Мой собственный монстр

Мой собственный монстр

Хаос и разрушение царили вокруг.

Вместо глаз были только щелочки, но они лишь усиливали то упрямство и обозленность, которые излучали. Зрачки искрящимися льдинками вызывающе поблескивали. Невесть как пробившийся лучик не в тему играл во взъерошенных волосах. Грудь вздымалась, покоряясь тяжелому дыханию. Ноздри раздувались, как у загнанного, но не сдавшегося, мустанга.

Кулаки дерзко сжаты, костяшки пальцев побелели.

Непокорство.  Угроза. Агрессия.

Она сидела, облокотившись о дверной косяк. В затылок давила торчащая шляпка гвоздя, но ей было все равно. Волосы растрепались, непослушные пряди спадали на плечи. На руке надоедливо зудела ссадина. Лоб напряжен, брови у переносицы чуть загнуты вверх, как обычно бывает у людей, когда те пытаются подавить в себе хроническую сонливость. Паутинка первых тоненьких морщинок на веках усиливали тень под глазами – печать многодневной усталости. Женщина вялым движением рук помассировала виски.

На полу валялись черепки разбитого горшка. Комки рассыпанной мокрой земли образовали черные проплешины на ковре, между ними поблескивали на солнце острия стеклянных осколков.

Их разделяли всего несколько шагов. Он напряг каждый мускул своего тела. «Это конец!» - подумала она, опустила на секунду лицо в ладони, а потом посмотрела на него, словно говоря «Вот вся я, бери». Он на мгновение замер и услышал тихий спокойный голос:

- Я тебя прощаю, – она улыбнулась настолько искренне и мягко, насколько только была способна, - Потому что люблю.

Он сжался и заплакал, сначала от бессилия, а потом, от жалости. Она протянула к нему руки, и он засеменил к ней, ломая бровки «домиком», смешно выпячивая нижнюю губу и размазывая слезы по лицу, такой милый, такой ей родной…. Женщина обняла его, и, поглаживая по затылку, произнесла:

- Ну ладно, все, все… пойдем лучше собирать игрушки и убирать, что ты здесь натворил, а то скоро папа придет.