1888г. и вера

«Дрожащей и больной рукой я пишу тебе, мой преданный верный друг, эти строки. Здравствуй, Дитрих. Видимо пришло время сказать тебе, поведать ту мою сущность, что я скрывал, или просто боялся принять сам. Я истинный иллюминат, приверженец науки, верно поданный ее Величества, человек, который не признавал Бога и вашей веры… да, не признавал, именно это и будет главным, самым ключевым словом моего бедствующего письма. Считать себя доктором медицинским наук я перестаю с сего времени-15 июля 1888 года. Года, когда масоны стали убивать ради скрытия тайн, времени, когда проституток выворачивали наружу, чтобы доказать величие одного человека, года, когда я, мой любимый Дитрих, Мартин Дерен признаю Бога…
Единственной целью моей жизни, как одного из иллюминатов - было отмщение за своих братьев. Людей, которых сжигали, высылали, не признавали, наука для которых было единственной матерью.
Ваша вера, вера могущественного Ватикана, ваши церкви и Папа сносили наши головы с плеч, умертвляли изощренными способами, только ради того, чтоб лишь Ваш Бог был единственным отцом всего сущего. Мы пытались соединить, проложить мост между католицизмом и нашей «матерью», но вы…нет, я так устал бороться, все, как ты говорил, приходит с годами, но мне было не понять всего этого.
Как может человек перестать уверовать в медицину, астрономию, когда все это так близко… но вы…
Что же произошло со мной? Почему я стал предателем своих убеждений, почему же я предал свою «мать». Я искал ответ в ваших скрытых книгах, в ваших картинах, в ваших готичных, викторианских соборах, но ответ пришел сам, он пришел в момент, когда я ослаб, когда наука дала мне понять, что я не излечим, и умру, как бродяга, которого не приняли.
Вера… ты всегда говорил мне верить, друг мой, но во что?! Ты не сказал. Для меня всегда были нужны именно подлинные доказательства, а не глупая улыбка Папы Римского, который лишь машет головой, ведь больше ничего уже не может сделать.
Знаешь, я ведь нашел ответ, что Бога нет, и не было, что эта длинная история была придумана, лишь для усмирения неверных и для могущества над всеми другими «выдумками». Но…нужно ли это людям, зачем им убивать в себе надежды, они благословенно верят в существование Иисуса, Марии и Бога, это их единственный шанс на спасение, и вы этим пользуетесь, хотя многое и скрываете, наверное так нужно, чтоб царила любовь – единственно самое верное лекарство от всех болезней во все времена.
Сейчас, будучи предателем и полностью положившись на Бога, я хочу сказать тебе, Дитрих, я признаю вашу веру, любую веру в бога, единственного бога на земле. Нет, это происходит не потому, что мне страшно, или я пытаюсь искупить свою вину, просто я понял, главное это вера и любовь, а все это мне дал Бог. Я знаю, что его нет, но ведь я его вижу, я чувствую его руки у себя на плечах и зов…
ада нет, ведь именно ты говорил, что Бог все прощает, главное впустить его в сердце свое, дать ему понять, что нуждаешься в нем, только ради отдачи теплых чувств.
Пусть я не отомстил за братьев своих, пусть я стал изгоем, пусть месть моя будет мне чертой перед прикосновениями с вратами в другой и лучший мир.
Я сжег все свои книги, в которых нашел правду, да. Правду, ту самую, о том, что все это ложь, но ведь ложь во спасение…
Спасибо тебе за эти чудные времена, дай Бог тебе увидеть мост, который соединит науку и веру, мост который прекратит вражду между нами…
Помни, сынок, твой отец любит тебя, не смотря на твой ранний уход в монахи, не смотря на противоречия, ни смотря ни на что, нас всегда соединяла вера. Мартин Дерен 15 июля 1888г.»


Руки изнеможенно тряслись, глаза пробегали по каждой строчке отцовского письма. Я не мог поверить, что любимый и ненавистный мною отец скончался так быстро. Он поверил в то, во что разуверился я. Как все это случилось, почему мы обменялись нашими душами? Книги? Неужели и правда он сжег их и не оставил ни намека на правду….

Похороны прошли скоропалительно. Я сделал все, что было в моих силах, чтоб его отпевали именно в Ватикане, в том месте, которое он презирал и пытался уничтожить. Никто не знал, что Мартин Дерен является моим отцом, и иллюминатом. на протяжении всего времени, которое он проводил в местных монастырях, или в само «доме» Папы, Мартин тщательно скрывал свое происхождение, он готовил месть всей этой вере, всему этому величию.
Лил дождь. Я шел по старым улочкам, пытаясь не замечать пьяных проституток и бомжей, воняло уличными помоями, а крысы так и норовили уцепиться за мои ботинки. Голова шла кругом, мысли о том, что отец признал веру не давали мне покоя, но больше всего меня огорчало и тяготила ситуация, в которой я находился. Ничего не успел сказать отцу, остался совсем один в этом презрительном и обманутом мире, мире где любовь и вера стали местом обогащения, местом, которое мне хотелось утопить в крови и заставить признать сладкую ложь, превратить в горькую правду.
Моя конура, которую я не могу назвать иначе, находилась в подвальном помещении Basilica di San Pietro, монастыря известного своими скульптурами и гравюрами, а так же любовью у английских туристов, отмывать от грехов, которых мне приходилось слишком часто, что мне стали снится кошмары на эту бессмысленную, как я сейчас думаю, тему. Мне нужно было хорошо выспаться, чтоб понять, вкусить, разгадать все это. мне не давала покоя мысль о книгах, которые писал мой отец, я не верил, что их нет, нет единственного доказательства отсутствия Бога… «а может не нужно разрушать надежды?» нет, я должен был узнать правду, хотя бы, чтоб отомстить за отца.

Ночь, она всегда была мне верным другом, но почему-то именно сегодня я ощутил беспокойство, а моя верная подруга пугала меня странными криками с улиц, и не давала умиротворения, которое бывало раньше. Но мне нужен был сон, поэтому я удобно увалился на свою койку, в кой-то веке не прочитав молитву, видимо меня ждали большие перемены в жизни, которые могли нести, что угодно, вплоть до моего изгнание.
Меня разбудила тишина. Тишина в смутных очертаниях теней за окном, такая тишина бывает в церквях очень редко, особенно в подвальных помещениях. Обычно тут гуляет ветер и прохлада, с помощью которых я чувствовал себя, как в гробу. Я встал с постели и через маленькое оконце заметил, что начало светать, священники и их помощники всегда встают в такую рань, поэтому я должен был слышать их шорох и шептания, но в это злосчастное утро лишь тишина.
Я подошел к полке с книгами и взял первую попавшуюся.
-Дитрих? - голос прозвучал во тьме, мне показалось, что со мной разговаривает пустота, но когда незнакомец вышел на свет я увидел очертания знакомого лица.
-кто вы?- любопытство и страх поглотили мой разум, мне становилось страшно.
-О, Дитрих. Ты так повзрослел, а я постарел, тебе видимо уже не знакомо лицо родного дядюшки Альберта. Не пугайся, прошу, если тебе не трудно подойди ко мне, мне сложно выходить на свет, я еще не привык к нему.
-дядя Альберт? Не уж то это ты?- Боже, этого дряхлого и неуклюжего старика я видел в последний раз, когда уезжал из родного Рима 20 лет назад. Не спеша я двинулся к фигуре и ужаснулся от увиденного. Искалеченная больная и старая фигура в позе гадкого утенка морщилась от света, как вампир от распятья. Его руки были в шрамах, а лицо искаженно и исковеркано.
-что с тобой случилось?- Я захотел на секунду прикоснуться к больному родственнику, но отпрыгнул, когда он своими пальцами попытался прикоснуться к моим губам.
-не кричи, никто не должен знать, что я здесь. Возьми с собой блокнот и карандаш, и пойдем, у нас мало времени.
-но, я…ничего не понимаю, где ты был все это время, что с тобой, куда идти? –вопросы, вопросы, только одни они были в моей голове, что происходит, я не понимал, что этот старик хочет, и почему все так тайно.
-если ты хочешь узнать об отце и….
На секунду дядя Альберт замолчал и пристально уставился в глубь моей комнаты, его явно что пугало и сильно тревожило.
-Дитрих, прошу, нам надо уйти из этого места, прошу тебя, доверяй мне. Ты должен многое узнать, твой отец…отец послал за мной.
-отец? но он умер…и…хорошо, дай мне пару минут я оденусь и возьму то, что нужно.
-чем быстрее, тем лучше.
(неоконченное)