***

               
                Авария.



 За окнами,  натужно и со скрежетом  ползущего  трамвая,  накрапывает хлесткий  дождь. Сыро.  Холодно. Но это там,  на улице тоскливый осенний вечер. В  салоне тепло. Не от печки, разумеется. С топливом кризис. Водитель экономный.  Народу в салоне, как сельдей в бочке. И от их дыханья - тепло.  Когда на остановках раскрываются двери и резкий порыв ветра заносит холод и дождь, пассажиры вздрагивают. Съеживаются и жмутся друг к другу.   Хорошо если  вместе сидит семейная или влюбленная парочка.  Одинокому - неуютно. Не к кому прижаться. Жесткое сидение трамвая уже успело прогреться подо мной. И никакая сила не сможет меня  оторвать  от сидения.  Не охота выходить. Вот так бы ехал и ехал без остановок, до самого лета. 
Трамвай со скрежетом дернулся и остановился. Свет в салоне мигнул и погас. Долго стоим. Проходит пять минут…десять… Двери, издав ржавый звук, распахиваются.  Прогревшееся было чрево трамвайного короба наполняется промозглым   ветром.  Суетливо направляются к выходу те, кто сидит ближе к дверям.  С чавканьем и хлюпаньем удаляются куда-то в темень шаги.  В запотевшие окна трамвая видно, как тонкие струи моросящего дождя, словно рой комаров, облепляет бредущих путников.  Те, кто остались  в салоне,  нервничают. Наконец один, нетерпеливый встает,  и  кутаясь в легкой курточке, выглядывает на улицу. А там темно. Лишь ветер и дождь. За первым к выходу направился еще один пассажир. В дверях,  словно осеняя себе крестом, он раскрывает зонт. С хлюпаньем и чавканьем, меся ногами дорожную грязь, он уходит, куда-то вперед по трамвайным путям. Не терпящий возражений голос с заднего ряда: «Долго еще нам тут торчать»? Вопрос в никуда,  и ни к кому. Водителя давно нет в трамвае. Он тоже ушел куда – то по путям вперед. Из мутных окон  не видно ни зги. Лишь, как в зеркале, отражение салона. Сидеть в продуваемом коробе трамвая зябко. Ноги затекли. Судорога пробегает волнами по уставшим одеревенелым суставам. Половина вагона вышла на улицу, растворилась в осенней хляби за окнами. Решено. Надо выходить. Мокрый порыв ветра не ласково встречает у входа. Легкая летняя обувь, словно живое существо, скукоживается от прикосновения холодной липкой грязи. И хотя из окон трамвая казалось, что там,  снаружи темень непроглядная, на улице еще светло. Может оттого, что глаза уже привыкли  к сумеркам? Впереди темнеет громада другого трамвая, второго, третьего… Длинная очередь почти пустых с раскрытыми дверями вагонов.  Справа и слева, разбрасывая фонтаны грязи,  суетятся легковушки.  Счастливцы – частники, из окон своих автомобилей, с пренебрежением и жалостью смотрят на бредущих по скользким путям незадачливых пассажиров. Впереди, на развилке трамвайных путей пробка. Движение машин, как обычно в таких ситуациях, застопорилось. Хаос! Поблизости нет ни одного постового-гаичника.  Ревут клаксоны. Из окон легковушек высовываются нетерпеливые водители. Рев сигналов перемежается с отборным матом. Никто никому не хочет уступить дорогу. Каждый  норовится проскочить первым.  Из-за чего создает дополнительные проблемы и себе и остальным.  Поперек трамвайных путей в окружении толпы зевак стоит покореженный грузовик. Трамвай, что завершает длинную процессию полупустых вагонов,  сошел с рельсов и загородил собой шоссе, смяв в лепешку бок грузовика. Тот в свою очередь задел пару легковушек.  И все – это, покореженные машины и трамвай,  окружены плотною толпой зевак,  которая с каждою минутой все растет и растет. Между машинами и толпою, виден  небольшой просвет. Так пятачок, освещенный мертвенно-желтым светом фар грузовика – кружочек, в который никто не хочет войти. Но из-за спин, окруживших, не видно, что происходит там, внутри, этого загадочного кружка. Народ вокруг волнуется, шумит.
-Что там, произошло?  Почему стоим. – вопрощает чей-то представительный голос.
-Наверное, медведя поймали. –  Озорной голос.
-Вроде как человека сбили. Господи! Когда же закончится это безобразие. Людей давят, как собак бродячих. И никому нет до этого дела – Этот, наверное,  работает где-нибудь в профкоме или, в местной партъячейке.
-А нечего под колеса лезть. Мало, что - ли дороги ему. Сидел бы дома.
-Напился в зюзю, видно, бедолага. Правильно! Нажрался, сиди дома. Нечего по улицам шастаться. 
-Да пустите же вы, дайте посмотреть, что там происходит.
-Там и без тебя обойдутся. Куда прешь?
  -Вызовите, кто-нибудь милицию, скорую. Может, человек еще живой. – По голосу понятно, с такими дамами лучше не шутить. Истеричка!
- Вызывали уже. Сказали что выехали. Вот когда доедут, неизвестно.
-Смотрите, вроде бы живой. Да он пьян как скотина. Бомжара какой-то. Пошли, нечего глазеть  на это животное. Господи!  Житья от этих бродяг нет. Хуже собак бродячих. Я бы их перестрелял всех.
- А ты сам кто такой? На себя сначала глянь! Тоже мне охотник нашелся.
- Расступитесь,  «Скорая» подъехала. Да уступите же дорогу! Ей-богу, дикари. Что, не видели человека, попавшего под колеса? Разойдитесь.
Сквозь плотное кольцо зевак продираются трое в белых халатах. Толпа нехотя пропускает их. Любопытство гонит меня вслед за «белыми халатами». И вот я уже в самом центре. Сначала ничего не видно.  Лишь плотное кольцо зевак вокруг  черного пятна, освещенного мертвенно – бледным светом множества фар. Но  вдруг, грязь, под колесами грузовика шевельнулась.


-Да помогите же ему! Что вы стоите как истуканы? – Визгливый крик «Истерички» перекрывает гул толпы. – Что вы все смотрите? Это я Вам говорю, мужчина в халате. Вы для чего сюда приехали? Его надо в больницу отвезти.
-Щас! Нам только этого добра не хватало. – Старший из «Скорой помощи» - брезгливо кончиком носка отодвигает от себя  ползущего в его сторону бомжа. – Мыть его кто будет? Я что ли? Мне это  не  к чему. У нас и без него полно больных. Своих не куда класть. В коридоре вповалку лежат. Да и не пустят этого – кивок в сторону ползущего. – Больные хай поднимут. 
-Правильно говоришь, братан. – Поддакнул кто-то из толпы. – Он еще атмосферу испортит своей вонью. Жив, здоров. Ну и пусть ползет куда ему надо. Только с дороги его куда-нибудь  оттащите.
-Сам попробуй. – парирует молодой. – Мне не в кайф, руками трогать это дерьмо.
Да как Вы смеете так называть человека дерьмом. Сам что ли лучше.  – Дебелая женщина с ярко накрашенными губами,  накинулась на парня. – Ты  за это деньги получаешь.   
-Ну не из-за это чмо. Саша, поехали, ну его в задницу. Я за такую работу не возьмусь. Хоть сегодня уволюсь.   
-А ну-ка без дураков. – Гул толпы перекрикивает властный начальственный голос. – Наконец-то прибыла милиция. Старший из группы, капитан, орет на сотрудников «Скорой помощи» - Устроили, здесь понимаешь, цирк. Быстро убрали с дороги потерпевшего. Я еще поговорю с вашим начальством. Граждане расступитесь. Ей-богу дикари. Разойдитесь по домам. У вас что, дел своих нету….
Народ чертыхаясь и ругаясь расходится. Санитары брезгливо больше ногами, чем руками, затолкали потерпевшего но носилки и занесли в машину. «Скорая» ревя  включенной сиреной проносится вдоль застывших трамваев. Грузовик оттащен в сторону, на обочину дороги, подоспевшим трактором. Движение потихоньку возвращается в привычный ритм.