Дневн. I-14 Молча стою перед душой твоей неведомой

         В литературе самое интересное — дневники.  Остальное — чепуха.

                И. А. Бунин


Мне 27 лет

Мы почти не имеем с людьми романтических или возвышенных отношений. Насколько возвышенней и одухотворённей стали бы люди,  если бы они любили и  знали подлинную поэзию.

Просыпаясь из воронки сна,  попадаешь в воронку жизни.

В Лавре много праздного люда,  много калек.  Толпа неизменна,  вкус её сомнителен,  говорит она о земном,  небесное поминает в суе. Скучно люди живут,  скучно отдыхают,  скучные песни поют.

Есть несколько отчаяний у человека: отчаяние несостоявшейся жизни,   неутолённых желаний,  убитых надежд,  отчаяние погибающей от собственного зла души, отчаяние от несовершенства человечества...

Сестра сказала мне: “Для меня добро и зло неделимы”.

У меня сейчас причёска Ярослава Мудрого.

Ко мне обратился человек, одержимый информацией. Он очень неспокоен, много морщин на лице. С детства он чувствовал красоту, а над ним насмехались. Он много знает. Ему тяжело жить. Я объяснила Дмитрию то, что мне казалось нужно знать ему, он не находил возражений. Поблагодарив меня, он простился. В нём есть сходство с Ником Ларским.

Я написала Володе Самородскому: “Молча стою перед душой твоей неведомой”.

Матушка Наташа пригласила меня к себе домой,  чтобы я могла играть на фортепьяно.  Её мама приветливо встретила меня,  она добра и радостна.  В юности она пела в хоре,  которым руководил композитор Александр Тихонович Гречанинов,  он был деликатным и благородным человеком.

Мама Наташи рассказывала о могиле Сергея Тимофеевича Аксакова.  Его перехоронили на Новодевичьем кладбище,  подрубив корни дерева,  которое на другом кладбище проросло сквозь его грудную клетку.

Говорили с ней о музыкантах.  Генрих Густавович Нейгауз сказал Эмилю Гилельсу о Клиберне: “Он,  когда играет,  разговаривает с Богом,  и нам с Вами этого не понять”. 

Мама Наташи  Антонина Федоровна чудо.  Её лицо полно доброты и тепла.  Никто так ласково не относился ко мне.  Её любовь греет и утешает меня.  Мне хочется быть лучше, чем я есть. Как я не избалована человеческим теплом. Она после моих занятий на фортепиано кормит меня вкуснейшей едой, поит кофе. Маша, дочь Наташи, подвигается ко мне всё ближе. Сын Коля нежный, мягкий мальчик.

У Беллы Д. я познакомилась с испанцем Дионисием – иконописцем. Он прекрасно,  метко, точно говорит по–русски, под гитару поёт испанские песни, у него сын от цыганки из театра “Ромен”. Дионисий попросил, чтобы я поиграла Гайдна,  улыбнулся мне прекрасной улыбкой и пленил меня.

В Скрябинском музее был вечер, посвященный пианистке Марии Вениаминовне Юдиной. Играли Алексей Любимов и Алик Рабинович, пела Лидия Давыдова из ансамбля "Мадригал".

С удовольствием смотрю на иностранцев, в них внешняя свобода, обаяние,  весёлость, чувство собственного достоинства. Тянет в дом Антонины Фёдоровны.

Ни один человек, кроме Кости Кузьминского,  так не задевал мою душу, как Володя Самородский. Послана мне любовь к нему, и надо сделать её счастливой.

Время течёт и я, как на корабле, проплываю свою жизнь. Бог смотрит на меня.  “Надо учится быть довольным тем, что меня знает мой Бог и моя совесть”. Кто это сказал?

Говорила с отцом Владимиром. Он сказал: “МолИтесь о всех. Это редкий дар”, - когда я сказала ему, что у меня бывает глубокая скорбь о всех людях. Плачу над “Исповедником” Германа Гессе.

Любимая сказка отца Владимира “Наговорная водица”.

Что делать мне с моей любовью к Володе? Хочу быть с ним и страшусь семейных картинок, разворачивающихся в моём воображении.
 
Вечер Сергея Васильевича Шервинского. Стихи он стал писать с 5 лет,  в 11 лет он перевёл Генриха Гейне.  Хотел стать искусствоведом.  У него есть исследование о русской архитектуре,  детские пьесы.  В главных театрах Москвы и в интернате Сергей Васильевич. преподавал художественное чтение.  Работал вместе с Ольгой Леонардовной Книппер–Чеховой и актёром Леонидовым.  Занимался пантомимой,  работал с дикторами на английском,  немецком,  французском,  румынском,  русском языках.  Кто его учителя?  "В области нравственной”, - говорит Сергей Васильевич – мой отец.  В области поэзии Валерий Брюсов."

Федя Дружинин играл на виоль д, амуре ( правильно ли пишу это слово? ) 2 пьесы старинных мастеров.  Станислав Нейгауз играл Шуберта Экспромт и пьесу Рахманинова.  Играл квартет им. Бетховена,  выступали чтец Яков Смоленский,  режиссёр Наталия Сац.  Многие люди много хорошего говорили о Сергее Васильевиче.  В некоторых чувствовалась искренняя любовь и благодарность. 

Анюта Шервинская подошла и поцеловала меня в лоб.  У неё много проблем,  ей тяжело.

Шостакович играл свой квинтет с квартетом Бетховена.  Играет он умно,  разговаривает звуками,  то утешает,  то страстно зовёт за собой,  то сердится.

Наташа,  жена отца Владимира говорит,  что влюбчивость – это ребячество.  Не согласна.  Наташа была у нас в Студии,  Юра Артажанов читал Твардовского,  Ася Мамонова "Стол" Цветаевой и Пастернака,  я – Заболоцкого и Тарковского.

Прослушав рассказ Ираклия Андроникова о Шаляпине и Остужеве,  мне захотелось повидать старых актёров той эпохи,  стать певцом,  иметь учителя по вокалу.

Актёр Остужев рассказывал о Марии Николаевне Ермоловой,  что когда она выходила на сцену,  то всех будто какой ток пронизывал.

Мама говорит о себе,  что пришла расплата.  Я болею.  Эта жизнь для меня – заключение,  ссылка.

Письмо от Володи из больницы.  С сестрой Галей Рыбкиной,  Галей Малининой,  Иосифом Бакштейном пили вино.  У него лицо принца.

Христос теперь редко приходит ко мне.  Мысль о вечности принизывает мою душу.  Бог – я - мир.  Скорбь о людях.

Федя Дружинин играет молитвенно.

"Христос с Вами", - сказал мне священник Всеволод Шпиллер,  когда я подошла к кресту.  Бог насквозь видит мою душу,  это страшно.  Иногда я чувствую,  что живу на земле,  а душа моя взята из этой жизни.  Надо стать перед Богом новым человеком,  надо уметь обновляться.  Мысли о прошлом,  не отсечённые моей волей,  будут действовать на меня расслабляюще и соблазняюще,  они будут толкать меня на какие-то ложные шаги по отношению к Володе.  Он и я.  Мы есть,  и должны быть всегда.  Беспокоится не надо.
 
Если бы у меня было много детей,  то их звали бы так: Фёдор,  Наталья,  Анна, Антоний,  Александр,  Филипп,  Дарья.

Гоголь называл Пушкина удивительно добрым человеком.  Из всех великих,  о ком молюсь,  ярче всего чувствую Пушкина,  он родной мне.

Я,  как не осуществившийся писатель и художник,  наблюдаю людей.

Как-то я сказала Лине,  что чем ближе человек к Богу,  тем более он одинок среди людей.  Она ответила,  что наоборот,  он полон такой любви к людям,  что как бы растворяется в них.  Такой любви у меня нет.

Лермонтов не хотел стрелять,  хотел помириться.  Он был убит.

Ласковые люди благодатно на меня действуют,  люди холодные леденят меня,  и я замыкаюсь в себе,  не в силах их растопить.

Как легко беседовать с Борей Талесником,  как интересно с ним.  Он говорит: "Давай с тобой обсудим тему...".  Ему очень нравится мой папа.  Я рада.  Мы с Борей не можем наговорится вдоволь.

Милый Бетховен.  Последние годы он зачитывался Платоном.

Моё сердце полно изумления и трепета,  когда я представляю себе Володю,  его лучшее,  его прекрасное.  Снился Володя,  мы сидим,  головы наши приложены друг к другу,  на душе у меня любовь к нему.  Володя моё чудо,  но любовь трудна,  и нельзя всегда ждать от себя только нежности.

Была в гостях у Веры Александровны Рещиковой,  познакомилась с её дочерью Ириной,  вторую дочь зовут Нина,  она замужем за Иваном Бруни.  Он сын замечательного художника Льва Бруни.

Кате Демиденко я пела Шуберта "Липу",  арию И. С. Баха "Старая трубка", неаполитанскую песню "Scalinatella".  Кате понравилось моё пение.

Вечером Сергей Васильевич Шервинский говорил о высоте искусства,  о режиссуре чтения стихов,  выступали Сурен Кочарян,  поэт Лев Озеров,  к сожалению,  были недружелюбные выступления.  Есть ли в моём чтении элементы актёрства?  Думаю,  что нет,  кроме моего чтения "Моцарта и Сальери" и "Гамлета".  Репертуар мой теперь строг и узок,  жестов не требует,  я отказалась от таких строчек,  какова к примеру строчка Николая Заболоцкого "...этот проклятый Богом старик". Не может Бог-Любовь никого проклинать.
 
С Борей Талесником в молочном кафе говорили о тщетности наших мечтаний – ни времени на исполнение их,  ни денег нет.

То,  как я читаю стихи,  нравится Наталье Львовне,  Арсению Александровичу Тарковскому,  Лине,  Боре Талеснику,  моей сестре.  Это люди мыслящие и с хорошим вкусом.

Вот мечты мои: дружить с семьёй Феди Дружинина,  изучить французский,  немецкий,  английский,  итальянский языки,  много читать стихи со сцены,  знакомится с интересными людьми.

Юра Аржанов и Виктор Хворостенко – диктор радио репетировали Островского "Лес",  я была суфлёром.  Витя мне очень понравился своей мягкостью,  светлым лицом,  прямым взглядом,  у него очень красивый низкий голос.  Юра – блестящий характерный актёр.  Я читала Лермонтова.  Витя – личность цельная,  чистая,  добродушие в лице его.

Сын моего друга Олега Гостева Алёша слушает с удовольствием Библию для детей.  "Ты будешь ангелом", - говорит он Олегу,  Олег говорит,  что для этого он стар,  Алёша возражает: "А я тебе внушу,  что ты ангел".  Он рисует ангелов,  всех примиряет своим присутствием.

В Консерватории в Малом зале играют ученики Феди Дружинина,  некоторые из них уже настоящие музыканты.  Мальчик 5 лет говорит маме,  что слушать музыку – наслаждение внутренней жизни.  Он жадно слушает музыку дома.  Звучала музыка, написанная Федей – “Вариации для альта” – глубокая,  умная,  как монолог мыслящего при помощи альта человека.

Сын Тамары Авальян Володя Казаков пишет стихи,  у него психическое заболевание.  Мне это не страшно в нём.  Он читает мои мысли.  Тёплое чувство к нему.  Взгляд его был полон холодной наблюдательности и чуть ли не злобой.  Но мне не было страшно.

Когда я по временам пристально глядела на него,  он старательно улыбался,  скрывая в улыбке выражение глаз.  Он говорил мне,  что в нём только ненависть,  что в нём много бесов.  "Не надо Вам так на себя наговаривать", - сказала я.  Он ответил: "Я хочу или сдохнуть или сгореть в огне (любви)".  Он страдал,  какие-то его стихи мне понравились.  В одном из стихотворений мне понравилась одна мысль,  он назвал её вслух.  Из поэтов он любит Хлебникова и Кручёных.

Володя рассказывал мне жития святых.  Всё время во мне не было холода к нему, была простота и благожелательность.  Я была очень доверчива.  Два раза я собиралась идти,  он меня удерживал.  Он сидел далеко от меня и пил чай.  Он сказал,  что не выносит толпу,  сидит обычно дома.  Его брат рисует.  Его работы "Голова Адама" и "Пророк Исайя".  Лица Адама и Исайи в огне молитвенного стремления к Богу,  в них цельность,  поглощённость одной важной мыслью.

Володя читал мне наизусть о том,  как Христос явился Марии Магдалине,  о том,  как Он спрашивал Петра "Любишь ли ты Меня?",  сказал,  что любит Евангелие от Иоанна.  Советовал прочитать мне святоотеческую книгу "Луг духовный".  Он просил меня звонить ему.  "Когда мы увидимся ещё?", - спросила я.  "Это зависит от Вас", - сказал он.  Он говорил о себе страшные вещи.

Феде приснился сон: звонит ему недавно умершая Валентина Ивановна и говорит ему,  что её смерть не мешает ей интересоваться Федиными делами. ( Прелесть какая 2010 г.)

Сергею Васильевичу Шервинскому снился умерший его знакомый искусствовед и сказал ему: "Я очень,  очень счастлив". (на том свете)

С Антониной Фёдоровной,  Наташиной мамой мы ездили на Немецкое кладбище,  побывали у доктора Фридриха Гааза,  М.В. Юдиной,  митрополита Трифона,  старца Захарии,  посетили могилы её родных.

Видела отца Владимира,  Наташу,  папу,  гипнотизёра Владимира Львовича Леви.

Леви пытался меня загипнотизировать уже после того,  как мы,  поговорив с ним,  простились.  Я не поддалась.

С Толей Кузнецовым смотрела работы художника Бруни,  были в гостях у Нины Константиновны Бальмонт,  дочери поэта Константина Бальмонта.  Прекрасные пейзажи Льва Бруни.  У Толи Кузнецова лицо учёного,  умные глаза.  Голос Толи,  манера говорить напоминают мне Феликса,  брата моего милого, живущего в Питере.

У Олега Гостева посмотрели четыре картины – портреты М.В. Юдиной. 

Дебюсси любил Мусорского,  чтил Шекспира.

Я вышла из власти Цветаевой и иду к Пушкину.

Наконец-то,  после долгой работы под руководством Натальи Львовны над Пушкиным я читала в Студии ( при Литературном музее ) “Моцарта и Сальери”.  Ася Мамонова сказала,  что ей понравилось мое чтение,  ей было интересно слушать. Её мнение важно мне,  у Аси хороший вкус и интуиция.  Пришёл Витя Мамонов.  Меня опять изумляют его прекрасные глаза.

Лицо сына Одика Андрея похоже на лицо Антиноя.  Нет во мне простоты.  Делаю значительное лицо на людях,  позирую.  Наблюдаю себя.  Жизнь в Москве сулит мне встречи с любимыми и интересными людьми,  и это как приманка для меня.

Мне снился о. Александр Мень – очень живой,  общительный,  добродушный,  простой.  Быстро стал обращаться ко мне на “ты”.  Мы шли куда-то вместе.

Лина нежна и заботлива.  Милая моя.

По письмам Пушкина он представляется мне человеком,  не открывающим свои тайны даже своим друзьям.  Пушкин и его друзья дороги мне.  Хочу быть с ними.

В сестре я вижу глубоко зарытого Маленького Принца.  Когда он овладевает её существом,  когда всё темное удалится от неё,  я буду завидовать её чистоте и совершенству.

Горечь отсутствия Володи мне надо смягчить покорностью Тебе.

Мой рисунок.