Черные ходят первыми. Королевская кровь. Часть 1

                Глава 1. 
                «С глаз долой – из сердца вон»
     -Двести тысяч!
     -Сто пятьдесят!
     -Двести.
     -Сто семьдесят пять.
     -Двести.
     -Ну, хорошо, двести. Хотя, клянусь, это поместье не стоит и половины!
     -Но ты же купил не только дом! Ты купил всю усадьбу с прилегающими землями и всем, что на них находится! Поверь, мальчик мой, поместье стоит гораздо больше двухсот тысяч!
     -Ладно, хватит об этом. Я плачу двести тысяч золотом и вступаю в права владения с момента подписания купчей.
     -И выплаты наличных. По рукам?
     -По рукам.
     Этот торг происходил в малой гостиной одного из великолепнейших зАмков округа ТАо.  Его бывший владелец, барон Эсман, собрался за Море поискать новых развлечений и только что продал свое поместье Лирису, пятому сыну барона Энса, живущему на противоположной границе округа. Почему выбор Эсмана пал именно на Лириса, сказать было сложно. Впрочем, барон всегда отличался вздорностью и эксцентричностью, и потому это не вызвало особого удивления ни у кого, кроме самого Лириса.
     Самый младший и, как следствие, самый избалованный в семье, он с детства не привык ни в чем себе отказывать и вырос взбалмошным, капризным и жестоким. Стоило ему появится из своей комнаты, как дворня кидалась врассыпную, и даже собаки и кошки спешили унести ноги с его пути. Отец и старшие браться не раз пытались повлиять на Лириса, но время было уже упущено, и на все разговоры и увещевания он отвечал насмешками. Отец пробовал даже бить его – но сын тол ко больше озлоблялся. Так или иначе, Лирис вырос красивым, но окончательно испорченным юношей, и барон Энс, отчаявшись перевоспитать младшего сына, попросту лишил его наследства.
     И вот теперь именно Лирису, «паршивой овце» в собственной семье, выпал счастливый билет. Тем не менее, отец охотно дал денег на эту покупку, чтобы поскорее спровадить сына с глаз долой, предупредив, что отныне между ними нет ничего общего.
     Вступив во владение поместьем, новоявленный барон совершил единственный благоразумный поступок: нанял толкового управляющего. А сам, не проявляя более интереса к хозяйственным вопросам, отдался развлечениям.
     С первых же дней любимым занятием молодого барона стало ходить по деревням, переодевшись в крестьянскую одежду, и выискивать хорошеньких девушек. В большинстве своем все они были не слишком умны, но все отлично знали, кто этот красивый парень, и без особого сопротивления подчинялись ему во всем, чего бы он ни потребовал. И подчинялись-то только ради того, чтобы с восторгом рассказывать подругам, как молодой хозяин почтил их своим вниманием. Они не особо задумывались о последствиях, а ведь если бы Лирис только захотел, он лет через пятнадцать-семнадцать смог бы создать личную гвардию из собственных бастардов!.. Но девчонкам было все равно (внимание же!.. снизошел!..), а Лирису – тем более.
     Лирис жил на вершине блаженства: сбылась давняя его мечта о независимости и вседозволенности! Он шел, куда хотел, делал, что ему вздумается, ни перед кем не отчитывался и ни за что не отвечал. Все самые красивые женщины баронства были у его ног, с обожанием смотрели буквально ему в рот и охотно выполняли любые прихоти, что только подстегивало его и без того разнузданное воображение.
     Лирис стал полноправным хозяином баронства, когда ему было всего семнадцать.  Теперь, спустя шесть лет, его ум стал изощреннее, фантазии и манеры – изящнее и мужчины только изредка скрипели зубами от бессилия, видя, с каким восхищением женщины покорялись молодому красавцу-барону, несмотря на то, что наложницы у него менялись каждые два-три месяца.

                *****
     …Лирис слонялся по замку, не находя себе места. Он сам не мог понять, что с ним происходит. Ему ничего не хотелось, развлечения приелись, любовницы наскучили, охота надоела, а мысль заняться хозяйством даже не приходила ему в голову.
     Раньше он считал неделю Высокого Солнца лучшим временем в году. Лирис всегда любил ярмарки, маскарады и ночные прыжки «через Солнце», высокие костры. Состязания проходили во всех, даже самых захудалых деревушках, и победителем считался тот, кто перепрыгнет через самое высокое пламя, не опалив при этом одежды. На него надевали венок из желтых и оранжевых цветов и во всеуслышание провозглашали Солнечным Человеком соответственно его полу. Ограничений не было ни социальных, ни возрастных. Победитель носил этот титул весь следующий год, до новой недели Высокого Солнца и следующих состязаний. Все его вещи помечались нашивкой в виде солнечного диска.
     Лирис очень любил участвовать в этих состязаний и частенько выходил победителем, но в этом году ему не хотелось даже этого. Он стал рассеян и молчалив, но в то же время чрезвычайно раздражителен и, не задумываясь, пускал в ход хлыст.
     Лирис стоял у окна, глядя невидящими глазами на далекий горизонт. Вошедший в комнату управляющий немного потоптался рядом, искоса поглядывая на задумавшегося барона, потом осторожно спросил:
     -Господин, что с вами?
     -Оставь меня в покое! – огрызнулся Лирис, мгновенно приходя в себя.
     -Вы здоровы, господин?
     -Да, да! – Лирис раздраженно обернулся к нему. – Чего тебе надо? Господи, почему меня не хотят оставить в покое?!
     -Как вам будет угодно, господин, - спокойно ответил управляющий, потихоньку отступая назад. Лирис снова отвернулся к окну и уже не видел, как управляющий, чуть прищурясь, окинул его пристальным взглядом, выдававшем его обеспокоенность.
     Управляющий, бывший когда-то священником и добровольно отказавшийся от сана, был крепкий краснощекий детина лет сорока – точнее не знал даже он сам. В некоторых отношениях управляющий был под стать своему господину. Он так же любил женщин и развлечения, так же быстро находил их и быстро отталкивал, меняя на другие и других, только в нем не было жестокости и злобы Лириса. Никто из дворни не мог понять его снисходительного отношения к выходкам молодого барона, но, говоря откровенно, Мармидон жалел Лириса, злого, капризного, себялюбивого, но по-своему глубоко несчастного мальчишку, до которого не было дела никому в целом свете. Поэтому Мармидон старался по возможности опекать Лириса, который в свои двадцать три года во многом был еще ребенком.
     Мармидон смутно догадывался о причине теперешнего состояния барона, который мучился оттого, что не мог выразить ее словами. Как и все, побывавший в свое время в монастыре, где Лирису пытались привить основы морали и научить «разговору с Господом» - молитвам, он очень чутко реагировал на малейшее изменение того, что священники называли Дыханием Господа. Иного определения этому не было. И теперь Мармидон почти физически чувствовал, как над головой Лириса сгущаются грозовые облака. Он не знал, когда, как и в каком виде эта гроза даст о себе знать, и это почему-то пугало его.
    
                Глава 2. 
                «Урания Дель»
     Когда Рада вошла в Урания Дель, близился вечер, самое хорошее время в деревнях. Хозяйки торопились закончить дневные дела до прихода мужчин; ребятишки толкались возле матерей, выпрашивая разрешение остаться на ночные костры, чтобы посмотреть на «прыжки через Солнце», девушки прихорашивались, парни готовились к маскараду, а старики, которым до всего на свете есть дело, только-только начинали собираться на лавочках у калиток…  Это было хорошее время.
     И никто не обратил внимания на девушку, неторопливо идущую по единственной деревенской улице к церкви. Это было лучшее место, чтобы спокойно все обдумать, так как, говоря откровенно, Рада плохо представляла себе свои дальнейшие действия.
     Над округой пронесся чистый глубокий голос деревенского колокола, возвещая начало захода солнца и, следовательно, начало гуляний, но Рада даже не услышала его. Ее взгляд рассеянно перебегал с предмета на предмет, скользил по встречающимся по пути людям – и вдруг заинтересованно остановился: Рада увидела старенького священника, который, опираясь на посох, неторопливо брел ей навстречу. Карие глаза Рады на мгновение вспыхнули – и она торопливо отвела взгляд.  Вот он, счастливый случай! Для начала неплохо бы устроиться на ночлег под охраной священника, а там… Там видно будет. Мать всегда учила ее не загадывать наперед слишком много. Итак, для начала следовало как-то привлечь к себе внимание старика, но не всей деревни.
     Священник был уже совсем близко. Он шел, очевидно, тоже думая о чем-то своем, и не смотрел по сторонам. И тут Рада неожиданно получила помощь от Гаспи. Когда полуволк поравнялся со священником, тот в очередной раз поднял посох, а Гаспи, восприняв это как угрозу, немедленно вцепился в палку зубами. Священник вздрогнул от неожиданности и, подняв глаза на девушку, невольно отступил, но здесь уже вмешалась Рада, схватившая Гаспи за шкирку:
     -Немедленно отпусти, Гаспи! Слышишь, что я говорю? Нельзя, отпусти!..
     -Да чего ты кричишь? – обиделся и удивился полуволк. – Я же не укусил его!
     -Гаспи, отпусти палку и веди себя так, словно ты не можешь слышать мои мысли… словно ты плохо меня понимаешь, хорошо?
     -Зачем?
     -Гаспи, потом объясню! Ну?
     -Ладно…
     Священник не заметил этого быстрого обмена мыслями. Рычащий черный клубок с торчащей во все стороны вздыбленной шерстью, целиком поглощал все его внимание.
     -Гаспи, отпусти посох!.. Я кому сказала? Отпусти!
     Полуволк с видимой неохотой разжал зубы. Рада подхватила отвоеванный посох.
     -Сидеть, Гаспи!.. Извините, святой отец это, право, не моя вина, просто он подумал, что вы угрожаете ему… Вот ваш посох.
     Рада протянула старику посох, взглянув при этом ему прямо в лицо – и святой отец, ахнув, перекрестился:
     -Марэн!! О, Господь всемогущий…
     Рада чуть вздрогнула, но быстро взяла себя в руки.
     -Вы ошибаетесь, отец мой, это имя мне не знакомо…
     -Да пОлно, девочка!.. – священник на удивление быстро опомнился. – Ты, конечно, не Марэн, это я теперь и сам вижу, но только не пытайся уверить меня в том, что ты не имеешь к ней никакого отношения!
     Рада промолчала.
     -Тебе нужен ночлег, - продолжал священник. – Пойдем со мной… О, я вижу, ты мне не доверяешь. Но может, имя отца Пара тебе о чем-нибудь говорит?
     -Отец Пар? – вырвалось у нее.  Вот и не верь после этого в удачу! – Вы – отец Пар?
     Священник чуть улыбнулся.
     -Пойдем, - повторил он. – Церковь дает приют любому, кто нуждается в нем.
     Следуя за отцом Паром, Рада размышляла о превратностях судьбы. Что ж, в конце концов, в жизни бывают и не такие совпадения. Разве не Судьба свела когда-то Марэн и Ламарта? И разве не подарком судьбы была встреча их с Радамиром? Мир так огромен и беспощаден, а в конечном итоге все происходит по воле случая. Похоже, он один играет главную роль… Что ж, возможно, она нашла не только ночлег, но и друга… а может, и нет. Во всяком случае отец Пар был единственным человеком, о котором мать говорила с теплой улыбкой. И он же был единственным, кому Рада могла бы довериться, в полной уверенности, что он не выдаст ее. Или выдаст?.. Рада окинула оценивающим взглядом шедшего впереди священника. Нет, пожалуй, все-таки, не выдаст.
     Отец Пар обогнул церковь и открыл заднюю дверь, ведущую в жилую пристройку.
     -Проходи, дочь моя, - пригласил он.
     -Гаспи, сиди здесь, - приказала Рада.
     В комнате было прохладно и тихо. Точнее, это была типичная монашеская келья, но, очевидно, она вполне удовлетворяла скромным запросам священника. Рада обернулась и посмотрела на отца Пара.
     -Я рад принять тебя в моем скромном жилище, дочь моя. Располагайся.
     Рада немного растеряно взглянула на единственную узкую койку и снова перевела взгляд на отца Пара. Тот слегка улыбнулся.
     -Не беспокойся, дочь моя, я найду пристанище.
     -Спасибо, отец мой. Мне так неловко…
     -О, это пустяки, - снова улыбнулся священник. – В память о Марэн я не мог не помочь ее дочери.
     Рада шлепнулась на койку.
     -Когда вы это поняли, отец мой? Как догадались?..
     -Ты очень похожа на мать. И ты -  такая же, как она. Не спорь. Я сразу это понял, едва только увидел тебя.
     -Вы… вы не выдадите меня, отец Пар?
     Священник внимательно посмотрел на девушку.
     -Это зависит от того, зачем ты здесь.
     -Если позволите, я умолчу об истинной причине. Скажу только, что мама это бы одобрила.
     -Она умерла, - полуутвердительно произнес отец Пар.
     -Да… два дня назад, - Рада закусила губы, сдерживая слезы, и отвернулась.
     -Пусть Господь будет милостив к ее мятежной душе, - отец Пар перекрестился и шагнул к двери. – Отдыхай, дочь моя…
     -Рада…
     -Рада… Кто твой отец?
     -Мой отец – граф Радамир!
     -Граф Радамир… - и священник вышел, не прибавив больше ни слова.
     Рада ткнулась головой в подушку. Мама… Отец… Ламарт… А в скором времени – Дагрет, потом – Гаспи… Мама была права. От Бога нужно не ждать милости, а требовать ее, вырывать силой, порой даже преступая Его законы! Для начала следует выяснить судьбу Старга – Марэн не таила от дочери своих приключений. Затем – Сатор и Идора. А потом – те, кто к тому времени успеет встать у Рады поперек дороги, а такие найдутся обязательно.
     Утвердившись в этой мысли, Рада постепенно успокоилась и заснула.
     С самого раннего детства ее всегда окружал лес, а в лесу, как известно, никогда не бывает абсолютной тишины. Там всегда что-то шуршит, шелестит и постукивает, и земля едва заметно вздрагивает от осторожной поступи десятков и сотен ночных хищников. Когда засыпаешь, все эти звуки постепенно сливаются в монотонный гул, обнимают и несут, покачивая, все дальше и глубже туда, в теплую темноту леса. Рада привыкла к этому гулу, словно колыбельной, которую мать ей никогда не пела, но он же пробудил в ней звериные инстинкты далеких предков, умевших спать вполглаза, всегда чутко реагируя на то, что творится вокруг.
     Эта первая ночь в четырех стенах да, к тому же, без окон, далась Раде нелегко.  Несколько раз она просыпалась, едва сдерживаясь, чтобы с криком не кинуться на стену, но сонный голос Гаспи отрезвлял, заставляя вспомнить, где она находится. Однако несмотря на это, она выспалась и отец Пар, придя утром, застал свою гостью во дворе.
     -Доброе у…
     Последние слова приветствия потонули в колокольном звоне. Когда дьячок, отзвонив, сколько положено, слез с колокольни, отец Пар широко перекрестился на восход, потом – на церковь.
     -Да благословит Господь новый день! – звучно произнес он., обращаясь не к Раде, а куда-то в пространство.
     -И да будет Он милостив к нам всем, - отозвался новый голос. Рада оглянулась, обнаружив, что во дворе появился еще один священник. В отличие от отца Пара, он был молод, - вероятно, ему было далеко еще даже до тридцати, - но не походил на обрисованный Марэн образ стандартного деревенского священника в той же мере, как ободранный шакал не походит на тигра. Черты его лица были настолько точны и решительны, что казались высеченными из камня. А широко раскрытые, зеленые, как зимнее море глаза смотрели на Раду с открытой ясной улыбкой.
     -Хорошо ли ты провел ночь? – спросил его отец Пар, откровенно пренебрегая общепринятыми фразами. Молодой священник метнул тревожный взгляд на Раду, словно говоря: «Мы не одни, говори условным языком!», - но отец Пар не внял предостережению.
     -Это та девушка, о которой я говорил тебе вчера. Рада, дочь моя, познакомься с отцом Лейком. 
     Отец Лейк слегка покраснел и тронул висевшее у него на груди распятие.
     -Официально я еще не принял сана, - признался он. - Но отцу Пару все труднее стоять службу самому. Если узнает епископ – нам обоим несдобровать, но Господь милостив к нам.
     Рада чуть улыбнулась, но ничего не ответила. Под влиянием кого-то внезапного импульса она осторожно проникла в сознание отца Лейка, но то, что она там обнаружила, удивило и озадачило девушку.
     Читать мысли людей мать научила ее еще в раннем детстве, вернее показала, как это делается. В свое время Марэн выяснила, что очень многие из тех кто яростно вопил «на костер ее, ведьму!» являлись носит елями некоего гена, который в подавляющем большинстве случаев никак не проявлялся. Но иногда в результате векового генетического отбора, при наличии благоприятных факторов или же вследствие сильных потрясений этот ген «просыпался» выплескивая в человека все то, против чего боролась святая церковь руками фанатиков; то, что называли «колдовством». Такие люди умели слышать и читать чужие мысли, и воспротивиться попытке прочесть их собственные. Зачастую они владели основами искусства иллюзий и зарабатывали на жизнь тем, что показывали на ярмарках  простенькие фокусы. У таких людей разум был куда более упорядоченным, чем у обычных деревенских жителей или твердолобых священнослужителей, вопивших - прихожанам о каре божьей и Его всевидящем оке. И те, кто носил в себе выявленный «колдовской» ген, никогда не позволяли просто приникнуть в свое сознание, начиная сопротивляться, порой даже непроизвольно.    Сознание у них было не серым, а голубоватым или зеленоватым, причем цвет был тем глубже, чем сильнее возможности.
     Сознание отца Лейка было чистого и яркого цвета морской волны, и Рада ощутила, как он мягко, но настойчиво вытесняет ее прочь.
     -Какой же цвет у тебя, Рада? – тихо спросил он, на минуту становясь самим собой.
     Рада не успела еще до конца опомниться, как губы ее сами собой шепнули:
     -Темно-голубой…
     Отец Пар с невыразимым изумлением и некоторым ужасом переводил взгляд с одного на другого, но спросить ничего не успел. Отец Лейк быстро взял себя в руки, слегка склонив голову:
     -Благодарю тебя за это знакомство, учитель. Но мне пора. Скоро надо начинать службу.
     Он ушел, шурша длинной рясой по песку двора. Отец Пар проводил его долгим взглядом и повернулся к Раде.
     -Пойдем, дочь моя. Здесь неподалеку есть маленькая сторожка…
     -Благодарю, отец мой! – поспешно воскликнула Рада, не замечая, что перебила его. – Но откуда…
     -Марэн никогда не любила Церковь, - пробормотал священник. – Никогда…
    
                *****
     Лирис медленно шел по улице, беззастенчиво рассматривая встречавшихся по пути женщин. Они краснели и улыбались, приседая в почтительном поклоне, но барон не обращал на них особенного внимания.
     В этой деревушке Лирис оказался впервые. Совсем маленькая – всего два десятка домов! – она до сих пор как-то ускользала от его внимания. Одна-единственная улица и крохотная церквушка с колокольней – вот и вся деревня.
     Миновав колодец с аккуратным деревянным срубом, прикрытым от песка и пыли широкой круглой крышей, напоминавшей гриб на двух ножках вместо одной, Лирис неожиданно столкнулся с невысокой тоненькой девушкой с перекинутым через плечо коромыслом.   Обозлившийся барон ужу собирался высказать что-то резкое, но тут девушка подняла голову – и он остолбенел. Он видел немало красавиц, но та, что стояла перед ним сейчас, легко затмевала их всех. В первый момент Лирис увидел только ее глаза. Огромные, на пол-лица, золотисто-карие, с каким-то вызывающе-задиристым огоньком… Заглянув в них, он почувствовал легкое головокружение и был вынужден ухватиться за колодезный сруб. Лириса неприятно поразило то, что девушка равнодушно отвела взгляд и, подойдя к срубу, принялась вытягивать ведро с водой. Он наблюдал за ней. Поначалу она показалась ему очень хрупкой, но вскоре он отметил в ней какую-то действительно кошачью гибкость и грацию и понял что сломить ее будет нелегко. Тяжелый жгут темных вьющихся волос заставлял ее приподнимать голову, отчего она казалась надменной и гордой.
     Не обращая на Лириса ни малейшего внимания, девушка наполнила свои ведра, подняла коромысло и пошла по улице по направлению к церкви. Зло прищурясь, Лирис проводил ее взглядом. Она вела себя так, словно не узнала его! Он ждал, в какой же дом она зайдет, но девушка прошла мимо церкви и повернула к старому городищу, от которого теперь осталось только название, несколько поваленных кольев бывшего частокола и сторожка.
     Когда-то очень давно, когда лес еще подступал к самым домам, деревню обнесли крепким частоколом для защиты от хищников, а в сторожке, рядом с которой была не сохранившаяся теперь вышка, постоянно дежурили два-три человека. Со временем место вокруг Урания Дель расчистили, лес вырубили, хищники отступили, лишившись естественного укрытия, а с исчезновением хищников отпала и необходимость в городище. Сторожку забросили, вышка подгнила и упала, а частокол растащили на хозяйственные нужды.
     Лирис наблюдал за девушкой. Из-за угла домика ей навстречу выскочил лохматый черный волкодав и, когда она открыла дверь, первым нырнул в дом, чтобы спустя несколько минут выскочить во двор через окно. Лирис хотел подойти поближе, но пес с упоением валялся в пыли перед сторожкой и, судя по всему, не собирался никуда уходить. 
     Тогда барон вернулся к колодцу, остановил толстую бабку с ведрами и, не замечая ее довольной улыбки, спросил:
     -Скажи-ка, кто живет в старой сторожке?
     Бабка перестала улыбаться.
     -Ведунья, господин. Знахарка. Она недавно появилась, и никто не знает, откуда. Жила там раньше одна чудная старуха, вроде как полоумная, да померла, слава Господу. Несколько лет сторожка пустая стояла, а с месяц назад поселилась там эта ведьма.
     -Ведьма?
     -А как иначе? Какой человек там жить останется? От одного ее взгляда парни головы теряют, до смертного боя доходит а ей все равно. В деревне люди поговаривают, не человек она вовсе, а оборотень лесной. Глянет – душу вынет, заговорит – навек рабом ее станешь…
     -Ладно, я все понял, - нетерпеливо перебил Лирис разговорившуюся бабку. – Кто она? Какого рода-племени? Как ее зовут?
     -Рада, господин. А кто она – один Бог ведает. За травами в лес ходит, а дикое зверье ее не трогает. Видали, как птицы ей на плечи садятся… Держитесь лучше от нее подальше, господин, неровён час, беда может приключиться…
     -Ладно, замолчи, - Лирис сунул бабке золотой. – Да, а священник о ней знает?
     -Знает, господин. Ее и в церкви иногда видят…
     Не дослушав, Лирис направился к церкви, задумчиво проводив взглядом отца Пара. Что ж, это даже к лучшему. Никакой священник нормального мужского возраста, если, конечно, он не слепец или полнейший идиот, не оставит без внимания хорошенькую девушку, которая пришла издалека и одна-одинешенька живет в заброшенной избушке, известной к тому же всей деревне как самое жуткое место… И отец Лейк – не исключение, хоть и корчит из себя святого.
     Молодой священник встретил Лириса на крыльце.
     -Мне нужно поговорить с тобой наедине, отец Лейк, - бросил Лирис, окидывая цепким взглядом его сильную ладную фигуру, которую не мог скрыть даже широкий балахон рясы.
     -Готов служить тебе, господин, - спокойно ответил священник, отступая в сторону.  Небрежно перекрестившись, Лирис первым вошел в церковь. Утренняя служба давно окончилась и в церкви было пусто и тихо. Лирис сел на скамью, повелительным жестом приказав священнику сделать то же самое.
     -Вот что, святой отец. С месяц назад в деревне появилась странная девушка, та, что живет теперь в старой сторожке, Рада. Я хочу знать о ней все! Кто она, откуда, кто ее родители, где они теперь, почему она так свободно живет в этом жутковатом месте… Я хочу знать о ней все!
     -Рассказать мне особенно нечего, сын… господин. Я сам знаю о ней очень немного. Знаю, что ей шестнадцать лет, что она травница, что ее отец давно погиб а недавно умерла и мать. Живет она там потому, что больше ей идти неуда.
     -И это всё? Кем были ее родители?
     -Это всё, что мне известно, господин… - Но при этих словах отец Лейк так посмотрел в глаза Пресвятой Девы Марии, что Лирис догадался: священник не сказал ему всей правды. Но, чтобы священник решился принять на душу на такой грех в церкви, нужна действительно веская причина! Синие глаза Лириса зажглись злым холодным огнем.
     -Ты не сказал не всё, отец мой! Говори! Говори, или…
     -Мне нечего больше сообщить тебе, господин, - кротко отозвался отец Лейк, словно не замечая угрозы в голосе барона, и в упор взглянул ему прямо в глаза. Несколько долгих минут продолжалось единоборство взглядов, потом Лирис отвернулся, процедил сквозь зубы:
     -Ну, хорошо! – и вышел из церкви, даже не перекрестившись.
     Едва затихли его шаги, как отец Лейк без сил сполз на пол, стиснув руки:
     -О, Господи, прости! У меня просто не было другого выбора, я вынужден был солгать! Ведь он затравил бы эту девочку, если бы хоть наполовину узнал правду! Господи, ты видишь, не по своей воле я решился на это, прости!..
     -Что с тобой? Что случилось? – раздался за его спиной мягкий голос отца Пара, и его рука легла на плечо молодому священнику. Тот резко повернулся к нему.
     -Учитель, я… я не хотел… но я не мог выдать ее!
     -Ты солгал в церкви?! – голос отца Пара загремел, внезапно обретая силу, и отец Лейк невольно сжался, как в детстве, в пору ученичества, когда он носил еще свое настоящее имя, теперь забытое. Присевший было на скамью отец Пар встал, но ученик встать и не пытался. 
     -Я подчинюсь любому твоему решению, учитель.
     -Не смей называть меня так!
     -Я не мог поступить иначе, отец мой! Прости! Я не мог… е мог выдать ему Раду, рассказав о ее матери! И я… солгал.
     -Иди в свою келью, - каким-то «деревянным» голосом произнес отец Пар.
     -Учитель…
     -Я сказал, иди, сын мой… Через двор!
     Отец Лейк вышел. По двору он прошел довольно уверенно, но, придя к себе, буквально упал на койку. Ноги не держали его, перед глазами все плыло и, перед тем, как потерять сознание, ему показалось, что у ложа вдруг появилась молодая женщина, чем-то очень похожая на Раду, которая с нескрываемым удивлением смотрела на него, недоуменно пожимая плечами.

                ПРОДОЛДЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ