усть –Тунгуске перевалочную базу для переброски грузов из Енисейска на Удерейские золотые прииски. Все лето в деревне стучали топоры и скрипели пилы, и к осени были построены просторный жилой дом, большой склад для хранения грузов. Были закуплены и лошади. Ян Жижановский заплатил в казну Енисейска пошлину и получил право на торговлю. А когда заключил контракты с золотопромышленниками на поставку грузов, дела пошли хорошо и вскоре они стали приносить доходы.
     Дочь Цецилия с сыном Виконтом, пока он подрастал, жила переменно, то в деревне Усть – Тунгуске, то в городе Енисейске у отца. Зигфрид Карл Реннер к этому времени взял в аренду у енисейского купца большой дом, стоявший в центре города, на главной улице. Дом каменный, трехэтажный, самый помпезный во всем Енисейске, с красивой архитектурой, с множеством комнат и вспомогательных помещений, с большим подворьем. В этом доме, на нижнем этаже, Зигфрид Карл Реннер открыл контору свой коммерции. Золото от успешной коммерции накапливалось. Сдавать его в Енисейский губернский банк Зигфрид Карл Реннер не хотел, зная, что с эти делом будут дополнительные трудности. Супруга Матильда сообщала из Германии, что в банковском деле между немецким Гамбургом и русским Енисейском все обстоит хорошо, оно приносит прибыль. Однако коммерческие дела складывались не всегда удачно, и для их разрешения требовались время и большие усилия.
     В прошедшую ночь Зигфриду Карлу Реннеру спалось плохо, снились какие – то сны, к утру в голове не было свежести. Причиной тяжелого сна стала не состоявшаяся на днях сделка с владельцами Удерейских золотопромышленных компаний на поставку грузов по занесенной снегом тайге. Зима была в разгаре, все вокруг утонуло в белом глубоком снегу. Воскресным утром Зигфрид Карл Реннер оделся тепло, на плечи накинул бобровую шубу и вышел из особняка. Перед тем как перейти на другую улицу, остановился. По улице резво бежала лошадь, запряженная в кошевку, а в ней сидел местный купец. Перешел улицу и, пройдя мимо гимназии, завернул за угол и вошел в Преображенскую церковь, в ней было полно народа. Шла заутреняя. Зигфрид Карл Реннер осмотрелся, и стал слушать молитву, которую читал священник. Наконец он почувствовал, что пришел в себя и покинул церковь. Тяжесть в голове прошла, и он медленно шел по улице, вдыхая свежесть выпавшего снега. Уладив все препятствия с золотопромышленниками, через две недели большой обоз, в пятьдесят лошадей, вышел из Енисейска на Удерейские прииски, груженый всем тем, чего там ждали.
     В середине декабря 1906 года Зигфрид Карл Реннер получил письменное уведомление о том, что в ближайшие дни через Енисейск будет проезжать и сделает корокую остановку Павел Козьмич Гудков. И Реннеру предлагалась встреча с ним по неотложным финансовым делам. Гудков возвращался из длительной поездки по южным золотым приискам, где осматривал места будущей установки новых драг. Он побывал на таких базовых Удерейских приисках, как Калифорнийский и Гадаловский и встречался с их управляющими. Гудков был человеком широко известным в золотопромышленных кругах, являлся лидером в енисейской золотодобывающей промышленности. Все золотопромышленники говорили о нем как о человеке, обладающим недюжинными способностями. Это он создал в Енисейской губернии дражный флот для добычи золота, который считался лучшим в России. Одно только перечисление тех должностей и положений, которые занимал Гудков, займет много места. Но чтобы иметь представление о нем, как о деятеле разного масштаба, придется это сделать. К этому времени, которое упоминается, Гудков являлся Председателем Бюро Совета съезда золотопромышленников Южно – Енисейского горного округа, Директором – распорядителем «Акционерного золотопромышленного общества «Драга», полномочным представителем министерства финансов России, членом Всероссийского Совета по горнозаводским делам, Постоянного Всероссийского совещания по золотой промышленности, Сибирского торгового банка, Красноярского общества купцов и промышленников. Но самое главное, что произошло в последнее время в деловой жизни Гудкова, так это то, что с января 1906 года он являлся избранным городским головой губернского Красноярска.
     Зигфрид Карл Реннер хорошо понимал, что для успешной коммерции здесь, в Енисейске, среди золотопромышленников, и для нормального существования в Гамбурге банку «Реннер и сыновья», надо обязательно поддерживать деловые отношения с такими, как Гудков. Встреча была назначена в Канцелярии Северо – Енисейского горного округа, кабинет которой любезно предоставил ее глава окружной инженер. Тот день выдался на славу. Легкий морозец, воздух был напоен сыпавшим  снегом, все вокруг дышало свежестью. Гудков и Реннер подошли одновременно к Канцелярии окружного инженера, которая находилась в одном из домов, какого – то золотопромышленника в прошлом, напротив городской площади, где на ее задах, в старинном доме, располагался Енисейский музей, где Реннеру однажды пришлось побывать. Гудков был одет по – сибирски, по – дорожному, в дошку из меха северного волка, в унты, пошитые из оленьего меха, на голове шапка и тоже из меха – соболиного. Реннер выглядел иначе. На плечах уже известная енисейцам бобровая доха, на ногах по традиции, какой придерживались немцы в зимнюю пору, кожаные сапоги на меху. Они вошли в кабинет окружного инженера и разделись. Между ними внешне было что – то схожее. Оба высокие, с пепельными волосами на голове, их лица подчеркивали волю, целеустремленность. Одеты были в шерстяные френчи, белые рубашки с широкими галстуками, с золотыми заколками на них. Они удобно уселись в кресла напротив большого и светлого окна. В простенке кабинета – изразцоый обогреватель печи, источавший тепло.   
     - Господин Реннер, - начал первым Гудков, - благодарю вас за то, что вы согласились на встречу, от которой зависит многое. Одновременно хотел бы вас поблагодарить за своевременное выполнение обязательств перед золотопромышленниками по доставке продовольствия и технического оборудования на Удерейские прииски.               
     Реннер в свою очередь поздравил Гудкова с избранием его городским головой Красноярска и пожелал ему на этом очень тяжелом, но весьма уважаемом поприще успехов.
     Выслушав поздравление Реннера, Гудков сказал:
     - Господин Реннер, мы – золотопромышленники Южно – Енисейского горного округа нуждаемся в большом кредите, который нам потребуется в ближайшее время.
     С присущей немецкой прямотой, Зигфрид Карл Реннер сразу же задал Гудкову вопрос:
     - Господин Гудков, для какой цели вам требуется кредит и на какую сумму?
     Гудков кратко, но доходчиво ответил на вопрос немца, рассказав, как на сегодняшний день в Южно – Енисейском горном округе, и в основном на Удерейских приисках, складывается обстановка. Поверхностное золото выработано, а богатое залегает глубоко, и взять его можно только машинным способом. Для удержания добычи золота даже в нынешних пределах требуется установить новые драги. Сейчас на приисках золото добывается с помощью шестнадцати драг. В ближайшее время планируется увеличить их до двадцати двух. Словом, подчеркнул Гудков, надо установить еще шесть драг. Драги сильно подорожали. Если в 1900 – 1903 годах стоимость одной драги обходилась в 68 – 78 тысяч рублей, то теперь – в 130 тысяч рублей.
     - Господин Гудков, - сказал Реннер, встал с кресла и подошел к окну, - вы очень толковый деловой человек и равных вам в енисейской золотодобывающей промышленности я на сегодня не вижу. Вы задумали грандиозный план в добыче золота и я вам желаю его осуществить.            
     - Господин Реннер, я еще раз благодарю вас за лестную оценку моей деятельности, но хотелось бы знать, согласны ли вы оказать нам финансовую помощь. Уже в ближайшие месяц, два нам надо расчитаться с теми иностранными фирмами, которые занимаются доставкой драг в Енисейскую губернию.
     Банкир поинтересовался у Гудкова с кем золотопромышленники имеют дело по доставке драг, и каким путем. Гудков кратко рассказал, что доставкой драг занимаются английские технические фирмы, такие как «Лондонское общество инженеров – механиков», машиностроительные заводы «Компания Маршалл и сыновья», компания «Морган и Джеллибрант». Драги доставляются водным путем из Новой Зеландии в Англию. А оттуда водным путем будут доставлены в Петербург, а потом до Красноярска по железной дороге доставит немецкая фирма «Кнопп». Реннер, услышав, что немецкая фирма участвует в доставке драг, улыбнулся.
     - Драги из Красноярска, - опять включился в разговор Гудков, - надо перевезти большим обозом по енисейскому тракту до Усть – Тунгуски и далее по Климовской дороге на Удерейские прииски.
     - Господин Гудков, - Реннер решил выяснить главное, - скажите, какой общий вес перебрасываемых драг, и сколько лошадей потребуется для этого.
     Гудков сделал небольшую паузу и ответил, что общий вес шести драг, которые надо перевезти на лошадях, составляет тридцать тысяч пудов, для их переброски потребуется около двухсот лошадей.
     - Запланирована очень большая работа, - сказал Реннер, - и денег на ее оплату потребуется много. Почему вы не обратитесь за финансовой помощью к российскому правительству?
     Гудков ждал, что Реннер обязательно задаст этот вопрос, и он готов был ответить на него, не скрывая.
     - Российское правительство в данный момент, - отвечал дипломатично Гудков, - ограничено в своих финансовых возможностях. И хотя я противник получения кредитов от иностранцев, но нам надо завершить оснащение приисков драгами. 
     - Господин Гудков, - продолжал Реннер прощупывать золотопромышленника, – когда, по вашему мнению, обоз с грузами должен отправиться на Удерейские прииски?
     - Обоз с дражным грузом, - отвечал Гудков, - должен выйти из Красноярска в феврале. Это время умеренных морозов и по тайге можно будет относительно хорошо пройти. Выход обоза должен совпасть по времени с началом найма огромной армии мастеровых рабочих. За лето они должны собрать драги и подготовить их к пуску.
     - Как вы, господин Гудков, - опять задал вопрос банкир, который золотопромышленник ждал, - намерены расчитываться по кредиту.
     - Мы намерены, - заявил Гудков, - расчитаться за предоставленный кредит в пять процентов годовых от оговоренной суммы в течение пяти лет, при исключении выкупа долей капитала у золотопромышленных компаний. Но, одна треть этой суммы нам нужна наличными, и желательно ее получить в Гамбурге. Эти деньги потребуются для расчета с теми фирмами, которые занимаются переброской драг из Новой Зеландии до Англии. В середине января я выезжаю в Лондон для контроля по доставке драг, буду проживать по адресу: Лондон, № 63, Финсбэрн Пэвмет.
     Было заметно, что сегодняшняя беседа утомила и золотопромышленника, и банкира. Гудков убедил Реннера, и он согласился заключить с ним контракт. А на следующий день Реннер вручил Гудкову письмо для супруги Матильды Реннер, чтобы она выдала в Гамбурге из банка «Реннер и сыновья» представителю Гудкова наличными оговоренную сумму денег в счет кредита. В свою очередь и Гудков вручил Реннеру документ – поручительство Российского министерства финансов по своевременному погашению кредита.
     Над Енисейском сыпал густой снег, приглушая все вокруг. По Большой улице не спеша, шли енисейцы, кто куда. Но вряд ли кто из них знал, о чем при прошедшей встрече решали сибирский золотопромышленный деятель и немецкий банкир. А ведь решение имело большое жизненное значение не только для енисейской золотодобывающей промышленности, но и для жителей «золотого города» Енисейска. Реннер пришел в Канцелярию окружного инженера Северо – Енисейского горного округа, чтобы проводить Гудкова. Реннер видел в Гудкове сильного, целеустремленного человека, он сам всегда хотел быть таким. Но ему в жизни не всегда попадались люди, которых можно было бы считать сильными, и это часто его тяготило. Они тепло попрощались. Гудков в накинутом на плечи овчинном тулупе заскочил в кошевку, пара резвых лошадей понеслась по заснеженной дороге Енисейска. Расставаясь, ни Реннер, ни Гудков не знали, что они больше никогда не встретятся. Сообщение для Зигфрида Карла Реннера оказалось внезапным. Газета «Сибирская жизнь» и журнал «Золото и платина» сообщали о кончине Павла Козьмича Гудкова 29 октября 1908 года и о его насыщенной жизни в золотодобывающей промышленности и общественных делах.
     … Прошло три года. Наступившей новой зимой декабрьские снегопады обрушились на губернский город Красноярск, утопив его в глубоких сугробах. По какому – то правилу, заведенному природой, после снегопадов грянули так называемые рождественские морозы. Над городом висел запах горевшей древесины. Спасаясь от трескучих сибирских морозов, горожане в домах топили печи дровами, запасенными загодя. 10 января 1910 года в Красноярске с утра к большому каменному дому, стоявшему на пересечении улицы Воскресенской и Почтамского переулка, в котором находилось купеческое общество, подбегали резвые лошади, запряженные в кошевки, скрипевшие полозьями по замерзшему снегу. Из них вылазили люди, одетые в добротную зимнюю одежду. В 10 часов в большом купеческом зале открылся ХIII съезд золотопромышленников Южно – Енисейского горного округа. Среди участников съезда известные крупные удерейские золотопромышленники. Съезд открыл Андрей Андреевич Саввиных – старейшина золотого промысла, постоянный представитель Совета съезда золотопромышленников Южно – Енисейского горного округа.
     - Господа золотопромышленники,- обратился Саввиных к участникам съезда, - прошу вас встать и почтить память незабвенного Павла Козьмича Гудкова, стоявшего у истоков создания нашего золотопромышленного органа и успешно руководившего им в течение нескольких лет.
Съезд подвел итоги за прошлый золотопромывальный сезон, а фактически за более  продолжительный период, за 1907 – 1909 годы. Главный итог: за эти годы удалось, как намечал Гудков, установить еще шесть драг, теперь их в горном округе двадцать две. С помощью драг за эти годы в округе было добыто более 175 пудов золота. На съезде золотопромышленников была отмечена та эффективная кредитно – финансовая роль, которую в доставке и установке драг сыграл Гамбургский банк «Реннер и сыновья» и немецкий банкир Реннер, живущий в Енисейске.
     Время летело быстро, проходили месяцы и годы. Вот уже прошло двенадцать лет, как Зигфрид Карл Реннер поселился в Енисейске. Он привык к сибирской зимней стуже, к густым снегопадам, научился переносить летнюю кратковременную жару, узнал много интересного из жизни русских и, конечно, сибиряков. Сыновья, жившие в Гамбурге уже выросли, окончили гимназию. Старшему сыну Иоганну уже исполнилось 27 лет, а младшему – Августу – 22 года. Они стали хорошими помощниками матере в банковском деле. Старший сын Иоганн женился на Хильде Вайс – дочере полковника, командира гамбургского полка. В конце 1912 года Зигфрид Карл Реннер написал супруге Матильде письмо, сообщая, что необходимо решить сложные вопросы накопленного капитала. А для этого надо, чтобы в Енисейск приехали сыновья.
     Получив от отца письмо, мать Матильда и сыновья Иоганн и Август поняли, что с отцовским капиталом складывается какая – то ситуация, и их присутствие для ее разрешения необходимо. И стали готовиться для поездки в Россию, в далекую Сибирь, на берега неизвестного им Енисея. Им сильно хотелось увидеть и отца, и старшую сестру Цецилию. Однако перед самым их приездом она скоропостижно скончалась. Причиной смерти явился конфликт между ней и мужем Яном Жижановским. Их сын Виконт к этому времени постоянно жил в Енисейске, у деда Зигфрида Карла Реннера, оканчивая Енисейскую гимназию. Мать Цецилия мечтала после окончания гимназии отправить сына Виконта для дальнейшей учебы на родину своих предков, в один из германских университетов. Цецилия знала, что Ян Жижановский, следуя практике ее отца Карла Реннера, тоже накапливает золото, получая его у золотопромышленников в обмен на перевозку грузов на прииски. Но он скрывал от нее накопленное золото, заявляя, что его у него нет. А для отправки сына Виконта на учебу в Германию требуется много денег. Цецилия могла бы обратиться к своему отцу, и он не отказал бы ей в деньгах, но она не хотела его втягивать в семейные дела. В один из дней с Цецилией, которой совсем недавно исполнилось тридцать пять лет, произошел сильный сердечный удар, и она внезапно  скончалась. Ее похоронили в Енисейске, на старом Абалаковском кладбище.
     Отец Зигфрид Карл Реннер после смерти дочери сразу занемог и к приезду сыновей находился в тяжелом болезненном состоянии. Однако думы о накопленном золоте, на которое за долгие годы затратил огромные деньги, его не покидали. Зигфрид Карл Реннер торгуя пшеницей и мясом на международном рынке, хорошо понимал, что тайное перемещение золота как валютной ценности из одного государства в другое – это контрабанда. Занимаясь коммерцией, банковским делом, он понимал, что жизнь редко бывает стабильной. «А золото – эквивалент денег, и случись что с семейным капиталом, оно наверняка спасет банковское дело», - думал банкир. И бросить золото он уже не мог, а пошел на риск, решив его переправить из России в Германию.
     Сыновья Иоганн и Август добирались от Гамбурга до Енисейска три недели, проехав через большую часть России. По приезде в Енисейск, отец сразу же изложил причину их вызова и предложил план вывоза накопленного золота в Гамбург. А его оказалось много. И путь его перевозки долгий и очень рискованный, опасный. И если золото будет доставлено в Гамбургский банк, Зигфрид Карл Реннер завещал разделить его поровну между сыновьями Иоганном и Августом и внуком Виконтом.
     Наступила весна, хлынуло тепло, и на Енисее пошел ледоход. Скоро начнется навигация. Пароходы с баржами Мита, груженые пиломатериалом, выйдут из Маклакова в Европу, в конце июня. Дней за пятьдесят им надо преодолеть по Северному морскому пути многотысячный путь и достичь норвежского порта Кристиании (Осло).
     По обоюдному согласию с Иоганном Митом, все слитки золота, разделенные на три доли, были спрятаны на трех пароходах в бочках, уплотненных сливочным маслом. Да, это было еще то время, когда из одной страны в другую можно было перевезти слиток золота в бочке, утрамбованной маслом. На каждом пароходе находился один из  Реннеров: Иоганн, Август и уже ставший взрослым Виконт.
     Рано утром Зигфрид Карл Реннер вышел на берег Енисея. Солнечное тепло
перекликаясь с прохладой, идущей с Енисея, ласково бодрила его. Посередине Енисея, по течению, плыл караван, состоящий из трех пароходов и трех барж, груженых лесоматериалом. Проплывая мимо Енисейска, пароход, шедший первым, трижды протяжно просигналил. Зигфрид Карл Реннер волновался за переход каравана. И после ухода его в дальнее плавание, побывал в Енисейском музее и ознакомился с материалами, говорившими о разных случаях с караванами судов, ходивших по Енисею и дальше. Его внимание привлек материал, рассказывающий о том, как караван пароходов, известного в Енисейской губернии Гадаловского пароходства, в 1893 году потерпел крушение, перевозя из устьев Енисея в Красноярск железные рельсы. На караван обрушился мощный шторм, и все перевозимые рельсы затонули в пучине разгулявшейся стихии. Читая об этом прискорбном случае, Зигфрид Карл Реннер молил Бога, чтобы морская стихия миновала караван Мита, и он благополучно бы добрался до места.
     После выхода сыновей Иоганна, Августа и внука Виконта на караване судов в плавание из Енисейска в Европу, болезнь Зигфрида Карла Реннера обострилась, и устоять перед ней у него не было сил. Август был на исходе, крона леса на окраинах Енисейска, покрылась серебристо – золотистым налетом, с Енисея тянуло прохладой – предвестником осени.
Окно во двор было открыто, и в комнату поступал свежий воздух Зигфрид Карл Реннер лежал на кушетке, покрытой белой простынью. Он издал резкий возглас, к нему подбежала сиделка, он поднял руку и хотел, что – то сказать. Вдруг его рука резко упала, он повернул голову в сторону и закрыл глаза. И навсегда. О чем думал в последнюю минуту умирающий банкир Реннер, осталось тайной. Он так и не узнал, что его золото было доставлено в Гамбург. Этот последний день августа стоял на удивление теплым и солнечным.
     На Абалаковском кладбище, где обычно хоронили известных, именитых енисейцев, собралось много людей. Тут были купцы, золотопромышленники, пароходовладельцы. Хоронили Зигфрида Карла Реннера. Вырытая свежая могила немецкого банкира находилась рядом с могилой его дочери Цецилии. Когда гроб с телом банкира опустили в могилу, в это время в городе, на башне Преображенской церкви, которую он часто посещал, зазвонил колокол. Волна за волной плыл печальный колокольный звон над «золотым городом», оседая в синих волнах буйного Енисея. Этот заупокойный звон был последним, прощальным в память об усопшем немецком банкире, захороненном в сибирской земле. Со смертью старшего Реннера связь между немецким Гамбургом и русским Енисейском прервалась. Все время, пока шла заупокойная, у кромки могилы усопшего стоял осунувшийся от внезапно свалившегося на него горя и норвежец Мит, компаньон немца по пароходству.
     Совершив длительный переход по  Северному морскому пути от Енисейска до Норвегии, он обратно вернулся поездом через Петербург, Москву и Красноярск. И словно предчувствуя беду, накануне похорон Реннера, на перекладных примчался в Енисейск. С уходом Реннера в мир иной, норвежец потерял надежного компаньона – финансиста. Смерть Зигфрида Карла Реннера унесла с собой в могилу золотую тайну банкира, и ей суждено было просуществовать многие десятки лет, лишь иногда напоминая о себе по мере развития событий. А теперь надо вернуться к тем событиям, которые происходили двумя неделями раньше. Этот день в семье Реннеров был необычным. Утром в доме появились сыновья Иоганн, Август и внук Виконт. Они были заметно уставшими. Ведь им пришлось с караваном пароходов, груженных пиломатериалами, преодолеть долгий Северный морской путь от берегов сибирского Енисея через Карское, Баренцово, Норвежское и Северное моря, прежде чем они добрались до Норвегии, до порта Кристиании. Как только оии приплыли в порт Кристианию, сразу же телеграфировали матере Матильде. Она тут же отправила туда своих агентов. Здесь они встретили Иоганна, Августа и Виконта и, перегрузив таинственный груз на надежный пароход, доставили его в цельности и сохранности в порт Гамбурга, в банк Реннеров.
     Супруга Матильда уже собралась, было отправить Зигфриду Карлу Реннеру в Енисейск письмо, в котором хотела сообщить о благополучном прибытии в Гамбург сыновей Иоганна, Карла и внука Виконта. Она учитывала, что письмо из Гамбурга до Енисейска будет идти долго, дней 15 – 20. Но не успела....
     Солнечный утренний свет играл яркими бликами на стеклах огромного окна банковского офиса. Матильда Реннер сидела за столом. Она еще раз прочитала заготовленное для отправки в Енисейск письмо, и принялась  просматривать поступившие к ней от агентов документы клиентов на получение кредитов. В дверь офиса постучали. Вошел брифтрагер – письмоносец.
     - Фрау Реннер, вам издалека, из России, пришло телеграфное сообщение, - и он протянул ей плотный бумажный листок со специальной печатью в углу, на котором был напечатан на машинке текст на немецком и русском языках.   
     Матильда Реннер, прочитав текст, резко опустилась в кресло, из глаз брызнули слезы. Она достала шелковый платочек, вытерла глаза и на какое – то время задумалась. В этот скорбный час она подумала, как хорошо, что вернулись сыновья, их возврат сейчас как никогда очень важен.
     Получив телеграфное сообщение из Енисейска о кончине супруга Зигфрида Карла Реннера, Матильда сразу же отправила своего агента в Италию, где были заказаны каменотесам две надгробные гранитные плиты. Через год плиты из красного гранита были доставлены в  Енисейск и установлены на могилах отца и дочери Реннеров. На одной из плит золотыми буквами было выбито:      
         
                Зигфрид Карл Реннер
                1855 – 1913
                Гамбургский банкир
 
     Не узнал Зигфрид Карл Реннер, что в семье старшего сына Иоганна и его  жены Хильды в 1915 году родился сын Карл – наследник банковского дела Реннеров, на которого упадет самое тяжелое в его жизни, конфискация  соввластью банков Реннеров, а потом их мучительное возрождение. 
     Зигфрид Карл Реннер предчувствуя свою кончину, выкупил за круглую сумму денег купеческий особняк, который арендовал, успел составить и завещание на все движимое и недвижимое имущество, находящееся на территории Енисейской и сопредельных губерниях. Все наследство, разделенное равными долями, завещалось сыновьям Иоганну и Августу, проживающим в Германии, в городе Гамбурге, и внуку Виконту Жижановскому, жившему в России, в Енисейской губернии, в деревне Усть – Тунгуска. Енисейский Окружной суд утвердил на правах наследователей всех троих, а оставшиеся после смерти немецкого банкира имущество и капиталы, опубликовал в газете «Енисейские губернские ведомости».
     Земля, стоимостью 20 000 рублей.               
     Дом, мебель, экипажи, стоимостью 230 000 рублей.
     Наличный капитал – 50 000 рублей.
     300 000 рублей, хранящиеся в Сибирском торговом банке.
     35 000 рублей бессрочных вкладов в Енисейском отделении госбанка.
     В облигациях госбанка и Восточного займа – на 15 000  рублей.
     Полуимпериал – русская золотая монета количеством 40 000 по 5 рублей на сумму 200 000 рублей.
     В билетах государственной железнодорожной ренты на 5 000 рублей.
     В товарах на приисках на 100 000 рублей.
     Лошади, конюшни и склад для хранения товаров – 60 000 рублей.
     Доля капитала в пароходстве норвежца И. Мита – 500 тысяч рублей.
     Всего на сумму 1. 515. 000 рублей.
     Виконт, как наследник, проживающий рядом, быстро вступил в права наследства. А для Иоганна и Августа Реннеров, являвшихся германскими подданными, дело затянулось, и когда началась война Германии с Россией, совсем было прекращено. И та часть имущества, которая им отводилась, была передана в государственную казну Енисейской губернии. Ян Жижановский, предчувствуя социальный ураган семнадцатого года, уговорил сына Виконта перевести деньги, полученные от продажи наследства, доставшегося ему от деда Зигфрида Карла Реннера, в Гамбургский банк «Реннер и сыновья». С этого времени Виконт Жижановский стал сибирским обладателем части банковского дела Реннеров в немецком городе Гамбурге. И как сложилась бы жизнь Виконта и судьба его капиталов, трудно было сказать. Но вскоре произошло то, чего никто и не ожидал, как в Европе, так и в России.
     1 августа 1914 года в Европе грянула война, которая получит название Империалистической. Германия напала на Россию, втянув в войну многие страны Европы. Германские войска несли большие потери. А через три года в России полыхнула пролетарско – большевистская революция, изменившая ее государственный строй. Для пароходства Мита на Енисее, в котором половина паев принадлежала наследнику Реннера, возникла угроза его потери, и он прилагает большие усилия, чтобы спасти его, обивая пороги большевистских «штабов» в Петрограде. Не добившись от центральной власти защиты по сохранению своего пароходства от предстоящей национализации, Мит мчался через всю Россию в Сибирь, в Красноярск, в надежде, что может местные большевики пойдут ему навстречу и откажутся от насильственного отъема у него пароходного хозяйства. Но опоздал. Он сидел неподвижно в отеле «Новая Россия», на Благовещенской улице, и тупо смотрел в «Рабоче – крестьянскую газету», читая постановление власти местных большевиков о национализации его пароходства. Через день Мит навсегда покинул Сибирь.
     Революционная ситуация в России перекинулась и на Германию, которая все еще продолжала воевать против русских. Русские большевики начали подстрекать немецких активистов запалить в Германии пожар мировой революции, выделив для этого огромный капитал золотом. Но власти Германии подавили революцию, и русским большевикам не удалось запалить мировой пожар в Германии. Однако независимо от складывающихся обстоятельств, немецких молодых мужчин продолжали отмобилизовывать для отправки на русский фронт. В начале января 1918 года Иоганн Реннер получил уведомление, что он подлежит мобилизации в германскую армию для отправки на германо – русский фронт.
     Иоганн ушел на сборный пункт рано утром, одетый в собственную одежду по – зимнему. Домой вернулся во второй половине дня. Теперь он был одет в солдатскую  форму германской армии. На голове – типичная немецкая шапка с большим козырьком и завязанными наверху ушными клапанами, на плечах из грубого сукна мышиного цвета шинель, перепаясанная ремнем, на ногах с высокими голенищами кожаные ботинки на толстой подошве, пробитой крупными железными шпильками, за плечами солдатский ранец, обшитый телячьей шкурой коричневого цвета. Он раскрыл ранец и вынул из него свою гражданскую одежду. В ранце лежал солдатский полевой паек: пачка галет и железная банка консервированного мяса.
     В прихожей собралась вся семья Реннеров, чтобы проводить старшего на фронт. Иоганн с каждым попрощался, горячо обнявшись, открыл дверь из прихожей на улицу, и пошел по мостовой тихим шагом, не оглядываясь. Вслед ему дул холодный ветерок, а сыпавший сверху снег, припорашивал дорогу. С уходом Иоганна на фронт, Гамбургский банк Реннеров потерял твердую руку банковского управленца.

     Студеные дни и ночи золотого обоза.
 
     После путешествия из Енисейска по Северному морскому пути в Европу и обратно домой через всю Россию, Виконт Жижановский вернулся в Сибирь, в деревню Усть – тунгуску и подключился к коммерческому делу своего отца. Он давно собирался побывать на Удерейских золотых приисках. Попутно хотел испытать и самого себя в переходе с обозом по морозной, занесенной снегом тайге. Одновременно надо встретиться с представителями золотопромышленных компаний и переговорить с ними о заключении договоров на переброску на прииски продовольствия и технического оборудования для драг. Такая практика договоров была заложена дедом Зигфридом Карлом Реннером.
     Сколько лет деревне Усть – Тунгуске, столько зим ходят с обозами ее мужики. С незапамятных времен водили они ямщину по замерзшей Ангаре в села Богучаны и Кежму. А когда началась «золотая лихорадка», обозы пошли и за Нижнее Приангарье, на Удерейские прииски. Что ни говори, а ямщина на прииски давала деревенским мужикам хороший заработок.
     В одну из декабрьских ночей тревожного восемнадцатого года над деревней сыпал густой снег. К утру снегопад кончился, и из – за кромки хвойного леса лениво вынырнуло красноватое солнце, ярко осветив утонувшую в глубоком снегу деревню. От слияния солнечных лучей и белоснежья сильно слепило и тянуло свежестью прохлады. Раннее утро, но вся деревня высыпала на единственную улицу, тянувшуюся длинной стрелой между ельником и берегом Енисея, чтобы порадоваться выпавшему снегу и проводить ямщиков в дальний путь. Тут толкаются и местный коммерсант Ян Жижановский, и священник деревенской церкви, и жены ямщиков, их дети и старики, ходившие в молодости с ямщиной и знавшие по себе  эту трудную работу. Обоз вытянулся на дороге вдоль деревни и ждет сигнала главного ямщика – бригадира. После осенних работ лошади выглядят отдохнувшими и бодрыми, но чувствуют, что им предстоит тяжелый переход.
     Из дома с высокой четырехскатной крышей и широкими воротами, стоявшими на ядреных лиственничных столбах, напротив подворья купца, вышел бригадир ямщиков Иван Николаевич Перфильев. Он самый молодой из ямщиков, лет двадцати пяти, но самый крепкий из всех деревенских мужиков. Опытный охотник, он хорошо знает Удерейскую тайгу, где приходилось бывать не единожды, куда теперь предстоит идти ему с обозом, ходил один на один на медведя, выбирался живым и из бушевавшего Енисея. Рослый и дюжий, с улыбкой на скуластом лице и выпирающимся на длинной шее кадыком, он слыл среди местных ямщиков твердым мужиком, способным преодолевать все до конца. Терпение – отличительная черта его характера. Бригадир одет, как и все ямщики, по – сибирски: на плечи накинута длиннополая, из собачьего меха доха, на ногах – мягкие валенки, а на них одеты тараи, сшитые из оленьих шкур. Бригадир прошел вдоль всего обоза, поздоровался с ямщиками, проверил лошадей, груз и остановился перед священником.
     - К добру выпал свежий снег перед дальней дорогой, - сказал священник и благословил обоз в путь.
     Бригадир подошел к купцу и его сыну Виконту, который с обозом уходит на прииски, и они накоротке перебросились между собой парой слов. Бригадир поклонился всем деревенским, еще раз беглым взглядом окинул весь обоз и проворно направился в его голову. Головные сани, на которые заскочил бригадир, набиты душистым сеном, в них запряжен крепкий, серый конь, часто ходивший в обозах в Удерейскую тайгу и не раз, выручавший своего хозяина. За подводой бригадира стояли сани купеческого сына, в них был запряжен молодой каурый конь. Молодой Виконт и внешне, и высоким ростом, и чистым обликом лица был сильно похожим на своего деда, и казалось, что в обозе, среди ямщиков, присутствует сам банкир Зигфрид Карл Реннер. Жители деревни Усть – Тунгуски хорошо помнили то лето, когда на ее уличной дороге впервые появились Зигфрид Карл Реннер вместе с норвежцем Митом. Виконт был тепло одет, так же, как и бригадир в длиннополую доху и добротные валенки с тараями. Голову Виконта прикрывала, словно копна сена, большая шапка, сшитая из пушистого меха молодого волчонка.
     - Но – о, пошли родные! - крикнул бригадир и обоз из восьми ямщиков и сорока подвод груженых мукой, мясом, чаем, сахаром, другой снедью и овсом, вышел на Удерейский Клондайк, на золотой прииск Гадаловский. Как на этот раз сложится ямщина на прииски – неизвестно. Ведь золотая тайга разделена надвое: одна половина приисков по – прежнему в руках золотопромышленников, на другой – хозяйничают совдеповцы.
     По Енисею дул холодный ветер, обнажая из – под снега заледенелые участки еще слабо проторенной дороги. Лошади, не ходившие все лето в обозе, однако по памяти быстро приноровились к трудному зимнику и резво преодолевали скованный льдом Енисей. Покидая занесенный снегом Енисей, у зимовья Климовское, обоз вышел на старую дорогу, уходившую в глубь золотой тайги. Как кровеносная артерия, без которой не может существовать живой организм, так и эта дорога, соединявшая Удерейские золотые прииски с Енисейском и Красноярском, кормит тысячи приискателей, дает им жизнь. И не зря приисковый люд называет ее дорогой жизни. Ее пробили давно, около сотни лет назад, когда с берегов Енисея в необжитую тайгу ринулись смельчаки, сильно захотевшие покорить удерейского «желтого дьявола»,  и она повидала на своем веку многое.
     Ямщина миновала зимовья Россохинское и Татарское, быстро проскочив горный участок. Ямщики надеялись идти так бойко и дальше. Но внезапно повалил стеной густой снег. Снежная лавина, обрушившаяся на обоз, стала преградой на его трудном пути. Ничего не видно, дорога, словно исчезла, провалилась в белой мгле. Снегопад утих так же внезапно, как и начался. Воздух стал холодным, как студеная вода горной речки, развеялись и мглистые тучи и по небу протянулись синеватые полоски, предвестницы мороза.
     Уже при подходе к зимовью Подгалечное, к большому Мурожнинскому хребту, где находился прииск Свято – Троицкий, на обоз дохнуло морозом. И чем дальше от зимовий уходил обоз, тем сильнее мороз набирал силу. Надо торопиться, и вся надежда на лошадей. А лошади, как и люди, не всегда выдерживают переходы на морозной стуже. Вытягивая при переходах на лютом морозе тяжелые подводы и вдыхая студеный воздух, лошади сильно потеют и промерзают, быстро худеют и простывают, отказываются идти дальше. На стоянках, на уплотненном стужей воздухе, дымившиеся костры не спасают. Лошадям нужен отдых на теплом постое, а его на все пути и не хватает. Лошадь – то животное умное, и понимает, чего от нее добиваются, она подчиняется не воле хозяина – ямщика, а его заботе. И пока продолжается ямщина, обозники неотлучно днюют и ночуют вместе с лошадьми.
     Водить ямщину по глухой тайге, занесенной глубокими снегами, по трескучему морозу – тяжкий, изнурительный труд и ходить с обозами на Удерейские золотые прииски решаются не все. Соглашаются на ямщину крепкие мужики, побывавшие не раз в обозных переделках. Они понимают, что для покорения «царя металлов» золотарям надо много харча, теплой одежды и железа, из которого в приисковых кузницах куют старательские орудия труда. Обозы всегда ждут на приисках, как ждут солнечного луча после непогоды. С их прибытием прииски оживают. Устьтунгусские ямщики успевают за зиму сходить с обозами в Удерейскую тайгу три раза не больше. На переход, обратное возвращение и отдых уходит месяц. Бригада ямщиков подбирается из пяти, восьми мужиков. Каждый имеет три, пять лошадей. Выбирается и бригадир обоза. Не каждый из ямщиков может быть им. Испокон веку бригадиром ямщиков становится тот, кто смелый и решительный, кто хорошо знает тайгу и понимает лошадей с измальства.
     … Версту за верстой, по заснеженной тайге, обоз преодолевал тяжелый путь, продвигаясь вперед. В морозном тумане обоз подошел к нагорью, где в таежном междуречье, у кромки густого, хвойного леса, расположились богатые золотом прииски Крестовоздвиженский, Гаврило – Архангельский и рудник Герфед. Словно золотой форпост стоят они на подступах к Удерейскому Клондайку. Вклинившись в его пределы и минуя верховья замерзшего Удерея, обоз свернул к Шаарганским приискам, где, когда – то была, найдена первая золотая россыпь. Обоз, развернувшись, словно по дуге, вышел на Мотыгинский большак.
     Стужа крепчала. А после того, как обоз спустился к речке Уронге, стужа озверела совсем. Но надо терпеть, до конца перехода остается совсем немного, не более десяти верст. Обоз преодолел Александровский мост через Удерей, Прокопьевскую площадь, старый прииск Спасский и поднялся на последний увал. А дальше дорога пошла спуском в занесенную снегом долину, разделенную на две половины Удереем, накрепко скованным льдом. Обоз достиг намеченного рубежа – Гадаловского прииска, приютившегося у подножия крутой, куполообразной горы. Прииск встретил обоз неприветливо. Как и на всем пути, над прииском висела морозная мгла, в воздухе пахло древесным, смолистым дымом, в избушках топили печи. Семь дней и сто восемьдесят верст тяжелого пути через глухую, морозную тайгу оставил после себя обоз. Ямщина подтянулась к приисковым амбарам, стоявшим над крутым взлобком на берегу Удерея. Весть о приходе обоза мигом облетела прииск, и к амбарам сбежались приискатели, появился и кладовщик, чтобы разгрузить подводы и принять груз.
     - Здорово, Иван Николаевич! – кричали радостно приискатели. – Живы, здоровы, добрались все же до нас. Вовремя пришел обоз, - слышались голоса приискателей, - а то у нас туговато с хлебом, да и другие припасы на исходе.          
     - Добраться – то добрались, - с не меньшей радостью ответил бригадир, - да померзли сильно, боялись за лошадей, как бы не обезножили на морозе.
     - Как разгрузится обоз, вечером приходи, Иван Николаевич, в приисковую контору,- сказал кладовщик. – Тут на прииске как раз находятся южноенисейские золотопромышленники. Важный разговор у них с тобой будет, Иван Николаевич.
     День сменился вечером. Гадаловский прииск погрузился в сумерки. Бригадир Перфильев появился в приисковой конторе «Гадаловской золотопромышленной компании», когда совсем стемнело. В большой комнате с широкими окнами, затянутыми снежным куржаком, заваленной образцами старательского и дражного промысла, жарко пылала печь, от которой исходило благодатное тепло. Уютно устроившись около печи, на лавках сидели золотопромышленники, многих их которых бригадир обоза знал уже не один год.   
     - Дело у нас к тебе, Иван Николаевич, и очень важное - первым заговорил Владимир Петрович Серебренников.
     Высокий и осанистый, седой, как лунь, в рубахе искусно сшитой из белого плотного холста, сверху прикрытой соболиной шубейкой, прошитой по бокам полосками из тонкой лосевой кожи. Серебренников горный инженер, глава Совета золотопромышленников Южно – Енисейского горного округа, хорошо известен на Удерейском Клондайке, на котором не было, пожалуй, прииска, где он не помогал бы осваивать добычу золота. Приискатели хорошо помнили, как в марте семнадцатого года, когда произошла смена государственного строя в России, Серебренников возглавил комитет общественной безопасности в округе и спас Удерейские прииски от развала. Приискатели помнили и другое: когда началась советизация приисков, совдеповцы упрятали его в тюрьму, чтобы он не мешал им их национализировать. Так что власть совдеповцев он испробовал  на собственной шкуре. Серебренников относился к числу тех немногих золотопромышленников, кто служил золотому промыслу умом и сердцем. Было в его жизни, что – то интересное и необычное. Имея высокое положение в золотом промысле, он мог бы спокойно жить с семьей в Красноярске, в своем просторном особняке. Но он вместо этого безвыездно проживал в тайге, мотаясь по приискам, добиваясь добычи золота в большом горном округе. Для сибирского наследника банковского дела Реннеров Виконта такая встреча с золотопромышленниками на одном из базовых Удерейских приисков в морозную стужу была необычной. Он разглядывал каждого, кто сейчас находился в конторе, ему хотелось знать, как они ведут себя в подобной обстановке. Серебренников раскурил трубку, дым ароматного табака поплыл по комнате. Курнув трубку, он сказал:
     - Нам не удалось в конце нынешнего промывального сезона добытое золото переправить в Красноярск, идет гражданская война, и ты Иван Николаевич, знаешь об этом не меньше нас. На дорогах рыщут вооруженные совдеповцы. А золота скопилось изрядно, двадцать пудов. И чтобы расчитаться со старателями и дражниками, а их восемьсот человек, золото надо как можно скорее перевезти в Красноярскую золотосплавочную лабораторию. Да и в Красноярском банке давно ждут документы о добытом золоте. Ведь они нужны, чтобы получить за сданное золото деньги, в которых сильно нуждаются рабочие и служащие. Так что, Иван Николаевич, вся надежда на тебя и твоих ямщиков.
     Перфильев, окинув пристальным взглядом золотопромышленников, молчал.
     - Мы предлагаем тебе перевезти золото с обозом до Усть – Тунгуски, - сказал решительным, но спокойным голосом Серебренников, обращаясь к бригадиру. – А там у тебя примет его вооруженная охрана и доставит в Красноярск по назначению. Сам понимаешь, за опасную работу заплатим тебе и твоим ямщикам хорошо.
     - Ну, а если при переходе на нас нападут совдеповцы, тогда как? Спросил бригадир обоза.
     - Твоих ямщиков мы вооружим, вы ведь все охотники и хорошо стреляете.
     - Дело сильно рисковое, - озадаченно сказал Перфильев.
     - Риск, конечно, огромный, - ответил главный золотопромышленник. -Но кроме тебя, Иван Николаевич, ни кто не сможет провести скрытно обоз с золотом по морозной тайге.
     Воцарилось тягостное молчание. Немногословный бригадир обоза молчал долго. И пока молчал, представил переход обоза с золотом по глухой, морозной тайге, где засели совдеповцы, смертельную схватку с ними, в которой могут погибнуть все ямщики. Молчали и золотопромышленники, терпеливо ожидая, что скажет бригадир. Он знал, что за перевозкой золота стоят сотни старателей, их семьи, они ждут получения заработка, который им сейчас нужен, чтобы не умереть с голода. Однако молчать было больше нельзя, и бригадир дал согласие золотопромышленникам, и они вместе оговорили путь следования золотого обоза.
     - И вот еще что, - добавил Серебренников, обращаясь к бригадиру обоза. – В Усть – Тунгуске надо передать старшему при приемке золота вот это письмо. Оно для Николая Николаевича Гадалова, он же председатель учетного комитета Красноярского банка и поможет быстрее отправить деньги сюда к нам. Кстати, рабочие его прииска тоже еще не получили расчет за свою работу.
     Наследник Реннеров все время, пока решался вопрос о вывозе двадцати пудов золота с приисков, как – то этому не придавал особого значения, подумал, что все так и должно быть. Но когда вспомнил, что еще совсем недавно, преодолевая длинный маршрут, от Енисейска, по Енисею и Северному морскому пути до берегов Норвегии, да еще с золотом, задумался, «Все же золото всегда останется золотом и к нему надо относится строго», - подумал Виконт. Он еще в силу молодости и отсутствия необходимого коммерческого опыта, воспринимал золото, как магическую силу, о которой часто говорил ему дед Зигфрид Карл Реннер, способную в трудное время преодолеть кризис. И он стал ждать, чем завершится начатая встреча. Однако независимо от ожидания, Виконт понял, что стал участником опасного золотого обоза.
     Следующие два дня обоз находился на постое в приисковом зимовье. Поспали вдоволь в тепле и ямщики. Перед выходом обоза с Гадаловского прииска на зимовье появились золотопромышленники и передали бригадиру Перфильеву два маузера, шесть винтовок с патронами и по описи сорок кожаных мешков плотно набитых золотым песком. Виконт получать оружие от золотопромышленников отказался, при нем был револьвер и десяток запасных патронов. Если в пути произойдет схватка с совдеповцами, то подводы в обозе были распределены в определенной последовательности. Первые десять подвод пойдут пустыми, прокладывая путь по снегу. На каждые из последующих двадцати саней положили по два мешка с золотом, забросав их сеном. Последние десять подвод также загрузили сеном, поставив их в хвост обоза. При нападении совдеповцев подводы, груженные золотом, будут прикрыты передними и последними санями, тем самым на первый случай золотому ядру будет обеспечен надежный заслон.
     …  Над Удерейской долиной нависал вечерний, тусклый сумрак, поедая остатки дневного света: быстро темнело, заволакивая все кругом густым, морозным туманом. Еще, какой – то миг, и уже не будет видно ни зги. Тихо, только пощелкивание льда в Удерее  нарушало гнетущую, морозную тишину. Но вот скрипнули сани. Это вышел с зимовья обоз. Каким путем он пойдет обратно, в Усть – Тунгуску, знали только ямщики да золотопромышленники.
     Покинув зимовье и пройдя две версты по приисковому большаку, обоз неожиданно свернул вправо и, поднявшись Спасским увалом, по целику, направился по старой Мамонской дороге к верховьям Удерея. Ямщики вступили в поединок со стужей. Они еще не знали, каким трудным для золотого обоза будет переход через глухую тайгу, плененную глубокими снегами и трескучими рождественскими морозами, и кто победит в этом поединке. Смешалось все: и день, и ночь. Между ними не было никакой разницы. Тайга, окутанная непроглядным морозным мраком, съежилась, казалось, испустила дух, омертвела, лишилась жизни, погрузившись в застывшую, тревожную тишину. И слышались лишь скрип обозных саней, да изредка треск еловых сучьев, не выдерживающих лютого мороза. Воздух сильно прокалился морозной стужей, отяжелел, и его трудно было продохнуть, он, как тупой предмет застревал в горле.
     При подходе к верховьям Удерея обоз задержался. Надо определиться, каким путем добираться до рудника Герфед, зимника - то нет. Идти верхом хребта или низом. Узнать об этом можно было у единственного в этой округе зимовщика, жившего в охотничьей избушке. Бригадир и Виконт вошли в избушку. Хозяин мужичонка, весь обросший рыжей щетиной, с опаской уставился на вооруженных ямщиков и растерялся, запинаясь и путаясь в подборе нужных слов.
     - Путь по низу хребта дальний, - наконец выдавил из себя зимовщик. - Сегоды всюду снежина, а в ложбинах, по теплым ключам, частые наледи, лошади могут ноги поморозить, зимовий нет, почитай, до самого рудника. 
     - А если пойдем верхом? – поинтересовался Перфильев.
     - Энтот путь короче,- сказал зимовщик, - но снега и там полно. По вершине – то хребта нынче, в зимнюю пору, еще ни кто не ходил, ужо сильная бугристость, лошади, пожалуй, не осилят ее.
     - А совдеповцы на руднике есть? – строго спросил бригадир и испытывающе посмотрел на зимовщика.
     -А кто знает, можа есть, а можа и нет, - ответил мужик,пожав плечами.
     Покумекав, бригадир, обращаясь к Виконту, сказал:
     - Поведем обоз верхом хребта, все же этот путь короче.
     Решив вести обоз по верху хребта, где зимой ни кто никогда не ходит, бригадир знал, что это дает возможность проскочить мимо совдеповских заслонов, если они есть на соседних приисках. Бригадир представлял всю трудность выбранного пути, из ямщиков он только  один знал его, ему приходилось ходить по нему, был уверен, что совдеповцы в лютую стужу туда не сунутся. Скоротав день на заимке, вечером ямщина двинулась в путь.
     Дикой, злой, черной птицей опускалась темнота над тайгой: надвигалась ночь, окутывая хребет зловещим, морозным безмолвием. Всю ночь обоз пробирался по верху хребта по едва заметной тропе, заметенной глубоким снегом, преодолевая одну крутизну за другой. Порою в непроглядной тьме трудно было выбирать для обоза правильность пути. Но бригадир, по каким – то только ему известным признакам, вел обоз в нужном направлении…
     Первые проблески утреннего света застали обоз при спуске с хребта к речке Боровой. Обоз протянул вдоль замерзшей речки и, обойдя рудник Герфед стороной, пошел дальше в глубь тайги. Бригадир не рискнул останавливаться на руднике. Ровен час и обоз нарвется на совдеповцев, окопавшихся, по сведениям золотопромышленников, где – то в этой округе. Весь день обоз простоял под откосом крутой горы, в густой чащобе, а когда наступил вечер, направился прямо к высоченному гольцу, который в погожий, солнечный день виден далеко, но сейчас его спрятала в своих объятиях морозная, ночная темь.
     - Какой стороной гольца пойдем, Николаич? – спросил старый ямщик, приземистый, с суровым выражением лица, ходивший в ямщине уже много лет.
     -Пойдем по правую руку от гольца, - ответил уверенно бригадир, - туда редко кто сует нос, а зимой так и подавно, пройдем наверняка незамеченными, а ночь нам поможет.
     Переход обоза ночами по заснеженной тайге,скованной студеными морозами, становился все труднее и труднее. Скрип обозных саней в гнетущей тишине воспринимался, как какой – то тревожный сигнал. Порою казалось, что сани не выдержат трескучего мороза и переломятся пополам. Ямщики надеялись, что мороз вот – вот отступит. Но на каждом новом переходе леденящая душу, стужа крепчала все сильнее и яростнее, силясь остановить обоз. И лошади, и ямщики изнуряли от морозной стужи и усталости от бессонных ночей. Обозники с опаской поглядывали на лошадей, измученных снежным целиком и трескучими морозами, и сердца у них леденели, боялись, что они все разом могут остановиться. Шкура лошадей заиндевела, а выдыхаемый воздух застывал, превращаясь в льдинки, морды густо затянул куржак. Глаза застилали обвисшие ледяные сосульки. У лошадей на стуже не хватало теплого дыхания, и железные удила примерзали к губам. От нестерпимой боли лошади истошно всхрапывали и мотали головами, стараясь освободиться от охолодевшей удавки. Ноги лошадей обросли толстой снежной коркой и, видимо одеревенели, и они уже просто были не способны их передвигать.
     Настал, казалось, предел: лошади совсем выдохлись и пошли медленно. Ямщикам ничего не оставалось делать, как взять их под уздцы и потащить за собой, утопая по пояс в снегу. Одежда ямщиков вся насквозь промерзла, торчала коробом, и даже дохи из собачьего меха не согревали. Кровь в жилах, казалось, застыла, разум покрылся леденящим налетом. Ямщиков было не узнать, они не походили сами на себя. Обоженные жгучим морозом лица ямщиков почернели, по их носам и щекам болтались полоски отмороженной кожи, подбородки покрылись кровавой коростой, а руки и ноги омертвели. Ямщики попали, словно в кромешный ад, были на последнем пределе. Время перевалило за полночь, когда обоз поднялся на вершину длинного  увала и по пологому склону спустился в ложбину, закрытую с двух сторон стеной густого, темнохвойного, мрачного леса, утонувшего в глубоком снегу. «Хорошее место для передышки», - подумал бригадир и остановил своего коня. Бригадир, словно таежный зверь,  постоянно чувствующий опасность, огляделся вокруг, прислушался к мертвой тишине и охрипшим голосом крикнул:
     - Мужики, баста, разворачивайте обоз кругом, ставьте подводы с золотом в середину, рубите смолье и запаливайте кострище, пока и нам, и лошадям не пришла хана, а то окочуримся и до дома не дотянем!
     И закипела работа на временной обозной стоянке. Кто рубил смолистые сушины и запаливал кострище, а кто – то распрягал лошадей, подсыпая им в кормушки овес, или подбрасывая охапки сена. Почуяв дым, лошади сгрудились вокруг кострища, пылавшего ярким огнем. Горевшее смолье трещало, выбрасывая большие снопы искр. Поднимаясь высоко столбом, они освещали ночной, морозный мрак. Бригадир не был надоедливым и подвал команды, когда они были в пору.
     - Ну что, пари, - сказал заботливо бригадир, - надо заморить червячка, да и нутро кипятком отогреть, а то совсем перестанем передвигать ногами.
     Ямщики достали из холщовых мешков смерзшийся в камень хлеб, сало и мясо, бросили в огонь и, разогрев их, подкрепились с жадностью сильно оголодавшихся. Бригадир спустился в ложбинку, пробрел глубоким снегом и, отыскав на ощупь среди густых елей наледь теплого ключа, прорубил топором лунку. В жестяном подойнике вскипятили воду, бросив туда березовый гриб – чагу, и попили кипятку с устатку, обжигая обмороженные губы. Водой, подогретой на огне, попоили и лошадей. Виконт, не представлявший до этого, какие трудности испытывают зимние обозы по тайге, терпеливо переносил их. Он не стоял на месте, а старался делать все тоже, что делали и ямщики: проверял лошадей, подкармливал их сеном, подбрасывая в костер дров.
     Ямщики, измотанные жгучими морозами, толкались около кострища, то закрывая, то, открывая глаза: их неудержимо клонило в сон. Хотелось повалиться в снег и крепко уснуть. Но даже накоротке вздремнуть на трескучем морозе, значит заживо загубить себя и лошадей. И они то и дело подбрасывали смолистые сушины в костер, прыгали вокруг него, шевелились около лошадей, разгоняя дрему, лишь бы только не заснуть на морозной стуже. Но засиживаться у теплого кострища долго нельзя. Чтобы остаться в живых, надо идти и идти вперед, и, только в этом ямщики видели свое спасение. Простуженные и закоченевшие, в полудреме, они оставляли насиженные места у кострищ и уходили в таежную, морозную даль, думая о том, что надо обязательно выжить. Однако на ум приходила и такая мысль, а во имя чего такие испытания и губительные мучения. Не лучше ли остановиться и бросить все…
     Но инстинкт самосохранения и думы о том, что золото надо доставить по назначению, подталкивали ямщиков идти вперед. В них не было страха за свою жизнь, но в них еще теплилась ее искорка, и они, не заботясь о себе, думали о тех, кто после доставки золота получит свой заработок. И они, восемь ямщиков, восемь сильных мужиков, целиком, поглощенные мыслями о переходе с золотом по глухой, безлюдной, студеной тайге, молчаливо преодолевали все тяготы зловещей стужи, ведя за собой уставший, золотой обоз. До Усть – Тунгуски остался один переход, но на его пути еще зимовье Блохино. Предчувствие подсказывло бригадиру, что проход мимо зимовья может стать для обоза роковым. На всем пути, от самого Гадаловского прииска, бригадир находился в большом напряжении, зная, что рано или поздно налет совдеповцев на обоз произойдет. Бригадир, весь осунувшийся и почерневший от морозной стужи, но сохранявший все дни самообладание, собрал ямщиков и тревожным голосом сказал:
     - Нам бы только еще малость сдюжить и пройти зимовье Блохино, а там рукой подать до нашей деревни. Но на зимовье совдеповцы могут устроить засаду. Чтобы в нее не попасть, пойдем мимо зимовья опять ночью, в обход. Эту петлю, мы все хорошо знаем.
Бригадир задумчиво посмотрел в глубь заснеженной тайги, словно угадывая, что ждет обоз на последнем отрезке пути. Когда по приметам Перфильева обоз проскочил зимовье Блохино, он вывел его на другую дорогу и быстро перегруппировал, В голову обоза бригадир поставил как всегда своего коня и лошадей с санями, гружеными золотом. Тройку самых крепких лошадей, среди которых была лошадь и Виконта, ямщики впрягли в одну подводу, и перегнали ее в конец обоза, усадив в нее пятерых вооруженных ямщиков. И не был бы бригадир самим собой, каким его знали ямщики, если бы он не предусмотрел всего того, что возникало на трудном пути, пока обоз выбирался из морозного плена с золотом целого горного округа, изнемогая от смертельной схватки со стужей. Ямщикам не показалась странной задумка их бригадира по перегруппировке обоза, они знали, что он делает это правильно. И не успели ямщики, усевшись в отдельную подводу, дождаться, пока обоз оторвется от них версты на три, как отдаленно послышался скрип саней и топот бегущей лошади.
     - Но – о, родные, выручайте! - крикнул ямщик, стегнув вожжами тройку лошадей, и они помчались во весь мах, словно предчувствуя, какая беда надвигается на обоз.
     В морозном мраке обозначился утренний тусклый свет, и было видно, как из – за глухого поворота вырвалась лошадь, запряженная в сани с вооруженными совдеповцами. С шумом и гиканьем бросились они догонять уходившую от них ямщицкую подводу. Ямщики не растерялись и по преследователям открыли огонь из винтовок. Выстрелы один за другим разорвали дремавшую морозную тишину заснеженной тайги, и совдеповцы опешили. Они не ожидали такого оборота погони и, пальнув вдогонку по уходившей от них обозной подводе, отказались преследовать ее. Силы были неравными… 
     Внезапно лес распахнулся, и перед золотым обозом открылся снежный простор Енисея. Кругом опускались вечерние сумерки, мороз начал спадать. Подул леденящий хиус, он пробирал до костей, жгуче резал по живому, словно острым ножом.
     С енисейских просторов виделось, как в сизом сумраке наступающего вечера сквозь плывущие по небу темнеющие тучи сверкнуло зарево красноватого солнца, озарившее золотистую макушку деревенской церквушки, в домах мерцали огоньки. Ямщики, увидев родные места, ожили, Лошади поднялись на пологий берег Енисея, и тихо вошли в Усть –Тунгуску.
     Остались позади студеные дни и ночи и многоверстовый переход по глухой, заснеженной тайге. Собаки, почуяв знакомый запах лошадей, горласто залаяли. Послышалась людская разноголосица, заскрипели ворота, захлопали двери в домах. И все пришло в движение. Ведь домой вернулись ямщики …
     В этот вечер под вооруженной охраной золото было отправлено в Красноярск. А через две недели через Усть – Тунгуску, и тоже под вооруженным приглядом, проследовал нарочный. Он вез из Красноярска на Удерейский Клондайк, на прииск Гадаловский  деньги. Они предназначались приискателям за их тяжелый труд.
     Виконт, вернувшись с Удерейских приисков с золотым обозом в Усть – Тунгуску,  рассказал отцу о встрече с главой южноенисейских золотопромышленников Серебренниковым, при которой они обговорили объемы поставок продовольствия, фуража и технического оборудования в золотую тайгу. Началась новая подготовка к очередному выходу на золотой Удерей.
     Когда Виконт вернулся с золотым обозом с Удерейских приисков домой в Усть – Тунгуску, испытав на своей шкуре таежную снежную и лютую стужу, он сильно изменился, повзрослел, стал немногословным, часто о чем – то задумывался, но о чем, никого в эту сокровенную тайну для него тайну, не посвящал.
     Да и общаться было не с кем. После смерти матери, он никогда не был инициатором разговора с отцом. Внешне и внутренне сибирский наследник банковского дела Реннеров Виконт все больше напоминал деда Зигфрида Карла Реннера, сожалея, что его нет в живых. Ведь он тоже был человеком сдержанным и зря не разговаривал.
 
     Усть – Тунгусская трагедия.

     Немецкий банкир из Гамбурга Зигфрид Карл Реннер, проживший в «золотом городе» Енисейске несколько лет, заложил эффективную кредитно – финансовую основу, которая помогла ему приумножить свой капитал. Банкир, составляя перед смертью завещание на свои недвижимость и капиталы, наверное, думал о том, что его сибирский наследник, внук Виконт, получив их солидную часть, распорядится как того требует коммерческое дело. Немецкому деду, конечно, мечталось, чтобы сибирский наследник продолжил традицию Реннеров и занялся банковским делом. Ведь под боком золотодобывающая промышленность, которой всегда требуются кредиты. К тому же, Зигфриду Карлу Реннеру за эти годы удалось установить с золотыми приисками взаимовыгодные отношения.
     После студеных никольских морозов над деревней Усть – тунгуской неделю шумели метели, забивая снегом тропы и дороги, утопив в глубоких снегах всю округу. После метелей с Енисея подул пронизывающий хиус. И жизнь в деревне, казалось, померкла. И единственной, но недолгой радостью оставалось желтовато – красноватое солнце. С трудом и на короткое время, пробившись сквозь темные тучи, ползущие со стороны Широкого лога и, скользнув холодеющими лучами по зеленым куполам белокаменной церкви, парившей над деревенской округой, солнце, тут же скрывалось за далью сотниковских полей. Угасал последний солнечный луч, и деревня, погружаясь в вечерний сумрак, сливалась с ледяной ширью Енисея.
     Усть – Тунгуска, служившая связующим пунктом в бойкой торговле между Енисейском и Удерейским Клондайком, была в трауре. Местный купец Ян Жижановский, вернувшись днями из поездки по золотой северной тайге, и весь сильно простуженный, внезапно умер. Перед смертью он успел передать своему единственному сыну Виконту увесистый кошель с золотом и таинственный планшет, который, как сказал, стоит жизни. Посоветовал сыну для сохранности планшета и его надежной передачи по адресату на время покинуть деревню и скрыться в Енисейске.
     Виконту похоронить отца не пришлось, В деревню нагрянули чекисты, пробирающиеся на Удерейские прииски. Испугавшись за судьбу отданного отцом планшета и, не желая встречи с назойливыми чекистами. Виконт укрылся в деревенской церкви, со священником которой отец дружил. Дождавшись глубокой ночи, он двинулся на верховой лошади в Енисейск. Пробирался ночами, скрываясь от постороннего глаза.
     Когда над Енисейском, утонувшем в ослепительно белом снегу, опустилась ночная темень, Виконт, не доехав до его пограничной черты, свернул в сосновый бор, на Абалаковское кладбище. Темнота и почерневшие от времени высокоствольные, ветвистые сосны тут же сомкнулись, и он затерялся среди множества могил, разбросанных по всему кладбищу. Он соскочил с лошади и по памяти подошел к площадке, где между высоких сосен лежали две гранитные красные плиты, отполированные до блеска искусным каменотесом и привезенные из Италии. Под плитами покоились его дед Зигфрид Карл Реннер и мать Цецилия, Глядя на знакомые могилы, Виконту вспомнились раннее детство, лакающие руки матери, ее внезапная смерть в молодом возрасте, и им овладела горечь от сознания того, что потерян навсегда самый дорогой для него человек. Ему всегда, почему – то казалось, что в переезде отца из Германии в Сибирь и смерти матери, есть какая – то тайна. До него доходили слухи, что ее смерть связана с золотом. От нахлынувших воспоминаний ему стало не по себе. Он вскочил в седло лошади и, словно предчувствуя, что – то тревожное, еще раз взглянул на могилу матери и гранитную плиту, от которой шел тяжелый отблеск. Сливаясь с ночной темнотой, отблеск напоминал, что – то утраченное в жизни, холодное и мертвое.
     Виконт хорошо знал расположение Енисейска. Когда учился в городской гимназии и жил в доме деда Зигфрида Карла Реннера, ему приходилось бегать по его улицам. В полночь Жижановский скрытно пробрался окрестностями Енисейска к дому купца Сапрыкина. Большой, крепкий, как сам хозяин, деревянный купеческий дом находился неподалеку от Спасского монастыря, в одном из глухих тупиков Енисейска, и был скрыт от любопытствующего глаза. Купец Сапрыкин, водивший коммерческую дружбу с банкиром Зигфридом Карлом Реннером, давний компаньон семьи Жижановских, не спрашивая причину внезапного появления Виконта, однако догадался, что прибыл он под покровом ночи не случайно, и отвел ему место в теплом погребе под домом. Здесь и остался он ожидать наступления весны и времени, когда можно будет покинуть Енисейск.
     Весна грянула разом, жаркая, и за какую – то неделю теплое солнце растопило спрессованный за зиму снег. Весеннее половодье окружило Енисейск, отрезало путь к соседним деревням, разбросанным вдоль тракта, идущего на Красноярск. В самый разгар распутицы, в один из теплых вечеров, когда совсем смеркалось, Жижановский простился с хозяином дома и покинул Енисейск. Он решил добраться до Красноярска, чтобы выполнить наказ отца и доставить таинственный планшет адресату. Ночами, скрытно, по обочине тракта, залитого талой водой, он пешим ходом пробирался к болоту, которое за его гнилость, вязкость и топкость называлось в здешних местах гнилым. Здесь находились отцовские охотничьи угодья и заимка. Ему сильно хотелось побывать дома, в Усть – Тунгуске, но он не стал рисковать. Преодолев вязкие сотниковские поля и разлившуюся речку Галкину, выбрался к заимке, стоявшей одиноко у кромки ячменного поля, уходившего одной, покатой стороной в топкое болото, другой, примыкавшего к крутому косогору. Жижановский долго не мог отдышаться от трудного перехода по раскисшей весенней пашне, а когда пришел в себя, истопил жарко печку в избушке, раскидал душистую солому по палатям и, зарывшись в нее, уснул мертвецким сном.
     Жижановский проснулся от холода, которым наполнилась за ночь избушка. Соскочил с палатей, распахнул дверь избушки и ужаснулся: все утонуло в густом тумане, кругом не видно ни зги. «Это плохо, болото раскиснет, трудно будет выбираться отсюда», подумал он с опаской. Наступила тягостная минута, надо определиться, что делать дальше. Сейчас в нем доминировало то тревожное состояние, которое держало его в своем плену, и он подумал, а сможет ли вообще выбраться из болота. Ведь плохо знает тропы на нем, редко здесь бывал, но иного выбора, кроме как преодолеть болото, не было. Жижановский наскоро собрался и, взбодрив себя глотком холодной воды, покинул избушку.
     С первых же шагов густое марево заслонило ему все, что указывало путь к болоту. Он шел медленно по полю. Ячменная стерня, упруго сгибалась под его тяжелыми сапогами, не давала набрать ему нужного ритма, и он переместился к сосновому бору. Мучительно долго он шел вдоль его опушки, прежде, чем оказался у кромки болота. Инстинкт самосохранения подсказывал ему, что там, на болоте, его подстерегает неизвестная опасность, когда между жизнью смертью нет ничего, даже надежды. И он подумал, а стоит ли рисковать ради планшета, может лучше остаться здесь, на заимке, и переждать какое – то время, пока все успокоится. Но какая – то неведомая сила толкала его вперед, требуя, чтобы он подчинился ей, выкарабкался отсюда и выполнил то, что обещал покойному отцу. Взглянув в последний раз на опушку соснового бора, за плотной стеной которой остались память об отце и избушка, он вступил на болото.
     Над болотом тяжким грузом нависла мертвая тишина. Густая туманная мгла, ржавая, затхлая вода вперемежку с вязким мхом дохнули на Виконта оскуделостью и жутью. Направление взял на середину, расчитывая, что если идти напрямик, то он сократит время преодоления неизвестного и опасного пути. Пока было прохладно и еще не взошло солнце, Жижановский без труда продвигался по болоту. Но как только из – за зубчатой полоски хвойного леса вынырнуло солнце, и густой туман рассеялся, воздух быстро стал нагреваться, и тепло, поедая прохладу, поползло кругом. Еще недавно упругое, а теперь совсем раскисшее болото больше не выдерживало Жижановского, и каждый раз, когда он хотел преодолеть очередной десяток шагов трудного пути, проваливался в густой, вязкой массе.
     С каждым часом солнце припекало все жарче. Ориентируясь на него, Жижановский забрел в самую глубь мертвого болота. Солнце уже так сильно его отогрело, что идти дальше стало опасно. Потеряв счет времени, он не мог определить, какую часть пути уже преодолел. На невидимой тропе все чаще стали попадаться трясуны, и приходилось петлять по болоту. Жижановскому казалось, что оно уже высосало из него все живое.   
     - Неужели конец, все напрасно? - шептал испуганно он, чувствуя, как пробивает его то горячий, то холодный пот.
     Остановился, чтобы перевести дух. Где – то далеко послышался неугомонный рев пролетающих гусей, напоминающий, что – то тоскливое и скорбное, идущее из глубины веков. От гусиного рева у Жижановского защемило сердце. Он продвигался шаг за шагом в неизвестном направлении, думая обо всем, что пришлось пережить за последнее время, и не заметил, как забрел на большой ковер – зыбун. Он хотел сделать еще шаг вперед, но побоялся. Каждый шаг давался с огромным трудом, зыбучая трясина все крепче схватывала его ноги, засасывая вниз. Яркие солнечные лучи сливались с водной гладью плесов, маячили разноцветьем бликов. В глазах от этого рябило, голова шла кругом, и становилась тяжелой, ноги наливались свинцом и не подчинялись его воле. Его силы совсем иссякли, и ему мешало идти вперед все, что находилось при нем, и даже то, что хранил на особый случай в сумке, висевшей через плечо.
     - К черту все, ничего не надо! – закричал во весь голос Виконт.
     В глазах потемнело, ему показалось, что призрак страха перед золотом, которое он носит с собой, преследует его постоянно. Запустив руку в карман, он достал кожаный кошель, развязал бичевку и опрокинул кошель вниз. Золото, блеснув в лучах солнца, рассыпалось в воде, обдав холодными брызгами Жижановского. К горлу подступил комок, и он боялся им захлебнуться. Ведь из рук выпустил последнее, что еще оставалось на трудный день жизни.
     Он долго стоял, не шевелясь. Наконец усилием воли сбросил с себя груз оцепенения и осмотрелся по сторонам. Кругом яркое солнце и устрашающее болото. Вдруг он вспомнил о таинственном планшете, лежавшем в глубоком кармане на груди. Как ни странно, но все это время он так и не рискнул ознакомиться с его содержимым. И вот теперь, когда ему ничто не мешало это сделать, он достал из кармана планшет, а из него небольшой голубой конверт из плотной бумаги, крепко склееный и прошитый по бокам суровой ниткой. Держа в руках конверт, он не решался в него заглянуть, его сдерживала какая – то сила. Но когда раскрыл, то понял, что стал заложником тайны, о которой и не помышлял.
     В конверте лежало несколько листов, среди них один необычного вида, представлявший собой искусно и подробно выполненную карту горной местности. Бросались в глаза четкие обозначения крупных месторождений золота, на которых стояли многозначные цифры. «Значит, россыпь зашифрована», - подумал Жижановский. Тут же убористый текст. Чем дальше он вчитывался в него, тем отчетливее осознавал, что в его руках необычный проект создания Удерейского золотопромышленного центра. И сердцевина проекта – золотые россыпи по Холодному ключу.
     Под проектом стояли подписи его разработчиков – управляющего базовым прииском Гончарова и главы «Гадаловской золотопромышленной компании» Николая Гадалова. От проекта веяло чем- то мощным и необычным. Сразу вспомнился короткий разговор с отцом перед самой его кончиной о таинственной гибели управляющего базовым прииском на герфедской заимке. Бегло просматривая сухие строки проекта, Жижановский понял самое главное: уже в ближайшие годы проект обещает дать несколько сотен пудов золота. Для его добычи будет закуплена в Англии и Австралии добрая дюжина новых плавучих золотопромывальных фабрик – драг. В сибирском торговом банке уже взят многомиллионный кредит на их покупку. После закупа драг особое место в проекте отводилось строительству железной дороги. Она соединит Удерейские прииски с богатым харчем Минусинским уездом. Переустройство не обходило стороной и базовый прииск Гадаловский, стоявший на речке Удерей. Жижановский совсем недавно там побывал, выполняя торговые задания отца, и ему было понятно стремление Гадалова сделать свой прииск центром Удерейского Клондайка.
     На базовом прииске будут построены электростанция и ремонтно – механический завод. На месте старого поселка, разбросанного по Удерею, появится новый, с несколькими улицами, в одном месте. Он будет построен по образцу канадского золотого городка – Эльдорадо. В комплекс общественных зданий войдут школа, детский приют, больница с аптекой и приисковый кинотеатр. Венчает общественный комплекс церковь, которой уже дано и название – Александровская в память Александра Логинова, открывшего прииск Александровский, на месте которого сейчас находится прииск Гадаловский. И место ей определено на большом бугре, где сходятся две горы – Горелая и Зеленая.
     Через проект чувствовалось, как далеко вперед заглядывает Гадалов. Он уже успел заложить его крепкий фундамент, создав акционерное пароходство для ввоза из Европы и Америки на Удерейские прииски нового технического оборудования. У Жижановского перехватило дух, когда он прочитал, что Гадалов для воплощения проекта в жизнь сумел привлечь крупных российских финансистов в Петрограде и они вместе учредили свой банк с многомиллионным капиталом.
     Жижановский хорошо знал, что Гадалов принадлежит к числу известных торгово – промышленных деятелей российского предпринимательского мира, и если взялся за такой проект, значит он того стоит. Уловив, самую соль грандиозного проекта, Жижановский почувствовал, ту полярность в приисковом переустройстве, которую с помощью социального урагана затеяли одни и путем созидания хотят добиться другие. Ему стало жутко от мысли: а что, если насильственный передел золотой тайги возьмет верх над разумным созиданием? Тогда погибнет все, что ему удалось узнать из содержания таинственного проекта о рождении Удерейского золотопромышленного центра. Виконт держал в руках таинственный золотой проект, и вдруг его ошеломила мысль, от которой он весь содрогнулся. «А что, если выберусь из болота, то не лучше ли перебраться в Гамбург, ведь все же  это моя родина. К тому же, в гамбургском банке лежит часть моего капитала и весомый слиток золота, принадлежавшие мне. И если все это вложить в качестве доли в перспективный гадаловский проект, то это, несомненно, даст со временем экономический эффект», - подумал он, продолжая преодолевать вязкую болотную трясину.
     Мелькнувшая мысль о будущности своей судьбы придала Жижановскому новый всплеск силы. Он резко бросил свое исхудавшее тело вперед, зыбун под ним вздрогнул. По инерции хотел шагнуть вперед, но не успел. Под ногами что - то прорвалось, и Жижановского потянуло вниз. Его охватил смертельный ужас. Сибирский наследник немецких банкиров Реннеров едва успел крикнуть голосом, не похожим на человеческий, как болотная пучина вмиг его поглотила.
     Леденящий душу крик расколол мертвую тишину на болоте. Где- то в дальнем его углу жалобно закурлыкали встревоженные журавли и пересвистнулись испуганные кроншнепы, а с плесов с шумом снялись сторожкие утки. Даже пылающее солнце, пробивающее жаркими лучами синеватую дымку, висевшую над глухим болотом, какую – то секунду, казалось, звенело, как струна. Но вскоре все стихло. Вокруг опять воцарилась мертвая тишина. И забылось, что здесь только что произошла трагедия, унесшая навсегда последнего свидетеля тайны Удерейского проекта, узнать о котором, наверное, никогда не удалось бы. Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает.
     И однажды тайное стало явным. Когда Енисейский уезд облетела весть, что совдеповцы готовят передел Удерейского Клондайка, покойный отец Жижановского, понимая, что это ничего хорошего не сулит, бросился на прииски спасать свое торговое дело. На всем пути, пока пробирался по золотой тайге, свирепствовал мороз. Жижановский, боясь морозной стужи и, чтобы не сгинуть на безлюдной таежной дороге, взял да и завернул попутно на герфедскую заимку. Здесь и наткнулся он на убитого Гончарова, управляющего Гадаловского прииска, у которого и обнаружил планшет с таинственным проектом. Местный купец, бывший германский подданный, мечтавший всю жизнь о золотой планиде, сразу же сообразил, какие документы оказались в его руках. Возвратившись из золотой тайги в Усть – Тунгуску и, словно предчувствуя свою внезапную кончину, успел скопировать проект. Копию передал сыну, чтобы он доставил ее в Красноярск, а сам проект, завернув в пергамент, спрятал в фундаменте деревенской церкви. Проект был найден, когда антихристы разрушали храм. Засекреченный, он пролежал в тайниках ОГПУ – НКВД нетронутым несколько десятилетий.
     Холодное, смутное время, в кровавой пучине которого утонули золотая тайга и вся Россия, поглотило и этот таинственный проект. Не воплощенный в золотое дело, он навсегда застыл между жизнью и смертью. С застывшей судьбой золотого проекта погибла и возникшая когда – то надежда немецкого банкира Зигфрида Карла Реннера на создание его наследником внуком Виконтом сибирского банковского дела. В этом деле покойный банкир хотел видеть прочные и долговременные финансово – денежные связи между немецким торговым городом Гамбургом и русским «золотым городом» Енисейском…
     В 1937 году, во время повальных арестов и расстрелов, священник Усть – Тунгуской церкви и енисейский купец Сапрыкин встретились в одной камере Красноярской тюрьмы НКВД. И священник, и купец Сапрыкин хорошо были знакомы с немецким банкиром Зигфридом Карлом Реннером, и его зятем Яном Жижановским. И им было о чем поговорить. Они сошлись на том, что Виконт Жижановский уходя из Енисейска, в Усть – Тунгуску не вернулся, его там никто не видел. Значит, он пытался выбраться на енисейский тракт через гнилое болото. Видимо, там его и поглотила болотная пучина. Так, неизвестность исчезновения сибирского наследника немецких банкиров Реннеров перестала быть неизвестностью. Однако, прежде чем Реннеры узнают о гибели своего родственника, пройдет еще много лет.

     Реннеры создают банки в Эстонии.

     Прошедшая война в 1914 – 1918 годах обернулась для Европы огромным кризисом. Охватил он и Германию. Упало число работающих предприятий, прекратилось промышленное строительство, выросла безработица, сократились площади посева хлебов, надвигался голод, началась инфляция, цены на продукты резко прыгнули вверх. Все это отражалось и на банковских делах.
     Банковское дело Реннеров не было исключением. В нем сократилось число клиентов, упала прибыль. Назревал кризис и в управлении банком. Отсутствовал старший сын Иоганн, который вместе с матерью тащил на себе семейный банковский воз. Все еще была надежда, что вот он вернется с фронта, и дела банка поправятся. С тех пор, как в начале 1918 года Иоганна Реннера увезли на фронт, семья не знала о его местонахождении. Не хотелось считать Иоганна без вести пропавшим на фронте. Семья не знала, что и думать, но все время надеялась, что Иоганн вернется живым и невредимым. Прошло уже два года, как закончилась война между Германией и Россией, а Реннеры до сих пор не знали о судьбе Иоганна.
     В тот день над Гамбургом занудно частил мелкий дождь. Все пешеходные бульвары и проезжие дороги залило водой. Немцы сидели по домам, им не хотелось в дождливую погоду из них вылазить. В дом Реннеров кто – то постучал. Дверь открыла горничная. У входа в дом стоял, залитый дождем мужчина, с изможденным лицом, в потрепанной одежде, назвав себя немцем по фамилии Рут. Горничная пригласила его войти в дом. Через какое – то мгновение в прихожую вбежали мать Матильда, сын Август, его жена Мильда, Хильда – жена отсутствующего Иоганна и маленький Карл Реннер. И немец Рут, сильно волнуясь, рассказал то, что Реннеров повергло в ужас.
     Воинская часть, в которую Иоганн Реннер прибыл в январе 1918 года, находилась под Псковом. Три дня продолжались ожесточенные, кровопролитные бои между немцами и русскими. И все эти дни немцы удерживали сильно укрепленную высотку. На четвертый день русские бросили на укрепление силы, вдвое превышающие немецкие и одолели их. Немецкая часть была разбита. Много было убито немецких солдат, много оказалось раненых. Февральская морозная метель добивала раненых немецких солдат, укрывавшихся в траншеях, занесенных снегом. Иоганна Реннера, истекавшего кровью, подобрали русские солдаты – обходчики. Еще немного и он отдал бы Богу душу. Раненых немецких солдат поместили в холодные железнодорожные вагоны и увезли в глубь России. Большевики, захватившие власть в России, немецких военнопленных перегоняли с одного места на другое, отказывая им возврат в Германию.
     После провалившегося похода Красной Армии на Варшаву, пленных немцев в срочном порядке перевезли в Сибирь, в город Красноярск, где был открыт большой концентрационный лагерь, принадлежавший местной губернской чрезвычайной комиссии – ЧК. Лагерь находился на северной окраине города, в бывшем военном городке. В лагерь свезли пленных поляков, немцев, мадьяр – венгров, болгар, чехов, около двух тысяч. В числе узников концлагеря оказались Иоганн и Рут. Рут поведал о том, что когда их привезли в Красноярск, Иоганн сказал, что знает этот город, несколько лет назад ему пришлось с братом Августом через него проезжать к отцу в город Енисейск. Чекисты жесточайше, поголовно истребляли военнопленных в лагере, особенно поляков и немцев. Летом 1920 года за отказ быть осведомителем в лагере, Иоганн Реннер в числе большой группы поляков был расстрелян.
     Сообщение немца Рута о трагической судьбе Иоганна Реннера семья выслушала молча, не проронив ни единого слова. Мать Матильда, на которой в последние двадцать лет держался семейный банк, и без того была тяжело больна, а после сообщения слегла совсем. Перед своей кончиной мать Матильда позвала сына Августа, ей хотелось объясниться в том, что ее сильно беспокоило в последнее время. Она лежала на кушетке и тяжело дышала. Увидя сына, она приободрилась и сказала:
     - Дорогой сын, меня сильно гложет мысль о том, что где – то далеко, на чужбине покоятся наши близкие родные – дочь Цецилия и твой отец Зигфрид Карл Реннер. Мне не дает покоя и то, что мы до сих пор не знаем, как сложилась судьба и сибирского внука Виконта. Лучше было, если бы он находился в Гамбурге и подключился к семейному банковскому делу, все же в нашем банке имеется капитал на его имя, и он до сих пор не востребован.
     Это был последний разговор матери с сыном. В осенний ненастный день мать Матильда скончалась.
     Семья Реннеров погрузилась в траур. В доме Реннеров, у гроба, в котором лежала покойная мать, стояли все члены семьи, одетые в темную одежду: младший сын Август с женой Мильдой, жена расстрелянного старшего сына Иоганна Хильда, маленький Карл. Гроб, в котором лежала Матильда, был осыпан живыми цветами. А у входа в дом, словно в почетном похоронном карауле, стояли, опустив головы, агенты банка. А чуть поодаль, стояли экономка, гувернантка, садовник и кучер.
     Пришел пастор, одетый в длинную рясу, на его груди висел металлический крест, и произнес над усопшей молитву. После чего гроб с телом Матильды увезли в Катериненкирху, где она венчалась с Зигфридом Карлом Ренненрм. Пастор закончил заупокойную панихиду по усопшей, на органе прозвучала похоронная мелодия, а на высокой башне зазвонил колокол, его звон поплыл медленно, оседая над Гамбургом. У входа в собор стоял катафалк, запряженный в тройку резвых, мышастой масти лошадей, на головах которых качались пушистые султаны. Гроб с телом покойной поставили на катафалк, за ним устроились провожавшие покойную и он  медленно тронулся в путь. Завершал похоронную процессию автомобиль, оставляя после себя синеватую полоску газа, в котором сидел бессменный управляющий банком «Реннер и сыновья» Вальтер Зиберт. Катафалк, медленно преодолев дорогу через весь Гамбург, добрался до старинного дома Реннеров и остановился, Здесь, рядом, с Карлом Гансом Реннером и похоронили Матильду Реннер. Матильда была заботливой матерью, рачительной банкиршей, никогда не обижала банковских агентов и домашнюю прислугу и в награду за это, когда гроб с телом опускали в вырытую рыжую могилу, из – за серых туч вынырнуло солнце и его яркие лучи осветили место захоронения.
     Могила Матильды Реннер недолго выглядела сиротливой. Вскоре над ней появился объемный, гранитный постамент – трехступенчатая пирамида, верх которой венчал большой крест и тоже гранитный, символизирующий крепость натуры умершей.
     Похоронив мать, Реннеры по традиции собрались на семейный совет в старинном загородном доме деда Карла Ганса Реннера, в большой квадратной комнате, чтобы определиться, кто отныне будет управлять семейным банковским делом. Выбор упал на Августа Реннера. Август не растерялся. Он встретил это решение, зная, что наступило время, когда и ему надо взять на себя ответственность за судьбу семейного дела. Внешне соблюдавший традиционную стать как рыцарскую, идущую из глубины веков, так и банкирскую, выработанную за последние годы, подчеркнуто сосредоточенный и внимательный, всегда побритый и опрятно одетый, он понимал, что надо браться за дело, засучив рукава. Он целыми днями, с утра до вечера, мотался по Гамбургу в поисках своих клиентов. И ему удавалось в условиях кризиса сносно содержать банк, получать хоть какую – то прибыль, которой едва хватало на скромное существование. Приходилось внимательно следить, как развивается кризис в Германии и как он преодолевается. К практике такого анализа Реннеры всегда прибегали, и в какой – то мере им удавалось уменьшать удар кризиса.
     Перемены в банковском деле наступили внезапно. Как – то однажды, а это было в начале 1923 года, Август находился в офисе банка, читая документы. Вошел Вальтер Зиберт, управляющий банка Реннеров, и подал Августу газету, в которой сообщалось, что в ближайшие дни в Берлине состоится совещание, на котором будет рассматриваться вопрос открытия отделений германских банков в странах Восточной Европы. А через два дня Реннеры, получив официальное правительственное приглашение, приняли участие в совещании, на котором разговор шел об открытии отделений банков и в Эстонии.
     В этой прибалтийской стране в это время началась крупномасштабная аграрная реформа. Она развивалась путем роста единоличных хуторских хозяйств, наделением крестьян эемлей. И хотя эстонское хуторское хозяйство имело столетний опыт существования, однако, новое время, совпавшее с мировым кризисом, требовало и новых ориентиров его развития. Надо обеспечить постройку нескольких десятков тысяч новых хуторских хозяйств строительными материалами, наделив их сельскохозяйственной техникой, тягловой силой. А решить эти задачи можно с помощью кредитов. Эстонское правительство обратилось с предложением к германскому правительству открыть в Эстонии банки, и получило согласие. Организация банков, банковские кредиты, выдаваемые для развития хуторских хозяйств, сыграли свою позитивную роль. Благодаря интенсивному развитию хуторского хозяйства, Эстония избежала в начале 30 – х годов того голодомора, какой разразился в СССР.
     Реннеры слабо представляли жизнь в Эстонии, хотя хорошо знали, что крупные немецкие коммерсанты давно занимаются предпринимательством в этой прибалтийской стране. Но им хотелось испробовать свои возможности в открытии в Эстонии отделений своего банка. Они собрались на семейный совет и как – то сразу решили открыть в эстонских городах Тарту, Вильянди и Отепя отделения Гамбургского банка «Реннер и сыновья». Карл Реннер, будучи учеником гимназии и интересуясь историей, нашел в книгах сведения, из которых явствовало, что город Тарту основан в 1030 году, Вильянди известен с 1211 года. Зная из написанного в семейной гроссбухе, что давний предок Реннеров участвовал в битвах под Отепя, Карл проявил к городу особый интерес и нашел, что он основан в 1116 году. Старшие Реннеры по достоинству оценили исторические знания молодого Реннера.
     Организация хлопотного банковского дела в Эстонии упала на плечи Августа Реннера и на вдову его старшего брата Иоганна Хильду. Вскоре они выехали для знакомства в эстонские города Тарту, Вильянди и Отепя.
     При некоторой отсталости, однако, эти эстонские города все же имели европейский стиль развития, это было видно по архитектуре домов, по городской коммуникации, бытовой культуре. Но каждый из этих городов имел свои особенности существования. Тарту – урбанизированный город, имеет университет, в нем множество чиновничьих контор, большой продовольственный и цветочный рынок, сильно заполнен людьми. Вильянди больше похожий на курортный городок. А Отепя – провинциальный городок, тихий и уютный, окруженный лесами и озерами, с большим числом вокруг крестьянских хуторов, где сочетается уклад городской жизни с сельской. И, несмотря на разность существования этих эстонских городов, они понравились Реннерам своей уютностью, напоминая немецкие города.
     Для открытия банковских отделений правительства, как Германии, так и Эстонии, выделили банку Реннеров льготные кредиты. Когда все дипломатические, юридические и финансовые вопросы открытия отделений банка «Реннер и сыновья» были решены, банкирское семейство занялось покупкой помещений под банки и их устройством, направив в избранные эстонские города своих агентов. Реннеры начали устройство отделений банка с города Тарту. По близости с Тартутским университетом купили каменный особняк и открыли в нем отделение Гамбургского банка «Реннер и сыновья». Не было трудностей для устройства и в городе Вильянди. Рядом, с озером, имевшим одноименное с городом название, приобрели 2 – этажный каменный особняк, в нижнем этаже которого открыли отделение своего банка, а верхний этаж отвели под жилище. Больше времени ушло на устройство в городе Отепя. В центре города, у кромки площади, наискосок муниципалитета, как раз продавался 2 –этажный кирпичный особняк, и Реннеры его купили. Первый этаж заняли под банк, а второй отвели под офис по руководству всего банковского дела в эстонских городах.
     В 15 километрах от Отепя, в лесной зоне, было начато строительство большого 2 – этажного деревянного дома загородного особняка. Но по какой – то причине хозяин будущего особняка наметил выезд из Отепя. Реннеры купили особняк и через год завершили его строительство. Загородный особняк стал местом их постоянного проживания. Особняк был примечателен тем, что при въезде на его территорию тянулась удивительно ровная, длинная, более километра, аллея, по бокам которой стояли высоченные и ветвистые тополя. Каждый ряд тополей насчитывал одинаковое число. В летнюю жару тополевый лабиринт защищал от горячих солнечных лучей, и в нем было прохладно. Сказывали, что давным – давно на этом месте стоял старый особняк, какого – то важного эстонского вельможи, сгоревший по неизвестной причине. Он посадил и вырастил эту тополевую аллею.
     Реннеры, открывая отделения своего банка в эстонских городах, хорошо понимали, что банковское дело надо связать с каким – то коммерческим делом, которое будет давать банку дополнительный оборотный капитал  и прибыль. Они всегда помнили опыт своего отца, который соединял выращивание пшеницы и мясного скота с банковским делом, благодаря чему и держался крепко.
     Идти этим путем они начали с города Отепя. Здесь они открыли галантерейно – обувной магазин. Закупив в Германии лесопильное оборудование, под Отепя, на лесных делянах, построили несколько лесопилок, на которых распиливали лес и продавали его для постройки хуторских подворий. Наверху города Отепя, на опушке густого ельника, стоял большой недостроенный 2 – этажный деревянный дом, который городская власть планировала определить под интернат для учеников, живущих на хуторах. Но по какой – то причине завершить эту стройку не удалось. Оценив значение дома, Реннеры купили его, достроили и сдали поквартирно в аренду. Словом, это был так называемый по тем временам «доходный дом». Со временем в Вильянди приобрели большой ресторан. А в городе Тарту взяли в аренду часть продовольственного рынка.
     В конце первой половины 30 – х годов экспансия немецкого экономического монополизма оказала огромное влияние на европейские страны, усиливая производство сырья и его продажу, широкое использование кредитов.
     В эти годы эстонским отделениям Гамбургского банка «Реннер и сыновья» сопутствовала удача, и они имели большие доходы, что позволяло Реннерам значительно расширить сеть своих клиентов и укрепить свои капиталы. Главными источниками доходов отделений банка были кредиты, выдаваемые под проценты эстонцам для постройки хуторских хозяйств. В городах Отепя и Вильянди жители на кредиты из банка Реннеров строили и индивидуальные дома.
     При заявках на получение кредитов возникали случаи, которые надо было решать немедленно. Как – то однажды в отделение банка в городе Отепя вошел мужчина средних лет и явно не городской, изложив свое желание получить банковский кредит на постройку дома. Однако не мог сказать, где хочет строить дом, в самом городе Отепя, или где – то в его окрестностях. А живет он на старом хуторе, построенном век назад еще его дедом. Но хутор совсем развалился, и заново строить на его месте другой не хочет. Да еще посетовал, что не знает где и какой строительный материал брать. И мужчина явно растерялся. Ведь в банковском договоре на выдачу кредита надо указать его назначение и точный адрес застройки.
     Август Реннер, занятый в это время подготовкой документов на выдачу кредитов, однако, решил отвлечься от работы и предложил мужчине вместе с ним побывать на одной из лесопиок, где рабочие для постройки домов распиливают древесину. Выезд оказался удачным, мужчине понравилось предложение под кредит воспользоваться этой лесопилкой. Через два года на окраине Отепя он построил дом, пригласив на его заселение и Августа Реннера.
     Лето было в разгаре, солнце пекло так, что казалось в какой – то миг все кругом загорится. Вода в озере Вильянди нагрелась до максимальных величин, и стала как щелок. Усидеть в такую жару в банковском офисе очень трудно. Через окно было видно, как мимо банка стайки людей спешили на озеро. Август Реннер, преодолевая жару, сидел в банковском офисе и просматривал договоры, поступившие на получение кредитов. В банковский офис вошел молодой, респектабельный мужчина.
     - Добрый день, господин банкир, - сказал вошедший. – Я бы хотел получить в вашем банке кредит на постройку особняка, но не имею проекта его строительства. Полагаю, что с выдачей кредита вы могли бы выдать и рекомендательный проект.
     - Мы не занимаемся выдачей проектов строительства особняков, - ответил Август, спешивший скорее окончить рабочий день и убежать на озеро Вильянди, чтобы искупаться в освежающей воде.
     Однако вопрос клиента сильно озадачил банкира, и Август Реннер связался с архитектурными мастерскими в Германии и Австрии и получил от них проспекты проектов постройки индивидуальных особняков. С этого времени отделение банка «Реннер и сыновья» для постройки особняков в городе Вильянди с выдачей кредитов выдавало германские и австрийские проекты. И в городе Вильянди появились особняки, построенные по европейским проектам. В Тарту, например, горожане, часто брали банковские кредиты на организацию торговли, особенно в летнюю пору, когда надо было закупать у крестьян выращенную сельхозпродукцию, чтобы ей наполнить городской рынок.
     Проживая в эстонских городах и занимаясь банковским делом, Реннеров не покидала мысль о судьбе золота, которое перекочевало из сибирского Енисейска в немецкий Гамбург. Но уже более двадцати лет золото лежит мертвым грузом в тайниках банка «Реннер и сыновья». Опасность его дальнейшего хранения в банке объяснялась тем, что пришедшие в Германии к власти нацисты создали множество разных служб безопасности и начали повальный террор, их агенты вовсю рыскают, изымая у населения золото, необходимое для существования нацистской партии. И Реннеры, во избежания потерять золото, пошли на риск,  переправили его из немецкого Гамбурга в эстонский Отепя, на загородную семейную усадьбу, где они постоянно жили. Это был большой риск, но он удался.
     Летнее раннее утро, окрестности города Отепя окутал густой туман, кругом все притихло, не чувствуется даже дуновения воздуха, не шелохнется ни единый листок на деревьях, словно зная, что рядом что – то происходит. Август и пятнадцатилетний Карл Реннеры и доверенный мужчина, размерив, участок вдоль тополевой аллеи, рядом с загородной усадьбой, вырыли глубокую яму и спустили туда запакованные в железный ящик слитки золота. Слитков было много, на каждом из них выбита буква «у», что означало удерейское. Забросали вырытую яму землей, уложили на нее травяной дерн, тщательно утрамбовав его Прошедшие дожди смыли видимость вырытой ямы. Спрятав золото, Август и Карл Реннеры вернулись в усадьбу, вошли в домашний кабинет и заперлись. На плотном листе бумаги они зарисовали место тайника с золотом, обозначив ориентиры, по которым можно его найти. Август Реннер и доверенный мужчина, зарывшие золото в тайнике, погибли на фронте. И о тайнике золота теперь знал только один человек – Карл Реннер, подрастающий на глазах.
     В 1932 году Карл Реннер окончил Тартутскую гимназию, и встал вопрос о его подготовке для будущего управления семейным банковским делом. Но приобрести знания управления уже требовалось с учетом существующей новизны в организации этого дела. И на семейном совете решили отправить Карла учиться в Германию, на экономическом факультете Берлинского университета. Четыре года пролетели быстро, и он вернулся на лето в Отепя. Привыкший за долгие годы к получению знаний, он прервал отдых и поступил на юридический факультет Тартутского университета.
     Стояла теплая, солнечная осень 1938 года. Кругом – неописуемая красота. Еще совсем недавно листва деревьев была зеленая, а теперь покрылась серебристо – золотистым налетом. От падавшей листвы земля запахла терпкой прелостью. Пока погода была ведреная, крестьяне с хуторов окрест Отепя спешили собрать новый урожай.
     Августу Реннеру отрадно было знать, что те хутора, на которых был богатый урожай, были построены на кредиты банка Реннеров. Но время солнечной погоды кончилось и наступило ненастье. Небо заволокло серыми тучами, подул ветер, срывая пожелтевшие листья с деревьев. По ночам зачастили дожди, заливая улицы Отепя, и горожане, выходя утром из своих домов, не очень радовались дождевому разливу. И пока держалась ненастная погода, Август Реннер все дни допоздна засиживался в банковском офисе города Отепя, просматривая накопившиеся финансовые документы. Неотложность этой работы объяснялась тем, что он собрался выехать в Гамбург. Там тоже накопилось много текущих дел, и они требовали для их разрешения его участие.
     Родной Гамбург встретил Августа Реннера хорошей погодой. Осеннее теплое солнце настраивало на предстоящую работу. На время приезда в Гамбург, Август поселился в загородном доме покойного деда Карла Ганса Реннера. Его появившийся портрет, нарисованный маслом, висел рядом с предком Реннеров, отражая семейную преемственность. Август посмотрел на портрет деда, и ему показалось, что он, как живой, смотрит на него, советуя ему не останавливаться на достигнутом. Августу нравился этот старинный средневековый особняк, в нем он чувствовал себя спокойным и уверенным. А просторный двор, где можно было пообщаться с лошадьми, или глянуть на лесную холмистость, окружавшую старую семейную ферму, придавала ему новые силы.
     Август встретился с Вальтером Зибертом, управляющим Гамбургским банком Реннеров, который к тому же являлся и его тестем. Они подвели текущие итоги банка и рассмотрели вопросы, которые надо обязательно решить.
     В Гамбурге и близлежащих городах развернулось небывалое строительство индивидуальных жилых коттеджей. Для обеспечения стройки стали возникать разного уровня строительные предприятия: малые, средние и большие. Организаторы предприятий ринулись в банки за получением кредитов. Не избежал этого и Гамбургский банк «Реннер и сыновья». За текущий год резко возросло число клиентов банка, увеличилась его прибыль. Но не хватало оборотных денег. А их можно было бы получить от реализации сельхозпродукции. Однако для этого надо изменить порядок управления сельским хозяйством, которое со времен отца Зигфрида Карла Реннера, его основавшего, находилось на юге Германии. Короче говоря, хозяйство надо акционировать.
     Прошедшее лето было погодным, уродился хороший урожай хлеба. Приумножился и приплод скота на убой. Все это в ближайшие месяцы обещало большие доходы от продажи сельхозпродукции. И чтобы эффективней аккумулировать доходы, решили создать акционерную компанию. Все последующие дни находясь в Гамбурге, Август Реннер занимался созданием «Немецкой южной акционерной компании». В ее компаньоны он пригласил известных знакомых и надежных по коммерции людей.
     Большую долю в уставной капитал компании вложил банк «Реннер и сыновья», и стал держателем контрольного пакета акций, а Август Реннер – главой компании. Директором – распорядителем компании избрали Зиберта. Сохранив за ним должность управляющего банком Реннеров. Теперь все доходы, поступающие от продажи сельхозпродукции будут направлены на кредитование строящихся загородных коттеджей.
     В эту зиму долго не было снега. И эстонские хуторяне стали сетовать, что бесснежная зима обернется летом неурожаем. И вдруг, в наступившем феврале небо, словно прорвало. Весь месяц, каждый день не переставая, сыпал густой снег. Все леса и хутора близ эстонских городов Отепя, Вильянди и Тарту утонули в непроходимых, снежных сугробах. И стало ясно, что при таком количестве снега, если весна и лето будут теплыми, то на полях и лугах уродится хороший урожай. И к этому надо быть подготовленным.
     Август Реннер находился в поездке по городам Вильянди и Тарту, проверяя финансовое состояние банковских отделений. В один из снежных дней в тартутский офис банка пришел Мартин Рейн, считавшийся одним из посредников между хуторянами и продавцами городского рынка. Типичный эстонец, среднего роста, чуть более сорока лет. Он был заметен своей круглой головой с рыжим ежиком. Его отличала излишняя суетливость, он любил заранее браться за дело, которым занимался. Август Реннер знал Рейна давно, они были одногодки. Среди коммерсантов он слыл хорошим организатором доставки продовольствия на тартутский городской рынок.
     - Слушай, Август, зачем я к тебе пришел, - начал с хитрецою Рейн. - Тебе не кажется, что погода, как она нынче складывается, преподнесет нам всем большой сюрприз.
     - А что ты имеешь ввиду? – спросил Август.
     - Если при таком выпавшем снеге, - продолжал Рейн, - да теплой весне и благоприятном лете уродится богатый урожай, а мы не подготовимся его вывезти с хуторов, то городской рынок окажется без продовольствия, а мы без доходов.
     - И что ты предлагаешь? – снова задал вопрос Август.
     - Вы, Реннеры, - напомнил Рейн, - ведь арендуете на тартутском городском рынке одну треть торговых мест, и я предлагаю закрепиться на нем путем создания продовольственной компании, которая будет своевременно закупать, и доставлять сельхозпродукты на городской рынок.
     Август Реннер и Мартин Рейн договорились в ближайшие дни снова встретиться для окончательного решения возникшего вопроса. Август, как и все Реннеры, был человеком осторожным и расчетливым. И если расчет сулил ожидаемый эффект, он смело шел на организацию предложенного предприятия. Август вернулся в Отепя в конце недели и в загородном доме собрал всю семью и рассказал о предложении Рейна. В этот день дома оказался и Карл, который заканчивал второй, юридический факультет и в семье на него уже смотрели не как на гимназиста, знающего, что – то из истории, а как на специалиста, обладающего определенными знаниями и мнением. Карл высказал свои соображения, отметив, что сейчас во всем мире наблюдается тенденция к объединению капитала за счет его акционирования. Слушая молодого Реннера, родственники поняли, что в семье появился человек, мыслящий категориями новизны. Август Реннер и Мартин Рейн учредили «Тартутскую акционерную продовольственную компанию». Как и при создании компании в Гамбурге, основную долю капитала в ее организацию внес банк «Реннер и сыновья» Банк же стал и держателем контрольного пакета акций, а Август Реннер – ее главой. А директором – распорядителем компании все единогласно избрали Мартина Рейна. Лето этого года действительно сложилось благоприятным. Хуторяне собрали как никогда богатый урожай. А созданная «Тартутская акционерная продовольственная компания» оперативно закупила у крестьян селхозпродукты и своевременно загрузила ими городской рынок. Эта заранее продуманная работа принесла акционерам хороший доход.
     Август Реннер в то утро пришел в свой кабинет банковского офиса города Отепя пораньше, он хотел ознакомиться с положением дел в торговле на европейском рынке. Секретарь еще с вечера приготовила ему большую пачку немецких и эстонских газет. Ознакомившись с общими текущими делами в Европе, он обратил внимание на сводку данных по экспорту эстонской сельхозпродукции в Германию. В опубликованном материале говорилось, что банковская кредитно – финансовая политика в Эстонии сыграла значительную роль в развитии хуторского хозяйства. Во второй половине тридцатых годов Эстония по экспорту сельхозпродукции в Германию заняла первое место. «Значит, наш банк «Реннер и сыновья» все эти годы не зря кредитовал эстонские хуторские хозяйства», – подумал Август Реннер. Этот день Карл Реннер провел в библиотеке Тартутского университет, изучая римское право Древнего Рима. Закончив с римским правом, он сел в «Мерседес» и помчался на загородную усадьбу под Отепя. Войдя в просторную кухню, увидел сидевших всех Реннеров за столом: Августа и его жену Мильду, Хильду – жену погибшего Иоганна и Эльзу, свою молодую жену. Они о чем – то тревожно разговаривали.
     - Что случилось? – спросил Карл.
     - Сегодня, 1 сентября 1939 год, - ответил Август, - Германия развязала войну в Европе, оккупировав часть территории Польши, которая находится близко по соседству с Эстонией, и это может угрожать нашему банковскому делу.
     Но самое опасное было впереди. Июль в Эстонии традиционно стоит жарким. А июль 1940 года для эстонцев оказался жарким не потому, что солнце сильно пекло. В наступившем месяце карательные войска советского НКВД численностью около двадцати тысяч человек вторглись в Эстонию. По – существу, СССР оккупировал суверенную Эстонию. Эта трагедия эстонского народа совпала по времени, когда Карл Реннер после четырехлетнего обучения окончил второй, юридический факультет Тартутского университета. Теперь он был не только экономистом, но еще и юристом. И ему сильно хотелось скорее включиться в семейное банковское дело. Ведь он хорошо подготовленный специалист, с глубокими знаниями в области банковского дела.
     Уже сразу после окончания длительной учебы, Карл Реннер целыми днями напролет находился в отделениях банка «Реннер и сыновья» в городах Тарту. Вильянди и Отепя. Осваивая банковское дело, он увлеченно занимался поиском клиентов и заключением с ними выгодных договоров на выдачу кредитов.
     Однако кроме успехов банковское дело Реннеров сопровождала и тревога. Сотрудники советского НКВД сразу же после оккупации Эстонии начали конфискацию частной собственности, особенно принялись разрушать существующую кредитно – денежную банковскую систему. Подорвав ее основы, сотрудникам НКВД однако, сломать ее не удалось. В начале зимы 1941 года Эстония снова была оккупирована, но уже немецкими войсками.
     Удачно складывающуюся банковскую работу Реннеров временно приостановила начавшаяся война, которую развязала Германия. Нужно было, что – то предпринять, ведь неизвестно докуда докатится война и как обернется дело с недвижимостью.
     Война между Германией и СССР разгоралась. Августа Реннера как немецкого подданного мобилизовали в германскую армию и отправили на фронт. А в декабре 1942 года Реннеры получили с фронта печальное известие: в боях под Сталинградом Август Реннер погиб. С его отсутствием и гибелью банковское дело могло пострадать, оно было большое, с разветвленной недвижимость.
     До описываемого периода все недвижимое имущество и денежные капиталы, находившиеся на территории Эстонии, были в равной мере распределены между всеми членами семьи Реннеров. Однако война накладывала большой отпечаток на банковское дело и заставляла быть предельно внимательным. Теперь надо было всю собственность передать одному лицу и предоставить ему право ей распоряжаться. Такое право передали Карлу Иоганну Реннеру.
     Чтобы определиться в этом деле, Реннеры как всегда собрались в деревянном особняке под Отепя. Они расположились на втором этаже, в домашнем кабинете, который в канун войны оборудовал Карл Реннер. Огромный стеллаж, занимавший одну из стен кабинета, был забит разными книгами из области банковского дела многих европейских стран. На полках можно было найти любую справочную литературу, если надо было ответить на вопрос, как оформлять тот или иной договор на получение банковского кредита.
     На противоположной стороне висела галерея портретов в рамках, искусно сделанных столяром из красного дерева, которое придавало им некую теплоту. На портретах, нарисованных маслом, можно было увидеть династию Реннеров – мужчин: Карла Ганса, Зигфрида, Иоганна, Августа и Карла младшего. В углу кабинета стоял воин – рыцарь средневековья в настоящую величину человека, закованный в металлические латы. Железный рыцарь характеризовал символ сильной воли. В торце кабинета – большое окно, состоящее из двух половин, через которое с утра до вечера лился потоком уличный свет, освещая все помещение.
     Документ, которым юридически закреплялось за Карлом Реннером право распоряжаться недвижимостью, составили в двух экземплярах и заверили в муниципалитете городов Тарту, Вильянди и Отепя. Один экземпляр документа, завернутый в пергамент, был замурован в фундаменте 2 – этажного особняка в городе Вильянди. Думая о том, что этот документ может по какой – то причине быть уничтоженным, Карл Реннер второй экземпляр и схему тайника с золотом всегда носил при себе. Пока шла война, банковское дело Реннеров в Эстонии, не развалилось. Немцы часто пользовались услугами банка, особенно в городах Тарту и Вильянди.
     Город Вильянди с давних времен считался городом курортным. В прошлые годы в летнюю пору в нем отдыхали не только люди из прибалтийских стран, но и из скандинавских. Немцы люди предприимчивые и, оккупировав Вильянди, быстро приспособили его для своего отдыха. Лето здесь всегда теплое, вода в озере Вильянди нагревается до максимальных комфортных пределов, песчаный пляж. На причале озера имелось для проката много лодок. На берегу озера был разбит теннисный корт, так же рядом находился и небольшой, компактный стадион. Население Вильянди было привычно к курортной жизни и оказывало отдыхающим необходимые услуги. Все это привлекало на отдых большое число военных лиц. И к ним на отдых приезжали из Германии их родственники. А отдых требовал денежных расходов. И отдыхавшие немцы пользовались услугами банка Реннеров в качестве почтовых переводов. До Карла Реннера доходили слухи, что немецкие коменданты вызывают к себе крупных коммерсантов и принуждают их работать на немцев. Получил предписание немецкой комендатуры явиться к коменданту города Вильянди и Карл Реннер.
     В приемной, куда вошел Карл Реннер, его встретил дежурный офицер и пригласил его войти в кабинет коменданта. В просторном кабинете, обставленном нацистской символикой, за очень дорогим столом,  сделанным из дерева ореха, сидел комендант, полковник фон Заугель в отутюженном офицерском мундире, с множеством орденских достоинств на груди.
     - Прошу вас, садитесь, господин Реннер! – воскликнул командным голосом комендант и, сверкнул карими глазами, вдобавок дернул еще нижней губой, что являлось свидетельством того, что он тот человек, который не терпит ни каких возражений.
     - Благодарю вас, - ответил Реннер и сел в кресло напротив коменданта.
     - Господин Реннер, вы немец? – неожиданно спросил комедант.
     - Да, немец, родился в Гамбурге, - ответил Карл Реннер без тени смущения, ибо знал перед кем он сидит. Заугели принадлежали к известному семейству крупных банкиров Германии, и полковник являлся их родственником.
     - Господин Реннер, - сказал полковник, поднялся с кресла и направился в другой угол кабинета, бравурно демонстрируя офицерскую выправку и свою холеность, - мы можем с вами решить одну деликатную задачу. Вы могли бы под письменное обязательство по моему указанию давать некоторым офицерам рейха кредиты в вашем банке.
     Карл Реннер удивился поставленному Заугелем вопросу. Ему хорошо было известно, что немецкие офицеры нуждаются в деньгах.
     - К сожалению, господин комендант, - сказал Карл Реннер, - я решить этот вопрос не могу по ряду причин. Во – первых, наш банк находится в Гамбурге и ввиду войны в нем денежные активы и банковские операции временно приостановлены. В городе Вильянди всего лишь отделение Гамбургского банка, и денег в нем совсем мало. А во – вторых, если население города узнает, что отделение банка выдает, таким образом, деньги немецким офицерам, то тут же заберет все его активы. И банк прекратит свое существование.
     Но не это было главным, о чем сейчас сказал Реннер. Главное было в другом. Реннер немец, но хорошо понимал, что Германия под знаменами нацизма ведет агрессивную, истребительную войну и любая поддержка ее армии после окончания войны будет рассматриваться как предательство той страны, в которой ты находился, в данном случае, Эстонии. Карл был уверен, что Германия войну проиграет.
     Коменданту не понравился ответ Реннера, хотя в нем была вся правда. Он понял, что с Реннером договориться не удастся, уставился взглядом в него, и сказал, что больше его не задерживает, выбросил руку вперед, крикнув «Хайль, Гитлер!» 
     К лету 1944 года Эстония еще находилась под оккупацией немецких войск. Однако было заметно, что в скором времени она будет освобождена от немцев.
     Карл в тот день был в загородной усадьбе под Отепя. В домашнем кабинете читал книгу о том, как в банках Европы выдают кредиты для организации строительства промышленных предприятий. Окончание войны потребует этим заниматься. Прочитав нужное место, он отложил в сторону книгу, и вдруг невольно вспомнил своего сибирского родственника Виконта и неизвестность его судьбы. И словно по велению всевышнего, произошло то, о чем только – что подумал. Вошла горничная и сказала, что в усадьбу прибыла какая – то дама из Таллина, и просит встречи с Карлом. Он спустился вниз. В холле стояла Эмми Краузе, лет пятидесяти, статная блондинка, которой было трудно отказать в красоте, хотя и былой. Карл знал ее хорошо. Поприветствовав друг друга и обменявшись парой слов, она коротко сказала о причине визита. В руках она держала листок бумаги, похожий на письмо.
    Эмми, жена Генриха Краузе, бывшего владельца «Таллинского коммерческого банка». Банк был уничтожен карательными войсками НКВД СССР, когда летом 1940 года они оккупировали Эстонию. Самого Краузе, отказавшегося добровольно сдать банк представителям НКВД, насильственно депортировали на лесоповал в лагерь, который находился за деревней Епишиной, напротив города Енисейска. В лагере он познакомился с енисейским купцом Сапрыкиным, приговоренным к заключению «тройкой НКВД», как бывший член партии кадетов. Он был последним, кто видел Виконта живым. Пробираясь на енисейский тракт через болото, он утонул. Об этом Генрих Краузе и написал своей жене, и просил передать Реннерам.
     Но человеческая жизнь так устроена, что  за трагедией часто следует радость. В августе 1945 года семью Реннеров посетила большая радость, которую ждали давно. В особняке под Отепя, у Карла Реннера и Эльзы Зингер, с которой он учился вместе в Берлинском университете, родился сын. Его назвали Рихардом. Кем он станет, когда вырастет, никто об этом не думал, ведь время было тревожное, только что окончилась война. Однако все были рады, что у банковского дела Реннеров появился наследник.
 
     Конфискация банков Реннеров эстонской соввластью.

     В мае 1945 года, наконец, закончилась война с немцами. Но впереди было еще много трудностей, которые предстояло эстонцам вынести. Еще незадолго перед окончанием войны, стало известно, что в эстонских лесах появились вооруженные группы. Это были эстонские националисты, называвшие себя «лесными братьями». Они распространяли слух, что их борьба – освобождение Эстонии от советской экспансии. Эстонские националистические группы, вооруженные оружием немецкой армии, скрывались в лесных труднодоступных местах, жили в вырытых землянках – бункерах, которые порою трудно было заметить. После окончания войны «лесные братья» активизировались. Их активность была вызвана не только субъективными националистическими интересами, но и ответом на начало той беспощадной войны, которую в Эстонии снова начала соввласть по ликвидации частной собственности.
     Днем Карлу Реннеру передали, что с ним хотят встретиться какие – то люди. Место встречи названо не было. Когда майское солнце опустилось над опушкой леса, а его сполохи озарили огненным светом всю округу, садовник передал Карлу Реннеру, что во дворе появились двое мужчин и просят его выйти к ним на встречу. Перед выходом из дома, Карл положил в карман куртки взведенный браунинг, на всякий случай. Он вышел на песчаную площадку перед входом в дом и увидел стоявших под густыми тополями двоих мужчин. Их внешний вид говорил о многом. У каждого под широким и короткополым плащом – накидкой был виден офицерский зеленый френч довоенного образца. Накидки закрывали висевшие на плечах немецкие автоматы. Их лица не были свежими, к ним давно не прикасалась бритва.
     - Господин Реннер, - заговорил тот, сапоги которого был измазаны желтой глиной, и это бросалось в глаза, - вам передали о нашей просьбе на встречу.
     Стоя перед «незваными гостями», Карл Реннер мгновенно вычислил, что если завяжется схватка, то он опередит своих противников. А они не успеют выхватить из – под плащей висевшие на плечах автоматы, и преимущество в стрельбе будет на стороне Карла. Откуда им знать, что он обладает завидной быстротой, увлекается стендовой стрельбой. И весной, на утиных перелетах, успевает дуплетом выбить из летевшей утиной стайки пару птиц.
     - Кто вы такие и что хотите от меня? – не растерявшись, спросил Карл, крепко сжимая в кармане рукоятку браунинга.
     - Мы – «лесные братья» и хотели бы знать, вы с нами или против нас, - спрашивал все тот же в грязных сапогах.
     - Вы выбрали неверный путь борьбы, - ответил Карл, - за вами никто не стоит, а за теми, с кем вы намереваетесь бороться, - огромное государство, получившее колоссальный опыт ведения войны, и вы будете уничтожены.
     На этом встреча Карла Реннера и «лесных братье» была окончена. Рано утром в усадьбе Реннеров появился мужчина – сторож одной из лесопилок. Он сообщил, что ночью кто – то взорвал лесопилку и сжег приготовленный для вывоза большой штабель распиленного лесоматериала. Порывшись в кармане, он достал листок измятой бумаги, на котором было написано: «Все ваши лесопилки будут сожжены, если вы не встанете на нашу сторону. «Лесные братья».
     Война разрушила многие эстонские хутора. Упали хуторские поставки сельхозпродукции в города. Пока шла война, число клиентов и кредитов в эстонских отделениях Гамбургского банка «Реннер и сыновья» сократилось, упала прибыль. И как только окончилась война, эстонцы сразу же принялись отстраивать хутора, потянулись в банки за кредитами. И во второй половине первого послевоенного года кредитование отделениями банка заметно активизировалось.
     Карл Реннер проверял финансовые сводки по выданным кредитам по отделениям банка «Реннер и сыновья» за вторую половину текущего года. Сводки были отлично составлены женой Эльзой, которая тоже окончила экономический факультет Берлинского университета и являлась специалистом банковского финансового кредита. Эльза еще совсем недавно родила сына Рихарда, и Карл не хотел ее загружать работой. Но она сказала, что ей будет намного легче, если она окунется в работу. За прошедшие полгода за счет коммерческих операций увеличился денежный оборот отделений банка, выросло число кредитов, заметно прибавилась и прибыль. Эстонцы снова стали строить хутора.
     Карлу Реннеру вспоминался конец войны. Глубокой осенью 1944 года Эстония освободилась от немецкой оккупации. Но напряжение в жизни эстонцев на этом не закончилось. Активисты большевики вышли из подполья и приступили к насильственной ликвидации частной собственности, начатой еще в сороковом году. Чтобы добиться как можно скорее результатов в ликвидации частной собственности, и особенно хуторских хозяйств, Москва поставила этот процесс под контроль органов государственной безопасности. В Эстонии были восстановлены районные и городские отделы ГБ – государственной безопасности. Активисты под руководством местных большевиков и под контролем сотрудников ГБ при ликвидации эстонских хуторских хозяйств повторяли ту насильственную коллективизацию сельского хозяйства, которая происходила в 30 – х годах в СССР. Эстонцы хорошо помнили, как происходила коллективизация в ее первую волну. И те эстонцы, которые отказались добровольно отдать хуторские хозяйства в коллективную собственность, уже в сороковом году были насильственно депортированы в сибирские глухие леспромхозы, отдаленные деревни, на рудники. Эстонцы там были лишены избирательных прав.
     Стояла тихая, солнечная погода. Кругом буйствовала зелень. В такую погоду сидеть в банковском кабинете – грех. И Карл Реннер ждал воскресного дня, чтобы провести его на природе. В тот день он находился в загородной усадьбе Отепя. Высокий и ладно сложенный, с копной белесых волос на голове, с правильными чертами лица, совсем молодой, ему недавно стукнуло всего тридцать один год, похожий на своего деда Зигфрида Карла Реннера. Открытый, гладкий лоб и рельефные надбровные дуги говорили о том, что он обладает интеллектом.
     Одетый в дорожную одежду, Карл Реннер находился на конюшне. Вместе с конюхом они разглядывали недавно купленную, гнедую упряжную лошадь из породы клеппер, которая была выведена на территории Эстонии еще в древности. Лошадь предназначалась для домашних работ. Карл сегодняшним днем собрался запрячь клеппера в телегу, и съездить на озеро Пюхаярве, сесть в лодку и порыбачить. А на обратном пути накосить свежей зеленой травы и, привезя ее в усадьбу, забросить на сеновал, а потом ночью на ней поспать, подышав вдоволь свежестью запахов травы.
     Усадьба утонула в тишине. Кроме тихого разговора с конюхом не было слышно ничего. И вдруг издалека, при въезде на тополевую аллею, послышался рев быстро катившейся машины. На большой скорости на песчаную площадку перед домом вкатил красный немецкий «Фольксваген». И, несмотря на свой высокий рост и грузность, управляющий отделением банка города Отепя Томас Крамер ловко выскочил из машины весь возбужденный, держа в руках измятую газету.
     Три дня назад Карл Реннер был приглашен к городским властям города Тарту. Ему было предложено добровольно отдать местной соввласти все банковские отделения в городах Отепя. Вильянди и Тарту. Карл Реннер отказался от предложения соввласти. Приехавший, возбужденный управляющий Крамер подал Карлу Реннеру газету, выразив мнение, что советы развернули борьбу с частной собственностью.
     -Добрались и до нас, - запальчиво произнес Крамер, - что делать будем, Карл?
     Карл прочитал сообщение в газете, где был напечатан перечень конфискованных частных предприятий в городах Отепя. Вильянди и Тарту, среди которых упоминались и банковские отделения Гамбургского банка «Реннер и сыновья». Банки Реннеров, денежные капиталы в них и вся служебная, торговая, производственная и жилая недвижимость подлежали немедленному изъятию в пользу соввластию
     - К сожалению, мы ничего не сможем предпринять против соввласти, - ответил Карл Реннер, - ясно, что кого – то из нас арестуют.
     Утром следующего дня, когда горожане проходили по улице города Отепя, то были сильно удивлены. Около банка Реннеров толкались сотрудники ГБ – государственной безопасности в форме и при оружии и никого в него не пускали. Горожане сразу смекнули: банк Реннеров  арестован. А еще через час на площадь города Отепя, к городскому совету, на подводах стали подъезжать хуторяне с соседних хуторов. Вскоре набралось полсотни подвод. Хуторяне оказались организованными и потребовали выйти к ним представителя соввласти и дать объяснение по поводу всего происходящего, связанного с ликвидацией собственности на хуторское хозяйство.
     Вместо представителя городского совета города Отепя к хуторянам вышли двое мужчин. Один высокий, худой, среднего возраста, на нем был одет помятый пиджак. Это был уполномоченный Центрального комитета компартии Эстонии. Другой, молодой мужчина, щеголевато одетый в униформу с пистолетом на боку, офицер восстановленного отдела государственной безопасности города Отепя.
     Разговор был коротким. Уполномоченный ЦК КПЭ, сильно нахмурившись, сказал:
     - Верховной властью принято решение продолжить начатую в сороковом году ликвидацию хуторской частной собственности и ее передачу в коллективную собственность. Срок выполнения этого решения для хуторов пригорода Отепя – трое суток со вчерашнего дня. За отказ выполнить это решение хозяйство у хуторян будет изъято насильственно, а они также насильственно будут депортированы в Сибирь.
     - Разрешите сказать пару слов, - кто – то крикнул из гущи подвод. 
     Среди хуторян замаячил молодой мужчина. Представитель ЦК махнул рукой, давай, мол, говори.
     - Ваше заявление, товарищ из центрального большевистского комитета, - сказал выступающий, - надо рассматривать, как предложение московских большевиков экспортировать образец советской коллективизации в Эстонию.  Но вам хорошо известно, что советская коллективизация в СССР обернулась массовым голодом, от которого умерли миллионы людей. А в Эстонии в конце двадцатых – начале тридцатых годов, благодаря аграрной реформе, было создано более пятидесяти тысяч крупных хуторских хозяйств. Созданные надежные хуторские хозяйства позволили бесперебойно обеспечивать продовольствием весь эстонский народ, а излишки продавать в Европу. Успехи были большие, одно хуторское хозяйство кормило 21 эстонца. Мировая практика показывает, что это очень высокий показатель. А вы теперь предлагаете все разрушить, и на обломках построить некое коллективное хозяйство. 
     Выступление неизвестного мужчины было, как гром среди ясного неба. Представитель ЦК выглядел раздраженным. Он что – то шепнул офицеру, а тот подал  команду вооруженным солдатам, и они ринулись искать в гуще хуторских подвод выступающего мужчину. А он как в воду канул.
     Вечером этого же дня Карл Реннер сел в семейную машину и отправился на соседний хутор, с хозяином которого дружил. Они часто вместе бывали на рыбалке, на охоте, много вечеров провели у костра. Карлу хотелось узнать, что происходит с начавшейся ликвидацией хуторов, оказать какую – нибудь помощь. Карл быстро преодолел на машине участок от загородной усадьбы до городской черты Отепя, и через центр города направился по дороге вниз. Темные тени высокого хвойного леса, стоявшего по обе стороны дороги, падали на ее полотно, мельтешили в просветах деревьев. Поднявшись по подъему наверх, свернул вправо и через несколько минут въехал на хутор.
     Он появился на хуторе в тот момент, когда трое активистов и двое солдат, вооруженных автоматами, завершали процедуру отъема у хуторян собственности, оформляя на бумаге соответствующий протокол. В собственность соввласти переходили дом, рига, все подворье, картофельный огород, хлебное поле. А так же корова с теленком, десяток ягнят, свинья, куры, лошадь, сельскохозяйственный инвентарь, домашняя утварь. Словом, коллективизаторы ободрали хуторян как липку. Карл видел, как экспроприаторы спустились в погреб и подчистую выгребли из него весь харч, заготовленный с большим трудом в первое послевоенное лето.
     Хозяйка хутора, смотревшая на разграбление погреба, убитая большим горем, сидела на ступеньках крыльца и рыдала горькими слезами. А меленькие дети, мальчик и девочка, старались утешить плачущую мать. Хозяин хутора, мужчина лет сорока, смуглый, совсем почерневший от свалившегося на семью горя, уже небритый несколько дней, был на полном нервном срыве, но, продолжал держаться. Встретив Карла, сказал, что нет смысла объяснять, что происходит на хуторе, и так все видно.
     - Я отказался, - сказал хозяин хутора, - дать письменное согласие о добровольной сдаче хуторского хозяйства. И согласно предписанию, через три дня я и моя семья будут насильственно вывезены и доставлены на железнодорожный вокзал в городе Тарту. А оттуда путь один – в Сибирь. Я то, как мужчина, все вынесу, жалко жену и детей, будут сильно мучиться.
     -Держись, Михаэль, - сказал Карл, - наступит время и всевышний все расставит по местам. И Карл на прощание крепко пожал ему руку.
     Наступившая ночь была как никогда темной. Жителей города Отепя охватил ужас. Всю ночь они не спали. На окраинах полыхали хутора. Построенные из хвойного, просмоленного леса, они вспыхнули разом, как факел, ярко освещая всю округу. Хуторяне не стали дожидаться, когда активисты придут их отбирать, и ночью их запалили. Эстонские хуторяне покидали родную землю, обустроенную тяжелым трудом, политую соленым потом и кровью, оплаканную горькими слезами, в ответ на насильственную советскую коллективизацию.
     Через два дня группа офицеров ГБ нагрянула на загородную усадьбу Реннеров под Отепя и арестовала Карла. Офицеры произвели большой обыск в усадьбе, что искали, Реннерам не говорили. Много предметов домашнего обихода, дорогих вещей и библиотека по банковским делам были описаны и погружены в грузовик. Карла Реннера увезли в Таллин и заключили во внутреннюю тюрьму городского отдела госбезопасности. Его втолкнули в камеру, набитую арестованными. Кирпичные, грязные стены, спертый, удушливый воздух сгустком висел в камере. На нарах и на каменном грязном полу вповалку лежало много арестованных. Было заметно, что все арестованные ни уголовники, ни какое – то жулье, а большинство из них обычные хуторяне. Обитатели камеры пригляделись к Карлу Реннеру, и ни о чем не спрашивая, пригласили присесть, где удастся. Так началось тюремное заключение банкира Реннера. Проходил день за днем, но Карла Реннера не вызывали на допрос. В один из дней он стоял у окна и через железную решетку смотрел во двор тюрьмы и думал, почему его не вызывают на допрос. И только подумал об этом, как звякнула железная камерная дверь, и стражник крикнул:
     - Реннер, на допрос!
     Стражник повел Карла по тюремному длинному коридору, куда – то в тупик. Тупик – глухая комната. А в ней сидел следователь, одетый в форму гэбэшника, тощий и жилистый, с густыми баками на висках. Следователь сразу же предложил Карлу Реннеру добровольно отказаться от банковской собственности в пользу соввласти. Карл Реннер был образованным человеком. Все же, за плечами экономический факультет Берлинского и юридический факультет Тартутского университетов, и мог безошибочно оценить подобного рода акцию, которую предлагала соввласть, и как юрист хорошо понимал, что добровольно отдать ей банк, значит публично признать ее правоту на конфискацию частной собственности.
     И Карлу Реннеру был хорошо понятен замысел соввласти по ее ликвидации. При малочисленности эстонского населения, чуть более миллиона человек, хуторское хозяйство в достатке обеспечивало его продовольствием. А принудительное создание колхозов не могло решить эту проблему. И чтобы уничтожить единоличное хуторское хозяйство и принудительно загнать эстонцев в колхозы, надо уничтожить существующую в Эстонии кредитно – финансовую банковскую систему. Карл Реннер, как финансист и банкир отчетливо понимал эту затею соввласти, и отказался от предложения следователя добровольно сдать ей банковское хозяйство.
     На исходе был июнь 1946 года. Карл Реннер опять был вызван к следователю.
     - Вы признаете, что ваша семья была участником буржуазной земельной реформы в Эстонии во второй половине 20 – х годов? – напористо задал следователь вопрос Карлу.
     - Я далек от мысли, - отвечал Карл, - давать политическую оценку аграрной реформе, скажу только одно, она решила продовольственную проблему в Эстонии.
     - И так, гражданин Реннер, вы согласны на наше предложение добровольно отказаться от собственности ваших банков, - произнес скрипучим голосом следователь.
     - Нет, не согласен, и это мое последнее слово, - ответил Карл Реннер.
     - Вы ведь жили в Германии? – задал вопрос следователь.
     - Да, я родился в Германии, в городе Гамбурге, а накануне войны учился в Берлинском университете, - хладнокровно ответил Реннер.
     - Вы были в Германии связаны с какими – нибудь спецслужбами? - продолжал следователь напирать на Реннера.
     Карл Реннер понял, куда клонит следователь, используя элементарный шантаж. Карл обладал высоким интеллектом, в нем сидел и сильный инстинкт самосохранения. Он всегда точно вычислял результат той ситуации, в которой находился. Вот с сейчас совокупность разума и инстинкта самосохранения соединились в нем и он, глядя следователю в лицо, сказал:
     - Позвольте, господин следователь, выразить твердую точу зрения по вопросу, который вы мне задали. Мысль о том, что якобы банкиры порою связаны с иностранными спецслужбами, это выдумка следователей, чтобы оправдать свою занятость и доказать ее конечный результат.
     Следователь, услышав сказанное Реннером, весь напрягся, но
перебивать его не стал, ему было любопытно узнать по этому вопросу такое необычное мнение. К тому же следователь был малограмотным и не знал всех юридических тонкостей ведения допроса в сравнении с Карлом Реннером, который, повторяясь, имел не только экономическое, но и юридическое образование. Не говоря уже о том, что он прекрасно знал историю знаменитого римского права.
     - Если банкир будет заниматься некоей разведывательной работой, продолжил Карл Реннер, - то у него не будет времени на профессиональную работу – банковское дело, очень трудоемкое и ответственное, и оно развалится. Настоящий банкир несет большую ответственность не только за общественный статус своей династии, но  и за банковское дело, которым занимается. И изменить устоявшуюся банковскую доминанту банкир не сможет.
     Карл Реннер заметил, как в глазах следователя блеснул хитрый огонек, и ждал, что он сейчас задаст ему коварный вопрос.
     - Во время войны ваш банк обслуживал немцев? – резко спросил следователь.
     - Да, обслуживал, - ответил Реннер. – Это было обычная банковская операция, в большей степени связанная с почтовыми переводами и не была направлена на материальное обеспечение немецких солдат. Немцы пользовались поступающими из Германии деньгами в наш банк. И   закрывать банк по желанию банкира, это, значит, ограбить население. Несмотря на войну, эстонское население пользовалось кредитами в банке, в нем хранились вклады людей, различного рода страховки. И представьте, что было, если бы во время немецкой оккупации банки оказались закрытыми.
     Следователь устремил на Карла Реннера холодный, уничтожающий взгляд, лицо его наливалось кровью, он грубо сказал:
     - Не забывайте, Реннер, что вы не только капиталист, но еще и немец, и пощады вам не будет.
     Следователь сказал это с большим удовольствием, ему сильно хотелось досадить Реннеру. Жена Карла Эльза, привлекательная молодая женщина, выше среднего роста, со стройной фигурой и пышной каштановой прической, в строгом черном костюме, брала на руки годовалого Рихарда и отправлялась в тюрьму в надежде, увидеть Карла и, передать ему хотя бы какие – то продукты. Но ее внешний вид никак не вписывался в огромное пространство, окружавшее вход в тюрьму. А охрана тюрьмы под всяким предлогом отказывала ей во встрече с Карлом. И Эльзе ни разу не удалось его увидеть.
     Через неделю Карла Реннера под вооруженной охраной сопроводили в отдельную комнату тюрьмы, где за столом сидела зловещая «тройка», копия «Особого совещания», внесудебного органа, созданного в СССР в  годы массовых репрессий.
     Главарь тройки – полковник ГБ, русский, лет пятидесяти, с одутловатыми щеками, лысый. Слева от него – офицер в форме майора, рыжий, полный, весь распухший. Карл стоял у кирпичной стены и ждал, когда скажут, зачем его сюда привели. Наконец, полковник открыл кожаную папку, достал лист бумаги и зачитал постановление тоталитарной «тройки»:
     «Карл Реннер, 1915 года рождения, немец, банкир, проживающий на территории Эстонии, как враг соввласти приговорен к двум годам заключения в лагерях и к 10 годам ссылки в районы Сибири без права переписки».
     Полковник, зачитавший постановление, добавил, что с сегодняшнего дня, с момента огласки приговора, гражданин Реннер поступает в распоряжение сотрудников органов МВД и через два дня в числе других осужденных будет направлен на место заключения. Карла Реннера вернули обратно в камеру. Сокамерники поинтересовались результатом приговора. Карл коротко ответил: два плюс десять без права переписки.
     Через два дня большую группу заключенных, в которую попал и Карл Реннер, вывели из камер в тюремный двор, где их уже ждала вооруженная охрана. Их загнали в большой грузовик, в железную камеру на колесах, и повезли на железнодорожный вокзал. Грузовик подкатил, прямо к вагону, заключенных перегнали в него, вагонные раздвижные двери захлопнулись, на них лязгнули железные засовы. Вагон был набит заключенными под завязку, в основном хуторянами, и в нем было не продохнуть, хуже, чем в камере. Начало гулаговского заключения поставило Карла Реннера перед тяжелейшими испытаниями, и он еще не мог знать, сможет ли их вынести.
     Карл чувствовал свой арест. И накануне зашел в чулан, достал свои кожаные сапоги и во внутренюю подшивку голенища ловко вложил документ на право собственности на недвижимость и схему тайника с золотом. И сейчас, находясь в зэковском вагоне, и, несмотря на жару, сапоги не снимал, понимая, что их могут «увести».
 
     Годы заключение банкира Реннера в лагере «Ревучем» и ссылки на золотом Удерее.

     Эшелон с заключенными, состоящий из нескольких вагонов, медленно тащился с запада на восток, и все дни пока пробирался, стояла июльская раскаленная жара. Заключенные задыхались от невыносимой духоты, их мучила жажда. Но вооруженная охрана держала вагоны взаперти, ограничивала невольникам выдачу питьевой воды. В один из дней, пополудни, эшелон прошел через маленькую станцию на восточной окраине Красноярского края с названием Канск. Минуя станцию, эшелон тащился еще часа два, и, наконец, через развилку вкатился в тупик. Пыхтя и лязгая по рельсам, дымивший паровоз с эшелоном остановился. Полустанок имел название «Нижняя пойма». Но потом чаще слышалось другое название – «Решеты».
     Охрана вытолкала из вагонов три сотни заключенных и начала их строить в линейку. Почуяв от заключенных удушливый запах, залаяли овчарки. Закричали охранники, послышались команды начальников. Перед  заключенными появился офицер в чине капитана и произнес короткую, в унизительном тоне речь. Другого заключенные и не ожидали.
     - Вас, граждане враги соввласти, – выкрикивал офицер и его слова тонули в станционном тупике, где хрипло пыхтел паровоз, выпуская клубы густого пара, - приконвоировали на территорию, где рядом находится лагерь, в котором вы будете отбывать срок заключения. Работа в лагере одна: лесоповал, который питает дровяным топливом не только Канский район, но и краевой центр, город Красноярск.
     Конвой, вооруженный автоматами в сопровождении лающих овчарок, погнал заключенных, растянувшихся длинной цепью, по разбитой дороге, на которой они увязали в грязи и лужах. Через часа полтора колонна «зэков» вошла в таежную глушь, на лагерную территорию, обнесенную вкруговую высоким деревянным забором, верх которого опутан колючей проволокой, по углам – на столбах караульные вышки, а на них – вооруженная охрана. На большой площадке приземистые бараки, место проживания заключенных. Это была территория известного своей жестокостью Красноярского лагеря, имевшего название «Краслаг». От всего увиденного веяло чем – то леденящим, зловещим.
     Потянулась мучительная жизнь в лагере. Лагерь –лесоповал. Кругом густая, хвойная, заболоченная тайга. Тяжелая работа на лесоповале, зимой глубокие снега и лютые морозы, летом проливные дожди и беспощадный гнус, жестокость вооруженной охраны, выворачивали заключенных наизнанку. И чтобы получить лагерную пайку хлеба и чашку баланды, надо было выложиться до изнеможения. Каждый прожитый день – миг между жизнью и смертью. И не все заключенные выдерживали всего этого и навсегда оставались в хвойной, болотистой тайге. Жестоко складывались отношения между заключенными лагеря, постоянно возникали стычки. Порою, кто – то  лишался жизни. Лагерное начальство стимулировало стычки, держа, таким образом, заключенных в «узде».
     Оказавшись в лагере, Карл Реннер сразу же понял, что у него нет выбора для самого главного – жизни, но он не хотел верить и в фатальную неизбежность судьбы. Он понимал и другое: лагерь не место для философских рассуждений, и всем своим нутром он почувствовал, а разум ему подсказывал, что главное – выжить, вынести все невзгоды, с какими придется столкнуться в лагере. Карл Реннер, привыкший все считать и переводить на числа, хотел определить хотя бы приблизительно, сколько заключенных находится в лагере. Но ему это не удалось, их было так много, что даже примерно определить оказалось невозможно. Из отрывочных разговоров он слышал, что лагерь огромный и в нем находится более трех тысяч заключенных. Большие размеры лагеря скрывала бескрайняя, хвойно – болотистая территория, где были разбросаны десятки лагпунктов. Лагерное место имело, какое – то странное название – «Ревучий», и откуда – то действительно часто доносились какие – то пронзительные звуки, напоминающие рев зверя.
     На лесоповале в паре с Карлом работал заключенный Пашка Степанов, осужденный как вор – рецидивист. Лет двадцати пяти, невысокого роста, с косой челкой на лбу, что подчеркивало его внешний блатной вид. С большими торчащими ушами, словно локаторами, он был подвижным, не сидел на месте, а все норовил, где – нибудь побывать. Пашка, находясь рядом с Карлом Реннером, с неподдельным интересом смотрел на него, чувствовал в нем какую – то особенность, ему хотелось войти в контакт с ним, о чем – то его спросить.
     Заканчивалась летняя пора, отживал свое гнус, изменилась траектория пути ползущего по небу солнца. Установилось затишье, тайга понуро спала, и слышались на лесоповале лишь только постукивания топоров да скрип пил. Как – то в один из дней, в минуту передышки, когда сидели у горевшего костра, Карл Реннер спросил у Пашки:
     -Что из себя представляет наш лагерь?
     - Лагерь «Решеты» или «Ревучий» – главное звено проклятой лагерной системы под названием «Краслаг», - ответил коротко Пашка, почувствовав в голосе Карла Реннера какую – то обостренную интонацию непривычной речи и неожиданно спросил его:
     - Слушай, Карла, я вот никак понять не могу, ты кто, немец или эстонец?
     Карл усмехнулся, взглянул на Пашку и ответил, что он немец, но долго жил в Эстонии.
     - И за что тебя, как и нас, упрятали в лагере? – домогался Пашка.   
     - Я банкир, - ответил Карл Реннер, - руководил семейным банковским делом в эстонских городах Тарту, Вильянди и Отепя.
     - Ух, ты! – только и воскликнул Пашка. – И, помолчав, добавил: - А я вот вор – рецидивист, грабил ювелирные магазины.
     - Каждому свое, но твое ремесло я не одобряю, и не обижайся на меня, - сказал Карл Реннер и пошуровал в кострище горевшие головешки. А Пашка и не обижался, ему было интересно разговаривать с банкиром, который проявлял к нему человеческое уважение.
     - Слушай, Карла, - после короткой паузы первым заговорил Пашка, расскажи мне про жизнь банкиров. Говорят, у них денег куры не клюют, всегда ими набиты полные карманы. В любое время в собственном банке берут денег, сколько хотят.
     - Павел, Я тебя сильно разочарую, – сказал Карл Реннер, - когда расскажу о том, как складывается жизнь банкира. – Банкир не может, не имеет права брать денег столько, сколько ему захочется, даже в собственном банке. Расход денег в банке строго фиксируется и контролируется, для этого в нем существуют сотрудники и документация. Конечно, банкир имеет деньги от прибыли банка, которых ему хватает на различные личные расходы. Но основная часть прибыли уходит на содержание банка, сотрудников, на выплату налогов и кредитов. А потом, что это за банкир, который сорит деньгами. Клиенты банка такого сразу раскусят, и не будут пользоваться его банком, и он обанкротится. Вот такова жизнь банкира, дорогой Павел.
     Выслушав Карла Реннера про жизнь банкира, Пашка как – то сразу сник, ему стало обидно. Ведь все его называют только кличкой Пашка – рецидивист, а такой человек, как Карл назвал его уважительно дорогим Павлом.
     Еще держалась сухая и теплая осень, и это было единственным утешением на лесоповале. Карл обрубал сучья сваленной сосны и уловил краем уха, что где – то наверху, послышались трубные крики гусей. Карл задрал голову и увидел высоко по небу паривший большой клин гусей. Наступило время их перелета из северных мест, где провели лето, на юг, в теплые края, чтобы на следующий год обратно вернуться туда, где родились. Глядя на пролетающих над лесоповалом гусей, слушая их трубный, тревожный крик, у Карла защемило сердце. Ему хотелось зацепиться за клин паривших в небе гусей и улететь с ними вместе. Но летевших гусей не достать, до них не дотянуться.
     Карл долго смотрел во след улетающих гусей, и его обуревало огромной силы чувство. Он, как и гуси, покидавшие насиженное место, сильно хотел покинуть лагерный лесоповал, но не хотел снова возвращаться обратно сюда, как это делают древние птицы каждой весной. Он верил, что наступит другое время, и он покинет лагерный лесоповал навсегда, а пока надо терпеть и выживать. Из головы Карла Реннера долго не выходил клин пролетавших гусей, их тревожные крики, в которых заключено, что – то магическое, недостижимое человеком. Гусиный перелет был предвестником осеннего ненастья. Небо заволокло серыми облаками, поплыли густые, свинцовые тучи. И вдруг, небо словно опрокинулось, и хлынул холодный дождь, как из ведра. Промозглый дождь лил над лесоповалом несколько дней, не переставая.
     Бригада лесорубов из восьми заключенных, среди которых был и Карл Реннер, сгрудилась вокруг сосны, толстой снизу и ветвистой по вершине, пережидая, когда перестанет лить дождь. Но дождь не переставал, а только усиливался, заключенные стояли под сосной, уже все промокшие до нитки. Стволы деревьев от проливного дождя почернели, и от них тянуло холодом. Лесоповал превратился в непроходимое болото. От холодного дождя лагерная ветхая роба заключенных вся промокла, их пробивала дрожь, у них зуб на зуб не сходился. Вооруженные охранники начали кричать на заключенных, подгоняя их, чтобы они пилили, рубили и складывали древесину в поленницу. С некоторых пор заключенные к Карлу Реннеру стали относиться, как к своему и предложили ему, чтобы он поговорил с охранниками не заниматься сегодня лесоповалом, ведь на каждом из них уже нет и сухого места.
     Карл подошел к старшему охраны и попросил уступку бригаде. Набычившись, охранник промолчал и не стал заставлять заключенных работать с лесом. К вечеру, покинув лесоповал, заключенные мокрые, холодные и голодные ввалились в барак, в лагерную столовую в надежде немного согреться скудным обедом и заморить червячка. Но не тут – то было. Они получили пайку хлеба в два раза меньше обычного. Да и баланда было совсем жидкой и холодной. Коварство охранников отбило у Карла всякое желание обращаться к ним.
     Осень была на исходе, дни стали короче, по ночам в тайге воздух выхолаживался, становился гулким, к утру земля покрывалась белой солью изморози. А вскоре грянула и зима. Несколько дней пушистый снег медленно кружил над лесоповалом, выбеливая его. Заключенные знали, ждать от зимы чего – то путного не приходится, за снегопадом наступит сибирская лютая стужа. Снегопад растянулся надолго. Вот уже два месяца каждый день сыпит густой снег, тайга оказалась непроходимой. За снегопадом сразу же обрушились морозы. Слышалось, как от жгучей стужи потрескивали сучья деревьев. Стужа лютовала, но работа в лагере на лесоповале не останавливалась ни на один день. Бригада «зэков», в которой были Карл Реннер и Пашка, брела змейкой по глубокому снегу к месту лесоповала. Их брови и ресницы заиндевели, а сами были похожи на окутанные снежным куржаком призраков. Пар, вылетавший из узкой полоски рта, говорил, что они еще не згинули совсем на лютом морозе. Добравшись до лесоповала, заключенные запалили костер и обступили его вокруг, чтобы накоротке погреться и запастись его живительным теплом. Охранники, одетые в валенки и полушубки, то и дело кричали на заключенных, не давая им греться горевшим костром, заставляя их валить лес.
     Карл Реннер со своим напарником Пашкой Степановым подошли к высоченной сосне и, отоптав вокруг нее снег, застучали топорами. С игольчатых сучьев сосны на них обрушился густой снег, и от него стало еще морозней. Подрубленная и подпиленная сосна рухнула в глубокий снег, который разлетелся по сторонам, словно внезапно брызнувший водой включенный фонтан. С перерывами на короткий передых около горевшего костра, они выполнили за день свою норму, оставив в глубоком снегу уложенную поленницу дров…
     Наступила долгожданная весна, воздух, напоенный весенней свежестью и нагретый солнцем, проникал в самые затененные таежные уголки. Благодать – днем на лесоповале тепло. Деревья начали покрываться тонким налетом зелени. Заключенные, соскучившись за долгую снежную и морозную зиму по солнцу, теперь, когда оно весь день висело над лесоповалом, подставляли свои исхудалые лица и набирались его солнечной энергии.
     Солнечное тепло, растопив слежавшийся за зиму толстым слоем снег, превратило таежно – болотистый лагерный лесоповал в сплошное половодье. И весь день приходилось на лесоповале хлюпать по воде. Карла спасали сапоги, которые он надел перед арестом в Отепя. И до сих пор ему удавалось их сохранять. Голенища сапог имели двойной слой кожи, где лежали спрятанный документ на недвижимость и схема тайника с золотом. Уголовники давно приглядывались к сапогам Карла, хорошо понимая, что в них тепло и сухо. Карл проснулся и нагнулся вниз, чтобы достать из – под нар свои сапоги и обуться в них. Сапог на месте не оказалось. Он свесил босые ноги с нар и в его голове сверкнуло: «пропали не только сапоги, но и та золотая тайна, которую приходилось всячески оберегать».
     Пашка Степанов тем временем поднялся с нар, обулся и глянул на Карла, который сидел босым, опустив голову вних. Пашка сразу же смекнул, Карлу не во что обуться, кто – то стащил сапоги. Пашка был лихим парнем, не зря – он рецидивист, умудрялся всегда иметь при себе острый нож, который каким – то образом прятал его под одеждой. Обнажив нож, он ринулся в тот угол барака, где обитали блатные, уголовники. Он шел точно и безошибочно, знал, кто мог стащить сапоги. Блатные, увидя приближавшегося Пашку, зашевелились.
     - Кривой, - крикнул Пашка и подскочил к тем нарам, на которых лежал тот, которого называли «Кривым» за то, что при разговоре кривил губы, - верни Карлу прохоря, иначе замочу, сучий потрах!
     - Ты, что Пашка! – возмутился Кривой.
     Пашка выставил перед Кривым нож.
     - Ладно, убери пику! – вскрикнул Кривой и выбросил из - под изголовья сапоги Карла.
     Пашка схватил сапоги, вернулся в свой угол и передал их Карлу.
Этот случай сильно сдружил банкира с рецидивистом и до конца заключения у них были крепкие взаимоотношения. А однажды Карл сказал Пашке:
     - Павел, когда освобожусь из лагеря, вернусь в семью, в немецкий город Гамбург, и опять займусь банковским делом, найду тебя  и приглашу к себе в гости, познакомлю с жизнью Германии.
     Пашке нравилось, что Карл уважительно называл его Павлом. Он  так сильно был растроган сказанным Карлом, схватил его руку, крепко сжал и долго ее тряс.
     - Спасибо, Карла, - сказал возбужденно Пашка,- даже в лагерных тяжелых условиях ты остаешься человеком.
     Карл не хотел видеть в Пашке отъявленного рецидивиста и сорви голову. Он понимал, что Пашка такой же человек, как и тысячи других, но в силу сложившихся обстоятельств стал тем, кем оказался наяву… Не ожидали заключенные, что с наступившим весенним теплом изменится порядок их работы на лесоповале. В то раннее утро заключенных  лагпункта, в котором находился Карл Реннер, подняли рано, в шесть часов утра, и построили на дворе лагеря. Перед заключенными стояло все лагерное начальство. Начальник лагеря вышел вперед и сказал:
     - Граждане, заключенные, пока тайга не покрылась густой зеленью, вы будете заготавливать хлысты из сосны и лиственницы. За месяц вы должны заготовить несколько штабелей хлыстов, чтобы наступившей зимой, когда дороги промерзнут, их можно будет вывезти на лесовозах на стройки Красноярска. С сегодняшнего дня устанавливается следующий порядок: подъем в шесть часов утра, работа с семи тридцати до восемнадцати тридцати с перерывом на один час.
     Место лесоповала холмистая пологость. Время ходьбы от лагеря до холмистой местности, о которой говорил начальник лагеря, где для заготовки хлыстов был выбран новый полигон лесоповала, минут тридцать. Бригада заключенных, в которую входили Карл Реннер и Пашка Степанов, получили участок на середине пологости. Участок был выгоден тем, что здесь было посуше, на отлогости росли высокоствольные сосны и лиственницы, чистые до середины от сучков.
     При заготовке хлыстов появилась новинка, трем бригадам выдали для пробы бензопилы. Как обращаться с бензопилой, никто не знал. Но Пашка, хотя и был вором – рецидивистом, быстро сообразил применение бензопилы для распиливания деревьев на хлысты.  Каждое сваленное дерево и очищенное от сучьев распиливали на два хлыста, длиною в восемь метров. Первоначально хлысты скатывали вниз вагами. Но такая работа была очень тяжелая и мало производительная. И закатывать хлысты в штабель с помощью ваги было не реально. И начальство лагеря это поняло, и через несколько дней на лесоповале появился трелевочный трактор. Карл Реннер и Пашка как всегда работали в паре. Со временем на их участке появилась заметная полоса – вырубка, а, внизу – штабеля заготовленных хлыстов. Продолжительный рабочий день на заготовке хлыстов выматывал заключенных. В последние два, три часа рабочего дня у них резко падала работоспособность. И перерыв для передышки и скудный «обед» для восстановления не прибавляли сил.
     Весь июнь заключенные вырубали хвойную тайгу, заготавливая хлысты и скатывая их в штабеля. За месяц лесоповал превратился в огромный склад заготовленных бревен. Карл Реннер как экономист и банкир, привыкший все определять в сравнении, как – то сказал Пашке:
     - Ты знаешь, Павел, как дешево обходится заготовка хлыстов, этого отличного строительного материала, для государства силами заключенных.
- Могу лишь только догадываться, – ответил Пашка.
     - Если все это перевести на экономический язык, - продолжал Карл, - то государство имеет выгоду от нашей эксплуатации как один к десяти. Я изучал историю феодализма в Берлинском и Тартутском университетах, был в прошлые времена такой тип государства, и скажу, что даже тогда не было такой эксплуатации.
     - Карла, я человек не ахти какой грамотный, - сказал Пашка, продолжая начатую Реннером тему, - но скажу определенно и в этом я тебе доверяю, что ты меня не заложишь. Я давно понял, что в существовании нашего государства происходит не все правильно. И главное преступление нашего государства заключается в том, что оно  насильственно использует человеческую рабочую силу, к которой относимся и мы, заключенные.
     - Молодец, Павел, ты очень точно сумел определить современное существование нашего государства за счет насильственного использования невинно осужденных людей. Ты очень сообразительный, и когда закончится срок твоего заключения и выйдешь из лагеря, обязательно иди учиться. И я желаю тебе в этом успеха.
     Время лагерной жизни тянулось медленно. Тяжелейшая, порою невыносимая, работа на лесоповале, убийственная тоска сильно заедали Карла Реннера. Хотелось, что – то узнать о послевоенной жизни в Европе, о семье, написать родным пару строк. Но переписка из лагеря запрещена. Так тянулись день за днем. Месяц за месяцем. Прошли два томительных года, за которыми остался лагерный монолит – лесоповал…
     4 июля 1948 года Карла Реннера вызвал к себе начальник лагеря.
     - Ну что, немец – эстонец, банкир – капиталист, Карл Реннер, - сказал в унизительном тоне начальник лагеря, ухмыляясь и разглядывая заключенного, – завтра заканчивается твой срок заключения, пришло распоряжение отправить тебя в Красноярск, в УИТЛК – управление исправительно – трудовых лагерей и колоний по Красноярскому краю, в «Краслаг». Там тебе выдадут справку об освобождении из лагеря, получишь и направление на место ссылки. А куда, не знаю. Но раз этим занимается управление «Краслага», значит, тебя отправят, в какой – то особый район…
     Карл медленно шел через лагерную территорию, ему казалось, что в какую – то секунду, вдруг его остановят и скажут, что его освобождение произошло ошибочно и он должен вернуться в лагерь, на лесоповал. И только когда увидел у ворот лагеря толкавшуюся кучку заключенных, у него отлегло от сердца. Они пришли проводить Карла на свободу, пожелать ему счастливой дороги. Через двор бежал запыхавшийся Пашка.
     - Стой, подожди, Карла ! – кричал на бегу Пашка. – Карла, я сильно рад за тебя, ты на воле, не забывай нас, желаю тебе всего наилучшего.
     - Спасибо, Павел, - сказал в ответ Карл Реннер и они крепко пожали друг другу свои мозолистые от работы на лесоповале руки.
     Из лагеря через соседнюю станцию и дальше шла попутная машина, и Карл Реннер к вечеру добрался на ней до Канска. Он вошел в пристанционный магазинчик и купил буханку хлеба. Хлеб был еще совсем свежим и своим специфическим запахом щекотал горло, хотелось сразу же взять и проглотить всю булку. Уже давно, с тех пор, как Карл был арестован, он не ел досыта хлеба и потерял надежду, что это когда – нибудь произойдет. Он сел на лавку и почему – то медлил, держа в руке булку. Он вспоминал, как когда – то в лучших ресторанах Берлина, да и в своем собственном, в эстонском городе Вильянди, ему приходилось кушать самые изысканные и вкусные блюда. «Как это было давно, и обо всем этом приходится только вспоминать», - подумал с горечью Карл Реннер. Он понюхал хлеб, отломил от буханки краюху и начал ее медленно жевать. Через какое – то время он почувствовал, как проходит состояние голода. Держа краюху в руке и откусывая от нее кусок за куском, он испытывал то, что еще совсем недавно было недосягаемым – запах живительного хлеба. И он подумал, что в человеческой природе существует только два запаха, перед которыми надо стоять на коленях, материнский и хлебный. Карл сел на поезд и утром был в Красноярске. Сойдя с поезда, он первым делом подумал, что где – то здесь, в Красноярске, в 1920 году в концентрационном лагере был расстрелян его отец Иоганн Реннер, военнопленный германской армии, воевавшей с Россией в 1914 – 1918 годах. И надо было бы поклониться его праху, но совсем неизвестно, где он был похоронен после расстрела.
     Управление «Краслага» находилось недалеко от железнодорожного вокзала, в тупике улицы Красной Армии, в двухэтажном деревянном доме. Карл Реннер долго толкался во дворе конторы «Краслага», пока готовили документы. Наконец его пригласил к себе капитан – эмвэдэшник. Он выдал ему справку об освобождении из лагеря и зачитал направление на место ссылки: золотой прииск Центральный, или поселок Южно – Енисейский, в Удерейском золотопромышленном районе, за Нижним Приангарьем. Услышав слово удерейский, Карл Реннер весь внутренне насторожился. И чтобы не выдать своего внутреннего напряжения, он крепко сжал одну кисть руки другой, как это он делает в таких случаях. Ведь золото, принадлежавшее Зигфриду Карлу Реннеру  и теперь лежавшее в тайнике под Отепя, называется удерейским. «Неужели судьба забрасывает меня на те прииски, где добывалось удерейское золото», - подумал Карл Реннер.
     Терять время не стал, и на следующий день на катере отправился по Енисею вниз с переходом в Ангару. На третий день добрался до пристани, деревни Мотыгино, а еще через день на попутном грузовике выехал в поселок Южно – Енисейский, или на золотой прииск Центральный.
     На прииск Карл Реннер въезжал в начале дня. Грузовик проехал участок песчаного тракта и по увалу поднялся наверх. Карлу Реннеру захотелось разглядеть округу. Шофер, словно догадавшись о желании пассажира, сбавил газ и тихо покатил по тракту. Как – то внезапно перед Карлом Реннером в лучах яркого солнца открылся местный пейзаж. Внизу огромная долина, посредине которой течет журча на перекатах речка Удерей, поблескивая на солнце желтой водой. Вдоль речки, наверху, простирается горный хребет, поросший густым, зеленым лесом, у подножия которого приютился большой поселок.
     Первым делом надо явиться в Удерейскую спецкомендатуру и встать на учет. Спецкомендатура находилась в большом бараке, у подножия куполообразной горы, имевшей название Горелая, которая была сердцевиной правобережного хребта. Это была южная окраина приискового поселка. В комнате, пропахшей табаком, сидел мужчина в возрасте лет сорока, небрежно одетый в заношенную форму эмвэдэшника в чине младшего лейтенанта, какой – то угловатый, словно контуженый. Эмвэдэшник пригласил Карла Реннера присесть на табуретку и стал знакомиться со сведениями, поступившими на него и оформленными в специальном деле. Разглядывая дело, он поинтересовался, какое у Реннера образование и специальность.
     - Я окончил два университета, Берлинский и Тартутский, имею специальности экономиста и юриста, практику банковской работы, - ответил Карл Реннер, хотя понимал, что эмвэдэшника это мало интересует.
     Эмвэдэшник достал из коробки папиросу, чиркнул спичкой, закурил и, выпуская изо рта дым колечками, сказал:
     - Да, я вижу вы человек грамотный, но гражданин ссыльный, нам здесь не нужны ни экономисты, ни юристы, а тем более банкиры. Однако могу посоветовать обратиться в гужевой цех, или вернее на конный двор золотоприискового управления, там нужны рабочие на заготовке дров для драг.Вам ведь это ремесло хорошо знакомо, в лагере как – никак работали на лесоповале.
     Сотрудник Удерейской спецкомендатуры написал на листке бумаги направление для Карла Реннера для проживания в бараке и рассказал, как туда добраться.
     За речкой, называющейся Удереем, на пологости левобережного хребта, на опушке молодого подлеска, стоял деревянный барак, называвшийся домом заезжих. Все кто приезжал, откуда – нибудь, могли в нем переспать ночь. В доме находился диспетчер, отмечавший приход машин с пристани Мотыгино и их возвращение обратно. Рядом стояла цистерна, наполненная бензином, и его стойкие пары висели в воздухе вокруг барака. Диспетчер – женщина, вся измазанная мазутом, выдавала бензин  шоферам по талонам. В бараке имелась отдельная комната, в ней проживали четверо ссыльных. В ней и поселился Карл Ренненр. Убранство комнаты – железные койки, застеленные скудным бельем, посредине стол, сколоченный из досок, а по его бокам – табуретки, сколоченные на скорую руку. В углу стояла железная печка, на которой можно было сварить суп с картошкой и черемшей.
     Разместившись в заезжем доме, Карл Реннер в середине дня появился в гужевом цеху, вернее на конном дворе. Там его зарегистрировали, выдали инструмент – топор и лучковую пилу, верхонки – рукавицы, пошитые из толстой грубой ткани, рассказали, как надо добираться до лесосеки. К вечеру, когда Карл Реннер снова появился в доме заезжих, в нем уже находились его жильцы, оказавшиеся здесь в ссылке недавно. Двое из них работали на лесоповале. Они рассказали Карлу Реннеру, какое расстояние от заезжего дома до лесосеки и предложили завтра утром идти туда за компанию, вместе.
     Прибыв на место ссылки, Карлу Реннеру хотелось сразу уяснить, что из себя представляет прииск и приисковый поселок, где ему придется теперь жить. Золотой прииск, а вместе с ним и приисковый поселок, это не деревня и не город, это поселок городского типа. У населения прииска, которое называют приискателями, основная работа – добыча золота. И сам прииск, приисковый поселок – это центр золотопромышленного района, где добывается драгоценный, валютный металл. Население поселка достигает чуть более трех тысяч человек. На прииске живет много мастеровых рабочих, инженерно – технических работников, геологов. О районном характере приискового поселка говорят разные конторы,  которых очень много, в них работает учрежденческая интеллигенция. На прииске есть небольшой механический завод, а в районе, на разных приисках, несколько плавучих золотопромывальных фабрик – драг.
     Золотой прииск – это внешняя сторона ссылки Карла Реннера. А надо быть внутренне готовым для перенесения всего того, с чем придется столкнуться в ссылке.
     Путь от заезжего дома до лесосеки ни далекий, ни близкий. Сначала надо пройти по тракту до речки Пескиной километра два, а потом еще километра три подниматься по тянигусу на вершину Спасского хребта, где находится лесосека. Вершина – большая плоскость, заросшая хвойным лесом – сосной, кедром, лиственницей. Местами попадаются березовые и осиновые островки. Когда вошли на территорию лесосеки, Карл Реннер увидел хорошо знакомую картину, напоминающую лесоповал в лагере «Ревучем»: всюду стоят длинные поленницы напиленных дров, от которых сильно пахнет хвойным смольем. На лесосеке ежедневно работает бригада лесорубов, как и на лагерном лесоповале, двенадцать человек. Заготовленные дрова используются в качестве топлива для драг, добывающих золото, а также для бытовых нужд поселка. Чтобы иметь минимум заработка, за день надо нарубить и распилить дров четыре кубометра. Услышав от своих напарников норму ежедневной выработки на приисковой лесосеке, Карл Реннер подумал, что работа на ней по объему ничем не отличается от той, которую приходилось выполнять на лагерном лесоповале. Единственное отличие местной лесосеки от лагерного лесоповала заключалось в том, что здесь нет вооруженной охраны.
     Потянулись годы мучительной ссылки. Однообразная, тяжелая работа на лесосеке, скудность заработка, а за ним и скудность питания, непонимание местными жителями ссыльных, отсутствие сведений о семье, выворачивали наизнанку каждого, кто отбывал ссылку в глухих районах. В Южно – Енисейске находилось много ссыльных, среди них были украинцы, финны, литовцы, латыши, эстонцы, немцы, поляки и евреи. Национальная разношерстность была препятствием для общения между ссыльными. Да и судимость ссыльных сильно разнилась. Одни были судимы за сотрудничество с немцами в годы войны, особенно украинцы, другие за принадлежность к той или иной национальности, третьи по политическим признакам. Среди ссыльных были и те, кто был осужден за отказ отдать добровольно частную собственность соввласти. К их числу относился и Карл Реннер. Уже вскоре Карлу Реннеру пришлось кроме заготовки дров освоить и другое ремесло – выгонку дегтя. В один из дней, ближе к полудню, на лесосеке на верховой лошади появился десятник из гужевого цеха. Десятник был хорошо знаком бригаде лесорубов. В конце каждой недели он наведывался в лесосеку, замерял нарубленные дрова, подсчитывал план их выполнения, прикидывал, сколько лесорубы заработали на хлеб. Невысокий и коренастый, с грубым лицом, заросшим жесткой щетиной, в кожаных сапогах, жирно смазанных дегтем, он производил впечатление некоего лесного человека, никогда не вылезающего из тайги. Поздоровавшись со всеми лесорубами, он сказал, обращаясь к бригадиру:
     - С завтрашнего дня готовьте смолокурню для выгонки дегтя. Пока стоит тепло, надо заготовить деготь и уголь. 
     С этими словами десятник осмотрелся вокруг, заскочил в седло и направился вниз к перевалу. Бригадир коротко стал объяснять с чего надо начать подготовку к выгонке дегтя. Для Карла Реннера это было новизной, и он внимательно вникал, о чем говорил бригадир. Уже утром следующего дня бригадир разбил бригаду на части. Шесть лесорубов начали рыть траншею глубиною около метра и длиною около десяти метров. А остальные шесть лесорубов принялись рубить березы, распиливая их на метровые сутунки. Через три дня все было подготовлено для начала запаливания траншеи. На дно траншеи набросали сушника и запалили его. Когда сушник разгорелся и появились красные уголья, на них набросали несколько слоев напиленных березовых сырых сутунков. И как только от горевших берез появился дым, их сразу же забросали землей. В дымившихся траншеях березовые сутунки, засыпанные землей, тлели на огне. Из сырых тлевших берез огонь выжимал березовое молочко – жидкость, которая превращалась в деготь. Дегтя на прииске требовалось много. Смешивая деготь с солидолом, им смазывали оси и колеса телег, а их было много. А нагоревший березовый уголь использовался в кузнице мехмастерских для накаливания железа в горнах, из которого кузнецы ковали разные детали и приспособления для драг.
     Чтобы легче переносить свою ссылку, Карл Реннер уже в начальный ее период в свободное от работы дни старался ознакомиться с окружающей местностью. Еще с детских лет, когда жил в Гамбурге и приходилось бывать в загородном старинном доме, расположенном среди холмистой, лесной местности, а потом, живя в Эстонии под городом Отепя, который тоже окружала лесная холмистость, Карл Реннер в этом природном окружении видел что – то привлекательное. И когда появился в ссылке в Южно – Еннисейске, он увидел красивую природу приисковой округи, и часто путешествовал по удерейскому нагорью. Карла Реннера не покидала мысль, где и как спрятать документ на право собственности эстонской недвижимости и схему тайника с золотом, которые хранятся в голенище сапог. Он долго подыскивал для этого место, побывал во многих местах приисковой округи: около висячих скал над речкой Удерей, на Калифорнийской площади, на речке Холма и даже однажды забрел на заросшую лесом отлогость, где находилось приисковое кладбище. Но почему – то во всех этих местах, где он побывал, не мог решиться спрятать документы. Его что – то сдерживало. Он несколько раз бросал свой взор на крутую, куполообразную гору с названием Горелая, которую подпирал приисковый поселок. В один из дней он долго поднимался по тропе, которая через вершину горы привела его на седловину. А седловина соединяет гору Горелую с другой, соседней горой. За свою буйную зелень в летнюю пору она называется Зеленой. Спускаясь вниз по тропе, затянутой серым ягелем – оленьим мхом, он заметил, что середина седловины слегка изогнута, тропа плотно утрамбована плитняком. Карл Реннер подумал, что это самое удачное место, где можно будет надежно спрятать документы.
     В один из дней Карл Реннер вскрыл голенище сапога, достал документ на право собственности эстонской недвижимости и схему тайника с золотом, лежавшим спрятанным под городом Отепя. Он пробрался на седловину между горами Горелая и Зеленая и, выбрав неприметное место близ тропы, вырыл глубокую ямку. Документ на собственность и схему тайника с золотом, завернутые в несколько слоев пергамента, он сложил в ямку и утрамбовал плитняк. А место, где зарыл документы, и характерные признаки, по которым можно будет их найти, он искусно зарисовал в виде схемы в своем карманном блокноте.
     Карл Реннер мучительно думал о том, а действительно ли золото, которое принадлежало деду Зигфриду Карлу Реннеру и теперь находится в тайнике на окраине эстонского города Отепя, именуется удерейским. И чтобы убедиться в том, что существует в природе удерейское золото, и оно добывается здесь, на речке Удерей, близ поселка Южно – Енисейский, где он теперь находится в ссылке, Карл решил все проверить и пройти по цепочке. И вскоре Карл Реннер установил следующее. Район, где он сейчас находится в ссылке, называется Удерейским, и здесь добывается золото. Словом, район золотопромышленный. Долина, вдоль которой разбросаны прииски, имеет название Удерейская. Речка, на которой добывают золото, именуется Удереем. Людей, живущих здесь, кликают удерейцами. Но и этого ему было мало. Ему хотелось узнать, увидеть воочию, как добывается золото, и как выглядит эта картина. И в один из дней он отправился на северную окраину приискового поселка и по гребню  дражных отвалов отработанной горной породы спустился в низовья Удерея. И здесь он увидел плавающую на воде драгу – землечерпальную машину, добывающую золото. После такого практического анализа у Карла Реннера уже не было никаких сомнений, что золото, лежащее в тайнике под Отепя, добыто здесь, на Удерее. Карл Реннер стоял на макушке большого отвала отработанной горной породы. А перед ним раскинулся так называемый дражный полигон, то место, где добывалось золото. К берегу Удерея примыкал разрез площадью пятьдесят на пятьдесят метров, заполненный водой, которая затекала из речки. Тяжелейшая машина с множеством механизмов размещалась на большом деревянном понтоне и перемещалась с помощью стальных канатов, которые своими концами крепились, где – то метров за сто от полигона. Внутри драги в топке котла пылали ярким огнем смолистые дрова. Из большой трубы, торчащей над деревянной плоской крышей драги, валил дым. Берег Удерея был забит поленницами дров.
     Карл Реннер стоял на дражном отвале горной породы и смотрел на драгу. Из – за крутых холмов, из туч, висевших над ними, вынырнуло солнце. Его яркие лучи блеснули по желтой воде Удерея как бы напоминая о таком же цвете золота. Из трубы над нижней кромкой платформы драги выскочила струя густого пара, над верхней крышей пронзительно просвистел свисток, извещая о том, что драга включается в работу. Натянулись стальные канаты, драга вздрогнула, заработал черпачный конвейер, послышался пронзительный лязг. Драга зашевелилась на плаву разреза. Добыча золота началась.
     Огромный железный барабан, лежащий внутри драги, вращал конвейерную цепь, на которой крепилась дюжина дражных железных полукруглых черпаков. У кромки разреза черпачный конвейер с грохотом погружался в воду и зачерпывал черпаками горный грунт. Вздрагивая от стальных канатов, драга словно пахарь, вгрызалась черпаками в земляной грунт и затаскивала его вовнутрь фабрики. А там горная порода промывалась водой на огромной вибрирующей железной пластине с множеством отверстий, называемой грохотом, в которых оседал золотой песок. Промытая водой порода попадала в другие, плоские железные черпаки похожие на ящики и тоже с помощью конвейерной цепи сбрасывалась наружу. После проходки драги за ней оставалась гряда отвальной отработанной горной породы: песок, щебень, плитняк, булыжник. Карл Реннер понимал, что задерживаться около золотодобывающего полигона долго нельзя, равно как нельзя любопытствовать и драгой. Он уже знал, что добыча золота находится под контролем специальной приисковой спецслужбы и за любопытство к золотопромывальной фабрике, он, как ссыльный, может иметь нежелательные неприятности.
     Насмотревшись, как добывается золото драгой, Карл Реннер возвращался в приисковый поселок через зеленеющее поле, на котором когда – то находился прииск с красивым названием Покровский. Над левобережным хребтом пылало вечернее зарево. На перекатах звонко струился Удерей, от холодной воды которого тянуло прохладой по долине. Над вершиной горы Горелой уже виднелась синевато – тусклая полоска тумана. Кругом опускались сумерки, и скоро приисковый поселок погрузится в туманной ночи. Карл Реннер пока добирался до поселка, голову сверлила надоедливая заноза  о том, что завтра до середины дня надо опять явиться в Удерейскую спецкомендатуру на ежемесячную регистрацию.
     Карл Реннер шел на южную окраину поселка. Он преодолел последнюю сотню метров по деревянному тротуару и, поравнявшись с линейкой милицейской спортивной площадки, приютившейся у подножия куполообразной горы Горелой, спустился к деревянному бараку, в котором находилась надзорная спецкомендатура. Карл вынес очередную унизительную процедуру тоталитарного контроля и покинул спецкомендатуру. Покидая ненавистный барак, Карл Реннер задумался над тем, что знал о судьбе своих родственников. И как странно все, получается, думал обо всем он. Его дед Зигфрид Реннер золото, добытое здесь, на Удерее, выменивал на продовольственные и промышленные товары, скапливая его для своих потомков. А его внук Карл Реннер волею судьбы теперь находится здесь в ссылке. «Действительно, пути господни неисповедимы, - думал Карл Реннер. – А может это какой – то неотвратимый рок судьбы». Думая о тайне удерейского золота, к которому имел прямое отношение дед Зигфрид Реннер, Карл не мог и представить, что в жизни может произойти коварное пересечение его судьбы с судьбой двоюродного брата Виконта, сына старшей тети Цецилии вот здесь, где он только что побывал. В тревожном восемнадцатом в этом доме, где теперь размещалась комендатура, находилось «Управление золотыми приисками Гадаловской золотопромышленной комппании». В морозный декабрьский вечер восемнадцатого года в конторе «Управления» состоялась встреча удерейских золотопромышленников и Виконта, прибывшего сюда с обозом продовольствия и фуража из деревни Усть – Тунгуски. И вот ведь как судьба распорядилась. Если более тридцати лет тому назад в этом доме Виконту, сибирскому наследнику банкирского дела Реннеров пришлось побывать по своей воле, то теперь в нем часто бывает по насильственной воле другой Реннер, который находится здесь в ссылке.
     Подскочила осень, и стала остро ощущаться красота удерейского нагорья: чистое небо, безветрие, ночью прохлада, днем солнечное тепло. Во всей округе, на сотни километров, завораживающая тишина. И пока стояла сухая и солнечная погода, Карл Реннер не упускал случая, чтобы лишний раз не побывать в горах. Путешествуя по вершинам гор и хребтов, Карл Реннер, на какое – то время забывался, чувствовал, что это помогает ему переносить изнурительную ссылку.
     Но вот в воздухе запахло дыханием зимы. Обозревая с высоты птичьего полета местность, окружавшую прииск, Карл Реннер еще не догадывался, что место его ссылки – край глубоких снегов и лютой стужи. И вскоре все это пришлось не только увидеть, но и почувствовать на собственной шкуре. В одну из ночей ноября посыпал густой снег. Снегопад растянулся до конца декабря. Удерейскую округу, лесосеку засыпало непроходимым снегом. И каждый день уходило много времени и сил, чтобы в глубоком снегу приспособиться к валке и распиловке деревьев.
     Кончились снегопады, и началась лютая, нестерпимая стужа. И даже на лесоповале в лагере, под Канском, казалось, она была мягче. А здесь, на удерейском нагорье, стужа словно оголодавший зверь, беспощадно убивала в человеке все живое. Работать на лесосеке в озверевшую морозную стужу, когда в отдельные дни она падала до самых низких показателей, ниже полсотни градусов, теряло всякий смысл. Рано утром Карл вышел из барака заезжих и по тракту направился на лесосеку. Сверху сыпалась колючая изморозь, кругом висел густой, леденящий туман и его было не продохнуть, он жгуче застревал в горле. Однако трескучий мороз морозом, а по занесенной снегом дороге надо добраться до Спасского перевала. Лютая, ледяная стужа проникала под скудное облачение Карла и, словно острая игла, вонзалась в его судорожно вздрагивающее тело. Карл весь съежился, напрягся. Ветхая одежда и дырявые валенки не спасали. Все мускулы потеряли жизненную чувствительность и одеревенели. Худая кожа на теле, казалось, начала лопаться, а кровь застыла в жилах. Пока в лютую стужу доберешься до лесосеки, можно превратиться в оледеневший труп. На лесосеке нет даже избушки, в которой можно было бы обогреться. Тайга, окутанная лютой стужей, была дикой и зловещей. Лазить по глубокому снегу, валить лес и распиливать его на поленья в мертвецкую стужу не было смысла. Карл окинул взглядом затуманенных глаз оледеневшую, омертвевшую тайгу, лесоповал и отправился обратно в поселок. Он бежал, задыхаясь, сколько у него было сил, хватаясь за окоченевшие части тела.
     Для Карла Реннера, родившегося при европейском умеренном теплом климате, озверевшие морозы в Удерейской тайге были смертельны. В морозную лихорадку можно заживо погибнуть от стужи на лесосеке, а можно и переждать ее в доме заезжих, пока не наступит ее конец, но остаться без заработка, без куска хлеба, и толкнуть себя на голодную погибель. И Карл не знал, сможет ли он, пока лютует морозная стужа, остаться в живых…
     Кончилась морозная стужа, и Карл Реннер облегченно вздохнул, она не смогла его сломить, он остался в живых. Но кончилось одно, началось другое. Подскочило время февральских занудных метелей. Для Карла Реннера зимние метели на удерейском нагорье не были чем- то новым в его жизни. Когда жил в Эстонии, в городе Отепя, то там зимой часто приходилось сталкиваться со снежными метелями, возникавшими от теплых ветров, дувших с Балтийского моря. А здесь, на удерейском нагорье, метели холодные, дуют по ночам, обрушивая на округу густой, колючий снег, сопровождаясь несмолкаемым завыванием ветра.
     Вот уже вторую неделю по удерейской долине, подпираемой справа и слева хребтами, по ночам вьюжит пурга, шумят снежные метели, переметая с места на место огромные массы снега. Снежные метели заметно изменили пейзаж долины, утопили в глубоких снегах дражные отвалы отработанной горной породы, раскинувшиеся вдоль замерзшего Удерея, сравняли их вершины, которые летом выглядели выпуклыми. Утонула в глубоких снежных заносах и дорога, тянувшаяся на лесосеку и стала непроходимой, и пробираться по ней было адски трудно. Карл Реннер со своими напарниками по лесоповалу долго преодолевали знакомый путь до лесосеки. Ночью тропу  совсем забило плотным снегом, и приходилось поочередно ее торить, часто останавливаясь на передышку, пока добирались до вершины Спасского хребта, где еще с ночи гулял холодный ветер, срывая с ветвей деревьев слежавшийся снег. Было жутко холодно. Прежде чем начать валку леса, лесорубы привычно запалили кострище и, обогревшись, принялись за выполнение своей тяжкой работы.
     … Прошло три года ссылки. Как – то однажды Карл Реннер, сильно уставший, кое – как добрался от лесосеки до дома заезжих. На столе лежала записка, а в ней было написано, что завтра в десять часов дня ему надо быть на приеме у директора золотоприискового управления. «Зачем я ему понадобился», - думал Карл Реннер, спускаясь с левобережного хребта и направляясь в центр поселка.
     Наступила золотая августовсукая пора, ночью густые туманы, днем яркое, теплое солнце, в лесу запахло грибами и брусникой. В это время можно было увидеть типичную для этих мест картину. Компании по два, три, пять человек с лукошками  и корзинами спешили в лес, чтобы запастись грибами и ягодой брусникой. В затененных местах еще чувствовалась утренняя прохлада, а на открытых уже горячо пригревало яркое солнце, висевшее над поселком. При подходе к золотоприисковому управлению, Карлу Реннеру навстречу попались грибники и ягодники, спешившие по дороге, уходившей, куда – то наверх, в горы. Преодолев  по улице «Обороны», по дощатому тротуару, сотню метров, он подошел к большому дому, построенному не так давно, и отличавшемуся от других строений еще сохранением желтизны сосновых бревен, выглядевшему в виде буквы «Т».
     Он поднялся по высокому крыльцу и вошел в помещение. По коридору навстречу шла молодая женщина. Она видимо, знала Карла Реннера, и вежливо поздоровавшись с ним, проводила его в кабинет директора управления.
     В просторном кабинете, с большими и светлыми окнами, за столом сидел директор управления Павел Михайлович Голованов. Отроду лет сорок пять, смуглый, высоковатый, чисто выбритый. Бросался в глаза костюм, ладно сидевший на нем, пошитый из шерсти хаки защитного цвета. Он непринужденно и естественно улыбнулся, поднялся с кресла и предложил Карлу Реннеру сесть на стул со спинкой, стоявший напротив его стола. Это до некоторой степени интригующе подействовало на Карла Реннера. Банкир, находясь уже несколько лет сначала в лагере, а теперь в изолированной ссылке, уже начал отвыкать от нормального внимания к нему людей.
     - Карл Иоганнович, - вежливо сказал хозяин кабинета, - я как директор Удерейского золотоприискового управления, пригласил вас на очень важный разговор. А суть этого разговора заключается в том, что я предлагаю вам работу в нашей главной золотоприисковой конторе. Наши золотопромывальные фабрики драги все еще работают на энергии, вырабатываемой от сжигания древесины. И вы, работая на лесосеке,   хорошо это знаете. Работа драг на древесине – это уже вчерашний день. Сегодня надо перевести работу драг на электрическую энергию. Для этого надо произвести экономические расчеты. Но самое главное, разработать новый бюджет, величину заработной платы дражным рабочим и техническому персоналу. А общий штат людей, работающих на девяти драгах, очень большой. И надо на эту проблему взглянуть свежими экономическими глазами, да так, чтобы и бюджет, и штат не пострадали.
     Директор сделал небольшую паузу, а потом продолжил.
     - Через полгода экономическое обоснование надо представить в Государственный Красноярский краевой трест «Енисейзолото». Все же вы экономист, и банкир в прошлом, хорошо знаете и экономику, и финансы, их юридическое распределение, а это многое значит. Я уверен, что вы с присущим вам профессионализмом справитесь с этой работой. При переходе на работу в управление вы будете ежемесячно получать твердую зарплату, вам будет предоставлена отдельная комната в бараке, в центре поселка.
     Воцарилась пауза, и директор, и Карл Реннер молчали. Но каждый понимал, что паузу молчания затягивать нельзя. В голове Карла Реннера, за какие – то несколько секунд, пронеслись события последних лет: национализация банка и всего имущества соввластью, заключение в лесоповальном лагере и ссылка сюда, на золотой Удерей, неизвестность судьбы семьи, скудость и невыносимость ссыльной жизни. Карлу Реннеру надо было моментально определиться, или в дальнейшем ему пойти путем выбора каких – то изменений в жизненном пути, или продолжать следовать той судьбе, которая уже сложилась к этому времени. Словом, он оказался между выбором и судьбой. И находившийся уже несколько лет в исключительно невыносимых условиях существования, он не хотел сейчас это показывать директору управления, ибо понимал, что этот человек, находясь в роли руководителя золотопромышленного производства, необычный человек, и в его работе возникли какие – то трудности.
     Карл Реннер, выслушав директора, сильно взволновался, но не внешне, а внутренне. И чтобы не выдать своего волнения, он усилием воли быстро погасил его. Карл Реннер был опытным человеком в подобного рода ситуациях и умел моментально принимать решения. Этому научила его ответственная работа с большими деньгами в банке. А годы непосильного рабского труда уже начали иссушать душу, и хотелось, какой – то настоящей работы.               
     - Полагаю, что я соглашусь на предложенную вами работу, - ответил Карл Реннер после затянувшейся паузы. – Но меня беспокоит то обстоятельство, а разрешит ли мне Удерейский РОМВД работать в золотоприисковом управлении.
     - Я знал, что вы зададите этот вопрос, поэтому со всеми инстанциями, партийными и другими, особенно с теми, о которых вы думаете, он согласован, - ответил директор управления и опять улыбнулся, как при встрече сразу.
     – Я понял, - продолжал директор, - что вы человек деликатный, и не задали еще одного вопроса, который для вас имеет большое значение, и если бы это касалось меня, то я его задал бы обязательно. Переписка с семьей. Поступим так. Вы напишите письмо по адресу одного из ваших знакомых. На днях один из наших сотрудников управления едет в командировку в Красноярск. Там он отправит ваше письмо на указанный вами адресат, и оно обязательно дойдет до места назначения. А потом, будем надеяться, что вы получите ответ и узнаете о судьбе вашей семьи.
     Директор поднялся со своего кресла, и было, направился к выходу из кабинета. На пороге он столкнулся лицом к лицу с начальником планово – финансового отдела управления, который как заинтересованное лицо сразу же спросил, какое у него впечатление от встречи с ссыльным. Директор коротко, не вдаваясь в подробности встречи, сказал:
     - Ссыльному Реннеру не откажешь в интеллекте. Да и его внутренняя культура очень высокая. Чувствуется его солидная образованность, отработанное за долгие годы поведение финансиста. Вот чего всем нам порою не хватает.   
     Вскоре после встречи с директором управления в жизни ссыльного Карла Реннера произошли изменения.  Он был принят на работу в золотоприисковое управление, ему назначили твердую месячную зарплату и дали обещанную директором отдельную комнату. Барак, в котором он получил комнату, находился рядом с приисковым клубом, в котором размещалась библиотека. В период заключения в лагере и ссылке на Удерее, у Карла Реннера из глубины сознания возникала жгучая, доминантная мысль, что пройдет какое – то время, и он все равно вернется к банковскому делу. Правда, он не знал, когда и как это произойдет, но он был уверен, что это случится. И чтобы поддерживать свои банковские профессиональные знания, он часто посещал приисковую библиотеку. И хотя в ней было маловато книг по банковскому делу, он тщательно их прорабатывал.
     Через несколько месяцев ежедневной работы Карл Реннер завершил все экономические расчеты перевода работы драг на новую энергию, электрическую, расчитал необходимый бюджет, штат рабочих и технических работников. Директор управления с экономическим обоснованием побывал в Красноярске и представил его для ознакомления руководству треста «Енисейзолото», получив положительную оценку. При встрече ему был задан вопрос, кто выполнил такое блестящее экономическое обоснование. Директор улыбнулся и шутливо ответил, что это «тайна за семью печатями».
     После выполненной работы по экономическому обоснованию перевода драг на электрическую тягу, к Карлу Реннеру часто стали обращаться сотрудники управления, особенно из золоторазведки, из продовольственного отдела, куда его даже просили перейти работать.
     Прошло уже месяцев восемь после того, как Карл Реннер стал выполнять задания по экономическим расчетам золотоприискового управления. И однажды...
     Карл Реннер пообедал в приисковой столовой и, покинув ее, вышел на улицу. Весенняя, солнечная, апрельская погода настраивала на хороший лад. Свежим воздухом дышалось легко полной грудью, лицо ласкало солнечное тепло, кругом лежал подтаявший, блестевший бело – синий снег, от которого пахло специфическим, весенним запахом. Карл Реннер не спеша шел знакомым путем в барак, в котором жил. Он не мог себе представить, какая радость ждет его через несколько минут. Минуя недавно построенный продовольственный магазин и старую пекарню, он свернул к почте, откуда ему до барачного жилища осталось пройти метров двести. На высоком крыльце стояла женщины, сотрудница почты и как будто ждала, когда он будет проходить мимо.
     - Товарищ Реннер, зайдите на почту, пожалуйста, получите заказное письмо, пришедшее на ваше имя, - волнуясь сказала женщина.
     Карл Реннер вошел в помещение почты следом за женщиной. Она нырнула под стойку, взяла со стола журнал учета и попросила его в нем расписаться. Карл Реннер бегло взглянул в журнал и увидел, что письмо из Таллина. Расписался, и женщина подала ему конверт из плотной серой бумаги. Подавая конверт, работница почты пристально посмотрела в глаза Карла Реннера, которые переполнялись всеми отблесками синего неба. Карл Реннер вышел из почты, конверт жег пальцы рук. Он остановился и глянул на конверт. На нем был указан обратный адрес: город Таллин и хорошо известные ему улица и домашний адрес. Это был адрес одного из доверенных людей Карла Реннера – Гюнтера Штрауберга, бывшего управляющего Тартутским отделением банка Реннеров. Он сообщал, что никто не знает о месте заключения Карла Реннера. И полученное от него письмо сильно всех обрадовало. Но самым главным сообщением  в письме было то, что его мать Хильда Реннер, жена Эльза и сын Рихард живы и здоровы. С невероятными трудностями им удалось перебраться в Германию, и сейчас они находятся в его родном Гамбурге. От прочитанного письма у Карла Реннера от радости сперло дыхание, он стоял на белой, снежной тропе, словно вкопанный, и не мог сдвинуться с места. Придя к себе в комнату, он несколько раз прочитал письмо. А потом, заучив наизусть, ежедневно повторял его…
     Сообщение, услышанное по радио, было неожиданным. 5 марта 1953 года умер Сталин. А вскоре расстреляли и Берию. Сразу после смерти Сталина и еще до расстрела Берии бывшие заключенные, а теперь ссыльные стали судачить, что теперь все изменится к лучшему, и всех невинно осужденных реабилитируют. Разговоры ссыльных оказались не напрасными. Уже осенью 1953 года в СССР неожиданно была объявлена амнистия тем, кто отбывал ссылку и тем, кто находился в лагерях. Но лагеря оказались не готовы для внезапного освобождения из них заключенных, и амнистия во многих лагерях началась с опозданием месяцев на восемь.
     Вскоре после объявленной амнистии произошло то, чего Карл Реннер не ожидал. Он получил по почте маленькую посылочку, отправленную все тем же Гюнтером Штраубергом из Таллина. В посылочке все было уложено с немецкой предусмотрительностью: плитка шоколада, пара банок консервированного мяса, десяток галет. Отдельно, завернутые в мягкую тряпочку, лежали карманные часы. В письме, написанном рукой матери Хильды, сообщалось следующее. Когда в семье узнали из немецких радио и газет, что в СССР объявлена амнистия всем невинно осужденным и находившимся в ссылке и определив по карте, что расстояние от места ссылки Карла до Европы очень большое, то все поняли, что для этого потребуется много денег. Но где Карл их возьмет. Вот тогда и решили отправить Гюнтеру Штраубергу в Таллин посылочку, чтобы он ее переслал Карлу в Южно – Енисейск. В посылочку положили и золотые часы, которые в семье Реннеров являлись неким символом.
     Карл хорошо знал эти часы и помнил, что в семье Реннеров они передавались из поколения в поколение, как самая дорогая реликвия. Часы швейцарские, золотые, производили впечатление чего – то большого, круглого. А золотая цепочка придавала им красивый вид. Достоинство часов заключалось в крышке, и когда они открывались, раздавался мелодичный звон. Часы принадлежали покойному прадеду Карлу Гансу Реннеру. По наследству они перешли к деду Зигфриду Карлу Реннеру, и после его смерти в Енисейске были переправлены в семью Реннеров в Гамбург. От отца Зигфрида часы переходили к сыновьям Иоганну и Августу. Поле гибели Августа на Сталинградском фронте часы перешли к Карлу, которые он хранил в специальной шкатулке. Во время национализации, при обыске загородного дома в городе Отепя часы удалось спрятать и сохранить. И вот теперь Карлу надо было их продать, а на полученные деньги проехать через весь СССР и добраться до семьи. Может в этом и состояла сила этих часов, которые в самый трудный момент могут спасти. Но в Южно – Енисейске нет ни комиссионных магазинов, ни часовых мастерских, в которых можно было бы продать часы. И Карл решил их продать в Красноярске, когда будет через него проезжать.
     Все ссыльные, жившие в Южно – Енисейске, с большим напряжением ждали, когда фактически начнется амнистия. Ссыльные уже давно знали, кто способен объективно определить обстановку, какая может сложиться в ближайшее время. С этим вопросом ссыльные стали обращаться к Карлу Реннеру. Но все призошло так, что отвечать на такой вопрос ему не пришлось, все определилось само собой. В разгар лета 1954 года всех ссыльных и Карла Реннера тоже вызвали в спецкомендатуру Удерейского РОМВД и зачитали какой – то документ, в котором было сказано, что они амнистированы и могут выехать с места ссылки туда, где были арестованы. В приисковом поселке Южно – Енисейский находилось много ссыльных, и большая их часть из Прибалтики. Получив амнистию, все они сразу же засобирались уезжать из места ссылки, никто не хотел здесь оставаться.
     У Карла Реннера сразу же созрело стремление, несмотря на трудности, с какими придется столкнуться, добираться до Германии, до Гамбурга. Но прежде, ему захотелось побывать в эстонских городах Вильянди, Тарту и Отепя. Собираясь покинуть место ссылки, Карл Реннер подумал о документах на право собственности, спрятанных в городе Вильянди, и здесь, в окрестностях Южно – Енисейска. До одного из экземпляров документа далеко и неизвестно, сохранился ли он. А этот, второй, тут рядом. Но та ожесточенная борьба за власть, какая сейчас разворачивалась в СССР, настораживала Карла Реннера. И он решил не трогать документы и схему тайника с золотом, которые были спрятаны на Удерейском хребте. А когда все успокоится, то можно будет приехать и вскрыть спрятанное.
     Перед отъездом из удерейской ссылки, Карлу Рененру в портновской мастерской на заказ пошили из дешевой шерсти френч и брюки. Вдобавок купил серую в полоску рубашку. И пошутил сам с собой, что теперь он похож на эстонца, и можно появиться в Эстонии, не привлекая внимание людей. Карл Реннер сложил в маленький пластмассовый, черный чемоданчик то, что приготовил: тетрадку с записями, пару нижних рубашек, полотенце и кусок мыла. В чемоданчике нашлось место и для буханки хлеба и куска соленой горбуши. Вот все, что удалось ему собрать при выезде из места ссылки на золотом Удерее.
     Карл Реннер обладал прекрасной памятью, иначе не был бы банкиром. Он старался запомнить все, с чем сталкивался в жизни. Вот и сегодня, покидая место ссылки на Удерее, он шел медленно, ему хотелось напоследок запомнить последний пешеходный маршрут по поселку золотодобытчиков.
     День только наступал, на синем небосводе ни единого облачка, июльское яркое солнце щедро освещало хребты и Удерейскую золотую долину, прогревая все ее углы, остывшие за ночь. Карл Реннер вышел из барака, в котором прожил последние три года, окинул его взглядом на прощание и не спеша, пошел в центр поселка. Он прошел небольшой участок по улице «Октябрьской», мимо приискового клуба и местной школы. Перейдя на улицу «Советскую», он миновал арку с высокими круглыми колоннами – символ золотодобычи в этих местах, и по деревянному тротуару добрался до столовой. В буфете оплатил выбранный обед, у раздачи получил котлету, в которой было больше сухарей, нежели мяса, с картофельным гарниром, пару брусков хлеба и стакан горячего чая. Съедая скудный обед, он старался запомнить большой зал столовой, похожий на периферийный ресторан. Ведь обедал в ней последний раз.
     Карл вышел из столовой и, пройдя мимо центрального магазина, спустился с круторого взгорка вниз, к Удерею, который как всегда певуче журчал на перекатах. Невольно слушая журчание речки, Карлу казалось, что она прощально провожает его в дорогу, и желает ему доброго пути. Преодолев тракт по гребню дражных отвалов, прошел мимо мехмастерских, откуда был слышен пронзительный звон кузнечных наковален, напоминающий перезвон церковных колоколов, и добрался до оврага, где стоял большой серый барак – приисковая плавильня, в ней отжигают добытое золото от разных примесей. Поднялся по оврагу наверх к дому заезжих, где ему пришлось прожить первые три года ссылки. У дома заезжих сел в грузовик, идущий попутно в деревню Мотыгино, на Ангару. Грузовик покатил по приисковому тракту, оставляя после себя ленту песчаной пыли. В ленте песчаной пыли Карл Реннер увидел, какой – то знак. Здесь, в золотоносном Южно – Енисейске, подобно оставшемуся шлейфу песчаной пыли на тракте, навсегда оставалось его ссыльное прошлое, которое украло у него шесть томительных лет жизни. Жизнь банкира Реннера в «Краслаге» и на золотом Удерее закончилась.
     Преодолев восемьдесят километров, грузовик покатил с вершины огромного нагорья вниз. С его высоты открылся необозримый простор на Ангару, где ее ширина вместе с островами достигала более десятка километров. Вся эта местность, называющаяся Нижним Приангарьем, еще совсем не освоена и выглядела дикой. С широкого водного наплыва Ангары потянуло ветерком, который нес с собой освежающую прохладу и специфический морской запах, так хорошо знакомый Карлу Реннеру. Ему часто в прошлые годы приходилось ощущать этот запах воды Северного или Балтийского морей, когда жил в Гамбурге, или бывал на эстонских островах. Грузовик скатился с рыжего увала в зеленую низину и остановился на берегу Ангары, где на воде покачивался катер. Карлу Реннеру повезло, в ближайшие час –два катер отплывает до города Енисейска.
     Всю жизнь Карл Реннер мечтал побывать в Енисейске, на могиле своего деда, создавшего семейное банковское дело, почувствовать ту атмосферу, в которой он прожил свои последние годы в сибирском городе. И вот теперь он был близок к этой мечте. Катер быстро плыл по Ангаре, вниз по ее течению. По берегам реки необозримая хвойная тайга, кругом безлюдье. На всем пути, на правом берегу, попадались маленькие, старенькие деревеньки, избушки которых посерели от солнца и дождей.
     Проплыв сотню километров, катер резко сбавил свой ход. Впереди ангарские пороги, проход через которые требует большой осторожности. Пороги – огромные гранитные глыбы, которым устлано дно реки, омываемые сверху бурно пенившейся водой. И катер выключает двигатель и сплавляется силою течения воды. Катер преодолел бурлившую воду на порогах, вошел в русло Енисея, и вскоре приплыл в Енисейск.
     Наступившим утром Карл Реннер уже был на окраине Енисейска, на Абалаковском кладбище. Со стороны тракта и не догадаешься, что в сосняке находится кладбище, оно спрятано гущей высоченных старых сосен. На этом старинном кладбище захоронены именитые енисейские купцы и золотопромышленники.
     Карл быстро отыскал могилу деда. Вертикально стоявшая плита из красного гранита с глубоко выбитыми буквами с сохранившейся позолотой была заметной среди других могильных плит. Он долго стоял перед гранитной плитой, стараясь, представить жизнь деда вдалеке от родины, в этом сибирском городе. Карлу повезло увидеть могилу деда. Вскоре выйдет антирелигиозное постановление верховной власти и на Абалаковском кладбище произойдет то, что не укладывалось в человеческой голове: вековые свидетели захоронений сосны будут вырублены, а гранитные надгробия срезаны ножом бульдозера, и вместе с человеческими останками все кладбище будет перепахано.
     Побывав на могиле деда, теперь Карлу Реннеру предстояло пройти в центр Енисейска и отыскать дом, в котором он когда – то жил. В семье Реннеров был альбом с фотографиями, на них был заснят и дом, который дед арендовал у местного купца, а потом его выкупил. Карл Реннер с раннего детства часто разглядывал дедовские фотографии в альбоме, и мог легко отыскать дом своего предка. В кладбищенском сосняке было прохладно и свежо. А когда Карл Реннер вышел с кладбища, на него дохнуло сильным солнечным теплом. Он быстро шел по прогретому щедрым солнцем песчаному тракты, и через четверть часа уже был в центре Енисейска. Он миновал высокий деревянный мост, под которым журчала речка, убегавшая навстречу с Енисеем. Он шел тихим шагом по правой стороне улицы, которая когда – то называлась Большой, а теперь имени Ленина. На пути – двухэтажный из красного кирпича дом. На нем вывеска: Енисейский горком КПСС. За углом дворик, а в нем кинотеатр, о чем говорила висевшая на стене афиша с названием, какого – то фильма.
     И снова кирпичный, но одноэтажный дом, в большой раме которого надпись: Енисейский государственный городской банк. Увидя вывеску банка, Карл Реннер весь внутренне напрягся, то ли оттого, что слово банк родное, то ли  потому, что уже начал отвыкать от него. Следующим на пути был деревянный двухэтажный дом, и по открытым окнам было видно, что это парикмахерская. Дальше шла площадь, в тупике которой старинный дом. Это Енисейский краеведческий музей. Дойдя до угла площади, Карл Реннер остановился и спросил идущую навстречу женщину, где находится старый купеческий дом с колоннами. Женщина ответила, что это совсем рядом, полсотни метров, но на противоположной стороне. Карл Реннер перешел на другую сторону улицы. Пройти мимо дома, в котором жил дед Реннер, было нельзя, он оказался сильно заметным в Енисейске своей помпезность. Карл остановился перед домом: белый, трехэтажный, типичный купеческий особняк. Карл Реннер хорошо знавший европейскую архитектуру и, глядя на дом, подумал, что его можно отнести к самому яркому образцу классицизма в жилой архитектуре затерявшегося на бескрайних сибирских просторах города Енисейска. Каждый этаж не похожий друг на друга.
     Первый этаж – полуподвал, второй – очень высокий и третий этаж, построенный в виде мезонина. Фасад дома внешне сильно заметный, его выделяли среди рядом  стоявших домов пилоны – четыре круглые белые колонны. Внизу колонны опирались на первый этаж. На верху третьего этажа пилоны поддерживали портик – навес в виде треугольника.
     Закрытый со двора зелеными деревьями, дом примыкал к скверу, напротив которого располагалась большая городская школа, построенная, когда – то местными купцами как гимназия. Особняк производил впечатление чего – то таинственного, давно ушедшего в старину. Здесь, в этом сибирском городе на великой реке, в этом доме, дед Зигфрид Карл Реннер вынашивал планы осуществления своей коммерции, сколачивал капитал, думая о том, чтобы оставить его своим детям и внукам, которым надо крепко встать на ноги.
     Карл Реннер осматривая дом, обратил внимание на кирпичный вход во двор, где на стене висела стеклянная вывеска в раме, а на ней печатными буквами было написано: Енисейский горком ВЛКСМ.
     После того, как он выполнил обещание, данное самому себе, и побывал в Енисейске и на кладбище деда, он сел на пароход и добрался до Красноярска, где ему надо продать часы, иначе из Сибири не выбраться. Посещая в прошлом разные города, Карл знал, что часовые мастерские могут быть только в центре города, куда и направился.
     Стояла душная жара, город прокалился от сильно горевшего солнца. Карлу не хотелось «париться» в жарком автобусе, и он отправился в центр города пешком, и через треть часа уже был там.
     На пути попадалось много старинных домов. Вот серое большое здание, внешний вид которого напоминал театр. И действительно, на стене дома висела афиша, а на ней было написано, что это театр имени Пушкина.
     Рядом с театром, на углу, монолитный четырехэтажный кирпичный дом с большими окнами, а на нем вывеска: «Гостиница Енисей». Гостиничный дом, словно форпост, охранял недоступность ко всему кварталу.
     Уличная табличка, висевшая на углу дома, подсказывала Карлу, что он находится на пересечении улиц имени Сталина и Перенсона. Кто такой Сталин, Карлу было хорошо известно. А фамилия Перенсона ему ни о чем не говорила. Откуда он мог знать, что Перенсон принадлежал к самым тоталитарным вождям красноярских большевиков, разрушавших в годы революции устоявшуюся жизнь в сибирском городе на Енисее.
     На противоположном углу – высокий каменный дом. Это государственный трест «Енисейзолото», где совсем недавно было рассмотрено разработанное  Карлом Реннерм экономическое обоснование перевода Удерейского дражного флота на электрическую тягу. А за углом дома приютился закуток с застекленной стенкой. На дверце закутка висела вывеска, на которой было написано:  «Часовая мастерская, мастер Зеликман Моисей Лазаревич». «Окапался еврей, но ничего не поделаешь», - подумал Карл. Реннер открыл маленькую дверцу в мастерскую, все стены которой были увешаны часами разных марок. Перед окном сидел мужчина лет пятидесяти, с вихрастой шевелюрой на голове, с выразительными, слезившимися глазами.
     - Добрый день, - сказал Карл.
     - Добрый, что вы хотите? – последовал вопрос хозяина мастерской.
     - Хочу предложить часы, - Карл вынул их из кармана.
     Мастер глянул на сверкавшие золотом часы, и было заметно, как на какую– то секунду замешкался. Он долго крутил в руках часы, разглядывая их через большую лупу со всех сторон, слушая как они мелодично звенят. Он молчал. Терпеливо молчал и Карл. Наконец, часовщик сделал серъезное выражение лица и медленно произнес: 
     - К сожалению, уважаемый, дать вам за часы более пятисот рублей не могу. 
     И только сейчас Карл Реннер понял, как дорого стоят семейные часы. Он расчитывал получить за них в несколько раз меньше. Не выдав своего удивления на предложение мастера купить часы за пятьсот рублей, сумма, которая в то время считалась огромной, Карл согласился. Часовщик отсчитал пятьсот рублей бумажными ассигнациями, подал Карлу, а он взял их и, положив в карман, покинул закуток.
     Покидая центр Красноярска и направляясь на железнодорожный вокзал, Карл Реннер подумал, как много вместилось всяких трагедий, происходивших с родом Реннеров в Приенисейской Сибири. Трагедия коснулась деда Зигфрида Карла Реннера, тети Цецилии с сыном Виконтом, жившими в Енисейске и Усть – Тунгуске, отца Иоганна, расстрелянного чекистами в Красноярске. К этому числу он относил и себя, когда находился в заключении в лагере «Ревучем», на востоке Красноярского края, под Канском, и отбывал ссылку в Южно – Енисейске. И вот последнее, драматическое расставание с семейными часами, оставшимися на берегах Енисея, в Красноярске.
            
     По местам бывшего проживания банкиров Реннеров в Эстонии.

     Покидая место своей ссылки в Южно – Енисейске, на золотой речке Удерей, Карл Реннер решил обязательно побывать в Эстонии, пройтись по местам, где, когда – то пришлось жить, работать и увидеть своими глазами, что сталось с объектами недвижимости, когда – то принадлежавшими Реннерам. Ему предстояло преодолеть почти половину СССР, прежде чем он доберется до Эстонии. Из Красноярска до Ленинграда Карл Реннер добирался пять суток. Перебравшись с железнодорожного вокзала на автовокзал, он выехал вечерним автобусом, идущим в город Вильянди, и в семь часов утра следующего дня уже был там. Сойдя с автобуса, он затерялся в толпе, в которой, как ему казалось, были в основном эстонцы. Его интересовало, а могут ли люди, идущие в толпе, определить, что он бывший узник «ГУЛАГа». И, подумав, сам же ответил на этот вопрос. Внешне никто не догадается, что он бывший узник лагеря. Но те, кто там побывал, и теперь возвращается из ссылки, вычислят его сразу. По пластмассовому чемоданчику, какие были только у бывших узников «ГУЛАГа».
     Город Вильянди встретил Карла Реннера теплом. Стояла привычная для этого времени года солнечная погода. Кругом все дышало запахами, поступающими с озера Вильянди. Автобусная станция находилась почти в центре города. И Карл Реннер решил до своего особняка пройтись не спеша. И хотя годы заключения в лагере и ссылки бесследно не прошли, о чем выдавала появившаяся на висках седина, однако, он по прежнему оставался стройным, волевым, умение быть спокойным было его характерной чертой. Однако сейчас, оказавшись в Вильянди, он почувствовал, как на него нахлынуло волнение. И чтобы избавиться от него, он подошел к старинному, глубокому, земляному рву, который опоясывал вокруг замок, стоявший, когда – то здесь. В далекое средневековье в замке находились эстонские воины, отбивавшие нашествие врагов на город Вильянди. За те годы, пока Карл находился в заключении и ссылке, ров зарос густым зеленым лесом, но перекидной виадук через него сохранился.
     Преодолев перекидной мост, он подошел к собору, и долго стоял около него, вспоминая годы жизни в Вильянди и то время, когда приходилось бывать в нем. Огромное монументальное здание собора, построенное в готическом стиле с высоченными островерхими шпилями, словно стрелами устремленными ввысь, недоступными человеку, если бы он и захотел на них залезть. С наружи собор был покрыт темно – серым мрамором и производил впечатление чего – то таинственного, как и все, что архитектурно было оформлено в готическом стиле. Карл хорошо помнил годы немецкой оккупации, когда на соборе висели немецкие стяги красного цвета с черной свастикой, обрамленной белым кругом. Внутри собора, в просторном зале, среди деревянных скамеек, имелась и отдельная. Во время посещения собора на ней восседал бургомистр города Вильянди, назначенный немецким комендантом из числа тех, кто сразу же признал их власть над собой. У прихожан собора его особое положение вызывало недовольство.
     Побродив около собора, Карл вошел в небольшой скверик и сел на деревянную лавку, на которой сидела женщина. Лет сорока пяти, невысокого роста, аккуратно одетая в серый костюм, она читала какую – то газету. Солнечный луч скользил по чистой коже ее лица. Прошло минуты две, как Карл Реннер подсел на скамейку, и он спросил у женщины, сколько сейчас времени. Она ответила, улыбнувшись. Ему показалось, что в голосе женщины была характерная интонация эстонского языка. Он поинтересовался, не эстонка ли она. Женщина подтвердила догадливость Карла Реннера. А дальше произошло то невероятное, чего он не ожидал. Доверительно разговорившись, женщина поведала Карлу Реннеру, что совсем недавно она вернулась из ссылки из Сибири. И ссылку пришлось отбывать в Красноярском крае, в селе Миндерла, что находится на енисейском тракте. Рассказала женщина о том, как в 1947 году вся ее семья, отец, мать и трое сестер за отказ отдать хутор соввласти и вступить в колхоз, была выслана в Красноярский край, где отец и мать не выдержав ссылки, умерли, а сестрам удалось выжить.
     Карл Реннер услышав знакомые слова, Красноярский край и енисейский тракт, в свою очередь рассказал, что находился в лагере и тоже в этом же крае, под Канском, а ссылку отбывал в Удерейском золотопромышленном районе. Увидя в собеседнике участника по несчастью, она взбодрилась и повеселела.
     Карл Реннер распрощался с женщиной, покинул скверик и пошел по улочке на спуск к озеру Вильянди. Вскоре он уже стоял около двухэтажного, каменного, серого особняка, в котором когда – то находились отделение Гамбургского банка «Реннер и сыновья» и жилое помещение его семьи. Дом не изменился, остался все таким же, каким был много лет назад. Теперь в этом доме проживало несколько семей, и слышалась через окна разноголосица людей. Карла Реннера интересовало, а сохранился ли документ, замурованный в фундаменте дома. Думая об этом, он не испытывал желание вскрыть тайник и достать документ, хорошо понимая, что этим самым может только его погубить. И идею вскрыть тайник с документом отложил до тех времен, когда для этого созреет ситуация.
     Еще раз, окинув взглядом уставших глаз особняк, Карл Реннер поднялся по узкой улочке наверх и вышел в центр города. Его интересовало, сохранился ли ресторан, когда – то принадлежавший Реннерам. Он зашел в самое бойкое место центра города и остановился на противоположной стороне от ресторана. Глянул на линейку когда – то богато отстроенных домов, среди которых находился и ресторан. Внешний вид ресторана совсем не изменился, был все такой же помпезный, как и в прошлые годы. А кому ресторан теперь принадлежал, соответствующей рекламной вывески при входе в него не было. Карл Реннер подошел вплотную к входу в ресторан и заметил, что там стоит швейцар в черном фраке, расшитом желтыми лентами, все так же, как это было заведено, когда ресторан принадлежал Реннерам.
     Покидая город Вильянди, Карлу Реннеру приходило на память много случаев из жизни в нем. Ему нравился этот периферийно – курортный городок, его окрестности. Он вспоминал, как однажды весной забрел на его окраину. В стороне от озера Вильянди имеется сухое, мягкое болото, занимающее большую территорию. Весной болото заливает вода, и на плесы прилетают бекасы. Охотиться на них – одна прелесть. И однажды охотясь на плесах на бекасов, Карл был удивлен красотой весеннего болота, не предполагая, сколько в нем было красок и запахов, разных неожиданностей.
     В город Тарту Карл Реннер прибыл автобусом на следующий день. Оказавшись в этом старинном и многолюдном городе, он спустился к реке Эмайэги. Ему хотелось взглянуть на большой кирпичный дом, стоявший на берегу реки и разрушенный во время войны. Причем, дом был разрушен так, что создавалось впечатление, будто одну из его стен чем – то разрезали. Но как ни странно, дом остался таким, каким был и раньше. «Видимо, оставили для истории как напоминание о ярких разрушениях во время войны», - подумал Карл Реннер.
     Он поднялся по асфальтированной улице наверх и направился в район Тартутского университета, и остановился перед кирпичным домом, в котором в прошлые годы размещалось отделение Гамбургского банка «Реннер и сыновья». Теперь в нем находилась, какая – то контора, о чем свидетельствовала вывеска. Банковский дом, имевший, когда – то привлекательный вид, теперь выглядел опустошенным, неухоженным, и ничего не напоминало, что когда –то принадлежал Реннерам.
     Карл Реннер от университета спустился по мостовой вниз, ему захотелось зайти в кафе и выпить чашку горячего кофе. Но он сначала подумал, что не стоит входить в кафе, ему не хотелось нарушать ту традицию, какая существовала в кафе с давних времен. Кафе – дамское. Еще накануне войны он часто бывал в этом кафе вместе со своей молодой супругой Эльзой Зингер. И сейчас ему захотелось взглянуть на современных женщин и увидеть своими глазами, изменились ли они за эти годы или нет.
     Он вошел в кафе. Как и в прошлые годы, маленький зал кафе скрывал затемненный свет. Он сел за столик и заказал чашку кофе. Он пил ароматный кофе, который не пробовал уже несколько лет, с тех пор, как был арестован и находился в лагере и в ссылке. Он смотрел в зал, и ему казалось, что ничего не изменилось за прошедшие долгие годы. По – прежнему за маленькими столиками сидели две женщины и о чем – то тихо говорили, держа в руках цветы. Приходить в кафе на встречу с цветами, давняя традиция.
     Теперь предстояло побывать в городе Отепя, который находился от Тарту чуть более полсотни километров, и Карл Реннер отправился туда на автобусе. Стояла тихая безветренная погода, светившееся солнце дружно разбрасывало свои яркие, жаркие лучи по асфальтированной дороге, по которой быстро катил автобус, то, поднимаясь на взгорки, то, спускаясь с них.
     Сойдя с автобуса, он отправился осматривать центр города, и попутно ему хотелось взглянуть и на то, что когда – то принадлежало его семье. Но прежде чем пойти дальше и выйти к объектам, когда – то принадлежавшим Реннерам, он остановился перед входом на городскую площадь и бросил взгляд своих глаз на серо – светлый, каменный трехэтажный дом, стоявший у внутренней кромки площади. В этом доме находилась городская власть города Отепя, где Карлу Реннеру в прошлые годы приходилось бывать часто.
     Площадь, как и в прошлые годы, была залита ярким солнцем, кругом висел запах, который всегда ощущался здесь, в Отепя. Воздух, напоенный ночью влагой, идущей, откуда – то из глубины соседних леса и болота, распространялся на город, и утром, смешиваясь с солнечным теплом, создавал специфический запах. Карл Реннер вдохнув этого запаха, хорошо ему знакомого, подумал, что в природе, не в пример человеческой жизни, ничего не изменилось за прошедшие годы.
     Он прошел по внешней стороне городской площади и остановился около серого двухэтажного особняка, в котором в те далекие годы размещалось отделение Гамбургского банка «Реннер и сыновья». Теперь у входа в дом висела вывеска, говорившая о том, что это городская гостиница.
     Карл Реннер прошелся вдоль дома и заглянул во дворик. Там сохранилась прежняя небольшая лужайка на солнечной стороне, заросшая густой, зеленой травой, по которой в прошлые годы между банковскими делами он прохаживался, восстанавливая свои затраченные силы. Выйдя из дворика, Карл Реннер бросил беглый взгляд на крыльцо гостиницы, где стояла молодая женщина, типичная эстонка, плотная, широкоплечая, с крупными чертами лица, в обуви больших размеров. Она внимательно рассматривала Карла.
     - Здравствуйте, господин Реннер! – вдруг сказала женщина.
     - А вы разве знаете меня? – в свою очередь спросил Карл Реннер.
     - А как же, в Отепя вас вспоминают добрым словом, меня зовут Эйлю, я здесь живу близко, работаю дежурной в гостинице, помню вас  с того времени,когда была еще девчонкой. В Отепя ходили слухи, что вы погибли в ГУЛАГе.
     - Как видите, Эйлю, я живой, вернулся из ссылки, захотелось попроведовать здешние места, ведь здесь было прожито много лет.
     Простившись с дежурной гостиницы, Карл Реннер перешел на противоположную сторону и остановился около каменного дома, в котором раньше находился магазин Реннеров, и в нем по – прежнему торговали галантереей и обувью.
     Карл Реннер пошел по асфальтированному бульвару, мимо большого каменного дома в два этажа, в котором когда – то размещался городской ресторан. Дом начинался низким, но широким крыльцом, ступени которого были выложены из плит серого гранита. Фасад дома представлял собой нишу, уходившую к внутренней двухэтажной стене. При входе в дом висела вывеска, на ней было крупно написано: «Столовая». Он медленно поднимался по улице наверх. Дойдя до ближайшего переулка, свернул налево и пошел по песчаной тропке к площадке, где стоял большой деревянный двухэтажный дом, который Реннеры сдавали поквартирно в аренду. Теперь в этом доме находилась местная школа. Этот дом был интересен тем, что он стоял на песчаной площадке, которая примыкала к густому хвойному лесу, и здесь всегда было свежо, тихо и уютно, как на хуторе.
     Карлу Реннеру сильно хотелось побывать на озере Пюхаярве, где в прошлые годы, в теплую летнюю пору часто бывал, занимаясь рыбалкой. Но прикинул, что на посещение озера уйдет часа два, отказался от этой затеи. Хотел побывать и на одной из лесопилок и поговорить с рабочими, ощутить свежесть опилок, пахнувших хвойным смольем. Карл Реннер покинул расположение двухэтажного дома и направился тропой вдоль опушки леса. Июльское полуденное горячее солнце, словно остановилось на синем небосводе, знойный густой воздух тяжестью оседал на потном лице Карла. Его рубаха вся вымокла от пота, сильно хотелось пить. Он помнил, что где – то здесь близко есть поляна, а рядом небольшое озерко, где можно освежиться водой и передохнуть. Карл Реннер увидел, как с кромки поляны вышел мужчина лет семидесяти, неся на спине вязанку зеленой травы.
     -Тере, добрый день, господин Реннер! – вдруг неожиданно воскликнул мужчина, на эстонском языке, когда они поравнялись.
     - Здравствуйте, а разве вы меня знаете? – спросил Карл, разглядывая мужчину.
     А это был тот типичный эстонский мужчина, который в жизни ничего не пропускал, все запоминал. Высокий и смуглый, с заросшей щетиной на лице, он был одет явно не по погоде. В темной рубахе и пиджаке из плотной шерсти, какие обычно носят мужчины эстонцы, в сапогах. Голову прикрывала короткополая шляпа. Мужчина сбросил со спины вязанку травы, достал из кармана пиджака кисет и трубку и,  набив ее табаком, раскурил.
     - А как же, я вас знаю и очень хорошо, - ответил незнакомец. - Накануне войны я брал в вашем банке кредит на постройку хутора. Построил хутор и очень хороший, но советы в 1946 году его у меня отобрали. Но я знаю, что и вы пострадали, ведь банк у вас тоже конфисковали. 
     - Да, это произошло, к сожалению, - ответил Карл. – Отбыл срок в лагере и в ссылке. Приехал сюда посмотреть, как теперь все выглядит после национализации. 
     - А как сложилась ваша жизнь, после того, как соввласть отобрала у вас хозяйство? - в свою очередь поинтересовался Карл.
     - Получил десять лет без права переписки, - ответил тяжело эстонец. - Отбывал срок в Казахстане, на карагандинских угольных шахтах. Там, в казахстанской земле, навсегда остались мои супруга, сын и дочь. А полгода назад был реабилитирован, и вернулся в родные места, - ответил эстонец с большой горестью душе.
     Мужчина взвалил вязанку травы на спину и, простившись с Карлом Реннером, пошел своей дорогой, попыхивая трубкой. Карл Реннер пересекая поляну, увидел на опушке леса небольшой деревянный домик – ларек, торговавший пивом. Рядом стоял стол, сколоченный из досок, и пара лавок. За столом сидели двое мужчин разные по возрасту, одному лет пятьдесят, другому – меньше наполовину. В руках они держали кружки с пивом. Мужчины разбивали сырые яйца, размешивали их в пивных кружках, бойко разговаривая между собой на эстонском языке, поглядывая на Реннера. Карл взял у ларечницы кружку пива, подсел на лавку и за компанию с мужчинами выпил холодного напитка. Охладив горевшую грудь от жары, он почувствовал, что ему стало легче. Карл поинтересовался на эстонском языке, зачем мужчины пьют пиво с сырыми яйцами.
     - Дак, это убивает жажду, да и к тому же сытно, - ответил старший из мужчин.
     Карл Реннер не знал, что можно употреблять пиво с сырым яйцом и подумал, что этот прием в его жизни прошел мимо него. Мужчины по – прежнему поглядывали на Карла Реннера, потягивая холодное пиво с сырым яйцом.
     - Вы человек я вижу не здешний? – поинтересовался старший мужчина, - но знаете эстонский язык.
     - Я немец, но эстонский язык знаю, долго жил в здешних краях, - ответил Карл на русском языке.
     – Кто же вам подсказал пить пиво с сырыми яйцами? – спросил он.
     - А дело было так, - заговорил мужчина старший по возрасту.
     -Еще накануне войны в нашем городе Отепя имелся банк. Он принадлежал немцам. Фамилию их не помню. Банк для населения был полезен, на его кредиты были построены многие местные хутора. Да и хозяева банка хоть и чужие, немцы, а к населению относились хорошо. Сразу после войны этот банк у немцев отобрали совдеповцы. Заправилами среди эстонских совдеповцев по отъему у людей собственности были русские гэбэшники. Ох, и время было буйное, и не дай Бог, чтобы оно опять повторилось. За сопротивление соввласти многих упекли в лагеря, сослали в Сибирь. С тех пор эстонцы плохо относятся к русским. Из хозяев банка тоже кого –то упекли в лагерь, а кому – то удалось перебраться и в Германию, к себе домой. Сейчас в Отепя банка нет. И это плохо. Если захочешь построить дом, то кредит взять негде.
     Мужчина, на какое – то время умолк. Видимо вспоминая, что – то.
     - Так вот, - продолжал он, потягивая пиво, - летом 1940 года мне и моему напарнику поручили переделать пол при входе в банк. Он находился в том доме, где сейчас расположена городская гостиница. Деревянный пол мы заменили на цементный, положив на него плитку. В те годы в банке работал вечерним дежурным немец с интересной фамилией, что – то вроде зеленого леса. Он, как и все немцы, был большой любитель пива, и подсказал, что в летнюю пору, особенно в жаркие дни, после работы, хорошо употреблять пиво с сырым яйцом. Так, с тех пор, вот уже полтора десятка лет мы и пьем пиво с сырым яйцом. И ничего, довольны.
     Карл Реннер, слушая мужчину, хорошо помнил случай с перестилом пола в банке, знал и о ком шла речь. Дежурный по банку – Юрген Грюнвальд, которого Реннеры с собой привезли из Германии, когда приехали жить в Отепя. Он погиб на фронте в 1944 году.
     Карл Реннер распрощался с эстонскими мужчинами и покинул поляну, на которой стоял пивной ларек. О многом хотелось Карлу Реннеру повспоминать, когда они жили в Отепя. Карл хорошо помнил, когда наступало июльское тепло, то часто всей семьей отправлялись в лес собирать ягоду. На окраинах Отепя много холмистых мест. В июльскую жару склоны холмов с солнечной стороны покрываются красной, душистой земляникой. Греться на солнцепеке, собирать землянику и лакомиться ею, было самым приятным занятием того времени.
     По окраинам Отепя были разбросаны хутора, многие из которых построены на кредиты банка Реннеров. Карлу Реннеру нравилось бывать на хуторах, они привлекали своей основательностью и спокойствием, со многими их хозяевами он был знаком. Хутора находились в хороших природных условиях, на опушке поля, или не берегу озер.
     Эстонский хутор – целый комплекс построек. Прежде всего, строили теплый дом, к которому примыкал большой огород, а на нем высаживали картофель и овощи. Двор – это, прежде всего песчаная площадка, на задах которой возводилась огромная рига, или овин, под высокой крышей. В риге глубокой осенью, перед обмолотом, просушивали хлебные снопы. Колодец в крестьянском хозяйстве – сердцевина хутора. Колодезная вода должна быть всегда под рукой. Тут же большой погреб для хранения запасенных продуктов. На задах двора – обязательно баня. Строилась большая стайка для коровы и конюшня для лошади под высокой и крутой крышей, которая одновременно служила и сеновалом.
     Эстонские крестьяне, жившие на хуторах, засевали поля хлебом, выращивали скот: коров, ягнят, свиней. Разводили кур, держали пасеки. Хуторские крестьяне, заготавливая зерно, мясо, молочную продукцию, яйца и овощи, все это вывозили в город Отепя и сдавали в специальный продовольственный магазин. Получая от сданной сельхозпродукции живые деньги, они в другом магазине покупали одежду, обувь, бытовые предметы. И Карлу, хотелось побывать, на каком – нибудь хуторе,  встретить знакомых хуторян и поговорить с ними о житье – бытье.
     И сейчас на память Карлу Реннеру приходили разные случаи, когда он бывал на хуторах в окрестностях Отепя. Вспоминался и тот, когда в начале июля 1940 года только что окончил юридический факультет Тартутского университета. Чтобы отметить окончание университета, Карл Реннер пригласил Вилли Юргенса, своего друга по учебе в Берлинском университете. Вилли жил в Берлине, в семье банковского служащего. Получив телеграмму от Карла Реннера, Вилли Юргенс сразу же выехал в Отепя.
     Лето было в полном разгаре, в окрестностях Отепя установилась теплая погода. Солнце, поднимаясь с раннего утра все выше и выше, весь день грело лес, поля, воду в озерах. В такие дни на хуторах благодать. Рано утром Карл и Вилли сели на велосипеды и взяли направление в сторону озера Пюхаярви, где на опушке густого леса стоял хутор знакомых крестьян. Быстро катились велосипеды по хорошо просушенной и укатанной дороге, и минут через сорок они были уже на хуторе.
     Когда въехали во двор хутора, то поняли, что появились здесь вовремя. Весь двор был завален напиленными дровами, и теперь предстояло их расколоть и сложить в поленницы. Из дома вышли хозяин и хозяйка, тепло приветствуя приехавших на велосипедах Карла и Вилли.
     А потом началась работа. Карл и Вилли, вооружившись колунами, раскалывали напиленные дрова, периодически складывая их в поленицы ровной линейкой. Солнце с каждым часом поднималось все выше и выше и грело все сильнее. Карл и Вилли от работы на жарком солнце потели, и им хотелось пить. Хозяйка через каждые полчаса доставала из погреба крынку с холодным молоком и они с удовольствием ее осушали.
     Расколов все дрова и сложив их в поленницы, Карл и Вилли убежали на озеро, и долго плескались в теплой воде. А потом хозяйка для ребят устроила обед, который Карл помнит до сих пор. Хозяйка поставила на стол  большую сковороду, на которой по эстонски кусками была зажарена ветчина с яйцами. Управившись с этой частью обеда, ребятам предстояло осилить и другое угощение.
     Хозяйка нарезала черный, ржаной хлеб ровными ломтями и, смазав их густым медом, подавала ребятам, и они уплетали все это с большим аппетитом, запивая горячим чаем с молоком.
     С грустью и с радостью вспоминал Карл Реннер это посещение хутора. С грустью потому, что оно безвозвратно и навсегда ушло в прошлое и его никогда не вернешь. А с радостью, потому что это посещение хутора навсегда сохранилось в памяти, как нечто особенное и неповторимое.
     Вспоминая этот случай многолетней давности посещения хутора, Карл Реннер направлялся на загородный дом, куда прибыл вечером. За полкилометра до особняка он сошел с машины, на которой сюда добрался, и пошел, не спеша пешком по дороге, которую знал, как свои пальцы.
     Вот он добрался до тополевой аллеи, которая, как и в прошлые времена, тянулась длинной линейкой до самого дома. Тополя за прошедшие годы вытянулись еще выше, раздались вширь и спрятали в своих  объятиях дорогу, которая вела к дому. Проходя по тополевой аллее, Карл, не привлекая внимания случайного прохожего, бросил беглый взгляд на предполагаемое место, где зарыто золото.
     Он хотел убедиться, осталось ли место «захоронения» золота не тронутым, ведь могли возникнуть какие – то  постройки. Но место «захоронения» золотой тайны было не тронуто. И Карл был единственным человеком, знавшим это место.
     Карл Реннер преодолел тополевую аллею и оказался на песчаной площадке, перед самым домом. По середине площадки по – прежнему стояла серая бетонная чаша – фонтан, но вода из ее рожков не билась. Вокруг дома было людно, похоже, что теперь в нем размещался местный санаторий. Дом давно не ремонтировался, краска местами облезла, окна и двери когда – то были белыми, теперь выглядели серыми, запущенными. Территория вокруг дома не была ухоженной. Выросшую траву по кромке тропок не срезали, как это делал дворник в прошлые годы.
     От посещения эстонских мест, где некогда пришлось проживать, в душе бывшего банкира Реннера возникла тяжелая боль. Как долго она будет его сопровождать, он этого не знал.
     Покидая Отепя и вообще Эстонию, Карл Реннер еще раз прогнал в голове с самого начала, когда всей семьей приехали сюда, когда происходила организация семейного банковского дела, трудные годы войны и тот год, когда соввласть отобрала все, что имелось, лишив самого главного – профессиональной работы. Карл с содроганием и жгучей огорченностью в душе вспоминал свой арест в 1946 году, годы заключения в лагере и принудительной ссылки в золотой глуши.
     Впустую было потеряно несколько лет, за которые можно было много сделать полезного в банковском деле. Но, несмотря на все трудности, перенесенные в прошлом, жизнь не остановилась, она все же продолжается, и ее надо подключить к тому, чтобы возобновить банковское дело, имевшее глубокие, доминантные семейные корни. Вспоминая прошлое, потомственный банкир усиленно обдумывал сложившуюся ситуацию, ему надо твердо определиться, где  причалиться. Оставаться в Эстонии, где разрушено все, что было связано с банковским делом Реннеров, нет смысла. Соввласть не разрешит восстанавливать то, что она сама же разрушила. И путь однн, возвращаться в Германию, на родину своих предков, где берут свое начало истоки банковского дела Реннеров и заново его восстанавливать. Но чтобы выполнить задуманное, надо приложить к нему огромные усилия.
 
     Реннеры возрождают банковское дело в Гамбурге.

     Через несколько дней Карл Реннер с большим риском и трудом добрался до Германии, до Гамбурга, где уже находились его мать Хильда, жена Эльза и сын Рихард. Возвращение Карла в семью после долгих лет разлуки в лагере и ссылке и отсутствия сведений о нем вызвали в семье такую теплоту, какой, казалось, не существует в природе. А теплота сейчас была нужна как никогда. Ведь все сильно изменились за прошедшие годы. Сам Карл выглядел уставшим, подавленным. Мать Хильда заметно сдала, постарела. Потеряла былую веселость и жена Эльза. И только сын Рихард изменился в другую сторону, он подрос, ему исполнилось уже девять лет.
     Человек, перенесший репрессии, в какой – то момент испытывает потребность рассказать обо всем, что ему пришлось испытать, вынести, пережить, и таким образом сбросить с себя груз тяжелейшего душевного и физического напряжения.
     Но Карл, вернувшись из заключения и ссылки в семью, даже тогда, когда близкие родные просили его рассказать о чем – то самом трудном. Карл Реннер по прибытии в Гамбург и отогреваясь душевным теплом близких родных, однако, почувствовал, что ему не хватает самого главного – прошлой уверенности. А где ее взять? Конфискация банковского дела, всего имущества, годы, проведенные в лагере и в ссылке, подточили эту уверенность. Но надо жить, и жить для того, чтобы восстановить банковское дело Реннеров, хотя для этого потребуются невероятные усилия.
     Так думал Карл Реннер, вернувшись из заточения в семью, в родной город. Но проходило время, а Карл не предпринимал никаких мер, чтобы заняться каким – то делом. Он испытывал сильнейший дискомфорт, в нем происходила та невероятная, мучительная  работа, о силе которой никто не знал, кроме него самого. Он обдумывал, как ему поступить, чтобы выйти из этого тяжелейшего состояния. Или следовать путем той складывающейся судьбы, какая не дает ожидаемых результатов, или все же выбрать какой – то новый путь. И он отверг фатальную неизбежность судьбы и подумал о том, что надо выбрать путь восстановления банковского дела. Он незаметно от семьи читал книги об организации современного банковского дела в странах Западной Европы, что – то прикидывал. Но все равно ловил себя на мысли, что ему, что – то не хватает.
     Мать Хильда заметила это тяжелое состояние сына и посоветовала ему на время сменить обстановку, например, побывать в загородной усадьбе. Думая о предложении матери, Карл Реннер поймал себя на мысли, что действительно он быстрее восстановится, если скорее побывает в загородной усадьбе своего предка Карла Ганса Реннера.
     Еще в давние времена, когда был мальчишкой, а потом студентом Берлинского университета и часто бывал на загородной усадьбе, то ему всегда казалось, что она со своим далеким прошлым, со специфическим укладом жизни магически действовала на него, придавала ему большие силы. И в один из дней он отправился на загородную, родовую усадьбу Реннеров.
     Отправляясь в усадьбу, Карл не мог знать, что с ней сталось за годы войны и его появление там может быть бессмысленным. Но мать Хильда сказала, что усадьба сохранилась и там сейчас кто – то живет.
     Карл Реннер медленно шел по тропе, которая змейкой вилась через лес, и вдруг перед ним рапахнулась территория усадьбы. Он увидел знакомые с детства островерхие шпили над красной крышей замка и верхушки зеленых кленов, окружавших его. Сильное волнение охватило его, когда он приблизился к замку. С веранды замка сошла молодая женщина, типичная немка, сухопарая, с взбитыми волосами впереди, на ней был одет кухонный белый передник.
     - Вы, герр, ищите, кого – то? – спросила женщина, вглядываясь в Карла.
     - Нет, фрау, никого не ищу, приехал узнать, сохранилась ли наша усадьба, ведь была война,- ответил Карл.
     - Так это ваша усадьба, герр? - спросила женщина. – Мы хорошо знаем, что усадьба принадлежит Реннерам, и сохраняем ее, надеемся, что кто – то из вас, когда – нибудь вернется в нее. Мы крестьяне местной округи, и поселились в усадьбе временно.
     - Можете, фрау не волноваться, - ответил Карл, улыбнувшись, - живите в нашей усадьбе, сколько вам хочется.
     - Данке шен, данке шен ! - с благодарностью залепетала женщина.
     Карл вошел в большой холл замка. Казалось, в нем ничего не изменилось за долгие годы. Все тот же камин, а на его полке стоит медный рыцарь на лошади. Карл подошел к комоду и выдвинул верхний ящик, в нем лежала знаменитая семейная гроссбух, существовавшая с незапамятных времен, которую воспринимали как символ рода Реннеров. Карл вынул книгу из ящика и радостно улыбнулся. Держа книгу в руках, он почувствовал, какой – то внезапный прилив сил, ощутил, как к нему возвращается та уверенность, какой не было в последние годы. Для него сейчас книга была тем магическим предметом, с помощью которого, как он посчитал, и восстановит свою потерянную уверенность.
     Карл Реннер распрощался с женщиной и вышел из холла. Женщина вослед ему, что – то говорила, а он не слушал ее, крепко держал в руке гроссбух, и, не оглядываясь, медленно покидал усадьбу, родовое гнездо Реннеров. Он взошел на взгорок и, увидя уцелевшие во время войны родовые захоронения, низко им поклонился, постоял около них минуту – другую, и отправился тропой в Гамбург.
     Вечером, как это всегда было принято в семье Реннеров, он объявил, что приступает к работе по восстановлению разрушенного в годы войны банковского дела. Задумав его восстановить, Карл Реннер понимал, что его придется вытаскивать  из полного уничтожения, а по – существу, встать на новый исторический путь создания каких – то новых взаимоотношений семьи и современного бизнеса.
     Прежде всего, Карл побывал в Гамбургском муниципалитете, где были найдены сохранившиеся архивные учредительные документы банка «Реннер и сыновья», на восстановление которых ушло совсем немного времени. Одновременно он подводил итоги банковского дела и сопутствующих коммерческих дел за годы войны и первые послевоенные. Картина оказалась безрадостной. Посевные хлебные поля и животноводческая ферма на юге Германии, которые создал еще дед Зигфрид Карл Реннер, были уничтожены во время войны. Банковское дело в Гамбурге и на территории Эстонии прекратило свое существование. И чтобы восстановить его, требуется много денег. Но Карл был опытным банкиром и хорошо понимал, что при правильной постановке вопроса перед каким – нибудь банком, можно добиться получения кредита. И он сделал ставку на «Берлинский Немецкий банк», самый крупный в Германии, предварительно согласовав с ним вопрос о своем приезде. Вскоре Карл Реннер выехал в Западный Берлин. Ему была назначена встреча в «Берлинском Немецком банке».
     Карл не любил слова импозантный и респектабельный и предпочитал им слова интеллигентный. Зная, с кем будет встречаться, он постарался внешне выглядеть так, как выглядят интеллигентные люди, и чтобы не ударить в грязь лицом, постарался принять достойный внешний вид. Он одел темный в серую полоску костюм, купленный еще накануне войны здесь, в Берлине. Под пиджаком была видна синеватая рубашка с вишневым галстуком, в руках кожаный желтый портфель.
     Появившись в Берлине, Карлу Реннеру сильно захотелось побывать в Берлинском университете, где прошли его студенческие годы. Однако выполнить это желание ему не удалось. У него не было визы на право посещения Восточного Берлина. Карл Реннер был принят Президентом «Берлинского Немецкого банка», и между ними состоялся доверительный, обстоятельный разговор об оказании финансовой помощи, когда – то известному в Германии Гамбургскому банку «Реннер и сыновья».
     В просторном офисе за столом перед окном сидел Президент, а рядом – главный его советник по кредитам. Президент – мужчина лет шестидесяти, плотного телосложения, одетый в темный костюм тройку из дорогой шерсти, в белую рубашку с ярким красным галстуком, который выглядел, словно маяк, светившийся в синих водах ночного моря. Типичный немецкий банкир, знавший всю силу денег и их цену. Советник же Президента – мужчина наполовину младше по возрасту, с манерами вышколенного бюрократа.
     - Господин Реннер, - начал как бы издалека Президент банка, - перед нашей встречей я поинтересовался историей вопроса о том, как складывались взаимоотношения нашего банка, которому уже более века, с банком вашего деда, который он основал еще в конце прошлого века, и в какие – то годы пользовался поддержкой нашего банка, возвращая кредиты с хорошими процентами.
     - Благодарю вас, господин Президент, - парировал Карл Реннер, - за столь лестную оценку отношений вашего и нашего банков.
     - Нас интересует, господин Реннер, какую сумму кредита вы хотели бы получить в нашем банке и во что ее вложить, - продолжал свой хорошо подготовленный разговор Президент банка.
     - Схема расходования кредита отработана и экономически обоснована, - ответил Карл Реннер и заметил, что Президент молчит, готовясь сказать, что – то еще.
     А Карл между тем продолжал:
     - Кредит потребуется сроком года на три. Основное его назначение – восстановление семейного банковского дела. Кроме этого, надо купить особняк под банк, обустроить его современным оборудованием, принять на работу опытных сотрудников, и самое главное, наметить реестр  будущих, надежных клиентов.
     Карл Реннер закончил фразу и заметил, как у советника Президента, банка, готовившего эту встречу, радостно блеснули глаза. Подобрело лицо и у Президента.
     - Вы, господин Реннер, ведь сильно пострадали от советской власти,- сказал сочувственно Президент банка.
     - Да, за отказ добровольно отдать банковское дело соввласти, я был осужден на несколько лет лагерей и ссылку, - ответил Реннер. – Но все худшее, что было в те годы, уже позади.
     - Господин Реннер, какое имеете образование? - опять задал вопрос Президент банка.
     - Сначала я окончил экономический факультет Берлинского университета, а накануне войны, в 1940 году, еще и юридический факультет Тартутского университета.
     - Вы, господин Реннер, очень образованный профессионал, к тому же очень смелый, коли, не побоялись соввласти и не отдали им добровольно банковское дело. 
     Через некоторое время на счет Карла Реннера в Гамбурге поступила оговоренная кредитом сумма денег из «Берлинского Немецкого банка», и он начал восстанавливать разрушенное банковское дело Гамбургского банка «Реннер и сыновья». Карл побывал в разных местах Гамбурга, подыскивая для будущего банка необходимое помещение. Он уже обошел несколько домов, но все они ему, почему – то не нравились. Наконец, близко к центру города, на Александерштрассе, он нашел двухэтажный особняк, чудом сохранившийся во время войны. Особняк был построен, видимо, давно, его архитектуру отличали элементы готики, и он напоминал особняк прадеда Карла Ганса Реннера. Достоинством особняка было то, что он примыкал к скверу с высокими, зеленеющими кленами, где можно свободно совершать прогулки.
     Оформив аренду особняка, Карл занялся его перепланировкой под разные вспомогательные помещения, оснащая их современными сейфами и электронным оборудованием. Приняв на работу пятерых опытных банковских агентов и поручив им подобрать необходимый штат остальных работников банка, Карл занялся расчетом расходов кредита, прогнозом финансовой прибыли.
     И последнее дело, которым занимался лично сам Карл Реннер. Он оформлял современную, цветовую, электронную вывеску, на которой крупным шрифтом было выведено: Гамбургский банк «Реннер и сыновья». Это было первым признаком того, что банк начал возрождаться …
     Прошло много лет  с того времени, когда Карл Реннер взвалил на себя воз по восстановлению семейного банковского дела. Всякое было в этом деле за прошедшие годы, не обошлось и без трудностей. Но отступать от намеченной цели он не собирался, а уверенно следовал вперед. Карлу Реннеру удалось добиться главного: гамбургский банк «Реннер и сыновья» вошел в русло  немецкой экономики…
     10 декабря 1975 года с вечера с моря на Гамбург подул ветер, ночью похолодало, а утром над городом закружил снег. Наступившим днем Карл Реннер отправился в Департамент строительства Гамбургского муниципалитета. Там назначено совещание с банкирами города по вопросу масштабного строительства жилья и выделения для этого кредитов. Расстояние от банковского офиса до Департамента не более десяти минут ходьбы, и Карл Реннер отправился туда пешком. Сверху падали снежинки, от запаха которых дышалось легко и глубоко, и он не заметил, как подошел к Департаменту, огромному сооружению из стекла, бетона и алюминия. В конференц – холле Департамента уже собралось много народа. Тут были известные банкиры, человек пятнадцать, советники главы Департамента, разные консультанты и референты, представители строительных компаний.
     В конференц – холл вошел директор Департамента герр Крейзер, и все присутствующие уселись в мягкие кресла. Директор Департамента герр Крейзер мужчина лет сорока, невысокого роста, с рыжеватыми волосами на голове, был хорошо известен в Гамбурге. Это под его руководством в городе ведется регулярное строительство разных объектов. Совещание проходило по заранее определенной схеме. Прежде всего, директор Департамента известил присутствующих о том, что за последние двадцать пять послевоенных лет население Гамбурга увеличилось почти на полмиллиона человек, приближаясь к двум миллионам. Такое увеличение роста населения ставит проблему скорейшего строительства жилья и социально – бытовой инфраструктуры. Для этого уже создана корпорация «Строительство жилья», в которую вошли крупные строительные компании.
     Основа проекта – концепция новых подходов к строительству, которая будет осуществляться комплексно и сразу по двум направлениям: строительство городского и загородного жилья. По первому проекту будут строиться десятиэтажные дома в черте города, по второму – загородные одноэтажные и двухэтажные коттеджи. Деньги, на которые планируется построить жилье, будут аккумулированы из двух источников: из городского бюджета и из денежных средств частных банков. В Гамбурге появятся два новых, самых больших района, городской и загородный, в них будут заселены около тридцати тысяч человек. Для строительства жилых домов муниципалитет Гамбурга уже выделил земельные участки как внутри города, так и на его окраине. Архитектурными мастерскими разработаны проекты строительства с учетом современных технологий и строительных материалов. Для этого будет значительно увеличен выпуск цемента, кирпича, металлоконструкций, черепицы и пластика. В стенах перехода по лестничным площадкам устанавливаются стеклянные витражи с алюминиевыми переплетами.
     В строительстве жилья будет много новизны. В сантехнической проводке холодной, горячей воды и тепла металлические трубы будут заменены медными. Для учета расходования жильцами воды и тепла появятся счетчики. Все дома будут телефонизированы и оборудованы охранной электросигнализацией. Внутреннее обустройство квартир будет двух типов: квартиры без мебели, квартиры с мебелью.
     Проектом предусмотрено строительство двух больших гимназий, стадиона, двух плавательных бассейнов, теннисного корта. К услугам жителей появятся два больших ресторана, десяток кафе и торговая сеть в виде супермаркетов, какие уже используются в крупных развитых странах.
     Будут построены подземные автостоянки, в которых разместятся станции технического обслуживания, теплые автомойки. На территориях, прилегающих к домам, появятся детские городки с современным игровым оборудованием. Территории между домами, пешеходные бульвары и проезжие дороги, будут покрыты асфальтом по новой технологии, а между ними разбиты травяные газоны. Проектом строительства предусмотрено значительное расширение зоны отдыха, для этого будут разбиты новые скверы. Новизной в строительстве загородных коттеджей явится установка небольших автономных электронагревательных станций.
     Впервые за контролем строительства будет введена экологическая полиция, она будет наделена большими правами. Экологическая полиция периодически будет вести контроль над правильностью строительства и при обнаружении нарушений тут же выдавать предписания для их устранения. За неподчинение экологической полиции строительная корпорация будет уплачивать штрафы в крупных размерах.
     Покупка жилья будет осуществляться следующим образом: во – первых, за деньги, полученные в кредит, во – вторых, путем ипотеки сроком на двадцать пять лет. Рассказывая о тех огромных изменениях, которые в скором времени произойдут в городе Гамбурге, казалось, что директор Департамента герр Крейзер вот – вот выдохнется и закончит свое выступление, а он был неистощим, и продолжал всех удивлять масштабностью будущего строительства. Вот он извинился перед аудиторией и сказал, что надо немного потерпеть, ибо он не сказал еще самого главного. И это главное заключалось в том, что на полное завершение строительства жилья и его заселение жильцами устанавливается срок  три года. Это приурочивается к открытию в 1978 году в Гамбурге международной выставки европейских стран с названием «Индустрия жилищного строительства», на которой гамбургские жилищные комплексы будут представлены в качестве передового опыта. Закончилась первая часть совещания. Из выступления директора Департамента стало ясно, на какие грандиозные задачи замахнулся город Гамбург в жилищном строительстве.
     - А теперь, господа банкиры, - сказал директор Департамента, - хотелось бы послушать ваше мнение на проект переустройства одной из частей города Гамбурга, а заодно и послушать об имеющемся у вас опыте  кредитования такого дела.   
     И директор Департамента предоставил первое слово Карлу Реннеру. Присутствующие в конференц – холле заранее знали, что первое слово будет предоставлено Карлу Реннеру. Гамбургские банкиры уважали Реннера за его принципиальное суждение по любому вопросу, за то, что он всегда шел навстречу городским властям, если это касалось оказания помощи населению. Карл поднялся с мягкого кресла и неторопливо подошел к трибунке. Всегда подтянутый и элегантно одетый, посеребренный с головы, с живым проницательным взглядом, он как бы вписался в красивый конференц – холл. Взойдя  на трибунку, он сказал:
     - Я с огромным вниманием выслушал сообщение господина директора Департамента и скажу, что городские власти взялись за  решение очень трудной, но жизненно важной социально – экономической проблемы. Нашему банку «Реннер и сыновья» нынче исполнилось восемьдесят лет, как он был создан. И за это долгое время банку приходилось кредитовать постройку жилья. Еще в середине двадцатых годов наш банк выдавал кредиты на постройку эстонских крестьянских хуторских хозяйств. Немного позднее, банк кредитовал постройку загородных коттеджей в городе Гамбурге и эстонских городах Отепя и Вильянди. И скажу, что это было очень интересное время, ведь за полученными кредитами стояли живые люди, и они были счастливы ощущать свои построенные жилища. Наш банк «Реннер и сыновья» будет участвовать в кредитовании строительства жилья в городе Гамбурге.
     Карл Реннер вернулся с совещания из Департамента строительства и встретился с сыном, рассказав ему о его результатах.
     - Рихард, - сказал отец, обращаясь к сыну, - предстоящие десять дней для нашего банка будут хлопотными, представители корпорации  «Строительство жилья» будут приходить за оформлением кредитов. Я прошу тебя, возьми под личный контроль это дело, постарайся с каждым представителем встретиться и переговорить.
     Время не стояло на месте. Прошло два десятка лет, Гамбургский банк "Реннер и сыновья» успешно работал, принося хорошую прибыль. Банком теперь управлял Рихард Реннер – сын Карла Реннера. Воспитанный в семейном духе банковского дела и имея классическое университетское образование, Рихард Реннер быстро начал выводить свой семейный банк на новый уровень функционирования, добиваясь заметных финансовых успехов.
     Природа с завидным постоянством наделяла всех мужчин из рода Реннеров внешним сходством с предками.  Вот и Рихард Реннер во внешности унаследовал от своих предков Карла Ганса Реннера и Зигфрида Карла Реннера все, что было присуще им. Высокий рост, пепельные волосы на голове, ровный лоб, правильные  черты лица. Достались ему от предков и главные черты характера, спокойствие и уверенность, способность к достижению цели.
     Рихард Реннер, следуя уже сложившейся семейной традиции, пошел тем же путем, какой был в свое время выбран его отцом. Он, как и его отец,   Карл Реннер, сначала окончил экономический факультет, а потом и юридический факультет Гейдельбергского университета. Выбор этого университета Рихард сделал потому, что он был одним из старейших в Германии, основан еще в 1386 году. И ему хотелось через старину университета познать кроме экономических и юридических наук еще и историю культуры Германии. Университет был знаменит еще и тем, что в нем, когда – то работали светила мировой науки философ Гегель и естествоиспытатель Гельмгольц.
     Здесь, в Гейдельбергском университете судьба свела его с Ангелой Кристман, она училась на факультете естественных наук, изучая историю  и архитектуру готики, где работал профессором и ее отец. Рихард и Ангела как – то быстро привыкли друг к другу. И не было сомнения, что они, страстно полюбив друг друга, не случайно соединили свои жизни. По внешнему виду Ангела напоминала прапрабабушку Рихарда Марту. Такая же высоковатая и статная, с пышными, шелковистыми, русыми волосами на красиво посаженной голове. Гейдельберг старинный город, ему восемь веков, и Рихард и Ангела не упускали случая, чтобы в воскресный день не побывать в каком – нибудь его старинном углу. Они часто посещали старинный замок, в котором когда – то жили курфюстры – немецкие князья, имевшие право участвовать в выборе императора в так называемую «Священную римскую империю германской нации». Часто гуляя по узким улочкам Гейдельберга, они обсуждали темы лекций, читаемые почтенными профессорами университета, особенно из философского наследия соотечественника Гегеля.
     Все восемь лет, пока Рихард учился  сначала в одном, а потом в другом университете, он в свободное от учебы время читал книги по истории греческой и римской философии, стремясь познать философский смысл устройства мира. Со временем у него созрела убежденность, что для управления банковским делом философские знания ему всегда пригодятся.
     Наступивший 1980 год для Реннеров оказался тяжелым. В возрасте 65 лет умер Карл Реннер. Здоровье сильно подкосили годы каторжного заключения в лагере «Ревучем» и в ссылке на золотом Удерее. Больной Карл Реннер лежал в лучшей клинике Гамбурга. За день перед смертью отца его посетил сын Рихард. Отец сильно сдал, осунулся, лежал не поднимаясь. 
     - Сын мой, Рихард, - тихо сказал отец, - мне жить осталось совсем немного, может, уже сегодня я уйду и навсегда. Ты потомственный банкир из четвертого поколения Реннеров, умный и образованный, хорошо знаешь современную систему управления банковским делом. Ты остался единственным из семьи Реннеров, кто держит банковское дело в надежных руках. Но жизнь штука коварная, порою, судьба не спрашивает, какой путь избрал банкир на данном этапе жизни. И жизнь может резко измениться. Усвой самое главное: если в жизни случится, что тебя насильственно будут принуждать отдать банковское дело властям, как этого добивались от меня в 1946 году, ты должен выстоять и не потерять самое главное, стержень нашего рода – банковское дело, которому отдано много семейных сил и времени. Оставайся всегда самим собой, потомственным банкиром. В семье Реннеров была и тайна. Я последний из рода Реннеров, кто знает место тайников. В моем кабинете, в сейфе, в металлической шкатулке лежит мой старый блокнот, а в нем указания места тайников с документами на право собственности на эстонскую недвижимость, а так же тайника с золотом. Я уверен, что наступят перемены, и все содержимое этих тайников тебе понадобится, оно будет востребовано. Ты знаешь, что в нашей семье имеется родовая книга с записями о нескольких поколениях нашего рода. Книга не только исторический документ, но и символ рода Реннеров. Сохрани ее и передай по наследству. Прощай сын, да пусть хранит тебя Бог, - произнес уставший отец, закрыл глаза и разжал ладонь, на ней лежал маленький золотой ключик от шкатулки.
     И в тот момент, когда Карл Реннер обнажил ладонь, на которой золотом сверкнул ключик, он вдруг, на какой – то миг подумал, а что, если бы остановилось время, и можно было бы посмотреть, что произойдет в будущей жизни. Однако тут же отверг это представление, глубоко понимая, что время необратимый фактор, та философская категория, и его нельзя ни ускорить, ни замедлить.
     На следующий день. Карл Реннер умер. Невыносимая скорбь обрушилась на род. Сама природа оплакивала умершего, извергая из серого, свинцового неба свои слезы, потоки дождя. Весь день на Гамбург лил дождь, не переставая, занудно стуча по оконным металлическим подоконникам. А в день похорон погода расщедрилась, словно понимая, что усопшего надо проводить в последний путь при благоприятных условиях. В день похорон утром из – за горизонта выкатилось солнце, от ярких лучей которого заблестели разными цветами крыши и стены домов, стекла в окнах. По улице Гамбурга медленно катился ритуальный катафалк с телом покойного Карла Реннера, а яркие лучи солнца освещали последний путь банкира. Рихард Реннер похоронил отца на родине предков, в земле старинной загородной усадьбы Реннеров. Теперь здесь, откуда берут свои корни Реннеры, рядом покоятся безымянные родственники из далекого прошлого, а так же Карл Ганс Реннер, Матильда Реннер и Карл Иоганнович Реннер. Вскоре в память об отце Рихард установил на его могиле гранитную стелу, устремленную ввысь, с выбитым на ней его именем.
     Со смертью Карла Реннера, на долю которого выпало из всей семьи больше всех невзгод, уходило одно из поколений потомственных банкиров. Но банковское дело Реннеров с его смертью не прервалось, оно находилось на новом пути.
     После смерти отца Карла Реннера его сын Рихард в один из вечеров уединился в домашний кабинет. Он долго и с горечью смотрел на большой портрет отца, висевший на стене. Включил приемник, по кабинету полилась знакомая мелодия девятой симфонии его любимого композитора, соотечественника Бетховена. Рихард сильно любил эту симфонию за ее революционный оптимизм, она венчала творческий путь великого композитора, сумевшего преодолеть личные горести и страдания, выражала не только сильный музыкальный смысл, но и некую философскую основу. Прослушав симфонию Бетховена, Рихард достал из шкафа семейную гроссбухи сделал в ней запись. Записал годы рождения и смерти отца, выделив основные периоды его жизни: в Гамбурге и Эстонии, в заключении в «Крслаге» и ссылки в Южно – Енисейске. Рихард подробно описал усердие отца в семейном банковском деле, его неистощимое стремление следовать в традициях рода Реннеров.
     Записывая сведения о жизни отца Карла Реннера в семейную гроссбух, Рихард понимал, значение этой записи. Ведь семейная гроссбух хранит записи о роде Реннеров уже несколько веков, и каждая из них на вес золота. Пройдет много времени, сменится еще несколько поколений банкиров Реннеров и благодаря записям в этой книге все будут знать, кто же был такой в роду Карл Реннер. Хорошо зная, что в семейной книге есть стародавние, совсем непонятные записи, Рихард свою запись старался выводить красивым почерком, напоминавшим готическое письмо.
     Похоронив отца, Рихард понимал, с какими трудностями он столкнется при управлении банковским бизнесом. Ведь второго такого опытного и разумного банковского финансиста, каким был отец Карл Реннер, рядом не было. Но он знал, какие трудности испытывали Реннеры в банковском деле в каждом поколении, но никогда перед ними не отступали.
     После похорон отца Рихард несколько дней бродил по лесным тропам, восстанавливая свои силы, затраченные на прощание с отцом. Но вот к нему стали возвращаться силы и физические, и душевные, он почувствовал, что голова стала легкой и свежей, в ней опять закрутились, словно в компьютере, финансовые сводки кредитов. И как бы не было трудно со смертью отца, контроль над банковским делом терять нельзя.
     И чтобы почувствовать себя  совсем уверенным, Рихард на короткое время занялся интересной работой, как он считал сам. Рихард Реннер знал из рассказов матери, что его отец Карл Реннер в своем кабинете на загородной усадьбе в эстонском Отепя оформил портретную галерею своих родственников – мужчин. Но в 1946 году в период национализации соввласть конфисковала ее и она бесследно пропала. И Рихард взялся за восстановление галереи семейных портретов. Он собрал все имеющиеся в домашнем альбоме фотографии и заказал гамбургскому художнику нарисовать маслом портреты. Через полгода заказ Рихарда был выполнен. Портретная потомственная галерея начиналась тем дородным средневековым рыцарем, портрет которого висел в холле загородного замка. А дальше шли Карл Ганс Реннер, Зигфрид Карл Реннер, Иоганн и Август, Карл и Рихард. Занимаясь портретной галереей, Карл почувствовал в себе какой – то прилив сил и удовлетворение, что ему удалось найти прием продолжить преемственность в отношении к своему рода …
     Наступил 1984 год, он был для немецкого, потомственного банкира Рихарда Реннера насыщенным разными банковскими делами. В банковском деле Реннеров была одна особенность. Чтобы не останавливаться на достигнутом, и учитывая новые экономические условия, и развиваться дальше, банк выбирал некую новую ступень своего развития. Так было во времена Зигфрида Карла Реннера, в период управления банком Иоганном, а потом Августом и Карлом, и вот теперь Рихарду Реннеру предстояло перестроить работу банка, наделяя его новыми функциями международного масштаба.
     В один из летних, теплых дней 1984 года Рихард Реннер выехал в Бонн на совещание банкиров, которое организовало правительство Федеративной Республики Германии. На совещании предстоит рассматривать вопрос выделения немецкими банками кредитов для большой стройки. «Немецкий строительный холдинг» разработал проект постройки крупного торгового центра на юге Германии, в тех местах, где, когда - то прадед Зигфрид Карл Реннер  имел сельскохозяйственное коммерческое дело, с помощью которого создал банк «Реннер и сыновья». По замыслу Германского правительства и «Немецкого строительного холдинга» в построенном центре сойдутся интересы  Германии, Франции, Австрии и Швейцарии. Правительство Германии вело переговоры с рядом банков на выдачу холдингу кредитов на постройку торгового центра. Между представителем правительства и банком «Реннер и сыновья» так же состоялся разговор. И Рихард Реннер дал согласие на выдачу кредитов.
     Закончилось правительственное совещание, были подведены его итоги, в резерве один день, но Рихард решил выехать в Гейдельберг, побродить по его старинным улочкам и вспомнить золотые годы студенческой жизни. Появившись в Гейдельберге, Рихард, прежде всего, отправился в университет. Он долго бродил вокруг университета, разглядывая его со всех сторон. Посидел на лавочке в тени развесистых деревьев и понаблюдал за стайками современных студентов.
     Надышавшись атмосферой университета, он миновал широкую улицу, по которой двигалась людская толпа и вереницы машин в самую старинную часть города, где в студенческие годы часто бывал. Немцы отмечали, какой – то старинный праздник. Встреча с Гейдельбергом, с университетом, поход по старинным улочкам пробудил в Рихарде прошлое из студенческой жизни, напомнили о ее золотых годах.
     Уезжая в столицу, Рихард Реннер сильно беспокоился за жену Ангелу. Она была на сносях, ждала ребенка. Когда Рихард Реннер вернулся из Бонна в Гамбург и, войдя в дом, почувствовал какое – то необычное оживление. Навстречу Рихарду выбежала возбужденная горничная и сообщила ему, что сегодня на рассвете его жена Ангела родила сына. Мальчик здоровый и крепкий. Рихард услышав сообщение горничной, облегченно вздохнул. Бог расщедрился и не оставил Реннеров без наследника банковского дела. Через несколько дней младенца  назвали Карлом, в честь известного предка Карла Ганса и деда Карла Иоганна Реннера. Рихард пошутил и назвал сына Карлом ІII...
     С востока подули ветры перемен. И на исходе 1980 – х годов в СССР вспыхнули события, которые иначе, как бурными не назовешь. Зашаталось тоталитарное всевластие коммунистической партии, а вскоре рухнула и советская империя, страна оказалась, словно на пороховой бочке. В Прибалтике вспыхнул пожар, охвативший огнем Эстонию, Латвию и Литву.
     Каждый день в столице Эстонии Таллине, других городах собирались толпы людей, требуя каких – то радикальных мер по отношению к Москве. В эти жаркие судьбоносные дни эстонские газеты пестрили напоминаниями об исторической памяти. И тут эстонцы припомнили все, что творил СССР по отношению к ним.
     Вспомнили, как СССР и Германия в августе 1939 года подписали секретный Пакт  Молотова – Риббентропа, с вычленением Эстонии и переходом ее  в полное подчинение СССР. Не забыли эстонцы и той трагедии, которая началась летом 1940 года, когда СССР оккупировал Эстонию, насильственно уничтожил ее хуторское хозяйство и депортировал десятки тысяч эстонцев в глухие районы Сибири.
     Глас эстонского народа послужил сигналом, толчком к изменению государственного статуса Эстонии. Объявив себя республикой, Эстония в 1991 году выходит из состава СССР, провозгласив свою независимость. Москва не могла смириться с демаршем прибалтийских республик и отправила туда ограниченный воинский контингент. Но тут же поняла, что это может обернуться гражданским неповиновением всей Прибалтики, и задним числом признала независимость всех прибалтийских республик. Правительство независимой Эстонии приняло закон о возврате частной собственности ее бывшим владельцам, конфискованной советской властью в 1940 – 1950  годах. По – существу, этим законом утверждался возврат к частной собственности в Эстонии.
     Рихард Реннер, находясь в Гамбурге, ежедневно включал радиоприемник и слушал сообщения из столицы Эстонии города Таллина. Старался просматривать и много эстонских газет. Во всей этой информации, которую он получал из радио и газет, было одно общее: эстонский народ не может смириться с той политикой, какую осуществлял СССР последние полвека. К событиям, происходившим в Эстонии, Рихард Реннер не был безразличным, все же это была его родина, где в 1945 году он родился под городом Отепя.
     Он много думал, размышлял, внимательно следил за происходившими событиями в Прибалтике, в Эстонии. В итоге он не смог смириться с тем, что его семья пострадала в послевоенный период, а отец перенес физическое, моральное и душевное унижение, насилие соввлвсти. И решил действовать так, как советовал незадолго перед смертью отец Карл Реннер: вернуть все недвижимое имущество на территории Эстонии, когда – то принадлежавшее Реннерам.
     Рихард Реннер, как и все Реннеры, был человеком уравновешенным, он никогда не поддавался внутреннему порыву, его трудно было вывести «из себя», а если и возникал, какой – то всплеск чувств, то он быстро его гасил, не показывая окружающим. Этим он сильно походил на своего отца Карла Реннера. А вообще, умение скрывать свою раздражительность, если она и возникала, было характерно для Реннеров всех поколений.
     И нахлынувшие чувства о возможности возврата недвижимости в Эстонии он считал не как субъективное желание взять верх над событиями послевоенных лет, а как результат исторической справедливости…
     Лето 1992 года было в разгаре, солнечное тепло заполонило город Вильянди. В один из жарких дней в 2 – этажном особняке, находившемся неподалеку от озера Вильянди, появились двое мужчин. Представившись жильцам особняка инженерами по ремонту, они принялись его тщательно обследовать. Незаметно вскрыли в фундаменте особняка кирпичную нишу и вынули из нее пергаментный сверток. Это был первый экземпляр документов о праве Карла Реннера на собственность всего недвижимого имущества в Эстонии…
     Рихард Реннер выехал в Берлин, в Департамент Министерства иностранных дел Германии. Он подал заявление на получение документов, разрешающих выезд в Россию с правом путешествия по местам ссылки его отца Карла Реннера в 1948 – 1954 годах. Получив через неделю необходимые документы, он сразу же вылетел на самолете по маршруту Гамбург – Москва – Красноярск. В Москве, войдя в самолет, Рихард подумал, что наверное, он единственный, кто летит в Сибирь, чтобы посетить место  ссылки отца. Однако каково же было его удивление, когда он узнал, что в самолете, летевшим от Москвы до Красноярска, было много эстонцев, литовцев и латышей. Они направлялись в северные районы Красноярского края, где их родственники отбывали насильственную ссылку. Многие из них там сгинули и навсегда остались в холодной сибирской земле. Но самое интересное оказалось другое. В этом же самолете летела группа прибалтийцев, бывших узников лагеря «Ревучий, в котором после войны находился и Карл Реннер. О существовании самого крупного лагеря «Ревучий» лагерной системы «Краслага», который находился на восточной окраине Красноярского края, за городом Канском, близ станции «Решеты», в хвойной, болотистой тайге, всегда тщательно скрывалось. Но историю не обманешь. Все, что когда – то считалось тайным, со временем становилось явным. Бывшие узники «Ревучего» ехали туда, чтобы поставить на месте этого лагеря памятный знак, большой металлический крест на бетонном постаменте,  который напоминал бы о тоталитарном, жесточайшем советском времени. Краснояркие газеты не оставили без внимания этот факт, и оповестили о нем всю страну.
     Перелет из Красноярска до деревни Мотыгино, приютившейся на крутом берегу реки Ангары, длился не более часа. А далее Рихарду предстояло перелететь на маленьком, двукрылом самолетике, который русские называют кукурузником, из Мотыгино в поселок золотодобытчиков Южно – Енисейский, где отец Карл Реннер отбывал ссылку. Самолет плавно парил по бездонному, синеющему небу, которое сбоку подпирал сверкающий яркими лучами солнечный оранжевый диск. А внизу – длинные хребты и необозримое море зеленой тайги.
     Минут через двадцать самолетик сделал поворот и пошел на посадку. Перед Рихардом открылась удивительная панорама местности, и ему показалось, что все это он уже видел, когда бывал на отдыхе в австрийских альпах. Слева и справа хребты, а между ними удивительно ровная площадь, покрытая зеленым ковром сибирского разнотравья, сбоку следующие друг за другом крутые холмы, из – под которых вытекает речка, сверкающая хрусталем воды в ярких лучах солнца.
     Стоял август, по утрам приисковый поселок Южно – Енисейский тонул в прохладе молочного марева, днем купался в тепле горячего, щедрого солнца. Приискателям было недосуг, начался ягодный и грибной сезон, и они целыми днями пропадали в горах, и не заметили появившегося в поселке незнакомого мужчину, высокого, русого, похожего на европейца. Поселившись временно в одном из домов на окраине поселка, он несколько дней ходил по окрестностям, представляя какие отец испытывал физические и душевные муки, находясь здесь в длительной ссылке.
     Он дважды побывал на правобережном хребте, и отыскал седловину, которая соединяет горы Горелую и Зеленую. Обозначения отца в его блокноте помогли найти на тропе то место, где находился тайник с документами. После этого Рихард Реннер зашел в хозяйственный магазин и купил маленькую металлическую лопатку…
     Предрассветная тишина, кругом непроглядный густой туман. Рихард Реннер медленно и долго поднимался по крутой галечной тропе на вершину горы Горелой, часто останавливаясь для определения правильности пути. Ему хотелось еще раз почувствовать весь маршрут, по которому отец не единожды ходил, находясь в ссылке на золотом Удерее.
     На всем пути петлявшей тропы густой лес, стройный березняк, разлапистая ольха, пушистый кедрач. Ближе к вершине стали попадаться островки масляничного брусничника и серого ягеля – оленьего мха, свидетельство о природных признаках гористой северной тайги.
     Достигнув вершины горы и, пройдя по ней метров двести, он спустился по тропе, заросшей серым ягелем, вниз, в середину седловины. Здесь, словно в вакуумном сосуде, стоял без движения густой, белый туман. Рихард остановился, перевел дух, осмотрелся по сторонам, прислушался. Кругом, как и прежде, стояла мертвая, гробовая тишина. По отметке в отцовском блокноте определил сохранившийся главный ориентир: у кромки тропы лежал огромный, круглый, вдавленный природно в землю, серый, отполированный временем и дождями камень валун, напротив него – место тайника.
     Рихард выкопал полуметровую ямку, и лезвие лопатки звякнуло о камень. Это была большая серая плита, а под ней – сверток, завернутый в плотный пергамент и перевязанный бичевкой. Рихард развязал бичевку и раскрыл сверток. Там лежал лист плотный бумаги с печатями, на котором был текст, указывающий, что вся недвижимость, находящаяся на территории Эстонии принадлежит Карлу Иоганну Реннеру. Здесь же лежал листок, на котором были указаны ориентиры тайника с золотом под Отепя.
     Держа в руках схему тайника с золотом у далекого эстонского Отепя, Рихард не испытывал какого – то особенного психологического удовлетворения. Он понимал, что в данном случае золото в его руках – воображаемый мертвый капитал. Как банкир, он оценивал, например, экономическое значение денег, такими объективными категориями, как их физическое наличие, доход, прибыль. Возможно, думал он, и удерейское золото, когда – нибудь принесет экономическую пользу. А пока… Возвратясь через несколько дней в Германию, в Гамбург, Рихард Реннер уже в который раз убедился, что банковское дело, которым он занимается, складывается удачно, и возврата в Эстонию быть не может. Но недвижимость, принадлежавшая когда – то Реннерам, и находившаяся на территории Эстонии, должна быть семье возвращена. Ведь у него имеются документы, подтверждающие собственность Реннеров на недвижимость, а так же документы, свидетельствующие, что у его отца Карла Реннера в 1946 году вся недвижимая собственность была конфискована соввластью, а он сам осужден на два года лагерей в Сибири и на десять лет ссылки без права переписки.
     У Рихарда Реннера возник план по возврату эстонской недвижимости и он начал действовать. И, прежде всего, он отправился в Таллин, чтобы там из первых рук узнать о действии принятого закона о возврате частной собственности. Перед отъездом в Таллин Рихард Реннер передал имеющиеся у него материалы юристу для составления правоустанавливающего документа, но уже на его имя. По прибытии в Таллин, Рихард Реннер и юрист поселились в гостинице «Виру», которая находилась на одноименной площади. Рихарду Реннеру не приходилось бывать в Таллине, хотя по рассказам своих родителей знал о нем многое.
     Первоначально он не хотел тратить время на осмотр города, но подумав, все же вышел на его улицы, чтобы иметь о нем представление. Однако вскоре пришлось спешно вернуться в гостиницу. Над эстонской столицей висело серое небо, извергавшее дождь и сырой снег. Кругом лежала слякоть. Вернувшись в гостиницу, Рихард Реннер пригласил к себе своего юриста и они еще раз просмотрели все документы, которые надо представить в муниципалитеты городов Отепя, Вильянди и Тарту.
     Юридически правильно подготовленные документы по специальной форме, и сохранившиеся документы, подтверждающие прямую родственную связь Рихарда с Карлом Реннером, которому принадлежало недвижимое имущество в этих городах, конфискованное после окончания войны соввластью, были представлены в специальные комиссии муниципалитетов этих городов. В муниципальных комиссиях экспертно рассмотрели все представленные документы, сверяя их с сохранившимися архивными сведениями. После того, как закончилась эта утомительная процедура, Рихард Реннер получил от муниципалитетов другие документы, свидетельствующие об обязательном возврате недвижимого имущества, принадлежавшего Реннерам. В муниципалитетах Рихарду было предложено восстановить банковское дело в городах Тарту, Вильянди и Отепя. Но он смотрел на эту проблему философски, считая, как считали еще древние, что в одну реку дважды войти нельзя. Все недвижимое имущество он продал по месту его нахождения.
     Все дни, когда Рихард Реннер занимался возвратом недвижимого имущества, он неотступно думал о золотом тайнике под Отепя. Золото наверняка, сохранилось, ведь о его тайнике никто не знает. А после смерти отца – Рихард единственный, кто имеет на руках схему тайника золота. Но он никак не мог решиться дать поручение доверенным людям проникнуть в золотой тайник. Даже думал о том, что может золотой тайник навсегда оставить под Отепя, или сдать его теперешним эстонским властям. И чтобы принять окончательное решение, он еще раз прокачал в голове историю появления золота.
     Думая об этом, он весь напрягся, пытаясь сам себе объяснить необычную ситуацию: или принять ту судьбу, которая уже давно сложилась вокруг золота в виде тайны, или выбрать другой, необычный путь его использования. В присхождении удерейского золота не было криминала. Прадед Зигфрид Карл Реннер золто не украл, он его скупал и накапливал, и считать его виновным в этом вряд ли можно. В те давние времена любой человек мог иметь золото и хранить его в частных банках. И, наверное, еще при жизни прадед Зигфрид Карл Реннер хотел создать в Енисейске свой банк, и положить в него свое золото, которое составляло бы часть его капитала. Рихард Реннер перевел историю с золотом, тайно перекочевавшим из одной страны в другую, в юридическую плоскость. И получилось, что золото – контрабандное. Но оставлять его закопанным в земле нет смысла.
     И тогда Рихард Реннер снова побывал в Таллине и в «Эстонском национальном банке» решил выяснить процедуру приема банком драгоценных металлов. И получил исчерпывающий ответ. Новым законом Эстонии о возврате недвижимого имущества, конфискованного   советской властью, бывшим владельцам не требуется предоставлять национальному банку объяснения или документы, подтверждающие происхождение драгоценных металлов. Покупка драгоценных металлов от частных лиц национальным банком производится по стоимости международного рынка. Прокачав в голове еще раз ситуацию с золотом, Рихард Реннер решил, несмотря на слякотную погоду, вскрыть золотой тайник на загородной усадьбе, когда – то принадлежавшей семье Реннеров под Отепя…
     Над лесом, простиравшимся за окрестностями Отепя, опустилась тихая, темная ночь. По слякотной дороге, бегущей в заброшенную усадьбу Реннеров, мчался мощный джип, рассекая темноту светом фар. Джип остановился в условленном месте, из него вышли трое мужчин с портативными лопатками. «Гости» отсчитали от точки въезда на тополевую аллею двадцать пять тополей и перпендикулярно ее пограничной линии, удалились в глубь леса на условное расстояние. Обозначив точку, принялись копать землю. Вырыв в сырой земле глубокую яму, они с помощью лебедки джипа подняли из нее тяжелейший железный ящик, набитый брусками золота. Тайник, в котором долгие годы хранилось удерейское золото, скопленное основателем Гамбургского банка «Реннер и сыновья», предком банковской династии прадедом Зигфридом Карлом Ренером и перевезенное из – под Енисейска, перестало быть тайником. Золото, пролежавшее в тайнике несколько десятков лет, было куплено «Эстонским национальным банком». На этом удерейское золото завершило свое таинственое путешествие с берегов сибирского Енисея и навсегда осело в банке прибалтийской республики. Золотой тайны банкирского рода больше не существовала, ей пришел конец. От продажи всего эстонского недвижимого имущества и удерейского золота, у Рихарда Реннера – потомственного банкира в четвертом поколении, вес капитала, лежавшего на его счетах в германском личном банке, значительно потяжелел. Рихард Реннер хорошо осознавал, что древние корни Реннеров берут свое начало не только в Германии, но и в Эстонии, в городе Отепя. Ведь женой предка была эстонская крестьянка из – под Отепя. А волею судьбы он и сам родился в Отепя. И не побывать здесь, где появился на свет в августе сорок пятого года, он не мог. В городе Отепя Рихард появился в тот день, когда предстояла регистрация в муниципалитете документов на возврат конфискованной недвижимости соввластью. Рихард побывал в муниципалитете и, оформив документы, долго бродил по улочкам Отепя, представляя жизнь своих родственников здесь в те далекие годы…
     Рихард Реннер, завершив дела по возврату эстонской недвижимости и, избавившись от золотой тайны своего рода, подводил некоторые итоги своего банковского дела. Банк Реннеров в реестре банков Германии занимал достойное место. А его глава Рихард Реннер был включен в члены одной из международных комиссий Европейского инвестиционного банка. Он часто выезжал в Бельгию, в Брюссель, где находилось правление Европейского инвестиционного банка. В комиссии он занимался рассмотрением кредитного и финансового содействия представителям правительств европейских стран. Банковское дело потомственных банкиров Реннеров было на большом подъеме…
     Время шло своим чередом. На смену одному времени года приходило другое. Прошедшая зима в Гамбурге была снежной, холодной. Весна – ветреной. И наступившая летняя теплая пора радовала. Днем ярко и горячо грело солнце, по ночам шли теплые дожди. Гамбургский загородный зеленый лес, в котором любил гулять Рихард Реннер, от солнца и дождей благоухал. И как бы в унисон происходившим изменениям в природе, происходило что – то и в банкирской жизни Рихарда Реннера ...
     Рихард Реннер проснулся рано, глянул в окно, по которому бликами играли солнечные лучи. Сегодня Рихард проснулся не в домашней спальне, а в номере самого большого отеля в Брюсселе. Он прибыл сюда вчера вечером на заседание Европейского инвестиционного банка. А сегодня 20 августа 1995 года ему исполнилось пятьдесят лет. И он не думал, что встретит день своего рождения в Бельгии.
     Заседание международной комиссии  Европейского инвестиционного банка будет проходить в Королевском дворце, который находится в окружении музеев старинного и современного архитектурного искусства, рядом с Брюссельским парком. И направляясь  к Королевскому дворцу, мимо других исторических и архитектурных памятников не пройти. Рядом, на площади Гранд – плас, стоит старинное архитектурное изящество – здание готического стиля пятнадцатого века – городская ратуша, из кирпича и стекла, с высоченным шпилем, устремленным высоко вверх.
     Для заседания международной комиссии Европейского инвестиционного банка бельгийские власти отвели в Королевском дворце просторный холл, напоминающий зал скульптурного музея. Всюду стоят высеченные из камня скульптуры. Вдоль стен – огромные окна, и в холле светло, как на улице. Холл имеет современное оборудование, соединен телефонами с европейскими странами – членами Европейского инвестиционного банка, в нем имеются телевизионные и компьютерные установки, он оснащен системой вытяжной вентиляции. Безопасность под контролем видеонаблюдения. Кругом мебель из мореного дуба в современной механической обработке.
     Члены комиссии – представители стран Франции, Германии, Италии, Бельгии, Нидерландов, Люксембурга. Разговор в комиссии – на немецком языке. Комиссия работает в определенном порядке, утвержденном уставом Европейского инвестиционного банка. На ее заседании имеют право присутствовать только ее члены – представители стран – членов Европейского инвестиционного банка. На заседание комиссии приглашается один представитель правительства той страны, вопрос которой рассматривается. Председатели на каждом заседании меняются. Прошлым заседанием руководил Рихард Реннер.
     Это заседание международной банковской комиссии открыл председатель, итальянский банкир Лоренцо Лучано. Сорокалетний итальянец с вытянутым лицом, внешним видом, жестами рук не походил на банкира, а больше смахивал на театрального импрессарио. Сообщив повестку заседания, он сделал паузу, бросил лучезарный взгляд в холл и неожиданно для всех с присущей для итальянцев экспрессией поздравил Рихарда Реннера с юбилейным днем рождения, пожелав ему успехов в международной банковской деятельности и доброго здоровья. Все присутствующие горяче зааплодировали, а Рихард Реннер встал с кресла и в знак уважительной признательности к нему низко склонил свою посеребренную голову.
     Предстоящее заседание комиссии будет необычным, тяжелым. Страны Болгария, Венгрия, Чехословакия и Польша еще недавно входили в состав военного Варшавского договора, который финансово курировал СССР. Теперь эти страны вышли из этого военного блока, и он распался. А их переход от социализма к капитализму обернулся для них опустевшей казной. И сегодня представители правительств этих стран будут настаивать на получении кредитов, причем, льготных. Накануне заседания работала большая группа экспертов по этому вопросу.
     Но эксперты не смогли выработать предварительные рекомендации для международной комиссии. И теперь комиссии путем голосования придется принимать нелегкое решение. Заседание комиссии уже длилось пять часов, ее члены сильно устали и много раз прерывали работу и уходили на передышку. Выступления членов комиссии были противоречивыми, их отличал заметный консерватизм. Большинство выступающих предлагало отказать бывшим странам соцлагеря в выделении кредита. Нужна была какая – то струя, чтобы изменить ситуацию. Все время, пока шли жаркие споры и выступления, Рихард Реннер молчал, заглядывая в свой блокнот. И когда председательствующий сказал, что можно подводить итоги выступлений, неожиданно слово взял Рихард Реннер.
     - Господин председатель, господа члены комиссии, - спокойно, но уверенно начал свое выступление Рихард Реннер. – Эти страны участвовали в коммунистическом эксперименте, который для них обернулся крахом. Вообще, нет такой страны, которая за период своего существования, не участвовала бы в каком – то эксперименте. Взять хотя бы девятнадцатый век. Все страны Европы участвовали в революционном эксперименте. И теперь этим странам не надо оказывать международной денежной помощи в качестве кредитов под проценты? Страны, просьбу которых мы рассматриваем, территориально составляют фундамент европейского содружества, и я считаю, что им надо оказать инвестиционную помощь. Мы слишком долго жили в Европе разрозненно, и это не способствовало консолидации европейских стран. Сейчас появился такой шанс и его надо использовать. И потомки нам скажут за это доброе спасибо. Я буду голосовать за выделение инвестиций Болгарии, Венгрии, Румынии, Чехословакии и Польше. И думаю, что вы последуете моему примеру.
     После выступления Рихарда Реннера члены комиссии между собой жарко заговорил, что – то стали предлагать. Было заметно, что среди членов комиссии произошел перелом. Наконец председательствующий, уловив нужный момент, высказал мнение приступить к голосованию по предложению, внесенному Рихардом Ренером.
     С перевесом в два голоса международная комиссия Европейского инвестиционного банка приняла решение выдать инвестиции Болгарии, Венгрии, Румынии, Чехословакии и Польше на создание конкретной инфраструктуры.
     После окончания работы комиссии представители правительств этих стран подошли к Рихарду Реннеру и поблагодарили его за инвестиционную поддержку, выразили мнение, что он выступил не только как авторитетный банкир, но и как дальновидный политик. Очередное, тяжелое заседание международной комиссии Европейского инвестиционного банка закончилось.
     И Рихард Реннер возвращался в Гамбург с легкой душой исполненного долга банкира, основная задача которого, как он считал, кредитовать клиентов. Вернувшись из Брюсселя, Рихард Реннер усиленно работает над стратегией финансового направления банка, а так же и над оптимизацией расходов банковских кредитов. Особенно сейчас, когда перед Гамбургским банком «Реннер и сыновья» открылась большая перспектива. Несколько дней назад Рихард Реннер подписал выгодное соглашение на выдачу крупных кредитов из своего банка нескольким строительным компаниям, которые курирует Германское правительство…
     Рихард Реннер был талантливым финансистом, опытным банкиром и как все из династии Реннеров, бросил свою жизнь на алтарь банковского дела. А иначе не могло и быть. Ведь управление банковским делом как в прошлом, так и в современнх условиях требует полной отдачи сил.
     Рихард Реннер не был одиозной личностью, никогда не забывал, что в банковском деле, которое создавали родственники многих поколений его семьи, он всего лишь частица. И банковское дело, которому уже век, существует благодаря усилиям всего рода Реннеров. И с присущим для немца почитанием Рихард Реннер никогда не забывал своих родовых корней.
     Крестьяне, временно жившие в загородном замке, освободили его. Чтобы чувствовать корни своего рода и не забывать их, Рихард Реннер на загородной усадьбе поместил двух мужчин, которые вели сельскохозяйственную работу на ферме. И на ней, как и в давние времена, в поле колосилась пшеница, а на лугах гулял скот.
     Рихард часто приезжал в семейную загородную усадьбу, общался с ее стариной, ходил по холмистому лесу, вдыхая его запахи, и быстро восстанавливал свои физические и интеллектуальные силы. Непринужденная, спокойная ходьба по холмистому лесу, вдыхание запахов травы магически действовали на его организм, и голова становилась легкой. Так, в активном отдыхе Рихард Реннер набирался свежих сил.
     Как – то однажды, в один из последних дней недели, Рихард Реннер опять приехал в загородную старинную семейную усадьбу, чтобы побродить по полю и лесу, подышать их осенними запахами, осмотреться назад и подумать о прошлом банковского дела Реннеров.
     В окрестностях Гамбурга стояла осень. По утрам в низинах висел сизый туман. А днем ласково грело теплое солнце. Дремавший кленовый лес уже подернутый серебристо – золотистым багрянцем, был погружен в ту таинственную тишину, когда кажется, что ничто не мешает ее нарушать. Но иногда достаточно было легкого дуновения воздуха, и пожелтевший лист, с каким – то еле слышимым шуршанием, сорвавшись с клена, медленно кружил вокруг него и так же медленно падал на землю, закрывая ее. Запахи опавших листьев и тепла земли сливались, и кругом пахло осенней прелью.
     Рихард Реннер шел, не спеша по мягкой, засыпанной осенними, пожелтевшими листьями вьющейся между деревьями тропке, мысленно думая о вековой истории возникновения банковского дела «Реннер и сыновья».
     Главное дело семьи Реннеров не было прямолинейным, в нем было всякое, и взлеты, и падения. И семейному банковскоу делу Реннерам удавалось достигать разной результативности, в их жизни были такие периоды, когда приходилось его терять. И как птица Феникс возрождалась из пепла с новой силой, так и Реннеры снова становились на крепкие ноги банкиров. И чем больше Рихард думал о существовании банковского семейного дела, тем сильнее был уверен, что порою в нем все складывалось даже вопреки неизбежности его судьбы.
     Зачастую главным был правильный выбор жизненного пути банковского дела. Рихард, вспоминая родственников всех поколений, игравших главную роль в семейном банковском деле, перечислял разные связи, существовавшие в жизни банка на разных расстояниях, на малых и больших. Не забыл и вспомнил те кредитно – финансовые связи, какие имелись между немецким Гамбургом и русским Енисейском.
     Рихард вернулся с прогулки из леса, вошел в большой квадратный холл старинного замка и невольно бросил взгляд на окружавшую его старину и это толкнуло его продолжить свои думы о роде Реннеров. Всегда, когда он бывал в знаменитом холле старинного особняка, он пристально рассматривал все, что в нем имелось с незапамятных времен, и, прежде всего камин и стоявшую на его полке медную статуэтку рыцаря на лошади. Веяло средневековой стариной и от висевших на стене стального шлема, лат, крест – накрест рыцарских мечей, и портрета в золоченой раме дородного предка Реннеров. Старинное окружение наводило Рихарда на мысль подумать о корнях и кроне рода Реннеров.
     На дальней кромке лужайки, примыкающей к опушке леса, высился стройный снизу и ветвистый сверху серебристо – золотистый клен. Рихард Реннер стоял у большого распахнутого окна в знаменитом холле старинного замка и окидывал взглядом территорию, окружавшую замок. Через окно из гущи леса в холл проникал напоенный туманной свежестью и всякими лесными запахами воздух, взбадривая тело Реннера. Он смотрел на клен и старался философски осмыслить сходство рода Реннеров с этим могучим деревом. Он сравнивал крепкое древо рода Реннеров с ядреным стволом клена, а его жидкие ветви с маленьким Карлом, который бегал по лужайке перед замком, заразительно смеясь. Смена банкиров подрастала. Династия гамбургских потомственных банкиров Реннеров продолжалась.
 
     На фотографии: церковь Святого Павла в Вильянди.
               
     Май-июль 2008 г. Россия - Новосибирск.