Дневники I-15 Мой любимый делается моим вторым я

Мне тридцать один год:

                Из дневников давних лет

           эпиграф Ивана Алексеевича Бунина, цитирую по памяти: "Самое интересное - это дневники, остальное - чепуха.

Большинство людей живёт внешне, потакают при возможности своим желанием, живут неосознанно, не зная истинного смысла жизни. Слава Богу, что иногда они помогают друг другу.

Когда человек любит человека, то Бог в человеке любит Бога в другом человеке. Силой любви своей человек проникает сквозь внешнее в человеке, сквозь недостатки и всей своей глубиной ощущает чистое бытие другой души. В любви к Богу и человеку много общего, та же бесконечность чувства, тот же божественный огонь.

Чем взрослее я делаюсь, тем нежнее должно становится сердце моё. 

Музыка - стихия моей души, жизнь души. Человек подлинно живёт, воспринимая музыку. Музыка – родная душа, как забытая родина.

Когда я кого-нибудь люблю, для меня перестают существовать другие мужчины. Беда в том, что долго любить не удаётся: человек уходит из моей жизни болезненно или безболезненно для меня по разным причинам, не всегда от меня зависящим.

Утром у меня частный урок, до 7 часов вечера работа в школе, полчаса пью у ученика кофе за разговорами об изучении рыб, о росте преступности и так далее, свидание с папой, затем по дороге к метро недолгая встреча с Натальей Львовной и Марией Николаевной Дружининой, дом, письма, еда, дневниковые записи.

Беременность тяжелит черты лица некоторых женщин.

В Студии Художественного слова никаких новых стихов не учу, чувствую себя неспособной к выражению страстных чувств.

Видела Лину и Олега-Володю Иванова, не могла расстаться с ними. Я дурею при встрече с друзьями, так как чувствую себя с ними свободно, расслабленно,  блаженно.

Володя Самородский мне милее всех людей.

Три дня подряд ходили с Олегом Ивановым по разным храмам, кормили птиц,  разговаривали, молчали.  Мне кажется, что после любви к Володе Самородскому я больше не буду никого любить.(до 100 лет буду влюбляться и любить... 2010 г.)

Печальная участь моей страны.

Все человеческие симпатии кончаются тем, что образуется семья, и продолжается род человеческий. В противном случае люди обычно или всю жизнь страдают, если они однолюбы или ищут новой любви, чтобы заглушить старую, чтобы “вместить своё сердце в другого человека” (по Андрею Платонову).

Я не просила любви к одному человеку. Мой любимый делается моим вторым "я",  моим Alter Ego, мне необходимо делится с ним тем, что мне открывается, тем, что мне дарит жизнь.

Решила дать себе отдых и вечерами быть дома. Господи, даруй мне время.

Прочту я книги, поиграю на фортепьяно, уберу дом, а дальше что? Жизнь затворника едва ли мне по плечу. Боюсь, что придёт тоска по человеческому теплу. Пока: Бог, я и Володя Самородский в душе моей.
 
Приехал Олег-Володя Иванов, сварил суп. Я стирала. Мы пообедали и поехали в церковь слушать канон святого Андрея Критского. Олег–Володя, сказал мне, что он одинок, что кроме Лины и меня, у него никого нет.

Олег ещё сказал: "Для меня смотреть на людей праздное развлечение. Иногда хочется их любить, иногда жалею их".

"Ты хотел бы быть писателем?", - спросила я. "Да, но у меня нет образования". Я рассказала ему о самоучке поэте Алексее Кольцове.

Я хочу зафиксировать, как бы остановить жизнь. Отсюда желание творчества, ибо в нём вечная жизнь.

Всегда трогает меня, когда одни человек влюблён в другого.

Переводы лишены поэзии, но трогает душа поэта сквозь перевод. Читала Байрона “Стансы к Августе”.

Я купила себе длинный синий плащ. В хорошей одежде лучше себя чувствуешь.

Мысли об одиночестве: человек сам по себе пуст и не может сам себя кормить. (не едой) Человек в то же время полон энергии, которую он должен раздавать.

От одиночества можно сойти с ума, впав в глубокую тоску от своей ненужности,  никчёмности.

У Бетховена великолепная фантазия, я поражаюсь ей, играя с листа его сонаты.  Один из 4-х томов мне подарил друг юности моей Илья Шифрин.

Играли с Саней Соломатиным вместе, он на скрипке, я ему аккомпанировала на фортепьяно.

Любимые композиторы Рихтера: Бах, Шуман, Шуберт, Дебюсси, Бетховен, Прокофьев. В руках Рихтера Прокофьев делается ближе, в его игре архитектурность, ум,  ясность, Душа. Он, как оркестр, симфоничен.
 
Сегодня моя ученица хорошо играла “Романс” Майкапара, она была моим маленьким оркестром, мы обе получили истинное удовольствие от урока.

В музыке Скрябина полёт, стремление, тоска. Такая музыка не утоляет, она “возмущает бескрылое желание”*, зовёт куда-то, но не приводит туда, куда зовёт.

*цитата Пушкина из Маленькой трагедии "Моцарт и Сальери".
 
Утешительна мысль о том, что Бог нас любит, но ещё утешительней чувство этого.  Отдушина нашей унылой жизни богослужение в храме, любовь людей друг к другу,  литература, искусство, природа. Я чувствую себя не только молодой - юной. Иногда хочется озорничать.

Энергия печали переполняет сердце от болезни тела. Горести смягчают душу, делают её ласковой и терпеливой с людьми, с детьми.

Часто снится Володя Самородский, он несчастлив, одинок, болен.

Ещё мне снится, что я пою в храме. (позднее я в очень многих храмах Москвы пела)

Я ничего от жизни не хочу, кроме того, что уже есть. Вчера видела в автобусе человека, похожего на Костю Кузьминского. У него голубые тусклые глаза, лицо желтоватое, на красивых руках обручальное кольцо. В его лице было для меня очарование какое-то, сердце чувствовало его обаяние. Я бы влюбилась в него,  если бы чаще видела.
 
В компании знакомых встретили Пасху, на всех лицах людей в Пасхальную ночь была чистота, было хорошо и интересно.

Смотрели работы художника Саши Путова, он очень талантлив, но в его работах мрак, укор людям, тоска. Светлых, созерцательных картин у него мало. С большой силой в них выражены страдания человеческой души, не через рисунок, не через линию, а через цвет, через что-то необъяснимое, без чего нет подлинного искусства. Картины разнообразны по стилю,  по манере, по форме.

Один человек говорил о религиозности джаза, о том, что люди, слушая джаз, объединяются. Я сказала, что классическая музыка тоже объединяет людей, что джаз людьми воспринимается чувственно, а классическая музыка душевно и духовно.

Во мне очень сильно женское начало, дон-жуанизм в юбке, поиски своего человека.

Были с сестрой у Натальи Львовны вместе с Витей Мамоновым и Асей, Одиком. Я всё дурачусь. Все христосовались. Ася прелестна, у неё милые, смешливые, чистые глаза.

Одиночество мне слаще после того, как я несколько дней вижусь с людьми.

2/V. Были с сестрой у матушки Наташеньки и её мамы Антонины Фёдоровны. Дочь Наташи Маша поразительно быстро привыкла к моей сестре Лене и стала с ней играть, не хотела от неё уходить.

Я позанималась музыкой. Лену приняли, как родную. Нас дважды кормили. Пришёл отец Владимир, проходя мимо одной из комнат, он видел, как Маша и Лена ползают по полу, кого-то изображая. Он изумился.
 
Вечером мы слушали квинтет Шуберта, играла Мария Гринберг. У неё было усталое,  благородное лицо. Феденька Дружинин был светлее всех, улыбался, раскланиваясь. Я восхищаюсь его даром музыканта, благородством и красотой. Сестре он тоже понравился. Мы пошли поздравлять его за кулисы.

Брат мой разочарован в людях, одинок. Ум его не в радость ему. Мы тепло с ним поговорили. Бедный мой брат, душа у него добрая, но спит как бы. Сочувствие к нему.

У меня тихое торжественное настроение, жизнь моя повисла на каких-то весах. Как я хочу, чтобы Володя С. полюбил меня навсегда. Он мог сегодня приехать ко мне в гости.

Володя С. не приехал. Я спокойна, занимаюсь делами.

Была в храме, подумала: главное, чтобы ему было хорошо. А будем мы вместе или нет, не имеет значения.

Жду друзей, думаю о Володе. Душа моя погаснет, как она погасла в отношении прежних любимых.

Когда я читала Евангелие, раздался звонок в дверь, я сказала про себя: “Господи, спаси и помилуй Владимира”. Открываю дверь, это он. Два часа он искал меня.  Поздравил с днём рождения, принёс мне тюльпанов. Мы разговаривали с ним на кухне о его болезни, о маме. Мы долго с ним говорили, гости были предоставлены сами себе: Лина, Юля Т., Галя Малинина. Раза два я порывалась идти к девочкам,  Володя останавливал меня. Я была спокойна, улыбалась. Во мне не было уныния. Я была тиха.

Пришёл Боря Талесник, мы с Володей вошли в комнату. Володя и Боря оживлённо разговаривали, пока мы готовили с девочками ужин. Пришла сестра, сутки назад она видела Володю, он остановился у своей знакомой Оли. Сначала он нервничал, потом стал спокоен. “Как Галя?”, - спросил он у сестры вчера. 

Я пошла провожать его, спускаясь по лестнице, он спросил, приеду ли я летом в Михайловское. Я сказала, что мне там негде жить. Володя пожалел, что так быстро уезжает.

Прощаясь, я протянула ему руку, мы поцеловали друг друга трижды. Он оглядывался на меня из автобуса, улыбался, махал рукой. “Пиши”, - были мои последние слова. “Как приеду, сразу напишу”, - сказал Володя. Я была ненавязчива, ласково и просто смотрела на него.

Гуляли с папой около м. Добрынинская. Папа рассказывал мне о деревьях.

День был освящен мыслями о Володе. Сейчас душа моя с ним, тепло. Я знаю, что он прекрасен, естественен, никакой позы, он объяснял мне, как приклеивать половицу, сидел на корточках, смотрел на меня снизу вверх ярко-синими глазами.

Он сказал, что не хочет пить. Лицо у него больное, впрочем. У него чудесная улыбка, очень светлое, доброе лицо. Кажется, наши летние встречи разбудили его от некоего сна. Он стал оживлённей, много говорит.

Сестра говорит мне, что я буду скучать с ним, что он очень наивен. Он живёт,  забыв себя, не сосредоточенно, он, как дерево или цветок.

“Каким человеком ты хочешь быть?”, - спросила я сестру. Она ответила: “Добрым и чистым”. Когда у нас с ней мир, я чувствую себя совершенно свободно, как ни с кем на свете. Она вспыльчива, как и я.

"Если Я возьму у тебя любимых, то дам тебе мир, Мой мир душевный и дам ощутить Моё присутствие – не достаточно ли этого?”( откуда это? )

Кажется, во мне нет злобы ни на кого.

Я всю жизнь ждала и искала своего человека, когда нашла, то оказалось, что он любит другую, что он болен, что мы – в разных местах земли живём.

Любовь-жалость у меня к нему и нежность. Мне кажется, что он боится меня.

Была в гостях у своего ученика Сани Соломатина, он говорит,  что можно многое рассказать о человеке, написавшем натюрморт. Саня похож на принца, лицо его благородно. У него хороший вкус в живописи.

Ночью слёзы о всех и о себе. Душа истосковалась по родной душе.

Я могу любить множество людей. Чувствую себя на людях то пятилетней, то каменно–неподвижной, проникнутой горькими мыслями. Всех тех, с кем я хотела быть – они были со мной краткий срок – Бог всех их, любимых, брал у меня, оставляя меня одну.

Я хочу быть “ловцом” человеков, но пока я улавливаюсь сама. Глазами Христа смотреть на людей...

Во мне спит вулканическая лава. Я боюсь себя. Я считаю себя некрасивой, но в моём лице есть выразительность, ум, вдохновение.

Боль одиночества, желание отдавать своё сердце.
 
Прикосновение к детям, животным и цветам рождает нежность.

Ни расстояния, ни времени нет для любви. Вырастают в сердце, как деревья, слова любви. Мне хочется побыть подле Володи.

Письмо от него сдержанное, короткое, деловитое. О себе он не пишет почти ничего.

Постоянно сдерживаемая энергия любви... Я написала Володе не отправленное письмо, мне стало легче.

Люди считают моё стремление избегнуть желания мести, избавиться от состояния хищничества, лицемерием.

Духовно меняюсь мало. Жажда жизни земной опять во мне. Не умею жить и с людьми разговаривать.

Гуляли с сестрой в лесу. На небольшом куске земли природа, переполненная людьми, не оказывает благотворного влияния.

Наталья Львовна сказала, что во мне есть дотошность и чистота души, ей нравится моё лицо.

Пели и смотрели ноты романсов Шумана. Они мне показались интересными. Наталья Львовна переводила эти романсы с немецкого языка.

Арсений Александрович Тарковский, познакомившись с моими стихами, сказал,  что я интересный человек. 

Нежность к Наталье Львовне, к моей сестре двоюродной Гале Рыбкиной, Лиде Савченко. Я одичала одна.

Собирались Студией Художественного слова у Зинаиды Николаевны Брытковой, читались хорошие рассказы студийца Александра Васильевича.

Стихи были читаемы мной и Лидой Савченко. Я пела Баха и итальянскую песню.  Чувствовала себя хорошо и свободно. Вот условия, чтобы я раскрывалась, а не каменела и уходила в себя. “Какая обаятельная девушка”, - сказал обо мне Александр Васильевич.

Отец Владимир Смирнов из Обыденской церкви (он крестил меня) сказал, что я не уеду из Москвы, пока не окрещу Ларису Карпову.

Философские системы кажутся мне трудными путями к Богу. Легчайший путь детской и смиренной веры. Наиболее приближает к Богу непрестанная молитва.

Когда я что-то хорошо делаю, во мне усиливается самолюбие. Когда я кажусь себе глупой, некрасивой, однообразной, я чувствую себя скверно, делаюсь ещё глупей, чахну. Одобрительные слова людей подбадривают меня, так как я неуверенна в себе.

Фильм о Леонардо да Винчи. Италия волнует меня. Когда мне было 15 лет, я чувствовала, что когда-то жила в Италии.

Один человек пишет, что мы богаче нашего сознания.

Моя душа застыла в неподвижности. На людей почти не смотрю.

Желание быть творцом остаётся только желанием.

Сейчас я от мира не получаю свежих впечатлений для внутренней жизни. Душа спит. Но, может быть, она копит силы, чтобы позже загореться пламенем?

Стефан Цвейг пишет о колоссальных, вечно вдохновенных Верхарне, Бальзаке, Диккенсе. Они жили тысячью жизней своих героев.
 
“Приезжай к нам”, - написал Володя Самородский.

Желание удержать Бога. Быть с Ним мучительно, это – неутолённая жажда. Одно слово горит в душе – Иисус. Просьб нет, только слёзы.

Днём заснула, снится Володя, держит мои руки в своих руках и говорит: “Так будет всегда?”, а я пустая, холодная, ничего не отвечаю ему.

Читаю Пушкина о Пугачеве, содрогаюсь. Тысячи погибших, поруганные жёны, не пощажённые дети... Все они плачут во мне, надрывая мою душу.
 
Я не буду счастлива на земле, пока не обрету любви к людям.

С жадностью читала Стефана Цвейга о Магеллане. Мысленно я совершила с ним кругосветное путешествие.  Восхищаюсь его мужеством.

Мой рисунок.