две жизни. одна исповедь

Я вышел из бара на пустынную парижскую улицу и притормозил. Тишина, царившая здесь, уже не казалась мне убаюкивающей и умиротворяющей.она угнетала, окутывала меня с головы до ног,  и из-за этого меня бил легкий озноб, хотя на улице было более чем тепло. В оживленный бар возвращаться не хотелось тем более. Те звуки звенящих бокалов, голоса людей, слившиеся в монотонный гул  и модная клубная музыка били по голове и грозили взорвать меня буквально каждую секунду.
А все из-за нее. одно воспоминание об этой девушке заставило мой покой прекратиться.  Кажется, ее звали Жизель. У нас был потрясающий секс, феерия. И, как мне казалось, ничего больше. Потом я бросил ее. Хотя нет, бросают мусор в корзину. А я поступил по-свински. Разбил её. Раздробил ее душу на сотни мельчайших осколков, растоптал их, смел веником и вышвырнул из своей жизни.
Как оказалось, не до конца. Я до сих пор помню её запах, нежные пальцы и яблочное дыхание. И то, последнее… её записку. « я любила тебя, а тебе оказалось нужно только мое тело. К сожалению, мне оно еще нужнее. Прощай»
Она не донимала меня звонками, не ходила ко мне на работу и не караулила у отеля. Не устраивала скандалов. Она оказалась гордой.
Просто молча умерла. Без истерик, без рек крови, без пафосных предсмертных записок. Она приняла снотворное, тихо заснула и не проснулась.
Я узнал об этом от одного из моих старых знакомых, на вечеринке у которого мы и познакомились. Тогда я не до конца осознал эту новость. Недопонял мотив ее поступка.
И лишь только теперь, когда спустя год  я вернулся в Париж, эта мысль догнала меня. Осознание ее, конечно же, пришло не сразу. Сегодня, сидя в баре, я осознал все до конца, и даже тройная порция «джэк дэниэлс» не помогла мне забыть ее. Поэтому я спешно вышел оттуда, и теперь не знал, куда податься. Можно конечно, вернуться в отель, и напиться до потери сознания. Но что-то удерживало меня. Может быть то, что именно в таком состоянии наши с ней тела впервые соприкоснулись?
Мне казалось, что она наблюдает за мной. Оттуда, с небес. И врядли она была бы рада, если я напился от воспоминаний о ней.
Я поймал себя на этих мыслях, и в голос, истерически расхохотался. «ха- ха -ха» - еще долго отвечало мне эхо пустынного ночного Парижа. «Джозеф, ты сошел с ума. «Раньше тебе никогда еще не приходили в голову такие мысли» - посмеялся надо мной ехидный внутренний голос .«раньше из-за любви ко мне не умирали. » - мысленно отозвался я.
Гулкая тишина заполняла мой мозг, и я сам не заметил, как мои ноги пришли к до боли знакомому дому. Именно в нем, как сказал мне мой друг, и провела последние секунды своей жизни Жизель.
Дом был старенький, в духе классицизма, с неброскими колоннами. В нем был только один подъезд, вход в который обозначала тяжелая дверь с бронзовой резьбой на ручке. Я потянул ее на себя. Дверь нехотя поддалась и обиженно заскрипела. Ну вот, даже двери и те мне в этом доме не рады. Я заткнул свой внутренний голос, который опять пищал что – то про сумасшествие и шагнул в сухую и пыльную пустоту подъезда.
За небольшой стоечкой с телефоном сидела бабушка, вязавшая что-то по форме отдаленно напоминающее свитер. Наверное, это консъержка. Вот она то точно знает про всех и все. Стоп, а зачем я сюда пришел? Поговорить с бабулей, спросить, где похоронена самая важная девушка в моей жизни? А что, это действительно мысль.
 Я кашлянул.
- мадам, не могли бы вы ответить на пару моих вопросов?  Я буду вам очень признателен.
Она подняла голову и с интересом скользнула по мне взглядом.
- конечно, задавай свои вопросы
Странно, но у старушки оказался вполне молодой голос, и если бы я не видел его обладательницу, а только слышал, то мог бы запросто подумать, что разговариваю со своей ровесницей.
- эээ.. -  я замялся. Ну не в лоб же у нее спрашивать, а с чего начать я даже не знаю – у вас жила девушка, в этом доме, год назад..
- она умерла от передозировки снотворного.
Я выдохнул. Не придется подбирать слова, чтобы не напугать пожилую женщину.
- а вы не могли бы мне сказать, где её похоронили?
- конечно, только вот зачем тебе?
И что мне следовало на это отвечать? Что я, видите ли, случайно причинил ей такую боль, которая стоила ей жизни?
- мы были знакомы в детстве, я только сейчас узнал о ее смерти, хотел бы навестить могилу.
- ах, вот оно что. Я уж думала, что ты тот самый мерзавец, из-за которого она так страдала последние дни.  Такая молодая была, все еще впереди – женщина вынула из нагрудного кармана кружевной платочек и промокнула выступившие на глаза слезы, -  сейчас, у меня записан адрес кладбища, где – то здесь… - бормотала она.
Та-ак. Значит она страдала из-за меня. Боже, хорошо, что я не додумался сказать правду милой старушке, ее бы настиг сердечный приступ, когда она узнала бы, что разговаривает с убийцей.
«ты убийца? Не замечал за тобой.»  чертов разум. Да, я убийца. Теоретически, конечно, но все же сути это не меняет.
Старушка продиктовала мне адрес кладбища, и я побрел по пустынным улицам к отелю.

Наутро я чувствовал себя более чем прискорбно. В душе творилось нечто невообразимое. Было ощущение, что там смешался огонь, лед, вода, кипящая смола и все это боролось друг с другом за право занять во мне наибольшее пространство. Да и голова была не особо свежей, сказывался выпитый вчера «джэк дэниэлс». на работу в таком состоянии я идти не мог, тем более что сегодня должна состояться встреча, от исхода которой зависит контракт фирмы моего босса. И, думается, что партнеры не очень обрадуются мне с хмельной головой. Я позвонил боссу и попросил перенести встречу, так как неважно себя чувствую. Тот немного поворчал, но затем согласился.
Итак, я весь день свободен. Первым делом я направился в ванную. Умылся. У каждого человека есть такое действие, которое помогает успокоиться  и привести свои мысли в порядок. Некоторые пьют кофе, пересчитывают горящие окна в соседнем доме, слушают музыку. А я умываюсь. Мне кажется, в прошлой жизни я был котом. Потому что умывание помогает мне сосредоточиться с раннего детства.
Вот и сегодня я с холодным умом решил отправиться на могилу Жизель. Больше такого свободного дня у меня не будет, а уехать, не попрощавшись с ней, я не мог.
На улице было солнечно, и погода абсолютно не подходила к моему гнетущему настроению. Я решил не ехать прямиком до нужной мне секции, а немного пройтись.
Я не спеша брел среди могил. Рассматривал их. Дата рождения и дата смерти. А между ними черточка. Такая маленькая черточка, длиною в жизнь… вот например, у этой девочки первая и вторая даты различаются всего на два с половиной месяца.  А вот том лежит мужчина, проживший 102 года. Есть могилы ухоженные, засаженные цветами. Есть и другие, на которых все поросло травой. За ними никто уже давно не следит. Самое обидное, что чаще всего такие могилы – пожилых людей. Родители уже сами давно лежат в земле, а детям и дела нет. Странно, не думал, что такое бывает так часто.
Я заметил меленькую могилку, которая принадлежала Жизель не сразу.  На ней не было ничего, кроме деревянного креста и покосившейся таблички
                GISEL BERTRAND
                1986 – 2009
Никаких цветов, ничего. я водрузил свой венок на ограду и присел на колени. Тут же в памяти всплыло её лицо, голос, руки… я впился ногтями в лицо и издал истошный вопль. Я вложил в него всю боль, все, что накопилось за этот год.
Мой вопль был полон отчаяния, слез, и казалось, даже волки не с таким отчаянием воют на погибших собратьев. Почему так? Я потерял ее, потерял из-за своей глупости, легкомыслия. Боже, какой же я дурак. Почему я понял, что это та самая, нужная мне женщина, только сейчас, когда ее уже нет. И никогда не будет. Когда я уже охрип, тихо припал губами к табличке, сел на сыроватую после недавнего дождя землю, и зарыдал. Еще никогда я не испытывал таких ощущений, мне хотелось  взять нож, и наносить им удары самому себе, до тех пор, пока боль не утихнет.
Из моей груди теперь вырывался только сдавленный хрип. Не было сил даже на то, чтобы заплакать. Не говоря уж о том, чтобы подняться на ноги.
Я просидел там весь день. Просто не было сил морально куда-либо уходить отсюда.
мне казалось, что это все сон. Сейчас она меня разбудит, скажет ласковые слова, и все будет хорошо. Как раньше. Как год назад.
К тому моменту, как я слегка пришел в себя, было уже давно за полночь. Я кое-как встал, и побрел домой, дав себе твердое обещание за оставшиеся 4 дня этой командировки привести могилу в порядок.
Я шел не спеша, решив не тратить деньги на такси. До моего отеля не так уж и много идти. Всего час, ну может полтора.
Моя голова была опустошена, душа тоже. Никаких мыслей, ничего.
Когда я прошел в одну подворотню, мне навстречу вышли два каких- то странных молодых парня. Лысые, с небольшими ножиками в руках, они направлялись прямо на меня.
Уже тогда я понял, что эти люди могут быть опасны для меня. Я мог убежать, оказать сопротивление, но никакого желания это делать не было.
Один из них зашел сзади, и прошипел мне в ухо :
- давай сюда бабло!
Второй остался страховать спереди. А зря. Я бы по любому никуда не убежал. Не смог. И не захотел. Я лишь улыбнулся, представляя себе их лица, когда они узнают, что денег у меня и нет.
- он еще ржет, падла, - заорал тот, передний.
- ну сейчас я ему покажу! – взревел мой захватчик и полоснул меня по горлу чем- то ледяным.
Это было последнее, что я слышал в своей ничтожной жизни. Больно не было. Наоборот, было даже немного приятно. Я закрыл глаза и провалился в безызвестность.


Когда я открыл глаза, испытал необычайную, ни с чем несравнимую легкость. Как будто я освободился от чего то, ущербного, мешавшего мне жить. Я хотел посмотреть вниз, но внезапно понял, что не смогу этого сделать. Мало того, что я ни на чем не стоял, так я еще и видеть не мог ничего, кроме белого пространства, которое заполняло все вокруг меня.
Никогда бы не подумал, что смерть – такой безболезненный процесс.
Мне стало намного легче, и, казалось, что я освободился забот. Вдруг, в моей голове появилась мысль.  Она не могла принадлежать мне, так как… ну не моя она была и все тут!
Мне дали понять, что через 40 дней я попаду в рай, потому что не совершал в своей жизни ничего дурного. Не нарушал закона, не убивал, не грабил.
В рай? После того, что я сделал с Жизель? Ну неужели так можно. 
Интересно, а где она сама?
«девушка, о которой вы думаете, будет гореть в огне ада, так как сама выбрала этот путь.»
Я чуть было не задохнулся. Хотя нет, я же не дышал. Просто мне стало ужасно от этой мысли. Между тем, голос продолжал: «вы любили эту девушку, и можете поменяться с ней судьбами. Тогда вам придется остаток веков доживать на адских пожарищах, а она займет ваше место среди райских птиц. У вас на размышление 40 дней.»
Если бы я мог метаться, я бы метался. Если бы мог бить себя по рукам – бил бы. Я впервые пожалел о том, что лишился тела. Это было невыносимо. Принимать такое решение я бы не смог в одиночку. Там, на земле,  я бы посоветовался с боссом, с друзьями, отцом. А здесь? Ничего не оставалось, кроме того, как думать, думать и думать об этом.

Шла 59-ая минута 23-его часа 40-ого  дня. Я почти все для себя решил, но в душе все еще оставался страх неведения. Я не мог позволить, чтобы девушка, наложившая на себя руки из-за моего похотливого  дурачества, мучалась. Однако смерть, как и жизнь, несправедливая штука. Почему мы никогда не встретимся больше? Боюсь, этот вопрос останется без ответа.
3 секунды. Я все для себя решил. Отогнал страх куда подальше и сжал губы.
2 секунды. 1 секунда. Прощай, Жизель. Пускай рай будет для тебя лучшим из удовольствий.
Бездна открыла свои жаркие объятья прямо под моими ногами.

                JOSEF THOMAS
                1984 - 2010